История изменений

      Что являлось триггером событий — сказать сложно, однако очевидно, что у него в запасе оставалось мало времени.       Всё началось вчера. Сперва боль, затем это. Донателло прислонился плечом к стене, скрываясь в безопасном полумраке от посторонних взглядов, и задумчиво рассматривал тыльную сторону правой ладони. Это не было галлюцинацией или обманом зрения. Структура его кожи искажалась, подобно рябящим помехам на изображении неисправного экрана монитора.       Так начинался первый этап необратимых последствий дезинтеграции. Последняя стадия — полное исчезновение всего сущего. Не будет ни взрыва, ни ударной волны, ни яркой вспышки света. Вселенная просто мгновенно исчезнет, перестанет существовать где-либо и когда-либо.       Донателло прикрыл глаза, стараясь восстановить сбивчивое дыхание. Внезапно возникшая боль неумолимо разрасталась и волнообразно перетекала выше от ладони к локтю.       — Эм… — неуверенно протянул Донни, — кажется, у нас проблемы.       Донателло сперва перевёл взгляд на нелепую шляпу, а после посмотрел в карие взволнованные глаза. И, наконец, понял, что так раздражало его в шляпном Донни. Когда-то давно он был точно таким же — наивным, мягким, через край добродушным. Смущающимся и неловким. Боящимся кого-либо расстроить, быть вестником плохих новостей. Мутант смотрел на него, как на собственное отражение давно забытых воспоминаний. Пришлось через многое пройти, чтобы избавиться от всего, что олицетворяла его благополучная копия. Уж лучше жить в нужде и лишениях, не знающим любви, чем быть ущербным червяком, не вызывающим ничего, кроме жалости. По крайней мере, так он думал. Но с Евой гений постепенно становился прежним, мягче и доверчивее, открытость переставала пугать.       — Точнее, не у нас, а у вас, — стушевался мутант и чуть ли не скукожился под тяжёлым взглядом гения, протирая руки о штаны.       — Взмокли ладошки? — устало констатировал Донателло, не находя в себе сил даже для ехидной улыбки. Его Вселенная рушилась — это было понятно и без скорбного перепуганного мутанта. Все те, кто находились в его реальности — погибнут. Когда-то Лео сравнил их положение вещей с легендой о божестве Вишну: пока оно спит и видит сны — миры существуют. Но с его пробуждением всё исчезнет и забудется. И шансы на это стремительно росли с каждой минутой.       — И не то чтобы прям проблема. Хотя, конечно, она очень серьёзная, но, вероятнее всего, должна быть решаемая, — неуверенно предположил Донни.       Умник проигнорировал сказанное и подошёл к проходу, ведущему в квартиру Евы. Как и ожидалось, он не смог пройти через невидимый барьер — связь нарушена, и ему более не доступен её мир. Но, по крайней мере, она всё ещё могла вернуться домой и избежать участи забвения.       Донателло накинул на себя белый лабораторный халат, чтобы скрыть руку за длинными рукавами, и направился в гостиную. Если бы не осознание грядущего, то увиденное бы позабавило. Лидер, припав на одно колено, благоговейно смотрел на его девушку, как будто ожидая посвящения в рыцари. К слову сказать, она обладала подобной милостью, в одночасье став для Лео непререкаемым авторитетом. Но кто бы мог подумать, что в каком-то из миров именно она была частью их семьи? Хотя совсем не в том качестве, на которое он рассчитывал. Впрочем, и это теперь уже неважно.       Мутант приблизился к Еве со спины, нагнулся и тихо спросил:       — Он тебе докучает?       Девушка испуганно дёрнулась, затем обернулась и облегчённо вздохнула, однако озадаченно нахмурилась и так же заговорщически прошептала:       — Ты тоже считаешь, что я теперь ваша мать?       — Меня вполне устраивает твой прежний статус, — Донателло протянул Еве левую руку и помог подняться.       — Чисто прояснить: в прежнем — это «божок» или «твоя девушка»?       — И то, и другое, — усмехнулся мутант, пожимая плечами, и повёл её в лабораторию.       