Дом, который построил Джек

      В душной камере воняло грязными телами, перегаром и нечистотами. После того, как Нацу приложился затылком о стену, голова нещадно гудела, а желудок готов был разразиться рвотой, особенно на фоне этих ужасных запахов. Тошнота вызывала и слабость всего тела, не хотелось двигаться, чтобы не расплескать рвоту и лишний раз не проглатывать подошедший к горлу ком.       Пока офицеры полиции сновали туда-сюда, Драгнил думал: о том, что предшествовало уходу Люси, думал о причинах и последствиях. Он не сообщил о смерти возлюбленной её родителям. Господи, Люси умерла! Почему эта мысль поразила его только теперь, когда каменные стены начали давить не только на тело, но и на мозг. Пальцы запутались в волосах, вцепились в пряди и рвали, рвали, рвали, пока боль не привела Драгнила в чувство.              Нацу стоял на школьной крыше. Занятия закончились, его тяжёлый день подходил к концу. Окончив университет по профилю педагогика (плюс магистратура по профилю английского языка и американской литературы), он только третий год работал в школе. Когда заведующий кафедры несколько лет назад пригласил его в кабинет и предложил остаться в университете в качестве сотрудника (читай — его протеже), Нацу не без благодарности, но со смущением, сообщил мистеру Зауберсу о своём решении сделать карьеру в качестве наставника для неокрепших умов. Мистер Зауберс улыбнулся: — Да-да, мистер Драгнил, это сейчас вы думаете, что сможете привить молодёжи критическое мышление и сделать из них некое подобие человека. — Преподаватель неторопливо достал портсигар, гильотину, обрезал лишнее и, сунув сигару в рот, чиркнул «зиппо». Пепельница стояла рядом, туда полетел первый прах сигары, а сизый клочок дыма, словно сюрреалистичная пелена, поднялся к потолку. Нацу стало трудно дышать. — Хочешь быть как Генри Барт? Похвально, конечно, — его седые брови сошлись на переносице, он вновь затянулся, выдохнул. — Но я хочу тебе сказать, что, когда тебе осточертеет это дерьмо, можешь смело звонить мне из ближайшего мотеля по пути сюда. Ты мне нравишься, я хотел бы видеть именно такого приемника. — До Генри Барта мне далеко, но спасибо, что вы видите во мне потенциал им стать, — Драгнил поёрзал, то ли от неуверенности, то ли от разрыва шаблона. Мистер Зауберс в глазах всех учеников и преподавателей был легендарным, ходили слухи, что в сумерках над его головой светится нимб. Умён, харизматичен, энергичен для своего возраста, при этом добр сердцем, не ругается крепким словом, словом, Иисус Христос сошёл с небес дабы нести знания в массы. Сейчас Нацу видел перед собой не излучающего свет мудреца, а уставшего от (как он там сказал?) дерьма человека, чьё лицо испещрили морщины и, как казалось Нацу, часть из них появилась от нервов за оболтусов, кто подавал надежду, но скатились на дно. — Наше захолустье не такое популярное, как, например, Нью-Йорк или Чикаго. Было бы прекрасно, если бы ты смог получить образование в одном из колледжей «плюща», и — я уверен — у тебя была возможность. Но ты выбрал наш университет, за что я тебе благодарен, — он задумчиво почесал щёку (жест вышел небрежный и «деревенский» для мистера Зауберса), положил сигару в пепельницу. Взгляд его наполнился тоской и стариковской нежностью. — За столькие годы преподавания я был рад увидеть такого перспективного студента. Но ты уже не сопливый мальчишка, поэтому я не буду убеждать тебя в правильности предложенного мной выбора. Ты честолюбивый, но не в смысле этой проклятой системы. И это прекрасно. Просто знай, что у тебя есть, куда вернуться.       Нацу достал пачку сигарет. Дурная привычка следовала с ним из старшей школы, когда попробовать табак было круто, угнать отцовскую тачку — ещё круче, плюс сто очков Нацу Драгнилу; залезть девчонке под юбку на стоянке кинотеатра под открытым небом — отвал башки, а лишиться девственности до выпускного — предел мечтаний. Когда ты юн, мечты такие же зелёные и несформированные как и ты, узколобые, полные юношеского максимализма и воздушных замков. За некоторые Нацу рассчитывался по сей день, например, здоровьем, как сейчас. Ученики уже разошлись по внеклассным занятиям, половина из них уехала на школьном автобусе, ведущим за город, в частные сектора пригорода.       