Лгунья

       Две недели назад миссис Боунс, встретив Джин Бонэм на пороге своего кабинета, не задала ни единого вопроса. Воскресное утро то было хмурым и сырым. И хотя солнце давно уже встало, лучи его не просачивались сквозь низкие, тяжелые от дождя тучи. В Больничном крыле было темно. Сумрачно — словно часы над ровным рядом пустых кроватей показывали десять утра по ошибке. В Больничном крыле была задернута лишь одна ширма — скрывала дальнюю койку в углу. Но Джин, покосившейся на нее, было отлично известно, кого именно скрывает белая плотная драпировка. Валентина Гойл да она сама — вот и все жертвы варварской и мерзкой Змеиной ночи. Странно, учитывая ее особенности. Но, вероятно, обряд посвящения обыкновенно был всего лишь… формальностью? Столько шума, а в результате, семейные связи все решали быстро и безболезненно. Почти. И все же миссис Боунс ничего не спросила, обрабатывая бадьяном многочисленные порезы, покрывавшие кожу Джин Бонэм. До того бледную, что бордовые борозды да зеленоватая паутина вен предавали ей сходства с упырем. Целительница ничего не сказала, потому что, вероятно, знала о том, что прошлой ночью произошло. Нос Джин Бонэм поправили. Голову вылечили. Порезы спешно затянулись не оставив никаких шрамов. Магия была прекрасна. Магия умела калечить. Магия умела лечить. Такое причудливое равновесие. — Как я здесь оказалась не Вашего ума дело, — бесцветным голосом сказала Джин Бонэм, глядя прямо в глаза школьного старосты. Магия миссис Боунс исцелила ее. Магия Тома Реддла ее изуродовала. — Вы все же ужасная ученица, — он едва заметно дернул уголками губ, будто сдерживая улыбку. — Снова грубите мне. — Мы больше не в подземельях, — оскалилась Джин. «Ты больше не сможешь мне ничего сделать» — запихнула она между строк. — Сейчас – да, — Он прислонился плечом к стене. Легкая, расслабленная поза, какую Джин редко за ним замечала. «Мне не составит труда отыскать место, где никто нам не помешает» — насмешливо блестели его глаза. — Собираетесь проводить меня? — едко отозвалась Джин. — Уложить в постель? «Ты мне угрожаешь?» — сочилось сквозь каждое ее слово. — Что Вы делали здесь, мисс Бонэм? — Легкий кивок головы, и прядка упала ему на лоб. Вероятно, игра в подтексты не была ему так уж интересна. — Кое-что, — слизеринка дернулась в сторону в попытке обойти его. Реддл оттолкнулся от стены, преграждая ей путь. «Черт!» Что ж, глупо было ожидать, будто будет все так просто. — И что же именно? — полюбопытствовал он, рассматривая ее сверху-вниз. — Я бы обязательно тебе рассказала, — раздраженно выплюнула Джин. «Не будь ты такой гнидой» — едва не продолжила, вовремя стиснув зубы. Впрочем, то ли она думала, действительно, порой слишком громко. То ли у школьного старосты хорошо была развита эмпатия — в чем Джин очень сомневалась. Но черты лица его вдруг заострились. И насмешка пропала из глаз, сделав их вновь пустыми. — Но? — Его брови дернулись вверх. — Но… — Джин повела плечами. — Я не хочу. Она предприняла новую попытку обойти его. И у нее вновь ничего не вышло, потому что он тоже подался вбок. Она шагнула тогда вправо. А он шагнул влево, снова оказываясь на ее пути. Со стороны, вероятно, это выглядело даже смешно. Она дергалась туда-сюда, а он вторил ее движениям, будто злобный доппельгангер из зеркала. Такой причудливый танец. Змеи с мангустом. — Не могу понять, Вы слишком глупы или действительно просто безумны, — обронил Реддл, в очередной оказываясь с ней лицом к лицу. — Не могу понять, ты когда-нибудь снимешь уже свои чертовы баллы? Что ты ко мне прицепился?! — Джин остановилась, злобно сверкнув глазами. — Тебе нечем заняться? — Прямо сейчас я, определенно, занят тобой. — Ага, — сказала она, оглядываясь на противоположную часть коридора. Там был тупик. И класс Чар. Великолепный выбор. — Что ты делала в Выручай-комнате, Бонэм? Откуда тебе про нее известно? Вероятно, их танцы Реддлу надоели, потому что он, наконец, вцепился в ее предплечье, удерживая на месте. Бонэм попыталась вывернуть руку. И его пальцы сжались сильнее, ногти врезались в кожу прямо сквозь рукава мантии и сорочки. «Мордред!» — Я даже не