Курортный отдых в санаторных условиях

В большом полукружии горных пород, Где, темные ноги разув, В лазурную чашу сияющих вод Спускается сонный Гурзуф, Где скалы, вступая в зеркальный затон, Стоят по колено в воде, Где море поет, подперев небосклон, И зеркалом служит звезде,— Лишь здесь я познал превосходство морей Над нашею тесной землей, Услышал медлительный ход кораблей И отзвук равнины морской.

      Дни курортного отдыха неспешно шли своим чередом. Утром Байи просыпался, завтракал и шел на процедуры или на море, затем обедал, а после шёл проводить время в уединении, за редким исключением предпочитая его ни к чему не обязывающим, но вполне развлекательным перепалкам с другими отдыхающими. Этим вечером он сидел у старого, дореволюционного здания библиотеки в тени белой акации, посчитав, что внутри здания слишком душно. Отсюда можно было разглядеть кусочек моря, наполовину скрытого за деревьями. Оно отливало расплавленным золотом закатного солнца, бросавшего блики от бесчисленных чешуек поднятой вечерним бризом ряби на поверхности воды.       Из раскрытого окна библиотеки доносилась приятная музыка, кто-то играл на фортепиано. Байи снова не мог сказать, что же именно это было, оставив изучение музыки примерно на том же уровне, что и познания в поэзии. Сейчас ему даже стало слегка неловко за своё невежество. Мелодия и звучание были весьма приятны для слуха, стоило бы приобрести пластинку, но для этого следовало подойти и спросить, а значит – выдать своё невежество. Да кого это волнует! Он – врач, а не музыкантишка в конце концов.       Е Байи поднялся и заглянул в окно, высматривая музыканта. Ему повезло: старый концертный рояль выставили аккурат в зале, вокруг собралось довольно много слушателей. Узнав в сидящем спиной к нему музыканте своего недавнего соперника по скамейке и шашкам, брови Е Байи приподнялись в удивлении. А паренек-то был весьма неплох.       Аккуратно хлебнув ещё немного отменного коньяка из фляги и спрятав её во внутренний карман светлого парусинового пиджака, Байи обогнул здание и тихо прошел в зал библиотеки, присаживаясь на скамью у стены. Он окинул взглядом зал и заметил сидящего в первом ряду Чжао Цзина и отметил для себя то, что только проскользнуло у него в мыслях при первой встрече: его сын был совершенно не похож на отца. Е Байи усмехнулся превратностям судьбы, вообразив себе несомненно красивую мать Се Вана. Представление закончилось, а Байи всё так же сидел на скамье у входа, как его окликнул Чжао Цзин. Он в сопровождении Се Вана стоял неподалеку.       - У Вас очень талантливый сын, товарищ Чжао, - Е Байи поднялся. От его взгляда не ускользнуло, как губы мальчишки дрогнули в улыбке, а кончики ушей едва заметно покраснели. Он отвел прядь волос за ухо и бросил один единственный, цепкий и немного робкий взгляд больших черных глаз на Е Байи.       - Благодарю, - с неизменной улыбкой ответил Чжао Цзин. Что-то в ней было, как и во всей манере общения, что заставляло Байи держать дистанцию, - Рад, что Вы оценили его творчество.       Они обменялись ещё несколькими фразами и разошлись.       - Ты строил глаза этому врачу? – легко, как будто совсем не волнуясь по этому поводу, спросил Чжао Цзин, даже не повернувшись к Се Вану.       - Вам показалось, отец, я просто проявил учтивость, - незамедлительно ответил он.       - Не заставляй меня ревновать, мой мальчик, - они остановились у номера Чжао Цзина, - Завтра не жди меня, я уезжаю рано утром, будешь завтракать без меня, вернусь к ужину.       - Хорошо, отец… - Се Ван склонил голову, пряча взгляд.       