Заяц над бездной

— Почему ты так уверен, что сюда никто не придет? Дайнслейфу надоело отвечать отказом на предложение поспать, и он перешел на игнорирование, но с Эндзё такая тактика не работала: молчание собеседника он использовал, как повод заполнить его своей болтовней. Дайнслейфу претило быть манекеном для отработки острословия, и он был вынужден все же заговорить с Эндзё, надеясь заставить его сменить тему. Может быть, из Чтеца удастся вытянуть хоть какую-то полезную информацию, раз он расположен трепать языком. Эндзё приподнялся на спальном мешке и заглянул в глаза Дайнслейфу, сидящему напротив на сделанном специально для него спальнике — Эндзё опять ходил на поверхность, на этот раз за травой, и под его глазами снова ярко выделялись черные тени, когда он вернулся. Но сейчас на его лице не было ни следа болезни. Он смотрел на Дайнслейфа игриво; в отражении стекол его очков плясали языки пламени разделяющего их костра. — Потому что этого места — не существует, — поведал он и ухмыльнулся; выражение его лица явно говорило о том, что он ждет расспросов. Дайнслейф задумался на несколько мгновений и сразу же попал в цель, предположив: — Это подпространство, которое можешь создавать только ты? Эндзё удовлетворенно хмыкнул, окинул его оценивающим взглядом и уточнил: — Ты знаешь об искусстве адептов создавать подпространства? Дайнслейф промолчал, не желая рассказывать, что не обладает достаточной информацией. Он знал о том, что это возможно, но детали были ему неизвестны. Сделав верный вывод по его молчанию, Эндзё принялся рассказывать. — Приближенные к Архонтам адепты овладели искусством создания искусственных миров. Пространство, не существующее в реальности — оно позволяло владельцу чайника войти в него и придать этому пространству желаемую форму. Туда можно было переносить реальные объекты. — Чайника? — переспросил Дайнслейф; рассказанное Эндзё было больше похоже на одну из его шуток — если создание подпространств еще могло быть реальностью, то упоминание какого-то чайника… — Именно так — чайника, — подтвердил Эндзё. — Артефакт, позволяющий создать подпространство, имел вид глиняного чайника. Существует старая легенда о том, что в чайник может поместиться целый мир — о том, что эта легенда правдива, говорит то, что ты сейчас находишься здесь. — И это — твой мир? Эта пещера? — голос Дайнслейфа огрубел. Он подумал, что со стороны его расспросы звучат раздраженно. Звучат завистливо. Чтец явно хвастался, и Дайнслейфа это злило. Он даже не отметил, что в его списке давно не испытываемых чувств обозначилось пополнение. — Если бы у меня был целый чайник, я мог бы создать что-то гораздо более масштабное. Но у меня есть только фрагмент, — Эндзё сел, приняв позу, от которой кимоно на нем натянулось на груди и складками подчеркнуло узость талии: затянутый в него, он вызывал у Дайнслейфа ассоциации с обряженным в платье. Он давно отвык проводить подобные ассоциации с инадзумскими костюмами, но в сумраке пещеры стройная фигура Эндзё все же уводила его мысли в эту степь. Дайнслейф подумал, что за века никогда не испытывал желания близости с мужчиной. Он воспринимал их союзниками или соперниками; воины или же мирные жители: земледельцы, торговцы — они были такими же, как он. С ними было легче найти общий язык: можно было говорить грубо, выпивая в таверне, их можно было ударить, не имея в виду полноценную драку — отвесить оплеуху или же дать грубого тычка в качестве нравоучения или же поддразнивания. Если они были врагами, он убивал их с куда большей легкостью, чем женщин. Женщины могли быть сильнее мужчин, но они все равно оставались женщинами — другим, противоположным полом, который он никогда не сумел бы полностью понять, пусть у него и была на это целая вечность. Близость с женщиной была для него единственно возможной; тепло, которым одаряла женщина — он никогда не пытался представить, как разделяет подобное тепло с мужчиной; с кем-то, таким же, как он сам, кому принадлежала такая же, как у него, мужская роль, предполагавшая основы воспитания и ответственность: в глубине души каждый мужчина считал себя должным защищать, даже если не был достаточно в этом хорош. Эндзё поправил дужку очков, по-женски заигрывающе заправив прядь волос за ухо. Дайнслейф отметил его жест, множество раз сталкиваясь с ним — чаще