Труды целителя Вэй

      Время после обеда прошло так стремительно, что Вэй Усянь едва моргнуть успел, как уже сидел за вечерней трапезой. Мешанина людей, звуков, малозначащих событий и откровенно нервничавшего Цзян Чэна совершенно сбили его с толку — он не знал за что хвататься и стоит ли это делать вообще. Философски рассудив, что упущенного времени уже не воротишь, а вот за палочки для еды ухватиться самое время, Вэй Усянь уже подцепил дольку маринованного корня лотоса, как госпожа Юй кашлянула, собираясь начать говорить.       — Сегодня днем до меня донесли, что под нашей крышей живет тайный мастер сразу двух музыкальных инструментов. Никогда прежде не слышала вашей игры на наньсяо, Лань-дагунцзы, — она медленно приоткрыла глаза, впиваясь взглядом в замершего нефритовой статуей Лань Сичэня. — Говоря откровенно, никогда даже не слышала, что вы брали этот инструмент в руки.       — Госпожа совершенно права, — ответил ей с легким вежливым поклоном наследник Лань. — Прежде я не выносил инструмент дальше личных покоев в Юньшэн Бучжичу.       — Отчего же? Насколько я слышала, играете вы недурно, настолько, что можно было бы подумать, что практикуетесь уже много лет. Клану Лань не стоит скрывать такие дарования.       Вэй Усянь не играл на струнных инструментах, но буквально видел протянувшиеся в воздухе нити напряжения между госпожой Юй, Лань Сичэнем и шицзе. Цзян Яньли сидела за низким столиком как и полагается благородной девушке: спина прямая, взгляд скользил по собравшимся, не задерживаясь слишком долго ни на ком, руки лежали на коленях, но напряженно поджатые губы и приподнятые брови подспудно свидетельствовали о её нервозности.       — Этот недостойный юноша, — заговорил Сичэнь, — совершенно не заслуживает звания мастера двух инструментов, но если госпоже угодно услышать мою игру, то не так давно я разучил новую мелодию.       Госпожа Юй прищурилась:       — Не так давно? Насколько недавно? — Лань Сичэнь словно не понимая о чем речь, шевельнул бровями.       Бесцветный, старавшийся слиться со стенкой Цзян Фэнмянь громко выдохнул, привлекая к себе общее внимание.       — Моя госпожа, к чему эти расспросы?       — Я занимаюсь своими прямыми обязанностями, — раздраженно ответила женщина.       — Здесь? — возразил ей супруг, практически убрав усталую терпеливость из голоса. — Сейчас?       — Именно так! Непременно здесь и сейчас, — резким движением головы женщина вздернула подбородок и, прищурив глаза, взглянула на Лань Сичэня поверх скул. — Или есть затруднения?       Вэй Усянь, затаив дыхание, взглянул на друга. На один вдох его лицо было непроницаемо, следом — уголки губ подвернулись вверх.       — Никаких затруднений, госпожа.       Лань Сичэнь достал из рукава наньсяо. Цзян Яньли глубоко вдохнула и под прикрытием столика быстро поставила пальцы, словно у неё в руках возникла невидимая флейта. После недолгого колебания Сичэнь набрал воздуха и приложил флейту к губам.       О, как он и говорил ранее, за такое исполнение в Облачных Глубинах по его ладоням не раз прошлись бы ивовым прутом, но старейшины Ван здесь не было и он мог позволись себе вольности. А как без них — едва изученная мелодия да ещё на новом инструменте. Он бы и с этим не справился, если бы Цзян-гунян не передала через Ванцзи предупреждение о вечернем прослушивании, да потом плыла хвостиком за трясущимся от старости мастером Шэнь и совала ему под нос партитуру, как можно громче и подробнее обсуждая тонкости исполнения мелодии, удивительным образом каждый раз оказываясь в пределах слышимости Лань Сичэня.       В Облачных Глубинах его исполнение сочли бы ниже среднего, но в Юньмэн Цзян не столь строгие стандарты, раз уж есть люди, которые разучивают произведения просто ради удовольствия. В каждый вдох, в каждое движение пальцев Лань Сичэнь вложил давно припрятанное детсткое озорство, мелодия плыла по вечернему воздуху, заражая слушателей желанием бессознательно качать головами в такт, гипнотизируя, увлекая в образ прохладного леса, куда путник спрятался от полуденной жары. Меж стволов старых деревьев сновали мелкие животные, жужжали суетливые насекомые и не умолкали бесчисленные птицы, порхающие среди ветвей. Путник прилег на траву, под тень раскидистой ветви, прикрыл глаза — куда торопиться в такую жару? Дом уже за поворотом. Ароматы трав, деревьев, пыли, перьев, шерсти и мха сами собой возникли в голове и возникшая послеобеденная разморенность не исчезла даже после того, как Лань Сичэнь опустил наньсяо. Пользуясь коротким моментом замешательства случшателей, он встретился взглядом с Цзян Яньли и ярко ей улыбнулся. Уголки её губ на целый удар сердца приподнялись в ответ.       Лань Ванцзи перевел между ними взгляд и выражение его лица утратило даже тот мизер дружелюбности, что он смог изображать. Однако он присоединился к апплодисментам, которые особенно громко звучали от столика Вэй Усяня.       