День за днем

      Выспаться утром мне не дают — мама настойчиво стучит в дверь, взволнованно твердя, что я опоздал на подработку в «Удобный». И только мне удаётся убедить её в том, что мне сегодня никуда не надо, как телефон начинает звонить.       Номер неизвестный, но я решаю ответить — вдруг по работе, — и понимаю, что зря, как только слышу голос на той стороне:       — Привет, Рыжик! — Цзянь И бодрый, будто кофеиновую клизму с утра сделал. — Тянь сказал, что у тебя выходные, а значит, мы все вместе едем на пикник!       — Откуда Тянь… — «…узнал?», почти выпалил я, но подвис, осознавая, что мельком упоминал этот факт вчера на уборке территории школы. И какой же Хэ, блядь, внимательный! — Какой пикник, Цзянь И? — зарываюсь я лицом в одеяло. — Ты время видел?       — Время, погода, я — всё твердит тебе о том, что ты должен поднять задницу с кровати и поехать с нами! Или ты хочешь, чтобы я уговаривал тебя, как маленького? — Цзянь откашливается и начинает верещать высоким голоском: — Малыш Мо, вставай. Я куплю тебе баоцзы, если ты поедешь. Давай скорее, а то семеро одного не ждут.       Если так прикинуть, мне ничего не мешало сорваться и поехать с ребятами. К тому же, я давно хотел какого-нибудь нормального, человеческого отдыха. Мне ведь шестнадцать всего, время ловить на свою задницу приключений, а не сидеть в единственные выходные в четырех стенах.       Пикник. Природа. Отец раньше часто брал меня в походы, а «пикник» звучит как-то уж совсем безобидно.       И к тому же, я обещал себе, что буду исполнять прихоти Цзянь И, когда тот пропал…       — Алло? Ты здесь? Земля вызывает майора Тома…       Слышу, как И шуршит чем-то, а потом начинает жевать. Вспоминаю, что у него это нервное.       — Откуда ты вообще знаешь Боуи?       То ли он так рад, что я ещё не сбросил вызов, то ли тому, что я понял, откуда цитата, что с проступающей улыбкой в голосе отвечает:       — Он же икона, кто его не знает? — потом по звукам, отодвигает то, что жевал, и сообщает: — Значит, я не ошибался, когда говорил, что у нас вкусы совпадают!       Вспоминаю, как что-то подобное слышал от Цзы, а также своё обещание божку не быть «мистером Нет», и разражаюсь ворчанием:       — Ты прав, Боуи сейчас любой дурак знает.       — Эй!       — И ещё кое-что, по приезде я дам тебе по роже, — но Цзяня это, кажется, не пугает.       Он радостно тараторит:       — Я уже приготовил посуду, которую мы возьмём с собой, так что можешь ничего не брать! Встречаемся на станции возле супермаркета через час! — и бросает трубку.       Осознаю, что он назначил мне встречу у «Кэйрмолла», секундой позже.       После звонка я запираюсь в душе и вожусь там дольше обычного. Тупые мальчишеские потребности и тупой голос Тяня, который я переслушивал пол ночи. Отмываюсь от вчерашних проблем, убеждаюсь, что не пахну больше ни куревом, ни пивом и ставлю себе музыку, чтобы что-то шумело на фоне, пока я собираюсь.       Мамы дома нет, ушла на работу, так что квартира полностью в моём распоряжении. Никто не слышит, как я пою, и не видит, как меняю уже третью футболку, останавливая выбор на широкой мне в плечах белой. Пусть она великовата, зато смотрится классно. Да и в движениях удобна, свободно болтается туда-сюда, когда я шевелю руками. А там, кто его знает, чем пикник Цзяня может обернуться?       Сначала всовываю ноги в треники, но потом передумываю и натягиваю шорты. Сегодня жарко, а школьную одежду давно постирать пора. Сразу иду к корзине для белья и закидываю неугодную шмотку.       Зачем-то останавливаюсь перед зеркалом в ванной и оцениваю свой образ. И когда я стал таким… Глупости всё это! Угрюмо шлю себя на хуй, а в прихожей напяливаю кепку. На улице же пекло, пусть хоть так рожа прикрыта будет. Не мазать же нос маминым солнцезащитным.       До встречи остается полчаса, и я решаю добраться на метро. Велик где попало оставлять не хочется, и даже то, что это парковка «Кэйрмолла», не спасёт. Ведь теперь я там не работаю.       Закидываю телефон и наличку в карманы, поправляю застёжку кепки, чтобы не давила на шишку и выхожу.       К назначенному времени я выбираюсь из метро и по-привычке шагаю в сторону нашего с Цзыцзы места на задворках. Въезжаю, что не так, когда замечаю И и Чжаня, стоящих с торца магазина.       Цзянь жмурится, подставляя лицо солнцу, одной рукой ероша волосы, а другой прижимая к груди какую-то жёлтую посудину. Чжэнси же как будто смотрит сквозь парня, но потом неспешно поднимает руку и тоже тянется к прядям И. Даже издалека мне видно, что волосы у Цзяня влажные.       Может, он тоже с утра в душе подзавис, решая «вставшие» проблемы?       Кривлюсь от мысли о Цзяне и дрочке в одном предложении, прошу свой мозг даже не представлять это. А потом замираю взглядом на руке Чжэнси. Протянута, но висит в воздухе. Будто вот-вот коснется, но что-то её останавливает. Однако проезжающая мимо машина решает дилемму Чжэнси, и превращает его жест из попытки погладить волосы в попытку спасти друга из-под колес.       Фыркаю от их кривляний, и мысленно делаю вывод, что Тяня поблизости нет. Похоже, задерживается. И не то, чтобы меня беспокоит, где он… Скорее, я переживаю о том, что меня здесь увидит кто-то из тех, с кем я работал, поэтому хочу поскорее убраться.       Проверяю по карманам курево, отмечая, что парни взяли с собой какие-то вещи: у Чжаня рюкзак, у Цзяня сумка; а я вот даже не додумался переложить сигареты в карман шорт. Припёрся налегке! Как и советовал Цзянь. И на кой-черт я его вообще послушал и согласился?       — Привет, — уныло машу им, подходя ближе.       Цзянь семенит навстречу, жизнерадостно шпаря:       — Утречка, Рыжик! Рад тебя видеть! — за что и получает обещанное: по голове. Волосы реально мокрые, и, нет, мозг, пожалуйста, не надо картинок. — Ты действительно пришел…       Договаривает И уже без особого энтузиазма.       Киваю Чжэнси вместо приветствия, и он сдержанно отвечает тем же. Его заставили сюда прийти как и меня?       Указываю на жёлтую посудину, у Цзяня в руках и спрашиваю:       — Это что?       — А это наша еда! — он открывает крышку, как оказалось, кастрюли, и внутри я вижу мешок риса, пару пачек специй и упаковку сушеных овощей. Всё в традициях Цзяня и Тяня. И как Чжэнси такое допустил? — Сейчас дождемся Хэ и поедем!       В радостном предвкушении И пружинит на стопах и вертит головой в поисках четвертого участника нашего сборища, а я запускаю руку в кастрюлю и осматриваю то, что он взял.       И лучше бы мне молчать, но, во-первых, где моя обещанная баоцзы, а во-вторых:       — Серьёзно? Собираешься питаться этим? — верчу перед лицом Цзяня пачкой сушеных овощей, и желудок спазмом тянет от голода. — Ты был в огромном супермаркете и взял только «Залей кипятком и готово»? — читаю название с пачки и отбрасываю её обратно.       Чжань переводит невозмутимый взгляд на И, а тот начинает фальшиво хихикать, чем выдает себя с потрохами:       — Я не был уверен, что ты придёшь…       Закрывает кастрюлю крышкой и делает пару шагов назад. Знает уже, что я могу врезать, а потому убирает тяжелые предметы подальше и прячется за Чжэнси.       — Поэтому не взял ничего съедобного?       Я наступаю, но молчаливый Чжань и долговязый Цзянь выглядят сейчас как тандем, который невозможно разрушить. И не важно, что я скажу, всё равно похода в «Кэйрмолл» избежать не получится. Развожу руками:       — Вам реально нравится жрать это дерьмо?       Парни переглядываются. Чжань, в попытке спасти завравшегося друга, логично заключает:       — Не нравится, но мы не знали, что взять. На природе сложно готовить, а ни у кого из нас нет опыта.       Кривлю лицо, ведь очевидно, эти придурки рассчитывали, что так всё и обернется. Разворачиваюсь в сторону «Кэйрмолла» и жестом призываю их следовать за мной:       — Идём, будете толкать тележку.       Цзянь оживает первым:       — Рыжик! Ты что, умеешь готовить походную еду? Ты нас накормишь?! — и удивляется так, будто они позвали меня не ради этого.       — А на что это похоже?       — Ура! — Цзянь догоняет и скачет рядом вприпрыжку, то обгоняя, то отставая на полшага. — А что мы будем есть?       Оборачиваюсь назад, проверяя, не отстал ли Чжэнси, а потом пытаюсь угомонить Цзяня, подставив ему подножку. Однако И уворачивается, под озабоченное «аккуратнее» и «смотри куда идёшь», и Чжаню даже приходится нагнать нас, чтобы схватить Цзяня за локоть.       — Так его и держи, — указываю пальцем на их руки, и тут же вопреки моей просьбе, но парни тут же вдруг отлетают друг от друга на пару шагов. — Да, какого?! Вообще, постарайтесь вести себя нормально.       — Это как? — спрашивает И.       — Понятие «нормальности» вообще есть в твоей тупой башке?       — Эй!       Мы проходим за раздвижные двери, а я отмечаю про себя, что уже и забыл, каково это заходить в «Кэйрмолл» не с черного хода. И секунду-другую карта магазина разворачивается в моей голове под непривычным углом.       — Эй, вы там? — оборачиваюсь и вижу, что Чжань вытянулся по стойке смирно, вцепившись в рюкзак и выпучив глаза вперед, а Цзянь стоит рядом, чересчур вальяжно опершись на тележку, которая из-под него медленно укатывалась. — Блять…       Веду их за собой, и какое-то время парни послушными зверьками следуют за мной, пока Чжэнси вдруг не замечает:       — Шань, мы этот отдел третий раз обходим.       Но что я могу сделать, если в мясном стоит менеджер!       — Да, спасибо, — киваю и натягиваю кепку на лоб. — Я слегка потерялся. Нам туда.       Указываю пальцем на вывеску «телятина, птица, свинина», и Цзянь И, будто только этого и ждал, тут же проезжает мимо верхом на тележке.       — Догоняйте! — бросает он вслед.       И о какой нормальности может идти речь, если рядом И?       Мы с Чжэнси прячим взгляды, притворяясь что с «этим» не знакомы, а когда подходим ближе, я хочу провалиться, потому что слышу, как Цзянь болтает с менеджером:       — …пришлось прийти к вам снова, потому что мой друг считает сушеные овощи несъедобными, — он указывает на меня пальцем и добавляет: — Но возврат не нужен, спасибо, что уточнили.       Мужчина улыбается Цзяню и, проявляя дружелюбие, сообщает:       — Беспокойство о клиентах — моя работа, — а потом, щелкнув пальцами в жесте, в котором я узнаю его «поторапливайся, не трать моё время», спрашивает: — Так что желаете?       Цзянь переводит на меня взгляд:       — Чего мы желаем?       Я чуть-чуть откашливаюсь, чтобы поменять голос, и, не поднимая глаз, прошу:       — Килограмм мраморной говядины, пожалуйста.       Менеджер снова щелкает пальцами, и в этом жесте уже считывается «спасибо, что не тратите моё время», а потом отходит взвесить товар.       Выходит вроде неплохо, однако Цзянь подозрительно косится в мою сторону и подкатывает на тележке вплотную:       — Ты его знаешь?       Складываю руки в замок на груди и сурово разглядываю прилавок:       — С чего ты взял?       — С того, что мы трижды обошли этот отдел, а потом ты сделал вид, что, — он откашливается и произносит намеренно преувеличенным басом: — Твой голос звучит вот так.       — Ничего подобного, — я на пятках разворачиваюсь от прилавка, а Цзянь крутит головой.       — Можешь сказать. Если надо, я и прикрыть могу, — опирается ладонью на моё плечо и доверительно заглядывает в глаза, а Чжэнси в качестве поддержки кивает.       Понимаю, что менеджер вот-вот вернётся, а эти двое так просто не отстанут, поэтому:       — Я это… — совсем не убедительно сливаюсь я. — Овощи пойду выбирать.       И только делаю шаг в сторону, как сталкиваюсь с каким-то человеком в зале. Дурацкая кепка, загородившая мне обзор, теперь полетела на пол, ведь за козырек её сбило чьим-то плечом.       — Прошу прощения…       Не глядя даже на того, кого сбил, наклоняюсь за кепкой, а сверху раздается:       — Шань? Мо Гуань Шань? — по голосу узнаю Ийнгджи и понимаю, что всё потеряно. — Ты как?       — Мо Гуань Шань? — переспрашивает менеджер за спиной, передавая пакет с мясом ничуть не удивлённому Цзянь И.       Выпрямляюсь и оказываюсь в перекрестном огне из взглядов парней и сотрудников «Кэйрмолла». Даже, блять, какая-то женщина остановилась, чтобы посмотреть на происходящее. Что ей-то надо?       — Да, — отвечаю я. — Все окей.       — Отдыхаешь сегодня?       Ийнгджи приподнимает бровь, глядя в сторону И и Чжаня, но вперёд меня менеджер сообщает ему новость:       — А он больше тут не работает.       — Да? И почему? — парень пару секунд невинно хлопает глазами, а потом вдруг шлепает себя ладонью по лбу. — Точно! Это, наверное, из-за того, что меня перевели в ночь, да? Прости, ещё не привык. Ну, — ему явно становится неловко, — кажется, у тебя всё хорошо?       — Да, — влезает в разговор Цзянь, и я даже не против, потому что он с грохотом толкает тележку, показывая всем видом, что мы уходим. — Извините, мы торопимся.       Подтверждаю и одновременно прощаюсь с бывшими коллегами полупоклоном-полукивком, говорю:       — У меня всё хорошо, и спасибо, — а затем ухожу вслед за парнями, не оборачиваясь.       Как только мы входим в соседний отдел, И спрашивает:       — Расскажешь, что сейчас было? — я издаю скептический смешок, и Цзянь меня понимает без слов. — Ясно, не наше дело. Тогда куда дальше?       Обводит рукой отделы магазина, потому что явно толкает тележку по-инерции, без понимания, куда двигаться, и тогда я направляю парней в овощной. Там, уже расслабившись, по-хозяйски нагружаю Чжаня и Цзяня пакетами с луком, чесноком, перцем, всем, что может понадобиться для рагу. Нормального, а не того, которое делаем мы с мамой. И в заключении, отправляю Чжэнси найти пятилитровую бутыль воды, а сам зависаю над тележкой, прикидывая, сколько стоит все это добро.       — Немало мы набрали, все же. Мясо точно дорогое, — подкравшийся Чжань озвучивает мои мысли, аккуратно опуская канистру с водой в тележку.       — Ага, — хмурюсь я. — Не меньше тысячи юаней.       — Не переживай, Рыжик, — хлопает меня по плечу Цзянь, и с видом «предоставь все боссу, детка», отходит в сторону. Набирает номер, прикладывает к уху, высокомерно вздернув подбородок: — Алло, красавчик! Заходи!       Боковым зрением любуюсь, как сильно Чжань закатил глаза.       Тянь появляется минутой позже, и я сурово выдыхаю. Они точно всё спланировали.       — Извините за опоздание, — машет нам рукой Тянь, но привлекает внимание, наверное, всех проходящих мимо девушек. — Готовы выдвигаться?       Цзянь, Чжань и даже я отступаем в сторону, и Хэ открывается вид на забитую под завязку тележку, полную неоплаченных продуктов. Он мгновенно соображает, зачем именно его вообще позвали.       