всего так делали девушки, флиртуя или же смущаясь. Насмешливый взгляд Эндзё явно демонстрировал, что никакого смущения он не испытывает. — У меня есть только осколок от чайника, поэтому созданное с его помощью подпространство столь мало, — Эндзё прищурился за стеклами очков и не сказал, а словно бы мурлыкнул: как ищущий тепла кот. — Знаешь… чтобы использовать артефакт, он должен быть всегда при мне. Догадаешься, где я его храню? Взгляд Дайнслейфа рухнул с высоты лица Эндзё на его пояс. Скользнул по ногам, задержался на обтянутых носками и сандалиями ступнях. Метнулся к рукавам и снова предательски вернулся на уровень живота. — Жарко, — шепнул Эндзё. — Но холодно. Бери выше. Дайнслейф возмущенно вскинул на него взгляд и уперся им в карие глаза, скрытые за стеклами очков. В них дрожали смешинки. Чтец снова коснулся волос, заправил прядь за ухо, выставляя его для обзора. Дайнслейф покорно переместился взглядом туда, но его догадка не подтвердилась — у Эндзё не было серег, в качестве которых можно было использовать глиняный осколок. — Какие у тебя есть варианты еще? — поддразнил его Эндзё, следящий за его взглядом. Дайнслейф принялся рассматривать оправу его очков, но быстро сорвался, переместив взгляд по ту сторону стекол. — Ты проиграл, — улыбнулся Эндзё, отвечая на его взгляд. — Самый простой вариант тебе в голову не пришел. Но твое первое предположение мне понравилось. Эндзё скользнул рукой в вырез кимоно и вытащил глиняный осколок — он висел на чем-то, невидимом в сумраке — леске или даже нити. Продемонстрировав артефакт, Чтец спрятал его обратно в глубину выреза кимоно. Дайнслейф с раздражением выдохнул, ощущая, как часто бьется сердце. Игры Чтеца его злили и вместе с тем заставляли разгораться внутри него пламени — почти такому же, какое сейчас разделяло их с Эндзё; жаркое, оно переплетало алый цвет с рыжим; на мгновение опадая, снова вскидывалось вверх, все выше и выше. — Ложись спать, — велел Эндзё. — Я никого сюда больше не приведу. Он протянул руку и погрузил ее в пламя: набросившись на нее, оно втянулось внутрь его ладони и погасло одновременно с пламенем факела на стене. Пещера погрузилась во тьму. Эндзё зашуршал травяным наполнением спальника, устраиваясь для ночлега, и замер. Темнота дополнилась тишиной. — Спокойной ночи, Дайн, — пожелал Эндзё. Дайнслейф сидел без движения несколько минут, пытаясь совладать с бурлящей внутри него кровью: она пульсировала у него в ушах, дополнившись эфемерным звоном. Он коротко выдохнул, и его дыхание разорвало тишину пещеры, усилившись в сотню раз. Или Дайнслейфу только так показалось. Механически, как робот, он опустился на спальный мешок и, не подбирая позы, застыл, стараясь совладать с волнами бушующего внутри него шторма. Они накатывались на него, накрывали с головой, и он зажмурился, не зная, как пережить эту бурю. Он давно не испытывал столько чувств. Он успел и забыть, что чувствовать — так сложно. Когда он раскрыл глаза, то все так же было не разобрать ничего вокруг. В пещеру не попадало ни отблеска света. На миг ему показалось, что этот абсолют и есть смерть — полное отсутствие чего бы то ни было, и только буйство чувств умирающего сознания. Может быть, Эндзё, в самом деле, его отравил? Дайнслейф коснулся плеча рукой, стиснул его и понял, что все еще существует. Мгновение помедлив, он зашарил рукой перед собой, надеясь нащупать остатки костра. — Если ты боишься темноты, я зажгу факел, — пообещал Эндзё. — Или все же оставить так? В темноте ты намного смелее. Дайнслейф отдернул от него руку, не успев понять, какой части тела коснулся. — Мы же уже выяснили, что артефакт я храню не там, — насмешливо подсказал ему Эндзё. * Уснуть Дайнслейф не смог. Когда бушующий внутри него шторм улегся, отягощенный бессмертием мечник осознал, что находится в ловушке. Созданное Эндзё подпространство, куда он его заманил: Дайнслейф не мог его покинуть, не имея артефакта, которым к тому же не умел пользоваться. Дополнительно он был окутан темнотой, которая мешала ему ориентироваться. Чтец мог убить его — сейчас у него были все шансы это сделать. Страх прошёлся по коже дрожью, Дайнслейф хрипло выдохнул. Всё случившееся — ванна, ужин, сделанный для него спальник; все эти попытки заботы, все показалось Дайнслейфу недостаточным. Война слишком долго жила в его сердце, чтобы