Чужие грехи

Я искренне рассчитывал на то, что Санса спит. Это дало бы мне еще какое-то время на размышления, но, увы, ошибся - заслышав, что кто-то вторгся в ее комнату, она сразу же резко приподнялась на кровати и села. Растрепанная и испуганная, с широко распахнутыми глазами она пыталась понять, кто перед ней – очередной враг или, может быть, друг. Ее внезапное движение застало меня врасплох, и поднос в руках сильно дрогнул – я все-таки был не в лучшей форме. Черт, не хватало еще начинать важные объяснения с мясной запеканки, размазанной по штанам. Я машинально зыркнул в сторону постели – «мол, нечего людей так пугать, я же и уронить могу» и тут же сообразил, что совершил большую ошибку. Санса к этому моменту уже поняла, кто ее визитер, и мою реакцию истолковала по-своему. Еще бы – быть разбуженной Рамси, который бросает на тебя злобные взгляды, удовольствие только для самых отпетых мазохистов, которым надоело жить. В общем, семейная сцена номер один вышла по-своему эталонной: я с недовольной мордой и вжавшаяся в подушки Санса. Правда, это было совсем не то, чего мне хотелось. Вздохнув, я поставил злополучный поднос на стол и уселся, соображая, как исправить ситуацию. - Миледи, вам надо поесть… Прозвучало это, конечно, натянуто, но разговор надо было хоть как-то начать. Вполне ожидаемо, ответа не последовало, и я присмотрелся к девушке. Глаза Сансы были устремлены куда-то вниз, а сама она, бледная, заплаканная, в ореоле спутанных рыжих волос, замерла так, как будто старалась лишний раз не дышать. Было видно, что она готовится к самому худшему, что вот-вот должно было произойти. Мое вежливое обращение, похоже, только усугубило ее плохие предчувствия – если Рамси был учтив, то это грозило более изощренными издевательствами. Поэтому оставив любезности, я повторил то же самое другими словами: - Поешь, лучше спать сытой, чем голодной. Она бросила на меня быстрый взгляд, в котором страх мешался с удивлением, однако, так и не шевельнулась. - Ладно, тогда я сам чего-нибудь съем. Завтрак явно собирали на скорую руку, но выглядел он вполне аппетитно и по-северному сытно. Основной еды лишать Сансу я не планировал, а вот одну из булочек можно было и заточить. Хоть меня все еще немного мутило, я решился – уж больно хороши они были на вид, глядишь, и тошнота пройдет, и нервишки успокою. Во время сессий, по крайней мере, это срабатывало. Я принялся за булку. Придется снова нырять в помойную яму воспоминаний Рамси, чтобы восстановить все, что было между ним и Сансой. Те мерзкие отрывки которые до этого являлись в моей голове, нужно было как-то упорядочить во времени. Вчера, к счастью, он ее не трогал – не успел. Перехватив у Грейджоя, который шел с вином по ближайшему коридору, кувшин, он ввалился к Сансе, выпил два с половиной кубка этого самого вина, попутно развлекая ее разговорами о том, как править ножи для свежевания, ибо она теперь Болтон и должна в этом разбираться. Затем фонтаном изверг все выпитое прямо перед ее кроватью, кое-как добрался до порога и там в судорогах отрубился. Теперь понятно, почему Санса дышала через раз – боялась не только насилия, но и всей этой истории. Боялась, что могут обвинить ее, особенно после того, что произошло с Джоффри. Тут действительно захочется забиться в щель, а еще лучше полностью исчезнуть. Она, очевидно, со вчерашнего вечера молилась, чтобы Рамси сгинул навсегда, а тут он, то есть я, заявляюсь к ней поутру вполне себе живой-здоровый и жажду пообщаться. Более ранние воспоминания мне вообще было больно видеть. Предыдущие три ночи муж-ублюдок ее насиловал, причем в первую ночь после свадьбы притащил с собой Теона, который молча лил слезы в углу, во вторую избил (хорошо хоть Грейджоя в этот раз уже не было), а в третью оставил три длинных пореза на лопатке со словами, что неплохо будет вот так считать каждый день их супружества. Четвертая ночь была вчера, и только случайность уберегла Сансу от урода, который с каждым разом набирал обороты и все больше входил во вкус. Я с остервенением куснул булочку – вот паскудство. Рок, судьба, старые и новые боги – можно же было отправить меня сюда на несколько дней раньше: и мне разницы никакой, и девчонка была бы в порядке. Неужели этот