Однако его гнев почему-то обрушивается только на меня.       — Негодный мальчишка! — улыбка на его лице меркнет и моментально сменяется угрюмостью. — Я интересую тебя только в ситуациях, похожих на эту?       Он приподнимает моё лицо, пальцами ухватив за щеку. Между прочим, за ту самую щеку, которую целовал в парке, и не то чтобы я обращал внимание на такие детали, но постановка его вопроса определенно намекала на нечто большее.       Наклонившись, Хэ заглядывает мне в глаза, и я не выдерживаю напряжения:       — Ты слепой придурок! — отбиваюсь от его руки и указываю в сторону парней. — Очевидно же, что эти двое всё подстроили!       — Решил перевести стрелки, малыш Мо? — даже не ведёт в их сторону бровью. — Угрызения совести мучают? Просто признайся…       — В чём? — тыкаю пальцем ему в грудь. — И если ты меня интересуешь только из-за денег, что с того?       Переваривает информацию Тянь быстро, быстрее, чем я понимаю, что ляпнул:       — Значит, это признание?       Улыбочка расцветает в том месте, где только что была хмурая рожа, а мне сразу же хочется съездить по ней кулаком.       — Заканчивай! — пихаю его в грудь и отхожу в сторону. — И оплати уже покупки! До вечера, что ли, хочешь здесь протусоваться?       Хмуро начинаю выкладывать товар на ленту. Чжань и Цзянь следуют моему примеру, а Тянь уходит вперёд, сверкая своей чёрной карточкой.       На парковке, облокотившись на тачку, нас встречает Цю Гэ, и я думаю: хорошо, что не взял велосипед. Загружаем купленные продукты в багажник и располагаемся: Чжань у окна, Цзянь рядом с ним, тут же и я зажат, потому что Хэ не захотел садиться на переднее сиденье и впихался рядом со мной спиной к окну, нагло сложив свои ноги поверх моих. Не сопротивляюсь, потому что горбатого могила исправит. Да и выглядит это как обычный тяневский каприз — всё уже привыкли, да и я тоже.       Тоже…       Смотрю вниз на тонкую брючную ткань, обтягивающую бедра Тяня, и слегка переступаю с одной пятки на другую. Не то чтобы мне неудобно или тяжело, просто хочу ощутить его тепло полнее, ближе…       И любопытно, что Тянь, словно чувствуя это, подныривает ногами под мои и прижимается теснее. Будто и ему хочется, будто и ему интересно, каково это. Тоже.       Хэ с широкой улыбочкой как ни в чем не бывало спрашивает:       — Ну, что? Куда едем?       Машина уже движется, а дорога ровная, но я цепенею, и, кажется, даже втягиваю живот, пытаясь сильнее вжаться в сидения. Опасаюсь любого поворота, любой кочки, даже не дышу, потому что шорты чуть оголяют бедро, а левая нога Тяня так весомо прижата к моей… Слишком близко. Даже камушек под колесами может заставить эту ногу сдвинуться и задеть мой…       — Членский вход только для участников группы «Однажды»! Эксклюзивное местечко! Ха-ха! Шучу! — радостно отзывается Цзянь И, разбивая это чертово напряжение. — И я уже давно кинул координаты братцу Цю! Приедем через пару часов.       «Пару часов!» — паникую я.       И Чжэнси скучающе заявляет:       — Тогда я буду играть в игры в телефоне.       — Ну-у-у, — канючит Цзянь и бьёт его по рукам. Чжань недовольно озирается на него. — Давайте вместе во что-нибудь поиграем.       — Например? — подаётся Тянь вперед, и я чувствую, как его колени делают опасный сдвиг.       Бежать некуда, и я скрещиваю руки на груди, будто меня это вовсе не волнует. Хэ стреляет взглядом в мою сторону.       Цзянь И:       — В города?       — Я нихуя не знаю города, — отталкиваю Тяня в плечо. Харе пялиться! — И вообще буду спать!       — Уступить мои колени, малыш Мо? — пальцами проводит по своим бедрам, будто стряхивая пыль.       Дернув головой, я нарочито расслабленно откидываюсь на подголовник и закрываю глаза.       — Мне и так удобно.       Слышится скептический смешок, но он теряется в гуле мотора и шума ветра из приоткрытых окон.       — Вот как, — пальцы Тяня задевают кожу на коленях, заставляя меня распахнуть глаза.       — Отвали!       Цзянь:       — Чжэнси, убери телефон!       В салоне ненавязчиво играет классический рок, заглушаемый буйством, происходящим на задних сиденьях. Когда всем надоедает спорить, и мне удается притвориться спящим, я узнаю несколько песен. У братца Цю неплохой вкус, если так посмотреть: на музыку, на мотоциклы.       Дорога занимает часа три, не меньше, а Цзянь нихуя не прав. Я так рад, когда мы выбираемся из машины, что готов присоединиться к его ликующим крикам:       — Ва-а-а! О-о-о! Мы наконец-то здесь!       Пока этот придурок бежит к берегу, радуясь всему подряд, мы с Чжэнси выгружаем пакеты, и даже Хэ принимает участие, перехватывая кое-что из моих рук. Цю Гэ безучастно закуривает сигарету.       Следом за И спускаемся к берегу и опускаем мешки на камни.       — Водичка такая чистая! — прыгает от возбуждения Цзянь, взметая брызги ногами. — Юху-ху!       — Если вы хотите есть, то пора приниматься за работу! — перекрикиваю его вопли я.       Тянь откликается из-за экрана телефона:       — Хорошо, ты здесь босс, — и я думаю: неужели он снова меня фотографирует?       — Ты, — тут же указываю на него. — Идёшь с Чжанем за ветками. — Большим пальцем тыкаю себе в грудь: — Я замариную мясо и буду готовить. Ну, а ты, идиотина… — перевожу взгляд на Цзянь И. — Помоешь овощи.       — Следи за языком!       — За работу! — хлопаю в ладоши я, и все разбредаются по моим поручениям.       Сажусь смешивать специи в кастрюле Цзяня, а тот как обиженный ребенок тащится на камень у реки с двумя пакетами овощей. Ничего, пусть займется делом. Тянь и Чжэнси вскоре пропадают из моего поля зрения, и на какое-то время становится тихо, но я забываю «главное правило родителя»: если ребенок молчит более десяти минут, значит, происходит нечто невообразимое.       Оборачиваюсь и замечаю, как вдоль реки проплывает подхваченный течением зелёный перчик. Сам же Цзянь И в окружении острова из овощей даже не следит за тем, куда они деваются после того, как он их помоет.       Тысяча юаней потрачена на продукты, а этому придурку совсем посрать!       — Цзянь И! Лови их! — подрываюсь на ноги я.       — Кого? — парень поднимает глаза, и замечает только как с другой стороны реки из леса выходят Тянь и Чжэнси. Смотрит на меня с немым вопросом, типа, чего их ловить-то?       — Да не их, а овощи, бля, придурок!       — О нет! — замечает Цзянь И. — Они уплывают!       Я хватаюсь за голову руками: «Тысяча юаней! Сумма за продукты, как наш с мамой долг за комуналку! И все они уплывают вниз по реке!». Однако Чжань вовремя приходит Цзяню на помощь. Часть продуктов всё же удается спасти.       «Спокойно, Шань», — думаю я. «Не ты же платил за всё это».       А тот, кто платил, вскоре приближается ко мне.       — Смотри, Шань. Хорошо гореть будет, — и в руках у него вместо веток выдранное с корнем маленькое деревце.       — Да за что мне это! — шлепаю себя ладонью по лицу. — Тебя в детстве не учили, как костер разводить?!       Тянь разводит руками, мол что не так, целое дерево же есть. И приходится объяснять на пальцах:       — Горит только то, что изначально трещит как костер, — надламываю ветку у Хэ на глазах, и она даже не ломается, а просто сгибается пополам, оголяя зеленую кору. — Видишь?! Только дымить зря будет, если вообще загорится.       Вспомнился момент из детства: я, мелкий совсем, точно так же принес отцу веток для настоящего лагерного костра, с большим трудом ободрав деревья, а он меня за это несправедливо — как мне тогда казалось — отругал, не оценив моих стараний.       Тянь перехватывает меня за руку, поднося её к своему лицу:       — Вижу, — и заглядывает в глаза. — Никогда не прекращу удивляться тому, сколько в тебе разных талантов.       Выдергиваю руку и ворчу:       — Это не талант, бля, — и делаю вывод, что кэмпить в детстве Тянь не ходил. Значит, пиздел мне тогда на скамейке у сэндвичной лавки. — Ладно. Собери те ветки, что валяются на берегу.       Из камней я сооружаю очаг, Цзянь и Чжэнси вскоре возвращаются с частью помытых и спасенных овощей, а Тянь перепрыгивает с камня на камень, собирая веточки.       — Чем-то помочь? — осведомляется Чжань, и я кручу головой. — Что ты делаешь?       Он садится рядом и наблюдает за моими руками.       — Готовлю костер, — отвечаю, сминая кое-какую бумагу, найденную в пакетах из магазина.       — Фу-уф, — Цзянь ложится плашмя на землю. — Оказывается, это всё так сложно!       — Не сложно, просто вы идиоты… — сосредоточенно выстраиваю «шалаш» из веток, которые успел собрать Тянь, и машу ему рукой. — Эй, ты, иди сюда! Зажигалка есть?       Вместо ответа, он проверяет карманы и высовывает наружу что-то блестящее и черное.       Я кричу:       — Да! Двигай сюда, поджигать будем!       Парни собираются вокруг меня, а я, точно бог огня, щелкаю тяневской зажигалкой на бумагу, показывая первобытным людям, как это делается. Пламя поднимается быстро, начинает лизать ветки, и я надеюсь что их хватит, чтобы разгорелось то сырое дерево, что лежало рядом.       — Момент истины, — сообщаю я, поднимаясь с корточек. — Не дайте пламени затухнуть.       — Как? — поднимает на меня голову Цзянь.       Складываю губы трубочкой и резко выдыхаю, поясняя:       — Вот так делайте, — на лицах всё ещё непонимание. — Дуйте!       Осознав, что надо делать, парни почти свистят от старания, чтобы мои труды не пошли прахом. Я подтаскиваю бедное деревце ближе к очагу, отламываю несколько тонких ветвей и бросаю в пламя. Десять секунд, и наш костер гаснет.       — Блять.       — Я такой голодный, — хнычет Цзянь И. — Как думаете, доставка сюда есть?       — Заткнись! Я сохранил часть бумаги, чтобы попробовать снова.       Тянь поднимается и трется головой о моё плечо:       — Малыш Мо такой ответственный.       — Отвали! — даю ему щелбан и взмахиваю на парней руками. — Чё разлеглись? Надо собрать ветки снова.       Теперь уже мы все вместе ходим по берегу, собирая хворост. Цзянь стонет, Тянь околачивается возле меня, и только Чжэнси делает что-то полезное.       Собираемся кружком, когда я командую, что веток достаточно. Повторяем процесс розжига, но пламя опять гаснет. И бумаги больше нет.       — Да твою ж! И как мне готовить без костра?       — Знаешь, Рыжик, — Цзянь выуживает из пакета зеленый перчик и протягивает его мне. — Это можно есть и без готовки.       На лицах у них написано смирение, даже Чжэнси уже готов сдаться. Долго смотрю на протянутую руку с перцем, пока Чжэнси не берет его вместо меня, и я в отчаянье натягиваю козырек кепки на лицо:       — И почему я, блять, вообще согласился поехать?!       И тут сзади раздается низкое:       — Двинься.       Задираю козырек кепки и поднимаю глаза. За мной стоит братец Цю, в губах у него зажата сигарета, а подмышкой охапка дров и палок. Со своим белым ежиком он мне почему-то напоминает Цзыцзы. И кажется, нужно добавить только одну маленькую деталь, чтобы картинка сложилась. Типа сережку-звездочку под губу. Или улыбку.       — Что смотришь? Ноги убери, — кивает он вперёд, и я сдвигаюсь в сторону.       Цю вычищает всё дерьмо из нашего очага, кладет нормальное топливо и чиркает зажигалкой.       — Тарелку мне занесешь, как приготовишь, — выразительно смеряет меня взглядом и уходит.       И я думаю, чё сейчас было? Неужели я на что-то нарвался?       Однако рассуждать об этом некогда, ветки скоро прогорят, а значит, надо начинать готовить. Поручаю Чжэнси чистить овощи, Тяню нарезать, а Цзянь И помешивать варево.       — Сейчас добавлю рис, зальем это водой и оставим тушиться, — объясняю я.       Слушает меня похоже только Чжань, который без подсказок, подтягивает к себе пятилитровку воды и отвинчивает крышку.       — А сколько будет готовиться? — уточняет Цзянь И, чуть ли не капая слюной в кастрюлю.       — Только не говори, что пытаешься что-то запомнить, — отбираю у него перец, который он пытается сожрать и кидаю в масло.       — Эй, я вообще-то голодный!       Насыпаю рис, и Чжэнси спрашивает:       — Налить воду?       — Нет, ждем пока рис немного поджарится.       — Понял.       За внимательность, я накидываю Чжэнси несколько баллов в своём рейтинге помощников и добавляю:       — Я делаю это, чтобы потом рис быстрее сварился.       Он кивает, а Тянь подходит со спины и проводит пальцами по моему затылку:       — Малыш Мо такой умный.       — Не трогай, — машу рукой я. — У меня там болит.       — Что болит?       Тянь присаживается рядом и устраивает локти на коленях.       Ну да, вспоминаю я, теперь же ему всё интересно.       — Шишак поставил.       — А почему ты постоянно в синяках, Шань? — вопрошает Цзянь И у неба, развалившись звездочкой на земле. — Вечно эти пластыри носишь. Этот Шэ Ли достаёт тебя?       — Я не видел его с того раза, — отвечаю только на часть, и сразу же перевожу тему: — Пора добавлять воду, Чжань. Сейчас хорошенько перемешаем и закроем крышкой.       — Вкусно пахнет, — сообщает Тянь, будто помогая отвлечь внимание Цзяня.       Перевожу взгляд на Хэ, но от его маниакальной улыбочки рябит в глазах, так что я сразу же отворачиваюсь.       Через двадцать минут еда готова, и тут же обнаруживается, что Цзянь идиот. Он не взял даже тарелок.       — И как мне, по-твоему, отнести порцию Цю Гэ? — тыкаю негоднику пальцем в голову. — И как мы будем есть?       На выручку приходит рассудительный Чжань:       — Двое будут есть из кастрюли, а двое из крышки. Цю Гэ отнесем то, что в кастрюле останется.       — А приборы?! — для устрашения, я продолжаю мучать Цзяня.       — Из веток сделаем. Сейчас отломлю от того дерева, что Тянь принес.       Чжань оттаскивает Цзянь И в сторону, а Тянь аккуратно вынимает из моей руки нож. Когда он там оказался?       — Только потому что Чжэнси такой хороший, не думай, что я забуду, как ты проебался! — показываю Цзяню жест «я слежу за тобой», а Тянь смеется.       Чжэнси обжигает «приборы» на костре и вручает нам с Тянем палочки и крышку от кастрюли с горкой риса и овощей. Сам же усаживается напротив Цзянь И, который уже начал есть.       — Осторожнее, — беспокоится Чжэнси. — Горячо же.       Цзянь машет на открытый рот рукой, а проглотив, сообщает:       — Но так вкусно!       Смотрю, как эти двое бесстыдно поглощают еду из одной миски и вдруг замечаю, что Хэ уже тянет в рот кусок мяса с крышки.       — Эй, ты что делаешь?! — отодвигаю от него еду, отворачиваясь всем телом. — Кто сказал, что мы одновременно жрать будем?!       — Значит, когда закончишь, мне достанутся объедки? — и смотрит на меня точь-в-точь взглядом той бездомной собаки с парковки «Кэйрмолла».       Ну и пускай смотрит.       