За столиками женщин атмосфера была напряженная. Ещё бы — весь план сорвался, доказать побег Яньли не удалось. Лань Сичэнь изящным жестом убрал флейту в рукав-цянькунь, благодарно улыбнулся всем, кто ему апплодировал. Пару раз слабо хлопнул ладонью по ладони и Цзян Фэнмянь, предпочтя тут же вернуться к ковырянию ужина. Вэй Усянь напрягся, подметив, что тот стал выглядеть измотанней — лишние шумы определенно его истощают, лучше бы ему не слышать ещё мелодий в этот вечер, до тех пор, пока он не примет лекарство. Увы — небеса не смилостивились, стоило ему только подумать об этом, как раздался раздраженный голос госпожа Цзинь:       — Недурно, определенно недурно! Однако в этой комнате есть ещё один человек, кто прекрасно владеет двумя разными музыкальными инструментами. — Вэй Усянь заметил, как Цзинь Цзысюань на мгновение вытаращился в свою тарелку, не рискуя поднять взгляд на мать. — И прошу заметить, не родственными, а это сложнее, верно, а-Сюань?       Цзинь Цзысюань одним плавным движением изогнул шею, умудряясь одновременно смотреть на мать с почтением и немым укором.             — Ну, скажите, в чем такая уж разница между сяо и наньсяо? — госпожа Цзинь выразительно выгнула запястье в воздухе. — Что-то длиннее, что-то короче, но это ведь просто разные виды флейт. Совсем другое дело, когда человек одинаково хорошо играет и на духовом и на щипковом инструменте.       Вэй Усянь выгнул бровь. Вообще-то, это действительно сложно и он доселе не видел человека, который бы одинаково хорошо играл на разных инструментах. Обучение начинается с детства, руки растут вместе с инструментом, пальцы приобретают постановку и привыкать к другому типу инструмента без сомнений мозголомно. Если Павлин действительно настолько талантлив, то он хотел бы услышать его исполнение.       — Матушка, — поколебался Цзинь Цзысюань, — я ведь…       — Принесите из моей комнаты ящик из дерева акации, — махнула рукой госпожа Цзинь. Служанки бесшумно растворились в темноте у неё за спиной, а Цзинь Цзысюань все хотел допытаться:       — Матушка, о каком инструменте речь?       — А-Сюань, какая разница, я знаю твои возможности, — госпожа Цзинь прищурила блестящие от предвкушения глаза и подняла их к потолку. — Что на пипе, что на шэне — все звучит великолепно.       Цзян Фэнмянь выразительно вздохнул. Цзинь Цзысюань отчего-то оглянулся на Вэй Усяня, перевел взгляд на главу Цзян и облизнул пересохшие губы.       — Стоит ли превращать ужин в концерт?       — Два произведения — какой это концерт, а-Сюань? — подняла бровь госпожа Юй.       Принесли ящик. Если это не какой-то ящик-цянькунь, то пипа там никак бы не могла поместиться — значит внутри шэн. Признаться, игру на шэне Вэй Усянь тоже не часто слышал — сложно было научиться играть, да и вид во время исполнения был порой забавный. Вспомнив, как тряс головой единственный испольнитель на шэне, которого Вэй Усянь видел вживую, он слегка усмехнулся — а ведь и правда подходит Павлину.       Коробку поднесли к Цзинь Цзысюаню, раскрыли — внутри лежал богато изукрашенный дашэн, блестя бочком медного корпуса, семнадцать трубок из тонкого дунъинского бамбука тянулись вверх, семяобразный мундштук застенчиво скрывался в складках защитной материи и, представив как Цзысюань должен был прислониться к нему ртом, Вэй Усянь не мог сдержать глумливых сравнений с женской промежностью. Ах, поистинне повезет будущей госпоже Цзинь!       Цзысюань однако не вел себя так, как ожидалось от разностороннего музыканта-виртуоза: пристально оглядев инструмент, он было потянулся к нему, но почти сразу же выпрямил спину и встретился взглядом с матерью, неустанно его подбадривавшей.       — А-Сюань, «Феникс расправляет крылья», давай, я так давно не слышала этой мелодии!       Цзинь Цзысюань, не сводя взгляда с матери, закрыл ящик, в котором хранился его шэн. Вместе с легким стуком дерева захлопнулся и рот госпожи, зато глаза её широко распахнулись. Глубоко вдохнув, Цзысюань сказал, выговаривая каждое слово чересчур четко:       — Матушка, ваша просьба внезапна. Я не брал в руки инструмент слишком долго. Если я сейчас попробую сыграть что-то, вряд ли из этого выйдет хоть что-то достойное. Я отказываюсь оскорблять слух присутствующих.       Он отвел руки от ящика и всем видом дал понять: разговор окончен.       Госпожа Цзинь конечно не оставила непокорность сына без ответа. Она возмутилась, требовала и испепеляла взглядом сына, который, хоть внешне и держался невозмутимо, тем не менее, что-то в его позе, в отблеске глаз подсказало Вэй Усяню — Цзысюань сейчас чувствует себя виноватым, будто он подвел кого-то.       Вэй Усянь громко отложил палочки, привлекая общее внимание, встретил взгляд обернувшегося на него Цзинь Цзысюаня, и сказал громко и четко, словно в комнате, кроме них двоих, никого не было:       — Лишь истинный мастер знает свои пределы. Я не слышал ни одной ноты от него, — Вэй Усянь приподнял чарку с легким вином к ужину, салютуя Цзинь Цзысюаню, — но убежден в его навыках.       В оглушительной тишине он выпил вино до последней капли. Рядом с Цзинь Цзысюанем будто возникло ещё несколько свеч: иначе откуда бы в его глазах появился такой яркий блеск, а лицо посветлело? Он и Цзян Яньли запоздало подняли свои чарки. Лань Сичэнь и последовавший его примеру Лань Ванцзи уважительно сложили перед собой ладони — все они разделили тост Вэй Усяня.

