День за днем

      Тянь ушел, а я вернулся в квартиру и нервно распахнул дверь шкафа.       Кофта.       Я достал её, лег на кровать и положил на лицо. Теперь все вокруг пахло Тянем. Тянем, спавшем в моей кровати. Тянем, трущимся своей щекой о моё плечо. Тянем, разрешившим мне эту вещь на память о себе оставить.       Жар разливается по всему телу и болью отзывается в груди.       «Тянь-Тянь-Тянь» — так и крутится в голове, а сердце колошматит так, что меня потряхивает.       «Оставь себе…»       «Почему ты держал меня за руки…»       «Помоги…»       Мне бы кто помог. Как мне теперь справиться со своими чувствами? Как держаться от тебя подальше? Как контролировать свой Гуаньшань-экспресс и не сходить (с ума) с рельс?       — АГХХХ!!!       Я переворачиваюсь лицом в подушку и замечаю кое-что странное. Запах. Тонкий, лёгкий аромат тяневского шампуня. Все в теле отзывается и тянет в сторону источника. Не могу удержаться и зарываюсь носом в это место, а потом как ненормальный сажусь, обхватываю подушку руками и вынюхиваю из неё всё места, где этот запах находился.       Кофта спадает с лица за спину, а по телу скользит какая-то странная дрожь, будто кто-то обнимает меня сзади. Волосы на руках встают дыбом, ощущая чье-то присутствие.       Лимоны, пот, мята, одеколон…       Тянь.       Спал здесь.       У меня на кровати.       От этой мысли горячеет лицо, но я одергиваю себя.       Как же странно ты сейчас выглядишь? Какой же фигнёй занимаешься? Подушка! Гребаная подушка с ароматом моего… Я заношу подушку одной рукой над полом, а потом сжаливаюсь и снова прижимаю к себе. Нет. Он не мой. И никогда моим не будет. Забей, Шань. Просто, блять, забей и позволь себе помечтать о нём хотя бы наедине с собой дома.       Мой — не мой, какая разница? Ну не будет он никогда моим, и что? Никто же не запрещает мне мечтать, смотреть на него издалека, думать о нём, когда я один? Нет. Никто мне этого не запретит. Больше половины девчонок в школе, наверное, только тем и занимается, что мечтает о Тяне.       Золотой мальчик.       Лучший ученик.       Красавчик.       Спортсмен.       Что ещё он умеет? Да, наверное, что угодно.       Сердце гулко стучит в груди, больно ударяясь о диафрагму, а горло сдавливает спазмом.       Эти сны, где он смотрит только на меня — сплошная фантазия. И с чего бы ему смотреть на такого, как я? Мой внешний вид это: следы побоев, вечный недосып, красные из-за этого глаза, хмурые брови (которых почти не видно из-за того, что они светлые). Как меня там называли в детстве? Конопатый? Нет. Дерьморожий. Дерьмовый сын дерьмового отца с дерьмом по всему лицу. Конопатый — это даже мило. Как такого, как я может замечать и разглядывать такой как он? Я — это дырявый ботинок, клеймо на ноге, запах одного и того же мыла, вечная экономия и агрессивное поведение. Я то, что сам и создал. То, что создал заданиями Шэ Ли, долгами родителей, Гуаньшань-экспрессом.       И никакая книга-дневник, как у Говарда Кэмпбелла-младшего, тут не поможет. Чем он кончил, когда всё выяснилось, и правда оказалась-таки на его стороне? Правильно, покончил жизнь самоубийством за преступления против самого себя. За то, что он не был тем, кем на самом деле являлся.        «Раньше ты хотел изучать игру на гитаре…».       Да, Цзыцзы. Раньше. Раньше, когда я был настолько глуп, чтобы не замечать за своими собственными проблемами, проблемы более глобальные, например, своего отца и своей матери.       Черт возьми, я ещё и парень. Парень, у которого отец сидит в тюрьме. Если Тянь узнает… Точнее, когда Тянь узнает… Что будет? Что он будет обо мне думать? Уже не такой хороший мальчик, да? Не такой хороший, чтобы оставлять одного на своей кухне? Вдруг с этой кухни что-нибудь пропадет? Красивая пустая тарелка, например.       Ещё и Цзянь И с деньгами, и неоплаченные счета.       Почему всегда все против меня?       Нет? Тогда почему я чувствую себя так дерьмово, обнимая подушку с запахом тяневского шампуня и пуская в три ручья слезы? Хотел подрочить, а вышло как-то не так. Чё началось-то? Жалеем себя, потому что завтра выходить на работу и возвращаться к предыдущему ритму жизни, а мы только отдохнули? Даже и не отдохнули-то толком. С этими уколами, домашкой, постоянными тревожными снами.       Тянь-Тянь-Тянь.       Повсюду. В мыслях, в моем доме, в запахе на моих вещах…       А что Тянь вообще такое? Почему он мне нравится, если я совсем его не знаю? Его аура магнитит меня, даже сейчас, когда его нет, меня дрожью пробирает, но… Что я знаю? Его ли это был тогда отец? Есть ли у него братья или сестры, или он один в семье? Что он любит есть? Что любит слушать? Что смотрит? Может он даже не любит всё то же, что и я? И что это тогда будут за отношения? Мне же даже поговорить с ним будет не о чём. Наверняка, он вообще ничем не интересуется. Только и делает, что тренирует свое пиздатое тело, учит уроки и строчит смс-ки поклонницам. Ну и мне. Заодно. Чтобы поржать. Поприкалываться. Скучно ему, наверное. Друга во мне нашел. Дамочку в беде. Я же такой слабый. Нуждаюсь в защитниках. Вон, даже от Шэ Ли меня защитил. Каков герой! Блять!       Я утираю слезы краем подушки и чувствую, как запах Тяня теряется в моем собственном.       И что ж меня так кроет-то?       Потому что я соскучился по нему, а он так быстро ушёл? Потому что после тех снов, я на что-то надеялся? Потому что Цзянь вселил в меня ложную надежду, на то, что Хэ пишет только мне, а значит и что-то питает в мою сторону? Потому что этот дурень поменял из-за меня номер, приехал хер пойми откуда и бросился сразу сюда?       Ну да, бросился. И что?       Как говорит Цзянь, ведь мы же друзьяшки! Вот и бросился. Собственно, что ему от меня нужно было? Еда, кровать, всё, как обычно. Богатому ребенку нужна была забота, а я щедро её предоставил. Да, Шань? Потому что требовалась она тому, в кого я, блять, влюблен.       Вот. Признался себе. Я влюблен в Тяня. Он не просто симпатичен мне, а я хочу взломать его черепную коробку, влезть в неё и узнать про него всё. Что он любит есть, смотреть, слушать? Чем занимается в свободное время? Что было в его жизни раньше, что происходит сейчас? Каждый день.       Я хочу делать ему приятно.       — У-у-у, — завываю я, поджимая края подушки к носу, которым из-за соплей уже ничего не чувствую.       Да какое я имею право?       Мудацкий Тянь. Что за тупое чувство в груди, будто дырку бычком от сигареты проделали? Что за отсутствие кислорода, сколько бы я не вдыхал?       Так глупо, влюбиться в главный нефрит школы.       Так глупо его хотеть.       