Ирис и Красная Гвоздика

Майрон, назло нуменорцам, назвал себя владыкой над людьми, потому что рассчитывал хоть на какую-то ответную реакцию. До него дошли слухи о нынешнем короле, эго которого легко задеть такими словами, но чего Майрон не ожидал, так это того, что у ворот Мордора окажется вся нуменорская армия. Её размеры действительно поражали, они были колоссальными, а Майрон ещё не оправился от прошлой войны, и оркам нужно было время, чтобы восстановиться. На собственный народ у него уходило слишком много времени и сил, поэтому майа не созывал военный совет, ибо он уже знал, как поступить. Но всё ещё по какой-то причине сомневался. Майрону всегда было сложно принимать решения, так как от его выбора зависит слишком многое. Орки и правда были сложными созданиями, такая уж укрепилась у них культура, однако они доверяли майа и знали, что он сильный лидер. И Мелькор тоже так считал. Пальцы, увешанные разнообразными кольцами, слегка дрожали, и непонятно — то ли от злости, то ли от волнения. В Мордоре не холодно, далеко не холодно, но Майрону казалось, что в данный момент стало холоднее, чем было даже в Утумно. Вокруг царила тьма, только от нескольких свечей исходил слабый свет, но для майа даже этого было слишком много. Нависла какая-то давящая, угрожающая тишина, и Майрон начал сомневаться в правильности своих действий. — Проклятые смертные, да чтоб ваш остров утонул, — раздраженно прошипел он. Майрону не хотелось покидать дом, особенно не хотелось бросать волчат и их воспитание, майа помнил, что случилось с Кархаротом, когда он оставил совсем маленького волчонка одного. На самом деле, его взял себе Мелькор, но ничего хорошего из этого не вышло. Конечно, в смерти Кархарота вала не виноват, но его воспитание было весьма сомнительного качества. Майрон тяжело вздохнул. Несмотря на все недостатки своего возлюбленного, майа скучал по нему и не мог себе простить тот побег с поля боя. Майрону было всё равно, когда Мелькор приказал ему не участвовать в сражении, но стоило майа увидеть поле боя, как его постиг настоящий ужас. Майрон своими глазами видел как эльфы и айнур вырезают орков и прочих мелькорохини, как земля покрывается трупами. Где-то разгорался огонь, пожирающий даже камни. Майрон прошёл через множество сражений, он считал, что в этой жизни его ничто не напугает, а потом сбежал, как трус. В тот момент он понял, что битва уже проиграна. Возможно, дело в том, что армия Амана была куда лучше дисциплинирована и хорошо ориентировалась даже в полном хаосе. Тем более, она была больше по численности воинов, нежели армия Ангбанда. А сколько было раненых… Их можно было спасти, но не было на поле боя майар-целителей. Последняя и самая главная целительница погибла под обломками Ангбанда, когда пал Анкалагон. Любимый дракон Мелькора. Майрон вспомнил, как скармливал маленькому несмышленышу эльфийские ушки. Анкалагон даже тогда толком не умел извергать пламя. Не желая более ворошить прошлое, Майрон распустил сложносплетённую прическу, состоящую из множества кос. Пышные и мягкие локоны раскинулись на плечах, в них же майа запустил пальцы, пытаясь хоть как-то расчесать волосы. Он не спал несколько дней, он был уставшим и озлобленным на весь мир. В таком виде нельзя являться на переговоры, поэтому пришлось принять не самый свой любимый облик, но сейчас самое главное — втереться в доверие, а не внушать страх. Он не взял с собой оружие, впрочем, как и всегда. Лезвие может подвести, сломавшись в самый неподходящий момент, однако собственные силы всегда будут с ним. Орки отреагировали весьма обеспокоено таким действом майа, генералы даже вызвались сопроводить своего владыку к смертным, а там уже вырезать их правителя с его отрядом. Удостоив их внимание грозным взглядом, Майрон отказался. Он уже знал, что скажет, просчитал всё до мелочей. Он должен будет ступить на земли Нуменора победителем. Наконец майа прибыл в лагерь смертных. Он сразу