знала, что она так называется, Реддл! — зашипела она. — Мерлин, да отпусти меня! — Как ты нашла ее и что там вообще делала? — Он вдруг встряхнул слизеринку, и ее зубы звучно клацнули. — Цирцея, да случайно! Случайно! Просто надо было… — И много чего еще ты нашла случайно? — Что? — она вылупилась на него, совершенно сбитая с толку. — Кто ты такая? — Что?! — Тебе нравится притворяться глухой? — Поинтересовался он, сжимая руку ее еще крепче. — Или тупой? — Мать твою, Реддл, — зашипела она изо всех сил дергаясь в его хватке. — Я вообще не понимаю, о чем ты го… Она осеклась. Потому что вдруг увидела… будто сквозь Аресто моментум… как палочка медленно выскальзывает из его рукава. И Том Реддл, будто маггловский фокусник с ярмарочных живых открыток, сделанных тайком особенно смелым волшебником, ловко перехватывает ее пальцами. Она резко дернулась в сторону, выкручивая руку так, что плечо ошпарило болью. И Реддлу не удалось удержать ее в этот раз. — Ступефай! — взвизгнула, сама не до конца понимая, когда собственная палочка успела оказаться в руке. Красный луч пролетел в каком-то дюйме от лица Реддла. Но тот успел уклониться, делая короткий шаг в сторону. И этого было достаточно. Джин Бонэм бросилась вперед, на ходу отталкивая школьного старосту. Он, не успевший встать ровно, пошатнулся. И крепкое ругательство сорвалось с его губ. А Джин уже неслась к лестнице на всей скорости, на какую только была способна. По темному коридору, что вторил острым эхом перестуку ее каблуков. На подходах к ней, сейчас к счастью неподвижной, Джин, словно ведомая какой чудесной силой — интуицией, по всей вероятности — вильнула в сторону. И заклятье подножки, перелетев через лестничный пролет, врезалось в позолоченную раму дремавшего портрета. Некогда Короля Англии, между прочим. Джин бросилась вниз по ступеням, едва не перелетев через парочку первых. Она сумела удержать равновесие, но то на краткий миг замедлило ее бег. И этого было достаточно. Цепкие пальцы схватили ее за ворот мантии и, едва не придушив, дернули назад. Покачнувшись и, не сумев устоять на ногах в этот раз, Джин Бонэм так и повисла бы на собственных застежках, если бы вторая рука школьного старосты не подхватила ее под локоть. — Конфундус! — Реддл бросил заклятье в портрет Генриха VIII, открывшего было в возмущении рот. И развернул Джин к себе лицом. — Какая ты вертлявая. — Ступефай! Он едва успел ударить по ее руке, изменив направление заклятья в самый последний момент. Палочка вылетела из ее пальцев и, прокатившись по перилам, ухнула вниз. «Мать твою!» Джин в ужасе попятилась, не успев даже сообразить, что творит. «Идиотка…» — обреченно прошелестел голос в ее голове. А в следующий миг каблук соскользнул с края ступени, и слизеринка с грохотом упала на лестницу. «Как ожидаемо…» — успела мелькнуть мысль. И спину окатило словно ушатом ледяной воды. Копчик Джин Бонэм успел пересчитать четыре ступени, прежде чем затылок ударился об мраморную балясину межэтажного пролета. В глазах сразу потемнело. Она, вероятно, даже потеряла сознание от удара на долю секунды… — Столько шуму, — раздался над головой голос Реддла. И краем рассудка она успела различить в нем нотки раздражения. Джин заставила себя сесть. В ушах нещадно звенело. Том Реддл спускался к ней с грацией танцующей перед броском змеи. Быстро. И элегантно. Бонэм подскочила на ноги. Но сделать ничего не успела, потому что в следующий миг палочка воткнулась ей в горло. — Угомонись, — прошипел Реддл в самое ее ухо, отчего затрепетал тонкий пушок на висках. — Отвали! — выплюнула Бонэм, впрочем даже не дернувшись. Ведь какой в этом был уже смысл? — Обязательно, — Реддл схватил ее за рукав мантии и потащил вниз по лестнице. — Но сперва мы побеседуем, Бонэм. Ты ведь хотела со мной побеседовать? «Мечты сбываются» — с мрачной обреченностью подумала она, позволяя уволочь себя в темный коридор седьмого этажа. Она, пожалуй, его ненавидела. Сперва ей казалось, что искренне ненавидеть она способна лишь Араминту. В конце концов, именно Мелифлуа настроила против Джин Бонэм весь проклятый факультет. Ей так казалось. В конце концов, быть может, Уркхарт