Ладно, его-то любить можно, меня вот только нельзя.       Да, нельзя. Потому что у меня Гуаньшань-экспресс, мама, которой нужно помогать, папа в тюрьме, долг перед Шэ Ли и вообще, я всё везде всем должен. Тётушке в «Удобном» должен, учителям должен, бойцам в «Бойцовском клубе» тоже должен. Я выдохнусь когда-нибудь и сдохну, не добежав до финиша. Финиша, где я свободен. Финиша, за которым я могу быть самим собой.       Малыш Мо, который любит крутые байки, грубую громкую музыку, носит целую одежду, умеет играть на гитаре, ходит гулять и на свидания в кофейни, а не подрабатывает в них и не бьется в кровь в их подвалах.       Надо забыть это.       Всё равно никогда не произойдёт.       Новая волна плача вскипает где-то внутри и спазмом сдавливает горло. Дышать трудно. Сглатывать сопли болезненно.       И до чего ты довел себя? Жалко смотреть.        «Да никто и не смотрит», — думаю я, размазывая длинную блестящую полосу своих соплей по запястью. «Никому я не нужен», — я высмаркиваюсь в свою собственную футболку и смотрю на мокрые пятна.       — Из-за тебя погибло уже трое людей, — произношу я вслух. — Если бы ты не оказался тогда в ресторане… — всхлип, икота, — папа бы не убил тех двоих, что схватили тебя. Папа остался бы с нами. И если бы ты прошел мимо бездомного или дал бы ему себе врезать, то… — разум успокаивается, самобичевание помогает выровнять дыхание. — То Шэ Ли бы и не ударил его по голове.       — От помощи тебе одни беды, Шань, — обращаюсь я сам к себе, сидя на кровати. — Сколько смертей тебе нужно, чтобы это понять? Тянь помог тебе и получил шрамы на всю жизнь. Цзянь заступился, и его похитили.       Меня начинает трясти и горячее снова проливается из глаз.       — Никаких, бля, тебе новых кед, — яростно шепчу я. — Никакого, нахрен, отдыха. Согни спину и забудь, как её разгибать, пока со всеми не расплатишься!       Слабовидящими, опухшими глазами пялюсь в телефон, ставлю будильник и откидываю его в сторону, чтобы утром пришлось подняться на ноги.       Накрываю голову тяневской кофтой, проглатываю сопли из носа и ложусь, присасываясь к оставшемуся запаху Хэ на своей подушке. В моих мечтах он рядом. Поглаживает меня по подрагивающим плечам. Знает, о чем я тут думал и жалеет.       Он знает… а не Шэ Ли.       «Всё не так, малыш Мо», — говорит Хэ.       «Всё будет хорошо».       Нет, не будет…       Мы из разных миров. Между нами граница. Между нами моя стена. Я по эту сторону со своими проблемами, а Тянь по другую… И не нужна мне его помощь, я сам со всем справлюсь. Даже со своими душащими, совсем ему не нужными, чувствами.       Справлюсь. Сам.       Я протягиваю руку и касаюсь воображаемой щеки Тяня. Он ловит руку и сам льнет к моему запястью. Прикасается носом и губами к коже, пуская мурашки от костяшек до предплечья, заставляя мои лопатки напрячься.        «Малыш Мо?» — как всегда заботливо.       Ты…       Ты не такой. Такой ты только в моих мечтах и моем воображении. Пора уже отделаться от этих навязчивых мыслей, представляя тебя кем-то, кем ты не являлся.       Пора задушить свои чувства.       Пора забыть о них.       Надежда делает только больнее, заставляет совершать глупые необдуманные поступки.       Рушит мой маршрут, рушит мои стены.       «Спокойной ночи, Мо гэгэ», — приходит на телефон, но я уже не вижу. Я сплю, утонув в горе о неисполненных мечтах. Горе, которое сам же себе и создал, как Говард Кэмпбелл-младший.       Воскресенье сменяется понедельником. И это означает возвращение к моей обычной рутине. Как ни странно, голова свежая, я просыпаюсь за пару минут до будильника и отключаю его раньше, чем он успевает прозвенеть. Привычка. Поднимаюсь с кровати, беру свежие вещи, пакетик с бинтами, который мне выдали в больнице и иду в ванную. Сегодня я принимаю решение надеть рыжую кофту с длинным рукавом, чтобы никто не видел мои перевязки и не задавал вопросы.       Душ.       Интересно, как скоро отключают воду и газ за неуплату?       Я гляжу на свой телефон с почти севшей батареей. Смахиваю сообщение Тяня в сторону, не придавая ему значения и не отвечая.       Как скоро отключают электричество?       В зеркало в ванной на меня смотрит опухший, с чуть розоватыми от ночного плача щеками подросток. Я натянуто улыбаюсь ему, и он натянуто улыбается в ответ.       «Здорова, пацан», — думаю я. «Давай приводить тебя в порядок».       Срезаю старые бинты, раздеваюсь догола и осматриваюсь. Тело костистое, упрямо обрастающее мышцами, несмотря на питание. Плечи как будто стали шире, а позвоночник вытянулся. Неужто я стал выше? Оглядываю в зеркало повреждения и угрюмо вздыхаю. Ушибы ещё фиолетово-красные, ребра и лопатки пострадали больше всего, костяшки сбиты, а вот ссадины на локтях и коленях почти зажили. На ягодицах свежая россыпь синячков от уколов.       Красота.       Что, интересно, тут от «Бойцовского клуба», а что от тех придурков возле дома?       Кладу ладонь на плоский живот и почесываю кудрявую рыжую дорожку, а потом нервно начинаю закручивать волоски возле пупка. Задумываюсь, горблюсь, а потом сам себя одёргиваю и хлопаю ладонью по груди.       Я обычный парень. Самый обычный. Без всяких странных желаний к своему другу. И я даже не думал о том, как бы выглядело лицо Хэ Тяня, увидь он меня обнаженным. Нет, я не думал. Не думаю.       Хлюпаю забитым носом и высмаркиваюсь в раковину. Захожу в душ и, о чудо, нормальный поток воды, нормальная температура. Это мне так повезло или мама вызывала рабочих?       Под таким душем хочется стоять и долго подставлять голову под струи, приводя мысли в порядок. Наконец-то я моюсь дома. Наконец-то наедине с собой.       Мне давно уже нужно было кое-что сделать, и я решаю, что другой возможности на неделе может уже и не быть.       Закрываю глаза и обвожу ладонями чувствительные места. Руки проходятся по ребрам под грудью, медленно скользят, продавливая кожу. Мыло в ладонях пенится и тут же смывается водой. Пальцы уходят вниз, давят на пресс, от чего живот поджимается, а поясница покрывается мурашками, но я не спешу их опускать ниже. Голова пуста, а там ничего не реагирует на мои прикосновения к самому себе. Я злюсь, ещё раз делаю массирующие движения руками, но ничего.       Я подросток вообще, или что? Какого хрена часть тела, которая так назойливо привлекала моё внимание в больнице, сейчас отказывалась работать?       Не уж то, это из-за…       «Грёбаный Хэ Тянь!» — думаю я, а внизу заинтересованно приподнимается. «Да твою ж…!».       И я долго пытаюсь справиться, как раньше, молча отдаваясь механическим движениям, но время идёт, вода бесхозно льется, а я остаюсь неудовлетворённым, со слабо вставшим членом.       