Вера
Двумя годами ранее
Дождь не может идти вечно. Надоело его слушать. Как барабанит за окном, по крыше, прямо над головой. Я не могу сконцентрироваться. Хотя кому вру, я даже не старалась. Учебник алгебры лежал передо мной, а я и строчки не могла прочитать, чтобы вникнуть, понять, чего от меня хочет само задание и брошенные на бумагу, несвязанные цифры. Ей богу, ощущение, что кто-то чихнул и забрызгал лист не соплями, а цифрами. Ибо это невозможно понять! Цифры буквально расплываются перед глазами от такого обилия. Чего ты хочешь от меня, задачник! — Мгх!.. С раздражением я отмела задачник в сторону и взялась за учебник со всей теорией. Заново. В библиотеке, где я сидела, засквозило. Я подняла голову. Само помещение собой представляло второй, открытый этаж, где стен не видно из-за количества шкафов с книгами, и только Мортимер знал, с чем ещё. Я туда не лезла, от греха подальше. Мортимер оберегал это место, вечно убирался здесь и терпел издевательства Лиама, что в один из самых ужаснейших дней — когда мы будем умирать от холода, а дров не будет, как и у нас — выбора, — он пустит всю «макулатуру» в печь. Мортимера эти слова никогда не оскорбляли — Лиам никогда так не поступит, конечно. Старший брат не видел смысла в таком количестве книг, уверен как и я, что сам Мортимер не читал их все. Но Мортимер коллекционировал, объясняя, что большинство книг в нашем особняке имели историческую ценность. В будущем будут на вес золота, когда копии разлетятся по миру и будут уничтожены неумёхами по ненадобности и временем. Ещё многие из его коллекции должны быть отреставрированы и пережить нас. Это ещё одно маленькое хобби Мортимера. Он хоть и учился на адвоката, но однажды поделился со мной секретом — детской мечтой, — что всегда хотел быть историком. В его планах получить именно такое второе образование. Он говорил, что сначала был обязан первым образованием своей работе, и только потом займётся тем, что нужно именно ему. Уверена, у него получится. Я сидела за столом, придвинутым к перилам, за которыми мне был обзор на весь первый этаж. Сам особняк старше нас всех вместе взятых, пережил войну, а по рассказам братьев это часть была бальным залом. Только теперь первый этаж они подобрали себе для места тренировок под крышей, а второй этаж стал частью убежища Мортимера. С противоположной стороны, куда я подняла взгляд, был как раз вход в другую часть библиотеки и кабинет Мортимера, где он часто пропадал по ночам, если не спится. Там же можно нередко найти и Себастьяна, если он гостевал у нас. Чего не было несколько месяцев. Столько же, сколько мы не виделись. За окном была ранняя весна. Снег выпадал уже вперемешку с дождём, солнце появлялось чаще и потихоньку начинало пригревать. Зимовка в особняке заканчивалась, вот-вот я вернусь в Барбадес, чего так не хотела, а братья вернутся к работе. Мне так нравились эти месяцы, когда дороги замело, а особняк и Александрию отрезало от остального мира. Мы оставались все вместе в особняке, и лишь редко Андре и Мортимер покидали его, если надо было выехать. Брали лыжи, учитывали погоду, тропы, перевалы, время. Выбраться конечно же можно из леса зимой, часто это так опасно, потому лишь в исключениях мы разделялись. В эту зиму Мортимер дождался егерей и отправился один раз в город, потом вернулся. Андре вообще не покидал особняк, как и все остальные. С нами ещё были родители Лиама и Коди, Долорес. Дом был полон любимых мне людей. Мой временный, ежегодный рай подходил к концу. И всё бы было легче, если бы незавершённые задания не сидели у меня на совести. Перед тем, как перейти на время зимы на домашнее обучение, мне как обычно дали все задания каждый из учителей, а по возвращении я должна была всё сдать. Всё. Всё сдать! Выучить, сделать и подготовить всё для сдачи и поочерёдных контрольных. Мне снова придётся оставаться после уроков и писать упущенные контрольные. Учителя сами не больно-то всегда горели желанием тратить на меня и таких же ребят своё время, но образование должны получить все, школа предоставляет его всем, учитывая возможности обучения своих учеников. И я ведь не одна из тех, кто на зиму перешёл на домашнее обучение и должен потом отвлекать учителей. Мне их даже жалко. Они только закончат со всем потоком, как наступит конец весны и учебного года. Опять куча контрольных. Я не знала, как мне со всем этим справиться. Слишком тяжело всё учить самостоятельно. Что нужно было, учителя мне дали, отметили, дополнительно написали. Сама хотела, Вера, давай… Через неделю по подсчётам Коди, если погода нормализуется, мы покинем