была и права. И не лезь Бонэм на рожон, отмолчись она, отсидись в стороне, зализывая раны — вероятно, Слизерин не был бы к ней так жесток и категоричен. Что там говорила Таиса? «Ты справишься с испытанием». Вероятно, закланием бы ей пригрозили, если бы она попалась. Но, наверное, имелся бы какой-то из того выход — Джин много думала об этом в последние две недели. Но Том Реддл… Его поведение нельзя было объяснить закидонами богатых отпрысков родовитых семей. Он не был избалован. Не казался истеричным. И если жестокость Мелифлуа или Блэка — этих проклятых жертв кровосмесительных ритуалов, средневекового воспитания и вседозволенности — Джин еще могла объяснить. Объяснить, но не понять. То его ненормальным поступкам объяснений у нее не находилось. — Что ты делаешь?! — зашипела она, наконец, пытаясь вырваться, когда Реддл заталкивал ее в пустующий класс, вскрытый простеньким Алохомора. Но он не ответил, едва не швырнув ее на парту. Она чудом сумела удержаться на ногах. Том Реддл затворил за ними дверь. Бесшумно. И также, не издавая ни звука, парой взмахов палочки наложил на нее, по всей видимости, заглушающие заклинания. Это было очень плохо. — Не подземелья, конечно, — насмешливо бросил он, поворачиваясь к Джин Бонэм. — Но… Он поднял на нее палочку. — Ты же хотел побеседовать! — В голосе Джин прорезались истерические нотки. Она попятилась, насаживаясь бедром на угол парты. — Да, очень хочу, — охотно ответил школьный староста, неторопливо надвигаясь на нее. Глаза ее испуганно забегали по кабинету в поисках хоть чего-нибудь — чего угодно — что смогло бы помочь ей сбежать. Или хотя бы потянуть время: — Так дава… — Легилименс! Поток ледяного воздуха ударил слизеринке в лицо. И ведь это было... уже так привычно... «Мерлин, только не опять…» — только и успело вспыхнуть в сознании, прежде чем вереница воспоминаний принялась затягивать в свой бешеный водоворот их обоих — Тома Реддла и Джин Бонэм. «Сопротивляйся!» — отчаянно и глухо взвыл голос. Но она его уже не услышала. Зато услышал он.              

***

              — Да убери же отсюда свое барахло! Белла! Араминта Мелифлуа вылетела из ватерклозета, и дверь ударилась об стену с такой силой, что на пол посыпалось крошево. Белинда сидела, вытянув ноги на кровати, положив одну щиколотку на другую и курила свои раздражающе-вонючие — по мнению Араминты — сладкие сигареты. — Ты не видишь разве? — Белинда замолкла, делая ленивую затяжку. — Я занята, Минти. — Не называй меня так! — Ощетинилась Араминта. Нотт рассмеялась, и лицо ее заволокло ярко-розовым дымом. — Я не шучу, Белинда! — Араминта вскинула палочку, и сорвавшийся с нее порыв ветра разогнал дым по комнате. — Не уберешь, я сожгу все к чертям морским! Сколько же можно, мне некуда положить свои вещи! — Надо было занимать полку. — Проворчала Белинда, поворачивая к себе погасший кончик сигареты. Араминта затушила его своим Вентус Флюксус. — Твое барахло прекрасно стояло на своем месте... — А потом я отращивала новую кожу! — Зашипела Мелифлуа, перезапахивая сатиновый черный халат, совсем тонкий, зато до самого пола. — У тебя есть палочка, Минти… — Не называй меня так! — …И даже мозги. Можно было догадаться проверять свои вещи, после того, как закапканить чужие туфли. — Белинда одним лишь щелчком пальцев вновь зажгла сигарету. — Я не думала, что она посмеет… — В том все и дело, тебе бы думать почаще. Араминта стиснула зубы, наблюдая за тем, как соседка снова медленно подносит ко рту свою проклятую сигарету. Ее вымазанные темно-вишневой помадой губы сомкнулись вокруг золотистого фильтра. Она никуда не торопилась. — Агуаменти! — резко бросила Мелифлуа Белинде в лицо. — Ах ты сука! — Нотт подскочила с кровати. — Убери из ватерклозета свои вещи, Белинда! Нотт подхватила с прикроватной тумбы палочку: — Агуаменти! Но Араминта увернулась, и поток воды обрушился на пустующую кровать Бродяжки Бонэм. — Эй-эй, хватит! — Таиса, давно закрывшаяся от соседок пологом, выглянула из-за темного бархата. — Эскокуатор! — бросила она в сторону покрывала новенькой Джин. То вмиг стало сухим. — Убери или подожгу их, Белинда! — Ну попробуй. — Я