Синее на черном, красное на белом

Света, держа на руках свою миниатюрную собачку, летела вся переполненная энтузиазмом так быстро, что Ольга за ней едва поспевала. Между тем, Светлана успевала поворачивать к ней лицо и воздыхать на каждом шагу: — Он такой проницательный, с виду вроде бы спокойный, но такой взгляд… Ну, сама увидишь. Шелест распустившейся в полную силу листвы вдоль улицы безоговорочно мерк перед настойчивым щебетанием Светы. Кажется, болтовне не было конца и края, но Оле было скорее интересно составить компанию подруге и слушать бесконечные дифирамбы, чем на самом деле смотреть на упомянутого только что доктора. — Как будто в нем тайна какая-то. Ну, внутри. И смотрит пронзительно, как рентген. Словно не только историю болезни питомца хочет изучить, а и тебя заодно. Ясно, что он умный. Ну и собой так, знаешь, ничего. — Ты что же, хочешь дать своему Коленьке от ворот поворот? — Да ну тебя, скажешь тоже! Это я для тебя стараюсь — не просто так позвала. Может, он увидит тебя, и его сканер даст сигнал, что вот она, его судьба! Прямо перед ним. И ты тут же попадешься в плен его глаз. Даже говорить ничего не придется. Оля заливисто рассмеялась. Речи подруги были полны мечт, даже не розовых, а ещё ярче — пурпурных. Сладких, как если бы на сахарную вату ещё радужную посыпку накрошили: — Вот мне только плена чьих-то глаз с арканом не хватало, — хмыкнула она, парируя и заранее понимая, что так бывает только в фильмах. Ну и ещё у вот таких безнадёжно романтических натур, как её лучшая подруга. Только не у самой Оли. Так уж случилось, что жестокая реальность не только коснулась её идеалов, но и разделила жизнь на до и после. Однако узнать, о каком таком докторе, в конце концов, так сладко поёт подруга, все же захотелось. Любопытство брало над нею верх. — И самое главное, он о-очень добрый! Не представляешь, как мягко разговаривает, успокаивает. У моей Няши и лапка не дрогнула от укола, так заболтал её, держа так аккура-а-тненько, — продолжила Света, говоря уже о любимой питомице, поднимая и целуя её в вертлявый лобик. — Её заболтал? Или тебя? — Н-у-у, меня он тоже спрашивал. Но в основном про шампунь там, про обстановку… все по делу, как мне дальше с этой её болячкой быть. Это тоже редкость, знаешь ли, чтобы надёжный специалист, и такой молодой, и такой приятный. — Может, он просто кольцо перед работой снимает. Все-таки много животных осматривает. Для безопасности, и там, для гигиены. — Возможно. Но зачем заранее делать такие выводы? Мне почему-то кажется, что он одинок. — Ты лучше под ноги себе посматривай, а то твоему зоодоктору придется на травматолога переучиваться в срочном порядке, пока мы до него дойдем. Но Света летела, подгоняемая своей настойчивостью, и огибая повороты так, словно знала этот путь как свои пять пальцев. — Ха-ха-ха, — передразнила она, — вот посмотрю, как ты запоёшь, когда его увидишь! Ольга лишь покачала головой, сдаваясь: наивность её спутницы не переделать. Да и не стоит. Она ей нравилась такой, какая есть. Поэтому и скрывала от неё всё то, что произошло с ней два года назад, не желая расстраивать. Лучше уж оставить в неведении, и не ломать тонкое восприятие безмятежной реальности. Так что пусть всё идет как есть. Потом утешит её разочарование в ближайшем кафе, угостив чем-нибудь вкусненьким. Потому что такого поворота событий уже не избежать: излишне перехваленный незнакомец сразу потеряет несколько пунктов, ведь образ в голове сложился наверняка чересчур далёким от настоящего. Да и вкус у Светы, судя по её парню, Коле, от Олиного отличается весьма ощутимо, как осень от весны. Следовательно, Константин может показаться ей просто заурядным и вовсе не привлекательным. Или нудным «белым воротничком», таким, стерильно-правильным, и потому бесконечно скучным. Но как бы то ни было, Света — её лучшая подруга. И что бы ни случилось, Оля счастлива, что она у неё такая. Со всеми своими заскоками и ерундистикой. Светлана единственная, кто своей болтовней заставлял её улыбаться, несмотря на всю тяжесть пережитого потрясения. Даже удивительно, что такой открытый и искренний человек неизменно оставался рядом, когда как Оля бесповоротно стала замкнутой и нелюдимой. Можно назвать это настоящим везением. И, безусловно, преданностью. Света полностью оправдывала для Оли своё имя — она была тем светом, который так согревал и заставлял верить, что всё будет хорошо. Но всё изменилось за секунды. Словно кто-то на их безоблачной картине поставил отвратительно расползающуюся грязную кляксу, едва стоило Оле перешагнуть порог между приемной и кабинетом, где