Лгунья

      Джин мялась в тесном зальчике, не зная, куда деть трясущиеся руки. Вокруг возбужденно гудели первокурсники: куда ни глянь, повсюду копошились тёмные, светлые, рыжие макушки. Бонэм возвышалась над ними будто башня — одиннадцатилетки едва доставали до груди. Они трещали без умолку, и это выводило Джин из себя ещё больше, чем казавшееся уже бесконечным ожидание. Она едва держалась, чтобы не рявкнуть что-то грубое и отвратительное. Не велеть всем им заткнуться. Она сжимала и разжимала кулаки, старалась дышать глубоко и спокойно. Получалось не очень.       Она не понимала, к чему всё это было. Для чего её отправили к первокурсникам? Отчего нельзя было пройти распределение в кабинете Диппета? Они с Дамблдором ведь так самозабвенно вопили о том, что лишнее внимание ей совсем не на пользу, когда отказывали в аудиенциях журналистам. А что же теперь? А теперь ей придётся стоять на всеобщем обозрении, нахлобучив на голову Шляпу. Это уж точно ей не навредит, правда?       Окружающие дети раздражали её. Глупо. Они находились в одном и том же незавидном положении. Ждали. Теснились в маленьком зале. Нервничали. Чего ради? Мальчики и девочки едва ли не скакали на месте. Их мантии были целиком черными — цвета факультетов ещё не тронули их лацканы и манжеты. Первокурсникам было невмоготу сдерживать нетерпение.       И Джин хоть и не хотела признавать, но она их понимала. Они крутились, дергали друг друга за руки и капюшоны, создавая столько шума, что Бонэм казалось, будто она попала в комнату, забитую пикси. Совершенно обычная реакция обычных детей на событие, которое, как им казалось, решало их жизнь? Наверное.       И всё же это злило, подливая масла в огонь. Её собственное волнение выдавали лишь синюшные губы и дрожащие пальцы. Она старалась внешне оставаться спокойной. Зачем? Пока сама не знала. Должно быть, так правильно. Она нервничала. Чувствовала себя загнанной в угол лисицей. Напряженной лисицей, хищником, готовым вцепиться кому-нибудь в глотку, стоило сделать в её сторону неосторожный жест.       Это было неправильно. Странно. Собственные реакции не на шутку встревожили. Но она ничего не могла с собой поделать. Это просто не поддавалось никакому контролю. Какой-то бред! С ней было такое впервые. Почему?! Почему это происходит?       Профессор Дамблдор всё не приходил. Низ живота в очередной раз за вечер будто полоснуло лезвием. Теперь, правда, куда ощутимее. Джин едва не согнулась пополам. Перед глазами проступили черные точки. Мелкий, душный зальчик, где им было наказано ждать, стал словно затягиваться сеткой. Ощущения были хорошо знакомы Джин. Ещё с Мунго. Мордред...       — Эй, мисс, — будто издалека донесся до неё писклявый голос. — Мисс! Мисс, всё в порядке? Клариса! Клариса, ей плохо!       — Это что… это та?       Присев на корточки, Джин обхватила голову руками. Малышня обступила кругом. Сквозь чёрные точки перед глазами она сумела различить серые гольфы. Дети возбужденно перешёптывались, протягивали к ней свои мелкие пальцы. Воздуха становилось всё меньше. К горлу подступала тошнота.       «Мерлин, помоги... отстаньте же! — она задыхалась. Собственный голос набатом раздавался в голове. — Отстаньте-отстаньте!»       Еще немного и она потеряет сознание. Мерлин, позорище!       «Тш-ш, успокойся, Джинкси. Ну же!»       Славно, что бóльшая часть первокурсников была всё еще слишком взбудоражена предстоящей церемонией распределения, чтобы замечать то, что происходило с Бонэм. Несколько девочек попытались схватить её руки, видимо, желая помочь подняться. Джин вырвалась из их узких ладошек. Глубоко вздохнула. В глазах понемногу начало проясняться. Еле поднявшись на ноги, Бонэм смахнула с плиссированной шерстяной юбки невидимые пылинки и выжидающе уставилась на двери с массивными кольцами-ручками. Словно ничего и не произошло. Малолетки обиженно отшатнулись. Пускай! Живот отпускало.       