Подражание — самая искренняя форма лести.
Брайан Молко.
Читая авторов-чернушников, нельзя отделаться от впечатления о том, что они зависимы от толкиновских мотивов и приемов подачи информации едва ли не больше, чем русскоязычные апокрифисты, пишущие по Толкину фанфики — или, во всяком случае, не меньше. Выглядит это очень иронично на фоне того, что те же чернушники (особенно Бэккер и Аберкромби) любят, этак снисходительно похлопывая Толкина по плечу, рассуждать о том, что его сюжеты-де (не то что их!) примитивны и нереалистичны в моральном плане и т.д. и т.п., или, во всяком случае, что они-де смотрят на нравственную и сюжетную проблематику глубже Толкина (Мартин). Возьмем, например, «Первый Закон» Аберкромби — основная сюжетная линия, связанная с поиском и использованием демонического «семени», выглядит как набор перевертышей мотивов «Властелина Колец»: местный «Гэндальф» (Байяз) это аморальный манипулятор-властолюбец, местный «Арагорн» (Джезаль дан Луфар) — его марионетка, никудышный правитель и не законный король, а сын шлюхи (буквально! — во всяком случае, по словам Байяза), его жена показана как стереотипная мужененавистница, а местное «Кольцо Всевластья» герои ищут отнюдь не для того, чтобы уничтожить, а для того, чтобы использовать его против военного противника[1]. Но, чтобы не показаться несправедливым, замечу, что как раз у Аберкромби зависимость от Толкина минимальна. В «Первом Законе» есть абсолютно самостоятельные сюжетные линии, вроде истории инквизитора (сотрудника тайной полиции) Занда дан Глокты или войны Союза с северянами. «Герои», «Лучше подавать холодным», «Красная страна» — опять же, самостоятельные произведения. В трилогии «Эпоха безумия» есть эпизод, который может быть прочитан как отсылка на Толкина[2], но даже если это так — это лишь единичная реминисценция. Интересно, что из основной троицы авторов-чернушников именно Аберкромби наименее идейно погружен в данное направление — хотя, безусловно, он любит писать в чернушной стилистике и считает положительных персонажей "скучными"[3], у него не видно даже на бессознательном уровне никакой философской рефлексии над происходящим, кроме вульгарного цинизма, в отличии от того же Бэккера, любовно расписывающего садистическую метафизику своего мира. Возьмем более склонного к теоретизированию автора — Джорджа Мартина. Не так давно, в 2018 году, он выпустил «Пламя и Кровь», посвященную предыстории событий «Песни Льда и Пламени». «Пламя и Кровь» (плохо, с уклоном в нехарактерные для данного жанра скандалы-интриги-расследования) стилизованы под хронику и поверхностно запараллелены с толкиновским «Сильмариллионом» даже на уровне названия («GRRMarillion» / «Сильмартиллион»). Попытка, разумеется, провалилась — и не только потому, что Мартин ушел в бесконечное описание того, кто с кем спал[4] (что больше напоминает не «Сильмариллион», а некоторые фанфики по нему), но ещё и потому, что он, заимствуя форму, не понял сути — «Сильмариллион» это не предыстория «Властелин Колец»; напротив, это «Сильмариллион» был для Толкина основным трудом его жизни, замысел которого зародился у него ещё во время Первой Мировой войны. У Скотта Бэккера вылезают те же проблемы. Например, в приложениях к первой же своей книге, «Тьме, что была прежде», он создал гигантское[5] генеалогическое древо языков Эарвы — мол, смотрите, я ничем не хуже Толкина! Но какой смысл всё это придумывать, если он самих этих языков не придумал и они ему очевидно неинтересны, а для сюжета значимы исключительно гилкунья как язык, который используют маги в своих заклинаниях, и высокая кунна как её упрощенная версия? Толкин свои языки сочинял в первую очередь потому, что это ему доставляло удовольствие — собственно, он и Арду придумал в том числе как поле для лингвистических экспериментов. У Бэккера это всё присутствует (во всяком случае, именно такое ощущение складывается) сугубо для того, чтобы попонтоваться — мол, смотрите, я не хуже этого вашего Толкина! Из той же серии — глоссарий Бэккера к «Тысячекратной Мысли», финальной книге трилогии «Князь Пустоты». Да, там есть содержательная информация, облегчающая читателю ориентирование в сеттинге — вроде описания войн с инхороями и Консультом, знаменитых людей древности или основ вероучения инрити и фаним — но масса информации или практически бесполезна, как описание древних государств, вся роль которых в сюжете сводится к тому, что их в прошлом уничтожил Консульт, или выгуливание авторских кинков вроде упоминания «культа любовников» (и здесь любовники! инхорои, например, у Бэккера «раса любовников») бога по имени Юру, дарующего мужскую силу состарившимся мужчинам. Сам Юру в тексте упоминается всего один раз в контексте «хвала [такому-то богу]», даже не как присказка. Невозможно сравнивать его с такими реально значимыми для сюжета богами Эарвы, как владыка войны Гильгаоал, богиня надежды Онкис, «дьявол» Айокли или богиня плодородия Ятвер. Из той же серии — упомянутая один раз в качестве присказки женщина по имени Юсилка, жена полководца Саг-Мармау, служившая Консульту предательница. С ней даже не связано никаких историй (в отличии от, например, ставших присказкой кошек королевы Берутиэль у Толкина), она даже не важна для сюжета — в отличии от жены принца Нау-Кайюти Иэвы, выдавшей мужа Консульту[6] — поскольку и в следующей трилогии Бэккера, «Аспект-Император», линия предательства Саг-Мармау Юсилкой не получает никакого развития, да и сам Саг-Мармау там толком не упоминается. Вообще, как справедливо отмечал ещё до меня в рецензии на Бэккера (на которую я уже ссылался в первой части данного цикла статей) мой друг Георгий Массадов: «Бэккер всячески старается делать отсылки к Толкину — кроме аллюзий, совпадений и деталей, сам его мир также сделан как закос под Толкина — Бэккер валит на читателя названия стран, народов, событий, местностей, постоянно отсылается на всяких исторических личностей. Толкин, правда, как мне кажется, в первую очередь делал мир, в то время как у Бэккера содержание мира — просто декоративное наполнение». Проще говоря, если у Толкина различные персонажи и сюжеты выросли из его интереса к ним, то у Бэккера 100500 не слишком интересных самому же автору персонажей и стран служат не в последнюю очередь цели саморекламы из серии «смотрите, какой у меня проработанный мир — я прям как Толкин, только нравственно реалистичный!». Ещё до меня это отмечал, говоря о Бэккере, myrngwaur: «Бэккер не следует привычному пути авторов фэнтези «возьми территорию размером с Францию и устрой там магию». Широким жестом он охватывает пространство, сравнимое со всей Европой и Средиземноморьем — вводя в действие огромное многообразие народов и племён. В первых же книжках читателю предстоит столкнуться с: нансурцами, галеотцами, тидоннцами, скюльвендами, кианцами, конрийцами, айнонцами… etc etc, и нечеловеческими кунироями [кунуроями], инхороями и шранками на закуску. Автор сыпет деталями, украшает подробностями, дополняет обычаями. Ну прелесть же? Радость для любителя проработанных сеттингов? Нет. Проблема в том, что никакой особой разницы между человеческими культурами не существует. Кроме вышеупомянутых подробностей и деталей. Кто-то красит лицо белым, а кто-то заплетает бороду в косички — это всё. Когда из текста я узнаю, что такой-то персонаж из Галеота, а такой-то из Конрии — это не даёт мне ничего, кроме привески к имени. Язык у большей части племён универсален — в сущности, всё тот же толкиновский «Всеобщий». Ну и да, в Зеуме живут негры — вот только когда в поздних книгах они появляются в действии, выясняется, что и тут никакой особой разницы в поведении и обычаях нет. Ну, чёрные, бывает». В общем, Бэккер погряз в том, что его коллега Аберкромби саркастически называл стремлением «перепрофессорить Профессора"[7], совмещая это с почесыванием своих основных сексуальных фетишей. На уровне мотивов мы видим то же самое. Я в свое время написал крайне неполный обзор использованных (с сопутствующей инверсией) Мартином толкиновских