Заяц над бездной

— Это что, труба? — голос Эндзё звучал удивлённо и радостно. — Да, это труба! Я играл на ней, учась в академии… Так… Сейчас… Дайнслейф закатил глаза и пошёл дальше, игнорируя отряхивающего от пыли найденный в глубине пещеры, бывшей чьим-то временным лагерем или же жильём, музыкальный инструмент Эндзё. — Иди сюда, я научу и тебя! — радостно донеслось до него. — Надо правильно расположить пальцы и сильно дунуть! Раздался громогласный скрежет, как будто Адская гончая скоблила когтями по металлу. Эндзё дунул ещё раз и на потолке пещеры задрожали камни. — Смени обличье на человеческое, — посоветовал Дайнслейф. — Ах, вот в чем дело, — Чтец грустно сжимал в руках начавший плавиться металл. * Труба осталась. Дайнслейф ответил коротким «нет» на предложение иногда нести музыкальный инструмент, и Чтец тащил ее сам. В обличье монстра он едва замечал ее вес, выглядя при этом совершенно по-идиотски: Дайнслейф бы даже улыбнулся, если бы сохранил в себе хоть каплю чувства юмора. В человеческом обличье же хрупко сложенный библиотекарь заметно тяготился весом музыкального инструмента, задыхался и замедлял шаг, пока не остановился совсем. — Дайн, — окликнул он. — Нужно поискать веревку. Дайнслейф, выглянув за поворот коридора, не увидел там монстров и уделил своему спутнику косой взгляд. — Я обвяжу трубу и взвалю на спину, мне тяжело нести ее в руках, — объяснил Эндзё. Поставив инструмент на покрытую каменной крошкой землю, он утер пот со лба и шумно выдохнул: воздух рядом с ним исказился, плавясь. Дайнслейф сделал шаг по направлению к нему. — У тебя вообще нет никаких вещей? Эндзё пожал плечами. Дайнслейф окинул его взглядом, но не заприметил ничего, что могло бы играть роль заплечного мешка. Эндзё был одет в кимоно до самых лодыжек, что, судя по всему, позволяло ему игнорировать наличие штанов. Он был обут в сандалии, на ноги по инадзумской моде были надеты носки. На нем были очки в тонкой оправе. Эндзё скользнул рукой по трубе, и Дайнслейф внес корректировку в его образ: теперь у Эндзё имелась еще труба. — Ты жил в Инадзуме? Эндзё внимательно посмотрел на него, не сразу отвечая. — Да, — наконец, кивнул он. — Давно. — Насколько давно? — Около пятисот лет назад. — Хм. И, в самом деле, работал библиотекарем? — Пастухом. — Хм. — Библиотекарем работал. В самом деле, — Эндзё прикусил губу и приподнял музыкальный инструмент, предоставляя Дайнслейфу доступ к нему с другой стороны. — Гипотетически я мог не успеть вернуть тебе книгу? — Дайнслейф закончил обвязывать трубу и отошел на шаг. — Идем, — велел он, устремляясь вперед. Эндзё, удовлетворенно хмыкнув, вдел руки в сделанные из веревок петли и взвалил трубу на спину; дополнительно труба была закреплена ремнем Дайнслейфа. — Это твоя первая шутка за все время. Я уж начал бояться, что ты вообще не знаешь, что такое юмор, — прокомментировал он. — Значит, ты бывал в Инадзуме? Пятьсот лет назад? Ты еще интереснее, чем я думал… — Эндзё рывком нагнал Дайнслейфа и, пойдя рядом с ним, с ласковой насмешкой предупредил: — Смотри, не потеряй брюки. В Бездне трудно раздобыть еду, через несколько недель от тебя останутся кожа да кости. — Я могу обойтись без нее. Я не завишу от человеческих потребностей. Эндзё окинул его взглядом и пообещал: «Я сочиню тебе песню». — Обойдусь. — Песню о любви, — мечтательно продолжил Эндзё. — И, конечно же, о смерти. Там будет припев «Та-та-та, та-да-да, пусть весь мир сгорит дотла, не умрем мы никогда…» — Откуда у тебя любовь к музыке? — Отец был музыкантом, учил меня играть. Помимо трубы, еще могу сыграть на пианино и на сямисене. И на флейте. А какая семья была у тебя? — Иди займись делом, — пресек расспросы Дайнслейф. Эндзё скинул с плеч трубу и, шагнув вперед, обратился в пламя, выступая из него в обличье Огненного Чтеца. — Отойди, — огрубевшим голосом велел он. — И береги мои вещи. Дайнслейф нехотя взвалил трубу на спину, не вмешиваясь в битву огненного торнадо с гидро клинками. С потолка посыпались камни, и Дайнслейф, поморщившись, принялся вспоминать