предупреждаю в последний раз! — Только тронь, и следующими будут полыхать твои волосы, Минти. Они стояли, нацелив друг на друга палочки, и Таиса с мгновение еще переводила взгляд с одного лица на другое. Прежде чем закатить глаза и вновь задернуть полог. Они так ее уже достали. — Белинда… — Так и быть, уберу пару баночек, если скажешь волшебное слово, — Нотт осклабилась, но палочку так и не опустила. — Пару?! — Четыре, если еще извинишься за то, что повысила на меня голос… — Белинда! — Целую полку, если попросишь дядюшку прислать мне бесплатно на пробу новый вкус сигарет. Ванильные, если не ошибаюсь. — Я не стану просить сигареты, Белла, он тут же стукнет отцу! — Из палочки Мелифлуа вылетел сноп белых искр. — А ты скажи, блочок для жениха… — Элиас сам в состоянии ему написать, мой дядя не идиот! — Ну тогда… — Нотт опустила палочку и притворно удрученно вздохнула. — Цирцея, ладно, хорошо! Пачка, и твоих вещей больше никогда не будет на моей полке! — Блок. — Обалдела?! Их нет еще в продаже! — Блок или… просто извинись. — Белинда растянулась на кровати, закидывая руки за голову. — Я освобожу половинку. — Не буду я извиняться! — Араминта так и не опустила палочки, впрочем, ни одного проклятья с нее так и не слетело. — Я знаю. — Две пачки, и мы больше никогда не возвращаемся к этому разговору. — М-м, нет. Я хочу блок. Араминта зарычала. А Белинда прыснула. — Ладно! Мерлин, как ты достала! — Клянешься магией? — Поинтересовалась Нотт. — В рот тебе яйца! — Фи-и, как некультурно, Араминта. Ты ведь будущая леди Нотт. Араминта развернулась на каблуках своих домашних туфель с пушком и бросилась в ванную. — Если через неделю их не будет, я верну все назад! — Крикнула ей вслед Белинда. Через пару мгновений Араминта бросила на кровать соседки целую груду волшебных косметических средств. После чего вернулась в ватерклозет и громко хлопнула дверью. Белинда призвала с подоконника сигареты и, спихнув ногой дорогущие средства на пол, откинула крышку. Баночки бесшумно покатились по зеленому ковру. — Бедняга Элиас, — беззлобно выдохнула она в темноту. Они условились собраться в гостиной через час после отбоя. Они встречались так почти ежедневно — обсуждали учебу и сплетни, строили призрачные — скорее всего мало осуществимые — планы на жизнь и порой… глотали Огневиски и конфеты с грибным отваром. Галлюциногенные, разумеется. Когда Осберт Эйвери ухитрялся достать новую партию в Лютном переулке. Сегодня был как раз такой вечер, и Белинда шла в гостиные залы весьма воодушевленной. Они расселись на своем диване — Осберт, Элиас и Орион посередине, Араминта и Белинда на подлокотнике рядом с Ноттом. А Аретуса с краешку, втиснув свою необъятную тушу между Орионом и вторым подлокотником. Не хватало лишь Тома и Гильема. Сирил Лестрейндж редко присоединялся к их ночным посиделкам, предпочитая больше времени уделять научной работе. "Полукровке Мите Вудхаус" – фыркали за его спиной Белинда и Араминта. — Где Мальсибер? — певуче протянула Араминта, покрутив головой. Ее длинные, белые волосы мазнули Белинду по лицу, обдав запахом яблок. Свежим и холодным. — Патрулирует коридоры, — Белинда поймала шелковистую светлую подружкину прядку и со всей силы потянула на себя. — Вместо тебя. Уже забыла, глупышка? Араминта зыркнула на нее раздраженно, но промолчала, резким движением головы высвобождая волосы. Никто из них не стал уточнять, где Том, хоть тот и сказал, что вернется к началу собрания. Потому что уж «где Том» никого из них не касалось, и все то прекрасно знали. — Начнем или обождем? — Подал голос Осберт, приподняв бутылку Огневиски над головой. — Думаю, можно и разогреться. — Ответила Белинда, хитро стреляя глазами в близнеца-брата. Элиас согласно хмыкнул, сжимая пальцами колено сестры. Жест этот не укрылся от Араминты и взгляд ее, метнувшийся к лицу жениха, сверкнул гневом. Но ни Элиас Нотт, ни Белинда не обратили на то внимание. И лишь Аретуса спрятала ядовитую улыбку в искусственном зевке, спеша прикрыть ладонью рот. В камине треснуло полено. Огонь взметнулся, выплюнув угольки на зачарованный от жара ковер. В гостиной не было никого, кроме