История изменений

      — Две ложки кофе? — заботливо предложил Леонардо. Само уточнение про «две» не вышло спонтанно, ведь вкусовые предпочтения родного брата он знал, но незнакомец, стоящий перед ним, мог не обладать теми же привычками.       — Предпочитаю какао, — фыркнул недоверчивый здоровяк, — и готовлю его сам. Если, конечно, есть из чего, — он стал наугад открывать навесные шкафчики и вскоре нашёл жёлтую банку с мультяшным зайчиком. Открыл крышку, потряс содержимое, принюхался и удовлетворился находкой.       Леонардо невольно засмотрелся на Рафаэля и умилился, находя в нём всё же знакомые родные черты в поведении.       — Кофе? — он обернулся к Донни. Тот, заёрзав на стуле, неуверенно кивнул.       Деликатно дождавшись, когда здоровяк перестанет размешивать какао в супнице, звонко отбивая керамику столовой ложкой, лидер присел за стол к скромнику и тихо спросил:       — Какая она?       — Какая тебе разница? — с резкостью переспросил Рафаэль и искоса взглянул из-за плеча, оценивая, стоило ли вообще что-либо говорить. По крайней мере, лучше он первым завершит ненужный разговор, чем позволит добросердечному младшему поведать о матери. Особых причин откровенничать не было, однако невинный, полный восхищённой надежды взгляд невероятно синих глаз странным образом располагал и унимал напряжение. Едва ли за этим вопросом крылся дурной мотив.        — Хорошая, — нехотя признал он. Но от сухости сказанного у самого здоровяка запершило в горле. Скупое определение никак не характеризовало её. Она была в разы больше одного слова. — Добрая. А ещё забавная. Но если разозлится, то всё — караул! Спасайся бегством.       Совершенно счастливый Леонардо с мечтательным выражением лица смаковал каждое подаренное Рафаэлем слово. Ничего удивительнее он прежде никогда не слышал. Лидер полагал, что во всех версиях у них был только отец — мудрый наставник и суровый учитель. Ни разу его не посещала мысль, что может быть иначе. Но само слово «мама» звучало настолько же волшебно, как и возможность её существования.       — А где ваша? — здоровяк присаживаться не стал, да и, собственно, некуда было. За обеденным столом едва находилось место для двух антропоморфных черепах, потому он предпочёл держаться на расстоянии, насколько это вообще было возможным.       — Её нет и никогда не было, но есть отец. Точнее — был, — печальный взгляд лидер скрыть не смог, да и отворачиваться не видел смысла.       Боль утраты давно притухла, но никогда не оставляла. Пожалуй, Леонардо сроднился с этим чувством, оно стало неотъемлемой частью бытия, преследовало повсюду, куда бы он не шёл. Даже в пустоте подземного убежища он ощущал незримое присутствие сэнсэя, слышал в тоннельных ветрах неразборчивое нашёптывание родного голоса. Казалось, что он по-прежнему рядом — стоило лишь обернуться, и он увидит отца, хотя бы ускользающую тень, мимолётное видение. Но тщетны надежды, потерянного не вернуть, как сильно бы он этого ни хотел. И тут привычный мир внезапно пошатнулся, ведь столь близко от него, за дверью в лаборатории, был родной для них человек. И не просто человек, а мать.       На кухне воцарилось молчание, и если бы лидер не был так увлечён размышлениями на сей счёт, то почувствовал бы оценивающий взгляд наблюдавшего за ним Рафаэля.       — Расскажи о ней ещё, — выплыв из задумчивости, Лео поставил кружку на стол и прилежно сложил руки на коленях, готовый внимать каждому слову.       — Сперва ты о бате. И как так вышло, что не уберёг своего старика?       Леонардо вовсе не считал грубое замечание Рафаэля укором. К братской хамоватой манере речи он успел привыкнуть ещё с раннего детства, вот и сейчас сделал скидку на непростой темперамент. И кратко поведал:       — На нашу планету вторглись. Приходилось долгое время находиться в подполье, постоянно скрываться и кочевать с места на место, пока в один день не пришлось биться и с андроидами Крэнга, и со Шредером, и с прочими симпатизирующими ему мутантами. Тогда мы проиграли и еле смогли спастись, но сэнсэй получил серьёзные травмы, не совместимые с жизнью.       — Соболезную.       — Спасибо, — кивнул лидер, стараясь подобрать верные слова, чтобы вернуться к разговору о матери. Впрочем, его вопрошающий взгляд и так красноречиво молил о продолжении.       — Наша мама была лаборанткой у одного именитого доктора, благодаря его экспериментам в генной инженерии нас сделали такими, — Рафаэль широким жестом развёл руки, демонстрируя себя во всей антропоморфной красе.       — Должно быть, речь идёт о Бакстере Стокманне? — призадумался лидер, ведь у кого ещё в его мире могли быть подобные таланты и ресурсы?       — Нет, — прищурился здоровяк, шумно отпивая горячий какао.       Рафаэль не переставал гадать, зачем мутант выяснял историю их происхождения, и подобный интерес не вызывал ничего, кроме озадаченности. Однако из чистого любопытства посмотреть, куда заведёт разговор, ответил:       — Доктора звали Хамато Йоши.       — Нет, не может быть, это какая-то ошибка, — всполошился лидер и тут же осёкся. Прищур янтарных глаз не давал забыться, напоминая, что нужно держать себя в руках.       — А ты чего так разволновался? — ухмыльнулся здоровяк и повёл бровью. — Или этот сукин сын тебе кем-то приходится?       — Отцом.       Здоровяк заметил, как при оскорблении покоробило Леонардо и тот помрачнел, став серьёзным — мутанту будто бы скулы свело, превращая лицо в неподвижную маску.       — Но у вас он не из плохих, да? — теперь уже Рафаэлю стало интересно, насколько радикально их судьбы отличались.       В былые времена одно только упоминание о Хамато вызывало у здоровяка неконтролируемый озноб. Этот внутренний холод невозможно было ничем унять, он болезненно сковывал каждый нерв, словно беспощадный азот, выжигающий изнутри не только плоть, но и душу. Не счесть, сколько раз Рафаэль просыпался ночами, дрожа от страха, вслушиваясь в равномерный стук приближающихся шагов. За ними всегда следовали яркий свет и острая боль.       Сперва укол. По венам растекалась тягучая эссенция неестественно-зелёного цвета — она сводила и рвала мышцы, изламывала природную структуру до хруста костей, оглушала воплем так, что в ужасе замирали джунгли. Но доктору было всё мало — они менялись слишком медленно, превращались не в то, во что он хотел.       А после тайком приходила она, дрожащими руками касалась истерзанных тел, пыталась унять боль, желая впитать её в себя и избавить от мук. И вскоре становилось легче, болезненные судороги отступали под тихие звуки колыбельной, от её нежных объятий и ласкового взгляда. Она обещала их спасти и спасла.       — Ваша мама и есть лаборантка?       — Угадал, — ухмыльнулся Рафаэль и с удивлением отметил, с каким трепетом расцвел Леонардо от проявления одной лишь самой обыкновенной и ничего не значащей улыбки. Или же дело было в упоминании матери.       Однако здоровяк не совсем понимал нескрываемых реакций незнакомого мутанта. Но, по крайней мере, за ним было интересно наблюдать. Тот не походил ни на одного из его братьев. Впрочем, как и всё остальное альтернативное семейство. Жили те, судя по всему, под землёй в подобии бункера, пропахшем сыростью. Одевались в какие-то заношенные лохмотья. Выглядели какими-то уж слишком потрёпанными жизнью и с явным дефицитом витамина «Д». Возможно, деталь незначительная, но цвет их кожи имел чуть более блёклый оттенок, что ли. Да и взять, к примеру, того же Донателло — парень явно перегибал с недосыпом и кофе, был весь какой-то дёрганный и обозлённый на всё вокруг. За одну только язвительную шуточку о любимой шляпе младшего брата Рафаэль готов был отправить умника в нокаут. Да и будь на его месте кто угодно другой — без промедления заставил бы заткнуться, но обстоятельства вынуждали держать себя в руках. Пока что.       — А что случилось с доктором?       — Утонул, — здоровяк пожал плечами и беззаботно добавил: — Оказалось, он не умел плавать. В конечном счёте, когда нас перевозили с острова на материк для дальнейших исследований, ей удалось скинуть Хамато за борт и скрыться вместе с нами.       — Но почему вы оставили вашего старшего брата? — не унимался лидер.       — С чего ты взял, что он старший? — огрызнулся Рафаэль, забавляясь тому, как легко удавалось приводить Леонардо в смятение. — Наш брат всего лишь первым числился в записях. И мы думали, что он погиб, не пережив последнего эксперимента Йоши, после которого, собственно, доктор спешно засобирался на материк.       — И после вы тоже скрывались в канализации?       — Мы что, по-твоему, крысы, чтобы жить в сточных канавах? — брезгливо скривился Рафаэль и чуть не рассмеялся, наблюдая, как смущённо стушевался мутант. — Мы обосновались в Бруклине в старом здании пожарной части.       — Представь, как мама обрадуется, — тихо шепнул Донни, так ни разу и не отпив кофе. К этому напитку он не испытывал большой любви, но, увы, жасминового чая никто не предложил. — Не терпится показать ей нашего Лео.       — Или Джона, — здоровяк пожал плечами, — почему бы не дать ему менее пафосное имя? И, кстати, о терпении, — Рафаэль вылил в раковину остатки какао и звучно поставил супницу на столешницу, — пора домой, свою часть сделки мы выполнили.       — Постой, — подорвался Лео, следуя за здоровяком. — Если возможно, то я бы хотел познакомиться с вашей мамой.       — Давай-ка я тебя сразу осажу, — мутант изловчился, разворачиваясь в узком коридоре, и угрожающе склонился к Леонардо, — знакомство не состоится, так что можешь на это не рассчитывать, — и после многозначительной паузы добавил: — Мы поняли друг друга?       Леонардо молча кивнул. Ему всего лишь хотелось узнать, какая их мать — такая же, как в детских мечтах, или же в разы лучше? Он часто представлял её — она была способна избавить от всех тревог, унять боль и скрасить печаль. Ласковая и совершенная во всём своём проявлении. И речь о её присвоении не шла — на это он не имел никаких моральных прав. Но стоило о ней подумать, как что-то внутри грудной клетки болезненно щемило. Ему бы увидеть её хоть на миг без всяческих на то причин. Собственными глазами убедиться, что она действительно существует. Тогда, возможно, мечтательный образ о ней обретёт конкретную форму, а тоска по не обретённому счастью не будет столь абстрактной. И всё же Леонардо не мог понять, почему так страстно желал недоступного, притом откровенно признавал, что это знание, в сущности, ничего для него не изменит.       Не став задерживать Рафаэля, он последовал за ним в комнату.       — Решил диссертацию написать? — здоровяк заглянул в экран монитора через плечо Донателло — тот усердно что-то печатал.       — Попробуй сейчас открыть, — гений проделал тот же путь, напечатал ровно такой же текст с пошаговым действием открытия двери для Рафаэля, но она по-прежнему не поддавалась.       — Разве мы это уже не проходили? — начал раздражаться мутант, они и так задержались здесь дольше положенного, но просьбу выполнил, впрочем, без всякого энтузиазма. Как итог — дверь осталась закрытой, что, в целом, было не его проблемой.       — Ничего не понимаю, — тихо проговорил умник, практически полностью теряя уверенность в чём-либо. Фокус с текстом не сработал. Справедливости ради, сам текст не должен был влиять на появление новых проходов — этот функционал он ограничил для всех без исключения, но как-то же дверь появилась и причинно-следственные связи указывали на «Новый документ» — его писал либо Рафаэль, либо девушка под диктовку Рафаэля. Однако простой вывод не давал никаких новых подсказок. Опять всё упиралось в тайную личность, у которой, судя по всему, был некий инструмент, позволяющий влиять на материю-пространство в обход его «блоку».       — Ну, ты пока подумай, разберись что к чему, а мы пойдём, — Рафаэль кивнул своему брату и направился на выход: — И можете не провожать, дорогу обратно сами найдём.       