В какой-то момент становится даже немного больно. Я ослабляю руку, облизываю соленую влагу с верхней губы и утыкаюсь лбом в стеклянную стенку:       — Да, бляяяя. Это в последний раз, Шань. В последний… Правда, — обещаю я себе, сразу зная, что вру, и что это нихрена не так.       Медленно провожу по всей длине и позволяю себе задуматься о Тяне. Одно воспоминание о его тупом лице и пристальном взгляде в темноте моей комнаты заставляет мурашки поползти по груди, плавно утекая вниз. Капли воды приятно барабанят по коже, от тепла стекло кабины запотело. Что если бы Тянь здесь помылся? Опускаю ладонь себе на бедро, нарочито медленно веду вверх, представляя это. Член вздрагивает ещё раз и, выскользнув из моей руки, прижимается к животу.       Так. Хорошо.       Дальше в голове выстраивается образ: Тянь сидит на моей постели в одних трусах, он хватает меня за запястья и недоверчиво смотрит.       — Шань, почему ты держал меня за руки? — я молчу, а он продолжает прожигать меня взглядом. Страшно, но я поднимаюсь и не отрывая взгляд встаю коленями на кровать, зажимая его. От прикосновения ног аж мурашками лижет вверх по коже, но я на этом не останавливаюсь, садясь Тяню на бедра. Хэ все не отпускает мои запястья. — Что ты делаешь? — усмехается он.       Это моя голова, хочется ответить, и я делаю всё, что хочу, но я не отвечаю. Придвигаюсь к нему ближе и чувствую, как внизу начинает сладко тянуть. Спортивные штаны неприлично топорщатся.       — Шань? — тянет Хэ, и, кажется, он заметил. Он точно заметил! Его взгляд опущен туда, а у меня от этого только ещё больше крышу сносит. Мне липко и страшно. Но затем я слышу, как Хэ сглатывает.       Его реакция вызывает бурную отдачу моего организма. Мышцы живота поджимаются, а тело непроизвольно тянется вперёд.       Я закусываю нижнюю губу и придавливаю запястья к тяневской груди. Разворачиваю ладони в его хватке и прислоняю их к обнаженному телу напротив. За ребрами у Тяня гулко стучит. У меня в ушах стучит тоже.       Поднимаю на него глаза, и волосы у него взъерошенные со сна, помятые, прилипшие к вискам, и чуть кудрятся. Такой теплый, такой сладкий… Я прислоняюсь носом к его виску и вдыхаю запах шампуня. Руки сами собой сжимаются у Тяня на груди, а Хэ совсем ослабляет хватку, проводя пальцами до самых локтей. Мурашки ползут от загривка до копчика.       — Хээ-э, — горячо выдыхаю я, а сердце долбит у меня, где угодно, только не в груди. Оно уже дрожью пробежалось по пальцам, пощекотало под ребрами и рухнуло вниз, начав биться и пульсировать совсем в другом месте.       — Даа-а? — когда Тянь отвечает, жар опаляет мои уши. Ведь он шепчет с тяжелым выдохом, будто ему нужно приложить усилие, чтобы выпустить воздух из диафрагмы спокойно, а не судорожно.       И, не отрываясь от его виска, я на пробу провожу рукой под грудью Тяня, чувствуя, как он вздрагивает от моих прикосновений, и как напрягаются у него мышцы. Уверен, у него затвердели соски, но даже в воображении я облизываюсь и не решаюсь их коснуться. Зато решаюсь провести кончиками пальцев по прессу Тяня и замереть, наткнувшись на резинку его трусов.       Я отмираю только когда Хэ запускает руки мне под футболку, спрашивая:       — А твоя мама не придёт?       От ощущения его пальцев на голой коже у меня все переворачивается в голове. Просто не останавливайся сейчас.       — Она задерживается, — скребу ногтями по напряжённым мышцам, отодвигая резинку его трусов всё ниже и ниже.       — Задерживается? — сглатывает и переспрашивает Тянь, щекотно проводя ладонями по моим ребрам, поднимаясь выше, к груди.       — Дааа… — выдыхаю я, и нечаянно толкаюсь вперед.       Потеряв равновесие, заваливаюсь Тяню на грудь, а носом утыкаюсь в шею. Теперь руки Хэ блуждают где-то возле резинки моих спортивных штанов, а я практически сижу на его… напряженном…       Оххх… Я опираюсь спиной на стенку душа, разъяренно двигая рукой. Ну, же! Пожалуйста! Продолжай!       Тянь запускает руку мне в штаны, и я весь вытягиваюсь, подаюсь вперед, приподнимаюсь, так, чтобы трогать меня там ему было удобней и легче. Одной рукой он спускает с боков спортивки, а другой обхватывает меня у основания. Да! Да! О, Боже, да! Обнимаю голову Тяня руками, зарываюсь ему в волосы, прижимая его влажный лоб к своей груди. Хэ сопит мне в футболку. Наши движения становятся жестче. Смелее.       Закусываю нижнюю губу и отстраняюсь. Тянь смотрит на меня диким, совсем животным взглядом. Загнанно дышит. Его рука медленно выпускает мой член, проезжаясь пальцами по всей длине, я шиплю, а он смотрит в глаза, впитывая реакцию с чуть приоткрытым ртом.        «Поцеловать!» — бьется в голове, и — раскрытые губы Тяня оказываются мягкими, податливыми, пьяняще горячими. Я чувствую, как его руки ласкают мой живот, а тугая, зудящая и навязчивая тяга внизу становится больше.       Мы уже практически отираемся друг о друга. Я сглатываю, мычу в поцелуй, и, наконец, прижимаюсь к Тяню там. Он рвано выдыхает, кусаясь; лапает мою задницу и вжимает в себя.       Дышать становится трудно. Мы жмемся к друг другу так сильно, что едва успеваем целоваться, прикусывая губы, тремся щека о щеку.       — Тянь… Тянь… — захлебываюсь я.       — Я тоже…       Горячая волна накатывает и сбивает меня такой силой, что я закусываю губу до крови, чтобы реально не простонать. Мышцы живота дрожат, как и пальцы. Член медленно обмякает в руках, а вода быстро смывает все липкое.       — Блять, — остервенело бьюсь головой в стекло.       И как мне теперь в глаза ему смотреть-то?       Зачем я это все нафантазировал?       Выхожу из душа с красным пятном на груди, бордовыми ушами и алеющими искусанными губами. Глаза блестят, на фоне всего этого румянец от слез не так бросается в глаза.       Ну класс!       Насухо обтираюсь, взъерошиваю волосы на голове, чтобы они так торчком и высохли, а потом начинаю накладывать перевязку.       Ничего не было. Так. Успокойся.       Грудь и одно плечо крепко обмотаны. На пробу двигаю рукой, поворачиваюсь из стороны в сторону. Ничего не мешает, не развязывается, не давит.        «Отлично справился», — думаю я, просовывая руки в оранжевую кофту с длинным рукавом и натягивая спортивки.       Можно идти завтракать.       По пути заглядываю в мамину комнату, чтобы убедиться, что она там. Киваю сам себе, когда в щёлку вижу её силуэт на кровати. Всё нормально. Она вернулась ночевать домой.       