он так легко отпустил старые привычки. Тщательно подбирать союзников, рассчитывать только на себя: доверять только себе самому. Дайнслейф сел на спальнике и стиснул рукоять меча. Сердце его оглушительно стучало внутри грудной клетки. — Эндзё, — позвал он. Чтец не ответил, и Дайнслейфа прошила молния осознания. Он прав. Чтец одурачил его и сейчас нападёт на него, воспользовавшись преимуществом избранной им территории. Дайнслейф поднялся на ноги и уставился во тьму перед собой где, как он помнил, находился Чтец. Между ними было расстояние, которое он сможет сократить за один рывок. Мастерство владения мечом его тоже никогда не подводило. Он сможет проткнуть Чтеца даже в непроглядной тьме, а если этого удара будет недостаточно, то применит магию. Чтец не отвечал, и Дайнслейф попробовал позвать его ещё. — Эндзё! — повысив тон, повторил он. — Если ты решил обмануть меня, то у тебя ничего не выйдет. Я убью тебя. — Дайн, ну что ты… Это раздалось немного не оттуда, откуда он предполагал — правее. Дайнслейф шагнул вперёд, осознанно не обнажая меч. Он рисковал, выжидая первого удара, но у него все ещё оставалась надежда, что Эндзё, в самом деле, не собирается на него нападать… Эндзё, судя по всему, сменил позу: сев — Дайнслейф споткнулся о него, и Чтец совершенно возмутительным образом удержал его от падения, обхватив ладонями его ягодицы и прижимая его к себе. — Я все же зажгу факел, чтобы ты успокоился, — пообещал Эндзё. — Я боялся, что он нарушит атмосферу и помешает твоему отдыху. Но, судя по всему, с атмосферой все в порядке, раз ты столь резво полез тыкать в меня своим мечом. Дайнслейф отвесил ему во тьме оплеуху, только потом подумав, что этот жест можно было расценить скорее дружеским, нежели предназначенным для заклятого врага. Вырвавшись, он шагнул назад, наступая в костер; не до конца прогоревший сук хрустнул под его подошвой. Дайнслейф шагнул назад ещё раз, и под его ногами зашуршала набитая в мешок трава. — Зажги факел, — потребовал он, убирая руку с так и не вытащенного из ножен меча. — Я недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы оставаться наедине с тобой в кромешной темноте. Он понял, что Чтец расценил сказанное им двояко, по его игривому смешку. — Ну ведь это ты ко мне полез, а не я к тебе, — лукаво заметил Эндзё. * О том, что он все же заснул, ему сказало прикосновение — Дайнслейф раскрыл глаза в ту же секунду и перехватил чужую руку, погладившую его по щеке. Эндзё охнул от боли, и Дайнслейф, просверлив его взглядом, отпустил его. И, моргнув, посмотрел на потирающего запястье, нависающего над ним Эндзё уже удивлённо. Чтец, действительно, по какой-то причине не убил его — несмотря на то, что он позволил себе потерять бдительность настолько, что провалился в сон; в настоящий, а не в ту полудрему, которой привык обходиться. — Доброе утро, — поприветствовал его Чтец. — Я бы не будил тебя и дальше, но у меня есть дела, я говорил тебе про них вчера. Я верну тебя в подземелье и нагоню позже. Эндзё отошёл к котлу, и Дайнслейф увидел, как он поджигает плитку пламенем из ладони. На одно лишь мгновение Дайнслейф испытал ощущение сладкой неги — его организм был, как никогда, отдохнувшим, он чувствовал в себе силы, которые мог подарить только здоровый сон. Было тепло, и сладко пахли перемешавшиеся с травой цветы. Дайнслейф сел на спальном мешке и сразу же дрогнул в смущении: Чтец опять что-то готовил, судя по порции овощей — на двоих. Дайнслейф вспомнил события вчерашнего дня, вспомнил неловкость ночи и не нашёл ничего лучшего, как задать вопрос «Что у тебя за дела?», не желая обсуждать ничего из произошедшего и переходя к сегодняшнему дню. — Мне нужно кое с кем встретиться, — пояснил Чтец. — Это личная встреча, и тебя я с собой на неё не беру. Он бросил на него быстрый взгляд и уточнил: — Это не свидание. И я не собираюсь сдавать тебя Бездне. Ты уже мог понять, что я не собираюсь этого делать. — Почему ты присоединился ко мне? — Попробуй, как по соли? — Эндзё. Чтец замер перед ним с ложкой, в которой было зачёрпнуто что-то, напоминающее рыжее пюре. Улыбнувшись, он сунул её в рот и вернулся к котлу. — Если ты хочешь получить ответы, то тебе придётся и самому ответить на мои вопросы, — Эндзё бросил на него взгляд сквозь очки. — Это будет честно, не так ли? Дайнслейф усмехнулся, поняв, что