расположение отмеченного ранее обходного пути — этот коридор вряд ли будет доступен после окончания битвы. — Предатель! — пророкотал Вестник. — Убей мальчишку! Он враг Бездны! Как и в прошлые разы, за несколько мгновений до поражения, Вестник скрылся в портале, напоследок прокляв Эндзё и пообещав вернуться. Снова обретя человеческое обличье, Эндзё несколько мгновений смотрел в пустоту с грустью, а потом навесил на лицо невинное выражение. — Ох, какой здесь беспорядок, — библиотекарь запустил руку в волосы и рассмеялся, словно не сам сейчас разнес переход подземелья. — Придется поискать другой путь. Он прошел мимо Дайнслейфа в сторону единственного уцелевшего выхода из пещеры: коридоры Бездны переплетались, превращая подземелье в целый город, населенный монстрами, созданиями Бездны и на время становящийся пристанищем героев, верящих, что Бездна покорится именно им. — Эндзё. Это был первый раз, когда Дайнслейф назвал его по имени: и он сам, и Чтец замерли, прочувствовав момент. — Я не буду ее нести. На губах Эндзё расплылась лукавая улыбка. — Ну хотя бы пару переходов, — попросил он. — Это сражение истощило меня на всех уровнях. — Я брошу здесь. — Ну Дааайн, не будь так жесток! Раздался грохот, уведомляющий о том, что Дайнслейф исполнил обещание, и Эндзё скачками приблизился к нему. — Ну хорошо, я понесу сам! Не бросай больше: ты повредишь инструмент! — Еще одна подобная выходка, и я заберу веревки. — А ремень оставишь мне? — хмыкнул Эндзё. — Я бы предпочел, чтобы им воспользовался ты: когда бьешь сам себя, ощущаешь лишь половину удовольствия… — Возвращай веревки. Хохотнув, Эндзё взвалил трубу на спину, игнорируя Дайнслейфа, и пошел вперед. * Песня случилась ближе к вечеру. Но перед этим все-таки приоткрылась тайна отсутствия у Эндзё вещей. Посередине очередного коридора Чтец остановился и тихо произнес: «Пожалуй, покружили достаточно». Дайнслейф, все это время делающий пометки на нарисованной им карте, нахмурился. Он надеялся, что сказанное Эндзё всего лишь фигура речи: судя по его отметкам, они спускались все ниже по спирали, а не ходили по кругу. Привлекший его внимание Чтец бросил на него таинственный взгляд поверх стекол очков. — Иди сюда, — позвал он. Дайнслейф подошел и все же не удержался от вопроса. — Что ты задумал? — Привести тебя домой. Думаю, мы уже достаточно знакомы для этого шага. Отпустив очередную шуточку, он рассмеялся и, обратившись в свою форму мага Бездны, вскрыл пространство магией, раскрывая портал. — Входи, — громогласно велел он. Дайнслейф бросил взгляд на Огненного Чтеца с трубой за спиной и решил, что если его обманет именно это создание, то это будет самым глупым, самым унизительным вариантом развития событий из всех возможных. Он шагнул в портал, и на несколько мгновений перестал существовать в обличье человека. Соткавшись же из космической энергии вновь на другом конце портала, изумленно расширил глаза. Это все еще была Бездна. Не ее сердце, до которого он желал добраться, чтобы вскрыть его своим мечом, уничтожив дьявольский механизм; не мифическая столица подземного города, где должен был храниться ответ на то, как уничтожить этот рассадник мрака. То, куда его привел портал, было уютной пещерой, своим видом говорящей о том, что она использовалась в роли жилища — не временного, а постоянного. Снова вернувший себе человеческое обличье Эндзё протащил трубу вглубь пещеры и определил у центра дальней стены. Дайнслейф шагнул вперед и огляделся, все еще не веря, что Чтец его не обманул и действительно привел в свое убежище, которое громко именовал домом. Сам же Дайнслейф не мог назвать своим домом ни одно место на земле. Тот народ, остатки которого он оберегал, то место, где когда-то жил он сам — Каэнри’ах, за последние пятьсот лет там не осталось и памяти о месте, где он когда-то вырос. Его дом был разрушен еще тогда, в войну, унесшую с собой тысячи жизней и обрекшую еще сотни на мучительное существование в обликах чудовищ. С тех пор он путешествовал по Тэйвату, нигде не останавливаясь