Устанавливаю ручку от крышки между колен, чтобы не держать руками, и приступаю к еде. Тянь в это время на меня пялится.       — Чё? — с набитым ртом получается неразборчиво и незлобно.       Думаю: «Хочешь что-то спросить, сейчас самое время. Придурки заняты едой, а мы с тобой сидим отдельно. Они даже не услышат, о чём мы разговариваем».       Однако Тянь не улавливает телепатической связи.       — У тебя щечки надулись.       — И чё? — хмурюсь я.       Тянь, видимо, тоже решив, что «придурки не заметят», решает использовать это по своему. Придвигается ближе, хватает меня за подбородок и кусает за щеку. За ту самую, блядь, щеку, которую целовал и щипал раньше. На ней что, стоит фирменное клеймо Хэ Тяня?       — Охуел?!       — Тщательнее пережевывай и не торопись. Я за то время, пока ты ешь, не оголодаю.       — Да, кто, блять, о тебе переживает?!       Когда я кончаю со своей половиной и вручаю Тяню крышку, Цзянь и Чжэнси уведомляют меня, что оставили рис для Цю Гэ и его можно нести.       — Так сами бы и отнесли!       — Нет, — сыто отваливается Цзянь, складывая руки на живот. — Он просил тебя.       В этом он прав.       Беру свежие «приборы» из тех, что приготовил Чжань, складываю их в кастрюлю и взбираюсь на гору, где стояла тачка Цю. У неё опущены окна и открыта задняя дверь, оттуда торчат ноги Цю. Негромко играет музыка, и я слышу его мычание в такт.       — Я тут еду принес! — сообщаю о своем приходе, не приближаясь.       — Оставь на земле, — откликается Цю.       «И всё?» — перевожу дух я. Он разве не поговорить со мной хотел? Опускаю кастрюлю на землю, и слышу, как скрипят сидения в автомобиле.       — Постой, — Цю выбирается наружу и сразу же лезет в карман за пачкой. — Куришь?       — Ну…       — Да или нет, парень? Я не твоя мать, чтобы осуждать.       Почему он не сказал «отец»?       — Курю, — цежу я, и протягиваю руку.       Цю вкладывает в неё сигарету и дает мне первому прикурить. И даже в этом жесте я узнаю что-то от Цзы.       — Огня хватило, чтобы сварилось? — Цю кивает на кастрюлю и склоняет голову к зажигалке.       — Ага, нормально.       Всё происходящее ощущается максимально неловко. Хотя, если присмотреться, Цю вряд ли был на много лет старше Цзы, может на год или два, но рядом с ним хочется вести себя по-другому. От него веет опасностью и при этом — надежностью.       Он наклоняет голову, помогая рукой, чтобы устрошающе хрустнуть позвонками, а потом подходит к дверце водителя, чтобы убавить музыку.       И спокойно спрашивает:       — Скажи, кто-нибудь из этих троих знает, что ты участвуешь в боях за деньги?       И мне хочется язык проглотить вместе с сигаретой, но по железобетонному взгляду Цю я понимаю, что он ждет от меня четкого ответа:       — Нет.       Он кивает и затягивается сигаретой, а я решаюсь спросить:       — А откуда вы знаете?       В уголках губ у Цю появляется что-то похожее на улыбку, однако черты лица это не смягчает.       — Слухи дошли. Помнишь охранников в имении Хэ-старшего?       И сообразив что к чему, я ругаюсь:       — Бля, они всё же разболтали…       — Не совсем, — Цю выкидывает сигарету и затаптывает её ботинком. — Я один из тех, кто составляет рейтинг на стене и следит за боями на второй точке. Хотя для нас вторая точка — это как раз вы. Про Бриллиантового Фудзи там давно начали говорить. Мелкий шкет с рыжими волосами, хорош. Потом я увидел тебя, а после наводящих вопросов охране клуба я узнал всё, что требовалось, чтобы сделать выводы.       Пока Цю говорит, докуриваю сигарету до фильтра, но продолжаю рассеянно держать в руке.       — А почему нельзя, чтобы кто-то из них узнал? — киваю в сторону берега я.       Цю ныряет головой в машину, выкручивая обратно рычажок громкости, а затем, выпрямившись, улыбается мне по-настоящему.       — Забыл первое правило?       Возвращаюсь к друзьям, и Цзянь рассказывает мне свой великий план:       — В горах есть исцеляющий от всех болезней источник, — указывает наверх, в сторону зарослей. — И мы туда идём!       — Бля, типа поел и стал таким бодрым? Только что же валялся на земле, — отмечаю, что Чжэнси уже прибрался, сложив мусор в пакеты.       Я добавляю туда свой бычок, и проверяю, все ли ветки прогорели в очаге.       — Ага, — без обид воспринимает Цзянь И. — Поел твоей вкусной еды и зарядился!       — Малыш Мо, от тебя куревом пахнет? — жмется Тянь, будто мог соскучиться за десять минут, что меня не было.       — Рядом с Цю Гэ стоял, — отмахиваюсь я.       — Надо взять с собой воду, — Чжань дергает пятилитровку за ручку. — У кого-нибудь есть что-то поменьше этого?       Мы переглядываемся, понимая, что вопрос риторический. В итоге в горы выдвигаемся без пресной воды, еды и каких-либо вещей. Безопасность нашего путешествия под очень большим вопросом, но к нашей чести у нас есть идиотизм и отвага.       — Что, если мы заблудимся в горах? — идиотизм оглядывается на одинаковые деревья вокруг.       — Не переживай, — отзывается отвага. — Если ты упадешь в яму, братец Цю тебя отроет.       Цзянь показывает средний палец за спину:       — Заткнись, Хэ Тянь.       Добираемся до ровного участка дороги, и появляется время выдохнуть и осмотреться по сторонам. Цзянь И начинает восхищаться каждой кочкой. Он полон энтузиазма, и, похоже, в самом деле наслаждается процессом:       — Смотрите, сколько цветов! А какие деревья! Вау, это что, колючие кусты?       Чжэнси спасает его, вручив свою куртку, а в это время Тянь обхватывает меня со спины, именуя свои действия «защитными объятиями». Приходится постараться, чтобы от него отбиться, но в какой-то момент я даже жалею, ведь из-за этого наступаю ногой в ебучий муравейник.       — Куда ты побежал, малыш Мо? — смеется Тянь, пока я быстрым шагом пытаюсь уйти от полчища разгневанных муравьёв.       — Подкармливать этих малышей, сидя на скамейке возле парка, одно, но быть в лесу на их территории — это другое! — важно замечаю я, но Хэ от этого только ещё громче хохочет.       Восхождение занимает около получаса, а под конец приходится карабкаться по отвесному склону, цепляясь руками за траву и ветки деревьев. К вершине мы с Тянем добираемся последними, потому что он то и дело пытается «помочь», подтолкнув меня под зад, из-за чего мы чуть не деремся.       Однако вверху нас ждет:       — Источник! — вопит И. — Прямо здесь! Настоящий!       Цзянь бросается к воде, прихватив Чжэнси с собой, каким-то магическим образом успевая сдирать с обоих одежду.       И когда их мельтешащие фигуры смещаются вглубь обзора, передо мной открывается нереальный вид — такие я видел только в рекламе или на открытках. Из-за ветвей деревьев искрится залитое солнцем небольшое озеро. С противоположной стороны его окружают темно-серые скалы, а сверху ниспадает пенящийся на камнях водопад. Зеленая трава и кусты вокруг только подчеркивают нереальную глянцевую красоту природы.       — Вау, — выдыхаю я сипло, и тут же падаю на задницу. — И я, пожалуй, отдохну.       Снимаю с себя кепку и утираю ей пот с лица. Поднимая глаза, вижу, как Цзянь голой «бомбочкой» заныривает в воду, как Чжань снимает с себя носки, оставаясь, и спасибо ему за это, в трусах, и как Тянь снимает футболку.       — Скорей! — кричит Цзянь. — Здесь неглубоко!       И Чжэнси спешит к нему в одном носке, пока наконец не сдергивает его и не прыгает в воду.       — Ура! — хохочет И, тряся причиндалами над водой. — Осталось ещё двое!       Тянь роняет футболку на землю и, расстегивая штаны, переводи взгляд на меня.       — Эй, малыш Мо, — заставляю себя не бегать глазами по его телу, а только отвечать на его прямой взгляд, но несколько раз проебываюсь, что нисколько не смущает Тяня. — Ты чего там сидишь?       — Отдыхаю, — в одно движение его штаны оказываются там же, где футболка, и он остаётся в одних трусах. — Блядь! Ты с ума сошел?       Тянь невинно передергивает плечами и, раскинув руки в стороны, начинает приближаться ко мне.       Отползаю в сторону, оглядываюсь по сторонам. Бежать мне некуда: вокруг только несколько деревьев, а внизу обрыв. Думаю о перспективе свалиться туда, возвращаюсь глазами к Тяню, который уже успел подойти вплотную, и грозно спрашиваю:       — Хер ли ты задумал?!       И снова этот приторно-заботливый тон:       — Ну же, — отрывает меня от земли за руки и начинает оттеснять своим голым телом к воде. — Пошли поплаваем вместе?       — Нет! — пячусь назад, а Хэ перекрывает пути отступления, так и норовя заключить в объятья. Я кричу за спину: — Спасите!       Цзянь же только поддакивает:       — Давай, Тянь! Тащи его!       Отвлекаюсь, чтобы высказать придурку всё, что я о нём думаю, и в этот момент пальцы Хэ оказываются у меня под футболкой! Я так теряюсь, что слова застревают в горле.       — Шань, — хриплый голос мурашками покрывает моё тело, и Тянь, будто зная это, прижимает меня крепче и отворачивает в другую от берега сторону. — Никто не смотрит.       Он глубже запускает руку мне под майку, и внимания больше не хватает, чтобы замечать, как Цзянь и Чжэнси плещутся в воде. Пальцы у Тяня прохладные, щекочут кожу, поднимаясь от нижнего пресса к верхнему, задерживаясь там, где вырисовываются бугорки мышц. Сердце бешено стучит, когда Хэ доходит до ребер, и я больше не могу это выдерживать. Понимаю, что он обязательно заметит мой зашкаливающий пульс, и в итоге сам начинаю раздеваться в его руках. Бросаю на землю кепку и завожу руки назад к лопаткам, стягивая с себя футболку.       — Пиздец, — выдыхаю я, чувствуя, что из-за наших действий у меня еще и затвердело в штанах, и мысли о тётушке Фэй не помогают!       А Хэ после небольшой паузы издает довольный смешок:       — А теперь шортики! — и его пальцы резко спускаются вниз, а я в панике бью ему локтём в грудь.       Мы боремся, падаем на землю, и я защищаю причиндалы одной рукой, пытаясь одновременно подтянуть шорты другой, пока Тянь, нависая сверху, щиплет и щекочет меня.       — Отстань, придурок! — вскрикиваю я, когда ему особенно больно удается ущипнуть меня за сосок и в этот же момент сдернуть шорты, оставив без защиты. — Пусти!       Однако Тянь не отпускает:       — Держись за меня покрепче, — командует он радостно, на правах победителя, и берет меня на руки.       Тянь поднимается, мы оказываемся животом к животу, а место, которое я пытался защитить, сейчас откровенно упирается ему в тазобедренную косточку. И он, как назло, еще и слегка подбрасывает меня за бедра, устраивая поудобнее.       — Эй?! — пытаюсь взглянуть ему в лицо, заливаясь краской. — Эй!       Ведь он почувствовал и точно понял… Но Тянь не смотрит в ответ, а только вглядывается в озеро, прицеливаясь. Плотнее перехватывает, ухватившись ладонью за ягодицу, и прикрывает мой позор собой. Языком движений говоря: «я знаю».       И по улыбке понятно, что мой стояк не беспокоит его, скорее, наоборот. Не успеваю подумать, что «наоборот», как Тянь срывается с места и прыгает в озеро.       Мы плюхаемся в воду с громким всплеском, мгновенно погружаясь с головой. От неожиданности дергаюсь, пытаюсь вырваться и беспорядочно бью руками и ногами, сам не зная, куда. И там, пока нас никто не видит, Тянь быстрее ориентируется, что делать. Хватается за моё тело так, чтобы погрузиться ещё ниже, а оказавшись на одном уровне с моим членом, говорит что-то. И могу поклясться, что от пузырьков, всплывающих на поверхность, я слышу тяневское: «Привет, Мо Джуниор-джуниор». Пытаюсь ударить его по голове, но в воде невозможно размахнуться, и Тянь успевает перехватить кулак. Затем он переворачивается, отталкивается от дна ногами и, врезавшись плечами мне в бедра, выталкивает нас обоих на поверхность. Приходится вцепиться Тяню в волосы, чтобы не наебнуться в процессе.       — Бля! — первым глотаю воздух я.       Тянь держит за руку, телепатически передавая: «Это чтобы прикрыть тебя»; в это время мои ягодицы лежат на его плечах, а Мо-младший упирается в затылок…       Прикрыл, ага!       «Мог бы просто оставить меня в воде. Тут по пояс!» — тяну Хэ за волосы, и тот не упускает возможности, упереться скулой в моё голое бедро и быстро проехаться зубами по коже, вызывая у меня повторный ступор вперемешку с новой волной жара в животе.       — Ха-ха! — смеётся он, когда я, как когда-то в спортивном зале, сжимаю его голову бедрами, не давая вертеться.       — Ты что делаешь?! — ударяю Тяня по макушке, и почти падаю, когда пытаюсь отодвинуть Мо-младшего, но Хэ ловит меня за колено и тянет вперёд за руку, прижимая к своей шее ещё плотнее, чем было.       У меня аж яйца поджимаются от такого.       — Я тебя держу, — отвечает он, легонько проходясь пальцами по коже бедра.       И ведь знает же, что творит, сука…       Вода стекает с меня на него, и я стараюсь игнорировать прикосновения, чтобы не провоцировать ещё больше и не елозить Мо-младшим по его шее.       В это время Цзянь и Чжэнси уже откровенно пялятся на нас.       — Сиси, я тоже так хочу…       И тычет пальцем в плечо Чжаня, а я от такой публичности хочу утопиться. Больно дёргаю Хэ вперёд за волосы, но тому, похоже, это нравится, у него уши подозрительно покраснели… Блядь!       — На тебе трусы есть? — строго спрашивает Чжэнси.       — Что за неприличные вопросы, Сиси?! — возмущается Цзянь, понимая, что покатушек не предвидится.       И пока парни заняты собой, Тянь запрокидывает голову и проезжается затылком там, где напряжение, кажется, уже достигает предела.       Меня скручивает, и на секунду я забываю обо всём на свете. Как же, сука, это приятно. Цепляюсь за чужие волосы, притягиваю ближе, и Тянь рвано выдыхает мне в бедро.       В уши врезается плеск воды, и я возвращаюсь на Землю. Майор Том, что мы творим?!       — Может, сам проверишь? — кокетничает неподалеку Цзянь И.       Чжань оборачивается к нему, а я в этот момент кое-как катапультируюсь в воду.       В падении успевая услышать смущенное:       — Нет… — от Чжаня, который ныряет в воду, пытаясь скрыть красные щеки.       Плыву в сторону Хэ, и по моему взгляду тот понимает: час расплаты настал.       — Малыш Мо, будь со мной нежен! — просит он.       И даже это как одна большая шутка-намек на то, что между нами сейчас было. Сгорая от стыда, я отвешиваю Тяню такую затрещену, что ярко-красный след от моей руки остаётся на плече, будто запечатлен там навечно.       — Ещё раз так сделаешь, убью нахер!       — А будет ещё раз? — Тянь с мечтательным предвкушением закусывает губу, а я бью по воде, чтобы как следует окатить его брызгами.       — Во что вы там играете?! — плывёт к нам И, но также получает фейерверк брызг в лицо. — Ну, всё, Рыжик! Ты меня достал! Я даже не посмотрю на то, какой вкусный обед ты приготовил!       