Труды целителя Вэй

      Стоит ли говорить, что после того, как Цзян-цзунчжу с супругой скрылись из виду, а Вэй Усянь умчался за помощью, никому больше кусок в горло не лез. Нервно переглядывавшиеся слуги забрали недоеденные блюда, чтобы проверить еду, но ни у кого, кроме Цзян Фэнмяня, не было признаков серьезной головной боли.              Сичэнь никуда не мог деться от чувства неловкости и странной обиды, когда увидел, что Цзян Яньли осталась совсем одна: жених и названая тетя пробормотали ей пару слов поддержки и ушли к себе, младший брат и вовсе покрутился рядом да выдавив из себя «Все будет хорошо» как в воду канул. Цзян-гунян же, нервно сцепив нежные руки, переводила взгляд с поверхности пруда на деревья, потом взглянула на луну и, Сичэнь мог бы поклясться, она закусила губу, чтобы не заплакать.              Этого он позволить не мог. Лань Сичэнь подошел к девушке, выдерживая между ними достаточно приличную дистанцию, и разглядывал роспись на потолочных балках, чтобы дать ей время совладать с чувствами.              — Цзян-гунян, — начал он и запнулся, не зная, что сказать дальше. Что с Цзян-цзунчжу все будет хорошо? Банальщина. Что болезни настигают даже сильных заклинателей время от времени? Ничего себе поддержка. Что ему очень грустно видеть её такой расстроенной? Это так, но при чем тут его чувства? Стоявший в отдалении соляным столпом Ванцзи не очень помогал собраться с мыслями.              — Вы любите сладкие или соленые цзунцзы, Лань-дагунцзы? — торопливо спросила его Яньли. — А... а ваш брат? — не дождавшись ответа невпопад спросила она. — Я слышала, что на севере любят сладкие, а южнее — с яйцом или мясом, а мы делаем и такие и такие, и чтобы знать... Отец любит с бобовой пастой и семенами лотоса, — совсем уж растерянно проговорила девушка. Она судорожно вздохнула и закусила губу. Сичэнь было решил, что сейчас-то она и расплачется и уже был готов дать ей платок, как девушка свела брови, закрыла глаза, восстановила дыхание и взглянула на Сичэня полностью владея собой. — Приношу извинения за недавний лепет, молодой господин Лань. За ужином вы съели мало, я велю слугам подать закуски в вашу комнату.              Только Яньли приготовилась вежливо откланяться, как Сичэнь сказал:       — Сладкие... Я очень люблю сладкие цзунцзы. И Ванцзи тоже. — Может брат ему и не будет благодарен за раскрытие мягкой стороны его натуры, но не хотелось выглядеть уж совсем эгоистом. Яньли заинтересованно взглянула на Сичэня и смущенно улыбнулась.              — Очень рада это слышать. На самом деле шицзе из Гусу Лань мне посоветовали один необычный рецепт начинки для цзунцзы и я хотела приготовить их в этом году, а начинка будет как раз сладкой.              — Цзян-гунян прекрасно готовит! Я уверен, что ваши новые цзунцзы очень понравятся тем, кто их попробует.              Щеки Яньли порозовели.              — На самом деле, в том рецепте использовались шишки, которые я взяла в горах Юньшэн Бучжичу, так что для меня будет очень радостно, если вам с братом понравится.              Сладкие цзунцзы... с шишками?.. Это звучало очень необычно, но Сичэнь воодушевленно сказал:              — Для меня... для нас будет очень интересно опробовать новый рецепт стараниями Цзян-гунян.              Разговор шел к завершению, но он показался Сичэню столь формальным, что он решил не упускать редкой возможности сказать Цзян Яньли что-то более личное:              — Когда близкий человек вот так внезапно чувствует себя плохо, сразу возникает чувство вины. В голове роятся мысли «если бы я сделал так, а не эдак, с ним наверняка было бы все в порядке», — с лица Яньли сползла вежливая улыбка, но осталось выражение искреннего сопереживания сказанному, так что Сичэнь продолжил, переведя взгляд на луну. — Мой отец некоторое время мог ходить, но потом у него отказала вторая нога и он почти перестал покидать свое уединение. Думаю, мой брат даже и не помнит его на ногах.       — Это неизлечимо? — сочувственно спросила Яньли. Сичэнь покачал головой. Ветер с реки подхватил полы их одежд и закружил концы лобной ленты Сичэня в воздухе. Яньли бездумно проследила за ними, но для юноши её опущенный взгляд в сторону значил иное и он поспешил сказать: — Думаю, к Цзян-цзунчжу это отношения не имеет. Вэй-гунцзы много рассказывал о своем наставнике, и наша главная целительница, Лань-дайфу, вспоминала целителя Му как достойного человека, который прекрасно владеет искусством врачевания. Цзян-цзунчжу быстро поправится.       Яньли слабо улыбнулась. Сичэнь загляделся на неё и не заметил, как улыбнулся в ответ.       — Вы очень добры, Лань-дагунцзы. Я хотела бы извиниться за А-Сяня, то, как он сделал во время тренировки...       — Это было очень оригинально, не находите? — воодушевленно проговорил Сичэнь. — Думаю, находясь на его месте, я бы просто мучительно пытался вспомнить название приема. Но он призвал на помощь мышечную память!       Яньли взглянула на другой конец большого пруда, где к павильону Цзинь шла едва заметная фигурка Вэй Усяня. Наблюдая, как он скрылся за дверью, принеся лекарство для Цзинь Цзысюаня, девушка вздохнула:       — Иногда его оригинальность ранит. Чаще — его самого, но иногда достается другим.       — Однако, — вступился за друга Сичэнь, — его иной взгляд на вещи буквально спасает жизни. Если бы мы не общались, то в Молине мне пришлось бы очень тяжко.       Яньли смущенно заалела и прикрыла половину лица рукавом.       — На самом деле, я бы очень хотела услышать ту мелодию, которой вы призвали дракона. Это должно быть что-то невероятное!       Сичэнь огорошенно посмотрел на неё. Заметив его взгляд Яньли уточнила:       — Вы же играли на сяо в Молине?       — Да, для активации защитных талисманов на городских стенах.       Яньли раздосадованно зажмурилась.       — Мне Юйли-цзе клялась всем, чем можно, что так и было, а я... — не успел Сичэнь принять разочарование на свой счет, как Яньли приободрилась и подняла палец, — а я хотела бы узнать от вас как все было на самом деле. Это возможно ведь?       Сичэнь потерял дар речи от неожиданно свалившегося на него счастья, но на сей раз Яньли истолковала это по-своему.       — Правила Лань запрещают говорить о своих боевых подвигах?       Сичэнь не мог совладать с собой, весь китайский покинул его мозг, а сердце колотилось где-то в горле. «Боевые подвиги»! Она назвала это «боевыми подвигами»! Строго говоря, никакого преувеличения тут не было, его действия запросто можно считать обороной целого города в одиночку. Ох, лишь бы она не сочла его молчание нежеланием говорить о задании в Молине!..       — Правила запрещают преувеличивать, бахвалиться и перевирать, — показался из-за его спины Лань Ванцзи. Когда он успел подойти, Сичэнь понятия не имел, но был безмерно благодарен брату за помощь. — Повествовать о правде не воспрещается.       Яньли ободренно улыбнулась. В этот момент Лань Ванцзи вежливо перед ней склонился.       — У этого Ванцзи есть просьба к Цзян-гунян. Я ненароком услышал как вы практиковались в игре на наньсяо и ваши навыки весьма хороши. Из-за меня старший брат не смог взять наньсяо как основной инструмент. Я написал в письме домой просьбу прислать наньсяо и прошу Цзян-гунян дать пару уроков моему старшему брату.       Яньли совершенно очаровательно зарделась и уже ей пришлось вспоминать, как говорить.       — Я... буду очень польщена! Сяо и наньсяо очень близки, трудностей не должно быть.       Сичэнь, до того с удивлением смотревший на брата, перевел взгляд на польщенную Цзян Яньли и лишь чудом удержался на ногах от счастья. Такая возможность побыть с ней да ещё и взяться за наньсяо.       — Этот Ванцзи благодарит Цзян-гунян. Инструмент прибудет на днях, — Ванцзи вновь поклонился, а с ним и взаимно ободренные Цзян Яньли и Лань Сичэнь. Как-то на автомате они умудрились попрощаться и Яньли ушла отдать приказания слугам. Сичэнь не позволил себе посмотреть ей вслед — итак уже владыка Си-шэнь опрокинул на его голову корзину с золотом       Над прудом с распустившимися лотосами и изогнутыми крышами лучилась светом полная луна, равно как и сердце юноши было переполнено счастьем. Оглянувшись на младшего брата, он одним выражением лица выразил столь глубокую благодарность, на которую просто не способны слова смертных людей.       Лань Ванцзи призадумался: а вдруг он в попытке прекратить одно непотребство подстегнул другое?              Тем временем в пурпурных покоях госпожи ордена Юньмэн Цзян творилось непотребство иного рода. Мадам Юй и мадам Цзинь, пользуясь редкой возможностью уединиться, нашли покой в объятиях друг друга. Освободив волосы от сложных причесок и сбросив лишние одежды, они могли бы любоваться полнолунием, бесстыдно подглядывавшим в окно, но на деле каждая была погружена в собственные думы. Заваренный чай давно остыл — никто к нему и не думал прикасаться. Едва мадам Цзинь переступила порог комнаты, как мадам Юй взмахом руки активировала все возможные талисманы и вытащила из тайника выпивку. Цинхийское байцзю — единственный достойный напиток для такого нервного вечера. Если горничным и было интересно, зачем они подают к чаю маринованные овощи, то все вопросы они оставили при себе — жить да работать на благородную госпожу им все ещё хотелось.              Когда-то, когда они обе были моложе, ложе мадам Юй ни за что не осталось бы идеально заправленным после их встречи, но сейчас у обеих не было никакого настроения для развлечений. Медленно потягивая байцзю, женщины обсуждали случившееся за ужином и обеим не нравилось то, что происходило.              — Он чуть не корчился, когда я пыталась к нему прикоснуться, и руки тряслись пока чай не получил, представь? — громко выдохнула мадам Юй. — Если бы я не знала Фэнмяня, я бы решила, что встретила несчастного, пристрастившегося к дурманящим травам.       — А он...? — мадам Юй махнула рукой в ответ. Никогда её супруг не проявлял склонность к избеганию реальности с помощью алкоголя, курений или постельных утех. Тем сильней её ранила история с Цансэ — будь она одной из мужских побед Фэнмяня ей было бы проще принять его взгляд в сторону заклинательницы, но, гуй побери, в том-то и дело! То выражение лица она видела лишь один раз — и никогда он не смотрел так на супругу. Как муж справлялся с тяготами жизни цзунчжу ей было глубоко плевать — в конце концов, это был его долг, его готовили к этому с самого детства. — А что твой?       — Упрямится, — поджала губы мадам Цзинь. — В кого он такой, а? Поверить, что Цзинь Гуаншань согласился отказать ему в наследстве, — она подняла сжатую в щепоть ладонь, подчеркивая безумие сказанного. — Я просто не понимаю, с чего он такой совестливый. Кто в Цзянху безгрешен?! Что, у Цзян нет темных историй? — мадам Юй фыркнула, взбаламутив выпивку. — У Юй нет? Может Лань всем кланом в полшаге от вознесения? Что за чушь!       — Юнцы... — подвыпившим голосом отозвалась Юй Цзыюань. — Наворотят, а нам разгребай потом. Ты видела, как этот наследничек Лань смотрел на А-Ли? Какое бесстыдство! От лягушек карп не народится, что ещё тут скажешь.       Мадам Цзинь с сочувствующим стоном потянулась за закусками.       — А мой?! Ты слышала, что он сказал? И главное — кому!..       — Тому же самому, кто и позвал сюда этих Нефритов, — процедила сквозь зубы мадам Юй.       Женщины взглянули друг на друга и безмолвно чокнулись чашами. Яньли прибыла как нельзя вовремя — Цзысюаня отныне она будет видеть чаще и дольше, чем братьев или свои ненаглядные кастрюльки.       И никаких Лань!       