них. Пустая и темная зала, освещенная пышным пламенем в широко-раззяванной пасти единственного камина, остальные потушили. Она не была неуютна. Расписанный рунами потолок высоким куполом обнимал своих постояльцев. Здесь было спокойно. И тихо. — Отец ответил мне, — сказала Араминта под звон материализовавшихся в руках Элиаса бокалов. — Про Бродяжку? — Поинтересовался Осберт, обезглавив палочкой бутылку. — Да, — Мелифлуа следила за растекающемуся по лицу Белинды умиротворвенному выражению. Подружка не сводила глаз с янтарной жидкости, заполняющей пузатые бокалы. — Никаких зацепок. Он считает, она шпионка Дамблдора. — А мой, что Гриндевальда, — хмыкнул Орион, принимая свою порцию из тонких и холодных пальцев Осберта Эйвери. — Думаю, она связана с ними обоими, — вклинилась Белинда, запустив пальцы в темные кудри близнеца-брата. Элиас довольно прикрыл глаза. Араминта сжала кулаки. — Но что бы ей тут вынюхивать? — Спросила Аретуса. — Ну, шпионит же, очевидно. Если для Гриндевальда, то тут ей самое место, нет? — Орион повертел в руках бокал, прежде чем опрокинуть его в глотку. Целиком. Блэк даже не поморщился. — Я думаю, она действительно лечится. — Подала голос Араминта, с нарастающим раздражением пялясь на порхающие по волосам Элиаса пальцам его сестрицы. — Под Дамблдоровым боком и чутким надзором. Это кажется куда более логичным. Белинда подалась вперед и выхватила последний бокал у Эйвери из рук. Грудь ее при том скользнула по щеке Элиаса. И Араминта шумно втянула воздух. — Вы в порядке? — Обратилась к ней вдруг Аретуса. — Араминта? Взгляд слизеринской старосты тотчас же метнулся к ней. Уголки губ Гойл подрагивали. И Араминте вдруг захотелось приложить ту головой об каминную полку. Ту самую, где за новенькой картиной с шотландскими пейзажами — за авторством Блэковской тетки — пряталась ничем нестираемая надпись «Вы проиграли». Бродячая дрянь выбрала именно их камин для своих мерзких каракуль. — Более чем, — Мелифлуа оскалилась, подставляя бликам от камина белоснежные острые зубки. И вдруг поднялась со своего места. — Ты не против, драгоценный? — Сладким, будто патока голосом, спросила она Элиаса, легонько касаясь пальцами его ноги. — Не хочется далеко тянуться… — Разумеется, — Нотт развел руки в приглашающем жесте, бросив, впрочем, при том короткий взгляд на сестру. И этого не укрылось от Араминты, грациозно опускающейся на колени своего жениха. — Я тоже думаю, что недуг ее не выдуманный, — легкая улыбка коснулась губ Белинды, когда она поднесла к ним бокал. Глаз ее, устремленных на белобрысую макушку подружки, впрочем, она не коснулась. — Это слишком легко проверить. Дамблдор не идиот, Орион. Как и целители Мунго. Она была ведь во всех газетах. Кристоф говорит… — Да-да, что там, кстати, слышно от Кристофа? — Резко перебила ее Араминта. Верхняя губа Белинды дернулась, но она сумела продолжить все тем же невозмутимым тоном: — Кристоф говорит, в Мунго ее вдоль и поперек проверили. Она не лжет. Не об этом, по крайней мере. — Отец говорит, все равно за ней стоит приглядывать. — Сообщил Блэк, вырывая бутылку из неторопливых рук Эйвери. — Разумеется стоит, глупыш, — Белинда хихикнула, тоже осушив свой бокал. — Обновишь мне? — Она постучала ногтем по стеклу — Осберт что-то жадничает с порциями. — Вы так отключитесь еще до прихода Тома, — недовольно пробурчал Эйвери. — Э-э, нет, — Белинда приняла Огневиски из рук Блэка, ласково проведя пальцами по его. И не забыв стрельнуть глазами в братца. — У нас еще уготовано местечко для конфеток. Осберт проворчал что-то про «расхищение его запасов», но больше ничего говорить им не стал. Вечер протекал медленно. Огонь в камине неторопливо пожирал деревянные головешки. Теплые, оранжевые блики облизывали зеленый ковер. Витражи в окнах давно потускнели. Здесь было темно и немного холодно. Пламя отражалось в стекле, плясало в янтарной жидкости бокалов и бутылки, что стояла у самых их ног — на полу. Огневиски, подсвеченный камином, оживал в их пальцах — бледных и длинных. Слизеринские девушки не красили ногтей. Их руки были холеными, кожа нежной и гладкой. Но темный лак — синий, но бликующий