Цзянь делает кувырок в воде, а потом хлещет ногами по поверхности так, что нам с Тянем приходится нырнуть, спасаясь. На нас не попадает, однако достаётся Чжэнси, и оставшееся время мы пытаемся выяснить, кто кого окатил, и перекрестным огнём отомстить друг другу.       — У кого есть полотенце? — спрашивает Цзянь, когда мы выбираемся на берег.       Плавание помогло нам остыть и смыть пот после подъема, но теперь хотелось только избавиться от мокрых трусов и выбраться из леса к солнцу.       Пока мы трое, повернувшись спинами, раздеваемся, Цзянь ходит вдоль берега и, поглядывая на наши голые задницы, собирает свои скинутые где попало вещи.       — Ни у кого? — повторяет вопрос он, отцепляя носок от куста и задерживаясь глазами на ягодицах Чжэнси. Я не хотел этого видеть.       Неизвестно когда, но И уже успел надеть на себя футболку и спортивки. Теперь только мы стояли голыми.       — Ни у кого, — отвечает Чжань.       Парень наклоняется, чтобы натянуть на ноги джинсы, те самые с дырками, которые заходил как-то ко мне зашивать. Цзянь, засмотревшись на него, почти падает следом за носком.       — А-а-а! Колючки! — и уже более воодушевленно: — О, я нашёл свои труселя!       Чжэнси только головой качает, а Тянь, глядя на них, смеётся и тычет меня в ребро. Наконец мы одеваемся, и Чжань вручает нам по ветке, наказывая повесить на них мокрые вещи. Накидываю ему ещё баллов за хозяйственность, а Цзянь, кивнув на слове «мокрые», начинает лицо вытирать трусами, как полотенцем.       — Ты что делаешь? — чуть не выкрикивает Чжань, пока И пятерней собирает волосы и отжимает в бельё получившийся хвостик.       Цзянь невинно пожимает плечами:       — Чего? Это всего лишь кусок ткани!       Я раздумываю, накинуть ли баллов за хозяйственность Цзянь И, когда меня отвлекает Тянь:       — А вода есть? — он упирается холодным носом в моё плечо и тяжело вздыхает. — У меня во рту пустыня.       Тянь облизывает губы, а я на всякий случай сбрасываю его голову и отхожу. Ветка за моей спиной в этот момент как будто становится тяжелее.       Цзянь усмехается чему-то, а потом присоединяется к Хэ:       — И я хочу пить… Сиси, у нас есть вода?       Мы с Чжэнси практически одновременно поднимаем друг на друга глаза, но он опережает меня с объяснениями:       — У нас внизу пятилитровка, но надо спуститься с гор, чтобы попить, — он указывает рукой на пологую тропу вниз, и шагает в ту сторону. — Давайте здесь спустимся? Возможно, получится дольше, но так мы ещё не ходили.       Цзянь увязывается следом.       — Поддерживаю! Новый путь всегда интереснее! — он нагоняет Чжаня в два счёта, а мы с Тянем подтягиваемся следом, не сговариваясь отставая от них на два шага.       Первое время я стараюсь держаться возле парней, но слушать болтовню про их воспоминания из детского сада не очень хочется, поэтому я начинаю обращать внимание на виды вокруг и замедляю шаг.       На этот раз вокруг вместо сплошного леса поля и пастбища. Зеленый бархат тянется до горизонта и упирается в слишком яркое, чтобы на него смотреть, небо. Мы на плато, и это ощущается как бродить по раскаленной сковородке. Поджаривает и снизу от нагретой земли, и сверху. Зря послушали Чжаня и пошли этой дорогой. Кажется, он впервые оказался неправ — этот путь нихрена не интереснее… Или это Цзянь сказал? Мозг плавится, и единственное облегчение приносят облака, когда, лениво проплывая, загораживают солнце на несколько секунд.       Тянь, похоже, тоже ощущает это. Майка у него подмышками потемнела, и я замечаю это, когда он поднимает руки, чтобы убрать ещё влажные волосы назад.       Отворачиваюсь, прогоняя из головы мысли о том, что даже пот на Хэ Тяне смотрится сексуально, а он со мной заговаривает:       — Знаешь, — нагоняет и начинает идти в ногу, указывая пальцем вперёд, — эти двое уже минут десять болтают без умолку. Как думаешь, о чём?       В его тоне я чувствую укор, и вспоминаю, что обещал ему разговор, но то, что он ставит мне в пример Чжэнси и Цзяня, странно задевает меня:       — Может, у них и спросишь?       Хэ неопределенно передергивает плечами и упирается взглядом в их спины.       А я даже не знаю, на что обижаюсь. Наверное, просто завидую дружбе «Джея и молчаливого Боба», или тому, что сам не имею таких счастливых воспоминаний из детства. Подумать только, пока парни рисовали друг другу открытки в начальной школе, я из зала суда наблюдал, как моего отца лишают свободы и уводят в места заключения. Пока они занимались дребеденью, я считал мамины обмороки от усталости. Пока они проживали своё детство, я был вынужден быстро повзрослеть и начать помогать с долгами. Потом помню только подработки, и вот мне уже шестнадцать.       Вздыхаю и, чтобы отвлечься, произношу:       — Ты же не об этом поговорить хочешь?       Наши руки так близко, что костяшки почти сталкиваются друг с другом. Тянь не провоцирует прикосновение, и я тоже, но вспоминаю, что в шортах есть карманы, и можно же спрятать ладонь… Однако не делаю этого. Оставляю.       Даже сворачиваю чуть-чуть под предлогом узкой тропы, чтобы быть ближе к Хэ.       Сердце грохочет молотом, а со лба срываются крупные градины пота, когда я слегка задеваю его. Я инициатор, и, кажется, это сводит с ума нас обоих. Костяшка проезжается по коже, задерживаясь на запястье Хэ всего на секунду, будто это случайность. Такое случается, когда люди идут рядом. Но не с нами. Мы оба понимаем, что я сделал это намеренно. И Тяня дергает так, будто мы два боинга, которые столкнулись в небе, и осколки наших тел теперь летят на пустыню в Альбукерке.       — Да? — слышу чуть смущенный и хриплый голос Тяня. Глаз на него не поднимаю, потому что небо слишком яркое, а не потому, что покраснел. — И о чём же я хочу поговорить?       И почему его голос звучит как расплавленная карамель? Густой, тягучий, такой, будто сейчас и меня таять заставит.       Стараюсь собраться, а потому грублю:       — О том, о чём спрашивал в своих сраных голосовых, которые я, блять, просил не отправлять!       Тянь весело на это усмехается, а мне руку жжёт коснуться его ещё раз… Пусть лучше он смущается, чем я!       — Я же сказал, что отвечу.       Хэ выжидающе молчит, и я начинаю перечислять на память:       — Чё мы с мамой смотрим, чё едим, почему тётя наняла нового сотрудника, и какой у меня сейчас график, так? Ах да, — спохватываюсь я и хлопаю рукой по лбу, — и хорошая это новость или плохая, что в «Удобном» появился новенький.       — И сколько раз ты переслушал мой голос, чтобы вот так всё запомнить?       Тянь произносит это как обычно, в своей «я-самоуверенный-мудак» форме, но я улавливаю что-то похоже на скрытую надежду в его тоне. Будто за шуточной фразой скрыто реальное желание узнать, нравится ли мне его голос и нравится ли сам Тянь.       Возможно, я и сам себя накрутил, слушая эти его голосовые, вспоминая недавнее признание. Но блять, что если и в самом деле…       Одергиваю себя от фантазий и задираю голову, но тут же слепо щурюсь:       — Ща здесь и закончим! Ничё тебе не скажу.       Я останавливаюсь, а Тянь, пройдя пару шагов вперед и обернувшись, закрывает собой солнце. Наконец-то я вижу его лицо, на котором такое умилительно щенячье выражение, что мне приходится сдаться.       — Ладно, слушай. Начнем, пожалуй, с конца…       Но это было лишь тактическое отступление со стороны Хэ:       — С того, которым ты упирался мне в затылок?       И с хера ли я размечтался?       — Блядь! С тобой говорить невозможно! Я ухожу! — обиженно ускоряюсь, но Тянь успевает поймать меня за футболку.       — Прости, — он наклоняется к моему уху и выдыхает жаркое: — я больше так не буду. Малыш Мо, расскажи мне…       Мысли утекают в другое русло, и я снова пытаюсь понять, ему и вправду интересно? Важно? Он хочет всё это услышать?       Через секунду-другую понимаю, что так ничего и не решил. Как говорится, надежда — опасная штука и может свести человека с ума. Я всё же решаюсь открыться.       Решительно вырываюсь из хватки Тяня:       — Тогда — тётушка и график! А ты — заткнулся! — и Хэ действительно затыкается. Идёт рядом и внимательно слушает, пока я рассказываю: — Для того, чтобы ты понимал: Фэй-ай работает без выходных уже несколько месяцев, и я помогаю ей в «Удобном» каждый день после школы, обычно это с четырех до десяти, а ещё в выходные, когда я выхожу на полный день и вообще открываю магазин сам. Так было, но теперь так не будет. Для меня это не очень хорошая новость потому, что я потеряю в деньгах. Этот новенький — молодой парень, и тётя сказала, что ему моя помощь не нужна. Когда она его обучит, у неё, а значит и у меня, график поменяется. Скорей всего, это будет два через два, и кто знает, если Фэй будет работать меньше, так ли ей буду нужен я?       Тянь набирает в рот воздуха, чтобы что-то сказать, но я перебиваю его:       — Идём дальше: мама, еда и сериалы…       Рукой обозначаю следующие пункты, намекая, что предыдущая тема закрыта, но Хэ всё же встревает:       — Погоди! — даже за локоть меня хватает, чтобы остановить, а потом проезжается по коже пальцами, отвлекая. — И ты в таком адском режиме уже сколько работаешь?       — Адском? — нервно усмехаюсь я, это он ещё даже половины не знает. — Ну, с начала семестра, пожалуй. А, нет, — задумываюсь, вспоминая, что мама попросила помочь тёте ещё в августе, — летом начал. Тогда я ещё работал курьером по ночам в одни дни, а в другие дежурил кассиром-уборщиком на ночных сеансах в кинотеатре. Там классно было, можно было бесплатно смотреть фильмы. А ещё помнишь ту мою жёлтую худи, которая ты сказал, что… А, не важно, короче, мне её в курьерке дали.       Отмечаю про себя, что Тянь всё ещё не убрал пальцы с моей руки, а я всё ещё их не скинул. Парни впереди слишком далеко, чтобы заметить, а Хэ только слегка касается, будто дернись я, и он отпустит.       — Теперь я понимаю, откуда у тебя такая насмотренность в кино… Но когда ты успевал спать? — вздыхаю, и Тянь понимает без слов. — Шань…       — Да ладно! — выкручиваю я руку, потому что становится слишком неловко. Прикосновения, комплименты, ещё и забота эта… — Не всё так плохо. Я спал в кинотеатре за стойкой и в курьерке между заказами, а ещё несколько часов дома, до смен в «Удобном». Это только кажется так… — Тянь крутит головой, а чувствую себя пристыженно, как будто делал что-то неправильное. Легко ему судить. — Слушай, мы уже скоро с гор спустимся, — пытаюсь поменять тему, — а я всё ещё не ответил на все твои дурацкие вопросы. Не успею — сам виноват.       — Хорошо, — как-то быстро идёт на попятную он.       — Что «хорошо»? Заткнулся типа? — Хэ подчеркнуто молчит, и это вынуждает меня продолжить. — Ладно, тогда. Мама, еда и сериалы…       Своим рассказом, я лишь приоткрываю для него дверь, но не собираюсь захлопывать, если он попытается узнать что-то ещё. На самом деле, теперь и мне хочется послушать про Тяня, но только я набираюсь смелости, чтобы спросить что-то про его брата и родителей, как Цзянь сообщает, что чувствует впереди дым от костра.       — Чуете?! — кричит он нам, и приходится нагнать его и Чжаня, чтобы разобраться.       Пройдя вперёд, за холмом мы замечаем небольшой столб дыма, а перед ним фигуру человека, на котором ярким белым пятном сияет фермерская шляпа.       — Кажется, кто-то делает чай, — Цзянь оборачивается на нас и смачно облизывается.       Возбуждением светится в его глазах, что он с любым сейчас готов договориться, за пару капель воды.       Чжэнси с ним солидарен:       — Давайте, подойдем.       Они одновременно шагают в поле, но я ловлю их за шкирятник:       — Трусы сначала спрячьте!       И Чжань быстро расстегивает молнию на рюкзаке, и сначала он, а потом Цзянь и я складываем туда бельё. Тянь держится на безопасном расстоянии, потому что оказалось, его плавки всё это время сушились на моей ветке. Но разбираться у меня нет сил и желания, я просто сваливаю его трусы к остальным, и шагаю следом за Цзянем, который уже протяжно кричит и машет рукой:       — Бабуля! Здравствуйте!       Шляпа поднимается, и под ней оказывается старушка лет шестидесяти. Изумление на её лице быстро сменяется приветливой улыбкой, когда она видит, как аккуратно мы ступаем по полю, стараясь ничего не раздавить.       — Мальчики, вы что тут делаете?       Цзянь добирается первым и слегка наклоняется, горбится до уровня роста старушки, чтобы кивнуть в нашу сторону и пожаловаться:       — Мы ничего не пили весь день… Можно испить вашего чаю? — у И хорошо получается изобразить невинность, даже слишком хорошо: — Парни обещали помочь в поле, если вы ответите добротой!       И мы так и не добредаем до Цзяня, застревая посреди зарослей и оценивая фронт предстоящей работы. Как говорится, от обеда и до горизонта.       Кажется, я впервые за время этой ужасной жары чувствую как холодный ветерок пробегает по яйцам. Как серпом.       Цзянь же уже ластится под руку бабушки:       — Дорогое дитя, — приговаривает она, хлопая И по голове. — Конечно, можно.       И, будто приревновав, Хэ подходит следующим, оттесняя Цзяня и тоже наклоняя голову к старушке:       — Бабуля, оставьте всё нам и отдохните.       Шляпа разворачивается в его сторону, и я слышу стандартную реакцию на тяневское лицо:       — Ух ты, какой красавчик! — она треплет его по волосам, и я замечаю, как Тянь зазнаётся. — Не переживай об этом!       Напившись чаю, мы по наказу старушки, отправляемся собирать урожай. Работа не сложная: сиди, дергай клубни, но её много, а солнце по прежнему высоко.       Цзянь, который сам же и вызвался, первый начинает жаловаться:       — Я не знал, что работа фермеров такая утомительная! — пот катится с него градом, и он утирает его запястьем. — Зря мылись!       Прикрыв глаза козырьком из ладони, Чжань смотрит на друга и отзывается:       — Я бы не отказался сейчас от такой же, как у бабули, шляпы. Солнце, кажется, скоро вскипятит мне мозг.       — Если снять футболку и повязать её на голову, будет легче, — сообщает И.       Чжань закатывает глаза:       — Нет, спасибо.       А Цзянь стучит себя в грудь кулаком:       — Серьёзно! Я такое по телику видел! Они там в пустыне были и носили банданы из футболок, а ещё мочу свою пили! — А потом тише, себе под нос: — Интересно, какая она на вкус…       Он в задумчивости начинает чесать подбородок, и Чжань касается его кожи костяшками в том же месте, констатируя:       — Ты зачем лицо руками трогал? Теперь оно всё в грязи.       Цзянь смеётся и тянется ладонями к нему:       — Твоё тоже!       