      ***

             В затемненной комнате госпожа Юй осталась сегодня одна — госпожа Цзинь намеревалась хорошенько побеседовать с сыном после провала за ужином. Её одиночество продлилось недолго: она почувствовала знакомое молчаливое присутствие у двери и пригласила войти посетительницу.       В появившейся словно из темноты под листом лотоса девушке взгляд ничего не цеплял: с ней можно было находиться в одной комнате и даже не заметить её присутствия, как это и было задумано. Девушка согнулась перед госпожой ордена Цзян в вежливом полупоклоне и бесстрастно донесла: в переписке братьев Лань с Юньшэн Бучжичу впервые упомянут Цзян Фэнмянь. Что характерно, упоминание было тайным: Лань Сичэнь вплел в нити письма невидимое глазу послание, которое осталось бы незамеченым, если бы при досмотре членов «Лянь Е» не смутил бы легкий запах ганьцзюй от бумаги. Оказалось, наследник Лань знает как минимум один секретный способ изготовления невидимых чернил, но простое проявление над пламенем им не особо помогло: юноша использовал даже не скоропись или диалектальные формы вэньянь, это были совершенно незнакомые знаки! Тайный язык Гусу Лань?       Обнаруженное поставило разведчиков в тупик, пока кто-то не вспомнил о монашеских истоках клана Лань. Знатоков письменности Тяньчжу меж ними не было, но закрыть глаза на то, что Лань Сичэнь что-то пытался тайно сообщить родным было нельзя. В Юньшэн Бучжичу отправилась точнейшая копия письма — как будто «Лянь Е» не умели подделывать послания. Письмо старшего брата ещё не успело покинуть Юньмэн, как Лань Ванцзи отправил письмо от себя, использовав такой же метод сокрытия — и часть знаков совпала! Перетряся всю библиотеку Пристани от пола до потолка, члены «Лянь Е» смогли прочитать имя главы ордена.       Госпожа Юй сжала ладонь так, что ей стало больно от собственных ногтей. Как эти юнцы посмели что-то разнюхивать о её супруге?! Да и что именно они могли… Мелкнувшая молнией мысль заставила женщину забыть как дышать. Ведь, если вспомнить, это вскоре после появления двух Нефритов её супруг начал хиреть на глазах. Ходили слухи, что Лань Сичэнь практиковался в духовной медицине. Кто знает, что он мог вплести в мелодию… Да хоть сегодня за ужином! Цзян Фэнмянь ведь едва досидел до конца трапезы! Или…       Что там за слухи насчет а-Ли?..       Почувствовав вспыхнувшее желание поджарить спинной мозг наследника Лань Цзыдянем, госпожа Юй глубоко вдохнула, направляя ярость в металл кольца. Пусть там и копится! Если он действительно что-то задумал против её семьи…       «Если бы не Вэй Усянь, который пригласил его сюда…»       От выстроившейся перед внутренним взором госпожа Юй картины не то что сердце замерло — само золотое ядро будто бы замедлило свое вращение. «Вэй Усянь!» Вэй Усянь, который сдружился с Лань Сичэнем и вполне мог о чем-то с ним сговориться. Он ведь всегда недружелюбно относился к Цзинь Цзысюаню и уж тем более к их с а-Ли помолвке! Он что-то сделал, что-то такое из-за чего Цзысюань с него глаз не сводит — как он может быть обрезанным рукавом при таком отце-то?! Ах, все ясно! Вэй Усянь приворожил Цзысюаня, чтобы тот повлиял на отца и расторг помолвку с а-Ли.       — Где твой отец? — девушка медленно моргнула. Её лицо не выражало ровным счетом ничего, когда она ответила, что главный целитель сейчас заканчивает свои вечерние обязанности.       Госпожа Юй потребовала позвать мужчину. Тот появился на пороге бледней некуда, глубоко склонился перед госпожой и срывающимся голосом спросил, что её беспокоит.       — Что с моим мужем? — целитель Му побледнел ещё сильнее. Он лишь нашел в себе силы недоуменно поднять брови и вытянуть шею.       — Моя госпожа?       — Он стал слабее, появились приступы головных болей и тошноты. Вы не находите связи с чем-то, главный целитель?       Огонек светильника дрожал между ними, отбрасывая драматичные тени на стены. Взгляд целителя Му зацепился за невидимую точку на столе.       — Госпожа заметила очень важные изменения.             — Почему я их заметила?! Вы что, ничего не делаете?! Скоро праздник, глава должен выйти к людям и показать как силен и сплочен наш орден — как он это сделает, если у него такой вид, будто он на полпути к мосту Найхэ! — целитель Му вздрогнул, склонился ещё глубже и рассыпался в извинениях. Госпожу Юй интересовало иное: — Это может быть следствием духовного отравления?       — Д-духовного?       — Например, через музыку.       Целитель поморгал, косо оглянулся на девушку из «Лянь-Е» сливавшейся с темнотой в углу комнаты. Лицо той по-прежнему ничего не выражало, она бесстрастно смотрела на мужчину, не оставляя сомнений, что она запоминает каждое слово, каждое его движение. Целитель Му приглушенно сглотнул и обратил свой взгляд на госпожу Юй.       — Мне потребуется некоторое время, госпожа. Нужно изучить этот вопрос.       Взгляд Юй Цзыюань дал ему четко понять: если к Дуань-У её муж не будет бодр и весел, у целителя будет много времени изучить вопрос, где-нибудь в принудительном уединении. И самого строгого тюремщика для себя, он увы, породил сам.

***

      Главный целитель Юньмэн Цзян пришел домой поздно, когда ужин уже закончился — не хотелось ему отвлекать своих домочадцев от дел. Царил обычный шум, младшие ходили на головах, раздражая беготней тех, что постарше, прислуга гомонила, хлопоча над стиркой — завтра хорошая погода, что-то надо замочить заранее. Жена утешала расплакавшегося младенца, она укачивала его, едва выглянув, чтобы поприветствовать мужа. На заднем дворе над большими котлами вздымались клубы водяного пара: еда с ужина, вода для купания, вода для уборки и стирки. Наставник Му долго-долго на них глядел, пока в какой-то момент рядом не пробежала его трехлетняя дочка. Как опасно! Если на неё обвалится этот чан, она не жилец.       Наставник Му громко вскрикнул и толкнул девочку подальше. Сквозь рев испуганного ребенка прорвался хруст подпорки для чана и вопль мужчины — кипящая вода вылилась на него, в основном ошпарив руки. Девочка бежала далеко от чана, и подпорка была крепка, но кто об этом вспомнит в поднявшейся суматохе — надо спасать их кормильца!       На следующий день главный целитель явился на работу с перемотанными до кончиков пальцев руками, всполошив всех своих подчиненных. Разумеется, как почтительный сын, Му Юйлун тут же принялся помогать отцу со всем, чем только мог, но справиться со всем один он никак не мог. Стиснув зубы сквозь боль, которая едва унималась мазью и обезболивающим отваром, Му Шихэ раздал указания старшим помощникам и приказал снять со всех тренировок Вэй Усяня:       — Он так много времени уделил изучению трав в Облачных Глубинах, нельзя пренебречь его помощью.       Так Вэй Усянь и очутился на пороге хранилища трав. С самого начала ему показалось странным то, как удачно обварил себе руки главный целитель, но, что поделаешь: он надел передник и нарукавники, взялся за инструменты и резал, растирал, перемешивал, перебирал и кидал в ящички для хранения или составлял смеси, время от времени спрашивая наставника Му, что ему нужно делать. Ответы того становились все реже и резче, накаляя атмосферу в комнате, пока дело не дошло двух самых главных смесей: лечебный чай для Цзинь Цзысюаня и отвар для Цзян Фэнмяня.       «О, это я могу!» обрадовался Вэй Усянь, с азартом собирая необходимые для Цзысюаня травы. Растирая бобы мунг, он даже не заметил, что комментарии наставника вовсе прекратились. Поставив первый отвар настаиваться, Вэй Усянь обернулся за инструкциями, какие травы нужны для чая дяди Цзян. Наконец и афужун найдет!       Наставник Му отвел взгляд, приподнял брови и демонстративно молчал.       Вэй Усянь повторил:       — Наставник? Как мне готовить отвар?       — Сам соображай, — едва слышно процедил мужчина. Он двинул глазами, в упор встретившись взглядом с недо-учеником. — Хватило же ума приподнять занавес над семейными делами перед посторонними.       