зеленым, покрывал длинные ногти Ориона Блэка. И на контрасте с полупрозрачной, яично-рыжей жидкостью в бокале казались они черными. Аретуса Гойл измазала своей ярко-розовой помадой все стенки стакана. На губах уже не осталось почти ничего, только бледная окантовка по контуру. Тушь отпечаталась под глазами, она смеялась так заливисто над шутками Блэка, что ресницы вымочились в слезах. Только слепой не заметил бы, как Аретуса смотрит на Ориона. Блэк же на нее не смотрел никогда. И его взгляды, и Элиаса, и Осберта принадлежали только одной в их компании. Белинде Нотт. У Белинды были темные синие глаза, густые и широкие брови, чернеющие на белом, алебастровом лице. И длинные, вьющиеся волосы, которые она никогда не собирала. Оставляла плащом покрывать спину и плечи. Перебравшись через какое-то время на колени Ориона Блэка, она, тихо посмеиваясь, рисовала черным карандашом ровные линии вокруг его глаз. Блэк не сопротивлялся, накручивая кончик ее локона на палец. Вторая рука лежала на ее талии. Араминта, успокоившись, когда Нотт оказалась от них далеко, расслабилась в руках своего жениха. Она цедила Огневиски, вполуха слушая пространственные рассуждения Элиаса о слабых сторонах политики Гриндевальда. И больше думала о том, что делать ей с болезненной привязанностью близнецов-Ноттов друг к другу. Она все не могла понять себя, сообразить, кого все-таки из них она ревнует сильнее. Подругу детства к жениху или жениха к подруге детства. Осберт Эйвери встревал в неторопливый монолог Нотта каждые пару минут. Его семья была фанатичной. Они обожали Гриндевальда и яростно поддерживали любое его решение. Даже те, что оборачивались кошмарными провалами — вроде операции на Сицилии. Они говорили — и он охотно повторял их слова — что то было «вынужденной необходимостью». Что да — хоть и с великими потерями — но они отбили необходимые им волшебные территории от сторонников «магглофилов», коими они обзывали совершенно каждого, кто противился идеям Гриндевальда. Территории те, впрочем, разоренные войной, давно опустели. И Гриндевальд в конечном итоге покинул их, не посчитав возможным тратить ресурсы на их восстановление. О чем ехидно и напомнил Осберту Элиас. Тот, разумеется, сразу вспыхнул. Осберт Эйвери был таким же фанатиком, как и его семья. Белинда не слушала их разговоров, полностью сосредоточившись на глазах Ориона — теперь густо-накрашенных и казавшихся стеклянными: настолько светло-серый их цвет выделялся на фоне черного карандаша. — Тебе так идет, ты бы знал, — шепнула она, отбрасывая карандаш в сторону. — Я знаю, — приподнял уголки губ Орион и, выпустив ее локон, потянулся к стоящей у ноги бутылке. — Еще по одной? — Осберт проклянет нас, — хихикнула Белинда, наклоняясь к нему еще ниже. Волосы соскользнули с плеча и закрыли их от остальных будто занавес. — Я нас спрячу… Нет-нет, оставь бокалы. Давай прямо так… да тише же… аккуратнее, Ори! Блэк прыснул, касаясь горлышком Белиндиных губ. Он наклонил бутылку и обжигающая жидкость заскользила вниз по ее пищеводу. Белинда делала быстрые и громкие глотки. — Вы опять присосались! — Осберт подскочил на ноги, отрываясь мгновенно от своего спора с Элиасом Ноттом. — Прекратите, это на всех! Эйвери бросился к ним, и Блэк едва успел увернуться от его рук. Орион, под громкий хохот Белинды, свалившейся с его коленей на пол и стирающей янтарные капли с подбородка, запрыгнул на диван, поднимая бутылку высоко над головой. — Том еще… — попытался вразумить их Эйвери, тоже пытаясь забраться на диван, но осекся, когда Нотт схватила его за ногу и дернула вниз. Осберт грохнулся прямо на нее, прикладываясь подбородком о ее высокую скулу. С губ обоих сорвался болезненный вздох. — Мерлин, — неискренне скривилась Аретуса, — Какие Вы дикари… И глаза целиком ее выдавали. Аретуса жалела, что ей никогда не удавалось стать участницей их странных забав и ребячества. Осберт попытался встать: — Блэк, прекрати! Но Орион не слушал его, победно расправив плечи, поставив одну ногу на спинку дивана, словно генерал с полотен наполеоновских времен. И глотал Огневиски прямо прямо из бутылки. Аретуса Гойл залюбовалась