Эндзё начал новую партию противостояния, сразу же поставив ему шах. Он мог бы обмануть его, отвечая на что угодно, но если он спросит о шраме, то разговор обернётся плохо — пиро маг, библиотекарь, Чтец Бездны — Эндзё явно не нуждается в его комментариях на этот счёт, он должен быть осведомлён о причине метки. И поднятая сейчас, эта тема не позволит им и дальше хранить нейтралитет. — Спрашивай, — велел Дайнслейф. Он тяжело выдохнул сквозь чуть приоткрытые губы; это получилось у него с лёгкой грустью. Все же надо признать, что общество Эндзё было не самым неприятным за последние сотни лет, случались у него вынужденные спутники и похуже. — Ты когда-нибудь спал с парнем? — спросил Эндзё. Дайнслейф шокированно уставился на него. — Я имею в виду, в любовном плане, — уточнил Эндзё и произнёс прямо: — В плане секса? — Нет, — Дайнслейф выдохнул это раньше чем решил, стоит ли вообще отвечать на этот вопрос. — М… — Эндзё выдержал небольшую паузу и быстро облизал кончиком языка губы. — А я тебе нравлюсь? — спросил он. Это были совсем не те вопросы, которых ожидал Дайнслейф. Предлагая в первый раз избить проявляющего интерес к испытыванию боли Эндзё, Дайнслейф не подразумевал под этим действием свою любовную заинтересованность. Все шутки Чтеца касательно его интереса к Дайнслейфу, все его заигрывания: Дайнслейф вспомнил, что и о любви к боли Чтец сперва тоже шутил, пока Дайнслейф не проявил ответный интерес к заявленной теме, и не выяснилось, что сказанное — правда. Дайнслейф отвёл взгляд от Эндзё, окинул взглядом пещеру и встал на ноги. Не прощаясь, пошел к выходу из неё. — Ты не сможешь выйти так, — окликнул его Эндзё. — Отсюда нет другого выхода, нежели чем через портал. Дайнслейф, игнорируя его, пошёл вперёд по отмеченному вчера коридору. Каждое слово Чтеца надо было проверять, не было никакой уверенности в том, что он говорит правду, а не вводит его в заблуждение, по какой бы то ни было причине. Возможно, и история с подпространством — всего лишь одна из его шуток. Дайнслейф не понимал, что на уме у Эндзё, не понимал, что за игру он ведёт. Тоннель закончился через десяток шагов после закрепленного на стене факела. Снявший его с крепления и взявший с собой, Дайнслейф уткнулся в тупик: каменная стена была искусственно ровной и гладкой, словно бы её создал скульптор, зачем-то решивший потратить свой талант на обработку стен в Бездне. Коснувшись стены, Дайнслейф застыл, удерживая в руке факел. Пламя его горело ровно, только слегка колеблясь от его дыхания. Чтец не обманул его. И не обманывал с самого начала — он, действительно, заинтересовался им в любовном плане, и все его поступки явно об этом сигнализировали: однако, отвыкший от подобного Дайнслейф предпочёл все их проигнорировать. И сейчас был пойман не только в тупик подземного коридора, но и попал в двусмысленную ситуацию, у которой едва ли было больше двух вариантов разрешения. Чтец предлагал ему свою помощь в ответ на его близость: его вопросы были ответом на то, о чем его спросил Дайнслейф. И такая установка подразумевала, что его отказ приведёт к расторжению их хрупкого договора. Что же, раз ему все равно предстоит сразиться с Чтецом, то лучше сделать это сейчас. Дайнслейф пошёл назад. Вернув факел на стену, возвратился в пещеру и замер на расстоянии пары шагов от Эндзё. — Нет, — ответил он. — Я тебя не люблю. — Ну, вообще-то, это нечестно, — Эндзё надул губы и указал взглядом на пояс его брюк. — На такие вопросы надо отвечать искренне, в момент разговора, а не вернув себе выдержку уединением. Нахожу очаровательным, что ты постеснялся делать это при мне: ты такой милый, Дайн. Дайнслейф непонимающе перехватил его взгляд и оглядел свой расслабленный пах. Суть провокации дошла до него через секунду. По щекам пополз жар. Он так давно не реагировал на утреннее состояние своего тела, путешествуя в одиночку или в компании мужчин, никому из которых не пришло бы в голову уделять этому внимание, исходя из того, что они сами испытывали то же самое. Он привык игнорировать: к тому же он почти всегда обходился дремой, не давая телу полноценного расслабления. И сейчас, уйдя из пещеры с топорщившим брюки членом, он даже не отметил, как тот опустился сам, пока он был занят размышлениями о выходе из ситуации с Чтецом. — Выпусти меня отсюда, — хрипло потребовал