особняк, я вернусь в школу. Остальные предметы уже готовы, а алгебру я оставила на конец. Думаете, я каждый день учила всё понемногу, не оставляя всё на потом? Пф… Всё на последний день, как обычно. Всю зиму я почти отдыхала, остальные предметы мне давались легко. Кроме алгебры и химии. Химию я ещё смогла осилить. Но алгебра последний классов — пытка, издевательство того, кто такую дичь выдумал и решил дать на образование школьникам. Мне что, по их мнению, больше заняться нечем?! Надо, Вера, надо. Я даже не жалею, что дала своеобразную жертву. Могла остаться в городе, но так бы разлучилась с братьями с ноября до апреля. Поэтому снова взяла домашнее обучение на всю зиму, отказываясь от обучения у учителей очно, только бы поехать с братьями на зимовку. Оно того стоит, а мне надо было пересилить свою тупость и осилить задания. Мне ведь не надо прямо всё делать, да? Скажу, что не всё поняла. Это ведь правда. Мне никто ничего не скажет, ведь все остальные предметы сделаны. Я не как одноклассник-халтурщик Дин, который приходит с пустыми листами по всем предметам. Мои старания видны, а в школу я хожу учиться. Нет ничего плохого, что я что-то не поняла, не могла осилить теорию учебника. Параграф снова был мною прочитан, да только я ничего не поняла, опять. Тогда по ногам во второй раз прошлось дуновение воздуха, отвлекая меня. Я подняла голову, заглянула за перила. Никого. Признаюсь. Я могла бы заниматься учёбой в любом другом месте: в одном из залов, в кухне, в кабинете Мортимера напротив. Да хоть в своей комнате. Но на само деле, я пришла в библиотеку-спортзал только, чтобы поглазеть на братьев. Я проснулась недавно, пропустила завтрак и ела сама, пока все разошлись по делам. Они вот-вот должны были начать тренировку, а мне ничего не сказали бы, потому что сидела я в окружении множества тетрадей и учебников. Занимаюсь, где хочу, а они не против, только бы я училась. Коди и Мортимер настаивали больше всех, чтобы я не забрасывала учёбу. Андре и Лиам относились безразлично, считая, что так учат ответственности за собственное действие или бездействие. Моё дело. Они проводили тренировки почти каждый день, но не всегда позволяли и мне заниматься с ними. Уже начинали учить меня тому, что знали сами, да только не спешили и напоминали, пока что я должна большую часть сил тратить на школу, что через два года закончу. Немного поёжившись и подняв со спинки кофту, я накинула её на колени, ибо ноги почему-то подрагивали. Сквозило, но никого я не видела. Сотая попытка решить пример — листок из черновика упал со стола. — Бляха-муха… Я согнулась, ныряя под стол. Потянулась за листком, как дёрнулась в испуге, заметив приблизившиеся ноги с другой стороны стола. Быстро выпрямилась. И заметила Андре, поднявшегося ко мне, что так бесшумно остановился напротив. Сама того не контролируя, сглотнула, встречаясь своими глазами с его безразличными карими. В его руках была одна из книг по искусству рукопашного боя. Помятая, потрёпанная и пожелтевшая. Пальцы поддели страницу, переворачивая, а губы Андре едва раскрылись. — Привет… Я выпрямилась, и ответила, когда уже опустила глаза в свою книгу, а лицо отражало ложное отсутствие удивления его появлению. — Привет. Если уж мои пальцы начали подрагивать, а нога вот-вот хотела судорожно затрястись под столом, чтобы хоть куда-то перенаправить появившееся напряжение, я взяла в руки карандаш и начала крутить его между пальцами, а одну ногу закинула на другую. На самом деле, я подумала, что раз Андре пришёл в зал, то ради тренировки, что странно. Обычно Коди его отчитывал за опоздания. Вообще я думала, что он до сих пор спал. Но он пришёл раньше всех, хоть и не был одет, как стоило бы для занятий. Стоял, уткнувшись в книгу, в свободной рубашке, сверху — вязаная кофта, и в выглаженных брюках. Всегда в виде, будто в любую секунду сядет в машину и умчит. Или одевался так, словно нас не окружают домашние хлопоты, как чистка территории от снега, уборка и огород, хоть в это время года он пустовал. Коди постоянно звал Андре лентяем и белоручкой, а Лиам — городским. Потому что Андре постоянно отлынивал от работы, объясняясь, что никогда таким не занимался. Что всё испортит и другим придётся переделывать. Я уж предположила, что Андре пришёл, увидел, что и я здесь, и просто решил подняться, поприветствовать и пройти мимо. Да только, пока я опустила голову, делая вид, что полностью погрузилась в учёбу, стул напротив скрипнул. И Андре сел на него. Прямо передо мной. Может он спросит, мешает ли мне? Нет. Конечно нет. Он просто сел, не сказав ни слова, пока я подняла