***

             Грузно поднявшись с кровати и протяжно зевая, я поплелась в потёмках в ванную комнату, сбивая плечи о стены коридора. Как бы я ни старалась, но идти прямо не получалось. В глазах плыло, а по всем ощущениям проспала я не меньше года, ибо ноги совершенно не слушались.       — Ох, мамочки…       Лучше бы я не смотрела на своё отражение — чувствовала себя так же паршиво, как и выглядела. И, кстати, не помешало бы узнать, какого ляда меня усыпили. Потирая заспанное припухшее лицо, я пошла выяснять отношения с гением.       В лаборатории никого не нашлось, разве что дверь в Гавайи была любезно распахнута. Как бы не свалиться туда ненароком. Опять.       Из гостиной доносились приглушённые разговоры. Мутанты о чём-то перешёптывались, и я направилась к ним. И увиденное озадачило.       Зайка спал на потёртом коврике, как какая-то собака, а на диване вольготно расселись два Майки и о чём-то полушёпотом беседовали. На ум пришло немного вариантов: либо у меня спросонья двоилось в глазах, либо меня до сих пор накрывали галлюцинирующие последствия от накачивания чем-то запрещённым. Но вскоре я заметила существенные различия между двумя мутантами. В общем, отличала их только одежда. Эпатажный и узнаваемый стиль Майки ни с чем не спутать, а вот второй Майки совершенно не походил на наряженного рэпера. Особенно остро бросались в глаза новые кроссовки с белой незапачканной подошвой. Откуда он вообще такой чистенький взялся? Новый гость выглядел белее фешенебельно и ухоженно, что мало связывалось с нетипичным промыслом канализационных ниндзя.       Хотя меня тут же осенила и третья догадка: у нас появился клон. Опять.       Из каких бы метафизических глубин тот ни материализовался, но метод устранения дубликатов нам был известен. К тому же в моей памяти сохранился красочный эпизод с неудавшейся попыткой моего убийства, поэтому жалости к клонам я более не испытывала, а вот решимости устранить угрозу — хоть отбавляй.       Заметив меня, второй Майки сперва удивлённо застыл, а затем как-то уж слишком всполошился. Я, кстати, тоже, но в основном из-за собственной запоздалой реакции. Этот гадёныш пришёл меня добить, и с этим надо было что-то срочно делать. Казалось, что клон начинал подозревать недоброе, вероятно, потому, что в данный момент я отчаянно сигнализировала нашему Майки и наглядно трясла кулаком, намекая нанести тому удар.       — Послушай, ты только не волнуйся, ладно? Я сейчас всё объясню, но… — нервно заулыбался гость. — А как ты вообще сюда попала?       Не то чтобы я вот прям ввалилась в гостиную, но непослушные ноги вели меня загадочным зигзагообразным маршрутом до ближайшего стула, на который я плюхнулась. Видимо, действие зелья в моей крови не до конца исчерпало свой эффект, я ощущала лёгкую слабость, да и в мыслях было как-то туманно и вязко.       — Ничего личного, милый, тебя сейчас на части рассыплют, — я отдышалась и успокаивающе добавила: — Ты даже ничего не почувствуешь. Просто не сопротивляйся.       Однако нашу вендетту прервали звуки странной возни, доносившейся из дальней комнаты, а следом за тяжёлыми спешными шагами я услышала знакомые голоса. Мы вслушивались в невнятную ругань, семейные споры старших и младших — явление нормальное и вполне обыденное.       — Рафаэль! — обрадовалась я, увидев здоровяка, но подорваться навстречу не получилось, ибо моя координация в пространстве всё ещё отчаянно страдала, а ноги будто налились свинцом.       — Мама? — опешил он, остановившись как вкопанный.       Почти дословно то же самое я сказала своему отражению в зеркале и на всякий случай пригладила копну спутанных волос. Правда, едва ли это чем-то помогло. Смотрел он на меня, как на призрака.       — Ты как сюда попала? — осторожно спросил здоровяк.       — Через шкаф, — скорее, я удивлялась их удивлению и указала в сторону лаборатории, к тому же меня занимали немного другие раздумья. Например, почему здесь ещё и два Донни?       — Боюсь, ты обознался, она — моя девушка, — Донателло прошёл мимо озадаченного здоровяка, вставая между нами, — а ещё Бог нашей Вселенной.       Последний аргумент развеял для мутанта некоторые сомнения, но не для меня.       Впрочем, объяснения не заставили ждать. Мне припомнили про план вызова черепах из другой Вселенной, где я (точнее моя версия меня), оказывается, была лаборанткой учёного и по совместительству матерью антропоморфных черепах. И не дав мне осознать внезапно обретённое материнство, умник поведал о проваленном задании по вызволению нашего Рафаэля и Совушки. Помимо этого, добавлялась ещё одна проблема: гости планировали нас покинуть, прихватив Зайку, а Донателло не собирался их отпускать.       — Я сделал всё, что смог, и лучше бы тебе уйти с моего пути, — Рафаэль медленно сжал кулаки — в напряжённой тишине отчётливо хрустнули костяшки.       — А ты всё ещё не понял, — и с удивительным хладнокровием гений приблизился к здоровяку: — Если вы нам не поможете, то совсем скоро на лоскутки размотает не только наш мир, но и твой.       — Если не возражаешь, то я хотел бы взглянуть на так называемое подпространство миров, — миролюбиво предложил второй гений. Вполне простая просьба заставила нашего умника нахмуриться. — Возможно, там найдётся решение?       Пока один терпеливо ждал дозволения помочь, а второй боролся со своей мнительностью, я невольно сравнивала двух мутантов. Разница в поведении и манере держаться была колоссальна. Идеальные копии друг друга, но абсолютно противоположные как Инь и Ян.       — Посиди пока тут, я скоро вернусь, — Донни нежно коснулся моего плеча и жестом головы пригласил гостя следовать за ним.       — Кстати, — Рафаэль обернулся к лидеру, как только два мутанта скрылись в лаборатории, — хотел познакомиться с матерью — вот и она.       Признаться, на Лео я сфокусировала взгляд только сейчас. Его застывшее лицо должно было свидетельствовать о некоторой степени шока. В совокупности с полученной информацией закрадывались подозрения, что лидер познавал Эдипов комплекс. Хотелось бы, конечно, оставить его переваривать новые ощущения наедине, но пришлый Рафаэль так метко перевёл на меня стрелки, что уйти (ну, или уползти) не позволяла совесть.       Если бы я физически могла встать, то подала бы Лео стакан воды или потрясла за плечи, чтобы хоть как-то взбодрить бедолагу, а то молчаливое наблюдение за мной изрядно действовало на нервы.       Вот никогда мне не нравилось оказываться крайней в малопонятных ситуациях. И вроде бы совершенно не при чём, а сопричастность к чьим-то душевным терзаниям ощущала. Да и какая разница, что в какой-то там версии Земли я — матушка четверых мутантов? Главное, что в текущей реальности можно было спокойно выдохнуть, ведь у меня с Лео так ничего и не случилось. Иначе знатный бы вышел казус!       По воле судьбы и языка без костей Рафаэля я оказалась в центре внимая всех мутантов, ёрзая на стуле, как какой-то анонимный алкоголик, готовящийся признаться в пристрастии к зелёному змию. И каких, собственно, откровений от меня ждали? Для звёздной фразы: «Лео — я твоя мать!» — момент упущен, парень уже выпал в осадок.       Между тем за круговоротом событий, который мой заторможенный мозг обрабатывал со скоростью модема из девяностых, до меня наконец-то дошло просветление: Зайку тянуло ко мне по старой доброй памяти, ведь он, должно быть, узнавал во мне мать. По крайней мере, таким образом объяснялись все факты в отношении его тяги ко мне.       — Я мечтал о тебе всю жизнь, — чуть ли не шепнул мутант с непроницаемым выражением лица — то ли восхищался, то ли ужасался, чёрт его разберёт в этом ниндзя-аффекте. — И всё это время ты была рядом.       Стоп! Тема с мамой приобретала странный и нездоровый оборот. Определённо точно надо было жать на тормоза. Нет, конечно, сама по себе фраза звучала прекрасно, но в текущих обстоятельствах весьма сомнительно. Хотя чисто технически конкретно я никакая ему не матушка! По крайней мере, в текущей Вселенной. Но это, кажется, лидер упускал из вида. Да и я бы нашла миллион и один предлог, чтобы немедленно ретироваться бегством из неловкой ситуации, но едва ли бы это вышло — мне сидеть-то прямо кое-как удавалось, ни о каком побеге речь даже не шла.       Я обернулась назад, машинально ища Донателло, но он ушёл вести умные дискуссии со своей копией — помощи от него в ближайшее время можно было не ждать. Взглянула на Рафаэля — того, пожалуй, даже слегка забавляла наша ситуация. А точнее, реакция нашего Лео, за ним он следил с особым пристрастием. Оба Майки, как ни странно, внимательно наблюдали за развитием событий — вот уж от кого не ожидала молчания. Да и Зайка, будто улавливая важность момента, не спешил подходить.       Затем Леонардо медленно приблизился и плавно припал на колено возле моих ног. Мутант осторожно и трепетно коснулся моих пальцев, привычно согревая в своей ладони, поднял взгляд и вкрадчиво произнёс:       — Я безропотно со всем смирюсь, но если мне позволено просить — будь для меня кем пожелаешь, но не покидай.