No Time To Crank The Sun

      Кто-то врезается в его плечо, и Зоро слегка вздрагивает.       — Ои, подвинься, — слышится сбоку голос Санджи.       Зоро поднимает взгляд и обнаруживает кока, что стоит рядом, засунув руки в карманы и скорчив недовольную мину.       — В любом случае, — говорит Санджи, разворачиваясь обратно к мужчине за повозкой с мясом, – это было скорее…       Зоро делает резкий вдох.       Они в городе, жизнь тут бьёт ключом. Их окружают бесконечные прилавки с едой и уличные торговцы, что стоят плечом к плечу, замыкая цепочку вокруг ярмарочной площади. В центре — декоративный фонтан, бьющий воду изо ртов каменных дельфинов. Люди разных возрастов, форм и размеров снуют туда-сюда по мощёной булыжной улице, таща на руках кто пакеты, кто детей, и указывая пальцем на всё, что привлечёт их внимание.       Зоро опускает взгляд на свои руки. В них пусто, и они дрожат. На бедре чувствуются два меча. Он проводит по ним пальцами и задерживается на пустоте, на месте которой должна быть Вадо. Голова тяжёлая, и мысли путаются.       — Ха, не беспокойся об этом, – снова доносится до него голос Санджи. Он жмёт руку торговцу. — Спасибо за информацию.       — Без проблем, друг, — отвечает мужчина, беря с прилавка апельсин и кидая его Зоро. Тот без проблем ловит фрукт, слушая деревенский говор мужчины:       — На, возьми, старина. Отлично помогает против хвори. Удачи вам обоим!       — …да, — говорит Зоро, уставившись на фрукт. — Спасибо.       Санджи отходит от повозки, и Зоро следует за ним, неспеша чистя апельсин.       Когда они выходят из гущи толпы, Санджи хмурится и говорит:       — Это, твою мать, бесполезно.       Лёгкий ветер теребит волосы. Зоро смотрит вверх: по небу тянется цепочка облаков, но они не закрывают солнце и не защищают землю от охватывающих всю площадь лучей. Яркость заливает весь колоритный город. Позади людей, повозок и домов с деревьями гордо и в одиночестве высится гора. «Какой большой остров», — думает Зоро.       Санджи вздыхает и начинает копаться в пакетах.       — А, ладно, не каждый же должен знать ответ. Может, в словах мясника и был толк, хотя звучало это, как какой-то бред. Хотя, если подумать, мы и спрашиваем про какой-то бред.       Зоро хмыкает, выбрасывая кожуру и внимательно изучая очищенный апельсин. В нос ударяет едкий цитрусовый аромат, и он морщится. От запаха начинает мутить.       — Ои, Маримо. Что думаешь?       — Насчёт чего? — оборачивается Зоро.       Санджи закуривает. Он использует спички.       — О том, что он сказал, — он кивает куда-то себе за спину, Зоро следует глазами движению, но не видит ничего конкретного, только переполненную людьми рыночную площадь.       — Кто?       Он раздражённо выпускает дым сквозь зубы.       — Да хренов мясник, я толь…       Кок осекается. Он смотрит на Зоро, и Зоро в ожидании вперяется в него в ответ. Какое-то время Санджи молчит, так что Зоро думает, а не хватил ли его удар. «Может, он себе язык откусил?».       Санджи делает глубокую затяжку.       — Чёрт побери, — бубнит он себе под нос. — Давай хоть знак какой-нибудь, когда это случается, так чтобы я не чувствовал, будто разговариваю со стенкой.       — Э? — он не уверен, говорит кок с ним или сам с собой.       Санджи проводит рукой по волосам, ведёт плечами, поправляет за спиной рюкзак. В нём звенит и бренчит от движения. Зоро задумывается, что бы там могло быть. «Очевидно, не апельсины».       — Забудь, — отмахивается Санджи. — Просто назови имя.       Голова Зоро пульсирует.       — Что?       Санджи цокает языком.       — Ты теряешь память, тормоз. Просто скажи, как меня зовут, чтобы я понимал, что ты знаешь, кто я такой, и мы продолжили путь.       Зоро угрюмо сводит брови, решая, что Санджи всё-таки хватил удар, потому что несёт он какую-то чушь. Теряет память? С чего он вообще пришёл к такому несуразному умозаклю…       — Оу, — говорит Зоро.       Внезапно, он очень устал. Внезапно, чувствует себя побитым.       Внезапно, его сметает вихрь эмоций, что истощают его душу.       Он хватается за голову, чувствуя, как пульсирует в виске под пальцами. Потеря памяти, потеря памяти, потеря памяти, тьма, тьма, тьма…       Санджи щёлкает пальцами у него перед носом.       — Сконцентрируйся, остолоп, — беззлобно говорит он. Его голос будто раздаётся из-под толщи океанских глубин: он неожиданно какой-то глухой, искривлённый и сюрреалистичный. — Ничего страшного, если ты не знаешь, но так хотя бы поймём, что это так.       Это странно. Он знает его имя, но на жуткое мгновение он думает, что уже потерял его, что оно провалилось в бездонную чёрную бездну его сознания, навсегда, безвозвратно…       Но нет, из этой чёрной дыры, он вылавливает…       — Санджи.       Имя даётся ему с трудом, вылетая из болезненно пересохшего рта, — слишком уж много всего он чувствует за раз. Он поджимает пальцы ног в ботиках, стараясь сохранить баланс и не раскачиваться.       «Сосредоточься».       «Оставайся здесь».       Санджи кивает.       — Хорошо. А имена остальных из нашей команды?       Искать имена причиняет боль.       — …Усопп, — ему кажется, будто он бродит по лесу с кустами терновника, — Фрэнки… — он насильно выцепляет их лица из памяти, желая выжечь их на подкорке сознания, — и Луффи.       — И что последнее, что ты помнишь? Нет, — мотает головой Санджи, — не так, лучше скажи, помнишь ли ты, что делал до этого? Перед этим? — он обводит рукой местность.       Зоро сглатывает. Ему не нравится вопрос. Всё, что было до, не приносит ему ничего, кроме боли. Но, несмотря на это, он терпит, потому что чувствует, что ему так же необходимо знать ответ. Он ищет в памяти, морщась каждый раз, когда натыкается на беспощадную, бесконечную тьму, тьму, тьму…       — Я был на корабле… говорил с Луффи, — он вспоминает, как проснулся рядом с Усоппом, приглушённые голоса за закрытой дверью, обнадёживающую руку Фрэнки у себя на плече, спину Луффи. — Мы готовились сойти с корабля. Собирались на остров… это он?       — Да, правильно. Хорошо, — многозначительно говорит Санджи, постукивая по сигарете пальцем и смотря в сторону. Зоро следует за ним взглядом и видит берег. — Похоже, тебя вырубило на скучной части. Ничего сверхъестественного. Да, этот тот остров, Плюм. Мы покинули корабль несколько часов назад и тех пор ошиваемся здесь и задаём вопросы кому попало.       Несколько часов назад. Он помнит корабль, помнит разговор о подготовке высадиться на берег. Но после… он шипит, когда резкая боль прошпиговывает голову. Блядь, как же больно. Как именно он добрался сюда с корабля, начистую стёрлось из памяти…       — Не надо, — внезапно говорит Санджи. Он шлёпает Зоро по руке, которой тот вцепился в волосы. — Когда ты пытаешь вспомнить что-то, что забыл, голова начинает болеть, а мы не можем позволить тебе отключиться. Лично я не собираюсь тащить твою задницу остаток пути.       Болеть голова. Чёрт, теперь он помнит те сраные головные боли. Зоро понимает, что всё ещё держится рукой за голову, его ладонь прижимается прямо к рассечённому шрамом глазу. «Точно, у меня всего один глаз. Один ёбаный глаз». Он остервенело стискивает зубы…       — Зоро, — зовёт Санджи.       Зоро поднимает глаза.       — Что?       Санджи смотрит на него озадаченно, будто ожидая от него какой-то определённой реакции. Или он должен был как-то прокомментировать слова Санджи о его головных болях? Зоро в который раз гадает, какую бессмыслицу сказал на этот раз. Или в миллионный?       — Ничего, — прокашливаясь, говорит Санджи. Он возвращает сигарету в рот и снова поправляет рюкзак. Получается у него как-то нервно. — Съешь, — он указывает на апельсин.       Зоро опускает взгляд на фрукт, и слова вырываются прежде, чем он успевает подумать:       — Я не голоден.       — И я всё равно советую его съесть.       Возможно, ему правда стоит поесть, но он не знает наверняка. В животе скручивает, боль тянущая, будто в желудок кинули камень. Он даже не до конца может объяснить, что чувствует — он просто чувствует странно и не знает, к какой категории отнести это чувство.       — Ладно, — бормочет Санджи, когда тишина продолжается слишком долго. Он протягивает руку и забирает фрукт. Отламывает пару долек, отправляя в рот. — Надо найти остальных, может, им удалось что-то узнать.       Зоро несильно сжимает ладони в кулак, наблюдая, как сгибаются пальцы.       — Мы что-то ищем?       Санджи начинает идти, и Зоро идёт следом.       — На этом острове живёт одна женщина. Она может знать, как исправить то, что творится с твоей головой, — лицо Санджи искажает гримаса, и что-то Зоро подсказывает, что виной тому не апельсин. — Мы ищем её, чтобы понять, пустая это болтовня про её способности или нет.       Зоро кивает. Часть из этого звучит знакомо. Он осматривает площадь, пытаясь самостоятельно сложить два плюс два.       — Значит, мы опрашиваем прохожих, знают ли они, где она живёт.       Санджи останавливается, чтобы уступить дорогу двум женщинам. Он кладёт руку на грудь, сгибаясь в небольшом поклоне. Женщины хихикают и машут ему рукой, проходя мимо.       — И местные ни шиша не знают о ней, — говорит Санджи, возобновляя шаг. — Я чувствую себя полным идиотом, когда спрашиваю о волшебной леди-докторе, которая может излечить потерю памяти. То есть, если Чоппер не может тебя вылечить, то каким боком это сможет сделать она? А, точно, ты же больше не знаешь Чоппера. Ну, в любом случае, мне кажется, что я спрашиваю людей, не видели ли они единорога. Тот мясник — единственный, кто не посмотрел на меня, как на придурка, и понял, о чём я, но сам начал втирать что-то про проклятия и магию, блин. Тут все до одного в облаках витают.       Зоро переводит взгляд на гору. «Кто-то, кто сможет… меня вылечить». Он помнит, как несколько часов — а может, лет — назад пытался убедить самого себя и остальных, что с ним всё в порядке. Что его не нужно лечить, потому что он не болен. И вот он здесь, с сознанием, разбитым вдребезги на миллион осколков, которые держатся друг за друга на тонкой ниточке чистейшего упрямства.       Санджи следует за ним взглядом.       — Ты был там с Усоппом. Возможно, ты не помнишь. Несколько дней назад, перед тем как всё началось. Вы единственные, кто гулял по окрестностям горы, ходили исследовать город. Негусто, но это единственная связь, за которую мы можем зацепиться, и всё равно, это не…       — …не причина, — заканчивает за него Зоро. Сомнения Санджи на всю эту задумку ясны, как божий день. «Он думает, что мы просто тратим время, следуя по ниточке, которая едва существует. Чем больше времени мы теряем, тем больше я забываю».       Зоро разворачивается к коку. По его лицу ясно видно, что он прекрасно понимает, к какому умозаключению пришёл Зоро.       — …Пойдём найдём остальных, — бормочет Санджи. — И попытайся не отключиться снова…       Он в доме.       Он опускает взгляд, понимает, что сидит во главе длинного стола, на котором перед ним стоит миска супа. У него в руке ложка, другая лежит на деревянной поверхности рядом с тарелкой. От исходящего от супа запаха живот скручивает, и ощущение ему не нравится.       Кто-то разговаривает, и слух улавливает только окончание фразы:       — …но я не уверен, что вы хотите это услышать, ей.       Он осматривается.       Комната ему не знакома, но это не особо его беспокоит. Рядом с ним сидит Усопп, который теребит в руках салфетку, поставив локти на стол. По другую от него сторону сидит Луффи, который с поразительной скоростью опустошает лежащее перед ним блюдо с мясом.       — По крайней мере, это лучше, чем ничего, — это голос Фрэнки. Зоро поворачивается на голос и видит киборга, привалившегося к столешнице и скрестившего руки.       — Это совпадает с тем, что сказал нам врач с прилежащего острова, — добавляет Санджи. Он стоит у открытого окна, дым от его сигареты засасывает во внешний мир. — Сумасшедшая ведьма, которая когда-то была врачом и которая теперь живёт на горе. Всё сходится. А то я сначала думал, что вы нас разыгрываете.       Зоро осторожно кладёт ложку на стол. На движение поворачивается Усопп. Снайпер слегка подаётся в его сторону, понижая голос, чтобы не перебивать беседу:       — Попробуй. Это довольно вкусно.       