на табличке была выгравирована до боли знакомая фамилия. — Это вот это ты назваешь добрым и милым? — процедила девушка сквозь зубы, сжимая кулаки, и в тишине удивленности Светланы слова не могли не достичь ушей того человека, от которого кровь стыла в жилах. Несмотря на изменившуюся прическу и стиль в одежде, его черты и фигура, занятая крошечным пациентом, поднимали бездну негодования из самых глубин подсознания, переворачивая воспоминания, как шипящие в масле кусочки мяса на сковородке заостренной, скребущей по металлу, лопаткой. — А вы что, знакомы? — Света переводила взгляд от застывшей в шаге от прохода подруги на Константина и обратно. А парень лишь скользнул по Оле нечитаемым взглядом, безэмоционально возвращаясь к профильному осмотру, все также аккуратно придерживая собачку под брюшко под направленным на стол светильником. Который тоже пугал, который тоже напоминал. Как другой светильник над другим ужасным и холодным столом. «Не узнал? Не может быть! Паскуда! Сволочь! Эти руки… эти четкие до леденящего сковывающего ужаса движения, ни капли сострадания… Забыл? Вот так просто? А я не забыла! Я, сука, всё помню!» Собрав всю силу нахлынувших эмоций, сложив руки на груди защитным переплетением, Оля саркастически бросила подруге: — Света, помнишь, как в бане ты спросила, что случилось с моей спиной? Так вот. Это его произведение! Светлана охнула и в миг растеряла весь свой дар безудержной речи. Константин же при этом выпрямил спину, все еще мерно поглаживая псинку, будто ничего не происходит, сощурил глаза, устремив их на Олю так, что та вместо жара вмиг похолодела до самых пяток, и совершенно спокойно меланхолично-едким прилипающим голосом произнес: — Верно. Только это не самый любимый след, который я на тебе оставил. Эти слова разрезали и без того покрытую ужасом девушку с лёгкостью скальпеля. Проткнули и выкрутили щипцами остатки самообладания. Зрачки безмерно расширились, грозя выскочить за радужку и растечься, заливая невидимым полотном все вокруг. Крик застрял где-то в трахее и так и не смог выбраться наружу. Оля попятилась, а затем, чуть не падая, спотыкаясь и наталкиваясь на предметы, бросилась из зооклиники прочь. Опомнившаяся Света хотела схватить в охапку свое беззащитное животное и броситься следом, но парень уже держал собачонку на руке, прижимая к своей груди, чётко прорисовывая перед ней намерение не отпускать: — Не стоит гнаться, сейчас вашей подруге нужно побыть одной, — снова тем же спокойным гипнотизирующим тоном. Только теперь было очевидно: этого человека ничего в мире не трогает. — Отдайте немедленно мою собаку! — завопила Света не своим голосом, одновременно боясь и ненавидя безучастного лжедоктора. — Дослушайте до конца, пожалуйста. Я лишь делал свою работу, и делал ее безупречно. — «Это он сейчас про собаку или про что?» — Ваша Няша здорова, как видите. А что касается вашей подруги — приведя её сюда, вы напомнили о том, чего вспоминать не стоит, и теперь сами стали указателем на этот случай. Сейчас не самое лучшее время её догонять, — говорил он внятно и протяжно, словно пытаясь внушить. И Света на мгновение заколебалась. — Да кто вас вообще спрашивает! — наконец выпалила она и отвоевала свою любимицу. Презрительно фыркнув, она гордо покинула здание, проигнорировав оплату за прием. Вот только когда она вышла на улицу, растерялась: Оли уже и след простыл. Светлана поозиралась и побегала до ближайших переулков, но так нигде не отыскав фигуры сбежавшей подруги, повернула к метро, надеясь, что Оля запомнила дорогу и побежала именно туда. Телефон Ольги не отвечал, сколько бы гудков Света не ждала. Ничего не оставалось, как молиться о том, что подруга в слезах просто поехала домой. Вот только дома Оли не было. Потому что она сидела на лавочке, в парке, недалеко от клиники, и не могла унять трясущиеся конечности. Её тело колотило так, словно на улице была не ласковая майская весна, а промозглый дождливый ноябрь. Будто она вымокла насквозь от всех своих слёз и переживаний. Почему это снова происходит с ней? Этот сукин сын так покалечил её однажды… Последнее, что увидела Оля перед тем, как отключиться, была пара строгих мужских ботинок перед её белыми балетками, и секундой позже, когда она подняла заплаканные глаза, картинку из ожившего кошмара: его лицо! Маниакально склонившееся, с жуткой ухмылкой. Зубы, сдирающие колпачок от шприца. Смачно сплюнув пластмасску в сторону, он вогнал иглу в плечо так молниеносно, что Оля не успела даже вскрикнуть. Лавочка и земля схлопнулись, как закрывающаяся книга, и девушку поглотила ватная прессующая серая мгла.