глаза, а голова осталась опущенной, что увидела я только книгу на столе и руки Андре. Напряжно. Даже очень. По крайней мере, именно мне. Потому что это Андре. Тот человек, с которым я до конца не понимала, как он относится ко мне. В те годы — точно. Коди с первой встречи вёл себя, как брат-опекун, часто помалкивающий, ибо не знал, как общаться со мной так, чтобы не переусердствовать. Словно в его крепких, грубых руках была самая хрупкая куколка. Лиам всегда был энергичным, не заморачивался. Мортимер просто душка. А Андре странный. В одну встречу он мог только и делать, что грубить, задавать странные вопросы. А потом мог немного застенчиво спросить, как у меня дела, нужна ли мне помощь. Иногда казалось, что его кто-то заставляет это делать — интересоваться мной. И если Коди, как и остальные, в начале мог не знать, как подступиться ко мне, он всё же пробовал, не давая мне почувствовать себя неловко. Никогда я не чувствовала себя как-то не так. Только Андре метался из крайности в крайность. Раньше он мог проявлять ко мне интерес, потом держаться на расстоянии. Дальше мы даже подружимся, станет проще. Но иногда я буду ловить его на том, что Андре специально меня игнорирует. Иногда. Но он это делал. Наши взгляды, как я стану старше, будут находить друг друга и резко прерываться по его велению. Будто он сам отстраняется от меня. Мне от этого будет вечно неловко и любопытно одновременно. Он ведь самый младший из них. У нас не такая большая разница в возрасте. Пять лет. В сравнении с другими братьями это немного. И именно с ним у нас самые непонятные были отношения. Чем дальше, тем непонятнее. Только потом — через год и больше — я просто приму это за часть характера Андре. Он такой и всё. Вечно мрачный, помалкивающий. А я рядом с ним неловкая. Или, может, это я так себя накручиваю? Много придумываю? Надо расслабиться. А не получалось. Я совсем не могла сосредоточиться. Теперь окончательно потеряла концентрацию. Глаза замерли на листочке. А я как дура просто писала пример, пыталась его решить, пока головой была совсем не в этом, и похоже было, будто я просто переписываю одно и тоже ниже строчками. Пример совсем не менялся. Стул под Андре заскрипел. Я снова приподняла глаза по столу, но не выше к нему. Он просто расправил плечи, размял. Как можно так быстро читать? Перелистывал страницы каждую минуту. Фить-фить-фить. Шарк-шарк. Бумага шелестела только с его стороны в повисшей тишине, которой не суждено было продлиться долго. Снизу эхом заскрипели двойные двери, зашли Коди и Лиам, о чём-то громко общаясь и посмеиваясь. Лиам расправил на себе майку, а Коди со звоном металла поставил два ведра воды на пол. — Вера! Я подняла голову, глядя за перила. Лиам махнул мне рукой. Я приподняла свою с карандашом меж пальцев наверх. — Привет! — Уже грызёшь гранит науки? — Ну-у, — шутливо щёлкнула я зубами, чем привлекла внимание Андре, он поднял глаза ко мне, но тут же опустил в книгу. Я снова посмотрела на Лиама снизу. — Пытаюсь. — Умничка, старайся. — Подмигнул мне Коди. — Не забудь меня постричь, как освободишься, — сказал Лиам, приподнимая пару своих чёрных прядей. — Я зарастаю. — Обязательно. Только ты наточи мои ножницы. Затупились. — Будет сделано, босс! Я поиграла карандашом в руке. Вышло неудачно. — Ой! Тот выскользнул из моих пальцев, падая на стол и подскакивая. Я попыталась поймать его уже на краю, но рука Андре мне помешала. Он с глухим звуком прихлопнул, накрыл своей ладонью карандаш, не дав ему укатиться. Мы медленно переглянулись. Тогда Андре поднял руку, потом — карандаш. И протянул мне. — Спасибо. Он только кивнул, как я забрала карандаш и решила, что уж лучше мне его отложить в сторону, пока снова буду читать теорию. Как Андре оказался рядом, моя неуклюжесть взяла верх. Время шло, я попробовала решить следующую задачу, и получилось. Наверное, потому что за время безделья до этого у меня немного накопилась в батарейке концентрация, и её я потратила только на один пример. Вернулась к прошлому. Застряла опять. Братья снизу начали разогреваться после короткой уборки. Мортимер тоже появился, поднялся к нам с какими-то бумагами и пропал за поворотом напротив в своём кабинете, пообещав, что присоединится к остальным, как закончит свои дела. Андре продолжал молча, почти не двигаясь, читать свою книгу. Я подумала сначала, что с появлением братьев снизу неловкость пропадёт, их шум её развеет, а я буду чувствовать себя спокойнее. Нет. На самом деле, присутствие братьев никак не сказалось на атмосфере у нас за столом. Лиам и Коди были сами по себе, а мы продолжали в тишине