Между ними завязывается шуточная драка, и боковым зрением я замечаю, что Тянь совсем отключился от работы и смотрит на них. Потом он переводит глаза на меня и долго не отводит взгляда.       Меня начинает бесить его безделье, поэтому я спрашиваю:       — Чего пялишься?       В отличие от этих троих, я свою работу делал. Моя сторона грядки была почти окончена, а больше половины дайкона выкорчевана.       Вместо ответа Хэ поднимается на ноги и перешагивает на мою сторону тропинки, садится на корточки и прижимается лбом к моему плечу.       — Эй, что тебе надо?!       Хочется оттолкнуть его, но Тянь говорит:       — Я всё думаю, о том, что ты мне рассказал…       — И что?       Он крутит головой и меняет тему:       — Мне плохо…       Я обращаю внимание, что на нём все вещи чёрные, а ещё у него волосы тёмного цвета, наверняка, Тяню приходится хуже, чем нам, в такую жару.       — Эм… Чё случилось-то?       Температура поднялась, солнечный удар?       Хэ отвечает шепотом мне на ухо:       — Братец Мо, даже если весь мир встанет против тебя… — он показывает пальцем вниз, и мой взгляд автоматически соскальзывает туда. Я быстро отвожу глаза, когда понимаю, на что смотрю. — Помни, у меня встанет на тебя.       Выбираю дайкон потяжелее, и Тянь, в попытке спастись, пятится:       — Ты должен прикрыть меня! Как я! Прояви солидарность!        — Сейчас я такую солидарность проявлю!       Теперь уже деремся мы все вчетвером.       Как выразился Цзянь: «Скорей всего, с силой земли мы уже породнились»; а потому, наплевав на грязь, мы садимся задницами на тропинки между грядок, пока бабуля впереди нас перебирает дайкон. Ощущение такое спокойное, как в детстве, когда взрослые заняты чем-то важным, а тебе никуда не надо и ты только ждёшь.       Зажмуриваюсь, замечая, что солнце опустилось ниже. Шпарит оно чуть меньше, хотя до вечера еще далеко, просто налетели облака. По положению можно определить, что сейчас четвертый час.       Три тридцать, может быть…       Обдумываю это, и вдруг спохватываюсь, осознавая, что не слежу за временем весь день.       Достаю телефон и даже проверяю: на экране действительно написано три тридцать два.       Три тридцать два, а для меня это ничего не значит. Ни что бежать на подработку надо, ни что я куда-то опаздываю. Просто цифра на экране.       В больнице одному это так не ощущалось. Тогда было тревожно, я пытался работать с телефона, маялся без сна. А тут: сижу на солнышке с тремя придурками, жду, пока бабуля отложит нам обещанный редис, отдыхаю.       Ребятам вскоре становится скучно сидеть в тишине, и Тянь начинает доставать меня, норовя навалиться потной спиной, вызывая мою брюзжащую реакцию, Цзянь стрекочет о жизни фермеров и фантазирует на тему нашей старости, а Чжань слушает его, мечтательным взглядом рассматривая что-то перед собой.       — Просто представьте, — И падает затылком на протянутые вдоль грядки ноги Чжэнси, разводя руками в воздухе, — вместе жить, вместе писать музыку.       Замечаю, как Чжань чуть-чуть кулаки сжимает, потому что Цзянь елозит головой по дырке у него на бедре, и стукаю идиота по голове:       — А работать кто будет?       Цзянь подрывается, переворачивается и уже грудью ложится Чжаню на колени, упираясь локтями в траву.       — Какой работать, Рыж? Это же ферма-а! — тянет слово, вырывая стебель какого-то сорняка под локтями и засовывая его себе в рот. — У нас всё своё будет! Я буду кормить животных и ухаживать за ними, Сиси вести бюджет…       Сиси тем временем вырывает стебель из цзяневского рта и отбрасывает в сторону.       — Эй, а чего не я вести бюджет? — Тянь таки падает на мои колени, и теперь они как две подружки, лежат с И напротив друг друга, играя полусогнутыми ногами в воздухе.       Их щеки подперты ладонями, от чего губы сморщились наподобие утиного клюва.       — Потому что ты будешь колоть дрова для очага! А Шань будет готовить нам еду из свежих овощей, — я молниеносным взглядом пронзаю Цзяня, а он ржет, понимая, что шутка удалась.       — Я за, — кивает Хэ. — Только ты не продумал, кто будет ухаживать за садом.       — Проблема, ага.       — Может быть, наймем кого? — предлагает Тянь.       — Позовём фанаток из твоего клуба. Хотя, если ты пообещаешь им колоть дрова без рубашки, они и бесплатно могут согласиться.       Хэ довольно усмехается:       — И можно будет устраивать барбекю каждый день…       Поддакивая друг другу они оба кивают клювами, а я думаю, чувствует ли Чжэнси тоже самое? То, как мышцы его друга с каждым кивком прижимаются все плотнее и плотнее… Ему, наверное, всё равно, ведь они с Цзянем дружат много лет, да и отношения у них не такие, как у нас с Хэ.       Хотя, какие, нахуй, отношения?!       Цзянь взмахивает ресницами и поднимает взгляд на меня.       — О чём задумался, Рыж?       В панике смотрю на тело Тяня поперек своего и отталкиваю его ногами, согнув колени и начав подниматься. Не хватало ещё одного публичного недоразумения, требующего прикрытия.       — Пойду помогу бабуле.       Чжань поднимается вместе со мной:       — Я тоже.       Цзянь и Тянь, упавшие на землю, как букашки, заваленные на спину, барахтаются, не в силах подняться.       — Я тоже хочу помочь, — хнычет И.       — И я, — вторит Тянь.       — Подай мне руку, Сиси.       — Малыш Мо, а ты мне.       И когда Чжань всё-таки наклоняется, чтобы помочь другу, я перешагиваю Тяня и ухожу прочь.       Пусть лежит один, будет знать!       Чувствую, мне за это сейчас достанется, когда Тянь нагоняет сзади, но бабуля окликает нас:       — Мальчики, я закончила!       И драка кончается, так и не начавшись.       Бабуля благодарит нас и вручает столько редиса, сколько вмещают наши руки и рюкзак Чжэнси, а ещё предлагает:       — Может, ко мне зайдёте? Тут недалеко. Накормлю вас, да и помыться сможете.       Тянь пожимает плечами, а я занят помощью Чжэнси, складывая тетрис из редиса и наших плавок, поэтому инициативу берёт Цзянь:       — Это отличная идея! — он вытирает грязные ладони о штанины и выходит вперёд. — Заодно поможем вам с этим.       Кивает на пухлые мешки редиса, но старушка сообщает, что их заберет её зять на машине.       — Тогда мы лучше пойдем, — делаю вывод я и поднимаюсь на ноги. — Внизу нас кое-кто ждет. И спуститься надо до того, как он нас потеряет.       Заглядываю Цзяню в глаза, намекая, что не хотел бы навлечь на себя гнев Цю, и тот закатывает глаза:       — Да, ждёт, — нехотя соглашается, потом тоскливо улыбается бабуле. — Спасибо за чай и всё остальное!       Он тянется к ней с объятиями, и она с теплотой отвечает на них.       — До свидания, дитя!       — До свидания, бабушка Ли!       И почему это выглядит как прощание родственников?       Стоит нам спуститься с холма, как погода начинает ухудшаться. Сначала появляется тонкая темно-синяя полоса на кромке неба, а потом, — когда мы сворачиваем к лесополосе, — грузные иссиня-чёрные облака совсем скрывают от нас солнце. Ещё горячий воздух превращается в липкую духоту, а затем, словно спохватившись, начинает дуть резкий холодный ветер.       И меня посещает блядское чувство, предчувствие, будто я что-то забыл. Проверяю по карманам вещи: ключи, телефон. Всё на месте. Не хватает одного, но я напоминаю себе, что трусы всё также лежат в рюкзаке у Чжаня. Так что же я мог упустить?       Цзянь кутается в куртку Чжэнси, зажимает редис между ног и сует ладони в рукава:       — Дождя же не будет? — спрашивает он у неба.       Мне на плечо прилетает крупная капля, а следующая разбивается о нос Цзяня, и он разочарованно качает головой.       Чжань прикрывает голову козырьком из рук и кивает на дорогу вниз:       — Надо быстрее спускаться!       Мы слаженно смыкаемся в цепочку и торопимся к берегу. Дождь усиливается, а дорога петляет змеёй и кажется бесконечной. Чем дальше мы идем, тем яростнее сопротивляется природа. Ливень стеной обрушивается на нас, а сверху гремит шумно и угрожающе.       Тянь задирает голову:       — Как будто кто-то не хочет, чтобы мы попали домой сегодня?       У меня из рук выскальзывает редис и по мокрой земле укатывается прямо под ноги парням. Выдергиваю его из-под ступни Цзяня и ругаюсь:       — Блять! Нам надо спрятаться и переждать!       Тогда Чжань берет курс левее, скрываясь за деревьями. Мы все сворачиваем следом за ним и останавливаемся под более густыми кронами. Тут же небо над нами взрывается молнией, покрываясь осколками света, а гром тяжело раздается где-то поблизости.       Тянь оглядывается на звук, а затем запястьем стирает капли со лба:       — Не думаю, что это хорошая идея: прятаться от грозы под деревьями.       Он хмурится, поворачивается на меня. Я лишь пожимаю плечами, крепче прижимая к себе дайкон.       Под кронами дождь ощущается тише — прилетают только сдуваемые с веток капли, однако гроза действительно пугает. Укрытие у нас временное, а значит, надо думать, что дальше.       Цзянь вдруг взмахом головы отбрасывает с лица налипшие волосы и важно тыкает пальцем в сторону Тяня:       — Под высокими одинокими деревьями лучше не прятаться! А под массивом одинаковых деревьев можно.       И вдруг Цзянь замирает с открытым ртом, в шоке указывая куда-то повыше моей головы. Даже не оборачиваясь, я понимаю, что происходит — вижу отблеск молнии в глазах И, затем… Треск! Луч света вонзается прямо в дерево невдалеке от нас!       Гром до того ужасный, что почти сотрясает землю под ногами! Мы слышим, как дерево позади щёлкает и кренится в нашу сторону, будто вот-вот треснет и завалится, но всё вдруг стихает. Остаётся только глухой стук дождя.       Тянь соображает первым:       — Здесь оставаться опасно, надо срочно валить! — его громкий голос выражает не панику и ужас, а, наоборот, ответственность и собранность.       Чжэнси, поддерживающий Цзяня за капюшон, чтобы тот не съезжал со склона, соглашается с ним:       — Верно! Вернёмся к бабуле Ли?       Тут-то меня и осеняет: этот дождь, эта гроза, этот выскальзывающий из рук редис и чавкающие (между прочим, вчера бывшие новыми) кроссовки, — всего можно было избежать, если бы мы сразу сказали бабуле Ли «да»! Божок Цзы предупреждал об этом! Я «Мистер Нет», вот, что я забыл! Вселенная отвернулась от меня, а значит, надо всё срочно исправлять, иначе пиздец моему счастью!       Поворачиваюсь на Тяня, и успеваю подумать только: «Ведь молния не попадает дважды в одно место». Видимо, это не так, когда дело касается рока судьбы. Стремительной вспышкой, она вновь бьёт в дерево позади нас, и если Цзянь с Чжанем успевают отпрыгнуть, то мы с Тянем нет. Меня ослепляет светом и я хватаюсь руками за воздух, пытаясь дотянуться до Хэ. Вот только он первый отталкивает меня. Всё дальнейшее происходит так же быстро, как мелькает жизнь за окнами Гуаньшань-экспресса. Я падаю, откатываясь на несколько метров назад, и вижу, как оползень вместе с комьями грязи, корнями и камнями рушит обожжённое дерево на тропинку, прямо, где Тянь… В груди ёкает и замирает сердце.       Цзянь лежит невдалеке, прикрытый руками и телом Чжэнси. Я валяюсь рядом, пораженный шоком от увиденного. Судьба или нет, пофиг! Какого чёрта сейчас произошло?! Хэ пожертвовал собой ради меня? Его… больше нет?..       Бред!       Меня рывком поднимает на ноги, и я ору во все лёгкие:       — Хэ Тянь! ХЭ ТЯНЬ!       Вот только он не откликается. Лес оказывается настолько спокойным, что даже раздражает. Слышно лишь скрип качающихся на ветру ветвей и мягкий стук ударяющихся о землю капель. Ненастье как будто стихло.       — Хэ Тянь?! — с надеждой зову я и ближе подхожу к той куче, которая предположительно завалила его тело.       Однако к ней и на два метра подступиться нельзя, во все стороны торчат обломанные сучья, острые щепки и камни размером с мою голову.       Пытаюсь убедить себя, что Тянь жив. Убедить в том, что сейчас он откуда-нибудь выйдет, ухмыльнётся как обычно и скажет: «Всё-таки я тебе не безразличен». Секунды тяжело падают, но он всё не появляется и не выходит, а накрывшая его груда земли становится всё страшней и смертельней.       Болезненным спазмом сдавливает горло, и я не могу произнести его имя вновь…       — Хэ Тянь! — зовёт за меня Чжэнси.       Но ответа нет.       Я злюсь, ведь, если этот придурок прячется где-то, то должно быть ему очень забавно наблюдать, как меня рвёт на части. Ведь это глупо, да? Переживать из-за такого, как он?       Однако почему-то я пробираюсь к завалу и падаю на колени, руками пытаясь сдвинуть упавшее дерево или хотя бы расчистить грязь вокруг. Я хочу найти тело Хэ, вот только надеюсь на самом деле, что его там нет.       И ведь он же пиздец какой ловкий! Может, он успел отскочить, а я просто не заметил? Всё произошло так быстро, я отлетел в другую сторону, ослеп от вспышки света и мог проглядеть. Хэ Тянь же такой… Он сильный и никогда не сдаётся. Сколько игр он выиграл на баскетбольной площадке, а скольких людей избил тогда из-за меня в подворотне? Он точно выжил и спасся!       Тогда почему не отзывается? Почему до сих пор не выходит? Времени уже достаточно прошло, чтобы потом всю жизнь надо мной издеваться!       «Мо Гуань Шань поверил, что меня раздавило дерево, и плакал, как маленький» — ха-ха, я готов к этому. Только давай уже, покажись, пожалуйста… Сколько можно?!.       Чем бессмысленнее мне кажутся мои попытки сдвинуть ствол или убедить себя в том, что Тянь жив, тем сильнее глаза заволакивает пеленой слез. Я смаргиваю часто-часто, лишь бы они не начали течь по щекам. Однако даже Чжаню не удается сохранить хладнокровие. Он тоже встаёт на колени, протискивается рядом со мной и начинает толкать дерево. Но тщетно.       В его голосе звучит нескрываемая паника, когда он обращается к И:       — Вызывай Цю! Быстро!       Цзянь тут же отзывается:       — Уже пробовал! Связи нет! Что нам делать?!       Надежда гаснет во мне так же быстро, как костёр, который мы пытались развести на берегу.       Всё не может закончиться вот так!       Тянь, который и слова не рассказал мне о своей семье, о своем детстве, о том, что ему нравится и не нравится, целовался ли он ещё с кем-то до меня или нет — теперь никогда и не расскажет?! Да чёрта с два!       С упрямой силой продолжаю откапывать вновь, а Чжань, уже вставший на ноги, пытается оттащить меня:       — Нам надо отправляться в деревню за помощью! — тянет сильнее. — Сейчас мы ему ничем не поможем!       — Он спас меня, а я ему не помогу?! — сопротивляюсь и вырываю руку из хватки, едва не толкнув его. — ХЭ ТЯНЬ?! Ответь мне! Ты должен мне ответить! — заполошно повторяю я.       Слезы горячо омывают щеки, пока я начинаю осознавать, что Тяня больше нет.       