заметил дисциплину, царящую среди людей, пускай даже и занимающихся самыми обычными делами. Смертных в нуменорском лагере было действительно много, а их доспехи очень походили на эльфийские, как и оружие. Это неудивительно: Нуменор долгое время поддерживал дружеские связи с эльфийскими владыками. Поэтому смертные переняли некие элементы культуры квенди, что не вызывало каких-либо странностей. К слову о доспехах — Артано считал, что умеет ковать самую лучшую броню, он полагал, что люди в этом плане никчёмные. И поэтому так удивился нумерноцам, не пользующимся варёной кожей. Правда, до майа дошли слухи о том, что в последнее время эти люди в своей вере отдалились от валар и эльфов, а это не могло не радовать. Смертные с нескрываемым любопытством смотрели на владыку Мордора. Кажется, они приняли его за вестницу. Майрон тяжело вздохнул, когда понял, что надо было остаться в прошлом обличье. Многие начали оборачиваться на него и смотреть, словно на диковинную птицу, стали открыто и громко обсуждать. На это Майрон лишь усмехнулся и поправил волосы, слегка растрепавшиеся от ветра. Он слышал шёпот смертных и какими словами они его удостаивают. Майа приходилось и раньше сталкиваться с подобным, но то были пленные эльфы, которых Мелькор разрешал не жалеть. Правда, временами майа казался тёмному вала слишком уж жестоким с эрухини, но на это Майрон равнодушно отвечал, что является Гортхауром Жестоким и ему приходится делать всё, чтобы соответствовать ожиданиям и поддерживать репутацию. Майрон специально был тем майа, каким его видели эльфы. Раз уж они хотели видеть перед собой восхитительного айну, который жаждал крови и любыми пытками вытянет нужную информацию из эрухини, то так тому и быть. В этот же раз майа не мог так поступить, но отчего-то мнение нуменорцев о нём казалось схожим с мнением эльфов и смертных с континента. А шатер короля даже снаружи выглядел богато. Интересно, каким же роскошным он должен быть внутри? Майрону пришлось немного подождать, прежде чем ему было позволено войти. Он чуть не рассмеялся, когда увидел в шатре узорчатые дорогие ковры, золотую посуду, прочие предметы роскоши и… трон. Золотой, должно быть, очень тяжелый, но очень красивый. Майрон не видел в этом ничего царственного, наоборот, этот жест выставлял короля никчемным и жалким правителем, власть которого основана только на заслугах его предков. Они с трудом получили золото, из которого сделан этот трон. «Этот глупец окружает себя предметами роскоши даже в военном походе, кажется, у него не всё в порядке с головой. Впрочем, это мне только на руку, — подумал майа. — Судя по всему, у моего врага много власти, но он не так умён, как считает». Майрон мило поклонился королю и с некой издевкой улыбнулся ему. Тот же гордо восседал на троне, высоко подняв голову, отчего майа захотелось ударить смертного. Не сказать, что он обладал приятной внешностью, и Майрон мысленно посочувствовал его жене. Майа уже сейчас чувствовал отвращение к королю из-за его напыщенности, хотя тот не произнёс ни единого слова. Мужчина средних лет обладал немного грубыми чертами лица, типичными для смертных (стоит учесть, что майа не разбирался в людях), был облачён в искусно сделанные доспехи, украшенные бриллиантами. Но Майрон сомневался в их уместности и готов был в любой момент раскритиковать всё, сделанное в Нуменоре. — Я Майрон, владыка Мордора, — коротко представился он и вздохнул, закатив глаза, когда увидел непонимание на лицах смертных. — Но вы знаете меня под именами Саурон, Зигур или Гортхаур Жестокий. После этого, по-видимому, глашатай, объявил имя короля и все его титулы, большинство из которых не несли в себе никакого глубокого смысла. Майрон не сводил пристального взгляда с короля, все же в нем нет ничего от Лютиэн. Куда катится этот род? «Значит, Ар-Фаразон, — подумал майа. — Я не собираюсь тебе подчиняться, ведь рано или поздно ты познаешь смерть, мучительную и ужасную, или