заниматься своими делами. Всё. Я больше не могла это терпеть. Точнее эту задачку. Стала переворачивать страницы до конца. И как нашла дополнение с ответами, Андре тоже зашевелился. Его глаза оторвались от его книги, поднялись в мою. И он хмыкнул! Он посмеялся надо мной! Что я решила посмотреть ответ! Да пошёл он… Ничего смешного. Мне уже почти плохо, душно. Хотелось послать всю алгебру к чёрту, убрать, и будь что будет. Пусть меня не допускают до итоговых контрольных. Зато нервы сберегу. Чтобы потом их потратить в три раза больше, Вер? Тьфу… Хлопнула листами назад, так и не успев посмотреть ответ. Выпрямилась. И начала испепелять страницу с задачей глазами. Андре похоже тоже не собирался возвращаться к своей книге. Его глаза я чувствовала на себе, на своих руках, задачнике передо мной и на перечёркнутой везде бумаге. Жар прилил к щекам. Вера, тебе пятнадцать. Ты уже взрослая и почему-то неловкая. Возьми себя в руки. Боже, зачем родители отправили меня в школу в таком раннем возрасте? Они учили меня так рано. Подготовительной школы у меня не было. Только вот уже мама пыталась мне всунуть книги, когда я достигла трёх лет, проговаривала со мной алфавит. Это было очень тяжело. Не понимаю, куда родители спешат. Клянусь, будут у меня дети — отправлю их в школу как можно позже. У них должно быть детство, а знания будут постижимы своевременно. Я была самой младшей к классе. Как документы вообще приняли в школу? Да никто не перечил. Взрослые работают по восемнадцать часов в сутки. Такова жизнь. Мои родители не были исключением. Дети всегда отданы няням, детским садикам, потом — сразу школа. Чего хорошего? Так, стоп. Пока я задумалась, совсем не обратила внимания, как рядом лежащий карандаш пропал. А потом Андре утянул и черновые листочки рядом. Да, конечно, бери. Не спрашивай разрешения. Зачем? Конечно… Краем глаза я видела, как Андре положил листок один посередине своей книги и стал что-то писать в нём. Наверное, заметки. Правильно, книгу портить не стоит. Только я решила вернуться к своим задачам, как листок проскользнул поверх моей тетради, а стопка листочков осталась посередине стола. «Всё так плохо?». Смешок вырвался из моего рта, как я прочитала написанное. Посмотрела на Андре, что сам смотрел на меня без всякого веселья. Опустил глаза в мой учебник. Поднял на меня. Спасаясь от его карих глаз, я решила глянуть на братьев снизу, к которым спустился Мортимер, уже одетый в спортивные штаны и футболку. Они начали тренировку вместе. А я взялась за листок, черкая ответ. Пускай уж если он молчун, поговорим так. «Почему с ними не тренируешься?». Толкнула Андре, и он начал писать ответ мгновенно, что оказался в моих руках через пару секунд. «У меня своя программа. Коди недоволен моими навыками рукопашного боя. Учусь пока так». «Понятно». Листок остался на стороне Андре — явно нечего ответить. Но как я с минуту спустя вздохнула, листок снова попал на мою сторону стола. Андре ничего не писал, только подчеркнул своё первое обращение ко мне. Я ответила: «Да, всё плохо. Не получается». Перекинула, Андре прочитал. Нахмурившись, глянул в мою тетрадь. — А, тригонометрия… И забрал учебник вместе с задачником! — Это же у тебя черновик? — Постучал карандашом по листу. — Да, но… Эй, я сама. Но он даже не поднял головы. Я подняла новый листок и стала писать. «Зачем ты тут вообще сидишь?». «Я тебя отвлекал?», — ответил он, немного отвлекаясь от примера. А потом вернулся к нему, как настала моя очередь. «Нет», — соврала я. «Думал не мешать, но ты всем своим видом излучала ненависть. Причину было несложно найти. У тебя с математикой появлялись проблемы всё больше, как вы шли к новым темам». «Откуда знаешь?». «Узнал». Ну, отлично. Это что за ответ такой?! «Откуда знаешь?». «Узнал». А?! Сам понял, что написал? Он следил за мной? Другого варианта я найти не могла, потому что Андре никогда не питал интереса к моей успеваемости. Хотя, я не всегда знала, кто из четырёх братьев или Себастьян ходил на родительские собрания. Может Андре спрашивал у братьев. Почему не у меня? Конечно, он же меня вечно избегал. Он задумчиво вчитывался в учебник, поглядывал в задачник. Когда прочитал, взялся за отмеченную задачу. И стал решать! Быстро переписал и не потерял и секунды, продолжая, решая. Он не останавливался. В чём, по-видимому, не был уверен, писал сбоку, в уголочке. Потом перечёркивал и возвращался к заданию. Спустя пять минут тетрадь перекочевала ко мне на сторону. С решённым примером, полностью. — Какой ответ был? — спросил он тихо. — А…а? — не поборов удивление, спросила я. В ответ Андре ногтем