Дайнслейф. — Или я срежу артефакт с твоей шеи вместе с твоей головой. — Я уже и так потерял голову от любви к тебе, — уверил Эндзё. — Выпущу только после того, как съешь тыквенную кашу. Прости: боюсь, я мог слегка пересолить в этот раз. * Первые два часа без Эндзё Дайнслейф провел неплохо: испытываемой им ярости хватило на три лагеря хиличурлов, вырезанных с такой бескомпромиссной жестокостью, что сбежать не удалось никому — последнего пиро слайма Дайнслейф наподдал ногой, представляя, что отправляет в полет голову бесстыдного Чтеца. Слайм разлетелся огненными кляксами, врезавшись в стену, и Дайнслейф, замерев посередине разоренного лагеря, снова вернулся мыслями к тому, что именно его так задело. Взгляд его упал на дымящийся на огне котел, и вспомнилась тыквенная каша, которой его пытался накормить Чтец. Дайнслейф выплеснул ее на него, ожидаемо не нанеся пиро магу никакого вреда. Но Эндзё все равно был расстроен. — Это мое любимое кимоно, — упрекнул он, смазывая с щеки рыжую массу и отправляя палец в рот; даже стоя в ошметках каши, Эндзё умудрялся выглядеть соблазнительно. Дайнслейф с силой пнул котел хиличурлов, выплескивая из него пищу на землю. Она уже не могла им пригодиться, а его самого тошнило от мысли о еде; да и он бы никогда не стал доедать за монстрами. Впрочем, с одним монстром он все же разделил вчера ужин. Подумав об этом, Дайнслейф разозлился еще сильнее. «Эндзё выглядел соблазнительно»: эта мысль, которую он четко осознал, на которой поймал себя, смотря на облизывающего губы, лукаво смотрящего на него, признавшегося ему в чувствах Чтеца — именно она была причиной его ярости. Тварь из Бездны, мужчина, его заклятый враг — Дайнслейф не мог и представить себе, что когда-то соберет для себя подобное комбо и оставит его представителя в живых; и он точно не мог и предположить, что кого-то подобного сочтет «соблазнительным». Чтец, признавшийся в чувствах к нему: Дайнслейф совершенно не представлял, как ему теперь с ним поступить. Это не меняло изначальной установки — он, по-прежнему, мог его убить, когда сочтет необходимым. Но это мешало ему продолжать использовать Эндзё в качестве… спутника? Дайнслейф не желал называть его напарником, хотя именно так можно было обозначить их сотрудничество: Эндзё оказывал ему боевую поддержку, он сражался с ним на пару, он принял его сторону по совершенно возмутительной причине — если, конечно, она была единственной. Выдохнув, Дайнслейф пошел вперед, оставляя усеянный трупами лагерь за спиной. Хиличурлы не пожирали своих же, но в Бездне обитали не только они. Найдутся другие твари, которые сочтут монстров пищей и очистят подземелье, уничтожив трупы. Дайнслейф вспомнил, как Эндзё предлагал ему хиличурлское мясо и, когда он отказался, принес с поверхности кабана. А он сам — тварь из Бездны — насколько он избирателен в пропитании? Кормил его какими-то овощами, притворяясь человеком, но он все равно монстр, чудовище! — Тварь из Бездны! — прорычал Дайнслейф в пустоте коридора и добавил, испортив впечатление: — Хренов ублюдок. К сказанному жгло добавить еще парочку эпитетов, и Дайнслейф дал себе волю, продолжая путь по подземному коридору, грязно ругаясь. Он давно не находил повода использовать подобные характеристики, поэтому сейчас, пользуясь случаем, припоминал все, услышанное за сотни лет: список выходил немаленький. — Помедленнее, я не успеваю записывать! — окликнул его знакомый насмешливый голос, когда он, обнаружив остатки лестницы, примеривался спуститься по имеющимся ступенькам к следующему этажу. — «Глуподырый вымесок» — я такого раньше не слышал. Это старинное арго Снежной? Дайнслейф, вспыхнув, обернулся к Чтецу. Тот переоделся в другое кимоно, сменив серый цвет на бурый. Одеяние такой расцветки шло ему еще больше. — Еще что-нибудь знаешь? — поддразнил его Эндзё. — Маловато комплиментов, я заслуживаю большего! — Огнекрыса, — выдохнул Дайнслеф, окинув его взглядом. Эндзё с довольством рассмеялся. Дайнслейф увидел, как из-под ворота его кимоно показалась тонкая цепочка. Артефакт висел на цепи, а не на леске или нити, но под воротом предыдущего кимоно ее было не видно — на этом вырез был больше. — Это явно авторский неологизм, — прокомментировал Эндзё. — Мне нравится. Один из писателей в мое время шутливо называл себя «чернильной крысой»; он писал много забавных