образов[8] — который, по-хорошему, нуждается в ряде дополнений. Например, у Толкина «дар Эру людям» — смерть. У Мартина «даруют» смерть почитатели бога смерти Многоликого — члены секты наемных убийц. У Толкина Берен и Лютиэн, чтобы проникнуть в Ангбанд, превращаются в волка и летучую мышь — у Мартина после побега Сансы Старк из Королевской Гавани распространяется слух о том, что она сбежала с помощью магии, превратившись в волчицу с крыльями летучей мыши. У Толкина Лютиэн в её странствиях помогает благородный пес Хуан, оставляющий ради неё своего недостойного хозяина Келегорма — у Мартина в сюжетной линии Сансы Старк фигурирует рыцарь Сандор Клиган по прозвищу Пёс, также оставляющий недостойного хозяина (Джоффри Баратеона), но по моральным качествам не отличающийся от него качественно. Некоторые переделки построены откровенно по принципу «сделать как у Толкина, но наоборот». Чего стоит, например, линия «вернувшегося короля Эйгона VI» («Юного Грифа»), этакой мартиновской деконструкцией образа Арагорна (поскольку он, скорее всего, является самозванцем), вплоть до того, что его армия (Золотые Мечи) состоит из потомков знатных семейств, бежавших из Вестероса в Вольные Города после поражения, что образует параллель с толкиновскими дунаданами Севера — но при этом Золотые Мечи, в отличии от дунаданов, наемники, да и многие из них в действительности свое благородное происхождение подделали. Кроме того, у Толкина в сюжетной линии Арагорна присутствует мотив «рук короля, несущих исцеление», а у Мартина, наоборот, Джон Коннингтон, занимающий пост Десницы Короля (т.е. «правой руки»), заражен опасной болезнью Серой Хворью (причем заражена у него именно рука), то есть исходный толкиновский мотив трансформирован в мотив «рук короля, несущих смерть». Воспитателем Арагорна является его дальний родственник, благородный и доброжелательный Элронд, а воспитателем (и, возможно, родственником, если вовсе не отцом) «Юного Грифа» — беспринципный интриган Иллирио Мопатис. Мартиновский «Гэндальф», расчищающий «Юному Грифу» путь к трону — полное чудовище (пусть и, возможно, искренне считающий, что он действует «во благо государства» и «ради детей») евнух Варис. В то же время Вестеросу угрожает нашествие пиратов-Железнорожденных во главе с королем Эуроном Грейджоем, психопатом, образ которого выглядит как уже не инверсия, а прямое копирование толкиновских мотивов: он и одноглазый, и черный маг, и мечтает о власти над миром, и бросает вызов самим богам, и при этом сам мечтает о божественных почестях, и на эмблеме у него красный глаз. Чтоб параллель стала совсем уж бросающейся в глаза, в выпущенной в 2014 году книге «Мир Льда и Пламени» ещё и упомянут жрец-Железнорожденный по имени Саурон Солёный Язык. У Мартина, как и у Толкина, присутствует тема «тайного города, основанного людьми, спасающимися от порабощения». У Толкина ещё в «Книге Утраченных Сказаний» пример подобного «тайного города» — Гондолин, куда ушли нолдор, спасшиеся от порабощения Мелько (ром). У Мартина беглые рабы из Валирии (шахты которой, где рабы умирали во множестве и молили о смерти, напоминают недра Ангбанда) основывают тайный город Браавос, который валирийцы пытаются найти — однако, в отличии от найденного Морготом Гондолина, так и не обнаруживают, пока браавосцы сами не раскрываются, устанавливая с Валирией торговые отношения. В то же время если Гондолин прекрасен, красотой своей напоминая покинутый нолдор Тирион на Туне, то Браавос — отвратительное во всех отношениях место: плутократическая олигархия, борьба за власть в которой ведется с помощью подкупа и политических убийств. Белое Дерево у Толкина — символ жизни и процветания, начиная с уничтоженных Морготом Древ Валар и заканчивая Древом Гондора. У Мартина есть деревья под названием чардрева, внешне напоминающие Белое Древо и являющиеся священными для приверженцев культа Старых Богов. Почитатели Рглора, культ которого напоминают мелькорианство, сжигают чардрева также, как Саурон в бытность