Чужие грехи

Таких кошмаров я еще никогда не видел. Отрубленные руки и головы, висящие на крестах трупы, истерзанная женская плоть, лай огромных псов и бесконечные крики, сливающиеся в один. Ужас без конца, текущий мутным потоком - и в центре этой безумной вакханалии я. Не в качестве зрителя, который способен отвернуться, не в качестве жертвы, которая может хотя бы надеяться сбежать. Нет, все, что было передо мной – являлось делом моих рук. Это я убивал, пытал и насиловал. Господи, как такое вообще могло присниться нормальному человеку, дружащему с головой. Хотелось бы, чтобы все это в одночасье прекратилось, но гнусная чернуха вертелась перед глазами, как назойливый волчок, не отпуская и не давая остановить собственные же зверства. Только когда в мозгу пронеслось видение какого-то бородача, с которого я со знанием дела принялся неторопливо снимать кожу, я дико заорал и проснулся. - Милорд, вы меня слышите? Распахнув набрякшие веки, я хмуро взглянул перед собой, мол, что еще за глупые шутки. В общаге у нас приколистов немеряно, но голос показался незнакомым. Или знакомым? Возле кровати стоял лысоватый полный мужик, одетый в черный балахон, а с шеи свисала цепь, на которую можно было бы посадить медведя. Мейстер Уолкан – подсказала память. Что ж, идея начать смотреть «Игру престолов» пару недель назад была однозначно неудачной. А заканчивать, когда меня свалила простуда – еще хуже. Результат налицо – кошмары в стиле Семи Королевств, и мейстеры кровавые в глазах. То есть Уолкан был, конечно же, не кровавый, по крайней мере, пока, но бредом все это попахивало. Бред. Буду знать, как он выглядит. У меня ж температура накануне поднялась под сорок, выпил я парацетамол и тихо-мирно завалился спать, только, судя по всему, лекарство мне на пользу не пошло. Как же хорошо, что самый страшный сон в моей жизни закончился. Сейчас еще этот мейстер развеется, и будет совсем отлично. Где мой градусник и телефон? Выпростав руку из-под одеяла, я пошарил вокруг, но так и не обнаружил нужных мне предметов, зато ощутил всю осязаемость происходящего – черт, это же суровая реальность вестеросского Севера с одеялами из шкур и деревянными кроватями. Напротив горел камин, а в окна сочился сероватый холодный свет. Мейстер с опаской следил за моими действиями и повторять свой вопрос не осмеливался, как не осмеивался и выйти, поскольку у него, похоже, было, что мне рассказать. На столе поблизости лежали свернутые полотенца, громоздились какие-то пузырьки и виднелась большая плоская чаша – судя по всему, я был болен здесь не менее серьезно, чем там. Что вообще творилось? Словно ответ на мой вопрос в голове замелькало все то, что пару минут назад было частью сна. Я свежевал человека, привязанного к кресту. Во всех подробностях, без сериальных купюр и затемнений. К горлу тут же подкатила тошнота, и, выпучив глаза, я замотал головой, глядя на растерянного Уолкана и одновременно наблюдая всю эту мерзость где-то внутри себя. Видя, что меня вот-вот вырвет, мейстер ожил, схватил чашу и очень вовремя сунул ее прямо ко мне на грудь. Слава богу, я успел немного приподняться, и волчьи шкуры на постели не пострадали. Сейчас это был точно не сон, это были воспоминания. Чужие отвратительные воспоминания, заставлявшие меня чувствовать себя героем «Заводного апельсина», только в отличие от Алекса я смотрел кино со своим участием и дурно мне было от самого себя. Я – Рамси Болтон, ублюдок, во всех смыслах этого слова, творивший такое, что людям со здоровой психикой даже не представить. Если бы кто-то сейчас сказал мне, что оказаться в другом мире - это всегда увлекательно, интересно и открывает массу возможностей, я бы с удовольствием поделился с ним памятью Рамси и его жизненным опытом. Невидящими, слезящимися глазами я уставился перед собой, пытаясь остановить дъявольщину, стучавшую внутри моего черепа. Где-то там я сдирал кожу с живого человека. Мейстер Уолкан что–то говорил, но я его уже не слышал. Сердце заходилось в скачущих ударах, в ушах стоял гул, все тело горело, а комната плыла. Тенью мелькнула служанка, забрала