надолго. Мондштадт, Ли Юэ, Снежная, Сумеру… Бездна распространилась повсюду, даже Натлан и Фонтейн не обошлись без ее влияния. Он и правда мог встретить Эндзё в Инадзуме, застать его обычную, земную жизнь, когда он еще был человеком, а он сам уже был оружием, должным обагрить кровью проклятые богами земли. Дайнслейф, моргнув, прошел дальше, наблюдая, как Эндзё совершенно непринужденно разжигает плитку и достает из заткнутой прессом бочки овощи. — Мяса не обещаю, если, конечно, не желаешь отведать хиличурлского мяса, — несмотря на заявление, его тон можно было расценить, как вопросительный. — Нет, — отказался Дайнслейф. Стоя посередине пещеры, он не мог найти себе места. Взгляд его упал на спальник, роль которого играл набитый травой мешок: аромат ее сильно контрастировал со ставшим привычным за последнюю неделю отсутствием каких-либо ярких запахов. В пещерах пахло кострами и пищей, что варили в подвешенных над ними котлах; пахло свалявшейся шерстью разводивших костры монстров, когда они были поблизости. Иногда сыростью, когда рядом протекал подземный источник. Но чаще всего гуляющий по коридорам воздух не приносил с собой ничего. Несмотря на слабую циркуляцию, он был свежим, лишь иногда принося с собой кисловатые нотки покрывшей стены плесени. Пару раз Дайнслейф замечал на каменных стенах мох: обнаружив хоть небольшой источник воды, грубая растительность выжимала из нее свое право на жизнь. Но траве взяться в Бездне точно было неоткуда. — Откуда у тебя трава? — наконец, спросил он подходя к Эндзё; единственное подходящее для себя место в этом чужом жилище он определил для себя рядом с его владельцем. — С поверхности, — пожал плечами Эндзё и сунул ему в руки две картофелины. — На, почисти вот это. Дайнслейф, не споря, вытащил из ножен кинжал. Куда лучше было применять оружие для таких будничных вещей, как чистка овощей, а не для перерезания чьего-то горла. Но последние сотни лет он, в основном, использовал оружие исключительно для убийства. Поставив на огонь котел с подготовленными для рагу овощами, Эндзё снова взял в руки трубу и плюхнулся на спальный мешок. Дайнслейф, помедлив, опустился на землю возле выхода из пещеры. — Сюда никто не придет, — уверил Эндзё. — Иди сюда и послушай песню, я пол дня ее сочинял. — Почему ты так уверен? Эндзё не ответил, дунув в трубу. По пещере разлетелся звук, все еще звучащий грубо, но уже не так, как в первый раз, когда Эндзё пытался взаимодействовать с инструментом через свое обличье Огненного Чтеца. Эндзё извлек из инструмента еще несколько пробных звуков, а потом, ловко зажимая пальцами клапаны, выдал сносное соло, в котором даже угадывался продуманный ритм. — Песня! — торжественно обозначил Эндзё и с выражением исполнил: «Если долго смотреть на вишню, Можно узнать вишневый секрет Если долго смотреть на небо, Можно узнать небесный секрет Если долго смотреть на Дайна, Можно узнать Дайна секрет, Если долго смотреть в Бездну, Можно получить пиз…» Дайнслейф выдохнул смешок и тут же отвернулся, предугадав развитие событий. Заменивший окончание слова протяжным раскатом трубы, Эндзё с чувством расхохотался. — Ты улыбнулся! — Нет. — Я видел, что ты улыбнулся, Дайн. — Вовсе нет. Эндзё отложил трубу и, приблизившись, заглянул ему в лицо. Дайнслейф прикусил губу с внутренней стороны, демонстрируя такое же, как и всегда, выражение лица, без единой эмоции на нем. Эндзё продолжал смотреть на него, и Дайнслейф, не выдержав, задал напрашивающийся вопрос: — Если долго смотреть на Эндзё? Эндзё усмехнулся. — Не все сразу. Ты и так многое выспросил обо мне за время нашего знакомства. Не то, чтобы выспросил, разумеется, я рассказал тебе только то, что захотел рассказать… Он отстранился и заявил: — Я иду на поверхность пополнить запасы воды. Здесь ее нет, исключая подземные источники, но все они охраняются, и чтобы принять ванну, тебе придется сперва убить всю охрану. А если учесть, что маги Бездны могут поддерживать ментальную связь, то на место убитых тобой придут следующие… Вдвоем у нас больше шансов: я могу