я не Гортхаур Жестокий». Нуменорец осматривал Майрона таким пристальным и оценивающим взглядом, что майа стало мерзко, а тот, в свою очередь, изредка отвлекался, чтобы выслушать других смертных — его доверенных лиц. Ар-Фаразон не торопился принимать решение, так как вокруг него было слишком много людей, мнение которых он хотел выслушать. Они мешали майа. — Я надеялся на переговоры, а не на утренний орочий рынок, — нарушил тишину Майрон, сказав это довольно дерзким и насмешливым тоном. Знатные лорды были оскорблены таким сравнением, поэтому все взгляды обратились к Майрону. - Я слышу абсолютно всё, что говорят эти люди, но мне хотелось бы поговорить с королём. Наедине. Голос майа звучал уверенно и убедительно, можно сказать, даже высокомерно. Смертные, не ожидавшие от него такого поведения, начали громко возмущаться: - Мой король, прикажите отрубить голову этой девке, возомнившей себя владыкой Мордора! - Передайте Саурону, пускай сам приходит к королю, а не прячется за юбками своих наложниц. - Велите этой падшей женщине возвращаться в Мордор! Мы надеялись увидеть самого Саурона. Майрон только вздохнул с явным отвращением. И почему смертные так часто принимали его за женщину? Очевидно, проблема в самих смертных, которые придумали стандарты красоты для обоих полов. Знатные лорды оказались обычными смертными. Смертными, погрязшими в эгоизме, помыкающими другими взяточниками, которым абсолютно нет дела до своего народа. Убрать этих людей, сыграв на их пороках, будет проще простого. Они распивали, по-видимому, дорогое вино. В шатре также было несколько женщин, которые разливали им напиток валар. Они выглядели бедными, сонными, измученными и… несчастными? Нуменорская знать даже во время переговоров умудрилась предаваться пьянству, которое майа презирал. «Кажется, захват Нуменора пройдёт быстрее, чем я полагал, но мне всё равно стоит быть осторожнее». - Вы слышали его, убирайтесь, — наконец проговорил Ар-Фаразон, — Вы совсем ослепли, постоянно смотря в свои пыльные эльфийские книги, если даже мужчину от женщины отличить не можете? Майрон довольно улыбнулся и гордо выпрямился. Смертные тут же переглянулись между собой, слегка помедлив, но покинули шатёр. — Значит, нам удастся достичь взаимопонимания, — сказал майа. — Это нам ещё предстоит выяснить, — король звучал не слишком обнадеживающе. — И всё же я пришёл, чтобы сдаться, — постарался быстрее перейти к делу Майрон. — Вообще-то я рассчитывал на что-то более внушительное, — брезгливо сказал Фаразон. — Что? — Ты и правда похож на женщину. — Только если смотреть издалека, закрыв оба глаза, — съязвил Майрон. Он не мог долго сдерживаться и не язвить. — Всё равно я представлял себе сильного и высокого мужчину. У тебя молочная кожа, нелепые веснушки, совсем как у юной девицы… А вот это было обидно. Украшать свой облик веснушками Майрону действительно нравилось. И почему это он не сильный? Майрон с лёгкостью может одним ударом меча отсечь голову этому глупому смертному… — …и ты не похож на великого и властного чародея, который всё это время вёл войну. «Эру, ещё секунда и я сам утоплюсь» — Я ожидал что-то более серьёзное. — Зато я привык не оправдывать ожидания, — улыбнулся Майрон. — А ещё я настаиваю на прекращении обсуждения моей внешности. Он стоял ровно, чуть приподняв голову, и смотрел на короля снизу вверх, держа руки за спиной и стараясь занимать как можно меньше места, резко контрастируя с Ар-Фаразоном. Смертный сидел, развалившись на троне, и, кажется, ему не терпелось закончить эти бессмысленные переговоры, в которых нуждался только майа. - Я пришёл сюда без оружия. После переговоров я в качестве пленника покину Мордор и сдам его как взятую крепость. Я признаю твою мудрость, которая помогла тебе собрать такую огромную, верную и дисциплинированную армию. Вижу у тебя есть всё — богатство, люди, которым ты можешь доверять, власть… — Майрон говорил спокойно, каким-то гипнотическим