***

      Кошмарный день, кошмарный вечер!       Целитель Му скрывал широкими рукавами дрожь в руках, когда возвращался в медицинский павильон из личных покоев благополучно уснувшего Цзян-цзунчжу. Раздав всем дежурным самые мозголомные или трудоемкие задания, он уединился в своем кабинете — ему нужно было провести рассчеты. Почти две ароматических палочки спустя он с глухим стоном опустился на пол рядом со столом: мало! У него осталось очень мало возможностей увеличить дозировку и не убить отваром цзунчжу. Уже пару недель спустя бредовые слухи о том, что главу стошнило прямо во время ужина вполне могут стать правдой.       Скрючившись на полу, целитель Му с ужасом закусил рукав. Если бы он только проверил, почему Фэнмянь стал так часто просить чай от головных болей... Как теперь он сможет сказать в чем дело? Почему он не проверил сразу, как только недуг стал сопровождать каждый вечер его покровителя? Он мог сколько угодно оправдываться волнениями за беременную жену и детей — кого это взволновало бы, если в итоге все так обернулось?       Бежать?.. Куда он побежит — в реку топиться?! Живи он один, таков вариант был бы приемлемым: как раз в праздник драконьих лодок сыграл бы роль Цюй Юаня , мир его памяти, но у него-то народился собственный клан. При всем миролюбивом характере Цзян Фэнмяня, случись худшее, судьбу его семьи решала бы Юй Цзыюань. Нет никаких сомнений, что тела его жены и детей свисали бы с ограды Пристани Лотоса пока не развалились на части.       Воображение услужливо нарисовало ему картину казни — Му Шихэ чуть не стошнило. В отчаянной попытке отвлечься он метнулся в хранилище трав, проверить — хватит ли его запасов для чая от головной боли. Конечно, их хватит, ещё утром он своими глазами видел банки, но что если!..       И тут-то он заметил, что трав в мусоре стало меньше — уровень влаги был куда выше, чем лежал слой растений, да характерных корневищ душэнь среди вываренных отбросов он не видел.       Му Шихэ, на мгновение остолбенев от ужаса, быстро понял, куда мог деться мусор. С колотящимся сердцем, он схватился за край платформы и опустился на корточки, пытаясь успокоиться. Мужчина хрипло рассмеялся, колени подвели его и он рухнул на тщательно подметенный пол. Ишь ты, какой у него любознательный ученик! А он ведь лично просил его не совать нос куда не надо.       За стеной раздался топот ног. Му Шихэ нервно подскочил, повернувшись спиной к входу, чтобы выиграть время для своих расшатанных нервов.       — Отец, — позвал его голос самого старшего сына, — матушка в родах, сестры и соседки ей помогают.       Целитель Му повернулся, к собственному волненью на лице искусно прилепив нотку радости. Благая весть! Он, конечно, поторопится, но за жену не переживает, она отлично знает что делать. На рассвете в доме Му раздастся крик новорожденного и радостные возгласы его близких.       Если для сохранения их жизней кому-то придется замолкнуть навсегда... Что ж, Му Шихэ не станет ему мешать.