первосвященником нуменорского культа Мелькора сжег Белое Древо Нуменора. Но при этом старобожие само по себе мало отличается от рглорианства в моральном плане (в прошлом старобожники приносили чардревам человеческие жертвы) и представляет себя, по-видимому, очередную авторскую вариацию на тему мистерий зла — достаточно посмотреть на такого практикующего старобожника, как Бринден Риверс / Кровавый Ворон, от которого откровенно веет какой-то чертовщиной (об этом мы ещё поговорим). Некоторые мартиновские перевертыши откровенно бессмысленны и тошнотворны. Например, певец по имени Дареон, сосланный в Ночной Дозор за соблазнение дочери лорда Рована, а затем дезертировавший оттуда и ушедший петь по борделям перед шлюхами, где он был убит Арьей Старк, выглядит как пародия на певца-эльфа Даэрона, ушедшего из Дориата на восток искать Лютиэн, дочь своего короля Тингола, и пропавшего там. Но, пожалуй, самый характерный мартиновский перевертыш на основе толкиновских мотивов — описание гибели Деймона Блэкфайра в битве на Краснотравном Поле, которое я уже приводил в предыдущей части как пример трансформации чернушного принципа «суперсилы зла» в откровенную черную комедию. Его гибели предшествует гибель одного из его сыновей-близнецов, Эйгона Блэкфайра, расстрелянного Бринденом Риверса. На мой взгляд, эта сцена — инверсия сюжета о гибели одного из Амбаруссар, оставшегося на подожженном Феанором корабле — у Толкина близнец, являющийся младшим из сыновей своего отца, погибает из-за его подлого поступка, у Мартина близнец, являющийся старшим из сыновей своего отца, погибает из-за благородного почтения своего отца к поверженному сопернику (Гвейну Корбрею). Сама смерть Деймона выглядит как перевертыш поединка Моргота и Финголфина, поскольку если Моргот, несмотря на свою трусость, из опасения дискредитировать себя в глазах своих военачальников выходит на поединок с Финголфином, то Бринден, послушав свою трусость, предпочитает расстрелять Деймона с безопасного расстояния заколдованными стрелами, за счет чего и одерживает победу (видимо, так Мартин видит «нравственный реализм»). Семь ран, нанесенных Бринденом Деймону из лука — инверсия семи ран, нанесенных Финголфином Морготу. Позднее, в «Таинственном рыцаре», Деймон-младший, сын Деймона, также не может сразиться в поединке с Бринденом, хотя и бросает ему вызов — вместо этого его арестовывают[9]. О параллелях такого рода, выдержанных абсолютно в духе «Профессор был неправ», у Мартина можно было бы говорить ещё долго, но перейдем к Бэккеру. У него параллели с Толкином выражены совсем недвусмысленно: оплот Консульта, подобно Ангбанду, находится на дальнем Севере, «орков"-шранков инхорои создадут на основе генетического материала «эльфов"-кунуроев[10], а сами кунурои страдают от собственного аналога «истаивания» (только затрагивающего не тело, а разум) из-за инхороев, также как эльфы страдают от него из-за Диссонанса Мелькора. Также, как эльфы в Первую Эпоху сперва устанавливают Осаду Ангбанда, а потом, после её прорыва, собирают армию для сражения с Морготом в поле (Союз Маэдроса), у Бэккера враждебные Консульту люди и кунурои сначала блокируют его, а потом собирают армию для войны с ним (Великую Ордалию), которой Консульт наносит поражение так же, как Моргот в Нирнаэт Арноэдиад громит армию Союза Маэдроса. Также, как и у Толкина поражение эльфов и людей Белерианда связано с их внутренними конфликтами, важную роль в поражении людей и кунуроев Древнего Севера играет грызня между ними. У Толкина древнейшей человеческой династией является род потомков любовного союза человека Берена и эльфийки Лютиэн, правивший сперва Нуменором, а потом королевствами дунаданов в Средиземье, Арнором и Гондором. У Бэккера ключевую роль в человеческой истории играет происходящая с Древнего Севера династия Анасуримборов, основатель которой — Анасуримбор Нанор-Уккерджа — родился в результате сексуального насилия кунуроя над человеческой женщиной Оминдалеей[11]. Нанор-Укерджа за счет