Несколько ударов сердца потребовалось Вэй Усяню, чтобы понять о чем тот говорит: до сих пор злится, что ему стало известно о состоянии Цзян Фэнмяня или… Сердце пропустило удар, ладони юноши вспотели: «Лань Сичэнь написал домой с просьбой о помощи, как я и просил!». Похоже, его письмо привлекло внимание «Лянь Е», а люди там наглухо отбитые. Нет для них ни отца, ни матери в подлунном мире, они верны только ордену и если есть хоть малейший намек угрозы главе, всем причастным лучше схорониться где-то на дне реки добровольно — все равно окажутся там, только не сразу и по частям.       — Я…       Занавес, разделяющий комнаты приподнялся — в комнату заглянул припудренный растительной пылью Юйлун. Растерянно переведя взгляд с отца на шисюна, он уловил напряженную атмосферу и спросил:       — Что-то не так? Какая-то заготовка испортилась?       — Все в порядке, займись своим делом, — холодно ответил ему отец. Вэй Усянь понял: это его шанс.       — Да не знаю я, как делать этот отвар! — выразительно возмутился юноша. — Я необразованный недоучка, что вы от меня хотите!       Му Юйлун вытаращил глаза, наставник Му, несмотря на раны, огрел сына тряпкой для котелков и прогнал с невнятными ругательствами. Затем он с шипением приподнял руки, прижав обмотанные конечности к груди — больно! Собственная боль только подогрела его злость на Вэй Усяня.       — Хватит притворяться дураком, ты уже видел все!       «Когда?!». Паника захлестнула Вэй Усяня, не давая ему дышать. Тем временем время текло и если он не начнет подготовку трав немедля, то к вечеру подать Цзян Фэнмяню будет просто нечего. Предчувствие пополам с состраданием породили прямо в его ушах вой человека, которому нечем унять ужасную боль. Но, даже если он узнает названия трав, это ведь не все! Есть требования к измельчению, порядку засыпания в котел, нагреванию… Небеса, он ведь не знает дозировку! Для некоторых растений один лишний листочек приведет к отравлению.       Проведя глазами по бесчисленным ящичкам, Вэй Усянь почувствал сильное желание опустить руки, извиниться перед наставником, принять происходящее как неизбежный порядок вещей. «Родители могут болеть, могут и умереть, с этим нужно просто смириться». Пальцы юноши дрогнули на ноже для трав и тут с его пояса возмущенно звякнул колокольчик ясности.       Годы назад Цзян Фэнмянь сказал: «Некоторые считают, что учение Юньмэн Цзян неопределенно и излишне требовательно». Он подвязывал новенький блестящий колокольчик к поясу взволнованного Вэй Ина, который ещё не дорос до вежливого имени. «Возможно это и так. Но именно выходцы из нашего ордена в корне меняли мир самосовершеноствования». Его широкая ладонь хлопнула Вэй Ина по плечу — места хватило только для трех пальцев. «Уверен, ты точно достигнешь невозможного».       — Ну? — устало-раздраженно спросил наставник Му со спины. Вэй Усянь, понимая, что сейчас сделает, почувствовал себя так, словно собрался делать тот трюк с падением с меча, только поддержки сейчас он не чувствовал. Его ладони вспотели, он сильнее сжал нож. Вэй Усянь повернулся к наставнику Му, выдержал паузу и сказал:       — Начну с измельчения листьев душэнь.       Целитель поднял брови и ничего не ответил.       Вэй Усянь судорожно соображал: дозировка трав расчитывается по весу, Цзян Фэнмянь вряд ли весит больше двух мешков риса, а сейчас ещё и похудел, так что… Пусть мешок и две миски. Для обычного сбора от головной боли взрослому человеку заваривают пять листьев душэнь, у его опекуна все запущенней, но повысить дозу вдвое он не рискнул — взял семь. Перетирая листья в ступке, он судорожно пытался вспомнить, когда мог видеть процесс изготовления отвара и ничего в голову не приходило.       Душэнь — очевидный выбор, про афужун он знал благодаря тонкому нюху Цзысюаня, но должно быть что-то еще! Да и где сам афужун взять?!       Снаружи раздался шум и встревоженный гомон медиков. Наставник Му напряженно приподнялся, прислушиваясь к шуму. В комнату ворвался Му Юйлун, на его плечах бессильно повис зеленовато-белый Цзинь Цзысюань. Наставник Му тут же изменился в лице:       — Что случилось?!       — Отец, Цзинь-гунцзы пожаловался на духоту и тут же повалился на меня. Я сразу сюда, сам ничего не знаю.       