пальца поддел страницы задачника сбоку, указывая на самый конец. Там где есть ответы. — А, не знаю. Не смотрела. — Как же, — хмыкнул он. Снова. Я хотела взять задачник, и Андре тоже. Пальцы моей одной руки наткнулись на его, как мы оба взялись за книгу. Я тут же убрала. — Бери. Посмотри сам. Он теперь неохотно взял задачник, перевернул страницы до конца и нашёл нужную задачу, где под пунктом «а» был ответ «x=7». Как у Андре. — И ты ещё надо мной смеялся? — Когда? — смутился он. — Когда я хотела посмотреть ответ. — Я не смеялся. По крайней мере, не над тобой. Убедился, что сделал правильный вывод, что у тебя не получается. Ответы смотреть не стыдно. Они на то и нужны сзади, чтобы сверяться, не ожидая неудовлетворительной оценки. Решил, посмотрел, не верно — решаешь заново. — Спасибо. Я изучила написанное, замечая, что он решил двумя способами. Один подходил теории учебника, а другая была мне незнакома. — Что это? — Ткнула я на второй столбик. — Как меня учили. У вас теорию замудрили. Хотел свериться. — И ты так легко понял нашу теорию? — Связал точку «А» и «В», сам построил маршрут между ними к пункту «Б». Он всегда посередине. Вот, как хочешь, так и понимай его. — Тебе объяснить вашу теорию понятным языком? — Если не сложно, лучше научи своим способом решать. — Нет. — Покачал головой Андре, крутя карандаш между пальцами. — Почему? — Придерётся твой учитель. Дай, объясню вашу теорию. Он снова не спросил, а приказал. Мне ничего не оставалось, как с первых слов начать слушать, чтобы не упустить и не дать ему подумать, что мне неинтересно. Андре рассказывал медленно, указывал на формулы, связывал их с прошлыми темами, ведь без них не понять этой и следующих. Как и во всей алгебре, в которой нельзя думать, что пропустишь одну тему — и ничего страшного, начнёшь с другой. Как снежный ком будет. Андре рассказал мне всё, и мы решили ещё три задачи вместе. Превратилось почти в соревнование, потому что мы начинали вместе на разных листочках, а потом сверялись. У меня получалось. — Спасибо. — Улыбнулась я ему, как решила сделать перерыв. Он улыбнулся в ответ, взявшись опять за свою книгу. И теперь мне казалось, что и уйти будет как-то неправильно, оставив его одного, но и остаться будет неловко. Разговор закончен, мне и было приятно с ним поговорить хоть так. Теперь он взялся меня игнорировать. Я посмотрела в его книгу. «Сават. Удар сбоку по туловищу (в области желудка) рукой, находящейся спереди». М-да, весело. Андре выглядел задумчиво. Такой серьёзный. Взял мой карандаш, листок, стал рисовать человечков, ибо, наверное, не мог представить технику наглядно. Он мог обратиться к Коди, но, похоже, решил не отвлекать. Тот занимался Мортимером, учил отрабатывать удары и дыхание. Забавные человечки с каждой минутой получали новые руки, как Андре следил в строчках за техникой. Так вырисовывал движения, не зачёркивая прошлое положение рук. Заметил, что слежу за ним. Его губы поджались. Глянул за плечо, на братьев снизу. От того, как он взял наши листочки и стал писать что-то, отвлекаясь от своего дела, у меня немного затрепетало что-то внутри. Ты его отвлекаешь, Вера. — Вер?.. Как успехи? С лестницы неподалёку я услышала шаги. К нам поднялся Лиам, вытирая пот со лба. Андре отложил листок, карандаш, написав только половину. — Всё хорошо. Пока перерыв, — непринуждённо ответила я, повернувшись к Лиаму. — А что? — Коди занят с Мортимером. Ты вроде дулась, что мы остановили тренировки. Я освободился. Будешь? А потом пострижёшь меня. — Эм… Я повернулась туда, где сидел Андре. Но его там уже не оказалось. Мне пришлось повернуться на сто восемьдесят, чтобы увидеть, как он уходил вдоль перил и заворачивал за угол, пропадая в коридорах второго этажа. Забрал свою книгу, и даже наших листочков с написанным не оставил.***
Будильник разбудил меня в шесть утра, начиная третью неделю после возвращения из особняка. Последний месяц. И всё. Школа позади. Ни сил, ни настроения не было. Рука болела после недавних событий и стычек с одним недоумком. Я еле возвращалась из сна в реальность, как ушей коснулся шум. Надоедливый, но тихий шум за комнатой. В панике я, не снимая пижамы, стала искать под кроватью нож, а найдя его, метнулась к двери, прислушиваясь. Кто-то ворвался ко мне, уже шумел ящиками, рыскал. Чёрт-чёрт-чёрт… Звонок помощи был в зале, до него надо было добраться, обогнув арку в кухню напротив родительской спальни, где теперь я спала. Надо было действовать быстро. Я выдохнула, медленно опустила ручку двери и выглянула в коридор. — Да ну тебя!.. В нос тут же попал запах свежей