вещей, задумал написать целый цикл про «Крысу из Стали» или как-то так, по его задумке главный герой должен был путешествовать среди звезд… — Эндзё подошел к нему и, как ни в чем не бывало, впереди него пошел по лестнице. — Не упади, Дайн, здесь очень шаткие ступени… Хотя, если упадешь, то мы приблизимся к цели гораздо быстрее. Кстати, хотел тебя спросить… — Эндзё обернулся и увидел, что Дайнслейф так и стоит на вершине лестницы. — Ну, ты идешь? — помахал Чтец ему рукой. — Спускайся, ступени выдержат, если ты будешь осторо… — Я никуда с тобой не пойду, — уверил Дайнслейф. — Больше, — добавил он и почти сразу понял, что уточнение было лишним. Резко развернувшись, Дайнслейф пошел в противоположную сторону, не думая в этот момент о правильности маршрута. Не ставший взбираться обратно по лестнице Эндзё перегородил ему дорогу, просто выйдя из сотворенного портала. Дайнслейф стиснул зубы и, обойдя его, упрямо продолжил путь. — Дайн, ты от меня не убежишь, — ему в спину пообещал Эндзё. — Но если тебе хочется еще пообижаться и побегать от меня, то я дам тебе такую возможность. Бездна — отличное место для задумчивых прогулок и переосмысления своих взглядов… — Да пошел ты!.. — Дайнслейф развернулся, снова вцепляясь в рукоять меча, но успел застать только вспышку растворившегося портала. — Ублюдок! Огнекрыса! — выплюнул в пустоту Дайнслейф. Сбежать от Чтеца, вероятно, в самом деле не получится. Но время для переосмысления своих взглядов в одиночестве, и правда, было не лишним. Пнув камень, улетевший вперед, Дайнслейф развернулся и пошел обратно по направлению к лестнице. Не случившийся разговор, замененный привычной болтовней Чтеца обо всем подряд, больше не висел на сердце камнем. Напротив, не обговоренная тема показалась теперь не столь заслуживающей внимания. Плевать на заявление Чтеца — какой любви можно ждать от Огнекрысы? Дайнслейф поймал себя на слабой улыбке и цепко оглядел окружающее его пространство. Но Эндзё не было видно, и, значит, его улыбку он заметить не мог. * На какое именно время Чтец освободил его от своей компании, он не уточнил, а Дайнслейфу, разумеется, и в голову бы не пришло задавать ему этот вопрос. Он не хотел признаваться себе, что вообще ждет его возвращения. Но он ждал. А Эндзё не возвращался. В подземелье не было иного освещения, нежели пламя факелов и костров. В важных частях города имелись магические фонари, хранившие в себе искусственный, чересчур яркий, желтый свет. Но Дайнслейф видел их всего пару раз: ими были отмечены имевшие особое значение залы — они давно были в непригодном состоянии, но фонари, по-прежнему, горели в укреплениях на частично обрушившихся стенах. Дайнслейф хотел взять один такой с собой: он мог бы стать удобнее, чем факел, который нужно было сменять на другой через определенный промежуток времени. Но фонарь был слишком тяжелым. Нести факел там, где он требовался, было гораздо проще. Но в большинстве своем факелы освещали путь и так: несмотря на разрушенное состояние, подземелье было обжито, и за его проходимостью следили обитавшие тут жители Бездны. Эндзё тогда предложил понести фонарь, и Дайнслейф зыркнул на него так выразительно, что Чтец больше подобного не предлагал. И вскоре продемонстрировал собственную слабость, не справившись даже с весом музыкального инструмента — Дайнслейф тогда помог ему приспособить трубу для переноски из мстительного злорадства, а вовсе не из искреннего желания помочь. Хотелось продемонстрировать свое лидерство и способность справляться с любого рода трудностями. Чтец едва ли нуждался в его помощи в своем дарованном Бездной обличье, но в облике человека он был явственно слабее. Дайнслейф обратил внимание, что Эндзё предпочитает именно человеческий облик, не сразу. Впервые он задумался об этом как раз тогда, когда Чтец уперто тащил в облике человека тяжелую трубу, не обращаясь в Пиро Чтеца, которому был бы несущественен такой вес. То, что Чтец делал это в качестве извинения за предложение помощи с фонарем, которое Дайнслейф счел оскорбительным, ему пришло в голову позже: а тогда он подумал про глупый мазохизм. * Стрелки механического устройства уверили, что невидимое под землей солнце должно было подняться снова, обозначив рассвет нового дня, и Дайнслейф, раздраженно приткнувшийся к стене пещеры, поднялся на ноги, готовясь