убивать всех, пока ты будешь плескаться — заодно подогрею тебе воду… Он снова рассмеялся, но Дайнслейф не отреагировал, переваривая полученную информацию. По всему выходило, что Эндзё может пригодиться не только в качестве боевой поддержки, но и в качестве добытчика информации. Идея через него подобраться ближе к своим врагам, разумеется, посетила его с самого начала и стала первой причиной, по которой обнаруженный в Бездне, жалобно лопочущий библиотекарь, будучи сразу же раскрыт, не был им убит. С ухмылкой смотрящий на него, поверженный, предлагающий ему «воткнуть ему в шею лезвие меча», Чтец не пытался бежать — он словно позволял ему убить себя; он хотел этого. И Дайнслейф, поняв, что у него есть шанс сперва использовать Эндзё, а уже потом убить, вскоре осознал, что его спутник полезнее ему живым, чем мертвым. Чтец не стремился сбежать, он не пытался его убить: напротив, он, без тени сожаления, уничтожал своих же собственных соратников. Предательство в мире Бездны не показалось Дайнслейфу чем-то удивительным: монстры, чудовища, они были способны на любое зло, а пойти против своих же могли и люди, это было обычной практикой в любой части Тэйвата. Единственное, что неимоверно злило — Эндзё ничего не объяснял. Он не рассказывал ему, по какой причине решил присоединиться, он не раскрывал ему планы Бездны, не говорил о своем несогласии с ними. Он просто убивал созданий Бездны на пару с ним и отпускал разномастные шуточки, где из повторяющихся тем была его любовь к боли и многозначительные намеки на интерес к Дайнслейфу. Дайнслейф не допускал, что Эндзё, в самом деле, мог им заинтересоваться, но его заявление о боли все же решил проверить, в ответ на одну из подобных шуток откровенно предложив его избить. Эндзё тогда выдержал паузу и насмешливо произнес: «Я уж думал, мне придется просить прямо, раз ты игнорируешь все мои намеки». Дайнслейф не испытал ничего, рассыпав алые синяки по телу библиотекаря. Зато Эндзё испытал от этого яркое и чувственное удовольствие, его стоны и вскрики эхом разносились по пещере, где они сделали это в первый раз. За первым разом последовал второй, за ним третий. Синяки на теле Эндзё заживали чересчур быстро, и он объяснил это своей магией. «Как Чтец Бездны, я обладаю усиленной регенерацией. Это полезно, ведь мы сможем делать это чаще». Дайнслейф впервые испытал что-то давно забытое, когда от его истязаний Эндзё возбудился. Он стонал, лежа на земле, уже не только от боли и от испытываемого удовольствия, но и от томления, которым оно дополнилось. Подняв на него взгляд, он тогда честно признался: «Это заводит меня, Дайн. В этом обличье я куда чувствительнее». Смотря в расширившиеся зрачки Эндзё, Дайнслейф осознал, что он сам не испытывал плотского желания уже очень давно. Его бессмертие влияло на него, заставляя отходить от привычного уклада человеческой жизни. Он не мог вернуться со своей войны и завести семью, став жить мирной жизнью — потому что его война не могла закончиться, пока будет жив последний рожденный Бездной монстр. Один такой лежал у его ног и признавался в испытываемом возбуждении, когда он причинял ему боль. Дайнслейф мог убить его в любой момент, он верил в это, он ведь уже победил Эндзё однажды. Он решил подождать с этим. Поставил сапог на живот Эндзё и надавил, не желая верить, что впервые испытывает от свершения насилия какие-то иные чувства, нежели чувство исполненного долга. То, что он ощущал, все еще не было вожделением, это даже не было удовольствием. Но любопытство тоже было приятным для него чувством: Эндзё корчился под его подошвой, и Дайнслейф пытался понять, что он ощущает помимо боли, какого рода удовольствие он получает от нее. Это было чем-то новым для Дайнслейфа, мир которого давно замкнулся в его войне, которая не заканчивалась уже пятьсот лет. За эти пятьсот лет он повстречал множество людей. Давно были мертвы те, с кем он когда-то имел близость. Со временем мысль о неизбежной потере совсем отбила у него желание делить с кем-то постель. Он перестал надеяться, что