еды, аппетитной. А в арке в кухню я увидела спину Мортимера. Он даже не вздрогнул, обернувшись ко мне. — Доброе утро. Быстро проснулась. Какой милый! Напялил мой фартук, на одной руке у него была рукавичка для горячего, в другой — заварник, из горлышка которого струился пар. Рукава белой рубашки закатаны, а на переносицу спустились очки. Я тут же сменила гнев на милость, ступая к нему, перед этим взяв халат и сунув ноги в тапочки. — Доброе утро. — Иди умываться, — остановил он меня на полпути, умело вскинул сковородку, перевернув налету блинчик. — Как раз к тому времени доготовлю. Я так и поступила, потому что очень хотела поприветствовать его поцелуем в щёчку. Как же соскучилась. Письмо Себастьяна вырвало братьев из особняка, Коди не успел должным образом отдохнуть после тюрьмы, как они уехали. Меня Бенджамин с отрядом из Александрии доставили в Барбадес, как братья и через несколько дней не вернулись. Через неделю я получила письмо от Андре, что с ними всё хорошо, но ещё куча дел не давали им явиться ко мне лично. И всё это время мы не виделись, они пропали, а Мортимер не подтверждал нашу традицию со сладостями в кафе. Мне оставалось ждать. Когда я вернулась, стол уже был накрыт. Мортимер открыл банку варенья и накладывал понемногу в блюдца, где в отдельных, полных был мёд. — Повторим. — Подпрыгивая, дошла я до него, оставляя одну ладонь на его плече и встав на носки. Чмокнула в щёку. — Доброе утро. Он сразу заулыбался, отставил банку и приобнял меня одной рукой. — Доброе. — И поцеловал в макушку. Отстранился, чтобы подвинуть стул для меня. — Присаживайся. — Спасибо. Приятный сюрприз. — Дел было по горло. Как освободился, решил приехать к тебе. — Как давно в городе? Брат сел напротив, пока я накинула на колени салфетку. — Ночью приехал, но дождался утра, чтобы тихо прокрасться к тебе и приготовить завтрак. Мы начали завтракать, и Мортимер умело обходил тему братьев и где они сами, начав, конечно же, со школы. — Как успехи в школе? Впереди последний, решающий месяц. Учителя не давили? Всё сдала? Хорошее настроение медленно стало улетучиваться. — Всё хорошо. Всё сдала, остались контрольные. Сейчас они меня не беспокоят. — Выпускной будет? Солгать или нет? Так не хотелось об этом говорить. Вилка в руке Мортимера остановилась, не добравшись до рта. — Вер? — Меня нет в списках. — Не поднимала я глаз. — Выпускной будет, но без меня. — Почему? — Потому что всё это решали зимой и в марте… Когда меня не было. Я пропустила всю подготовку, и даже на выпускной альбом не попала. Там меня не будет… — Я передам… — Не надо, — тут же перебила его я. — Почему? — Не хочу. Надоело. Меня это не особо волнует. — По тебе не скажешь. — Оценивающе оглядел он меня. — Ты обеспокоена этой новостью. — Конечно, меня это в какой-то мере обидело. И больше не из-за самого выпускного, а от отношения одноклассников. Можно было и внести меня в список, а потом, как я бы появилась, подправить… Ладно, Мортимер, я не хочу об этом говорить. За что я любила Мортимера, так это за то, что он не станет тянуть из меня слова, когда я уже сказала, что тема мне неприятна. Коди бы стал настаивать, Лиам бы возмущался, говоря, что прямо сейчас пойдёт и разберётся. Мортимер это тоже, конечно, не оставит просто так, но при мне он закрыл эту тему. Сменив на другую. Ещё хуже. Мы помолчали ещё пару минут, как он спросил: — Ты всё же не хочешь мне ещё кое-что рассказать? О-оу… Я вздохнула, лишившись аппетита. Рука заныла в тот же момент, потому что, подозревая, я нервно напрягла плечо. И он это заметил, хотя знать не мог. Я догадалась: — Ты узнал, был в школе, но почему-то тогда не знаешь о выпускном. — Тоже волнует этот факт, — отпил он чай, — но я потом об этом позабочусь. Сейчас я хочу узнать твою версию, когда уже знаю ту, которую мне поведала твоя классная руководительница, стоило мне три дня назад заехать мимо проездом и оплатить питание. — Она с порога начала? — прицыкнула я, прощупывая почву места в заднице, в которой оказалась. Глубоко или не очень. — С порога. Значит, до него всё дошло не так правдиво, к тому же слишком красочно. — Это не моя вина. А сказать правду я тогда не могла. — Так расскажи мне, Вера… С лязгом вилки я опустила её в тарелку, так и не закончив нарезать блинчик. — Они сами напросились. Слухи ходят. — Какие? Наши глаза встретились. С моей стороны — с вызовом, с его — с предчувствием. — Что я бандитская девчонка. Что меня опекают. А мальчики строят из себя уже взрослых, носятся по району, свои разборки устраивают. Играются, в школе свои стаи собирают… Они сами не знали — им принесли