отравитель не мог сделать свое дело на свадьбе Рамси? Найду, все выскажу этому тормозу – садистов надо травить на свадьбе, а не после нее. Короче, картина была безрадостная. На Сансу, кстати, я не думал – не выходя из комнаты, раздобыть яд она вряд ли могла, да еще так быстро. С собой его привезти тоже не должна была – Петир ей такой радужной лапши на уши навешал, что она до последнего надеялась на лучшее, а не готовила диверсии дому Болтонов. Грейджоя она пока что ненавидела, ведь про братьев он рассказать ей еще не успел. И свечку она ему пока не предлагала отнести – в воспоминаниях Рамси не было явки Теона с повинной. Так что даже сговора с ним у нее еще не могло состояться. Были только три ужасные ночи, страх быть обвиненной в покушении и человек, которого она ненавидела и боялась, и который сейчас сидел прямо перед ней. Мне захотелось подойти, поставить поднос в постель, чтоб ей не пришлось вставать, легко обнять ее, погладить по распушившимся волосами и сказать что-то хорошее, но лучшее, что я мог сейчас сделать – это вообще не прикасаться к ней и придумать хоть какое-то объяснение моему поведению, как прошлому, так и будущему. - Сожалею, что вел себя недостойно. Санса снова подняла на меня глаза. Страх, непонимание, попытка их спрятать – сколько всего может быть в одном девичьем взгляде. Стараясь выглядеть безучастной, она, тем не менее, была удивлена моим подобием извинения. - Начиная со дня твоего приезда в Винтерфелл, я пил не просыхая. И вчера, кажется, перебрал окончательно. Санса, Санса – как ты не скрывай свои эмоции, все видно. Теперь за ледяной маской показалось презрение. Что ж, лучше пусть она считает мужа опасным пьяницей, чем законченным психопатом, кайфующим от причинения другим боли просто так. Мне самому версия с насилием на почве алкоголя казалась так себе, но лучшей не родилось, да и Санса знала Рамси всего ничего, так что могло и сработать. - Я до последнего думал, что ты в богороще скажешь «нет», вот и пил, а после свадьбы вообще, как бешеный стал – не поверил. С чего не знаю, но не поверил твоей клятве, и всему, что происходит, и отцу не поверил, и насчет Тириона Ланнистера тоже. Всех хотел разорвать в клочья. И рвал. Глаза Сансы стали наливаться холодным светом. Было видно, как безотчетный, всепоглощающий страх отступал – отвращение, презрение, ненависть – вот что приходило ему на смену. Что ж на эти чувства у нее было полное право, мне же было важно убедить ее, что ночные кошмары больше не повторятся, и успокоить по поводу вчерашнего происшествия. - Мейстер сказал, что это отравление – но я-то знаю, что просто мешал все подряд. А еще, что сегодня в первый раз за две недели пил только воду и его поганые микстуры. Больше я не причиню тебе вреда. И вообще не трону, если только ты сама этого не захочешь. - Никогда, - наконец я услышал голос дочери Эддарда Старка. Говорила она тихо и безо всякого выражения, но, по крайней мере, уже не боялась хоть как-то на меня реагировать. – Я никогда не захочу, - в этот момент в ее глазах вспыхнуло такое негодование и омерзение, словно в ее постель собиралась заползти змея. Сейчас она смотрела на меня почти так же, как на Грейджоя, когда впервые увидела его на псарне. Сделав вид, что пропустил ее реплику мимо ушей, я продолжил: - Комнату запирать больше не стану, ты не пленница, - я поднялся и, прихватив еще одну булочку, направился к двери, давая понять, что разговор окончен. – Если кто-то будет тебе докучать или обидит – дай знать. И поешь, - обернулся я уже на пороге. Из полумрака на меня глядели почти волчьи глаза, ледяные, как небо за окном, злые, полные боли и ненависти. Одними губами Санса снова прошептала: - Никогда. Я пожал плечами: - Что ж, вот и начался мой дозор. Отсалютовав изумленной жене булочкой, я невесело усмехнулся и, скрипнув за собой дверью, пошел прочь. Да, извинения и объяснения вышли не самые лучшие – но кающемуся Рамси, она бы точно не поверила, и, возможно, испугалась бы еще сильнее – ей только безумца не хватало, который позавчера резал, а сегодня в ногах валяется. Лучше уж буду алкашом-извращенцем с неоправданными подозрениями и гипертрофированной ревностью - так было проще и понятнее. По пьяни невменяемый, а