Где же Дамблдор? Создавалось впечатление, будто ожидание тоже было своего рода церемонией посвящения в Хогвартсе. И такой же бессмысленной.       Гул толпящихся вокруг не давал толком расслышать что происходит там, по ту сторону дверей. Бонэм уже приходилось бывать в Большом зале в одну из дамблдоровых экскурсий. Но кроме того раза там больше не появлялась: было ли это очередным актом недоверия от Диппета, или просто вредность профессора Дамблдора — она не знала.       Несмотря на её странное состояние, спровоцированное, конечно, ужасным волнением, Джин было действительно интересно, что в ту минуту творилось с другой стороны. Сколько всего в Хогвартсе учеников? Как они выглядят, о чём разговаривают? Ждут ли они церемонии распределения первокурсников так, как ждала она сама? Или же им попросту плевать? Стоит ли на их столах еда, будут ли они будто на каком цирковом представлении грызть куриные крылья, пока она, «та самая из Мунго», станет расшаркиваться перед Говорящей Шляпой?       Ожидание, наверное, могло сводить с ума... Казалось, что прошла вечность, прежде чем двери, наконец, распахнулись, и поток её мыслей прервался. Малышня разом притихла, затравленно уставившись на вошедшего Альбуса Дамблдора.       — Прошу за мной, — вот и всё, что он сказал. Взгляд его задержался на Бонэм, но лишь на долю мгновения. Заместитель директора быстро развернулся и широким шагом направился обратно в Большой зал, даже не удостоверившись, шёл ли кто за ним.       Первокурсники, встрепенувшись как по команде, последовали за профессором. Их поток буквально внёс Джин в распахнутые двери. Она едва успевала переставлять сделавшиеся вдруг ватными ноги.       Ударил оркестр. От тысячи сияющих под потолком свечей Бонэм пришлось на миг зажмуриться. Яркий свет был колючим после полумрака комнаты ожидания. Джин заставила себя открыть глаза и почувствовала, что живот снова начало колоть. Словно он переваривал связку ножей. Надобно научиться справляться с нервами. Это ни к чему хорошему не приведёт.       В Большом зале было очень много людей. Пожалуй, так много она не видала никогда на своей памяти. «Смешно, — она тут же одёрнула саму себя. Бонэм чувствовала, что её руки дрожали. — Мерлин... Мерлин-Мерлин-Мерлин...» За четырьмя факультетскими столами практически не было свободных мест. В прошлый раз пустующие, теперь они пестрели каждый своим цветом: зеленым, красным, желтым и синим. Скатерти, лацканы ученических мантий, галстуки, а у некоторых девочек ленты и обручи — всё тонуло в этом буйстве красок.       Дамблдор вел их по центральному проходу — самому широкому, между столами Гриффиндора и Пуффендуя. И взгляды совершенно всех в зале были прикованы к новичкам, испуганно плетущимся за профессором.       Джин чувствовала, как щёки заливала краска. Бонэм торчала из толпы первокурсников, словно белый гриб из травы. И, конечно, это обеспечило её особенным вниманием, и лишь грохот оркестра не давал ей стушеваться окончательно, заглушая перешептывания и возгласы. А они точно были, она уверена.       «Ты слишком много на себя берёшь, Джинкси. Пожалуйста, просто подумай о чем-то другом».       Только Голоса в голове и не хватало. Он посещал её в последнее время всё чаще. Хоть и был небольшой перерыв после провала на экзаменах. Они крепко поругались — насколько вообще можно поругаться с самим собой? — Голос назвал её «маленькой тупицей», а она отправила его ко всем морским чертям.       Но потом он вернулся. А Джин... Джин уже от него порядком устала.       