Нельзя было допустить, чтобы Ева находилась в инородном для неё пространстве и подвергала своё существование риску. Задержавшись возле прохода, Донателло взглянул на девушку. Сложнее всего было держать эмоции под контролем. Ведь если она уйдет, то он её больше никогда не увидит, а если останется, то погибнет вместе с ним. Ему придётся проститься сейчас, но слов не находилось.       — У тебя где-то болит? — Ева ласково приложила холодные пальце к его нахмуренному лбу. Она сочувствовала, едва ли понимая причину и степень его горя.       Мутант кивнул, перехватил тонкое запястье и прижался губами к открытой ладони. Он не мог сказать ей главного — всего лишь несколько слов, но очень важных для него.       — Возвращайся в кровать, хорошо отдохни, а мне пока надо поработать, — как можно спокойнее сказал Донателло, нехотя разжал пальцы и отпустил руку Евы.       Во всём сознаться и достойно проститься не хватило ни совести, ни духу. К чему ей такое бремя? Знать, что он вскоре исчезнет, и не смочь предотвратить неизбежное. Просто однажды Ева откроет дверцы шкафа и обнаружит там пустоту. Но главное, что она будет в порядке, будет жить и когда-нибудь забудет о нём.       Девушка переступила порог — всего один шаг, разделивший их на недосягаемое расстояние.       — Ах, да! — Ева внезапно обернулась и засияла совершенным счастьем. Скользнула к нему и подарила лёгкий мимолётный поцелуй. Она чему-то гордилась и почему-то смущалась. Ему так многое хотелось в ней понять. Так многое хотелось рассказать. Показать своими глазами то, какой он видел её, ведь никаких слов на это попросту не хватит.       Но дверцы шкафа закрылись, оставив ему тонкую полоску света — последний отголосок недоступного для него мира.       — То, что ты скрыл в подпространстве — удалено, — тут же затараторил Донни. — Не знаю, как давно, вероятно, с тех пор, как тебя начали посещать синдромы рассинхронизма, — он кивнул на руку мутанта и продолжил: — Это вызвало в твоей Вселенной дисбаланс, отражающийся пока что на тебе, но выход есть! Я сейчас замедлю процессы и всё исправлю, но для начала разблокирую ветвь истории вашего мира, — засуетился умник и принялся активно что-то печатать.       Резкая оглушающая боль отдалась в ноге, Донателло стиснул зубы и с трудом опустился в соседнее кресло. Мутант сжал пальцы в кулак и склонил голову, равнодушно наблюдая, как с каждой пройденной минутой стабильность его существования в текущей реальности рушилась, а искажения физического тела учащались.       Скромный гений произвёл серию манипуляций, и понимание происходящего нахлынуло на Донателло оглушающим потоком. В один момент перед глазами возникли формулы, модель расчётов, единственно верный путь, способный нивелировать аномальность. Как будто с лица сняли повязку, и в ярком свете он узрел подлинную суть вещей. Мутант и до этого постоянно чувствовал, что было что-то не так, не хватало буквально пары маленьких кусочков пазла, чтобы сложить цельную картину. И кто бы только знал, что эти детали окажутся столь значимы. Ведь за сохранность Вселенных ему придётся заплатить высокую цену.       — Вот! Сейчас должно стать полегче!       Болезненные спазмы действительно отступили и позволили вздохнуть полной грудью — временная передышка. Если они не стабилизируют материю пространства, то всё, что окажется в этой реальности, исчезнет вместе с ней.       У Донателло не было времени погрузиться в неспешный и осмысленный анализ произошедших событий. То, что они были пешками в чужой игре — это он ощущал ежеминутно; поступали так, как хотел того игрок, и следовали исключительно заданному направлению. И всё же любые действия Некто оставляли последствия.       В прошлом Донателло терялся в догадках, пытаясь понять, кому и зачем это было нужно, а ответ всё это время лежал на самой поверхности. Первым же делом гению необходимо было определить круг подозреваемых и мотив. Казалось бы, пустяковая задача. И как он не понял с самого начала, кем являлась незримая личность? Ведь Некто знал их лично, держался на расстоянии, но при этом всегда был рядом и вовлечён во все события. Он слишком многое знал о них.       