кунуройской крови жил дольше, чем обычные люди (178 лет), подобно дунаданам, и основал великую империю, но, умирая, разделил её между сыновьями, основавшими королевства Куниюрия, Аорт и Шенеор (ср. с толкиновским «Древним Севером», Арнором, разделенным на Артедайн, Кардолан и Рудаур). У Толкина частью победы над Сауроном в конце Третьей Эпохи является возвращение последнего представителя рода Берена и Лютиэн — Арагорна, возрождающего Соединенное Королевство Гондора и Арнора. У Бэккера Анасуримбор Келлхус также выступает в качестве не только самопровозглашенного пророка новой веры и «воплощенного Бога Богов», но и «вернувшегося короля» — он объединяет под своей рукой человеческие народы Трех Морей, принимает титул верховного короля Куниюрии (также, как Арагорн стал королем не только Гондора, но и уничтоженного Арнора, который он восстановил в ходе правления) и отправляется в поход на Древний Север. Причем в «вернувшемся Анасуримборе» действительно заключена возможность победы над Консультом (то есть его сюжетная роль гораздо больше, чем у того же Арагорна), но эта победа потенциально будет означать для человечества ещё бОльший ужас, чем победа Консульта — ад сразу на земле вместо ада за гробом для большинства людей. У Бэккера во «Втором Апокалипсисе» фигурирует дружественный по отношению к людям кунуроский король Нил’гиккас, (бывший) владыка обители Иштеренбинт. Это пародия на толкиновского Финрода Фелагунда, короля Нарготронда, в его амплуа друга людей — поскольку он считал, что, наставляя людей, сможет сохранить свою культуру в веках, а Финрод в «Атрабет» говорит о особой роли человечества в замысле Эру. Кроме того, у Толкина Финрод умер, чтобы спасти жизнь человеку Берену, а у Бэккера, напротив, Ахкеймийон и Мимара были вынуждены Нил’гиккаса убить, потому что он в какой-то момент, как и все кунурои, двинулся крышей и решил убить их. Аналогично продавшийся Консульту Нин’килйирас, новый король Иштеренбинта, захвативший власть после ухода Нил’гиккаса — это пародия на захвативших власть в отсутствие Финрода феанорингов Келегорма и Куруфина, тем более что Нин’килйирас приходится Нил’гиккасу кузеном также, как Келегорм и Куруфин у Толкина приходятся кузенами Финроду. Причем также, как Нин’килйирас оправдывает совершенную им узурпацию власти тем, что он-де «от крови Тсоноса», сына Имиморула, создателя расы кунуроев, Куруфин уговаривает Келегорма захватить власть в Нарготронде, апеллируя к тому, что сыновья Феанора — старший дом среди всех потомков Финвэ. Вот только Келегорм с Куруфином сделки с Мелькором не заключали (наоборот, продолжали боевые действия против него и до, и после нарготрондских событий), несмотря на всю моральную сомнительность их деятельности вплоть до киднеппинга и выстрела Лютиэн в спину. Кто-то там жаловался на «черно-белый» характер мира Толкина? В таком случае Бэккер создал черно-серый (а реально — «все оттенки черного») мир. Нельзя напоследок не отметить, что сцена, где нансурцы публично насилуют пленных скюльвендов, чтобы спровоцировать их сородичей на атаку, также выглядит как неприкрытый оммаж к публичной казни Гельмира, спровоцировавшей на атаку эльфов в Нирнаэт Арноэдиад. Тут есть своеобразная трагикомическая ирония — в «нравственно реалистичном» мире Бэккера обычные люди достигают степени идиотского изуверства, до которой у Толкина не додумались даже Моргот со своими военачальниками, то есть персонажи Толкина, задумывавшиеся автором на роль сатаны и падших ангелов. [1] Что самое смешное — Аберкромби, видимо, думает, что этим сюжетом ниспроверг некие «толкиновские штампы», однако сюжет, подобный этому, пусть и не настолько чернушный по посылу, предлагал в свое время… сам Толкин: https://vk.com/wall198423565_1029?w=wall-23592973_164865 «Если бы война вызывала или бы направляла развитие легенды, тогда, несомненно, Кольцо было бы использовано против Саурона: он не был бы уничтожен, но порабощен, а Барад-Дур не разрушен, а оккупирован. Мало того, Саруман, не сумев завладеть