Разогреваю себе вчерашнее и быстро без аппетита ем. Беру с собой фрукты из холодильника, видимо, мама собиралась отнести их в больницу, если меня не выпишут. Забочусь о том, чтобы и ей осталось, что поесть. Теперь эти фрукты станут моим обедом в школе. Спасибо, ма!       Включаю в наушниках плейлист из серии «разрыв перепонок», чтобы выбить всю дурь и забыть то, что так ярко представил, нехотя пихаю ноги в дырявые кеды и выскакиваю за дверь.       И снова раскаленные быстрыми взмахами педалей мышцы, и снова «Кэйрмолл».       Как оказалось, я даже скучал по этому… По этому придурку.       — Мой ты хороший, что у тебя случилось? — тянет Цзыцзы, который так и не получил от меня нормального объяснения за время больничного.       — С чего бы начать?       — Начни с начала, — он протягивает мне сигарету, и пока мы курим, я пересказываю ему все события, умалчивая о встрече с отцом и о том, с кем на самом деле и из-за чего была драка. — Значит, — резюмирует Цзы, — твой бесячий спас тебя, оплатил расходы за медицинские счета, строчил смс-ки всё это время, приехал практически ночевать к тебе домой?       — Ага, — задумчиво отвечаю я, запнувшись ещё на словах «спас» и «оплатил». Нужно было вернуть долг Тяню, найти деньги на коммуналку, расквитаться с Цзыцзы за все его сигареты и выпивку… — Погоди. Что ты спросил?       Цзыцзы покачивает головой из стороны в сторону, мол не важно, загадочно улыбается и тушит сигарету.       — Этот бесячий мне нравится, говорю. Фотку покажешь?       — Хрен тебе.       — Я думал ты мне этого не предложишь, потому что разглядываешь эту его часть долгими одинокими вечерами…       До меня не сразу доходит, но вместе с пониманием, примешиваются воспоминание о сегодняшнем душе и ощущение частого дыхания Тяня на моей шее. Переносицу и щеки обдает жаром, я замахиваюсь на Цзыцзы рюкзаком, но он с лёгкостью уворачивается. И смеясь, заявляет:       — Без тебя тут было тухло!       — Как ты сдерживал все это время свой поток болтовни?       — Как-как? Доставал простых смертных!       — И что простые смертные?       — Смотри, — говорит Цзы шёпотом, а потом громко на всю улицу: — ПРИВЕТ, БУ ИЙНГДЖИ!       Мужчина, идущий в сторону «Кэйрмолла» нечленораздельно ругается, а потом с ноткой такой же наигранной приветливости отвечает:       — ПРИВЕТ, ЦЗЫ РОНГ! РАД, ЧТО ТВОЙ ДРУГ НАКОНЕЦ-ТО ВЕРНУЛСЯ!       Цзыцзы хрипло смеётся, и кричит ему вслед:       — РЕВНУЕШЬ?       — ЕЩЁ ЧЕГО?! ПСИХ! ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ!       Ийнгджи, как ошпаренный, залетает за металлическую дверь «Кейрмолла», отчего та громогласно хлопает.       — Что ты ему сделал? — спрашиваю я.       — Ничего. Просто миленько пофлиртовал.       — Цзыцзы…       Сяо невинно пожимает плечами и разводит руки в стороны.       — Чего не сделаешь от скуки.       Мне хочется спросить: «А как же Боря?», — но становится слишком неловко даже от самой мысли, что эти двое вместе.       В их мире всё так просто…       Закончив курить, мы нехотя плетемся на работу, продолжая перекидываться шуточками и болтать. А потом, все тот же Ийнгджи сообщает, что меня вызывает к себе старший менеджер.       — Всё в порядке, я их предупредил, что ты был на больничном, — хлопает Цзыцзы меня по плечу.       Но мороз всё равно расползается у меня по коже, от самой мысли, что я могу потерять работу. За всем хорошим следует плохое, так учила жизнь, поэтому, идя на встречу, я готовлюсь к худшему.       — Мо Гуань Шань, — обращается старший менеджер, который ждал меня в отделении прохладительных напитков, меняя ценники. Он отворачивается от полки и осматривает меня с ног до головы. — Как себя чувствуете?       Менеджером был мужчина средних лет, с галстучком, рубашечкой, форменной жилеткой с надписью «Кэйрмолл», почти как типичный набор со стула в «Бойцовском клубе».       «Ему бы туда сходить», — думаю я, глядя на его измученное стрессом лицо. Под глазами опухшие красные круги, взгляд потухший.       — Нормально, — отвечаю я.       — Нормально, — повторяет он и складывает руки на груди. — Вам нужна эта подработка?       Приехали.       — Д-да, — неуверенно отвечаю я, но потом беру себя в руки: — Если нужно отработать, я отработаю!       Старший пренебрежительно машет рукой, чтобы я сбавил тон голоса. Его нос немного морщится. Я начинаю думать, что я его раздражаю.       — Я знаю, что вы ещё учитесь в школе и вам сложно… — он теряется в поиске слова. — Совмещать, — щелкает пальцами он. — Но такие прогулы у нас не приветствуются.       Я опускаю голову и пинаю носком кеда пол.       Ужасный первый день. Ужасное утро.       Но тут менеджер говорит нечто странное:       — Поэтому у меня есть для вас постоянная вакансия.       — А? — переспрашиваю я, думая, что ослышался.       — Да-да, иногда мы нанимаем внештатных сотрудников, если они нам… подходят, — снова щелчок пальцами.       В «Кэйрмолле» подрабатывало около дюжины человек и то, что среди всех выбрали именно меня… школьника, не укладывалось в моей голове.       — И что делать?       — Все то же самое, но уже ночью. Думаю, это больше подойдёт вам по графику.       А я думаю, что просто никто кроме меня не соглашался на эту работу.       — Знаете, я не буду спрашивать «почему», я больше мыслю категориями «когда», «где»… — мужчина незаинтересованно смотрит на меня глазницами своих потухших глаз, и я продолжаю: — а ещё «сколько»? — я потираю большим пальцем указательный, в общепринятом жесте.       Мужчина устало хмыкает.       -— С математикой у вас все хорошо?       — Да.       — Тогда умножьте то, что вы получаете сейчас втрое и подумайте.       Когда я ухожу, менеджер уныло провожает меня взглядом, а я думаю, что он, наверное, уже пожалел о своем предложении.       Подрабатывать утром, видеться с Цзыцзы, курить не было для меня проблемой. С подработкой ночью могли возникнуть проблемы. Как добираться сюда? Как возвращаться домой? Смогу ли я также участвовать в боях «Бойцовского клуба»? Слишком много «но», чтобы вот так просто за это взяться. Однако деньги…       Цзыцзы улыбнулся мне с другого конца зала и вопросительно кивнул.       Я помотал головой, махнул рукой на дверь, мол расскажу, когда курить пойдем, и мы оба углубились в работу, задумавшись каждый о своём.       — Ну, что там? Менеджер не сильно тебя ругал? — спрашивает Цзы после смены, когда я задумчиво раскачиваясь, сижу верхом на своем велосипеде и курю.       — Совсем не ругал.       — Я же говорил! Папочка Цзы все уладил.       — Мамочка Цзы, — поправляю я, и сяо фыркает. — И вообще менеджер предложил мне новую работу.       — Работу? Тебе? Ты же ещё школьник.       — Ага, меня это тоже удивило, — я пинаю подножку велосипеда туда-сюда, издавая тихий металлический «тунь». — Но он всерьёз предложил нанять меня в постоянный штат.       — Это же хорошо! Нет? — менее уверенно уточняет Цзы, увидев тень на моём лице.       — Это ночью и это в три раза дороже, чем я зарабатываю сейчас, а делать тоже самое.       Цзыцзы почесывает гладковыбритый подбородок, и я задумываюсь о том, что никогда не видел, чтобы у него была щетина. Наверное, у него и растут-то только усы. Кстати, ему бы подошли усы. Длинные и белые, как у китайских мудрецов в старых боевиках. Таким задумчивым Цзы даже выглядит старше:       — И это так они собираются сэкономить? Ну и мудак же этот новый менеджер!       — Не кричи! Ты чего? — я оглядываюсь по сторонам, но рядом с нами никого нет.       Паранойя.       Цзы продолжает:       — Подумай сам: товар привозят ночью, а утром перед сменой его раскидываем мы. Человек нужно много, чтобы справиться со всем быстро, ровно до открытия. Но если взять одного и дать ему вагон времени, то платить нужно будет в разы меньше. Врубаешься? Этот менеджер смекалистый, но такая сука. Это ведь, сколько людей потеряет дополнительный доход. Даже если ты не согласишься на подработку, он найдет кого-то другого. Просто начал с тебя, так как скорей всего предложил тебе меньшую из возможных зарплат.       — Пиздец, — выдыхаю я и с звонким «тунь!» ставлю подножку. — И чё делать?       — Попробуй выбить побольше денег, чтоб хотя бы нам за себя не так обидно было. Сколько у тебя есть времени подумать?       — Он не сказал.       — Хм, — Цзыцзы опять почесал подбородок, смахнул с него какую-то пушинку и скрестил руки на груди. — Возможно, предлагает кому-то ещё. Смотрит, кто первый согласится.       Слова вырываются раньше, чем я понимаю, что говорю:       — То есть, совсем скоро, мы перестанем видеться каждое утро?       — Оооу, малыш Фудзи, ты оказывается такой сентиментальный, — Цзы берет меня под свое крыло, чуть не уронив велик, если бы металлическая подножка не стояла, и крепко обнимает за плечи. — Кстати, давно хотел тебе предложить, — он прижимается щекой к моей щеке. — Хочешь сходить к нам на репетицию или даже попасть на наш концерт?       Его рука впереди обводит горизонт с заводом, будто где-то там должна была быть сцена с ребятами из его группы.       — Хочу, — отвечаю я честно. — Но по вечерам я подрабатываю.       Цзыцзы отстраняется от моей щеки и вздыхает.       — Мы все равно встречаемся обычно где-то ближе к десяти вечера. Тогда все освобождаются. Успеешь?       — Успею. А когда?       — Обсудим позже, — машет Цзыцзы мне на прощание, не давая передумать и удаляясь спиной в сторону «Кэйрмолла». — Скоро у нас концерт в парке! Мы готовим к нему новые песни. Буду рад, если заценишь!       — Скинь мне адрес или что-нибудь в смс! — кричу я, снова отжимая подножку.       — Да-да! — машет рукой Цзы и натыкается спиной на Ийнгджи, только что вышедшего из-за двери. — Ой…       — Ты где ходишь, придурок? Смена уже почти началась!       — Ну, чего ты кричишь-то так? — сладким голосом тянет Цзыцзы, укладывая ладонь на плечи парня. Ийнгджи заливается краской.       — Вали уже!       За обоими закрывается дверь, а я уезжаю с мыслями о том, сколько было бы у Цзыцзы фанатов, если бы он отрастил длинные белые усы.       Подъезжая к школе, я замечаю, что у меня в конец разрядился телефон. Нельзя будет даже время убить на уроках, теперь только учеба.       Слышу какой-то гул перед информационной доской, пока привязываю велосипед на велопарковке. Удивительно, но даже с первого раза вспоминаю, что оставлять его нужно там, а не на парковке для машин.       Прислушиваюсь к шуму и понимаю: пришли результаты промежуточных экзаменов. Все весело обсуждали свои места в общем рейтинге школы, щебетали о том, куда будут поступать, но было и кое-что ещё:       — Хэ Тянь занял предпоследнее место?       — Не может быть!       — Но как? Он же главная звезда школы!       — Он специально завалил экзамены?       — Смотрите, он даже ниже Мо Гуань Шаня!       От своего имени в чужих устах я ежусь. Меня как обычно считали отбросом. Я думаю, что если бы в тот день не было встречи с отцом, я может быть и нормально написал экзамен. Кроме, разве что, дурацкого опросника по химии. Прохожу мимо, не оборачиваясь, и плетусь в кабинет своего класса.       Пусть думают, что хотят!       Цунь Тоу вылетает навстречу, заметив меня через стекло ещё в коридоре:       — Братан! Ты поправился? — он осматривает мою фигуру в оранжевой кофте надетой в такую жару и что-то подозревает. — Ребра хоть целы?       — Сильный ушиб, — сообщаю я, снимая ранец с плеч. — Как экзамен?       Пробегаюсь по классу глазами и замечаю прихвостней Шэ Ли. Сразу хочется свалить.       — Проходной балл.       — Поздравляю, — говорю я. — Но не от всей души.       Цунь Тоу смеётся.       — Да, — тянет он. — Я видел твои результаты. А ты в курсе, что…       Начинает он, но эту новость я уже слышал. Я перебиваю его:       — Хочу в туалет.       — Ладно, пошли.       Мы проходим по коридору, а девчонки вокруг только и обсуждают, что:       — Слышала про Хэ Тяня? — шепчет одна другой.       — Да! — бодро кивает другая. — Ещё говорят, что его родителей вызывают в школу.        «Родителей?» — удивляюсь я.       И я не прислушивался, но девчонки проходили так близко, что мне даже не надо было уметь читать по губам, чтобы понять, о чём они говорили.       Хэ Тянь, Хэ Тянь, Хэ Тянь! На каждом, блять, углу!       — Подожду тебя здесь, — говорит Тоу, оставаясь за дверью.       В мужском туалете почти никого нет. Подхожу к писсуару через один от парня, и только расслабляюсь, прицелившись из-под полуприпущенных штанов, как слышу за дверью:       — Где Мо Гуань Шань?       И пульс тут же подскакивает.       — В… туалете, — голос Цунь Тоу, который сдает меня этому придурку.       Слышу, как дверь за спиной скрипит, отворяясь, и кое-кто бесцеремонный подходит ближе. Тело подбирается, готовое бежать, но я не могу сдвинуться с места. Я ещё кое-что не доделал!       Я писаю, а Тянь подпирает стенку возле избранного мной писсуара плечом, задумчиво облокачивает голову и смотрит вниз.       Взгляд у него такой, будто он что-то раздумывает о моей штуке.       Сердце долбит в ключице, пот стекает по моим вискам.       Мы молчим.       Естественные жидкости журчат.       И я шумно втягиваю носом воздух:       — ЧЁ ТЫ, БЛЯТЬ, ДЕЛАЕШЬ? — выдыхаю я, развернув голову, поймав, так сказать, его с поличным.       Но Тянь даже не отвлекается, продолжая смотреть. От этого температура подскакивает, а скулы и нос покрываются красным.       