Мутант подтолкнул кресло и прокатился до рабочего стола, забирая ноутбук. Невесело ухмыльнулся, смотря на спутанный клубок из витиеватых линий, мерцающих на экране монитора. То были бесконечные истории в сотнях схожих судеб. Он мог прочесть любую из них, узнать глубинные тайны и секреты собственной души, разбросанной осколками по тысячам Вселенных. И только одна история до сего момента была недоступной — собственный мир, намеренно скрытый от него самого.       Имелось не так-то много способов добиться подобного эффекта. К слову сказать, на пропажу планшета, с которого возможно произвести подобные манипуляции, он даже не заострил внимание. До недавних пор судьбоносный девайс находился в надёжных руках, как и когда-то написанная гением история, открывшая первоначальный проход в мир Евы. С помощью его истории Некто стал автором, прописывая и ненавязчиво подталкивая их к тем или иным решениям и создавая всё новые проходы. Но что он хотел этим показать? Чего добивался? Впрочем, теперь же стало очевидным и то, что его удалённая история являлась триггером начала дезинтеграции. Баланс равновесия был нарушен, и это повлечёт за собой сокрушающие последствия.       Верить не хотелось, однако стоило окончательно убедиться в догадке и на этом поставить точку.       Проведя анализ, Донателло выявил, что ни одной из его версий не удалось обуздать силу кристалла, лишь он один был властен над безграничной мощью инопланетной технологии. А этими знаниями могли владеть только те, кто находился в его окружении. Тем самым исключалось множество неизвестных переменных. Но не до конца оставалось понятно, почему ему не давали так долго понять очевидное и, по сути, примитивное решение проблемы с межвселенскими проходами.       Чтобы добиться желаемого, привести Вселенные в закономерный порядок и вернуть всё на свои места, Донателло не нужно было уничтожать какой-либо из миров или создавать очередное безумное устройство. Достаточно прямо сейчас запустить последовательный алгоритм вычисления, ввести соответствующие координаты, вызвать коллапс волновых функций, задав траектории перемещения частиц, а дальше субквантовый процесс произведёт перенос материи в соответствующие точки межвселенских пространств. Никаких случайностей. Всё до безобразия просто. Рафаэль вернётся домой, Ева останется в своём мире, а он больше никогда её не увидит.       Пока его гениальная версия спешно задавала параметры вычисления, Донателло пришлось признать, что проекция Майки оказалась права во всём, и прозорливый Некто совсем не случайно выбрал именно этот образ. Пожалуй, в тот вечер в лесу никто иной не смог бы донести до него ключевую мысль, что Ева не отрывная точка, не начало начал, не связующая нить — этого явления и вовсе не было. Он так уверовал в её важность и исключительность, что закрывал глаза на очевидные несостыковки хлипкой теории по спасению миров. И тем не менее, даже в моменты сомнений она всегда оставалась нужной ему — не ради чего-то, а просто так.       Да и само появление его Вселенной оказалось не связано с ней напрямую. По теории вероятности она всего лишь вытянула счастливый билет — один из бесконечного множества — и описала то, что и так уже существовало. Ева совершенно не сопричастна к зарождению его мира, не открывала новые проходы и не подвергала миры смертельному риску. В сущности, от неё совершенно ничего не зависело. Да, конечно, первое время, когда Донателло нарушил целостность пространства, связав их миры, она могла влиять на ход истории, прописывать конкретные действия — они неизбежно случались, но он смог избавиться от этой связи. Гений изначально ошибался во всём, как и в том, что ему извне навязывали призрачное и эфемерное чувство любви. В этом он мог винить только себя. И за это тоже придётся расплачиваться.       Прежде мутант думал, что Некто зачем-то намеренно открывал новые проходы. Но оказалось, что манипулятор в действительности не желал покидать родное пространство, не хотел ничего в нём менять. Всё это время у них была общая цель, ровно до того момента, пока Донателло не решил нарушить законы Вселенных и остаться с Евой. Он не предполагал, что этот Некто — его собственный брат — столь сентиментален, что родной разрушенный мир окажется ему дороже прочих. И теперь же гению позволили самостоятельно сделать правильный выбор. Впрочем, как такового выбора у него никогда и не было.       