Такое ощущение, что в последнее время слишком много людей говорит ему поесть. Он смотрит на суп оранжевого цвета, жижа настолько густая, что он не видит в ней своего отражения. От одного только вида желудок снова скукоживается, и он кривится.       — А-ха, значит, вы были на Лирнхилле? Кхм, хорошо тогда, к нам часто приезжают оттуда местные на праздники. Лирнхилл скорее финансовый центр, а-ха, многие там начинают бизнес, основывают компании и всё такое прочее…       Он поворачивается на голос и натыкается на незнакомого мужчину с пышными усами, которые почти полностью скрывают рот, с густыми бровями, которые почти полностью скрывают глаза, и пышной бородой, которая почти полностью скрывает шею. Он одет в грязную одежду, поверх которой надет ещё более грязный фартук, сплошь заляпанный красными и жёлтыми пятнами. В руке он держит огромный разделочный нож, который он вытирает о кусок ткани, пока ведёт рассказ.       Усопп придвигается ещё ближе и говорит:       — Если хочешь, я попрошу Демрти приготовить для тебя что-нибудь другое. Он будет не против.       Ему не знакомо это имя.       — Кто?       Усопп хмурит брови, одними глазами показывая на незнакомого мужчину, который продолжает вещать Фрэнки и Санджи:       — …но здесь, на Плюме, мы более развязные, ей, более спокойные, на наших плечах нет такой ответственности. Они будто забегают к нам отдохнуть, как в закусочную, но мы и не против, кхм…       В это же время Усопп скатывается до шёпота, но огорчение в его голосе звучит слишком громко:       — Ох… ты уже забыл его?       Зоро округляет глаза, чувствуя, как бледнеет. «Забыл… — н-н-грх», — он хватается за голову, чтобы не начать мотать ей, как дикая лошадь.       Верно.       Верно.       Он… он был снаружи, до этого.       Он говорил с Санджи. Говорил о… том, что он ищут кого-то. Чёрт, в голове всё размыто. «Как давно это было?».       Неожиданно тот факт, что он находится в абсолютно не знакомой ему комнате, вызывает неподдельную тревогу.       «А где я вообще, нахрен?»       Усопп кидает на Луффи озабоченные взгляды, но их капитан слишком занят поглощением мяса, чтобы обратить внимание на разворачивающуюся сбоку от него драму.       «Я забыл ещё кого-то», — в ужасе думает Зоро. Он стискивает зубы, стараясь не разругаться в голос и прерывать разговор.       Усопп нервно кусает губы. «Он знает, что я ещё кого-то забыл». Зоро глядит на незнакомца — Демтри, — гадая, кем же приходится ему этот человек, кого подчистую вымыло из памяти. Потом сердце проваливается куда-то в живот, когда в голову закрадывается кошмарный ответ…       — Он… — медленно говорит Зоро, колеблясь, запинаясь от ужаса. — Он накама?       От мысли кровь стынет в жилах — ещё один член команды, которого он больше не помнит. Чёрт подери, сколько ещё людей он забудет перед тем, как остаться в полнейшем одиночестве? Сколько ещё украдут из его головы перед тем, он станет командой, состоящей из одного человека? Сама мысль, что он забудет хоть кого-то из них, Усоппа рядом с ним, или Фрэнки, или даже тупоголового кока, или — блядь, или даже Лу…       — Нет, нет, нет! — спешит успокоить его Усопп, выпучивая глаза. — Боже, нет. Это не… Я не это имел в виду, я… Блин, прости, не беспокойся об этом. Демтри, он… Мы только встретили его, меньше часа назад. Он не член нашей команды, нет-нет.       В то же время человек по имени Демтри торжественно заявляет:       — …Все, — на этом он поднимает руки, — и я имею в виду, мы рады всем, кто приезжает на наш остров отдохнуть сердцем от повседневной суеты. Кем бы ты ни был — важной шишкой, или обычным рабочим, или…       — Дозорным, — перебивает Санджи, перекидываясь взглядом с Фрэнки.       Демтри рьяно кивает головой, не поняв подтекста.       — А-ха, конечно. Особенно дозорным. Ходят слухи, что прибудет ещё больше, что ищут каких-то известных пиратов, что навели тут шуму несколько дней назад. Но в этом нет ничего нового — мы рады и пиратам тоже! Жаль, мы не в силах помочь двум сторонам прекратить цапаться, как кошка с собакой…       Они продолжают беседу. Зоро рвано выдыхает, едва не растекаясь на стуле. «Слава богу». Он проводит рукой по лицу, заставляя сердце успокоиться, заставляя голову, наконец, успокоиться…       — Извини, — быстро и искренне говорит Усопп. — Мне надо было получше сформулировать. Не хотел тебя напугать. Он мясник, которого вы встретили с Санджи. Он сказал, что знает кое-что о докторе, который может тебе помочь, и пригласил в гости, чтобы спокойно поговорить. Вот и всё.       Зоро кивает. Звучит немного знакомо. Он помнит, с каким скепсисом кок отзывался о мяснике и его сказках. «Наверное, это единственное, за что нам удалось зацепиться». Зоро говорит, стараясь, чтобы голос звучал максимально обыденно:       — Так значит, мы всё ещё на острове. Остров Плюм?       Усопп кивает, и Зоро думает: «Хорошо, ничего особенного за это время не произошло».       — Демтри только рассказывал про лес на горе, и как его закрыли несколько лет назад, потому что в нём было опасно. Все местные знают, что туда нельзя ходить, но приезжим, как мы, никак не узнать об этом, только если не спросишь. Поэтому когда мы с тобой туда пошли… ну, э…       Рука Луффи вытягивается через всю комнату и хватает кружку с водой со столешницы. Все переключают на него внимание, и разговор прерывается. Рука укорачивает до изначального состояния с характерным шлепком, проливая половину воды ему на лицо.       — Так стрёмная ведьминская старушка-доктор реально ведьма? — спрашивает он, не переставая при этом жевать мясо и параллельно запивать его водой.       — Не говори с набитым ртом, невежа, — цокает языком Санджи.       Мясник, кажется, не особо удивляется способности Луффи растягивать руки, поэтому Зоро приходит к выводу, что сидят они здесь уже достаточно долго, чтобы подобное зрелище стало обыденностью для посторонних людей. «Этот старик, наверное, за новостями не следит, раз всё ещё не сложил два плюс два и не понял, что мы пираты».       Демтри прыскает, откладывая нож в сторону и беря в руки чистый.       — Ага, ага. Репутация Мойи бежит впереди неё, правда? В былые времена мы никогда не звали её ведьмой. Она была просто блестящим врачом, когда дело касалось сознания. Она подлечила моего старшего, когда тот неудачно упал и схлопотал сотрясение. И моего соседа, Тима. Он каждый раз бился в припадке, когда свет начинал мигать, но после визита Мойи распрощался с этой проблемой. Она понимала человеческий разум лучше, чем кто-либо другой, поверьте на слово.       — И сейчас она всего лишь спятившая престарелая леди со странным дьявольским фруктом, которая отшельничает где-то в горах? — фыркает Фрэнки.       Зоро одновременно пытается не потерять нити разговора и не выпасть из реальности. Это сложно, особенно когда ещё не до конца вник в контекст. О чём таком они говорят, что даже смогли заинтересовать Луффи, пусть и ненамного? Он слышал, как они говорили что-то о ведьмах и врачах, но звучит, как полнейшая ахинея.       Усопп толкает его в локоть.       — Зоро?       — Что?       Он открывает рот, чтобы ответить, но, что бы он там ни хотел сказать, передумывает. Он с опаской осматривает Зоро:       — …ты в порядке?       Зоро не знает, что ответить. Он не уверен, что когда-нибудь узнает, что ответить. Он снова смотрит на суп, в надежде увидеть своё отражение и оценить плачевность своего состояния, но видит только оранжевую жижу.       — Как долго мы здесь? — спрашивает он Усоппа.       Канонир смотрит на часы, что висят над раковиной, и отвечает:       — Не долго, может, где-то час или около того… ох, ты снова начал забывать? Что последнее, что ты помнишь перед тем, как оказаться здесь? Я помогу тебе восполнить пробелы.       Он трясёт головой.       — Нет, я…       — Эти дьявольские фрукты реально нечто, — даже с лёгкой завистью произносит мужчина, будто вспоминая какой-то подлый момент из прошлого. — М-м-м. Мойя действительно ввязалась во всё это. После того, как она съела тот странный фрукт, она ушла из города и предпочла цивилизации жизнь на горе наедине с собой. Ну и как это понимать? Даже ради самых тяжёлых случаев, которые требовали неотложной медицинской помощи, она не спускалась в город, и нам приходилось доставлять больного ей на гору, а ведь это далеко не тот путь, который можно выдержать в таком состоянии. Несколько десятков лет её не видел, с тех пор как в школе вместе учились. Не удивлюсь, если она и внешне стала походить на ведьму.       — Но она всё также лечит людей? — наконец-то проглатывает еду Луффи.       — Ага. Она единственная, кто разбирается в болезнях подобного рода, она не настолько жестока, чтобы окончательно отворачиваться от нас. Много-много лет назад, ещё когда лес был открыт, народ шёл к ней с такой же проблемой, что у вашего друга сейчас. Воспоминания и ещё хрен знает что исчезали. Кажется, у одного нашего майора сын заразился такой же болезнью, и она смогла его вылечить. Спасла ему жизнь. Но, хотя… Парниша всё равно умер довольно молодым, насколько я помню. Но вы не думайте, она замечательный врач. Не знаю случаев, когда она отказывалась от пациента, пока это не означало покинуть её логово. Уверен, она сможет вылечить и вашего друга.       Он чувствует, как несколько пар глаз приклеиваются к нему. Зоро поднимает взгляд, надеясь, что ему не был адресован вопрос, и теперь от него ждут ответа. Он не готов присоединиться к беседе, за которой едва следил.       — Вылечит, — говорит Луффи, когда пауза затягивается, уверенность в его голосе не оставляет места любым сомнениям. Санджи разворачивается и приподнимает голову, чтобы выдохнуть новую порцию дыма в форточку.       Мясник нарушает вновь образовавшуюся тишину тяжёлых вздохом, откладывая ножи:       — Пожалуй, мне пора возвращаться к повозке. Мой сын неплохо управляется с клиентами, но совершенно не умеет вести себя с торгашами, — он снимает фартук, сменяя его на новый, белый, до хруста чистый. — Оставайтесь, сколько душе угодно, и ешьте на здоровье. Отдохните. И ты — в двойном размере, сынок. Выглядишь так, будто не спал с вечность.       «О, он говорит обо мне, — кивает Зоро, не вполне понимая, что говорить. — Я и правда выгляжу настолько дерьмово?». Он берёт ложку, размышляя мгновение перед тем, как зачерпнуть ею суп.       Санджи распрямляет плечи, перекидывая из-за спины рюкзак и залезая внутрь:       — Позволь заплатить тебе за мясо. Это меньшее, что мы можем сделать за твоё гостеприимство, ты нам очень помог.       — А, очень мило с вашей стороны, но вы мои гости, а не клиенты! Я не принимаю деньги в собственном доме.       Санджи что-то бухтит, когда влезает Фрэнки:       — Тогда мы заплатим тебе снаружи, у твоей повозки. Ну как? Нам будет очень неловко, если мы не сможем отпла…       Он в лесу.       Он тяжело дышит, плечи мощно опускаются с каждым вздохом. До него доходит, что он бежит. «Почему я бегу?». Грязь вперемешку с камнями скользят под ботинками, оставляя за собой борозды. Он пытается остановиться и едва не запинается из-за слишком крутого склона, по которому бежит.       Дома больше нет. Нет стола, супа, болтовни, окон. Ничего нет.       Вокруг него только лес, с громадными деревьями, перенасыщенными влагой и с такими большими листьями, что те закрывают собой небо зелёным зонтом.       Это… неправильно.       Зоро смотрит вниз. Уголки губ опускаются, формируя гримасу. У него по катане в каждой руке: мечи подняты, с лезвием наголо и обагренные кровью. Он хмурится ещё сильнее. «Я же… держал ложку до этого. Когда я…»       Он слышит лязг стали, громыхания выстрелов, боевые кличи и вопли агонии…       Это неправильно.       До этого, он слышал, как Луффи с чавканьем всасывал в себя еду, будто его не кормили с месяц, слышал, как Санджи выдувал клубы дыма, слышал, как Усопп нервно постукивал пальцами по столу, слышал, как Фрэнки отвечал старому мяснику.       Но сейчас ничего нет. Стол, суп, окна и дружеская болтовня сменились на новые, незнакомые звуки, на которых чем больше он концентрируется, тем сильнее они его напрягают. «Битва?». Он поднимает взгляд и в шоке обнаруживает себя посреди поля боя.       