Ни его улыбки, ни его тяжёлой руки на плече, ни дурацкой болтовни перед сном, ни поцелуев в щеку, ничего. Даже того, что могло бы быть. Всё. Кончено.       Горло сдавило так, что даже кадык болит, когда я в очередной раз дрожащим голосом пытаюсь позвать:       — Ты должен мне ответить, придурок!..       Цзянь выдыхает:       — Ох!       Из-за деревьев чуть пониже нас вдруг отзывается слабый голос:       — Я здесь…       На секунду кажется, что померещилось.       Я встаю, оглядываюсь по сторонам и вдруг замечаю белое пятно — его поднятую руку. Тянь сидит на земле под склоном чуть ниже кучи, в которой я рылся, и жестом просит подойти. Помочь!       Его лицо серое от боли, но что бы там ни было — жив! Пусть этот придурок застремает меня потом как хочет, но я не думаю ни секунды. Перепрыгиваю ствол, который так и не удалось сдвинуть, и несусь вперёд, будто от этого зависит моя жизнь. Чжэнси и Цзянь едва поспевают следом.       Под ногами борозды от того, как Тяня протащило по земле. Цепляю их взглядом, и пытаюсь быстро прикинуть траекторию его падения, чтобы оценить урон.       Ему неслабо досталось, а значит, он отключился на несколько минут, и поэтому не отзывался. Ни крови, ни открытых ран на его теле я не вижу. Возможно, есть перелом или сотрясение, но с этим можно справиться. Самое главное, что он жив!       Горло всё ещё сдавливает, когда я выпаливаю:       — Я думал, ты умер!       Кошмар нескольких предыдущих минут вдруг одолевает меня, и слёзы хлещут из глаз лишь от того, что Тянь пытается улыбнуться и как обычно отшутиться:       — Почти…       Я вижу и понимаю, что он цел, но мне, — до покалывания в кончиках пальцев, — нужно убедиться самому. Колени подкашиваются так же, как чуть раньше у той осыпи, но уже для того, чтобы заключить Хэ в объятья. Плевать, что Цзянь и Чжань стоят за спиной, плевать, что измажу Тяня соплями. Ему не впервой!       Касаюсь его ребер осторожно, пытаясь не причинить вреда и боли, укладываю голову ему на плечо, а Тянь одной рукой приобнимает меня сзади и носом зарывается в волосы. Плевать-плевать-плевать.       Чжань чуть ли не извиняется, когда спрашивает:       — Тянь, ты идти-то сможешь?       И Хэ хмуро выдыхает в мой загривок:       — Смогу…       Кажется, он тоже недоволен, что нас отвлекли.       Утираю слёзы о его футболку, собираясь подняться, но Тянь на несколько секунд задерживает меня и незаметно клюет губами в щёку. Смазанное прикосновение, почти и не поцелуй, но моё сердце так бьётся, что, кажется, скоро дырку в ребрах проделает и провалится насквозь.       Я встаю, затем помогаю подняться Хэ. Мы медленно, под уставшим дождем, ковыляем до тропинки, а там останавливаемся только, чтобы перевести дух.       Цзянь с опаской смотрит на путь, который мы успели проделать, спускаясь с гор, и, оглядываясь на нас, спрашивает:       — Бабуля говорила, что живёт недалеко, да?       На равнине, раскинувшейся у подножья гор, обнаруживаются два деревенских домика. Двухэтажный с пристроенным сараем и одноэтажный с крытой верандой. К ним ведет общая дорога, которую из-за дождя размывает до состояния скользкого потока грязи.       Цзянь с завидной энергичностью и энтузиазмом добирается до развилки первым. Упирает руки в бока и склоняет голову то в одну, то в другую сторону, оглядываясь на нас и показывая пантомиму в своем стиле:       — Как — думаете, — в каком — из них — живёт бабуля? — крутит пальцами-указателями, изображая стрелки и вопросительные знаки.       Из-за дождя его не то, что не слышно, его и видно хреново. Вместе с тем Цзянь не уступает стихии. Танцует свои танцы с бубном до тех пор, пока мы не подходим ближе.       — Так что-о-о? — тянет мне в самое ухо, и я отмахиваюсь, едва не роняя Тяня на землю.       — Осторожнее! — огрызаюсь, и не понятно на кого: то ли на И, который слишком рано радуется окончанию наших страданий, то ли Тяню, который чуть не свалился вниз по склону. —       Нет разницы, — укладываю руку Хэ себе на плечо и вытягиваю по тропе наверх. — Нам нужна помощь.       Мы с прихрамывающим Тянем обходим Цзяня стороной и идём в тот дом, что ближе.       За спиной слышу, как Чжань обращается к И:       — Он прав, — видимо кивает в нашу сторону. — К тому же, если нам откажут здесь, просто свернем к соседям.       Парни обгоняют нас в два счета и перед самым крыльцом подают руки помощи. Они буквально затаскивают нас на веранду, и нам с Тянем приходится преодолеть небольшой водопад, так как вода, барабанящая по крыше, стекает на дорожку ровным полотном.       — Мне кажется, после такого всё, что ещё оставалось у меня сухим — стало мокрым, — сообщает Хэ, и я сбрасываю его руку с плеча.       Цзянь усмехается и согласно добавляет:       — Считай, крещение прошли, — он самозабвенно отряхивает волосы, а когда замечает наши вопросительные взгляды, замирает. — Что? Я про боевое крещение, — он разводит руками, будто взвешивая что-то на чаше весов. — Огонь и вода. Остались только медные трубы, — он почему-то кивает на дом, — и мы с вами друзья навек!       И только Цзянь заносит кулак, чтобы постучать, как дверь с жутким скрипом подаётся вперёд и сама открывается. Мы вздрагиваем, но впереди оказывается старушка Ли, которая как ни в чём не бывало, оглядывает нас с головы до ног.       Цзянь облегченно выдыхает:       — Бабуля! — он быстро переключается на лучезарную улыбку, и разжимает кулак, чтобы помахать ей рукой. — Можно укрыться у вас от дождя?       По всей видимости, она слышала нас, так как совсем не удивляется гостям на своём крыльце.       — Заходите быстрее! — взмахивает ладонью она, открывая дверь шире. — Вы же все промокли.       Цзянь кланяется, сложив руки в показушно молебной позе:       — Извините за вторжение! — выпрямляется и скрывается в доме.       Мы, следуя его примеру, повторяет все те же действия, и бабушка закрывает дверь за нашей спиной.       Внутри тепло, несмотря на открытые окна, которые старушка Ли сразу же спешит закрыть. В центре комнаты очаг с приятным теплом от тлеющих углей, поэтому бабуля оставляет одно окошко, чтобы было куда уходить дыму.       Вокруг простая крестьянская мебель: деревянные лавки, комоды, посудные шкафы, чьи ящики заполнены металлическими кастрюлями и чайниками, подходящими для готовки на открытом огне.       Я замечаю на стенах много шляп — соломенные, бамбуковые, фетровые, — и гигантскую белую, в которой мы и застали бабулю Ли в поле. Седые волосы старушки мило топорщатся в разные стороны, пока она оглядывается, придумывая, как бы нас расположить.       — Замерзли? Наверняка и кушать хотите?       Я скромно пожимаю плечами, Тянь уверенно кивает дважды, а Чжань переводит взгляд на Цзяня.       — Чуть-чуть, — отвечает за нас И, но тут же звучно шмыгает носом, а бабуля качает головой.       — Так, давайте скорее переоденем вас в сухое, а то разболеетесь окончательно.       Включив несколько светильников в комнате, старушка Ли жестом приглашает нас за собой, и мы семеним за ней, полностью полагаясь на её щедрую заботу.       С улицы ещё слышно бушующую погоду, однако капает теперь не сверху, а с нас. Под ногами скрипит намокший деревянный пол.       — Бабуля, а вы одна тут живёте? — Цзянь замечает на стене серию фотографий, где старушка Ли намного моложе, чем сейчас. Я обращаю внимание, что на каждой на ней надета новая шляпка. Может, она сама их мастерит?       Как бы невзначай Цзянь успевает познакомиться со всем убранством дома, что-то поправляя, что-то поглаживая пальцами. Вязаные наволочки на диванных подушках, и косички чеснока, подвешенные под потолок, и даже вырезанные из журналов картинки в рамках по стенам. Чжань же закатывает глаза, видя, как И хватает какую-то газетку, и, повертев её в руках, кладет не на то место, откуда взял.       Бабушка не обращает на это никакого внимания:       — Нет, мои дети живут в соседнем доме, а внук в городе, — она останавливается у комода и из первого же выдвинутого ящика выдает И стопку сухих вещей. — Это, кстати, его одежда, переодевайтесь и садитесь к очагу.       Цзянь хлюпает заложенным носом и почти плачет от облегчения:       — Бабуля, вы слишком добры!       Она лишь взмахивает рукой, мол, не стоит благодарности:       — Вам нужно поскорее отогреться, — она треплет Цзяня за щеку, а потом запястьем проверяет температуру у него на лбу. — Вроде пока нормально, — констатирует она. — Сейчас приготовлю вам чего-нибудь горяченького, поедите, и, когда дождь закончится, сможете пойти.       Старушка Ли уходит, а мы делим одежду на четверых и даже не переговариваемся, просто сил нет. Тяня мы переодеваем вдвоём с Чжэнси, и, когда приходится поднимать его правую руку, Хэ сначала не даётся, а потом, вздрогнув всем телом, позволяет нам это сделать.       — Больно? — уточняю у него я, а Тянь делает неопределенное выражение лица, будто и да, но он не хочет сейчас об этом говорить.       Силы появляются только когда мы оказываемся у огня, расположившись на стульях с тарелками дымящейся лапши в руках.       — Классная маечка, Тянь, — отмечает И, и ту же смачно чихает в свою тарелку, разливая часть бульона на пол.       — Карма настигла тебя, — уголок губ Хэ дергается вверх, но только я поворачиваюсь на него, как он скрывает улыбку за хмурым выражением.       Майка Тяню действительно не подходит. Во-первых, она ему мала: едва прикрывает живот и, кажется, вот-вот треснет на груди и бицепсах. Во-вторых, на ней изображён мультяшный щенок, такой наивный и безобидный — не то, что Тянь. Изначально Хэ хотел сплавить её мне как раз таки из-за картинки, но передумал, увидев альтернативу. Доставшаяся мне вещь была ярко-оранжевого цвета и имела глубокие прорези вместо рукавов, так что в дырки можно было видеть часть груди и даже живот.       Каждый раз, когда я тянусь за чем-то или поднимаю руки, становится неловко, ведь Тянь может всё увидеть, поэтому я стараюсь поменьше шевелиться.       Чжань, который уже откуда-то достал платок, тянется к И:       — Ты в порядке?       Помогает Цзяню высморкаться, а потом сухим краем утирает его лицо. Цзянь жмурится, лепечет что-то о том, что ему щекотно, но при этом сам подставляется под прикосновения Чжэнси.       Тянь, который не ел все это время, сначала долго смотрит в их с Чжанем сторону, а потом вздыхает и разворачивается ко мне. Я же без задней мысли набиваю брюхо.       — Чего? — палочками указываю на его порцию, и думаю: «Не пропадать же добру». — Не хочешь есть? Отдай мне.       Тянь цокает языком и левой рукой отталкивает тарелку:       — Съешь хоть всё!       Я перевожу взгляд с него на Чжаня с Цзянем и обратно.       Серьёзно? Старый Тянь вернулся так быстро?       Хэ качает головой и опускает голову так, что влажная челка прикрывает его лицо:       — Мое тело болит повсюду, а правая рука, должно быть, сломана. Но да, спасибо, что спросил…       Я опускаю взгляд на правую руку Тяня, и тревожно сглатываю не в то горло. Я-то думал, что все проблемы остались позади, но сломанная рука — это нихуя не шутки.       — Сломана?! — хриплю я, и убираю свою тарелку на пол. — Почему ты, бля, раньше не сказал?!       — Ждал, когда ты заметишь…       Хэ встаёт и драматично шаркая тапочками по полу, отчаливает в выделенную нам бабулей комнату.       — Нет, он сейчас взаправду или шутит? — спрашиваю я у Чжэнси с Цзянем.       Они переглядываются и изумлённо пожимают плечами.       — Блять.       Приканчиваю свою порцию одним глотком, хватаю тарелку Тяня и иду следом.       За ширмой, которая разделяет комнаты вместо двери, обнаруживается полуторная кровать, окно с занавесками и небольшой буфет. Тянь лежит на матрасе, укрывшись одной простыней, и опирается спиной на подушку.       Вид у него драматически обиженный.       — Ты реально сломал руку? — ставлю тарелку на тумбочку и двигаю к кровати стул, стоявший у буфета.       Хэ подчеркнуто левой рукой укладывает себе платок на лоб и прикрывает глаза:       — Да…       Так я и поверил!       Сажусь рядом, и Хэ скашивает полный грусти взгляд в сторону тарелки.       — И чё ты хочешь? — беру в руки его порцию и зачем-то наматываю на палочки лапшу. — Чтобы я покормил тебя?       Тянь только ближе к краю пододвигается и жмурится каждый раз, когда шевелится правая рука:       — А как ещё?       Закатываю глаза и произношу только:       — Рот открой.       Тянь слушается. Пробует есть и не жалуется ни на то, что порция уже остыла, ни на то, что руки у меня дрожат так, что бульон плещется во все стороны. Приходится утирать капли жира с подбородка Тяня запястьем. Я стараюсь делать это быстро и небрежно, но Тянь только от удовольствия щурится и поворачивает голову, подставляясь под прикосновения сильнее. Придурок.       — Знаешь, в лесу, когда я увидел, как-то дерево падает, — вдруг произносит Хэ. — Я думал только о том, как защитить тебя…       Поднимает взгляд и улыбается с того, как мне рожу перекосило. Видок у меня, наверное, словно я кислого поел. Сначала весь этот стресс в лесу, теперь ещё и краткий пересказ от Тяня.       — Можешь просто заткнуться и поесть?       Набиваю Тяню полный рот, но он быстро справляется с пережевыванием:       — Могу, но… Послушай, пожалуйста, это очень важно.       Шумно выдыхаю и опускаю приборы в тарелку, показывая, что слушаю. Тогда глаза Тяня вспыхивают энтузиазмом, и он поворачивается на кровати в мою сторону, ничуть не жалея «больную» руку:       — Так вот, когда я тебя спас и, увернувшись от дерева, кубарем скатился вниз, я думал, что опасность миновала. Ничего не угрожает ни мне, ни тебе. Думал, что этим все и закончится, и я отделаюсь парой ушибов. Однако в лесу произошло ещё кое-что, — делает паузу и в глаза заглядывает, будто я мысли читать умею.       Сдерживаю раздраженный вздох, не позволяя себе сорваться сейчас, вдруг правда что-то важное, и решаю дотерпеть до конца рассказа:       — Ну?       — Мимо проползла древесная змея, — Тянь облизывает губы и, пытаясь скрыть улыбку в голосе. — И, малыш Мо, она укусила меня, — наклоняется ближе. — Туда, — его зрачки расширяются, когда он замечает куда я смотрю. — Отсосешь яд?       Я с грохотом ставлю тарелку на тумбу, а Хэ свободно растягивается на матрасе, хохоча от души.       — Бля-я-ять, ну всё! — хватаю его за грудки, и Хэ от неожиданности замолкает.       