В мрачной лаборатории монотонно тикали часы, жужжали процессоры, а сточные воды тихим гулом отдавались в трубах. На экране монитора завершался процесс расчётов, и Донателло отчаянно желал оттянуть момент неизбежного.       Ложь, непринуждённо слетевшая с его губ, пока он прошлой ночью наблюдал за спящей Евой, оставила горький привкус. Кончики пальцев, лишённых возможности коснуться её прямо сейчас, будто обдало ледяным и колючим холодом. Мутант сжал руку в кулак, упрекая себя не за что-то конкретное, а, пожалуй, за всё разом. Он вовсе не планировал и всячески старался избегать привязанностей, ведь не было никакого смысла испытывать к Еве столь сильные чувства. Но в несуразности и находчивости, взбалмошности и озорстве, ироничности и добродушности, во всех её хаотичных противоречиях он рад был находиться.       Программа подала сигнал о завершении расчётов, Донни вбил необходимые координаты, и сила кристалла волнообразно потекла по проводам, окутывая лабораторию розоватым свечением. Его рука зависла над клавиатурой, готовая нажать на клавишу запуска системы. Одно лёгкое касание, и всё прекратится.       — Стой! — Донателло перехватил умника за запястье, вцепившись в неё со всей силой.       — Да, извини, — болезненно зашипел мутант, потирая сдавленную руку, и поспешно отодвинулся от рабочего стола, — будет правильнее, если нажмёшь ты.       Как будто точь-в-точь повторялось прошлое. В тот роковой день он был вынужден принять непростое решение, переведя рычаг и уничтожая инопланетную расу захватчиков. С неба падали корабли, разрушая города, взамен его мир погряз в руинах, но обрёл свободу. И на этот раз ему предстояло лишить себя того, что стало так дорого.       Донателло мог бы прямо сейчас вернуть всех на свои места, раз и навсегда закрыть бреши в пространстве и напрочь пресечь их дальнейшее появление. Кристалл отдаст всю свою мощь и навечно потухнет — закономерный финал их истории, к которому они шли с самого начала. Но он не мог позволить этому случиться.       — Мы можем попробовать синхронизировать волновые функции Вселенных.       — Нам не успеть, их слишком много.       — Мне не нужны все Вселенные, только эти две, — Донателло указал на место соединения витиеватых линий — та точка, что связала их с миром Евы.       — Тебя дезинтегрирует раньше, чем я успею хотя бы понять, как вычислить верные колебания. И даже если в теории это возможно, то уйдут годы на обработку такого массива данных!       Всё это он тоже прекрасно осознавал, но отчаянно рассчитывал на чудо. Несвойственные порывы велели Донателло немедленно стереть расчёты, неведомо как пробиться через барьер и увидеть Еву. Коснуться её, притянуть к себе, согреть и никогда больше не отпускать. Разве он многого хотел? Разве он не заслужил всего лишь одно крохотное счастье для самого себя?       Мутант обхватил руками склонившуюся голову. Всё происходило слишком стремительно. Его душило бессилие что-либо изменить. «Выбор, о котором и не стоило рассуждать», — так он ей говорил. «На чаше весов эта жертва ничтожно мала», — это он знал лучше, чем кто-либо другой. Он обещал, что всегда будет рядом с ней, и отчаянно того желал, но бездушным расчётам плевать на всякого рода чувства. Мутант колебался и презирал себя за терзающие сомнения, за одну только мысль, что готов подвергнуть опасности миры, лишь бы только найти способ вернуться к ней.       Мрачной тенью над ним нависало понимание, что нет ни одного шанса остаться с Евой — неподвластные ему материи не позволят подобному случиться. Даже одна незакрытая брешь могла вызвать необратимый коллапс Вселенных. Ему придётся нажать на клавишу и запустить процесс разъединения — последний шаг, уготованный для него с самого начала.       