Нацу затянулся, задумался. Почему после прибрежного Кливленда, штат Огайо, его выбор пал на Нью-Хэмпшир? Природа? Но штат Мэн был куда красочней, гористая местность привлекала взор и цепляла душу. Хорошо, если и Нью-Хэмпшир, то почему не относительно крупный и живой Манчестер, а богом забытый Конуэй? Почему бы не собрать вещички и не двинуть в Портленд, где гораздо больше перспектив, пока Нацу корнями не врос в местную землю и не бросил якорь? Однако позже он понял, что зависело всё не от него, а от фатума, рока — как хотите, но свою любовь к Люси он предпочитал называть подарком небес.       Дверь на крышу тихо скрипнула, в его тайное место отдыха душой и телом вторгся пришелец.       Первое, что увидел Нацу — огромные карие глаза, прожигающие его интересом и толикой раздражения. Его поразила такая очевидная и противоречащая друг другу гамма эмоций. Девушка, что так бесцеремонно вошла в его жизнь, была невысокого роста, стройная, одета была по-учительски, однако любая вещь смотрелась на ней пошловато. Белая блуза без единой складки, верхние пуговицы расстёгнуты, серебряный кулон терялся в ложбинке между грудей, юбка-карандаш сидела, как влитая. Слишком обтягивала спортивные ноги, зато отлично демонстрировала ягодицы — чуть пофантазируй, и стояк в штанах обеспечен. Драгнил не любил откровенность, однако такую усладу для глаз грех обзывать нехорошими словами. — Добрый… вечер? — незнакомка очаровательно улыбнулась, отвела взгляд. — Впервые вижу, чтобы кому-то нравилось зависать на этой старой крыше.       Нацу осмотрелся. Исписанные граффити стены, где-то нецензурной бранью (ещё школа называется), окурки (кто-то из подростков всё-таки заглядывал сюда, скорее всего по ночам), и потёки на вертикальных поверхностях (кто-то ещё умудрялся справлять нужду). — Как выкрою свободную минуту, скажу нашему школьному уборщику, чтобы привёл крышу в порядок. Нельзя разводить антисанитарию. — Нацу выдохнул дым.       Не то, чтобы она не нравилась ему, даже наоборот. Верх взяло смущение и желание скрыть интерес. Красивые девушки всегда застают мужчин врасплох. Скажешь что-то не то — домогательство, неудачно пошутишь — тупица. Его мозг старался подобрать идеальные фразы, чтобы завязать разговор и направить его в нужное русло: «Да, мистер Драгнил, я поужинаю с вами. В восемь вечера в «Почти там»? Конечно, заедьте за мной в половине восьмого».       Девушка подошла ближе, опёрлась о перила и посмотрела вниз. Школьное здание состояло из трёх этажей и нескольких корпусов. Сразу под ними была зелёная лужайка школьного сада с разбросанными по периметру фонтанчиками и обеденными столами для лэнча. Кустистые клёны отбрасывали тени, которые тянулись длинными островками затемнённых участков из-за стремившегося к горизонту солнца. Лицо девушки словно впитывало рыжие лучи, волосы блестели золотом, глаза с яркими янтарными крапинками почти светились. Нацу на секунду оторопел, не в силах начать разговор, однако незнакомка взяла инициативу в свои руки.       Она без робости протянула Драгнилу ладонь. Взгляд, насмешливый, пытливый и требовательный, скользнул с его лица к нагрудному карману, где покоилась пачка сигарет, и Нацу абсолютно точно понял намёк. Когда сигарета уже дымилась, а девушка затянулась и блаженно прикрыла глаза, Драгнил решил действовать. — Мы ещё незнакомы, — невзначай напомнил он, — меня зовут Нацу Драгнил. Я редко захожу в учительскую, зачастую тогда, когда там никого нет… Наверно, зря, — улыбнулся Нацу, искоса оценивая собеседницу. — Вы новенький? — девушка с интересом поглядывала на Драгнила, наклонив голову. Затяжка, полупрозрачный клуб дыма, однако Нацу почувствовал, как лёгкий вечерний ветер принёс не столько запах табака, сколько нежный шлейф свежих духов. Он с головой погрузился в этот аромат, похожий на весеннюю прохладу после майского дождя. — Я тоже редко бываю в учительской, — загадочно улыбнулась девушка, смотря на него искоса, пытливо и… игриво?       