тоном, который будто располагал к себе. — А какой мне толк от тебя как от пленника? Почему нельзя просто казнить тебя? — со скучающим видом задал вопрос Фаразон. Майрон глубоко вздохнул. Льстить и лгать у него получается хорошо, но такого раздражающего смертного майа видел впервые. Майрон подошёл к изящному и искусно выполненному мечу, который удерживала не менее изящная подставка со множеством декоративных элементов. Мечом король явно ни разу в жизни не пользовался, так как он выглядит нетронутым, рукоять совсем как новая, хотя само по себе оружие старое. А жаль… меч-то хороший. Майа сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Итак, в моём пленении есть несколько преимуществ: во-первых, я сильнейший айну, владыка Мордора, который не одно столетие воевал с Нуменором. И если я окажусь в Нуменоре в качестве пленника, то не только твой собственный народ, но и эльфы станут тебя уважать. Фаразон недоверчиво взглянул на майа, который разглядывал шатер и не стеснялся подходить к предметам роскоши и разглядывать их. — Они и так все меня уважают. Майрон усмехнулся, скрестив руки на груди, и резко повернулся к смертному. — Правда? Почему-то мои шпионы говорят мне обратное. Эльдар ни во что не ставят смертных, а нуменорцы не стали исключением. Для них вы всё ещё низшая раса. Пускай вы воевали с Мелькором, эльдар на это не посмотрят. Если хочешь, чтобы остроухие тебя уважали, то просто заставь их бояться, — Майрон развел руками как будто в этом не было ничего сложного и начал медленно подходить к королю. — Победа над таким, как я идеально подходит. Просто представь — король Нуменора смог сделать то, на что не хватало смелости и могущества у эльдар! Майрон говорил легко и непринуждённо, но в глубине души волновался, что у него не получится убедить Фаразона в своей важности. Всё же этот смертный не слишком умный, раз майа пришлось ему всё объяснять. Как у него вообще получается удерживать трон Нуменора в своих руках? Король встал со своего трона, желая возвыситься над Майроном. «Ну конечно, если бы я в облике трехметрового Саурона явился на переговоры, то прищемил бы эго этого смертного» — Звучит справедливо. Но почему бы мне тебя просто не убить? Эльдар мне спасибо скажут за этот подвиг. И больше никакой Тьмы в мире не будет. — Это ещё не всё. Пожалуй одним из аргументов служит тот факт, что я могу предоставить тебе величайший дар — себя и свои способности. Видишь ли, я лучший кузнец Арды и самый восхитительный айну, к тому же стратег и дипломат. Я думаю таких союзников не стоит казнить. К тому же, у меня остался последний и самый важный аргумент. — И какой же? — Я майа Аулэ, позже вставший на сторону Мелькора. Смертным со мной не справиться и я волен сделать всё, что захочу. Ты прогнал кучку этих глупых эрухини, забыв о своей безопасности. В шатре в мгновение ока стало темно, будто настала ночь и не было ни одного источника света. А затем пламя свечей, находившихся в шатре, сразу же стало намного крупнее и ярче, чем до слов майа. Фаразон почувствовал жуткую и темную ауру, исходящую от майа. Ему даже показалось, что в шатре начали двигаться тени. Имеющие человеческие силуэты, они будто скользили по богатым коврам, неуклюжие, словно пробудившиеся от вечного покоя, сбивали предметы роскоши и пытались найти свежую живую плоть. Они шептались о чем-то, рыдали, видимо, сожалея. Он слышал о том, что Майрон является величайшим чародеем, но не мог подумать, что враг осмелится показать свои умения. — Впрочем, мне нет нужды причинять тебе вред. Это просто не входит в мои интересы, так как я всегда преклоняюсь перед тем, на чьей стороне сила и власть. Видишь ли, меня, как сильнейшего чародея, останавливает лишь собственная мораль, — так же непринуждённо продолжил майа. Все тени тут же пропали, будто бы их и не было. Однако король всё ещё чувствовал чье-то жуткое присутствие в шатре. — Поэтому я хочу, чтобы ты подумал над моими словами.