продолжать путь. Без полноценного отдыха он чувствовал усталость, словно бы и не сидел, пытаясь задремать, несколько часов. Отдых в подпространстве Эндзё его разбаловал: помнившее о мягком, набитом душистой травой спальнике, тело не желало довольствоваться жесткой каменной стеной. Он так и не смог хоть на несколько минут задремать, и помимо усталости чувствовал злость. Куда запропастился Эндзё? Или он решил предоставить ему для одиночной прогулки несколько лет? Так как они оба были не ограничены сроком жизни смертных, это могло бы, и правда, так сработать. И в таком случае, это была бы очень затянувшаяся шутка. Поймав себя на попытке юмора, Дайнслейф с тоской подумал, что он никогда не демонстрировал к нему таланта. Но всегда уважал тех, кто легко мог развеселить компанию, остроумно прокомментировав что угодно. Дайнслейф с интересом смотрел представления шутов в Снежной, слушал шуточные баллады бардов в Мондштадте, читал претендующие на юмористический сюжет книги разных народов — но едва ли нашел достаточное количество шуток в них действительно смешными. Эндзё же шутил так же, как разговаривал — беспрерывно, много; и, пожалуй, то, что он говорил, Дайнслейф, в большинстве своем, находил интересным. С точки зрения полезности его истории едва ли несли важную информацию, но то, что он рассказывал, воспринималось легко и позволяло на некоторое время отвлечься от тяжести дум, что пожирали его в обычное время. Эндзё его развлекал, его истории были именно развлечением, альтернативу которому было трудно отыскать в Бездне. Стычки с монстрами едва ли могли сравниться с разномастными, но неизменно увлекательными сюжетами книг, которые пересказывал Эндзё: Дайнслейф подозревал что книг, про которые он рассказывал, не существовало и в помине; возможно, Эндзё планировал написать их когда-нибудь сам. Дайнслейф вспомнил про придуманную Чтецу кличку и усмехнулся. Увидев Эндзё в буром кимоно, он сразу же провел ассоциацию с его даром пиро магии. Огненный Чтец, едва ли хранивший свою любовную тайну, но своим выставлением ее напоказ и шутливым обыгрыванием, сделавший, и правда, чем-то, что казалось шуткой, и в итоге так неожиданно и так подло обнаживший истину, стянув с нее шутливую обертку. Так могла поступить только крыса: дразня его шуточными признаниями, заманить в свое подпространство-пещеру, откуда он не мог выбраться, и там признаться в любви. Вцепиться ему в шею своим признанием, так, что он потерял возможность рационально реагировать и совершенно растерялся. А Эндзё невинно смотрел на него: мол, я же тебе не раз говорил; а ты правда считал, что это шутка?.. Дайнслейф тяжело вздохнул, понимая, что не сможет выбросить из головы Чтеца и его признание еще очень долго. Пусть даже он не вернется еще пару лет: едва ли за это время он встретит в Бездне кого-то, кто сможет затмить воспоминания об Эндзё. Быстро покидать подземный город Дайнслейф не планировал. Обнаружив то, что позволит взять Бездну под контроль, он собирался ограничить ей выход в Тэйват. И потом, планомерно, очистить ее, убив всех до последнего монстров. На этой мысли Дайнслейф снова нахмурился. Эндзё тоже был монстром, принадлежавшим Бездне. И его ему тоже предстоит уничтожить когда-нибудь. Потому что нельзя оставить хоть часть зла, оно непременно расплодится вновь. В опустошенной Бездне он останется единственным злом. Иного пути нет: кто-то должен взять на себя эту роль. «Убивая чудовищ, ты сам становишься чудовищем»: Дайнслейф долгое время отрицал эту истину, пока, наконец, не понял ее смысл. Невозможно остаться добром, участвуя в войне. Любой, кто вынужден убивать — становится злом. Разница лишь в том, на чьей ты стороне. Зло на стороне добра и зло на стороне зла; оружие возмездия, за которым наблюдают те, кого в итоге обозначат представителями противоборствующих сил. Победитель, не вымаравший рук, и будет назван добром — в случае, если победит добро. Зло же всегда останется злом. Дайнслейф не питал надежд на то, что Эндзё когда-то ждет иная участь, нежели быть поверженным тем, кто представляет другую сторону силы. И если уж он обозначил таким представителем себя, то Эндзё придется принять смерть от его рук: рано или поздно. За неимением увеселительной болтовни Эндзё, вернувшийся к привычным тяжелым размышлениям, Дайнслейф вышел в очередной зал и