Я стряхиваю и прячу член в штаны.       Подхожу к умывальнику, и Тянь следует за мной:       — Малыш Мо, — обращается он, когда парень ссавший за соседним писсуаром выходит, не помыв руки.       Рука Тяня опускается мне на плечо, а я весь вздрагиваю от этого лёгкого и, казалось бы, уже привычного прикосновения.       Бля, ну зачем я это всё тогда представил???       Вода расплескивается во все стороны, пока я пытаюсь помыть руки и умыться, и я специально включил холодную, только чтобы унять жар, бушевавший у меня внутри. Жаль нельзя оттянуть резинку штанов и залить эту воду туда.       — Мне кажется, — говорит Тянь, — я наконец-то понял, как ты себя чувствуешь.       И опять не понятно о чём он, блять, говорит.       Если он догадывается… Если он все знает… Тогда…       Вода попадает мне в уши, и мне кажется, что она шипит, вскипая от жара моей кожи.       — Я специально получил низший балл в рейтинге, чтобы понять это. Теперь мы связаны одной судьбой, — ухмыляется он.       — Ты болен…       — Не меня на днях выписали из больницы, да и ты выглядишь каким-то красным, — острит он, но не смеётся.       Выключаю воду и выхожу из туалета, даже не оборачиваясь. Цунь Тоу куда-то пропал.       Горловина у кофты мокрая и неприятно липнет к коже. Решаю выйти на улицу, чтобы хоть немного просушиться.        «Зато остыл», — думаю я, подцепляя воротник пальцами и проветривая влажные бинты под ним.       — Думаешь это весело, — спрашиваю я, когда мы выбираемая из школы, — быть последним в списке?       Как и ожидалось, Хэ плетется следом.       — Вполне может быть, — отвечает он. — Теперь, как отстающие, мы будем держаться вместе. Хочешь утешительные обнимашки?       И от его слов сердце ухает вниз.       — Да кто, бля, хочет держаться с тобой вместе?! — оборачиваюсь я. Палец мой впечатывается Тяню в грудь, и я продолжаю смущённо выкрикивать: — Иди, посмотри на собственное отражение, пока ссышь! Только вид твоего лица раздражает меня!       — Малыш Мо, — улыбается Тянь, приглашающе раскрывая руки. — Я не шучу…        «А я и не отказываюсь», — думается мне. И в этот момент нога Цзяня, оказавшегося за Хэ, впечатывает этого придурка в меня.       Мы почти обнимаемся на секунду, а потом падаем на землю. Я вскрикиваю больше от ужаса, чем от боли, а Тянь только удивлённо охает.       — Видеть, как вы двое так неловко ведёте себя друг с другом, меня тоже раздражает, — объясняется И.       В руках у него метла, и я замечаю других дежурных из класса Хэ.       — Ну-ка, повтори… — угрожающе произносит Тянь, а Цзянь уносится вдоль по дороге, елозя метелкой, делая вид, что подметает.       — ЦЗЯНЬ И! — яростно кричу я, но дыхание от удара сбилось, а ребра и лопатки болезненно садануло.       Меня отвлекает тяневское:       — Оу…       Я поднимаю глаза, и вижу его лицо, нависшее надо мной. Кажется, он уже несколько секунд разглядывает меня.       От мысли об этом, я сглатываю, а ещё не высохшая кофта снова начинает липнуть к горячеющему телу.       Что ещё, блять, за «Оу»?!       — Ты опять краснеешь, — очарованно подмечает Тянь, кажется, даже не отдавая себе отчёта. — Похож на помидорку черри.       И вместе с гулкими ударами сердца, паникой в голове бьёт мысль: «Я слишком долго пялюсь на его улыбку! Сейчас он ещё что-нибудь увидит!». Я выкатываюсь из-под тяневского тела и принимаю сидячее положение.       — Бля, — говорю я. — Настроение из-за тебя испорчено.       Улыбка на лице Хэ меркнет, и он начинает подниматься на ноги.       Я добавляю:       — Возвращайся к роли лучшего ученика школы, к которой все привыкли, а ко мне приставать не надо…       Он недовольно усмехается:       — Это то, что тебя беспокоит? Чужое мнение?       Я веду в его сторону ухом, но вовремя останавливаю себя, чтобы не сказать лишнего:       — Не хочу говорить с тобоо-Ой?! — рука Тяня резко притягивает меня к себе, так что я виском стукаюсь о его ребра, а потом слышу звук «чпык-пш-ш-ш», так открывается банка газировки, когда её вспенишь.       Но откуда здесь газировка?!       Следом раздается оглушительный треск бьющегося стекла. Оно буквально взрывается на нас осколками. Шум получается такой силы, что мы привлекаем внимание всех учеников школы: «Что там происходит? Смотрите, окно разбито!», — слышу я, но первое, что делаю, это хватаю Тяня за рукав и осматриваю на повреждения.       Он опять, блять, защищал меня и чуть не поранился!       — Бля, — говорю я, когда первый шок проходит и оцепенение, с которым я вцепился в Тяня отпускает.       Замечаю, что он точно с таким же ужасом оглядывает меня.       — Ты в порядке? — спрашивает Хэ.       — Да. Ты?       — Да.       Мы выпускаем друг друга из рук, но от этого маленького разговора, от кофты сбившейся от прикосновений пальцев Хэ, впившихся в мои плечи, сердце бьется ещё сильнее, чем от взрыва стекла об жестянку.       — Так внезапно! — говорю я. — Откуда эта штука свалилась?       Тянь не отвечает, но я замечаю направление его взгляда и знакомую сталь в радужке глаз. С тем же выражением лица, он догадливо спрашивал: «Кто распускает о тебе слухи, Шань?».       За ребрами расползается что-то большое и теплое, я кашляю, но оно не проходит. Прислоняю руку к груди и замечаю, что сердце надрывно бьётся.        «Нет, Шань… Нет…» — думаю я, и в этот момент на улицу выскакивает учитель.       Он поправляет очки, видит нас двоих в россыпи осколков и яростно вскрикивает:       — МО ГУАНЬ ШАНЬ! ХЭ ТЯНЬ! БЫСТРО В УЧИТЕЛЬСКУЮ!       И мы поднимаемся, отряхиваем зад, поправляем кофты на плечах. Тянь протягивает мне руку, ладонью вверх, я толкаю его в ребра. Он говорит про то, что наказанные должны держаться за руки и пытается нагнать меня, широко шагающего вслед за учителем.       Когда дверь за нами закрывается, перед ней уже стоит толпа из учениц, сопереживающих Хэ Тяню. Я судорожно вздыхаю, провожая их взглядом, и задаюсь вопросом, куда же пропал Цунь Тоу.       — Хэ Тянь! — начинает учитель с него, а не с меня. — Что с тобой случилось?! Чем вызвана такая перемена твоего поведения? — теперь уже учитель стреляет глазами в мою сторону.       Я молча мнусь на месте, а Тянь отвечает:       — Учитель, это всё моя вина. Я оплачу школе ремонт десяти окон, а также обещаю занять первое место на следующем экзамене.        «Десять окон», — думаю я.       Сколько же у этого парня денег?       Перемещаю вес с одной ноги на другую, проверяя дырку в кеде. Всё ещё на месте.       — Вы должны окончить школу с лучшими результатами и поступить в престижную академию, а как вы этого достигните, если будете развлекаться с Мо Гуань Шанем?       — Я с ним не развлекаюсь, Хэ просто достает меня, — вставляю я.       Но учитель непреклонен:       — Мне все равно! Хэ Тянь, скажи своим родителям, чтобы заехали в школу!       На секунду, кажется, будто Хэ Тянь проглотил язык. Я вспоминаю его молодого отца, поворачиваюсь на Тяня, собираясь посочувствовать, но вижу, что Хэ не напуган, даже наоборот, его лицо приобрело какой-то угрожающий оттенок.       — Учитель, вы уверены, что хотите этой встречи?       — Мо Гуань Шань, ты свободен, иди в класс! А ты, Хэ, задержись и позвони родственникам!       Выхожу за дверь и меня слегка приминает толпой фанаток Хэ Тяня. Вот я уже оттеснен к стене и зажат со всех сторон девчонками.       Не так я себе всё это представлял…       — Ну, что там? — спрашивают они.       — Вам на уроки не пора?!       — Но нам же интереснооо…       — Вот и ждите, когда этот Хэ, грёбаный, Тянь выйдет! Сами у него и спросите!        «Деньги открывают двери, да Цзянь И? Грубость тоже так не плохо их открывает!» — думаю я, когда толпа девчонок передо мной расступается.       Возвращаюсь в класс, отсиживаю чуть меньше, чем пол урока, и обращаю внимание, что ни Цунь Тоу, ни шестёрок Шэ Ли нет, а на перемене к классу подходит Тянь и приманивает меня постукиванием пальцев по пачке сигарет.       — Покуришь со мной? — с ехидной ухмылочкой спрашивает он.       — Увидят же, — говорю я, опуская его руку с протянутой пачкой вниз.       Пальцы Тяня слегка вздрагивают, а на его лице появляется секундное недоумение.       Контакт уже разорван, но руку в месте прикосновения к коже Хэ покалывает и тянет сделать так ещё. Найти бы повод.       — Так моих родителей уже вызвали, — пожимает плечами Тянь, вернув себе равнодушную уверенность. Он закладывает руку мне на плечо и говорит: — Идём. Потом нас ждёт уборка спортзала в качестве наказания.       — Какого…?!       — Да-да, учитель настоял, что вместо обеда мы должны будем вылизывать зал до блеска.       Мы спускаемся вниз по лестнице, и Тянь ведёт меня за территорию школы.       — Не хочу курить там, где ошивается Шэ Ли, — объясняет Тянь.       Молча соглашаюсь с ним, позволяя увести себя дальше.       Мы встаём под забор, практически у самых ворот школы, Тянь протягивает мне раскрытую пачку, а потом сует в лицо зажатый в ладонях огонь. Мне остаётся только слегка наклониться и опять коснуться его пальцев…       Однако огонь потухает.       Тянь выругивается, поджигает снова, но момент утерян.       Я говорю:       — Просто дай сюда зажигалку!       Тянь обиженно вздыхает и отдает.       — Хорошо, что твою маму не вызвали, — говорит он, делая первую затяжку. — Учитель заставил меня звонить родственникам сразу, как ты вышел. Кстати, что у тебя с телефоном?       — Сел, — отвечаю я, чувствуя неловкость от того, что рука Тяня вернулась на моё плечо.       — Ммм… а я думал ты снова меня заблокировал.       В солнечном сплетении опять разгорается нечто теплое, и я давлюсь дымом, пытаясь из себя это вытравить. Пока я загнанно кашляю, Тянь отвлекается на школьные ворота и на чью-то широкую спину в черном пиджаке, выходящую из них.       — Уже уходишь? — бросает он.       Фигура оборачивается, и я начинаю кашлять ещё сильнее.       Это же, блять, молодой отец Тяня!       — Бля, из-за тебя я сейчас получу выговор! — говорю я Хэ, но он только сильнее подбирает меня под своё плечо.       Старший Хэ подходит к нам, пока я незаметно сбрасываю сигарету и пытаюсь вырваться у Тяня из рук. Однако не успеваю я этого сделать, как голос взрослой версии Хэ поражает меня своей сталью, хотя и был обращён далеко не ко мне:       — Я не буду переживать из-за вещей, которые ты делаешь в школе, но… — из губ Тяня пропадает сигарета, и Хэ старший хорошенько затягивается. — Я не разрешал курение.       — Давай, — насмешливо обращается ко мне Тянь. — Назови его гэгэ.       — Старший брат?! Он тебе, чё, не отец???       Хэ старший раздраженно смотрит на нашу возню и снова затягивается:       — Нужно что ещё?        — Да, — вдруг резко и без напускного веселья отвечает Тянь. — Одолжи мне своих подчинённых.       — Для чего?       Сталь в голосе у старшего Хэ, казалось, заложена самой природой, как жеманно-приторный тон заложен самому Хэ Тяню.       Он отвечает:       — Помочь с уборкой спортзала.       Оба брата переводят взгляд на меня и в этом взгляде, я замечаю в них что-то общее, какую-то мрачную тёмную сторону, объединяющую их.       — Отойдем? — спрашивает Хэ старший.       — Гуань, — обращается ко мне Тянь, как, наверное, никогда не обращался. — Иди первым и подожди в зале, я скоро буду.       Рука исчезает с моего плеча, и от холодного ветерка, скользнувшего по шее, я ежусь.       Братья Хэ отходят к их охуительно дорогой тачке, из неё выходят, здоровые перекаченные парни. «И это «подопечные»?» — думаю я. Тянь оборачивается, и я перестаю смотреть в ту сторону, будто рассматривал что-то запрещенное и для моих глаз не предназначенное. «И почему семья Тяня вызывает у меня такое чувство?» — раздражаюсь я, пиная камушки, попадающиеся по дороге, ведущей в спортзал.       За время, пока Тяня нет, я успеваю набрать в ведра воду, прополоскать тряпки, швабры, натаскать это всё добро внутрь, расставить по разные концы поля, чтобы нам с Хэ было удобнее убираться. Но время идёт, а он так и не появляется. Раньше него ко мне приходят две белобрысые головы: Цзянь и Чжэнси.       — А почему ты здесь один? — спрашивает И. — Где Хэ Тянь?       — Этот говнюк сказал мне идти первым и что скоро подойдет. Ни единого сраного лучика его появления за всё время, что я жду.       — Как поэтично, малыш Мо, я уже здесь, — сообщает Тянь с легкой довольной улыбкой на лице, как у безнаказанной, но нашкодившей собаки.       — Ты чё там, срать ходил? Появляешься только сейчас! Спортзал огромен, мы не закончим к концу обеда, даже к окончанию уроков не успеем…       — Посмотрите на эту рыжую моську, — перебивает меня Цзянь И. — Ты прямо как сварливая женушка. Милая, я помогу тебе убрать, — Цзянь забирает у меня швабру и посылает воздушный поцелуй.       Я разворачиваюсь, готовясь врезать, но Тянь останавливает мою руку, подцепив за запястье и играючи ущипнув в предплечье.       Его довольная рожа раздражала. И что это он делал, пока я сидел здесь и ждал?       Одёргиваю свою руку, а Тянь, говорит только:       — И, чтобы быть уверенным в том, что наш малыш Мо не перетрудится, — он достает из кармана телефон и набирает кому-то сообщение. — Я призову помощь в своём групповом чате.       