У самого учительского стола, стоявшего на возвышении во главе залы, Альбус Дамблдор остановился. Повернувшись к первокурсникам, он коротко велел им выстроиться в шеренгу. Лицом к будущим факультетам. И Бонэм едва не застонала — ещё один акт представления. Его команда, впрочем, была выполнена спешно и беспрекословно.       Протиснувшись вперёд, профессор взмахнул палочкой, и перед перепуганной малышней возник табурет. А на нем — та самая старая, усеянная заплатами шляпа из директорского кабинета. По толпе первокурсников прокатился изумленный шепоток. Бонэм едва не возвела глаза к потолку. Пытаясь справиться с тремором рук, она засунула их глубоко в карманы мантии.       «Мерлин, пусть это скорее закончится. Я не могу, не могу!»       Количество людей вокруг неё невыносимо пугало. В отличие от первокурсников, Джин нисколько не удивилась Говорящей Шляпе. Ни когда та появилась из ниоткуда, ни даже когда складки её сложились в рот. Но ни когда из него раздалось скрипучее громкое... Пение. Она пела.       Мерлин, за что ей это? Шляпа пела. Кто бы мог подумать, что это старье станет петь? Там было что-то о дружбе, сотрудничестве и факультетах. Джин не стала вслушиваться, скользя взглядом по лицам старшекурсников, все как один повернувшихся к новеньким.       Девочки и мальчики разных возрастов, глядевшие на шеренгу первокурсников с вежливым любопытством. Курносые и тонконосые, конопатые, смуглые и совсем бледнолицые. Такие же как и в магазинчиках в Косом переулке. Такие же, как в коридорах Мунго. Такие же как везде. Обычные. И... по-прежнему довольно угрюмые. Война, хоть и не так ощутимо, как в магическом Лондоне, всё же присутствовала и здесь. Война с Грин-да-Вальдом. Война между магглами. Она всё равно отпечаталась на лицах этих детей.       Джин вцепилась зубами в губу. Было бы просто чудесно, если бы все они просто перестали пялиться.       — Когда я назову ваше имя, наденьте шляпу и сядьте на табурет, — сказал Дамблдор сразу, как странная песня закончилась. В руках его тут же материализовался свиток. — Акли, Вероника!       Джин оторвалась от изучения старшекурсников и проводила взглядом темноволосую девочку, чьи кудри были такими буйными, что делали голову до смешного огромной. Вероника Акли три раза споткнулась прежде чем упасть на табурет. Шляпа, оказавшись на ней, съехала на глаза.       Бонэм вдруг задумалась о том, что та побывала на всех в этом зале: студентах и, наверняка, профессорах. Ещё одна маленькая деталь, что объединяла всех британских волшебников. Признак их... равенства друг перед другом. И это неожиданно, но немного её успокоило.       —  Слизерин! — выкрикнула Шляпа, и Джин вынырнула из своих мыслей. За крайним справа столом вежливо зааплодировали. Девочка сняла шляпу и с кислым видом отправилась к своему факультету. Хлопки слизеринцев смолкли сразу, стоило ей сделать шаг от табурета.       — Аллбриттон, Клариса!       Первокурсница, которая особенно пялилась на Джин, когда той сделалось дурно, засеменила к Дамблдору. «Надеюсь, вас с подружкой отправят за разные столы», — подумала Бонэм, не сводя глаз с её тёмной косы. Почему она вдруг стала такой кровожадной? Она не знала ответа. Просто... чувство загнанности в угол никак не хотело покидать её.       Клариса Аллбриттон отправилась на Когтевран, который встретил её куда приветливее, чем слизеринцы Веронику Акли. То, что старшекурсникам начало надоедать распределение, стало заметно уже на третьем первокурснике — Иеремии Блишвике, который был отправлен также в Когтевран. Столы потихоньку начинали гудеть, всё больше сидевших за ними стали поворачиваться к новеньким затылками.       «И слава Мерлину», — Джин даже могла их понять. Каждый год проходит одно и то же, а рядом ведь однокурсники, друзья, новости, сплетни…       — Бонэм, Джин!       Она вздрогнула. И разозлилась сама на себя. К чему было так реагировать? Она ведь знала, что её вызовут в самом начале. Теперь все подумают, будто она совсем шуганая.       «Мало того, что из Мунго...»       К её огромному неудовольствию, один за одним старшекурсники стали вновь поворачиваться. Макушки сменялись лицами всё быстрее и быстрее. Как костяшки домино.       «Дерьмо...»       Джин шагнула вперед. По залу прокатился шепоток. Разобрать было невозможно, но она знала, о чем они говорили.       — О, наконец Бонэм...       — Это ведь та самая?..       — Почему она, кстати, не в Мунго?       Табурет скрипнул под ней, когда она заставила себя сесть. Шляпа съехала на глаза. «Тем лучше. Не буду их видеть…» — подумала Джин. От залы Шляпа действительно оградила её, словно черный занавес. Вот только шорох шепотков она слышать не перестала. Бонэм рвано выдохнула.       — Снова ты! — недовольно пробурчал голос в самое ухо. — Что же, понятнее не стало. В голове кавардак, как это может не быть воспоминаний?       «Мерлин...»       — Итак, на чем мы остановились? Я всё не могла определиться. Ты наглая, — сообщила Шляпа. — Но ума хватает, я заметила и в прошлый раз, да-а. Но ты… будто пергамент с потекшими чернилами. В тебе так много всего, но ничего толком не разобрать… Хм-м.       «Все пялятся...»       Её руки снова крупно затряслись. Бонэм пришлось вцепиться в колени, чтобы это было не слишком заметно. Впрочем, она не знала, помогло ли это вообще.       — …Хочешь поторопить меня, а? Не выйдет. В этот раз дослушаешь до конца. Итак, Когтевран или Слизерин? Тебе подходят оба, знаешь? Я вижу хорошие мозги и славную хитрость. Ты словно лисица. А ещё любишь секретики! — Шляпа вдруг хихикнула. — У тебя много секретиков! Даже слишком много для девчонки, которая и о себе-то ничего не ведает. И... этот собеседник у тебя в голове. А Дамблдор знает о твоем жульничестве на экзаменах? Что, думала, укроешь его от меня? Не нужно на меня злиться, девчонка! Не боись, не сдам. И чем, кстати, перед тобой так провинилась бедняжка Аллбриттон? Вы даже и не знакомы…       «Мы правда будем просто сидеть и трепаться?» — раздраженно поинтересовалась Джин.       — Поменьше фамильярности, дорогуша. Так, что у нас тут еще? О, какой сюрприз, надо же — саркастично произнесла Шляпа, — ты хорошая лгунья… Думаю, я зна-аю...       «Мерлин, пусть всё это кончится. Хуже пытки…»       — Слизерин!       Последнее слово она выплюнула как полагается, не только в ухо Бонэм, но и на весь зал. Джин сорвала Шляпу с себя и механически помассировала пальцами мочки. От вопля «Слизерин» у неё звенело в голове с добрые пару секунд.       Крайний стол, утопающий в холодном зеленом, не зааплодировал. И Джин Бонэм показалось, что ещё немного, и она потеряет сознание. Лица студентов, на которые не хотелось смотреть от слова совсем, выглядели не слишком довольными. И скоро вместо потрясения от совершенно ледяного приема Джин остро ощутила... что-то совсем противное, мерзкое. Обиду? Или, может быть... Страх?       Было совершенно ужасно чувствовать вот это. Она не пришлась им по нраву? Не к месту здесь? Она не могла взять в толк, отчего же. Ей не хотелось себе в том признаваться, но она рассчитывала на несколько иной прием. Потому что она ведь... нечто вроде знаменитости, нет? Она ведь была во всех газетах, Мордред их подери. И не единожды! Но ладно, чёрт с этим. Но ни одного хлопка? Мордред, почему? Она была одета с иголочки. Не было никаких рюш и заплат. Мантия — чернее ночи, туфли блестят новизной. И всё равно... «Слизеринцев явно не было в числе моих поклонников», — тоскливо подумала Бонэм, усаживаясь на скамью рядом с Вероникой.       — Вы та самая пациентка Бонэм? — тут же спросила девочка. — Вы раньше не учились в Хогвартсе? Вы будете учиться на первом курсе? А почему Вы не остались в Му…       — Отвянь, — дрогнувшим голосом бросила Джин. Ещё чуть-чуть и её с головой накроет волна отчаяния. Вероника Акли надула губы, а Бонэм отвернулась от неё. Быть может, ей не стоило быть такой резкой? Но Вероника Акли тоже не хлопнула в свои мелкие ладошки ни одного чёртового раза.       Тарелки и кубки на столах были пусты. Свечи то ли притухли, то ли Бонэм уже к ним привыкла. Жёлтый свет больше не бил по глазам. Джин заставила себя думать о чем-нибудь другом. Не о странной реакции теперь уже её факультета. Она старалась думать о том, что бы чувствовала, будь она первокурсницей — нормальной первокурсницей, без проблем с памятью, без истории с Мунго. Одиннадцатилеткой. Мерлин, она ведь не знает толком, сколько ей лет! Радовалась бы она, что приехала в сказочный замок и присоединилась к факультету чистокровок? Приняли бы её также? Или нет?.. Исходя из того, что она успела вычитать из Истории Хогвартса, Слизерин был чем-то вроде клуба для избранных. Только для богачей и выходцев из древних родов. Говоря откровенно, она надеялась оказаться не там. Если совсем в идеале, то на Когтевране.       И всё же их реакция была попросту некрасивой. Мордред подери, она ведь потеряла память! Она ожидала чего угодно: сочувствия, хоть и изрядно раздражавшего, желания подружиться со знаменитостью, но... Она получила лишь гримасы неодобрения и... всё. Джин чувствовала на себе чужие взгляды. На неё косились, конечно, и с соседних столов. Но больше всего внимания получила от своего факультета. Ей было неуютно.       — Мартинс, Виолетта!       К табурету подплыла подружка Аллбриттон. И через минуту была отправлена на Гриффиндор. Джин едва удержалась от ядовитой улыбки. Хоть что-то хорошее...       «Какое тебе дело, милая? Оглядись вокруг, сейчас это поважнее».       Дернувшиеся было уголки губ поползли вниз. Голос, с такой жадностью ожидаемый ею когда-то давно ранее, теперь казался наказанием. Проклятием. И всё же, он был прав. Всегда. Джин покосилась на сидящих поблизости слизеринцев. И едва не вздрогнула, тут же столкнувшись с ледяным взглядом белобрысой старшекурсницы. Бонэм не могла решить, отвести глаза или нет. Посчитают ли здесь это слабостью? Но смотреть было неприятно.       Той было лет шестнадцать-семнадцать. Светлые, будто седые волосы, подвязанные зеленой шелковой лентой, галстук был затянут так, что ещё немного, и он точно задушил бы девицу. И ужасно блеклые глаза, пилившие взглядом из-под практически сливающихся с кожей бровей, — они казались особенно жуткими.       «Как у инфернала», — подумала Джин. Слизеринка смотрела на Бонэм в упор. И в том взгляде не было совершенно ничего хорошего. — На инферналов преславно действует Адское пламя...»       «Осторожнее. Она староста, Джинкси».       Джин резко опустила глаза и действительно увидела значок префекта на вязаном сером жилете. Едва не скрипнула зубами.       «Старостам разве не полагается проявлять дружелюбие?»       Но как назло в этот раз Голос остался безмолвен. Церемония завершилась, когда последний первокурсник, Джейсон Ричардсон, был распределен на Пуффендуй. Вот уж чей стол был действительно приветлив. Каждый раз, когда он взрывался овациями, Бонэм ощущала сильный, неприятный укол где-то там, промеж ребер. Это раздражало. Но она ничего не могла поделать с собой. В один из подобных моментов в голове даже промелькнула мысль: жаль, что она не там. Но Джин быстро заставила себя от неё отмахнуться. Ей среди них не место. Уж Джин точно не смогла бы давить улыбки каждый раз, когда очередной первокурсник приближался к столу.       И всё же почему её, «знаменитую пациентку Бонэм», так не встречали? Ещё один забавный факт, отмеченный ею: к Слизерину присоединилось меньше всего детей. Человек пять-шесть от силы, Джин точно не считала.       «Только для избранных?» — она украдкой оглядела тихо переговаривавшихся соседей. А затем за столом стало вдруг тихо. Как-то разом. А ещё через мгновение в тишину погрузился и весь Большой зал. Бонэм недоуменно огляделась. Но причина нашлась довольно быстро: Армандо Диппет поднялся со своего места.       — Добро пожаловать в Хогвартс! — произнес он, вскидывая руки, словно оратор за кафедрой. — И да начнется пир!       Он хлопнул в ладоши. Джин вздрогнула, а тарелки на столах с громким шелестом наполнились яствами. Бонэм непроницаемо уставилась на появившийся перед ней пудинг. Раздражение и обида ощущались так остро, что её едва не колотило. Они даже ничего о ней не сказали. Есть Джин решительно не хотелось.       Джин Бонэм зачислили на шестой курс, как и настаивал Дамблдор. Рекомендации профессоров Вилкост и Бинса были проигнорированы. На седьмом курсе её не хотели видеть куда более влиятельные в Хогвартсе люди: Слизнорт и Дамблдор. И конечно ни один, ни второй не соизволили представить её однокурсникам. Как, впрочем, и директор. Всем попросту не было до неё дела. И это тоже злило.              — Что такое? — буквально пропел рядом высокий голос. — Угощения из Мунго были больше по вкусу?       Бонэм сразу же вскинулась. И второй раз за вечер столкнулась с ледяными глазами слизеринской старосты. Та лениво разрезала на мелкие-мелкие части стейк из красной рыбы. Джин хотела было ответить что-то такое... колкое, грубое. Но соображала чересчур долго. А слизеринка тем временем продолжила:       — Твое имя, – ядовитым голосом сообщила она, — на двери нашей комнаты.       — «Вашей»? — переспросила Джин, забегав глазами по лицам других сидящих поблизости девушек. На миг все чувства отступили на второй план. Староста едва заметно дернула верхней губой, словно собираясь оскалиться. И промолчала, вернувшись к разделыванию стейка. Похоже, она собиралась раскрошить тот до таких микроскопических кусков, что ей даже не потребуется жевать.       Бонэм с мгновение следила за ее руками с тонкими пальцами, на двух из которых блестели перстни. Они выглядели очень дорогими. А потом уставилась в безбровое лицо.       — Вы, говорят, жили прямо в школе, — вдруг вступила в разговор другая слизеринка, сидящая чуть поодаль. — Это действительно правда?       Эти слова отчего-то разозлили ещё больше. Джин не стала даже поворачиваться. Вместо того она снова уткнулась в тарелку. Румяный мясной пудинг стал ещё менее аппетитным. Мерлин, это будет совсем тяжело. Ногти сами собой вцепились в столешницу. Почему, почему они так на неё реагируют?..       — Серьезно, Таиса? — фыркнула слизеринская староста. – Что дальше? Предложишь бродяжке поплакаться в жилетку? Таиса Урхарт — покровительница всех убогих и…       "Нет уж, это слишком!"       Джин выхватила палочку:       — Ещё слово и я вырву твой язык, — она почувствовала, как кровь застучала в висках.       «Джинкси!»       Бонэм сжала челюсти с такой силой, что заныли зубы. С палочки сорвалась искра и прожгла дыру в пудинге. Глаза инфернально-бледной слизеринки округлились. Но лишь на мгновение. Недобро прищурившись, она протянула:       — Минус десять оч…       — Араминта, — вдруг оборвал её ещё один голос. Мягкий и глубокий, мужской в этот раз. И слизеринка действительно замолчала. Отвернулась от Бонэм и принялась за свой стейк. Это было... Странно. Будь Джин не настолько уязвленной, тотчас полюбопытствовала бы, кто сумел так подействовать на белобрысую упырицу. Но не могла оторвать от той взгляда.       — Вы привлекаете слишком много внимания, — тем временем продолжал голос. — Прошу вас уберите палочку, мисс… Бонэм.       Её рука сильно дернулась. На стол вновь посыпались искры.       — Хотя бы в первый день попытайтесь не опозорить ни себя ни свой… — он сделал короткую паузу, прежде чем слегка насмешливо закончить, — факультет.       «Снова этот тон...»       Она нарочито медленно повернула голову, чувствуя, что её уже действительно колотит. Желая отправить заносчивого идиота куда подальше вместе с Араминтой и всем мордредовым Слизерином. Глаза начало предательски колоть, и она ещё крепче вцепилась в палочку. Но ругательство так и не сорвалось с языка, потому что в следующий миг она увидела его.       Злость испарилась. Спина вмиг покрылась мурашками. От щек отхлынула кровь.       «Джинкси…»       Неподалеку от неё сидел всего лишь старшекурсник — такой же как Араминта, такой же, как и добрая половина зала. Просто очередной темноволосый слизеринец со смазливым лицом. Симпатичный, темноглазый, с модными вихром в волосах. У них определенно было что-то общее с слизеринской старостой: оба бледные, словно умертвия. Но всё это едва ли имело значение, потому что Джин почувствовала настоящую дурноту, едва взглянула на него. Он смотрел на нее совершенно безэмоционально. Безразлично. И так...       Внутри неё что-то неприятно зашевелилось. Было нечто совершенно неправильное в том, что этот человек сидел с ней за одним столом. И она никак не могла взять в толк, в чём же было дело. А вместе с тем голова наливалось свинцом.       «Джинкси…»       —  Ты оглохла? — Араминта постучала вилкой по бокалу с тыквенным соком. Этот холодный звон пробрал Бонэм до костей. – Убери её, буйная.       — Араминта, — слизеринец поморщился. — Я бы попросил..       Джин медленно опустила палочку, не отрывая напряженного взгляда от его лица. А он скучающе смотрел в ответ. В нем не было ровным счётом ничего такого. Обыкновенный подросток, каких там сидело сотни. Она, казалось, вглядывалась в его черты уже целую вечность, исступленно борясь с подступающей чернотой, прежде чем наконец поняла, в чём дело…       Этого не могло быть в действительности... Он казался ей знакомым. Ни Хогвартс, ни Шляпа, ни Дамблдор — он. Но почему?       — Том Реддл, — он кивнул ей, когда палочка была наконец убрана во внутренний карман мантии. — Староста школы.       Глаза Бонэм широко распахнулись. Мысли принялись лихорадочно носиться в голове. Словно стая бешеных псов. «Том Реддл и Кристоф Розье… Караткат Бэркес… Лютный пер… Видели впервые»... Слизеринский стол качнулся перед глазами.       — Ты… — едва слышно выдохнула она. Но Том Реддл потерял к ней интерес сразу же, как её палочка перестала угрожать Араминте. Бонэм, словно выброшенная на берег рыбешка, всё хватала и хватала ртом воздух, а он... Он уже и забыл о ней: смеялся над чем-то вместе с сидящими напротив мальчишками. И смех его отдавался набатным боем у Джин в ушах.       Лица соседей резко поплыли перед глазами, сливаясь в единое бежево-черное пятно. Она, наверное, мертвецки побелела, переплюнув и Тома Реддла и Араминту, потому что в следующее мгновение услышала:       — Ей снова плохо, — обиженный голос принадлежал той самой кудрявой первокурснице.       Джин вцепилась руками в столешницу, пытаясь сфокусировать взгляд на пудинге. На мгновение получилось. Но от его вида потянуло блевать. Она ощутила, как желчь обожгла горло, и зашлась кашлем.       — Снова? — а то была уже Араминта. — Она что, и вправду припадочная?.. Белинда, кажется, тебе стоит все же потренировать экскуро, домовиков не накличешься.       За столом послышался смех. Он доносился словно сквозь толщу воды. А она сама — Джин Бонэм — тонула, шла ко дну. Мерлин, приди в себя, приди в себя! Не хватало только свалиться в обморок или залить рвотой весь стол, чтобы слизеринцы уж точно приняли её как родную.       Она задышала коротко и часто. Не глубоко, словно кошка принюхивается. А перед глазами заплясала совсем странная картина. Большого зала она больше не видела. На его место пришел...       