С упавшим сердцем Се Ван вернулся к себе и упал на кровать, пряча лицо в ладонях. «Неужели отец меня так наказывает?..» Мысли одна хуже другой лезли в голову, горло скребло от обиды за несправедливый упрек, но с другой стороны… Может быть, Се Ван действительно слишком много уделил внимание этому ворчливому Е Байи, который ни с того ни с сего похвалил его?..       Проворочавшись в кровати ещё с пол часа, Се Ван наконец уснул. Ему снилось что-то мрачное и тревожное, какая-то ерунда, от которой во сне ноги становились ватными, а потом в порыве сил в руках появлялся нож, и он бил им куда-то в самое сердце темноты, пытаясь вырваться наружу.       Он проснулся рано утром, совершенно разбитый и помятый, будто и не спал вовсе. Постучал в комнату отца, но запоздало вспомнил, что тот ушёл. Как же всё-таки легко жить, когда есть деньги и связи… Можно не идти на зарядку и пропускать процедуры по чем зря.       Всё ещё пребывая в не самом лучшем расположении духа, Се Ван пережил зарядку и осмотр и пришел на завтрак. Он долго не мог найти себе места, достаточно комфортного для того, чтобы поесть. Почти отчаявшись, вдруг углядел за одним из столов знакомую кислую физиономию и решил, что даже если поесть в его компании толком не выйдет, то на пару колкостей рассчитывать точно можно. Подхватив поднос с едой, положенной по рациону, Се Ван оказался возле стола Байи, ловко обходя других отдыхающих.       - Доброе утро, - вежливо поздоровался Се Ван, усаживаясь напротив. Е Байи допивал компот, уныло созерцая пустоту тарелки перед ним.       - Для кого как, - проворчал он, игнорируя любые правила хорошего тона. Се Ван с трудом сдержал улыбку. Такая прямота, пусть и в грубоватой манере, почему-то веселила. Он заинтересованно всмотрелся в физиономию Байи, склонив голову на бок.       - Почему же вдруг? Солнце светит, мы в Ялте, Вы позавтракали…       - А вот и нет, - перебил Е Байи, - Если бы я позавтракал нормально, то утро было бы куда лучше, но стребовать добавку мне так и не удалось.       - Всё настолько просто? – Се Ван не выдержал и рассмеялся.       - Тебе, может, и просто…       - Держите, - Е Байи с удивлением уставился на глупого парнишку, своими же руками отказавшегося от еды в его пользу, - Я всё равно не очень люблю есть по утрам.       - Спасибо, - растерянно поблагодарил Е Байи, пододвигая протянутую тарелку.       - Пожалуйста, - Се Ван пожал плечами и поднялся, - Такое утро уж точно заслуживает того, чтобы быть добрым.       Он ушел, не оборачиваясь, улыбаясь сам себе, потому что смог вызвать такую гамму чувств на лице у Е Байи. Он думал о том, насколько Е Байи было все равно, что о нем подумают или скажут.       Се Ван думал об этом, пока лежал на процедурах и пока обедал с двойным аппетитом, потому что завтрака всё-таки остро не хватало в желудке, но поделиться было так неожиданно просто и даже забавно, что он почти не жалел.       Полуденная жара и духота заставляла людей прятаться в тени, кроме тех, у кого вместо головы – тыква, вот они как раз лежали на пляжах, подставляя бледные бока под палящее солнце. «А потом приходят, хорошо, если сами, с температурой под сорок и волдырями на пол спины…» - Е Байи лежал у раскрытого окна в номере, думая о бесконечной человеческой глупости. «А всё для чего? Чтобы потом всем с гордостью показывать, что, дескать, на югах был, загар привез!»       Он цыкнул своим же мыслям и прикрыл глаза. Прошло около получаса, а может, и больше. В такую жару сложно было сказать, насколько быстро проходит время. Е Байи очнулся от полуденной дремы, различив в отдалении слабый звук музыки – снова фортепиано. На ум тут же пришел образ Се Вана. Кажется, так его назвал его папаша, или кто он ему там?.. В любом случае, помимо заносчивости и щегольского вида, он мог быть весьма приятным в общении. Даже едой поделился! С ним, старым ворчливым Е Байи, и даже по собственной воле! Да ещё и талантливый какой…       - Всё равно дурак и заносчивый мальчишка! – Байи не выдержал и поднялся с кровати, поправил несколько помятый внешний вид, нацепил легкую летнюю шляпу и вышел из комнаты.       