Он застывает, не в состоянии осознать то, что видит. «Нет. Мы были в доме, разговаривали с мясником, — вспоминает Зоро, несмотря на острую боль, что зарождается в голове. — Сидели и разговаривали… Как мы сюда попали? Сюда это куда?».       Посреди этого хаоса глаз цепляется за что-то знакомое — вон Луффи, растягивает руки, готовясь стремительной пулей запустить себя вперёд. «С кем он сражается?». Усопп прячется позади здорового дерева, держа в руках не менее здоровую штуку и наставляя перед собой, будто целясь в противника. «Оружие? Где он достал такое?». Санджи невозможно не заметить: его ногу обволакивает огонь, что освещает лес, от чего и без того длинные деревья отбрасывают по округе ещё более длинные тени. «Этот идиот умудрился наступить в костёр?». Он не видит Фрэнки, но отчётливо слышит, как по округе эхом разносится его воодушевлённый боевой клич.       «Они все сражаются. С кем они сражаются?».       Ответ, вообще-то, у него прямо под носом, но он не до конца понимает, что видит — враг не один. Наверное, больше полудюжины, мечутся среди деревьев и сталкиваются с ними в схватке. Почти у всех в руках оружие, навроде мечей и ружей, а некоторые кидаются в битву с голыми кулаками. Они все одеты в одинаковую униформу, белую, что так контрастирует с грязью и кровью, которые моментально впитываются в ткань.       «Кто все эти люди?..»       Так же быстро, как формируется в голове мысль, перед ним возникает один из мужчин в форме, кидаясь на него с огромным мечом в руках.       Зоро на рефлексах поднимает обе катаны, и три клинка схлёстываются с пронзительным к-чи-и-и-инг!       — Пиратское отродье! — яростно ревёт мужик, снова взмахивая мечом и нанося удар по катанам Зоро.       «Что за херня происходит? — поражённо думает Зоро. — Кто все эти люди? Почему мы сражаемся? Они из деревни? Должен ли я сдерживаться? Долж…».       Человек в униформе обрушивает меч снова, прорывая блок Зоро. Зоро отбрасывает на шаг назад от силы удара, но он не уступает, и когда мужчина широко замахивается для очередного удара, Зоро молниеносно блокирует каждый из них.       Мужчина, кажется, не впечатлился его стилем боя. Он делает выпад сбоку, который Зоро также успешно блокирует, и они застывают в захвате со скрещёнными мечами.       — Это всё, что ты можешь? Нападай!       Зоро хмурит брови на заявление, думая «хорошо, я не буду сдерживаться». Он упирается пятками в землю и начинает медленно выпрямлять руки, выходя из захвата. Меч мужчины тяжело поднимается вверх. Потом Зоро замахивается одной катаной в смертельной дуге. Мужчина отклоняется назад, чтобы избежать удара, который бы отсёк ему голову, и Зоро пользуется моментом, чтобы зарядить ему локтем в нос.       — Гха! — орёт он, спотыкаясь назад и закрывая лицо рукой. Когда он отводит руку, его глаза опасно сощуриваются на собравшийся в ладони сгусток крови.       Но он быстро очухивается и с новой силой кидается на Зоро, который не ожидал такой быстрой атаки и отскакивает назад. Движения противника становятся невероятно быстрыми и стократ опасными. Ка-чинг! Ка-чинг! Ка-чинг! Чинг! — звучат мечи каждый раз, когда они срываются друг на друга, как взбесившиеся собаки.       Зоро снова тяжело дышит. «Быстрый, — думает он, поражаясь, что его откидывает назад какой-то безвестный противник. — Да кто, нахрен, эти ребята? — снова проносится в голове, пока состояние перерастает в панику. — Они сильные. Луффи опять кого-то разозлил в деревне? Мы были в доме, разговаривали с одним из жителей. Что случилось между этим…».       Голову пронзает резкая боль, и Зоро непроизвольно вздрагивает. И тут же осознаёт ошибку — «Чёрт!», — но его противник не замедляется ни на секунду, едва заметив подвернувшуюся возможность.       Мужчина откидывает Китецу в сторону и со всей дури пинает Зоро в живот. Зоро рычит, когда из тела вышибает воздух. Быстро, не давая опомниться и восстановить дыхание, мужчина в форме опускает свой меч на мечи Зоро, и сила от замаха выбивает, как игрушечные, обе катаны из его рук.       «Чёрт!» — до Зоро стремительным потоком начинает-таки доходить происходящее. Человек, которого он даже не знает, которого только что встретил, атакует его, и обходит его, и сейчас возвышается над ним с отведённым назад мечом, готовый нанести завершающий удар — но «пошло всё нахрен», думает Зоро, напрягая плечи, потому что хера с два он проиграет этому безликому, даже без своих мечей он может пойти против любого, так что если это подонок считает, что…       Огромный кулак разрезает пространство и сшибает мужчину в униформе с ног.       Зоро смаргивает.       «Что за…?»       Он оборачивается.       «А, точно».       — Ау! В яблочко! — триумфально восклицает Фрэнки, ударяя в воздух рукой, на которой отсутствует кулак.       Цепь, громыхая, волочится по земле, подтягиваясь к киборгу. Фрэнки подходит ближе.       — Ты в норме, бро? — спрашивает Фрэнки, когда кулак возвращается на своё законное место с громким клик!       Зоро заторможенно кивает.       — …да. Спасибо.       Человек в белой униформе лежит поодаль, не шевелясь. Ещё с дюжину носится между деревьями, уворачиваясь от сокрушительных атак Мугивар и контратакуя своими приёмами. «Похоже, у остальных нет никаких проблем против них…», — неуютно думает Зоро.       — Что за упёртые сволочуги эти дозорные! — пыхтит Фрэнки, похрустывая кулаками. — Ни минуты покоя, да что такое! Теперь ещё и фруктовики подоспели, и оружие из кайросеки подвезли! П-ф-ф-ф!       Зоро хмурится.       — Дозорные?       — Да. Оу, ты только что включился? — спрашивает Фрэнки, почёсывая голову. «Включился, — всхрапывает Зоро. — Можно и так сказать». — Да-да, эти ублюдки следовали за нами в лес. Тараканы настырные. Должно быть, кто-то из деревни нас сдал. Или же они просто залегли на дно и выжидали, пока мы не вернёмся. Может, всё ещё обижены на то, что братан Мугивара уделал их босса в абсолютно честном армрестлинге. Ха! Жалкие букашки. Не парься, свои денежки они назад не получат, и мы тем более не позволим им надолго нас задержать!       Зоро кивает в такт, хотя совершенно не понимает, о чём говорит Фрэнки. Он просто осознаёт, что, чтобы уследить за развитием событий и не выглядеть при этом лунатиком, нужно просто перестать задавать вопросы обо всём подряд. «Потом станет понятно», — уверяет себя Зоро, игнорируя сгусток тревоги, который продолжает тяжелеть в животе.       — Так, давай-ка вернёмся к делу! — восклицает Фрэнки. Он кивает в сторону катаны Зоро, что валяется в грязи на земле, говоря: — Не очень хочется, чтобы эти ублюдки снова всполошились. То, что они позвали подмогу и оказались сильнее, чем предыдущие, вообще ни хрена не значит! Мы скоро их измотаем и продолжим путь, ага?       Он не понимает, но всё равно соглашается. Зоро наклоняется подобрать катану…       …его рука вытянута перед собой.       Леса нет. Фрэнки нет. Деревья, небо, звуки битвы — всё, что было секунду назад, исчезло. Перед ним нет его катаны, как нет и грязи, в которой она лежала. Перед глазами лишь тьма.       Он чувствует, как по инерции продолжает тянуться, как рука пытается захватить то, чего там более нет. Чего там нет с добрый промежуток времени. Он не стоит, нагнувшись. Он лежит и смотрит вверх. Тьма смотрит на него в ответ.       Дыхание Зоро сбивается. Он в смятении, но спокоен.       Он медленно моргает, и тьма слегка сменяет краски, когда веки вновь поднимаются. До сознания доходит, что сейчас ночь. «Секунду назад, — думает Зоро, и на заключение одной мысли требуется болезненно много времени, – всего секунду назад был день. Солнце ещё светило. До этого».       Медленно, он опускает руку, кладя её на живот. Он укрыт одеялом. Он немного ёрзает, вслушиваясь в раздавшийся из-под головы звук. Скрученный в рулон свитер, возможно? Он шевелит пальцами ног. Он не обут. «Я… спал?». Он совсем не чувствует себя отдохнувшим. «Или я только что лёг спать?».       Он медленно вдыхает. Воздух пахнет сосной, росой и грязью вперемешку с запахом жжёного дерева, который ни с чем нельзя спутать. Он пытается понять. Невыносимо сложно.       Он закрывает глаза, потом открывает, в надежде привыкнуть к темноте. Это тоже сложно. Проходит несколько секунд, но постепенно чернота начинает рассеиваться и уступать место другим цветам и формам.       Он лежит на спине, в просторной палатке. Он знает это, потому что за толстой коричневой тканью, огораживающей его от внешнего мира, виднеются тёмные силуэты.       «Мы разбили лагерь, — думает он, сжимая челюсть, пока приходит к этому выводу. Он следит за многоножкой, что неторопливо проделывает путь по внешней стороне завешенного входа в палатку. — Мы всё ещё в… — на этом он запинается, пытаясь вытянуть прошлое из чернеющей в памяти дыры. — В лесу. На острове. Мы сражались до этого, в лесу. Мы, должно быть, победили и продолжили идти, пока не стемнело».       Реальность немного проясняется.       Зоро удовлетворён ею.       Он не рискует пытаться вспомнить до деталей моменты, которые привели к настоящему — их всё равно уже не существует. Он знает, что это принесёт с собой лишь тупую, гнетущую боль, а его голова уже достаточно тяжёлая и одуревшая, и в ушах достаточно громко от свистящих рывков, так что с него хватит. Он не хочет больше боли. Он устал.       Он слышит храп рядом с собой.       Он косит глаза в сторону. У дальней стенки вырисовываются очертания массивной фигуры Фрэнки, грудь киборга поднимается и опускается с каждым беспардонным всхрапыванием. За спину уходят кипенно-белые бинты, такие, что их видно даже в темноте. Между ними пустеет парочка спальных мешков, один из которых не тронут, а второй разобран.       Но до него доносится ещё один храп. Тот, что ближе. Зоро поворачивает голову на другой бок, касаясь щекой прохладного свитера.       А… это Луффи.       Его капитан спит, раскидав конечности, на другом конце тента, скомканное одеяло кучей лежит рядом с ним и едва прикрывает тело. Прохладный воздух ничуть не беспокоит его. Луффи выглядит расслабленным и довольным. Он продолжает тихонько храпеть. Звук действует на Зоро невероятно умиротворяюще.       Сейчас, сконцентрировавшись на звуках, он может различить ещё больше. Шум доносится снаружи. Что-то трещит. «Что это?». А, да, такой звук издаёт лижущий воздух огонь, треск поленьев. «Костёр?». Он прислушивается, и слух различает стрекот цикад, разносящийся по округе ветром, и чавканье грязи. «Лес, — думает он. — Мы на улице, в лесу. Ночью».       Он не поворачивает головы, чтобы увидеть, но может сказать по несильному свечению у себя из-за спины, что там источник света. «Свет. Костёр». Да, говорит он сам себе. Это точно костёр. Свет пульсирует, как сердцебиение.       Если поднапрячься, он может различить голоса. Они звучат приглушённо, преимущественно из-за рёва в его ушах, но они несомненно раздаются где-то неподалёку. «Два голоса… два человека?». Интересно, кто это. Ему, наверное, стоит встать и проверить. Вдруг это враги.       Он не встаёт.       Он слишком устал.       Он просто слушает.       — …ече, — улавливает он окончание фразы.       — Что? — раздражённо спрашивают в ответ.       — Оно у тебя на плече.       — Что оно?       Секунда.       — БЛЯДЬ!       Он слышит, как кто-то лихорадочно шебуршит, агрессивно топает, а потом истерично трёт о ткань.       — Сраные, ебучие жуки, да чтоб им пусто было! Клянусь богом, я сожгу дотла этот ебучий лес, только горстка пепла останется!       Ох.       Он знает, кому принадлежат голоса.       Это Усопп и Санджи.       «Чёртов кок, наверное, единственный во всём мире, кто проиграет в битве с жуком». Зоро, тихо выдыхая, закрывает глаз. Беспокоиться не о чем. Ну, начнём с того, что он не беспокоился с самого начала. Просто было любопытно. Ему, наверное, стоит выйти наружу, сесть рядом с ними, поговорить и узнать, что вообще происходит и как далеко они зашли.       Он открывает глаз, вперяясь в потолок взглядом.       Он не встаёт.       Он не двигается.       Он слишком устал.       — Ну, — подаёт голос Усопп, когда кок, наконец, прекращается разражаться ругательствами и колошматить любую повернувшуюся под горячую руку поверхность. — Я же говорил тебе, если прислонишься к дереву, оно переползёт на тебя.       — Да, нереально полегчало, долбаный длинноносый!       — Тс-с-с-с! Харе вопить! Ты всех разбудишь! — громко шипит на него Усопп.       