информацию. И они решили узнать у меня лично, подначивая. Не верили. Слухи ходят, но никто не знает, кто дал им начало, поэтому точно узнать, кто за мной стоит, они не могли. Подумали, что я сама придумываю и растрепала всем. Думали ещё и наказать, если я не дам им весомых аргументов… Они поймали меня в коридоре в школьный двор, стали издеваться, спрашивать, кто за меня ручается, за кем стою. Кто крышует, бла-бла-бла. Я им ничего не говорила, просто предупредила, чтобы не лезли, иначе получат. А они так звонко засмеялись своими ещё дёргаными, надломленными голосами подростков. Один как дыхнул на меня запашком изо рта, с гнильцой и испорченным пищеварением. Зубы ещё прокуренные, уже почерневшие местами, пожелтевшие… Начали толкать и заговорили о вас. Кто-то им доложил, что у меня есть братья. Я разозлилась, они стали ещё сильнее ржать. И я как рявкнула: «Кто из вас главный!». Они замолкли. Я продолжила: «Чего на девочку толпой лезете?! Пускай говорит один!». Один кабан вышел, говорит: «Ну, я. А чо? Братьев своих выдуманных позовёшь?». Ну, опять тыкнул меня в дерьмо, будто я всё выдумала, запугала теми, кого на самом деле нет. Я ответила, что нет, мне не нужны братья, чтобы говорить за себя. — И? — Приподнял брови Мортимер. — Ну-у-у… — повела я своими, покрутив чашку чая, — я треснула его свои рюкзаком. Хрясь! А рюкзак тяжёлый, что я сама руку повредила. Кровь из носа у него хлынула, завопил, скорчился. Прибежали учителя на крики. Там началось, я стучать не стала. Молчала. Так не делают, даже если на меня напали, а не я на них. Где это видано, чтобы девочка на стадо нападала?!.. В итоге всё вывернули, как захотели. — Ты должна была рассказать, как было на самом деле, — осудил меня Мортимер. — Нет! Я не стану про вас говорить больше, чем уже знают. А знают много! И для тех мальчишек хотела показать, что «понятия» знаю. Может отстали бы, поняли, что я не вру… Не смотри на меня так! Лиам всегда говорил, чтобы я не боялась защищаться кулаками, если помощи рядом нет. — Нашла, кого слушать… — Хватит! — Я разберусь. — Делай, что хочешь. — Я махнула рукой. — Только расскажи, где вы были. Где остальные? Что случилось опять такого?..***
Андре
Стоя за окном в «Авроре», мы наблюдали, как внизу, у здания напротив, где стояли открытые столики кафе, Себастьян встретился с девушкой. Незнакомка. Я её никогда не видел. Они разговаривали меньше пяти минут, по лицу девушки я понял, что говорить ей приходилось с трудом. Она отводила глаза, после приходила в себя, бралась за какие-то папки на столе, которые принесла с собой, отдала их Себастьяну. Он пробежался глазами, слушал её в оба уха. Выглядел взволнованно, хоть и держал лицо. Но я видел, как он скрывал свои эмоции. Я видел, что девушка принесла ему страшные новости. Пугающие даже его. Коди сидел за нами, не смотря в окно. Нельзя. Мы с трудом его провели, чтобы никто не видел. Вина Себастьяна — не дал точных указаний. Вообще в последнее время он был крайне молчалив, хотя куда больше. И Коди знал больше нас с Мортимером, что раздражало ещё сильнее. Слишком уж много раз я видел, как эти двое закрывались в кабинете. Кто здесь Консильери? Что за темы для разговоров у них, если он предпочитал советоваться с Коди, а не с нами с Мортимером? Сколько же терпения в Мортимере, а я уже был взвинчен. Меня нихера это все не устаивало. Глава что-то скрывал, но именно мы те, от кого у него никогда не было секретов. Мы вчетвером знаем так много, что я не мог поверить, обдумать вес его секрета, если мы до сих пор не знали. Он пообещал, что сегодня мы всё узнаем. И заставил ждать в офисе, пока сам сидел с какой-то девушкой, ведя странный разговор. Ещё непонятнее стала ситуация, когда та заплакала. Девушка напротив Себастьяна взяла и заплакала, накрыв рот рукой и отворачиваясь. Себастьян подал ей платок, она приняла его, отпила чай, и спустя пару секунд её губы раскрылись. Она продолжила, а Себастьян отвечал ей крайне редко. Он слушал. Кто такая? — Вы видели?! — удивился Лиам, махнув рукой. — Что там? — спросил Коди бессильным голосом. — Девушка заплакала, — ответил ему Мортимер, выдыхая крайне громко для моего сосредоточенного внимания. Со стороны могло показаться, что я пытался прочитать по губам, что они говорят. Может быть, я так и делал. Толку ноль. — Ты же знаешь, кто она такая. — Обернулся я к Коди. — Да, — вяло ответил он, поднимая на меня предупреждающий взгляд. Ещё бы. Мы дождались окончания разговора Себастьяна с незнакомкой, она села в подъехавшую карету, Себастьян пропал под козырьком «Авроры», и появился, открывая дверь в кабинет, через