Даже смеяться перестает, послушно обмякая у меня в руках, и смотрит так, будто жаждет чего-то. Чего угодно, лишь бы я уже сделал с ним что-нибудь. Он выпрашивает, как тогда у меня в комнате, когда дарил эти блядские гвоздики. Сейчас я держу Тяня за грудки и мне решать, что делать, но на самом деле я боюсь осознания, что лишь тронь я его — и не он, а я захочу больше… Ведь я желаю его как одурелый и ночами не сплю, представляя себе разное…       Тянь всё смотрит и ждёт, когда мне наконец сорвет крышу. Он словно весь день пытался поймать момент, а теперь, когда мы остались наедине, совсем попутал границы дозволенного.       И зачем я его, блять, схватил?..       Как теперь выкрутиться?       Замечаю в уголке тяневских губ капли бульона, и всё внутри так и просит протянуть руку и стереть их большим пальцем. Но… смогу ли я остановиться? Захочу ли я останавливаться, когда мой палец коснется его губ?       Затыкаю этот надоедливый голос и осторожно опускаю Тяня на подушки. Не резко, а так, будто его тело сделано из стекла. Даю себе лишние секунды на подумать. Хэ вздрагивает, когда его затылок касается наволочки, а матрас под давлением моего колена скрипит и издает истошный вопль пружин. Ладонями опираюсь Тяню на ключицы, и он выдыхает почти облегчённо, когда я нависаю сверху.       А дальше я пальцем провожу по его нижней губе. Спускаюсь по подбородку на шею, задеваю яремную вену. Чувствую, как быстро у него колотится сердце, — и сглатываю тягучую слюну, скопившуюся на кончике языка. Вот и всё. Приподнимаю лицо Тяня за подбородок, заглядываю к нему в глаза и ищу там хоть одну причину остановиться.       Хоть одну…       И эта причина, точно знак свыше, съезжает со лба Тяня и, сделав вираж с его носа, падает точно на губы. Чёртов платок. Эта глупая хрень возвращает нас к реальности, а затем внезапно раздается ошеломляюще громкий звук из окна.       — Это что?..       Я выпрямляюсь и выпускаю лицо Тяня из рук.       — Вертолёт?       Поднимаюсь на ноги, а Тянь обречённо хлопает ладонями по лицу:       — И нахрена ему быть здесь?       Однако я уже подбегаю к окну и выглядываю во двор бабулиного дома.       — Ахуеть! Даже Цзянь и Чжань выбежали наружу! — кричу я, хотя всё равно нихрена не слышно. — На нём что, фамильный знак Хэ?       Вертолёт еще кружит над домом недолгое время, но вскоре набирает высоту и улетает. Всё стихает до уровня шумящего дождя по крыше.       Тянь напоминает о себе обиженно-раздраженным тоном:       — Малыш Мо, моя правая рука сломана, помнишь? А ведь я всё ещё не доел.       Да-да, та рука, на которой ты лежал чуть раньше. Закатываю глаза и разворачиваюсь: нет, Тянь, продолжения не будет.       — Куда торопишься? — напускаю на себя равнодушный вид я. — От голода не помрёшь.       — Но я спас тебя, — Тянь съезжает с подушек, приобретая по-детски надутый вид. — Следи за языком.       Когда я сваливаю в сторону кухни, чтобы помыть тарелку, Тянь тут же здоровеньким прикидывается и следует за мной. Даже свои обиды подальше засовывает — конечно, не может же он отстать от меня хотя бы на минуту.       Цзянь ехидно уточняет, все ли в порядке с его рукой, и получает ответ от Хэ в виде среднего пальца «пострадавшей» руки.       — Вот и спасай друзей… — Выдыхает он иронично. — А я Цю звонил, вызывал для тебя вертолёт.       И пока шестеренки в моем мозгу со скрипом крутятся, Тянь без смущения заявляет:       — Весь кайф мне обломали.       Цзянь переводит взгляд на меня, потом обратно, но я не успеваю заметить, какие выводы отражаются на его лице, так как сворачиваю в кухню.       Встаю к раковине и обнаруживаю, что парни уже снесли сюда свою грязную посуду. И какого хрена именно я должен заниматься этим? Собираюсь поручить парням отмывать коридор от грязных следов, которые мы оставили, завалившись с улицы, и довольно ухмыляюсь.       — Чему улыбаешься, малыш Мо? — спрашивает Тянь, оперевшись задницей о гарнитур.       — Не твоё дело, — отмахиваюсь я и задумчиво провожу пальцами от запястья к локтю, пытаясь засучить то, чего нет.       — Отличная маечка, кстати, — указывает пальцем в пройму рукава Хэ. — Твой фасон. И, кстати, у тебя красивые…       Он обводит контуры моих бицепсов, не задевая кожи, но даже от фантомного касания у меня поднимаются волоски на теле. Я брызгаю в сторону Хэ водой.       — Ага, мне уже говорили нечто подобное.       — Вот как? — Хэ заинтересованно разворачивается в мою сторону. — И кто это был?       — Ты каждый раз спрашиваешь, хотя уже знаешь ответ.       Тянь констатирует:       — Не моё дело.       Запускаю воду, чтобы смыть мыльную пену с тарелок. Насухо провожу полотенцем. Тянь так и стоит рядом, а кухня, хоть и без двери, всё равно создает ощущение уединенности.       — Значит, так, — вытираю руки и закидываю полотенце на плечо. — Я задаю вопросы — ты отвечаешь.       Отхожу от Тяня на полметра и облокачиваюсь на гарнитур с другого края, встаю так, чтобы видеть его. Он молча следит за моими движениями, но никак не комментирует фразу, брошенную до этого. Понимаю это, как согласие.       — Я хочу знать, почему ты живешь один, — «Раз», — отсчитываю про себя. — Почему я видел только твоего брата, но не маму с папой? — Два. — И чего тебе от меня нужно? С хера ли ты прицепился?       Вопросов чуть больше чем три, но око за око. Тянь задал свои вопросы, и теперь я задал свои.       Смиряю его взглядом, ожидая типичной реакции, но Хэ, кажется, глубоко задумался. Будто решает, в какую часть тайн меня можно посвятить, а в какую нет.       — Смирись, что бегать тебе от меня придется всю жизнь, — поднимает голову он, а я чувствую, как от его улыбки меня накрывает волной жара.       Не даю этому чувству поглотить себя и выдаю скупое:       — Ну-ну.       — От родителей я ушел, потому что мне не нравится, чем занимается моя семья. Я им тоже не нравлюсь, поэтому-то ты их и не видел.       Тянь смолкает, и только спустя долгих полминуты я понимаю, что он уже отстрелялся на все вопросы.       — Блять, — хлопаю полотенцем, закидывая его на крючок. — Ты ещё более щедр на слова, чем я.       Выходим в комнату, и наблюдаем картину, как Цзянь с Чжэнси прибираются. Чжань старательно выметает грязь с пола, а И, восседая с телефоном на стуле, елозит веником туда-сюда, ровно по одному месту.       — Что это такое? — парни поднимают глаза на нас с Хэ, и Цзянь замечает, куда устремлен мой взгляд.       — Ах, это-о-о…       Он дергает носком ноги, и утка, которая, спрятав голову, спала на его ступне, начинает недовольно кричать:       — Кря-кря-кря!       — Да, понял я, понял, — отвечает ей блондинчик и разводит для меня руками, мол, что я могу поделать.       Тут же появляется тётушка, вернувшись с улицы с охапкой сухих дров.       — Мальчики, что на счёт ужина?       — А что на счёт ужина? — почти одновременно оживляются Тянь и Цзянь И.       — Погода и не думает успокаиваться, — бабуля смахивает с висков капли, и передает дрова подоспевшему на помощь Чжаню. — Так что оставайтесь-ка вы на ночь. А я запеку для вас уточку.       — Вот это да! — подрывается с места Цзянь, а спавшая на его ноге птица, недовольная пробуждением, щипает его за лодыжку. — А-ай!       Он подскакивает с ногами на стул, а злобное пернатое кружит вокруг, выражая своё мнение по поводу ужина:       — Кря-кря-кря!!!       — Да, не крякай ты, никто не собирается тебя есть! — машет на неё веником И. — Бабуля, давайте приготовим что-нибудь другое?       — Уверен?       — Кыш! — Цзянь снова взмахивает своим оружием, пока ему не приходит на помощь Чжэнси.       Он отметает птицу в сторону, но та, распахнув крылья, бросается в атаку.       — О, нет!       И пока парни борются за жизнь, я подхожу к старушке и высказываю свои предложения на счёт ужина.       — Хорошо-хорошо, ты мне поможешь, — кивает она.       Затем засовывает пальцы в рот и свистом, таким, что уши хочется прикрыть, призывает всех к тишине.       — Мальчики, вот вам задание. Надо нашелудить горох, а ещё накрутить косичек из чеснока. Справитесь?       Я с сомнением перевожу взгляд на группку идиотов, но те согласно кивают.       — Хорошо, ведро там, — старушка указывает в сторону одного угла, а потом кивает в сторону другого, — чеснок там.       Цзянь машет ладонью перед лицом, чтобы не чихнуть, но в итоге зажимает нос в последний момент и взрывается соплями:       — Положитесь на нас.       — Ты идёшь со мной, — бабуля Ли кладёт ладонь на моё плечо, разворачивая к кухне, и мы уходим.       Когда до ужина остаётся несколько минут, я выхожу к парням и обнаруживаю их занятыми делом. Цзянь корячится скручивая косички из стеблей, Тянь ковыряется с горохом, и только Чжань сидит на стуле, приглядывая за этими двумя.       — Как так получилось? — подхожу к нему и опускаюсь рядом на стул.       — Кому-то надо было победить в этой войне, — сообщает он, указывая на утку, свернувшуюся на коленях.       Вздыхаю, и вдруг осознаю, что мы с Чжанем впервые за день просто сидим и ничего не делаем.       — Можно вечно смотреть на три вещи, — говорит он, склонившись к моему плечу.       — Согласен, смотреть на то, как другие работают, очень приятно, особенно, когда эти «другие» — вот эти два придурка.       Чжань роняет довольный смешок, а две пары глаз напротив взирают на нас с осуждением.       — И о чем это вы там секретничаете? — гнусавит И, он остерегается повышать голос, когда утка недовольно дергается.       — Давай тоже что-ли их обсудим? — предлагает Тянь.       — А давай! — набирается храбрости он. — Знаешь, что Чжань скрипит зубами во сне?       — Эй, — мой сосед порывается было подняться с места, но сила тяжести и вес птицы оказываются сильнее его.       — А Шань во сне… — Тянь поднимает лукавый взгляд на меня, а я нервно сглатываю. — Впрочем ладно, надо отнести это на кухню.       Цзянь И встаёт посреди нашей крошечной комнаты и, потягиваясь, с протяжным зевком спрашивает:       — И кто где будет спать?       Он стягивает тапочек с одной ноги и чешет ею комариный укус на другой, тем временем Тянь, недолго думая, падает на кровать:       — Мы здесь!       Чжань смиренно начинает стелить матрас на пол, а Цзянь всплескивает руками:       — И почему это мы с Чжанем должны спать внизу?!       — Кто успел, того и место! — Тянь накрывается одеялом, устраиваясь поудобнее, и, похлопывая по матрасу рядом, поднимает на меня взгляд. — Малыш Мо, забирайся сюда.       Вспоминаю всё то, что мы не успели закончить здесь накануне, и подхожу к Хэ только чтобы выдернуть свою подушку из-под его головы. Бережёного, как говорится…       — В гостиной посплю, — я уже разворачиваюсь, собираясь уйти, но что-то удерживает меня на месте.       Это оказывается клешня Тяня, вцепившаяся в мою майку, а следом, возле моего правого плеча, оказывается и его рожа.       — Слушай, — по-вампирски скалится он, поглядывая на мою шею, — а ты знаешь байку о деревенском доме глубоко-глубоко в горах? Одна старая леди жила в нём…       Я скептично поджимаю губы, игнорирую возглас Цзяня, просящего рассказать, что же было дальше, и говорю:       — Я не верю в призраков.       Прижимаю подушку к груди, обхватив ее скрещенными руками, всё же намереваясь уйти, и тогда Тянь пускает в ход другой аргумент:       — Кстати, — второй клешней Тянь скользит по линии моего плеча и ногтями скребёт кожу, — слышал я, в деревенских домах из-под пола выползают насекомые. Зарегистрировано уже несколько случаев, когда они забирались жильцам в уши, — Хэ резко хватает меня за мочку и проникает пальцем прямо в раковину, — и откладывали там яйца.       Крупная дрожь покрывает мое тело, и я отбрасываю идею спать отдельно вместе с подушкой, которую кидаю на кровать Хэ.       — Руки свои убери, — шлепаю его по запястьям, заставляя отпрянуть. — И отодвинься подальше.       Если парни стелют простыню и укрываются одним одеялом, то мы с Тянем не стелим вообще ничего. Он заматывается в одеяло как в кокон, а я делаю точно также с простыней. Так мы занимаем разные половины кровати, и я отворачиваюсь в сторону выхода, прикрытого ширмой.       Дождь снаружи создаёт убаюкивающую мелодию для сна: барабанит косыми струями по стеклу, стекает ручейками с крыши. Однако у меня обратный эффект. Спать я не хочу, а мочевой пузырь раздувает так, что даже резинка от штанов давит. Цзяню вот повезло, сразу вырубился. Засопел одной ноздрей, потому что вторая заложена, и усыпил собой Чжаня. А Тянь? Хрен его пойми, спит он или нет? Вдруг я встану и разбужу придурка?       Однако терпеть…       Дождь, точно почувствовав мою нерешительность, сильнее забарабанил по стеклу, и я сдался.       Поднялся, стараясь не сильно тревожить пружины в матрасе и, крадучись, убрался за ширму. Вроде получилось без проблем: Цзянь продолжал всё также сопеть одной ноздрей, а Тянь… Ну во всяком случае он лежал с закрытыми глазами и не последовал за мной.       На входе в комнату, спрятав голову под крыло, спала сигнализация Цзяня. Моя счастье, что я разглядел бандитку до того, как наступил. Обхожу её стороной, отмечая, что на обратном пути надо будет также про неё не забыть, и выскальзываю наружу.       На улице хорошо.       Даже лучше, чем я ожидал.       От прохладного воздуха тело как-то сразу наполняется усталостью, а густая ночь накладывает на веки тяжесть. Даже жалко, что так слезятся глаза от зевоты, потому что передо мной открывается невероятный вид. Раньше я никогда не был в горах во время дождя.       Справляюсь с тем, чтобы не вывихнуть челюсть от очередного зевка, и пару минут тупо пялюсь на красоту. Наблюдаю, как облака цепляются тяжёлыми животами о пики гор и разрываются в клочья, закручиваясь клубами тёмно-синих туманностей.       Сейчас бы ещё сигарету выкурить, да потрещать с Цзыцзы о том, о сём. Когда я теперь его увижу? На следующей неделе? Он вроде говорил про концерт?       Лезу в карман, по привычке проверяя наличие пайка, но вспоминаю, что это даже не мои вещи. Ничего другого не остаётся, кроме как пнуть себя под зад, и пойти делать то, за чем я вообще вышел.       В туалете я зеваю ещё пару раз и даже держусь рукой за стенку, чтобы от сонливости не свалиться в дырку в полу. Затем тщательно намываю руки, залипнув на мыло и то, как оно классно мылится, а когда возвращаюсь назад, медлю, чтобы бросить ещё один прощальный взгляд на горы.       Однако в этот момент моё спокойное созерцание прекращает скрип половиц.       — Кто здесь? — раздражённо бросаю я, предполагая, что это, наверное, Тянь за мной вышел.       Вот только звук повторяется ближе и совсем не с той стороны, с которой располагался вход в дом.       — Хэ Тянь?       Не теряю надежды, хотя и чувствую, как холодный пот начинает покрывать лопатки.       — Это ты?       В голове эхом раздается тяневский рассказ про деревенский дом глубоко-глубоко в горах… И я не собираюсь более уточнять, в чем причина звука.       