Темно-коричневый дневник с потемневшими от времени металлическими уголками. Он тоже, конечно, подержанный – она выкинет его, едва приедет в Хогвартс.       В глазах почернело. Что это?       — Джин, — кто-то аккуратно вдруг коснулся ее плеча. – Джин, все в порядке? Хотите, сходим в Больничное крыло?       Бонэм повернулась на голос. Сквозь скопление множества черных точек увидела смуглое лицо, склонившейся над ней. Той самой, кажется, слизеринки, что разозлила ее расспросами о жизни в Хогвартсе. «Талия… Танси… Трейси…» — Джин перебирала имена в голове, часто моргая. А перед внутренним взором все стояла и стояла странная картинка с темно-коричневой тетрадкой.       — Я Таиса, — сказала девушка. — Мы… мы будем жить в одной комнате. Я тоже на шестом курсе.       — Откуда вы все знаете, где я буду жить? — выдавила Джин, почувствовав, что дурнота наконец отступала.       — Протеевы чары, — абстрактно ответила слизеринка. — Араминта староста, она всегда знает, когда что-то происходит в…       — Я не хочу, чтобы ты разговаривала с ней обо мне, Таиса.       Джин едва разглядела, как Таиса закатила глаза. А потом та просто сменила тему:       — Если хотите, можем пойти в комнату прямо сейчас. Нам не обязательно сидеть здесь до конца ужина.       Джин ошпарило злостью. Перед глазами резко прояснилось. Мерлин, что за чертовщина с ней творилась? Она бросила на Араминту неприязненный взгляд. Но та сидела, демонстративно развернувшись всем корпусом к своей соседке. Захотелось послать в нее депульсо, чтобы приложить её об каменную колонну как следует. А руки дрожали, тряслись так сильно, что она едва бы удержала палочку.       — ...Джин?       — И чего это ты такая добрая?! — рявкнула Бонэм, резко поворачиваясь к Таисе. И в глазах опять помутнело.       «Джинкси...»       «Мерлин, да заткнись же ты!» — Бонэм схватилась за голову.       — Я просто… — в голосе Таисы послышалась прохлада. — Пытаюсь быть вежливой. Но раз Вам это не нужно…       Бонэм мысленно чертыхнулась. Ей нужно было взять себя в руки. Действительно, ведёт себя словно безумная. Таиса собиралась отойти от неё, но Джин резко схватила ту за руку.       — Нет, постойте, —  справившись с собой, Джин сглотнула привкус рвоты. И обратилась к слизеринке на "Вы", как полагается —  Простите. Я, ну… Просто перенервничала.       “И ты меня вывела из себя…” — добавила про себя, натягивая извиняющуюся улыбку.       — Первый день и…       — Распределение, да. Понимаю, — Таиса снова смягчилась. — Забудем.       Джин выпустила ее руку. Как всё было просто!       — Так что? Если не хочется есть, могу проводить Вас в спальни, пока там никого нет. Осмотритесь без толпы. Проголодаетесь, можем позвать домовиков.       Бонэм бросила быстрый взгляд на Араминту, затем на Тома Реддла. Ни первая, ни второй не проявляли к ней больше ни капли интереса. Что в отношении последнего было обидно. Розье летом был более любопытен. Вспомнив о встрече в «Мадам Малкин», девушка едва не ударилась лбом о столешницу. Как она могла забыть о нём? Бонэм спешно принялась выискивать знакомого среди слизеринцев. Джин совершенно точно запомнила его лицо.       — Что думаете? —  снова напомнила о себе Таиса, явно озадаченная заминкой. За столом теперь уже своего факультета Бонэм Розье не обнаружила. Что ж, ладно... Быть может, ей стоило поискать среди других...       — Джин?       Взгляд опять сам собою вернулся к старосте школы. Не было ни малейшего намёка, что он вообще помнил о её существовании. Бонэм вновь ощутила укол обиды. Но лезть к нему не решилась. Не сейчас, не когда вокруг них толпа охочих до сплетен студентов. Наконец она повернулась к Таисе.       — Да, я… Думаю, что это славная идея, — сказала она, растягивая губы еще шире.