две минуты максимум. Мы не стали задавать вопросов, пока он устало ковылял до своего стола и рухнул в кресло, откинув папки. Девушка оставила их ему. — Сядьте, — почти рявкнул он, кивнув на четыре стула напротив его. И мы сели. — Эта девушка связана с тем, что ты хочешь нам рассказать? — спросил Мортимер, опуская руки на стол, сцепив их в замок перед собой. — Да. Себастьян поднял обе папки, кинул их к нам на часть вытянутого стола. Мортимер остановил их скольжение, и хотел было открыть, как Себастьян объявил: — Коди. Тот принял папки из рук Мортимера, достал карты, пролистнул несколько, задерживаясь на некоторых. Но, похоже, оставил на потом. Это были медицинские карты, как я понял. — Пацан, — догадался я. — Верно. Я не стану пересказывать вам всё, что в этих двух толстых папках. Вся она состоит из результатов анализов и заключений обследований. Расскажу коротко. Первое… — Себастьян оглядел нас четверых непонятным взором. — По результатам осмотра не выявлено следов и каких-либо последствий изнасилования. Жак не изнасиловал мальчишку. Возможно, просто не успел, но собирался. Я увидел, как плечи Коди расслабились. Нет, видно было, как с него упала огромная лавина осевших на плечах булыжников. Лиам выругался и громко выдохнул. Мортимер выжидал, понимая, что это единственная хорошая новость. Прямо, как я. — У него недобор в весе. Также обнаружили кератит — заболевание роговой оболочки, воспаление. Ещё глисты. Мы только можем гадать, в каких именно условиях он жил, но все, я думаю, из вас понимают, что невольным он был продолжительное время. Слишком долго… На нём обнаружили семнадцать шрамов. Спина, голова, руки, ноги… Над мальчиком издевались. — Блять… — Сжал кулаки на столе Коди. — Вероника точной информацией не обладала. В первый же день заметили, как он не мог долго стоять, ходить. Его мучила боль в области спины или шеи. Примерно год назад, как заключили врачи, ему сломали ключицу. Срослась неправильно, оттуда боль и неправильная осанка. Неудивительно, что она срослась неправильно. Недостаток питательных веществ и витаминов, условия жизни, голод, издевательства… Мальчик в очень плохом состоянии, сейчас борются за него. Продолжайся такая его жизнь, какой она была — он бы не прожил ещё и полгода. Организм бы не справился. — Что сейчас с ним? Нет, погоди… Как ему будут вправлять кость? — спросил Лиам. Но ответ он знал и надеялся услышать какой-то волшебный способ. — Сломают, Лиам, — с горечью в голосе ответил ему Коди. — Сломают и дадут срастаться в правильном положении. — Сейчас любые хирургические вмешательства под вопросом, — продолжил Себастьян. — Мальчик слаб. Проходит курс реабилитации, лечения от глистов и кератита. Возможно, глаз придётся оперировать. Он нуждается в скором лечении, но истощение не даёт ускориться — ему нужно пройти курс витаминов и физиотерапии. Себастьян остановился, потёр лицо ладонью. — Та девушка со мной в кафе напротив — детский психолог. Находилась с этим мальчиком всю неделю. — Она плакала, — сказал Мортимер. — Это о многом говорит? Себастьян промолчал. Хотя и без этого всё понятно. — Она смогла у него что-то узнать? — спросил Коди. — Что-нибудь рассказал сам? — Таких случаев в её практике не было… Если коротко: несколько лет он передавался из лагеря в лагерь. Сам он мало помнит. Но хорошо помнит боль от рук взрослых. Психолог выявила нарушения психики. Мне не нужно вам говорить, как мальчик не поддавался общению. Он крайне зажат, напуган, недоверчив. Пережитое из-за Жака — не единственная причина. Мальчик подвергался издевательствам, избиениям продолжительное время и до Жака. Голод — ещё одна причина его подавленному состоянию. — Сколько денег нужно на его лечение? — снова спросил Коди. — Сколько нам собрать? — Я уже заплатил, — ответил Себастьян. Теперь не сдержался я. — Всё понятно. Голод, посттравматический синдром, недобор веса, нужных ему веществ, всё пережитое мальчиком дерьмо. Всё это причины его состояния. У него нестабильная психика, что мягко сказано. Мальчишка своими руками замочил жирного Жака. Родителей у него нет, ведь каким-то боком он оказался рабом. Сейчас его лечат, кормят, поют. — Я ткнул пальцем в папку на столе. В строчку с именем и фамилией. — Джейк Уайт. Ты дал ему имя. Я знаю, что это значит. Что ты собираешься делать с ним? Взгляд Себастьяна, с которым глядел он на меня, всё ответил за него. А моё чутьё меня, сука, не подвело, потому что мы это уже проходили шесть лет назад с Верой. Я слишком хорошо знал Себастьяна. Буквально слышал ход его мыслей. Опекуном не заделывался, и мне это всё не нравилось.