Бриллианты в пыли

Любовные романы, как правило, заканчивались свадьбой, детские сказки — тоже. Трудностями жизни после брака пугали незамужних, но стремление создать семью давало ростки сквозь толстый пласт страха. Илай оторвался от шитья и толкнул ногой люльку. Сын есть, семейными хлопотами не запугать, мысленно хохотнул он. Ребёнок, названный скромно — Ноби, затих в овечьей шкурке под шерстяным одеялом — зима как-никак наступила, а ветер, сегодня как никогда сильный, задувал в оконные щели, даже законопаченные — старое дерево ссохлось. Дверь открылась, а вошедший словно нарочно решил впустить мороз и замер на пороге. — Закройте. Дует! — выкрикнул Илай. Ноби расплакался, и он взял его на руки. Проклятье, сын ухитрялся разреветься всегда не вовремя. Погано, когда все дела на одних плечах. — Потерпите немного, скоро освобожусь. Илай расстегнул ворот халата и замер, услыхав шаги, тяжёлые и неторопливые. Пришёл некто нетерпеливый и наглый. Тот не заставил гадать игрой в прятки, чем вызвал смех, нервный. — Оговорюсь сразу: я отказываюсь шить для вас даже за гору золота, — отрезал Илай. Он ещё не пал настолько низко. — Есть вещи, которые не стоят всех денег в мире, потому что не стоят ни-че-го! Ноби не плакал навзрыд, но вскрикивал время от времени. Проклятье, Илай из-за одной бесполезной стекляшки, свалившейся ему на голову, вынужден морить сына голодом. Он — на всякий случай — прижал его к себе. Как знать, чего ждать от дрянного человека, от которого исходил навязчивый — и почему раньше казался манящим? — запах? — Можешь взглянуть на моего… — Илай намеренно подчеркнул «моего», — сына, но трогать не надо. Ты руки не вымыл, а он… …выжил только чудом, но об этом постороннему лучше не знать, даже отцу по крови. Илай заглянул в тёмные, похожие на его собственные, глаза сына. Достаточно с малыша взгляда, неприятно-липкого — сходство или различие выискивал горе-отец? Ноби куда сильнее получился похож на Керта, нос не вырастет крупным, как у альф, которым он не рождён, но и не пуговкой, как у омеги, которым тоже не рождён. — Знакомься: Ноби Мёльдис! — Илаю доставило огромное удовольствие выговорить полное имя ребёнка. — Кстати, спасибо, что перестал противиться моему браку с Кертом и позволил сыну обрести отца. Этими словами он разбудил чудовище. Бледное, с венозной сеточкой — Элву запил, что ли? — лицо перекосилось, обезобразившись вконец. Зачем намеренно себя уродовать — портить красоту не только спиртным, но и невзрачной, изношенной донельзя одеждой? Элву явно переживал плохие времена — и винить в этом можно только его. Не бриллиант он, даже потускневший от пыли. Никогда им не был. Даже стекляшкой, отполированной и блестящей, не назвать — настолько он сдал. — Он… — кивнул Элву на уснувшего младенца, — должен был появиться на свет на пару месяцев позже с тех пор, как я тебя повязал. Считать-то я не разучился, шлюха! Вот она, «награда» за бессонные ночи и отчаяние, когда Ноби, крохотный и невесомый, вяло сосал даже из рожка, а его слабенький писк Илай, засыпая, боялся никогда не услышать. Неприятно. Мерзко… Будто мало бед, ещё и Элву явился не для того, чтобы увидеть сына, а чтобы поиздеваться в тот миг, когда эл-Реи выбиты из колеи. Трудности не вечны, подбадривал отец. Но время ой как стянулось. Илай после сорванной свадьбы вернулся к работе, Керт тоже не разлёживался, но у обоих из-за нездоровья одежда шилась куда медленнее, чем раньше. Благо прибыль с борделя выручала — всегда, а не до тех пор, пока о том, что Набур эл-Рей связал свою жизнь со шлюхой, ещё не прознали горожане. Руцци слово держал, и его по-прежнему с отцом связывали деловые отношения. Тем лучше, что Элву не знал — или не хотел знать, — что иногда дети появляются на свет раньше, чем должны. Тем лучше, что он решил, будто Ноби — не его сын. — Повторюсь: шить для вас не буду. Мне память ещё ни разу не изменила: моя рубашка вам пришлась не по вкусу. — Хоть где-то пригодилась привычка язвить. — Можете попытать удачи с моим мужем. Если согласится, неволить не стану. — Вне сомнений, Керт не согласится. — Или попытать счастья у другого знакомого вам портного, который настолько оказался к вам милосерден, что оплатил карточный долг. Или его услуги до́роги? У него-то дела идут лучше, чем у нас… — Пошёл ты!.. — бросил Элву напоследок неприличное словцо и удалился… Прочь… Из жизни собственного сына. Прошло время, когда Илай подпускал к себе дрянь вроде Элву и отвергал достойных людей вроде родного по крови брата, искренне обожавшего племянника. Азар охотно сидел с малышом, пока уставший Илай дремал, и будил, если не справлялся. Благодаря брату и Руцци тот научился замечать бриллианты под слоем пыли и не принимать сверкающие стекляшки за драгоценные камни. Не в Набура Илай урождён, а в Адрея. Это у отца дар — замечать в пыли бриллианты. Тот знал это, поэтому назвал мастерскую именно так, а не иначе. Конечно, Набур время от времени ошибался, но своих ошибках учился и принимал их. Если бы это было не так, у него бы не появились внук и замечательный зять, который взял хлопоты вместо захворавшего, медленно, но верно приближавшегося к смерти Элша на себя. Илай улыбнулся, ничуть не огорчённый. Пусть Элву брызжет ядом сколько влезет, когда появится (а тот появится, и не раз — такие люди не умеют отпускать прошлое от себя) в его жизни после. Не та у того отрава, против которой нет противоядия. Даже последовавшая ругань принёсшего обед Керта, дескать, Илай, голодая, не бережёт ни себя, ни сына, не умалила радости — оттого, что всё, что случалось в семье эл-Реев, заканчивалось как нельзя лучше.