Се Ван вытер лоб платком и вернул упавший нотный лист на место. Даже с распахнутыми окнами, в библиотеке было душно. Пик жары Се Ван пересидел в комнате и теперь ждал, когда наконец переменится капризный летний бриз и прохлада всё-таки проникнет в старое здание.       Боковым зрением Се Ван увидел, что кто-то ещё вошел в открытые настежь двери библиотеки. Он обернулся и увидел Е Байи. Се Вану вдруг захотелось, чтобы здесь не было никого, кроме них, но вокруг всё также сидели несколько человек, тихо шелестя страницами книг и журналов. И только он один шумел и перетягивал на себя внимание так сильно, что невозможно было сосредоточиться и разбирать новые произведения. Се Ван не мог прилюдно показать себя в таком плохом свете. Он не мог показать, что неидеален. Поэтому повторял и оттачивал то, что уже хорошо знал наизусть или читал с листа.       Е Байи, как ни в чем не бывало, прошел мимо и скрылся за полками. Се Ван старался изо всех сил, чтобы сохранить безучастное отношение и продолжал играть. Е Байи снова появился в поле зрения, выбрав себе мягкое глубокое кресло с деревянными подлокотниками и потертой суконной обивкой зеленого цвета.       Се Ван переключился на игру, стараясь не думать о том, что на него смотрят. Он нервничал, осознавая, что отец отчасти мог быть прав. Смутная тревога зашевелилась в груди, что-то совсем нехорошее, запретное. Поймав это ощущение как змею за хвост, Се Ван пустил его в музыку, позволяя этим эмоциям сопроводить его, вдохнуть жизнь в ноты и аккорды. Его преподаватели говорили, что нужно для каждого произведения создавать целый мир, что он строится, как целая вселенная, как книга, повествующая на языке звуков, что это необходимо понять для того, чтобы самому создавать нечто действительно стоящее. И рояль пел, наполнял библиотечные стены музыкой и чувствами. Се Ван полностью отдал себя этому, смотря то в клавиши, то в потолок.       Однако, ловя змею за хвост, опасно забывать, что у неё есть и голова.       Один неосторожный взгляд, брошенный в угол, где сидел Е Байи, и Се Ван понял, что пропал: он улыбался ему и смотрел прямо, не отводя глаз, отложив на колени журнал. Е Байи улыбался искренне и почти что нежно, не прячась, когда Се Ван перехватил его взгляд.       Се Ван понял, что пропал.       Невозможно было не пропасть, когда смотрят так. Ни капли подтекста, только интерес и одобрение. Се Вану казалось, что он весь как на ладони. Сердце забилось часто-часто, а пальцы задрожали, грозясь сорваться с темпа.       Разорвав зрительный контакт, Се Ван уткнулся в рояль, доигрывая и успокаивая нервы. Он больше не смел отвлекаться в сторону даже на миг, хотя хотелось, страсть как хотелось ещё раз увидеть его улыбку. И только когда пальцы заныли и спина отказывалась сохранять ровное положение, Се Ван откинулся на спинку стула.       Украдкой он осмотрел зал, но Байи уже и след простыл. Расстроившись, но подумав, что это будет правильней, Се Ван засобирался. Скоро обещал вернуться отец, он не должен разочаровывать его. Но едва он покинул жаркое помещение, выходя на улицу, в долгий летний вечер, отдающий прохладой, но всё ещё такой нежный и теплый, раскрашенный в ярко алые оттенки закатных облаков и густой бушующей зелени южного курортного края, как его окликнул знакомый голос:       - Молодой человек, не желаете ли сыграть партейку?       Се Ван повернулся и увидел на скамейке Е Байи, с хитрецой и некоторым скепсисом указывавшего на место рядом с ним и коробку шахмат.       - Я, - он сдержал в себе порыв моментально согласиться, нужно было идти, с этим человеком долго находиться нельзя, это просто опасно, - Я должен идти, пальцы устали, да и голова тоже…       - Ну и правильно, - Байи пожал плечами, отложил шашки и поднялся, - Я тоже устал. Пойду лучше к морю схожу.       Се Ван прикусил губу и опустил голову, ведя мысленную борьбу. Байи тем временем успел зайти в библиотеку и вернуться, оставив доску на столе. Он замялся, а потом всё-таки свернул к тенистой тропинке, ведущей вниз, к набережной.       - Можно… Я провожу Вас? – коря себя на чем свет стоит, выпалил Се Ван и замер, ожидая ответа.       - Пойдем, если хочешь, - Е Байи повернулся, на его лице снова появилась и быстро исчезла та самая, особенная улыбка, - Только меня не надо провожать, я просто гуляю. Если тоже хочешь гулять – пойдем вместе.       Се Ван просиял и быстро догнал Е Байи, ступая рядом, но на уважительном расстоянии. Белые гроздья акации свисали по обеим сторонам тропы, с моря дул приятный соленый бриз, неся горьковатый запах йода от выброшенных на берег водорослей. В кронах деревьев пели вечерние серенады птицы, в траве стрекотали на все лады кузнечики и цикады. Се Ван шел молча, прижимая к груди стопку нот, сжимая её руками, пытаясь скрыть волнение.       Е Байи покосился на него, а потом достал из кармана пиджака флягу, хлебнул сам и протянул Се Вану.       - Это коньяк?       - Он самый, будешь? – Е Байи демонстративно встряхнул флягой.       - Нет, я… Не очень люблю коньяк, вина – да, а вот… - Се Ван замялся, не зная, как выкрутиться: он терпеть не мог коньяка, но и отвергнуть подобный жест было бы немыслимо, неправильно… Е Байи вдруг рассмеялся.       - Не извиняйся, это же пустяк, - он закрыл и убрал флягу, а затем похлопал Се Вана по плечу, - У всех свои вкусы, вот и всё. А коньяк, - Байи сделал многозначительное лицо, - Это напиток, который понимаешь только со временем.       Се Ван улыбнулся, опустив голову.       Они вышли на набережную. Шепот морского прибоя и говор чаек окружили их, вышедших из-под сени деревьев на край бесконечной морской равнины.       - Вы были здесь раньше? – Се Ван украдкой рассматривал профиль Байи, вглядывавшегося в горизонт.       - Здесь бывать не приходилось, но море уже видал, в Одессе… - тихо ответил он, всё так же созерцая как в расплавленном золоте морского заката исчезает корабль. Байи долго молчал, так что Се Ван не надеялся на продолжение, но он всё-таки добавил, - Очень давно, ещё до войны.       Се Ван прикусил губу, думая, что спросил лишнего, но Е Байи вдруг улыбнулся.       - Я тогда ещё совсем мальчишкой был, младше тебя гораздо, мы к родственникам ездили… Хорошо тогда было, ни о чем не думал, бегал себе на море, с друзьями… Да, здорово было… Не понимал я тогда ничего, а потом…       Байи замолчал. Се Ван смотрел на него, не отрываясь и силясь понять, что же творится у него внутри и о чем он так усердно молчит? Но Се Вану было совершенно понятно, что он не в силах оставаться безучастным, поэтому, ругая себя за эту слабость, он порывисто, быстро ухватился за ладонь Байи обеими руками, пожимая, вкладывая в это все эмоции, что бились в сердце, навеянные чужими воспоминаниями и красотой вечера. Только на миг, пока не встретился с удивленным взглядом Е Байи. Се Ван смущенно улыбнулся и тут же стушевался, отпуская и отходя на пол шага назад.       - Я… - он судорожно принялся искать оправдания, - Мне у-уже пора идти, скоро вернется отец, и…       Е Байи лишь покачал головой и поднял с земли папку с нотами, выроненную Се Ваном, подошел и, вложил её ему в руки, накрывая своими поверх.       - Спасибо, что провел этот вечер со мной, - Е Байи улыбнулся и только поймав растерянный, почти напуганный такой близостью взгляд Се Вана, выпустил его руки.