трезвый, вроде, ничего. Тем более, пил Рамси в эти дни действительно много, и винищем от него должно было нести постоянно. Только на самом деле, как ни странно, он почти не пьянел - у этого подонка была на удивление ясная голова и выносливый организм. Интересно, как скоро она пойдет ставить заветную свечку в окно Разрушенной башни – а еще, как ее будет вызволять Бриенна. Так, стоп, вот только разгневанной Бриенны на мою голову не хватало, у нее ж с ее благородными обетами сразу же после спасения Сансы будет следующий пункт - отмщение за Сансу. Значит, башня отменяется. К этому времени я уже спустился во двор и, заприметив на другой его стороне мальчишку, того самого, что принес завтрак, махнул ему рукой: - Эй, иди сюда. Ты ведь, Нел, верно? Так вот, Нел, проследи, куда сегодня будет выходить леди Санса из своей комнаты. На кухне скажи, что я дал тебе поручение. Если леди направится в сторону Разрушенной башни, сразу беги ко мне. Если успеешь, то хорошо, а если будешь медлить… Но я же знаю – ты медлить не будешь, ты молодец. И еще – леди Санса не должна тебя видеть. - А где мне вас искать, милорд? - На псарне, затем на главном дворе – если и там не будет, то в подземелье. Мальчишка выглядел шустрым и сообразительным, такой должен был справиться. А у меня были и другие дела. Ноги сами несли меня на псарню – что в Дредфорте, что здесь, это было любимое место Рамси. Мои же первые впечатления были отвратительными – решетки, запах псины, и, конечно же сами собаки – огромные, свирепые и ужасно громкие. Снаружи кипела жизнь – работники восстанавливали замок, стучали молотками, грохотали досками, пилили – это были звуки жизни, а здесь, как только я шагнул под каменный свод, раздался такой адский лай, что сразу стало понятно – это симфония смерти. Собаки, вроде как, ни в чем были не виноваты – но почему-то захотелось прикончить всю эту бесноватую свору разом, чтобы она замокла навек и никогда больше никого не загрызла со своим раздирающим уши лаем. Стоило больших усилий подавить этот импульс, не думать о том, что собранные здесь псины делали с людьми, и разогнать кровавое марево, которое снова чуть не заволокло мое сознание. - Сидеть! Надо отдать должное, повиновались собаки мгновенно. Лай тут же стих, и двигаться дальше уже удалось без этих жутких звуков. Нужно было распорядиться кормить здешних чудовищ почаще, а, если получится, то еще и сменить псарей на более адекватных. Странно было видеть, как здоровенные зверюги, секунду назад наскакивавшие на решетки чуть ли не с пеной на морде, теперь смирно сидели и стучали хвостами по соломе, радуясь своему хозяину. Может быть, они все же были не безнадежны. Не сами они выбрали свою жизнь, Рамси Болтон постарался и сделал их такими. Но явился я сюда не ради собак, которые, когда затихли, уже не казались такими страшными - мне необходимо было увидеть другое порождение человеческой жестокости – то, что осталось от Теона Грейджоя. Съежившись в комок, он лежал с закрытыми глазами за последней решеткой, когда я подошел. Отдав собакам команду «Гуляй!», после которой они снова оживились, я принялся отпирать засов. Предстояла еще одна неприятная беседа, которую я спешил провести с глазу на глаз - свидетели мне были совершенно не нужны, особенно если выяснится, что за неудавшимся покушением стоял все-таки Теон. В том, что он легко расскажет правду, я почему-то даже не сомневался. - Грейджой, - позвал я его, видя, что он остался абсолютно недвижим, несмотря на грохот железа чуть ли не над ухом. - Теон Грейджой! - повысил я голос, делая шаг за решетку. Или он так крепко спит, или умер, или это какая-то уловка. Положив руку на кинжал – и откуда только в этом мире у меня взялись такие рефлексы – я подошел вплотную. - Вонючка, - сделал я третью попытку, с большой неохотой произнося позорную кличку, которую вовсе не собирался использовать. Вышло едва слышно и неубедительно, но на меня тут же уставились два голубых глаза, полных ужаса, а сам Теон отпрянул к стене. В грязных обносках, тощий и жалкий он смотрел на меня снизу вверх так, что мне тут же стало стыдно и неловко от того, что я не сдержался и назвал его подобным образом. Было ясно - еще один разговор начался совсем не так, как надо.