сможет обрести помимо близости любовь, которая не оборвется, когда закончится срок жизни человека, в то время, как он сам не изменится в своей застывшей в юности внешности. Он был бессмертен, и, возможно, только Архонты, которых он ненавидел, могли бы, в теории, провести с ним больше времени, чем смертные. Мысль о том, чтобы иметь близость с созданием Бездны, не приходила ему в голову никогда: твари, не имеющие ничего общего с людьми, с масками вместо лиц, покрытые шерстью или же костяной броней; он видел их чудовищами и пытался забыть об их разумности. Они были монстрами, он был человеком. Бессмертным, приближенным своим проклятием к Архонтам, но все же человеком. Эндзё был созданием Бездны. Дайнслейф уверял себя в этом снова и снова, но, видя перед собой застывшего приблизительно в таком же возрасте, что и он сам, молодого парня, никак не мог избавиться от фальшивой веры в то, что перед ним человек. — Я пойду с тобой, если ты вернешь меня сюда. Было нелегко сюда попасть. — Нет, — Эндзё покачал головой. — Ты останешься здесь. Здесь тебя никто не тронет. Я скоро вернусь. Он снова перевоплотился в чудовище, раскрыл портал и скрылся в нем. Дайнслейф остался ждать, снова размышляя о том, что слишком мало знает об Эндзё, чтобы ему доверять. Если он сейчас позовет того, преследующего их и неизменно сбегавшего, потерпев поражение, гидро Вестника или магов Бездны, Дайнслейфу придется постараться, чтобы справиться со всеми ними. Чтец мог играть с ним, втереться в доверие и, обманом приблизившись, попытаться убить, когда определит время подходящим. Дайнслейф окинул пещеру взглядом, отмечая возможное пространство для маневра. Встал, решив выйти из нее, и оценить расположение — если отсюда ведет только один подземный коридор, то нужно выяснить, где именно он пересекается со следующим; если дорога расходится, то нужно отметить это на карте. Взгляд Дайнслейфа упал на сбереженную Эндзё трубу. Что он так прицепился к этому музыкальному инструменту? Зачем так старательно тащил его с собой, если может просто принести себе с поверхности что угодно, имея возможность в любое время ее посещать? Дайнслейф представил, что, пока он ждет в пещере, Огненный Чтец убивает мирных людей Тэйвата; как он поджигает здания и громогласно хохочет. А он стоит здесь, смотрит на эту трубу и доверчиво ждет обещанной воды. Глаза Дайнслейфа прищурились, он скользнул взглядом по висящему на поясе мечу. Как только Эндзё объявится, им нужно будет обстоятельно поговорить. Эндзё объявился через пару минут: Дайнслейф не успел изучить подземный коридор из пещеры, отметил только, что он один. Пещера освещалась пламенем разожженной плиты, на которой все так и томилось рагу, и факелом на стене. В глубине коридора было темно, стены там не были освещены магическими фонарями, обозначавшими, что этот коридор считается одной из главных дорог города. Укрытие Эндзё явно находилось в месте «на отшибе»; судя по всему, Эндзё, в самом деле, спрятал свое жилище от других. Свалив перед Дайнслейфом тушу кабана с прожженной до кости шкурой, Эндзё вновь раскрыл портал, пророкотав, что вернется с водой через пару минут. Он скрылся в портале до того, как Дайнслейф успел с ним заговорить. Раздраженно вонзив кинжал в тушу убитого зверя, Дайнслейф принялся освежевывать кабана, решив занять время ожидания привычным действием — разрезанием на части плоти: обычно она была на момент его воздействия еще живой и принадлежала монстрам, но и разделывать животных он тоже умел. Эндзё притащил концентрированную воду: в своем человеческом обличье, с головы до ног мокрый, он ввалился через портал, удерживая двух гидро слаймов. Выглядел он плохо: под глазами его были черные тени, и Дайнслейф, прекратив возиться с кабаном, внимательно за ним наблюдал. Не говоря ему ни слова, Эндзё затащил слаймов в деревянный ящик и, прикончив, облокотившись на его края, облегченно выдохнул. Когда он через минуту подошел к Дайнслейфу, тени под его глазами стали не такими явными, но их все еще было видно. — Наш род отношений