Нацу никогда не был обделён женским вниманием, однако, в силу своего замкнутого изнутри характера, не позволял себе невинного флирта, всегда предпочитая ему дружеское общение с девушками. Драгнил умел подвести черту и выстроить границы так, чтобы не обидеть поклонницу, но при этом твёрдо намекнуть, что лезть к нему с романтическими чувствами не стоит. Из-за этой черты Нацу прослыл самым желанным парнем в свои прекрасные университетские годы. Однако все его мысли на тот момент были заняты учёбой и грантом на бесплатное обучение в магистратуре, а ещё мотоциклами и кикбоксингом — стандартный набор любого парня. Драгнила искренне удивляло, когда очередная студентка с потока вдруг строила глазки и кокетливо накручивала локон на палец, параллельно надувая большой жвачковый пузырь.       Ум был отличительной особенностью Нацу. Во взгляде виднелось полное понимание этого бренного мира. Поэтому поверхностные девушки всегда были в пролёте, а вот зрелую интересную личность встретить не удавалось. Нацу был душой компании, весёлый, общительный, поддерживающий добрым словом всех и вся — идеал в некотором смысле. Не добряк, он мог с лёгкостью иронично подшутить или зло посмеяться, бесконечно харизматичный персонаж любой авантюрной истории. Однако внутри него жила пустота — чёрная, всепоглощающая, не дающая вдохнуть полной грудью.       И вдруг сквозь бесконечный чёрный космос прорезался светлый луч, отразился в глазах незнакомки и разжёг внутри сладостно-ноющее чувство, которое Нацу не испытывал со времён первой отроческой любви.       Девушка прервала гедонистический момент. Докурив сигарету, она элегантно стряхнула остатки пепла, бросила её на пол и нежным движением втоптала в пыль. — Ну что ж, мистер Драгнил, рада была приятной компании. Ещё увидимся.       Последнюю фразу она договаривала уже на полпути к двери, ведущей в здание. Аппетитные бёдра покачивались. Грация. Она вся была соткана из сексуальности и обаяния. Нацу, ошеломлённый моментом, был раздавлен в пух и прах. Его загадочная собеседница исчезла также неожиданно, как и появилась. И даже не представилась. — Мистер Драгнил? — позвал грузный, источающий стойкий перегар полицейский.       Нацу приоткрыл глаза, но просыпаться полностью не хотелось. Оставь они Нацу догнивать в камере, он был бы не против. Голова ватная, ровно как и тело. И Люси улыбалась мертвецки-синими губами, сидя там же, у изножья нар, где и оставалась, когда Нацу провалился в сон. Он изумлённо моргнул, и девушка исчезла. — С вещами на выход, Драгнил! — коп стукнул резиновой битой по решётке. — Это тебе не отель.       Бессмысленный взгляд гулял по улице перед полицейским участком. Нацу сжимал в руках паспорт и куртку — солнце жарило нещадно, день был слишком ослепительно-ярким для таких трагичных событий. Видя, как люди снуют туда-сюда, он начинал злиться: вот они, ходят и даже не знают, что меньше, чем сутки назад, он лишился смысла жизни; Нацу злился, что их жизнь продолжается, что они продолжают радоваться и смеяться, пока он готов реветь от безграничной боли.       Но боль сменилась осознанием, а осознание привело с собой невыносимое чувство вины. Чёрт, он даже не заметил, что с Люси что-то не так. Её бессмысленные на первый взгляд действия заиграли новыми красками. Люси собрала все ненужные вещи и упаковала в коробки, убрав подальше на чердак. А ещё часть раздала по благотворительным организациям. За пару недель до случившегося она встретилась со всеми своими знакомыми и оставила каждому памятный подарок. Без повода.       Нацу медленно осел на ступени. Сильная мигрень поразила виски, и Драгнил, как алкоголик со стажем, привалился к железным перилам. Он едва успел перегнуться, прежде чем его стошнило.       Сама мысль о том, что сейчас ему некуда идти, кроме пустого дома, ужасала.       Нацу поднялся на ноги. Голова закружилась, но он побрёл прочь.