Вэй Усянь бросил все и рванулся проверить состояние наследника Цзинь. Со взмокшего лба Цзинь Цзысюаня на нос скользнула капля пота, на звук своего имени он с трудом приоткрыл глаза. Увидев перед собой Вэй Усяня, он нашел взглядом подобравшегося поближе перепуганного Му Шихэ, из последних сил повернулся к нему и простонал «Жарко». Из уголка его рта побежала струйка крови и юноша лишился чувств.       Поднявшийся шум и гам можно было сравнить с днями родов госпожи Юй — Му Шихэ резким голосом раздавал указания, сташие ученики уволокли Цзинь Цзысюаня в палату, где уже мелькали вспышки диагностических печатей. Вэй Усянь было рванулся за ними, но его оцень цепко схватил за плечо Му Юйлун и совсем скоро они остались в закутке вдвоем. Му Юйлун тут же подошел к ящику, где хранились запасные фартуки и нарукавники. Он хлопнул ладонью по косяку двери, вырезанный талисман тишины тут же затеплился и отсек суету снаружи.       — Отвар для Цзян-цзунчжу же надо сделать? — спросил он, затягивая пояс на фартуке и деловито изучая, что сделал Вэй Усянь.       — Что с Павлином?! — ошарашенно спросил Вэй Усянь.       — Все под контролем, — напряженно ответил Му Юйлун. — Это была его идея.       — Что?!       Му Юйлун повернулся и протянул на ладони маленькую фарфоровую шкатулочку. Вэй Усянь почти сразу узнал её — это из запасов ядов госпожи Цзинь. Если достала их не супруга Цзинь-цзунчжу, значит это сделал сам Цзысюань.       — Я сразу понял, состав какого отвара дашисюн не знает — это ведь наш семейный рецепт.       Он быстро прошел вдоль полок, уверенными движениями вытаскивал глиняные горшочки с нужными травами и передавал их Вэй Усяню.       — Я наткнулся на Цзинь-гунцзы неподалеку и попросил о помощи, он сразу согласился, когда услышал что речь идет о вас. Я предупредил, что не знаю, где отец хранит афужун, и Цзинь-гунцзы мигом откуда-то принес это, — Му Юйлун на ходу пожал плечами. — Не знаете, откуда у него может быть такое?       — На завтрак с рисом смешивает, это такая ланьлинская традиция, — шутливо отозвался Вэй Усянь. Юйлун молча бросил на него выразительный взгляд и принялся за дело. Инструменты в его умелых руках мелькали, травы по порядку отправлялись в котелок с горячей водой, запах становился все более и более знакомым, а когда Юйлун крайне осторожно отделил от шариков афужуна часть размером с зерно проса и отправил её в отвар, и запах изменился вновь, память наконец перестала изменять Вэй Усяню: это же тот самый отвар, что наставник готовил в день его возвращения в Пристань.       Неужели он расчитывал, что ученик вспомнит то, что наставник готовил промеж беседы?! Или наоборот — как раз на его плохую память и был рассчет…       Вэй Усянь вздрогнул, осознав ошибку.       — Сколько трав ты добавил?       — Для того, чтобы снять головную боль усталости хватит.       Вэй Усянь схватил Му-шиди за руку:       — Трав должно быть как можно больше, на грани отравления.       Лицо Му Юйлуна перекосилось. Понизив голос, он спросил громким возмущенным шепотом:       — Дашисюн, вы в своем уме?! Хотите отравить Цзян-цзунчжу?       Печать под кожей Вэй Усяня моментально активировалась, он почувствовал как его голосовые связки сжимаются — даже вздох сделать трудно было, не то что уж сказать что-то. Преодолевая боль, он просипел с трудом подобранные слова:       — Я лишь делаю то же, что и наставник Му.       Лицо Юйлуна застыло, затем замешательство сменилось неподдельным ужасом. Он отшатнулся от Вэй Усяня, хватая воздух ртом, как выдернутая из воды рыба.       — Пожалуйста, — проговорил Вэй Усянь. — Это для…       «Это для дяди Цзян» хотел он сказать, но теперь такое обращение для него недоступно. Выражение его лица что-то сказало Му Юйлуну. После некоторого колебания он очень осторожно взялся за инструменты и отмерил почти такое же количество растений, что уже использовал, одного лишь афужуна взял меньше.       — Почему дашисюн решил, что мой отец готовит Цзян-цзунчжу что-то такое?       Вэй Усянь молча скрестил руки на груди и устало взглянул на Юйлуна.       — Потому что.       Спустя некоторое время сваренный наугад обезболивающий чай был готов.