предполагал, что готовка будет на мне, — весело прищурился Эндзё, — но я рад, что ты решил взять на себя часть моих обязанностей. — О чем ты говоришь? Эндзё прикусил губу и бросил на него смешливый взгляд. — В гомосексуальном браке нет распределения на мужские и женские обязанности, — сообщил он. — И раз ты доставляешь мне удовольствие, то я… Дайнслейф воткнул кинжал ему в руку. Однако, все равно продолжил заниматься готовкой, пока стонущий Эндзё смывал кровь принесенной им водой. К моменту, когда Дайнслейф закончил с кабаном, рана уже затянулась, превратившись в царапину, и Дайнслейф, вспомнил о том, от чего его так умело отвлек Чтец. — Тени у тебя под глазами, почему они появились? — спросил Дайнслейф. — Когда ты пришел с поверхности, я видел их у тебя на лице. — Если долго смотреть на Эндзё, — пропел Чтец, отказываясь отвечать на вопрос, и велел: — Прими ванну, Дайн. И ложись спать. Я верну тебя на то место, откуда забрал, утром. Дайнслейф отслеживал под землей время по механическому устройству из Сумеру: стрелки взаимодействовали с цифрами, разделив день на отрезки. Как следил за временем Эндзё, Дайнслейф не знал. — Ты не пойдешь со мной? Повисший в воздухе вопрос столь явно был окутан флером сожаления, что Дайнслейфу стало неловко. Эти чувства тоже были давно не испытываемыми. Он нахмурился, подумав, что Эндзё заставляет его вспомнить о той версии него, которую еще можно было назвать человеком в полной мере, а не как сейчас — оружием с внешностью человека. — Мне нужно кое-что сделать, — ответил Эндзё. — Я догоню тебя позже. Дайнслейф усмехнулся и поднялся с места. — Я не нуждаюсь в отдыхе. Можешь возвращать меня сейчас. — Дайн, прими ванну, — настойчиво повторил Эндзё. — И поспи хоть несколько часов. Ты видел себя со стороны? Твои синяки под глазами я не комментирую. Дайнслейф замер, а потом прикрыл глаза. Проклятье. Он столько веков провел в битвах с Бездной, не чтобы о нем заботилась вышедшая из нее тварь. Не чтобы делить с монстром ужин. Не чтобы, причиняя монстру боль, доставлять ему удовольствие. Он столько веков провел в битвах с Бездной, не чтобы в итоге быть прирученным ей. Эндзё — не человек, он враг, и их временный нейтралитет слишком затянулся. Он должен покончить с этим, уйти сейчас. Не убивать сейчас, отдавая дань благодарности за оказанную ему помощь: за предоставленные ужин и место для ночлега; за возможность смыть с себя пещерную грязь — Эндзё, в самом деле, принес воды для него, и эта трогательная забота никак не укладывалась у него в голове. Этот Эндзё отпускает свои вульгарные шутки, исполняет ему песенки на трубе, предлагает спать в его доме — он что, в самом деле, настолько не в себе, чтобы искать от его общества чего-то большего, чем извращение, участвовать в котором Дайнслейф согласился лишь из любопытства, но даже отдаленно не потому, что ему это нравится? Обернувшись, Дайнслейф посмотрел на Эндзё, желая убедиться в своем предположении. Он мог бы спросить прямо; он привык говорить прямо или же молчать. Он впервые промолчал не потому, что сам этого захотел, а потому что не нашел в себе достаточно смелости, чтобы задать интересующий его вопрос. Он бросался в гущу битвы, он сражался один на один с чудовищами и похлеще Эндзё, но именно столкнувшись с ним, он в первый раз испугался. Потому что где-то очень глубоко внутри, за тысячами слоев брони, вдруг шевельнулось давно потерявшее надежду на любовь сердце; дрогнуло и ускорило ритм, погнало кровь и впервые за сотни лет подставило его, выдав его чувства. — Я не буду подсматривать, — лукаво пообещал Эндзё. — Постараюсь удержаться. Не буду тебя смущать. Он встал с земли и, подойдя к воде, сунул в нее руку. От воды пошел пар. — Ты был пиро магом? — Нет, гео. Логично же допустить, что именно из гео магов выходят самые лучшие пиро Чтецы, — Эндзё хохотнул и обернулся к нему. — Я подожду снаружи. Неподалеку. Если понадобится потереть спинку — зови. Он пошел к выходу из пещеры, и Дайнслейф, подошедший к ящику с водой, в которую были перевоплощены гидро