Половица щелкает прямо рядом со мной, и я срываюсь с места убегая со скоростью света обратно в дом. Перед входом в комнату не забываю перешагнуть злодейку, но забываю о скрипящих пружинах, когда падаю рядом с Хэ на кровать.       «Плевать-плевать-плевать», — думаю я, пока со всеми возможными звуками матраса придвигаюсь поближе к телу за спиной.       Внезапно комнату озаряет потусторонний синий свет, и я цепенею, когда слышу за спиной:       — Мо Гуань Шань…       Тянь хватает меня за шиворот, но я-то не догоняю, что это он, поэтому всеми силами пытаюсь отбиться. Все заканчивается тем, что Хэ получает ногой в промежность, а я оказываюсь в захвате, полностью придавленный его телом.       Экран телефона, источающий «потусторонний» синий свет, тухнет, и в опустившейся темноте я слышу:       — Бля… Как же больно… — Тянь почти что душит меня одной рукой, а другой держит за запястье, не давая удрать.       — Ладно, прости. Я понял, что это ты, так что можешь отпускать, — сдавленно прошу я, пытаясь освободиться, но он не спешит выполнять мою просьбу.       Даже наоборот, наваливается сильнее, бедрами придавливая мои колени к кровати и хрипло дышит в самое ухо.       Наверное, сильно приложил.       По-мужски даю Хэ минуту отлежаться и только потом начинаю ерзать, так как его хватка неслабо так давит на горло, и просто-напросто становится нечем дышать.       — Ну всё, пусти, — снова предпринимаю попытку оттянуть его пальцы от кадыка, и у меня получается.       Вот только опустив его руку с шеи на грудь, я и не предполагаю, что Тянь начнет наматывать на костяшки мою майку, оголяя живот, чтобы огладить пальцами ребра.       От страха меня начинает лихорадить. Я оглядываюсь в сторону Цзяня и Чжэнси, желая убедиться, что они спят, но с нашей верхотуры их вообще не видно, только слышно, как И посвистывает одной ноздрей, а Чжань скрипит во сне зубами.       «Это неправильно», — кричит во мне всё, и остатками сознания соображаю, что единственное, что кажется мне неправильным — не то, что Тянь вдавил меня в матрас, а то, что друзья находятся рядом, и мы можем их разбудить.       Хэ тянет мою правую руку вниз, и голос у него категоричный, решительный:       — Если он сломался — ответишь.       «Сломался?..» — мысленно недоумеваю я, и врубаюсь только тогда, когда мои костяшки касаются резинки штанов Тяня.       «Он»?!..       — Ты чё делаешь?!       — Тс-с, — сглатывает Тянь и моими пальцами ведёт вниз, вдоль своего пресса, пока я стараюсь игнорировать то, какой приятный его торс на ощупь. — А как мы проверим, что он работает?       И голос, блядский голос, который шепчет в самое ухо, заползая под кожу и выворачивая кости.       — Сам проверяй! — вырываюсь я, но Хэ упорно ловит и возвращает мою руку на то же место. Живот у него теплый, нисколько не похож на холодный мрамор, которым я его представлял, хотя и твердый как камень. — Не смей!       — Ещё как посмею, — мне слышатся насмешливые нотки в его голосе, и я понимаю, что актер, наконец, вышел из роли и весь этот спектакль закончился.       — Идиот! — выплевываю ему в лицо и чувствую, как Тянь фыркает и сотрясается от немого смеха.       Кровать под нами поскрипывает.       Он разжимает хватку и поднимается на локтях, чтобы ущипнуть меня за щеку:       — Ну-ну, прости. Я был не прав. Просто ты так забавно испугался, хотя говорил, что не веришь в призраков…       Я обиженно скрещиваю руки поперёк груди и отворачиваюсь, пусть болтает, что хочет.       — Эй, малыш Мо, прости меня, — жалобно просит Хэ. — Я был не прав, слышишь? Если будешь дуться, я тебя поцелую.       Слышу шорох простыней и дёргаю головой, пытаясь затормозить Тяня своим убийственным взглядом, вот только не учитываю, что темно, хоть глаз выколи.       — Заткнись нахуй! — предпринимаю попытку я, и в этот же момент чувствую, как губы Тяня слепо тычутся мне под подбородком, исследуя, давят на кадык, мягко и тепло, упрашивая.       — Прости, слышишь?       Кожа у меня ещё холодная с вечерней прогулки, а Тянь горячий. Весь. От него, нависающего надо мной, сразу же разливается жар, затапливающий все клеточки моего тела. А теплый нос Хэ упирается уже куда-то под ухо. Он выдыхает сдержанно, точно стараясь не перегибать, и нежно опускается губами на линию моей челюсти.       У меня чуть не вырывается обречённый стон. Что опять мы делаем?       Стоило бы попросить его остановиться, возмутиться или ещё что-нибудь, но в голове набатом бьётся сердце, а всё тело поворачивается, подстраиваясь под него.       И мне становится совсем страшно за себя, потому что я под ним со вздернутой майкой, почти голый, а Тянь, такой Тянь — это ещё хуже…       И мне стыдно… Стыдно-стыдно-стыдно, ведь хочется ещё большего.       Дышать становится как-то совсем тяжело.       А Тянь жмется ближе, приподнимается и целует совсем рядом с губами. В уголок рта. Туда, куда я хотел его сегодня поцеловать.       Поверни я голову хотя бы чуть-чуть — и наши губы могли бы соприкоснуться.       — Прости, — ещё раз произносит он, и теперь уже непонятно, за что, собственно, Тянь извиняется, потому что его горячая рука ложится мне на живот, а губы снова спускаются на шею.       Прикосновения становятся грубее, пальцы Тяня жадно впиваются в кожу, продавливая моё тело и выгибая его так, чтобы оказаться ближе. Я задыхаюсь, ведь его действия вызывают такой взрыв эмоций и мыслей, что тяжело справиться, невозможно отгородиться. Он прикусывает мочку моего уха, а из меня внезапно рвётся восхищенный вздох. Хэ цепляется за это, как за разрешение. Заставляет меня разжать замок на груди и тронуть себя, на этот раз — коснуться теплой ткани футболки и почувствовать прошивающее ее насквозь сердце.       Замечаю, что руки у Тяня слегка дрожат, он уже не целует, а просто замер и дышит горячо мне в шею:       — Шань, — как-то сорвано и совсем хрипло выходит у него.       — Что? — на удивление бодро получается у меня.       Чувствую его пульс под ладонью и понимаю, что он возбудился не хуже, чем я.       Сначала я улыбаюсь этому, потому что знаю, что в темноте он не увидит, но что-то болезненное и тревожное начинает завязываться в груди каждую секунду, пока Тянь молчит. Неуверенность заставляет думать, что мы слишком далеко зашли, и что Хэ могло что-то не понравиться. Он невесело выдыхает:       — Кажется, я совсем потерял голову.       Его голос разбивается мелкими осколками, которые впиваются мне между ребер. Передумал? Тянь вот-вот отстранится, поэтому я удерживаю его, схватив за клочок майки у колотящегося сердца.       Мне нужно, чтобы он это сказал.       — От чего?       И смелости придает отчаянье: я так долго терзался вопросами, что мне нужно услышать хотя бы один ответ. Ты хватал меня за руку, платил за меня, дразнил меня. Из всех вариантов развлечься выбирал меня. Что, чёрт возьми, ты имел в виду? Почему сейчас ведёшь себя так, будто мы делаем что-то неправильное?       Хэ медлит, кажется, он удивлен или просто не решается ответить. Мы замираем, и несколько секунд я слушаю сопение наших соседей с лежанки пониже.       Затем Тянь разлепляет губы, я чувствую, как он набирает в грудь воздух, и весь оборачиваюсь в слух.       — Малыш Мо, ты играешь со мной?       Что?..       Как он вообще смог до этого додуматься?       Только что я почти стонал от его прикосновений, а он…       — Считаешь, что я играю?       Вопрос выходит грубым и обиженным против моей воли, и я сгребаю майку Хэ, для верности показывая свой агрессивный настрой. Каким-то образом сердце его начинает биться ещё чаще.       — Нет? — сглатывает он неуверенно. Голос у него, в отличие от моего, робкий и растерянный. — Но, даже если это так, я почти уверен, что ты побеждаешь, — Тянь приподнимает руку и кладет её поверх моего кулака. — Чувствуешь?       Он ждёт, а я слишком потрясён его честностью, его откровенностью, его долбящим через грудную клетку сердцем, реагирующим на меня.       — Чувствую, — разжимаю кулак, теперь сердце Тяня стучит прямо в раскрытую ладонь. Будто его пульс — это ключ, ответ на все мои вопросы. — Так, по-твоему, для меня это ничего не значит? В каком смысле я «почти побеждаю»?       — Что? — смущенно усмехается Тянь.       — Тебе какую часть вопроса повторить? — давлю Хэ на грудь, и он заваливается спиной на матрас.       Что за сомнения, Тянь?       Я же столько всего рассказал тебе, чего никому не рассказывал. Я же отвечал на твои гребанные сообщения и звонки. Постоянно! Позволял касаться себя. Мы же буквально в озере чуть не…       Почему так сложно выразить всё это словами!       К чёрту, просто иди сюда.       Пружины натужно скрипят, и теперь уже я раскладываю Хэ под собой.       Дыхание у Тяня сбитое, рваное.       — Почему ты так не уверен? — шепчу склонившись прямо над его лицом, едва не упираясь кончиком носа в его. Ну же, соображай.       Я давно и многое хотел с тобой сделать…       — Потому что… — дыхание Тяня опаляет мои губы, но я не обращаю на это никакого внимания. — Я сам хочу победить в этой игре.       Ответ доходит до меня не сразу, но когда Тянь кладет руку на моё сердце и я почти вижу, как он ухмыляется, то всё становится на свои места.       Блять!       Он вынуждает меня признаться первым!       Я моментально прижимаю запястья Хэ к матрасу и вслушиваюсь в тишину, убеждаясь, что мы никого не разбудили.        — Ты проиграешь, — склоняюсь над ним, заводя руки Хэ наверх и фиксируя рукой.       Мы оба знаем, как он легко может вырваться, однако Тянь даже не пытается сделать это. Наоборот, расслабляется, уступая мне первенство, будто это ещё одна его уловка.       Вот только мне уже плевать, когда я слышу, как он хрипло выдыхает:       — Сомневаюсь.       Никогда бы не подумал, что меня так просто взять на слабо.        — Да?       Перехватываю запястья Хэ крепче одной рукой, а другую кладу ему на грудь, отмечая сбитый ритм сердца. Что-то темное и жаждущее взывает у меня внутри, и я подчиняюсь этому, проведя ладонью вниз и подцепив пальцами край тяневской футболки.       Сердце обмирает от предвкушения, ведь Хэ покорно продолжает лежать, позволяя мне делать с ним что угодно. Только грудная клетка вздымается быстрее обычного.       Я завожу ладонь под теплую ткань и чувствую пресс, которым любовался с трибун баскетбольной площадки. Мышцы Тяня дергаются, подбираясь и становясь тверже, тем самым посылая миллион импульсов через кончики моих пальцев прямо в пах, под резинку штанов.       Но нет, не сейчас.       Сейчас не я должен проиграть, а он.       Крадусь подушечкам пальцев выше, цунь за цунем приподнимая и натягивая ткань. Пытаюсь растянуть удовольствие подольше, чувствуя, как места, которых я касаюсь, напрягаются и покрываются мурашками. И чем выше я поднимаюсь, тем сильнее Тянь начинает ёрзать, чаще сбиваться с ритма дыхания.       И это льстит мне.       Льстит его беспокойство. Льстит его желание. Льстит даже то, как он вздрагивает, когда мои пальцы срываются и щекотно проходятся ногтями по его коже.       Дотягиваю майку до ключиц и жалею, что перед глазами темнота и ничего не видно, но зато хотя бы рукам видно всё.       Я снова кладу ладонь поперек живота Тяня так, что он забывает, в какую сторону вдох, а в какую выдох, затем скольжу пальцами наверх, обводя кончиками подушечек рельефные мышцы. Когда я добираюсь до груди, то уже сам еле сдерживаюсь. Дышу ртом, а в голове мельтешат и борются самые разные идеи: уткнуться Тяню в солнечное сплетение и просто полежать?.. Наклониться и лизнуть его тело языком?..       Выбираю самый безобидный из всех вариантов и как будто случайно задеваю пальцами его твердый сосок. Хэ вздрагивает точно от электрического тока, впивается ногтями в тыльную часть ладони, удерживающей его руки, а я тут же дёргаюсь, боясь, что сделал неприятное. Отпускаю его. Однако Тянь вдруг приподнимается, вжимается в меня сам, обнимая, и хрипло выдыхает в ухо так, что волосы встают дыбом на загривке.       Он специально показывает мне реакцию своего тела. И от ощущения его затвердевшего члена, упирающегося мне в бедро, сковывает ужас: ребята спят совсем рядом, а наши объятия с Тянем стали слишком интимными.       И мне до одури интересно, когда это случилось?       Когда я тронул его за сосок или раньше?       Что ему нравится? И как?       Мысли плывут, ещё немного — и мне станет интересно, насколько хорошо член Тяня помещается в мою ладонь. Ох… Это надо прекращать, поэтому, закусив нижнюю губу, я отодвигаю Хэ от себя и не позволяю ему прижиматься дальше.       Он сразу же реагирует на мою холодность:       — Братец Мо? — скулит и откровенно выпрашивает ласки.       Ведёт бедрами, зарывает мои пальцы себе в волосы и отчаянно лезет руками к резинке моих штанов. Я аж приподнимаюсь, когда Тяню удается коснуться голой кожи под ней:       — Нет! — шепотом протестую, а у самого пульс под двести.       Вот блять, ему тоже это всё интересно!       — Нет? — скептично переспрашивает Тянь. — А Мо Джуниор-джуниор думает по-другому…       У меня уши горят, и приходится объяснять:       — Мы не одни.       Хэ подается назад, и я чувствую его взгляд, даже несмотря на темноту. Обдолбанный, с расплывшимися зрачками, жаждущий всего и сразу.       — Значит, это не последний раз, когда мы видимся с Мо-младшим?       Отвечать не хочется, и тут вдруг И всхрапывает как-то по-особому громко. Я принимаю наиболее верное решение, как мне кажется: падаю на Хэ и накрываю нас одеялом. И пока Цзянь спросонья чешет свои комариные укусы, я молюсь, чтобы он не услышал, как мы с Тянем загнанно дышим.       Когда снаружи стихает, а свист одной ноздри возвращается в свое прежнее русло, Тянь повторяет:       — Увидимся ли мы с Мо-младшим ещё?       От того, что мы прижимаемся друг к другу, ощущения остры до предела, а ещё из-за того, что это Тянь — реальный Тянь, а не вымышленный, — в голову бьёт сильнее в тысячу раз.       — Ну, у тебя же не сломан, — иронизирую я и как бы играючи завожу ладонь под резинку его штанов.       Я знал, что меня там ждёт, и даже думал, что справлюсь. Я так долго рассматривал его фото у себя в телефоне, мечтал узнать, какой он на ощупь, чтобы сейчас не прикоснуться? Ну уж нет. Сглатываю накопившуюся слюну и опускаю ладонь вниз.       Майор Том теряет последнюю связь с Землей, и улетает прямо в Космос.       Пальцы скользят по выпирающей ткани трусов, ощупывая длину, и возвращаются назад таким же слитным движением.       Хэ с трудом сдерживает дыхание и, прижавшись к моей скуле, сообщает:       — Ещё пара движений, малыш Мо, и я проиграю, — и меня накрывает волной такого смущения, что я дергаюсь и чуть не падаю с кровати.

***