чашу из моих дрожащих рук и испуганно унеслась прочь. Я попробовал отстраниться и вернуться к своим воспоминаниям - я не он, я не делал этого, я не он, это просто чужая грязь в моем сознании, которую можно контролировать, если сосредоточиться. Поставить самый хлипенький барьер и хоть как-то успокоиться удалось с большим трудом. Подняв воспаленные глаза на мейстера, я, чтобы отвлечься, попытался разобрать, что же он хочет до меня донести. Несколько раз прозвучало слово «яд». По его словам, выходило, что накануне мне стало плохо, и есть все основания полагать, что кто-то предпринял попытку отправить меня на тот свет. Что ж туда мне, то есть Рамси, и дорога. Постойте, как же это – в «Игре престолов» такого не было. Рамси сожрали собаки, а до этого все его люто ненавидели, боялись, но травить не травили. Интересно, кто же тут выискался такой смелый и отчаянный. Уолкан произнес имя Теона Грейджоя. Вот черт, и зачем он это сделал – только я отошел от вида того замученного мужика, как на меня тут же обрушилась новая порция садистских зарисовок, на этот раз с участием принца Железных Островов. Я обхватил голову и согнулся пополам. Хорошо, что мейстер отнес мое странное поведение к остаточному воздействию той дряни, которой меня попытались опоить. Вырвав для успокоение пару клоков шерсти из сбившихся шкур, я попробовал вспомнить вчерашние события, а не давние пытки, которые всплывали с такой легкостью, будто это были самые светлые и приятные моменты в моей жизни. Ну да, именно Грейджой, по своему обыкновению сгорбившись и шаркая, принес тот злополучный кувшин. Неужто он партизанить вздумал, он же, вроде, совсем зашуганный был после всех этих издевательств. Как бы то ни было, мейстер сообщил, что Теона заперли на псарне до выяснения всех обстоятельств, при этом он так трясся, что практически все убеждены, что он точно причастен. Лорд Болтон даже отдал приказ тащить его в подземелья для допроса и расправы, но, узнав, что я скоро приду в себя, отложил это до того времени, когда я сам смогу поговорить с предателем. Как же это было некстати - Теон, похоже, все-таки решил отомстить Рамси, а разбираться с ним предстоит мне. Внутри похолодело, мне что, придется его убить? А перед этим… - Леди Санса, ваша жена... Мейстер Уолкан, небритая ты скотина, сейчас же ты меня совсем доконаешь – при упоминании жены мозг забился в агонии от того, что Рамси делал с Сансой Старк в последние дни. Бедная рыжая дурочка в лапах маньяка. Память у этого гада была отменная, богатая на звуки, краски и гнусные подробности. Не дав мейстеру договорить, я рявкнул: - Пошел вон. Пришлось срочно заткнуть Уолкана, пока он не вспомнил еще кого-нибудь, над кем младший Болтон куражился за свою недолгую, но гнилую жизнь. - Как вам будет угодно, милорд. Как только дверь за ним закрылась, я понял, что есть заведомо проигрышные партии – и моя была одной из них: либо мне придется стать убийцей, причем жестоким, и мириться с кошмарами из памяти Рамси, либо самому умереть. Что страшнее – потерять самого себя и стать скотом в собственных глазах или потерять жизнь? Передо мной возникло заплаканное, почти лишенное чего бы то ни было человеческого лицо Грейджоя, как ответ. Он уже никогда не станет адекватным, так же как Санса никогда не будет прежней, хотя с нашей первой брачной ночи прошло всего несколько дней. Такого унылого фатализма и обреченности я еще никогда не ощущал. Мда, разгрести, все то, что сотворил Рамси к этому моменту, уже никому не под силу. Может, сразу сходить к Теону и узнать, где взять утроенную порцию той бурды, которой он меня хотел попотчевать, коль скоро это действительно был он. Я сдохну, а мир порадуется. Если я тут на правах гостя, то, возможно, вернусь в свою реальность, а если застрял, то, хочется верить, что проснусь хотя бы без этого выворачивающего наизнанку прошлого и в виде кого-нибудь более человеколюбивого. Затягивать с уходом отсюда не стоило. Нет. Что-то внутри меня сказало «нет». Если кто-то рискнул меня отравить, то, значит, события уже пытаются развиваться не так, как на экране. Получается, даже