Кольцом, нашел бы в Мордоре недостающие сведения о нем, сделал бы Великое Кольцо своим и сменил бы самозваного правителя Средиземья. В этой борьбе обе стороны возненавидели бы хоббитов; хоббиты недолго бы выжили даже как рабы». [2] В нем лидера северян Черного Кальдера провоцируют на атаку тем же способом, которым у Толкина Моргот выманил армию Фингона в Нирнаэт Арноэдиад — расчленив на глазах Кальдера его родственника; у Толкина по приказу военачальника Моргота расчленяют Гельмира (брата Гвиндора, вождя пришедшего на битву отряда нарготрондцев), у Аберкромби расчленяют Стура Сумрака (сына Черного Кальдера). Впрочем, возможно, это всё же случайное (но показательное!) совпадение. [3] https://vk.com/topic-52788417_28556178 «Я всегда считал, что моральные противоречия гораздо интереснее прямолинейных героев. Можете оставить себе Арагорнов и Гендальфов. Я куда охотнее распил бы пинту пива с Боромиром и Саруманом. Хотя, если подумать, наверняка Саруман из тех, кто предпочитает напитки из чистого солода». [4] Достаточно упомянуть о том, что значительную часть «Пламени и Крови» составляет пересказ порнографических мемуаров куртизанки Корианны Уайльд и шута-карлика Грибка, что окончательно превращает происходящее в фарс. [5] https://sun9-15.userapi.com/impg/cpSa0pKRMF0lqY8y4rBKh29G3GrQbasDHOf93Q/OL-Bk6Z0HC8.jpg?size=526x296&quality=96&sign=00ef5e5993bb21a6fd6bc03dbdaed4df&type=album https://sun9-40.userapi.com/impg/6nNcKKhAIUrvPI-LbDojLKMLPjK2f5opjrFnFw/O7URGhb5tFo.jpg?size=514x772&quality=96&sign=f825853d7e336ebde0a96ea0ab7f277e&type=album https://sun9-57.userapi.com/impg/JEmYLIE7ie3s4ZXsLa5hdfyIQpDLP5jcNlRmHg/6tkL2xTz3hc.jpg?size=526x779&quality=96&sign=2007407b2847f221301b762e45b8b84f&type=album https://sun9-81.userapi.com/impg/AtSj1ysTHYb5dwyawBdNNCtZZqjLxy3TaS6TbA/SNibXdfuiAw.jpg?size=514x609&quality=96&sign=14f0bd013a8677d3c003640f410fef93&type=album [6] Судя по одержимости Бэккера сюжетным ходом «женщины предают своих мужей в пользу инопланетных извращенцев-садистов» — особенно учитывая то, что имя Иэвы созвучно имени Евы, первой женщины из Библии — у него к женщинам что-то личное. [7] https://fantlab.ru/autor2005 «Понятное дело, что вы не можете сочинять историю, происходящую в вымышленном мире без того, чтобы этот мир создать, а то, что вы создаёте, должно быть убедительным. Просто я считаю, что такой аспект эпического фэнтези, как подробное описание мироустройства часто заходит так далеко, что подавляет собой всё остальное. Люди пытаются «перепрофессорить Профессора»; без конца соперничают друг с другом в том, чтобы оказаться автором самой подробной, сложной и длинной книги. Так, как будто вся идея состояла в том, чтобы нарисовать набор географических карт и — ого, да мы решили все проблемы! — осталось лишь эскизно набросать парочку умилительно-клишированных персонажей. Чтобы было кому бродить между Занвонзом и Вибвабом, по дороге, путём неторопливой беседы, сливая информацию о том, как функционирует их магическая система…». [8] https://ficbook.net/readfic/9647864 [9] Подробнее на тему толкиновских мотивов в сюжете о Восстаниях Блэкфайров и параллелей Бриндена Риверса с Морготом и Сауроном см. по ссылке — https://7kingdoms.ru/talk/threads/1265/page-102#post-4474326. [10] При этом, как орки уступают эльфам, так и шранки уступают кунуроям по всем показателям. Но то, что у Толкина было обосновано — поскольку Мелькор, выводя орков, стремился не только создать себе армию, но и осквернить образ эльфов как Детей Эру, у Бэккера не имеет никаких рациональных оснований, кроме использования толкиновского шаблона. [11] Бэккеру так хотелось посмаковать чернуху и инверсию толкиновских мотивов с заменой зачатия по любви на изнасилование, что он забыл собственные правила игры — например, то, что за много лет никто из множества человеческих наложниц в обители кунуроев Кил-Ауджасе так и не смог родить ребенка своим нечеловеческим хозяевам, мечтавшим о возрождении своей расы даже ценой смешения с людьми.