Они совсем близко. Может, сидят прямо рядом с палаткой, прямо у огня. Интересно, в какой части леса они сейчас находятся. Интересно, зачем они вообще в этом лесу. «Наверняка Луффи просто захотелось сходить на пикник», — думает он. Или они все потерялись.       — Этих остолопов даже сраное землетрясение не разбудит, — отвечает Санджи, но более спокойным тоном. Он изнеможённо выдыхает. Зоро слышит, как шуршит пожухлая листва и чавкает грязь. Санджи сдвигается, может, подальше от своего бывшего места.       Зоро поворачивает голову. Кок прав: Фрэнки и Луффи всё так же отрезаны от этого мира и не подают ни малейшего намёка на то, что отчаянные вопли потревожили их сон. Зоро завидует им. Он тоже очень хочет поспать.       — Так, о чём мы там говорили? — невозмутимо спрашивает кок. Зоро не знает. Почему они вообще сидят и болтают там снаружи посреди ночи вместо того, чтобы спать?       — Забей, — быстро отвечает Усопп. — Это не важно.       — Ах да. Занимались твоим жалким самобичеванием.       Усопп задыхается возмущением:       — Э-эй! Это не жалкое… Ты такой говнюк, Санджи, ты б только знал.       В оскорблении нет злобы. Он буквально слышит, как Санджи пожимает на это плечами.       — Не то чтобы я отрицал. А может, я просто сыт по горло твоими стенаниями о том, что не имеет к тебе никакого отношения.       Усопп звучит так, будто проходил эту словесную перепалку с Санджи уже с миллион раз.       — Ты не просто говнюк, ты редкостный говнюк. Можешь хотя бы на секунду перестать читать мне проповеди и дать спокойно посамоубиваться?       — Нет. Потому что, как и сказали все остальные из команды, в этом нет никакой твоей вины. Вообще-то очень эгоистично взваливать всю ответственность только на свои плечи.       — Это целиком и полностью моя вина! — он слышит, как отчаяние пропитывает каждое слово Усоппа, желчью вытекая изо рта. Для него несвойственно говорить таким тоном. — Ты же слышал мясника — это тот самый лес. Это всё из-за меня, потому что я был тем, кто потащил сюда Зоро на прошлой неделе. Если бы он не пошёл, если… если бы я только пришёл сюда один, а не заставлял его пойти со мной, он бы не заболел. Что ты на это скажешь?       — Невероятная непруха со стороны Зоро, — бормочет Санджи. — И говори тише. По дозорным соскучился что ли?       Зоро хмурит брови. Они говорят про него. Почему? С ним что-то случилось? Усопп сказал, что он болен. Что-то похожее он уже слышал. Он и вправду чувствует себя отстойно. И ещё он очень, очень устал.       — Я просто… — начинает Усопп и осекается, чтобы подобрать слова. — Я просто… не могу не думать о Зоро и насколько ещё хуже станет потеря памяти.       Ох.       — Он пока не забыл нас, так что не всё так плохо.       — Ты серьёзно?! — взрывается Усопп. — Санджи, он уже забыл половину команды! Он не знает, где мы, или какой сейчас год! Он…       — Ладно, ладно, я понял! Я пошутил. Очевидно, не очень удачно. Просто ты относишься к себе слишком предвзято.       Ох. Так вот в чём дело.       Потеря памяти.       Забывать вещи.       Это всё ещё происходит?       Зоро так устал.       Интересно, что ещё он забыл.       «До этого я был в доме. Нет, в лесу, с Фрэнки, — Зоро кусает губы. — Был день, а сейчас ночь». После несложных вычислений он осознаёт, что воспоминания, которые бы вместились в добрые полдня, вымыло из с каждой минутой пустеющей головы.       Осознание ничуть не тревожит его.       В голове пульсирует.       Он не морщится.       Боль для него теперь как старый друг.       — А как я могу иначе? — говорит Усопп. — Всё это происходит из-за того, что…       — О боже, только не начинай…       — …что это я был тем, кто…       — …заниматься самокопанием снова, долбаный длинно…       — …первым делом притащил его в этот лес!       — Ради всего, блядь, святого!       — Я виноват в том, что он сейчас такой! И ты говоришь мне просто пойти спать и ничего не делать? Зоро, возможно, забудет, как его зовут, пока мы будем спать, мы просто потратим его время!       — Я знаю! А теперь заткнись, пока я не запихал тебе в рот кляп, — взбешённо шипит Санджи и продолжает, понизив, голос: — Ты всех разбудишь. Просто… прекрати уже орать.       — Мы теряем время, Санджи, — говорит Усопп, тихо, пристыженно. — Нам надо продолжать путь.       — И что ты хочешь, чтоб я сделал? Поднял бунт? — Санджи фыркает на своё же предложение. — Луффи приказал остановиться и отдохнуть, поэтому мы останавливаемся и отдыхаем. Если ты так был против, надо было говорить сразу.       Усопп отвечает, немного помедлив.       — …Я знаю. Просто так хочется, чтобы мы могли сделать больше.       — Мы не можем. Сейчас мы делаем всё возможное, — голос Санджи резкий и отрывистый, но в его словах нет яда. — Небольшая передышка никому не помешает, Усопп. Нам всем надо отдохнуть. Надо оставаться начеку и быть готовыми напороться на сраных дозорных, если им взбредёт в голову напасть на нас снова. Отдых и еда сейчас — лучшее решение для всех нас, особенно для Маримо.       Маримо. «Это я», — думает он. Ему интересно? Да, скорее всего. Значит, они здесь, чтобы отдохнуть. Странное место для отдыха. На острове нет никаких таверн что ли?       — Отдых не поможет Зоро, если дозорные снова объявятся. Ты слышал Фрэнки, — возражает Усопп, его голос понижается от упрёка. — В прошлый раз у Зоро были проблемы. У Зоро, из всех людей! Против дозорных! Фрэнки сказал, это было один в один, когда он сражался в Вотер Севен. Он забыл свои собственные навыки! Он даже не знал, кто такие дозорные! Он…       — Я знаю, — Санджи произносит каждое слово медленно, на грани. — То, что Маримо забывает вещи, не должно удивлять тебя. Это и есть причина, по которой мы забрались в этот ебучий лес.       — Но он забывает всё быстрее и быстрее, ему хуже с каждой секундой. Он забыл, где он, трижды за этот день. Трижды! Ему хуже, Санджи.       — Усопп. Я знаю. Мы все, блядь, знаем.       — Зоро, может, и отдохнёт, но он не ест, — говорит Усопп. Он, кажется, немного колеблется, прежде чем озвучить эти мысли. — Он не будет есть. Он не может. Он голоден, но он не знает, как это, потому что забыл, как чувствовать голод. Так считает Чоппер, по крайней мере.       