замер в проходе каменной арки. Судя по развороченным камням, здесь проходило сражение. И явно не хиличурлов: они устроить подобные разрушения бы не смогли. Монстры вообще редко сражались между собой, в основном, стычки происходили между «исполнительными силами добра» и «исполнительными силами зла» — между героями, пришедшими сокрушить Бездну, и Бездной, соответственно. Исключением, которое наблюдал Дайнслейф, был Эндзё — он сражался против своих же. Одну из причин он назвал — и Дайнслейф допускал, что она правда имела место быть. Но должны же быть другие? Не мог Огненный Чтец, тварь из Бездны, из одной только любви к нему, предать то, что сделало его таким, то, что давало ему силы, питало его. То, чьи идеалы он должен был разделять. Должно было быть что-то еще, о чем он не знал, а Эндзё ему не сказал: причина, если не более важная, то, как минимум… Взгляд Дайнслейфа, скользнувший по полу зала, метнулся обратно. Мечник замер. И торопливо приблизился к замеченному пятну. Зрение его не обмануло — это было пятно запекшейся крови. Но его внимание привлекло не это — в пятне крови лежал глиняный осколок. Дайнслейф поднял его, не до конца веря, что не ошибся и действительно узнал, заметил на полу всего лишь раз виденный артефакт. То, что показывал ему Эндзё, было пятиугольной пластиной. Сейчас у него в ладони лежал треугольник. Отколовшийся фрагмент; осколок от осколка. Дайнслейф несильно стиснул его в ладони, не зная, как пользоваться артефактом, не зная, сработает ли он, будучи лишь частью. И подумал о созданном Эндзё подпространстве. Артефакт сработал. Воссоздавшись вновь на выходе из портала, Дайнслейф окинул взглядом пещеру и сразу же увидел Чтеца. Тот лежал на спине на земле; лишь частично на спальнике. Поза его была безвольной, пальцы вытянутой правой руки застыли в неестественном жесте, распрямившись. — Эндзё! — Дайнслейф подскочил к Чтецу, заглядывая ему в лицо. На мгновение он испытал ужас, подумав, что Чтец мертв. От звука его голоса Эндзё, вздрогнув, приподнял ресницы. — Тебя уже даже не нужно приглашать — ты приходишь сам? Это следующий шаг наших отношений? — он усмехнулся, а потом облизал губы, слизывая с них кровь. — Как ты сюда попал? — булькнул он, сглатывая кровь. Снова сделал сглатывающее движение. Дайнслейф опустился рядом с ним на одно колено и, вытянув за цепочку половину артефакта, отодвинул его, пряча под шею. Отложил свой осколок и принялся развязывать пояс на кимоно Чтеца. — Я абсолютно готов к подобному шагу, — по губам Эндзё потекла кровь, выплескиваясь изо рта, — наших отношений. А ты точно… — Замолчи, — приказал ему Дайнслейф, распахивая на его груди ослабленное, впитавшее кровь кимоно. Под ребром Эндзё торчал обломок лезвия — снаружи оставалась лишь малая часть, остальное было глубоко заткнуто в его плоть. Лезвие было облечено в слой воды; она дрожала, перекатываясь. На миг Дайнслейф застыл, а потом на губы его легла восхищенная улыбка. — Поганая Огнекрыса, — Дайнслейф отстранился и, отстегнув плащ, принялся стаскивать пиджак. — Я смотрю, ты решительно настроен… — Эндзё, еще одно слово — и я сам тебя убью, — Дайнслейф стащил перчатки и содрал с себя рубашку — одна из пуговиц отлетела, но он не обратил на это внимание. Сняв верх, Дайнслейф издал тяжелый вздох и решительно обхватил пальцами осколок лезвия. Магия застыла, а потом набросилась на него, признав нарушение условий договора. Шрам на его спине обнажился, обагрился кровью; поползли в разные стороны ветви разрезающих его плоть царапин. Стиснув зубы от боли, Дайнслейф протолкнул пальцы глубже в рану, сильнее стискивая обломок лезвия — и, резко вытянув его, задохнулся от резкой боли. Усилившись, она пульсировала, отдаваясь в каждом нервном окончании, превратив его всего в обнаженный нерв. Отбросив потерявший силу обломок лезвия в сторону, Дайнслейф положил ладонь на рану корчащегося в болезненной агонии, жалобно стонущего Эндзё, прижимая ее. — Заткнись, Огнекрыса, — прошипел Дайнслейф. — Ты же любишь боль: наслаждайся. Под его ладонью освобожденная от лезвия рана стала затягиваться. Набухли сильнее налитые кровью ветви изогнутого шрама. Эндзё, не отрываясь, смотрел на него. — Дайн, — жадно хватая ртом воздух, выдохнул он. — Ты был великолепен. Дайнслейф выдохнул смешок и еще раз обозвал спасенного Чтеца поганой огнекрысой.