слаймы, увидел в освещенной пламенем факела воде отражение светловолосого парня, с закрытой маской частью щеки. Вторая щека пылала огненным румянцем. * Он все же воспользовался предложением, решив, что в случае чего убьет всех и будучи обнаженным: совершенно не имеет значения, как к его облику отнесутся те, кто по итогу их короткой встречи будут мертвы. Взяв с края ящика черпак, Дайнслейф набрал в него воды и, наклонившись, облил водой затылок. Занесенные каменной крошкой, спутавшиеся пряди мгновенно испортили прозрачность воды, сделав ее мутной. Нанеся на волосы порошок из раздробленного мыльного корня, Дайнслейф зарылся пальцами в волосы, выскабливая из них грязь. Как облить водой тело, не намочив при этом земляной пол пещеры, Дайнслейф не представлял: единственным вариантом было залезть в ящик, играющий роль ванны, самостоятельно, но этот вариант его не привлекал. Не то, чтобы он не мог туда поместиться — ящик был достаточного объема; по размерам он напоминал садовую бочку. В конце концов, Дайнслейф предпочел залить все водой, решив, что Эндзё выпарит ее в случае необходимости. Роль полотенца играла случайно раздобытая ворсистая ткань, она мягко впитывала влагу и не причиняла дискомфорта телу при касании — это было немаловажно, потому что часто он смывал с себя не столько грязь, сколько кровь, и водить по развороченной коже грубой тканью было бы глупым решением — Дайнслейф не разделял в этом плане пристрастия Эндзё. Закончив водные процедуры, Дайнслейф обернулся и встретился взглядом с Эндзё: тот, вопреки своему обещанию держаться в стороне, сидел перед плиткой к нему лицом, и, не скрываясь, наблюдал за ним. — Я решил проверить, как там рагу, — оправдался он в ответ на возмущенный взгляд Дайнслейфа. — Ты еще красивее, когда злишься. Можешь меня ударить, если хочешь — я не против. — Ладно-ладно, — Чтец поднялся с земли. — Я действительно подожду снаружи. Тебе не кажется, что твое стеснение лишь приближает нас к обозначенному мной роду наших отношений? — хохотнув, Эндзё отвернулся и пошел к выходу из пещеры. — У тебя красивый шрам на спине, — бросил он напоследок. Дайнслейф отшвырнул полотенце и принялся облачаться в одежду, не заботясь о том, что она прилипала к телу. Из всего сказанного сильнее всего его задело замечание о шраме. Рассекающий всю его спину, он, изгибаясь, доходил до копчика, дважды пересекая позвоночник. Нанести такую отметину оружием было затруднительно — шрам остался от взаимодействия с магией. С магией определенного толка. Он не хотел обнажать свое тело перед другим магом еще и потому, что тот мог знать о причине появления подобной метки. Все, перед кем он представал обнаженным раньше, были обычными людьми. Когда Эндзё вернулся, он сидел перед стоящим на плитке котлом, скрестив руки на груди, и игнорировал бурлящий от голода желудок. Эндзё, хмыкнув, молча выделил ему порцию рагу, и, перед тем, как отдать миску, ложкой зачерпнул из нее рагу и отправил в рот. — Не отравлено, — дал рецензию он. — И с солью я не переборщил. Дайнслейф пообещал себе, что он никогда не сделает это на людях, не даст повод думать, что его с Чтецом Бездны связывает хоть-что, что можно расценить сотрудничеством. Но сейчас он решил все же это произнести. — Спасибо. — Пожалуйста, — без насмешки ответил Эндзё и тут же добавил, портя атмосферу доверия: — Я читал в одной книге про яд замедленного действия: если вовремя принять противоядие, то ничего не случится. Дайнслейф отправил кусок картофелины в рот: было, и правда, вкусно, и насчет соли Эндзё не обманул, преуменьшив при этом свои заслуги — приправ было довольно много, не только соль; еще угадывались утонченные приправы Инадзумы. — И чем закончилась эта книга? Эндзё прищурился. — Концом света, — поведал он. — Я люблю такие книги: с грандиозным финалом. Но главный герой и его спутник выжили: оставшись вдвоем, они строили новый мир на пепле старого. — Для этого нужны мужчина и женщина, — подсказал Дайнслейф. — Чтобы строить новый мир. Эндзё укоризненно посмотрел на него сквозь очки.