если мой выбор - закончить все и остаться человеком, то напоследок я мог бы попробовать тоже успеть что-то изменить в этой истории. Не хотелось об этом думать, но мысли снова вернулись к убийствам. Если задержаться здесь даже на пару недель, то с вероятностью сто процентов мне придется замарать руки. В этом жестоком мире смерть была обыденностью. И сейчас, до начала любых действий, мне нужно было понять, где лежат мои границы, если быть абсолютно честным с самим собой и не кривить душой. У себя дома я бы никогда не стал об этом размышлять – а тут, спасибо, выродку Рамси Болтону, сидел, озадаченный вопросом: при каких обстоятельствах я бы мог убить человека, не в компьютерной игре, не на словах, а живого из плоти и крови? Ни при каких - был первый спонтанный ответ. Я попытался нащупать хоть что-то во тьме, ведь к убежденным пацифистам себя никогда не причислял. Ни при каких – упрямо повторил мозг. Вдруг на ум пришла самооборона. Повертев разные ситуации, взвесил их на внутренних весах – картинки рисовались малоприятные, но это было… приемлимо. Неожиданно – я ведь только что был уверен, что ни за что и никогда не смогу вот так взять и лишить кого-то жизни. Следующий пункт – защита близких, это, пожалуй, даже стоило вспомнить до самообороны. Здесь, правда, их у меня не было: Санса уже успела возненавидеть мужа-изверга, а кроме нее мне даже теоретически защищать никого не хотелось. Мои размышления текли дальше - пожалуй, допустимо убийство во время боя. Подумалось, что страшно это должно было быть до одури, но если бы я сразу не сбежал и не был бы убит, то мог бы и сам кого-нибудь прикончить. Продолжил копать глубже – мог бы убить какую-нибудь совсем законченную мразь. Привет Рамси от Рамси. Да, на такого, как он, вполне бы рука поднялась, особенно если бы увидел его во время его выходок. Получалось, что ни фига я не ангел и не Бэтмен – вот он точно никого не убивал, а у меня уже набрался список, который, пожалуй, позволил бы мне протянуть какое-то минимальное время тут, не превращаясь в своих же глазах в звероподобного мясника. Убийства для устрашения, изощренные убийства, убийства детей – этим я заниматься не смогу, так что лордом Болтоном мне тут точно не светит стать. Интриган из меня никакой. Учитывая это и ненависть со стороны достаточного количества людей, в долгосрочной перспективе мне все равно ничего хорошего не светит. Вопрос – что же стоит делать, если жить тебе по собственной оценке осталось от силы несколько месяцев, и при этом хочется закончить существование относительно достойно? Я слез с кровати - то ли отравитель из Теона был паршивый, то ли Уолкан в противоядиях хорошо разбирался, но чувствовал я себя сносно, конечно же, когда в мозгу не сверкали избранные деяния Рамси Болтона. Голова, правда, кружилась, и из стороны в сторону меня все же пошатывало. Однако я сам привел себя в порядок, выбрался из своей берлоги и распорядился принести завтрак к дверям леди Сансы. Сегодня был пятый день нашего брака, пятый день ее персонального ада, и если мне и следовало куда-то пойти, то именно к ней. На прощение можно было даже не рассчитывать, но была надежда, что удастся хотя бы как-то ее успокоить. Не представляя, что нужно говорить в таких случаях, я решил отрепетировать начало своей речи. К сожалению, было такое чувство, что вместе с памятью этого подонка мне досталась еще и изрядная доля его извращенного чувства юмора или просто тупости. В голове вертелось только: «Прости, моя милая жена, что насиловал тебя, начиная со дня свадьбы». Фыркнув от злости на самого себя, я уселся на огромный сундук в конце коридора и раздраженно уставился в окно, за которым летели мелкие, колючие снежинки. В этот момент показался запыхавшийся мальчишка с подносом – все знали, что приказы сына лорда Болтона надо исполнять максимально быстро, иначе последствия могут быть самыми непредсказуемым. - Поставь под дверь. Можешь идти. Ладно, хуже уже быть не может - кажется, так говорила сама Санса. Убедившись, что остался один, я отпер дверь, поднял поднос и, нахмурившись, вошел внутрь.