Медленный спокойный выдох. Ноздри Зоро наполняет сигаретный запах. Такое ощущение, будто он загнан в ловушку в горящем доме — всё вокруг полыхает, а он не может выбраться. В палатке неожиданно становится слишком жарко и тесно. Ему интересно, а не рухнет ли на него ни с того ни с сего потолок и не похоронит ли под собой. Всё вокруг него разваливается на куски.       — …Я знаю, — голос Санджи звучит очень тихо. Зоро едва слышит его. — Я не нарочно веду себя, как говнюк, — внезапно говорит он. — Если ты продолжишь в одиночку накручивать себя, ты свихнёшься, а следом и мы за компанию. Это просто вредит здоровью. Долбаный киборг был прав, когда говорил про Зоро. Он сам решил пойти с тобой в лес, ты не заставлял его. Это просто неприятное стечение обстоятельств. Ты не можешь винить себя за то, на что не можешь повлиять.       От слов начинает подташнивать: Зоро кажется, что его сейчас вырвет. Часть его знает, о чём они говорят, но другая, бо́льшая часть его запрещает сознанию понять, о чём же. И самая большая часть его не хочет слышать этот разговор в принципе, не хочет втягивать себя в ещё больший водоворот отчаяния, а просто хочет утонуть в земле и позволить грязи обволочь себя, как одеяло…       — Они должны спать, — доносится рядом мягкий голос Луффи.       Он почти пугается его.       Зоро поворачивает голову, натыкаясь на своего капитана, что лежит в самодельной кровати, уставившись в потолок. Он не спит. Зоро осознаёт, что, возможно, он не спал всё это время.       — Завтра нас ждёт долгий день, — говорит Луффи. — Тебе тоже надо поспать.       Слова вырываются изо горла сами собой, грубовато, он не успевает уследить за ними:       — Я не знаю, как.       Луффи поворачивает голову.       Они смотрят друг на друга, блестя в темноте глазами. Слишком темно, чтобы различить выражение лица Луффи, и Зоро неожиданно для себя понимает, что невероятно благодарен за это. Интересно, согласен ли Луффи с разворачивающимся снаружи разговором. Интересно, о чём они говорили с самого начала.       — Я знаю, — говорит Луффи. — Ничего страшного.       Рушится, рушится.       Всё внутри него грозится превратиться в прах, холодный, как лёд, а обломки просто развеет по ветру.       Просто смотреть на Луффи, видеть его — так ужасно. Будто его душат изнутри. Но он не хочет отводить взгляд. Он не сможет заставить себя повернуть голову.       — Я забыл ещё больше, — говорит ему Зоро. Он не узнаёт собственного голоса. — Оно не останавливается.       Луффи ничего не отвечает.       Усопп и Санджи всё ещё говорят снаружи, но их голоса невнятные, искажённые. В воздухе зудит, как если бы он упал в океан электричества. Так громко. Оно поглощает даже храп Фрэнки. Он едва может расслышать собственные мысли.       Луффи склоняет голову немного вниз. Зоро смотрит следом.       Между ним и Луффи в ножнах лежат три катаны. Зоро не узнаёт кроваво-красную или чёрную, что лежат ближе к нему, но третью не узнать невозможно. Её белые сая сияют во всепоглощающей тьме.       Рушится, рушится, всё вокруг разваливается на куски.       — Расскажи мне об этом мече, — шепчет Луффи. — У него есть имя?       — Да, — шепчет в ответ Зоро. Он не сводит глаз с меча, завороженный его светом. У него есть не только имя, у него есть целая жизнь.       — Вадо Ичимоджи, — он выдыхает имя так, будто задерживал дыхание на несколько дней.       Одеяло, что укрывает его тело, начинает давить сильнее, его впрессовывает в землю. Он едва может дышать. Палатка сжимается, наступает со всех сторон. Нет, это сжимается весь чёртов мир…       — Как ты получил его? — спрашивает Луффи, хоть и знает ответ.       «Но знаю ли ответ я?» — думает он, и кости встряхивает от накатившей паники.       Он не может дышать. Это слишком сложно. В горле так узко, так грязно, так больно. Даже просто думать непозволительная роскошь для его тела. Но ему надо думать, ему надо вспомнить, надо убедиться, что воспоминания всё ещё там — «пожалуйста, прошу, пусть они всё ещё будут там…».       — Я дал клятву, — хрипло говорит Зоро. Он крепко сжимает в кулаках одеяло. — Стать сильнейшим. Клятву другу… – он ищет, ищет, силится найти имя в непроглядной тьме, жаждя, чтобы оно всё ещё было там…       — Куина. Я дал обещание, что кто-то из нас станет сильнейшим в мире. Когда она умерла, я…       Рушится, рушится, все обваливается на него лавиной отчаяния…       — Я… поклялся на этом мече, что стану величайшим мечником в мире.       Это воспоминание…       Оно отчётливо вырисовывается перед глазами. Без усилий отправляющая его в нокаут Куина, слёзы, пролитые под луной, детские голоса, что дают обещание, которое совсем, совсем не под стать детям их возраста, кусок ткани на лице безжизненного тела…       Кто он без этого воспоминания? Оно его само естество. Без него он… пустое место. Даже не человек. Он сверлит меч взглядом, желая навеки выжечь его образ клеймом на подкорке сознания.       — Я не хочу забывать это, — говорит Зоро.       Он больше не говорит о мече. Он не знает, о чём говорит, но его едва не сносит порывом сказать это вслух.       Он вперяется взглядом в своего капитана.       — Я не могу забыть это, Луффи. Только не это.       — Ты не забудешь.       Обещание, а не утверждение.       В широко распахнутых глаза Луффи — непоколебимая решимость.       — С Зоро всё будет хорошо, — говорит Луффи.       Ещё одно обещание.       Он смотрит на Луффи, по-настоящему смотрит на него сейчас.       Для него Луффи всегда был как ветер. Само его присутствие ударяет, вшибается в него с такой силой, что способно одним порывом снести с ног. Он как мощнейший шквал, что сметает его, взбудораживая и обволакивая смерчем весь внутренний мир.       Сейчас он лишь жалкая струйка воздуха, которая едва заметно скользит сквозь пальцы.       Гнетущее осознание, что рушилось и рушилось всё это время, наконец сваливается и придавливает его свои весом.       Он понимает, неожиданно чётко, в полной уверенности, что это последний раз, когда он видит Луффи.       — Луффи…