***

      Вечером Вэй Усянь шел с подносом как на плаху. Конечно, то, что сделал Юйлун, наверняка лучше, чем то, что он пытался придумать на ходу, но все-таки… А если он ошибся в своих предположениях дозировки? Если они сделали меньше, то дядя Цзян не получит желанного облегчения, а если больше, то завтра всей Пристани придется одеваться в белое. Запах из-под крышечки, сохранявшей тепло, доносился приятный, но вызывал у Вэй Усяня тошноту.       Цзян Фэнмянь принял его как можно радушнее, но его измученный вид не согрел сердце Усяня. Он хотел бы остаться рядом с ним, но его явно встревоженный вид не помог бы главе клана отдохнуть.       — Что там с Цзинь-гунцзы? — спросил Цзян Фэнмянь, не уточняя к кому обращается: к Вэй Усяню или стоявшему у него за спиной наставнику Му.       — Судя по всему, цзунчжу, у Цзинь-гунцзы случился тепловой удар, — склонился при ответе Му Шихэ. — Он нас всех очень напугал, но никакой опасности здоровью нет. Ему нужен отдых, к празднику он уже поправится.       Вэй Усянь молча нахмурился, пытаясь вспомнить, с каких пор люди при тепловом ударе харкают кровью.       После чая Цзян Фэнмянь с помощью Вэй Усяня распустил косы, приготовился ко сну и лег, задернув легкую занавесь от вездесущих комаров — сколько талисманов не лепи, хоть один прохиндей да проберется. Вэй Усянь отдал бы все на свете, чтобы дежурить у постели Цзян Фэнмяня на случай передозировки, но надо было уйти — слишком странное дежурство, ещё привлечет к себе внимание «Лянь Е». Наставник Му и сам его гнал: «Утро вечера мудренее».       Вэй Усянь не мог дежурить у постели опекуна, но уселся на крыше павильона напротив. Если Цзян Фэнмянь завозится, он сразу сможет ворваться к нему, чтобы помочь. Лишь бы только он не умер тихо, во сне!..       От отчаяния тряслись губы, во рту возникла горечь, хотелось плакать, словно он снова стал ребенком, который не понимал, почему мама и папа все не идут за ним. Сейчас он знал, что виноват и не виноват одновременно, противоречивые чувства раздирали ему сердце.       Хотелось напиться и забыться, но вина, увы, с собой он не захватил.       Когда до слуха Вэй Усяня донеслось перестукивание кувшинов, он сперва испугался что заснул, но вскоре на крыше появились Му Юйлун и Цзинь Цзысюань. Они молча уселись по бокам от Вэй Усяня. Цзынь Цзысюань достал несколько кувшинов недурного ланьлиньского вина, а Му Юйлун вновь обнес кухню — на небольшом отрезе ткани, что выступил им скатертью, теснились различные легкие закуски — очень к месту, ведь за ужином Вэй Усянь едва смог заставить себя что-то проглотить, а Цзысюаня и вовсе осматривали с ног до головы. Юноши схватились за угощение.       — Тепловой удар? — приподняв бровь спросил Вэй Усянь. Цзинь Цзысюань фыркнул, закатив глаза.       — Перебрал с афужуном на завтрак.       Му Юйлун посмотрел на него с выражением искреннего недоумения, смешанного с ужасом. Вэй Усянь подначил его:       — Я же говорил, традиция у них такая.       — А… на самом деле? — с подозрением спросил Му Юйлун.       — А на самом деле это был яд гу, и я на пару мяо перестал его уничтожать золотым ядром, — как ни в чем не бывало ответил Цзинь Цзысюань, отчего глаза Юйлуна стали размером с локву. Потрясенно переведя взгляд между юношами, которые словно сговорились подшутить над ним, он решил больше не поднимать этот вопрос — все равно не ответят нормально!       Но Вэй Усянь спросил:       — А почему кровь пошла горлом? Я что-то не припомню такого последствия от яда гу.       Цзинь Цзысюань усмехнулся краешком губ, склонил голову так, чтобы длинные пряди немного занавешивали его глаза и многозначительно взглянул на Вэй Усяня.       — Это я сам прикусил изнутри, — в ответ на немое изумление в глазах обоих целителей он поднял ладонь, изогнув запястье в точности, как его матушка. — С кровью изо рта все стократ внушительней.       Вэй Усянь поперхнулся вином. Павлин он и есть Павлин!

***

      Прошла стража, началась вторая. Му Юйлун, привыкший к нервным ночным бдениям, все равно придремывал, разморенный вином. Вэй Усянь не сводил взгляда с занавесей в комнате Цзян Фэнмяня. Не колыхались. «Он спит или уже…?». Вэй Усянь встревоженно закусил губу, в груди болело от напряжения. Ночной ветер с реки встрепетал его волосы, сверчки и цикады натужно выли в тишине. До рассвета покоя не видать никому.       Цзинь Цзысюань осторожно прикоснулся к его спине. По меридианам потекла чужая духовная энергия, теплая, густая, словно подогретый мед. Он пытался успокоить Вэй Усяня и тот сам запутался, что чувствовал в ответ: раздражение, благодарность, чувство вины и нервозность владели его разумом. В таком состоянии колокольчик ясности скоро предупреждающе звякнет. Надо что-то предпринять, надо… пошутить!       — Знаешь, раз уж завтра меня казнят, я ужасно хочу понять, как стрела оказалась у тебя в таком месте, — Вэй Усянь повернулся к Цзинь Цзысюаню с яркой улыбкой. Тот к его веселью не присоединился, оторопело хлопая глазами.       — Что значит «казнят»? В каком смысле?!       — Ответь про стрелу, тогда скажу, — хихикнув, отозвался Вэй Усянь, краем глаза не выпуская занавесей из виду.       Цзинь Цзысюань не мог заставить себя говорить, все ещё потрясенный словами Вэй Усяня, взамен него к разговору присоединился сонный Му Юйлун.       Как оказалось, смотреть на то, как стреляют из лука и стрелять самому — это две больших разницы. Первее всего Цзинь Цзысюань заставил Му Юйлуна научиться натягивать тетиву без рывков, плавным движением, и удерживать в таком положении некоторое время. «Тебе же нужно прицелиться!». Руки дрожали с непривычки, а пальцы все время не то хватали, так что Цзинь Цзысюань, распаренный духотой, скинул защитное верхнее одеяние, чтобы без помех поправлять его стойку. В какой-то момент он остался удовлетворен своим учеником и предложил ему делать то же самое, но со стрелой. Поначалу все шло хорошо, а затем Цзинь Цзысюань совершил фатальную ошибку: он нагнулся, чтобы поднять нефритовое украшение, упавшее с него пока он раздевался. В этот самый момент Му Юйлун и не удержал тетиву. Дальнейшее Вэй Усянь знал и сам, но мысленный образ того, как подстреленный в зад Павлин со стоном падает на землю, отчего-то не вызвало у него того веселья, на которое он рассчитывал.       — Я ужасный неумеха, Цзинь-гунцзы, — грустно проговорил Му Юйлун. — Мне действительно не стоило браться за лук. Если бы не дашисюн Вэй, я бы уже сегодня был покойником.       — Погоди, — вскинул руку Цзинь Цзысюань. — Что за покойники, какие казни, о чем вы оба?       Му Юйлун и Вэй Усянь переглянулись.       — «Вред правящей семье карается смертью», — процитировал Юйлун. — Это закон Юньмэн Цзян. Я навредил бы репутации, а дашисюн мог бы и вовсе сгубить цзунчжу по незнанию. Такое не простят.       Цзинь Цзысюань хотел закричать, хотел потрясти Вэй Усяня, который с нехарактерным для него смирением следил за занавесями.       — Почему в этом случае ты должен нести ответственность? Разве не главный целитель отвечает за здоровье главы клана? — Му Юйлун взглянул на него скосив глаза. Хороший вопрос, конечно: «почему бы взамен тебя не убить отца вот того парня?».       — Потому что я был тем, кто взял нож в руки, измельчил травы и принес отвар в покои цзунчжу, — устало ответил Вэй Усянь. Упоминать о помощи Му Юйлуна в случае дурного исхода дела он не собирался.       Ночное ожидание наполнилось напряжением. Вэй Усянь чувствовал, как сердце бьется сильнее, когда мысль о предстоящем рассвете не давала ему покоя. Ещё вчера никто из них не мог предположить, что его с наставником Му жизни окажутся на грани пропасти.       Сидя в душной, влажной юньмэнской ночи, Вэй Усянь погрузился в свои мысли. Воспоминания и идеи не давали ему покоя. Му Юйлун и Цзинь Цзысюань сидели рядом, словно братья по крови, готовые поддержать друг друга в этот трудный час.       Спальня Цзян Фэнмяня казалась далекой точкой во мраке ночи, освещенной лишь далекими фонарями. Вэй Усянь и его друзья с тревогой следили за занавесями, которые, как назло, оставались неподвижны. Минуты тянулись медленно. Страх и тревога переплетались в сердцах молодых людей, их дыхание становилось тяжелым. Слушая шорох листьев, стрекот и далекие звуки ночных животных, друзья сидели молча, пытаясь успокоиться в ожидании рокового рассвета. Вэй Усянь, чувствуя вину и страх, обхватил кувшин с вином, его руки дрожали. На его спину легли две ладони: духовная энергия потекла разная, но на сей раз действительно успокаивающая, словно к меду подобрали хороший чай.       — Я подобрал хороший состав, — напряженно сказал Му Юйлун. — Не думаю, что все будет плохо.       — А если будет, — добавил Цзинь Цзысюань, — то я знаю пару мест, где тебя никогда не найдут.       Вэй Усянь нервно усмехнулся.       Прошел самый темный час, близился рассвет, небо над верхушками деревьев светлело. С первыми лучами солнца напряжение стало почти невыносимым. Но вот - занавеси дернулись. Надежда вспыхнула в сердцах троих юношей, сидевших на крыше. Вэй Усянь с восторгом следил, как занавеси медленно скользнули в сторону. И вот, Цзян Фэнмянь, растрепанный и ничуть не отдохнувший, вышел из комнаты, щурясь на восходящее солнце.       Вэй Усянь не мог поверить своим глазам – жив! Сердце юноши забилось сильнее от облегчения, а слезы радости выступили на его глазах. Цзинь Цзысюань и Му Юйлун обняли его с двух сторон, дыша так же учащенно как он.       Цзян Фэнмянь, заметив троих юношей на крыше напротив, приподнял брови удивленно улыбнулся им и кивнул в знак благосклонности. Юноши подскочили и почтительно склонились перед ним. Ночь ужасов и неопределенности ушла в прошлое, оставив за собой лишь воспоминания о трудном испытании.       Пара винных кувшинов покатились по черепице и разбились о землю.