И спустя каких-то пару минут зал заполняют девушки, пришедшие, казалось, не только с нашей школы, но и из соседних, со всего района. Так много их было! Все они несли с собой веники, швабры, тряпки, пары девушек тащили ведра с водой. Я, глядя на них, вспоминаю, как мучился со всем этим один.       — Хэ Тянь, тебе нужна наша помощь?       — Да, получил наказание от учителя, — красуясь, сообщает он.       И почему это сходит ему с рук? Когда я получаю очередное наказание, на меня смотрят, как на отброс общества, а когда этот получает второй выговор за день, так всё, герой дня.       — Ничего страшного, — щебечут они.       — Предоставь это нам, — наперебой борются они за его внимание.       Я яростно скидываю с плеча тряпку, которая всё это время находилась там, замачиваю её в ведре и иду мыть окно. Пусть развлекается со своими девчонками, я и сам как-нибудь справлюсь.       Широко расставляю ступни, встаю на носочки и тянусь к верхнему углу окна, чтобы вычистить паутину. Как вдруг, что-то черное и мохнатое является промеж моих ног.       — Бля! Что ты тут…?! — плечи Хэ врезаются мне в задницу, и я начинаю терять равновесие. — Не надо…!!!       — Хэ Тянь, будь осторожнее! — замечает какая-то из девчонок.       И я психую, потому что, это я тут тот, кому надо быть осторожнее. У меня лохматая псина промеж бедер!       Тянь встает на ноги, обхватывая ладонями мои колени, и сообщает:       — Если ты недостаточно высокий, я помогу тебе стать выше.       Мой пах вжимается в затылок Тяня, и я паникую:       — ОТПУСТИ! СЕЙЧАС ЖЕ ОПУСТИ МЕНЯ НА ЗЕМЛЮ!       Но Хэ только ближе подносит меня к окну и мурлычет:       — Учитель сказал, что нужно вычистить всё до блеска, — вибрация его голоса разносится по моим бедрам горячей волной, и я думаю, случись что, лицезреть мой позор будет не только Тянь, но и все девчонки школы. — И если мы не сделаем всё, как следует, — продолжает Тянь, щекотя места под коленями поглаживаниями своих пальцев, что только усугубляет ситуацию. — Они ко всему прочему заставят нас делать ксерокопии.       — Хэ Тянь, пожалуйста, будь осторожнее…       — КТО, БЛЯ, БУДЕТ ПРОВЕРЯТЬ МЕСТО ВРОДЕ ЭТОГО? — спрашиваю я, упираясь тряпкой в стекло, чтобы обрести равновесие. — ЕСЛИ ТЫ МНЕ ВРЕШЬ, Я НАХРЕН УБЬЮ ТЕБЯ!       Я чувствую, как плечи Тяня трясутся, будто он смеется, даже движение его пальцев под моими коленями прекращается, а потом Хэ говорит:       — О, я так напуган…       И он обнимает меня за ноги, незаметно кладя щеку на моё бедро.       Мы начинаем убираться, и я стараюсь не дышать, стараюсь, блять, вообще не шевелить корпусом, чтобы случайно не ощутить знакомую тяжесть и напряжение снизу. Мне страшно и одновременно с этим, глубоко плевать, кто и что сейчас о нас может подумать. Потому что подо мной тепло плеч Тяня, в отражение стекла, его чуть вздернутое кверху, лежащее на моем бедре лицо, а между ног, его черная макушка, по которой так и хочется провести, чтобы ощутить мягкость волос под пальцами.       От своих мыслей я чуть-чуть задыхаюсь и сглатываю.       Блять, Мо Гуань Шань, пожалуйста, вот сейчас, не думай не думай не думай!       Я зажмуриваю глаза, и начинаю работать тряпкой быстрее, только чтобы поскорее с этим закончить.       — Кажется, ты пропустил там пятнышко, — вибрирует Тянь.       — Где?! — резко распахиваю глаза.       — Вооон там, — Тянь удерживает меня одной рукой, другой указывая на несуществующее пятно, и этот момент позволяет ему запрокинуть голову и прижаться ко мне ещё сильнее. Так, чтобы я мог ощутить давление его затылка на мой пах. Во рту пересыхает. Вокруг нас люди, но никто не замечает такой маленькой шалости с его стороны. Кроме, разве что, меня.       Тянь ерзает головой, явно понимая, что творит, и повторяет вопрос:       — Видишь пятно?       Он слегка подбрасывает меня одним плечом, так, что я теряю равновесие и действительно хватаю его за волосы.       Тянь жмурится, подставляясь под грубую ласку. И я понимаю: «пятно, он об этом». С опаской разжимаю пальцы, проводя дрожащей рукой по волосам нежнее, зарываясь пальцами в прядки:       — Вот здесь? — спрашиваю я осевшим голосом.       Мурашки лижут лопатки, спускаются по ребрам, вызывая нервную дрожь живота. Я испытываю что-то на грани ужаса и болезненного наслаждения.       — Нет, — хмурится Тянь, и сам насаживается затылком на мои пальцы. — Вот здесь. Смотри, куда я тебе показываю.       Я мельком опускаю глаза, и замечаю, что у Тяня волосы на загривке стоят дыбом. Дыхание его тяжелеет. И я снова на пробу провожу пальцами по его голове, задевая те волоски, которые торчали, как наэлектризованные, а тряпкой в другой руке по стеклу.       — Здесь? — переспрашиваю я, совсем тихо.       — Д-да, — споткнувшись, выдыхает Тянь мне в колено.       И я думаю, блять, что это мне всё сейчас снится или мерещится. Ну, не может быть, чтобы я взаправду гладил Хэ Тяня по голове. Он чуть сильнее вжимается в мое бедро, почти упираясь горячим носом, и в отражении стекла я замечаю, что у Тяня ужасно горят уши.       Блять!       Пальцы сами тянутся туда, как намагниченные, и когда я касаюсь теплого хрящика, то сердце моё ненадолго обмирает.       — А здесь? — спрашиваю я, чувствуя, как сердце оживает и бьёт под самым кадыком.       Говорить трудно, дышать трудно, делать что-то другое, кроме как изучающе лапать Тяня — невозможно.       — Мгммм, — Хэ вибрирует носом мне в бедро.       Я провожу пальцами ниже, в место, где под его волосами, ещё и закрытое моим бедром, никто не заметит. Ощупываю мочку уха Тяня, нежно поглаживая раскаленную кожицу, чувствуя, как Хэ часто и неглубоко дышит. Впервые я испытывал радость, переходя все границы и желая большего. Больше прикосновений, больше настоящих реакций Хэ Тяня, который оказался ужасно чувствительным на голове.       — Вы скоро закончите? — спрашивает какая-то девчонка, и я поджимаю бедра, чтобы скрыть от неё ярко красные (только мои), уши Тяня.       Хэ судорожно выдыхает, и как не в чём ни бывало отвечает:       — Да. Уже почти всё.       Однако я слышу, что голос у Тяня совсем иной, чем только что со мной. Более раздраженный.       — Вам может помочь? — предлагает она с улыбкой.       — Конечно, — соглашается Тянь со вздохом.       Девочки окружают нас слева и справа, вооружившись такими же, как у меня тряпками.       И мне приходит забавная мысль: «Только я сижу верхом на Хэ».       — Ты что там, смеешься? — спрашивает Тянь, обиженно скользнув ногтями у меня под коленями.       — Нет, — вру я и продолжаю намывать стекло.       С группой поддержки Хэ Тяня, мы таки успеваем управиться к концу обеда.