им. И настала очередь Араминты насмешливо кривить губы, глядя на нее. — Блэ… Белинда, да пусти же! — Не смей повышать голос на мою сестру! — полушутя, полусерьезно пригрозил Элиас, подталкивая Араминту в сторону. Та нехотя скатилась на диван, стиснув зубы в раздражении. Она глядела на Белинду. Белинду, заливисто хохочущую на полу, обнимающую обтянутую коричневой твидовой штаниной стройную ногу Осберта. Ему удалось встать, но не отделаться от цепкой хватки Нотт. Щеки Белинды раскраснелись, на них играли ямочки, вздернутый нос сморщился, а волосы разметались по груди и спине. Подружка выглядела прелестно. И Араминтино раздраженное выражение лица быстро снова сменилось задумчивым. — И что это у нас тут происходит? — раздался голос за их спинами. Хорошо всем знакомый голос. Не злобный, но и не довольный. Смех Белинды оборвался. Она резко обернулась, выпуская ногу Эйвери. В гостиной вмиг повисла тишина, и треск поленьев в камине показался оглушительно громким. Все головы, одна за другой, повернулись к двери. Блэк опустил бутылку, нога его соскользнула со спинки дивана. На пороге гостевого зала стояли двое. Том Реддл с выражением легкой брезгливости на лице. И… Бродяжка Бонэм. В тени, за его спиной. Элиас быстро встал, протягивая руку Белинде. Та приняла его помощь и, спешно поднявшись на ноги, отряхнула юбку. Аретуса дернула Ориона за полу пиджака, безмолвно веля сесть на место. Араминта же, прищурившись, пялилась за спину школьного старосты. В темноте бледное лицо Бонэм словно светилось. Глаза блестели. Она нервно терзала зубами губы. — Быть может, ты слезешь? — Поинтересовался Реддл, ступив на ковер. — Орион? Блэк, будто только спохватившись, спрыгнул на пол. — И стоило мне так распинаться перед нашей дорогой новенькой… — деланно сокрушенно покачал Том головой. — …Чтобы потом меня так подставили. «Нашей дорогой новенькой» — рассекло воздух, будто удар хлыста. И некоторые из их компании действительно дернулись в тот момент. Например, Араминта Мелифлуа. Белинда бросила на подружку насмешливый взгляд. А затем широко улыбнулась, снова выставляя напоказ ямочки на щеках: — Простите нас, мистер Староста, — она застенчиво опустила ресницы. И вдруг ласково и тихо, совсем на себя не похоже, добавила. — Милая Джин… рада, что Вы все же смогли отпустить наши старые споры. Араминта громко фыркнула, отворачиваясь к камину. Палочка скользнула в ладонь из широкого рукава мантии. Мелифлуа сжала ее в пальцах, не сводя напряженного взгляда с пламени, пожирающего головешку. — Как я и говорил, — Реддл обернулся к Джин Бонэм, протягивая руку. — Мы иногда любим вечером посидеть узким кругом в гостиной. И конечно теперь, когда вы стали одной из нас, — слова эти как-то по-особенному перекатились у него на языке. — Вам следует больше времени проводить среди ровесников. Поможет быстрее освоиться. Бонэм с мгновение смотрела на его ладонь. После чего моргнула, и, будто оправившись от наваждения, смущенно улыбнулась, делая шаг вперед. Брови Аретусы взлетели вверх, и она открыла было рот, но Эйвери вдруг незаметно дернул ее за рукав. — Мы будем рады Вам с этим помочь, Джин, — медленно проговорил он. — Могу я Вас так называть? Том, взяв ее руку, подвел к их дивану. И Араминта ощетинилась, будто увидавшая собаку кошка. — Джин? — позвал Том. — А? — Бродяжка была какой-то заторможенной. Она медленно перевела взгляд с Тома на Эйвери, словно только сейчас осознала, что тот обращался к ней. — Да… Пожалуй, так будет лучше. Чем «Бродяжка». Губы ее тронула блуждающая улыбка. Мелифлуа бросила короткий и вопросительный взгляд на жениха. Словно вопрошая: «Что Том с ней сделал?» Белинда неуместно и натянуто рассмеялась. Отрывистым, лающим смехом, каким обыкновенно никогда не смеялась. Он прозвучал слишком громко в повисшей ненадолго тишине. — Присаживайтесь, — Реддл многозначительно посмотрел на Аретусу, веля ей освободить место. Та спешно подчинилась, перебираясь на подлокотник. Тот протестующе скрипнул под ее дюжим весом. Джин робко опустилась на диван. — Огневиски? — Слегка хрипло поинтересовался у нее Орион, приподнимая бутылку. — Д-да, — неловко отозвалась