Гений украдкой обернулся назад, всматриваясь в тонкий просвет закрытых дверей шкафа. Он не сможет бесконечно долго тянуть время. Если бы только существовал другой путь, какой-то иной способ избежать будущего конфликта инородных друг другу материй. Ведь от осознания, что их будет разделять непреодолимое пространство, становилось невыносимо тошно.       Донателло вновь взглянул на вереницу чужих историй, задаваясь бессмысленным вопросом: хоть в каком-то из миров его версии себя суждено быть счастливым? Но этого он никогда не узнает.       Боль вернулась с новой силой, мутант сжался, стараясь подавить стон.       — Чего же ты медлишь? — искренне недоумевал Донни, с опаской наблюдая, как неровные искажения перетекали по всему телу мутанта. — Тебя сейчас расщепит на атомы!       Донателло мог думать только о том, что вскоре в мире Евы не останется и следа от него. Уж лучше бы она забыла о нём и никогда не вспоминала; чтобы он совершенно ничего для неё не значил; чтобы никто по нему не тосковал — тогда, возможно, ему было бы легче смириться с потерей.       Внезапный звук щелчка нажатой клавиши ускорил сердцебиение, а в висках набатом застучала кровь. Гений обернулся к малодушному мутанту — тот не стал ждать и запустил субквантовый процесс. Свечение кристалла запульсировало яркими розоватыми всполохами, будто в сердцевине него разрывалось на части крохотное алое солнце.       — Что ты наделал? — Донателло не узнал собственный голос, исказившийся отчаяньем.       — Донни! — Лео вбежал в лабораторию. — С ними что-то не так, они исчезают!       Но гений рванул к закрытым дверцам шкафа. Он безрезультатно бился о непреодолимый барьер.       — Я не знаю как, не знаю когда, но я найду способ вернуться к тебе! — он совершенно не представлял, как исполнить обещание и прорваться к ней сквозь время, материю и пространство. И вскоре тонкая полоска света потухла, и проход исчез.       Отступая назад, гений не обратил внимания на вбежавшего в лабораторию Рафаэля. Всполошённый здоровяк задавал вопросы, тормошил за плечи, пытался от него чего-то добиться, но Донателло не улавливал суть сказанного. Всё было кончено, и вскоре тот сам это поймёт.       У Рафаэля не было времени выяснять, что здесь случилось. Его внезапно выбросило в родной мир, а люк в комнате пропал, ну и чёрт с ним! — сперва он проберётся к Еве и «зайцем» пролетит в багажном отделении самолёта до города Птички.       Здоровяк с непониманием уставился на внутреннюю металлическую обшивку задней стенки. Но ведь там был проход в её мир. В сердцах он вырвал привинченный к полу стальной шкаф и отбросил его, однако позади оказалась лишь кирпичная стена.       — Верни меня обратно! — взревел здоровяк и в непонимании оглядел братьев. — Да не стойте вы столбом! Где чёртова кувалда?       — Ты туда не пробьёшься, — Майки осторожно коснулся плеча Рафаэля. — Она, как и все остальные, тоже вернулась домой и с ней всё в порядке.       — Отлично, но есть нюанс, я кое-что ей недоговорил, так что давай, Донни, проверни свою магию и быстренько отправь меня обратно. Дон? — окончательно растерялся Рафаэль. — Ну чего ты молчишь?       — Мы ведь можем вернуться к Еве? — в хаотичные мысли ворвался обеспокоенный голос Лео.       — Нет, — всё, что смог сказать умник.       Он не лукавил. Ева исчезла и забрала с собой свет, озаривший его. И гений снова возвращался за рабочий стол — единственное место, где мог спокойно пережить собственное горе, не обращая внимания на творившуюся суматоху и сыпавшиеся на него бесконечные вопросы братьев.       Донателло отражался на экранах мониторов, окутанный беспросветной тьмой — именно там он и пребывал: в мрачных глубинах себя, будто отрезанный от всего мира. Кристалл потух, исчерпав остатки энергии, а квантовая физика в вопросе параллельных вселенных имела мало теорий и ещё меньше объяснений. Пройдут года, может быть, целая жизнь, и тогда, возможно, он решит один из главных вопросов человечества и сможет найти способ путешествовать по бесконечным мирам. Но они не нужны ему все — только один, где есть она.