Бродяжка, заторможено кивнув. — Пожалуйста. Блэк, вытащив из внутреннего кармана пиджака палочку, призвал стакан с журнального столика. Араминта поморщилась. Это было изящно, но в том не было нужды, ведь Орион мог просто протянуть руку. Но он любил рисоваться. Аретуса жадно следила за каждым его движением. — Мне принести конфеты? — Несколько неловко спросил Осберт Эйвери, переминаясь с ноги на ноги. — Конечно, тащи! — Тут же откликнулась Белинда, присаживаясь на диван подле Бонэм. — Вы любите «Кукушкино молочко», Джин? — Что? — Белинда, — Том Реддл слегка поморщился, заставляя кресло проскользить по ковру одним резким движением палочки. — Откуда ей помнить о таком? — Верно, — Нотт стушевалась. Том опустился на подушки и закинул ногу на ногу. Теперь спинка кресла его перекрывала обзор на камин. Но даже если кому-то это и мешало, никто не посмел что-либо возразить. — «Кукушкино молочко» это конфеты с грибами. — Подал голос молчавший до того Элиас, двигаясь ближе к подлокотнику, чтобы сестрице было удобнее. — С грибами? — переспросила Джин. — С теми, о которых я думаю? — Откуда бы нам знать, о чем ты там думаешь? — выплюнула Мелифлуа. — Араминта… — одернул ее Реддл. — Вы уже разве подружки? — О чем Вы думаете. — Спешно, но нехотя поправила саму себя Араминта. Джин промолчала. Взгляд ее опустились к собственным рукам, сжимающим колени. — Да, — быстро отозвалась Белинда. — Там отвар из мухоморов и псилоцибе. Осберт, спешно удалившийся, показался из аркбутаны, ведущей в мужские спальни. В руках его был коричневый пакет, шуршащий, будто маракасы, на каждом шагу. — А почему «Кукушкино»… — Джин слегка нахмурилась, будто пытаясь припомнить полное название. — «Молочко»? — подсказал Элиас. — Просто так называется. Нотт пожал плечами. Бродяжка покосилась на него, привлеченная резким движением. — Кукушки питаются грибами. — Сказал Том. Белинда хмыкнула. «Все-то Вы знаете» — отразилось на ее лице. Но говорить она ничего не стала, само собою. — Правда? — Бродяжка посмотрела на школьного старосту с любопытством. Том медленно кивнул. Он не сводил с Бонэм взгляда с самого того момента, когда они оказались в гостиной зале. И Белинда это подметила. Как подметили и Элиас, и Орион, и Осберт, и Аретуса. И даже Араминта, с каждой минутой становившаяся все мрачнее и мрачнее. Осберт придвинул еще одно кресло к их дивану. А затем осторожно опустил на журнальный столик коричневый пакет. — Уверен, все вы помните правила, — прочистив горло, сказал он, надрывая плотную бумагу. — Но раз среди нас есть новенькие, — взгляд его на мгновение задержался на лице Бонэм, каком-то совсем рассеянном и бледном. — Думаю, мне следует повторить. Сначала нужно рассасывать. И только когда дойдете до травяного вкуса, глотать. И не ешьте больше четырех, если конечно не хотите улететь в страну чудес совсем далеко и надолго… — О, оставь свои нравоучения, Осберт, — простонал Блэк. — Заткнись, Орион, — попросил Эйвери. — Напоминаю, все чем мы занимаемся — незаконно. И не стоит трещать об этом на каждом углу… — Зануда, — шепнула Белинда в самое ухо Бродяжки, вдруг к ней наклонившись. От неожиданности Бонэм вздрогнула. Араминта, сверлящая Бродяжку глазами, поджала губы. «Дерганная и полоумная» — таков был ее вердикт. Она сочетала в себе все, что так подходило Дамблдору. Раздражающая, безродная, глупая и сумасшедшая — так Араминта и думала, скользя взглядом по отвратительным рыжим косам Бонэм, ее плечам и рукам. По кнопке-носу и бледным веснушкам на щеках. «Мерзкая» — Мелифлуа склонилась над журнальным столиком, выбирая из пакета конфеты посимпатичнее. — «Зачем же ты понадобилась Тому?» Но Араминте, медленно опустившейся на подлокотник с парочкой шоколадный батончиков, растекающихся в пальцах, не оставалось больше ничего, кроме того, чтобы... надеяться. Надеяться, что Том Реддл, чтобы он там не задумал, быстро наиграется со своей новой мышкой. И уже в обозримом будущем избавит от ее гнусного общества. Скормит ее – было бы просто чудесно – василиску. Или просто уберет из их школы. Но, вероятно, мечтам Мелифлуа не суждено было сбыться. Не так скоро, по крайней мере.