I hear your heart beat to the beat of the drums
Я слышу, как твое сердце бьется в такт барабанам,
Oh what a shame that you came here with someone
Ох, как же жаль, что ты пришел не один.
So while your here in my arms
Так что пока ты в моих объятиях,
Lets make the most of the night
like were gonna die young
Давай оторвемся так,
будто нам суждено умереть молодыми. Kesha «Die young»
[pov: Дорати] После торжественного клятвенного обещания друг другу в верности и дружбе, я частенько помогала Аой на кухне. Работала я бесплатно, и то, для того, чтобы помочь и провести с лучшей подругой как можно больше времени. Шинобу решительно выступала против этого, аргументируя, что посетители не должны выполнять работу помощников. И мне приходилось уходить. Но как только Кочо удалялась, я вновь вбегала в кухню и занимала свою позицию. Канзаки называла меня «упрямой негодницей», однако мы обе знали, что она была рада моим визитам. В моём присутствии Канзаки хмурилась не так часто, и раз за разом помещение кухни всё чаще озарял радостный смех. Мы могли говорить обо всем, кроме единственной темы: Шинобу. У нас были совершенно разные взгляды на её счёт, поэтому обходили мы эту тему стороной. Во всем же остальном мы пределов не знали. Теперь, принеся торжественное обещание, я встала на сторону помощницы Шинобу, а поэтому вынуждена была препятствовать Хашибире Иноске втихаря таскать еду. Он даже обижался, и с приглушенным «предательница» уходил. Но всё-таки, я кое-как проносила ему какую-то плюшечку на порог Поместья. Он её счастливо хавал, и, похоже, друг на друга мы не сердились. Период восстановительных тренировок был адским. Меня спасло только то, что с детства я имела хорошую реакцию, и могла легко выхватить чашки с этим противным чаем почти так же быстро, как Аой и Канао. В остальном же было трудно. Особенно растяжка, уэ-э-э. Кажется, судьба такая у Танджиро: всегда и везде быть солнышком. Он без труда подружился даже с той самой Шинобу Кочо. И с Канао, и с Аой, и даже с теми маленькими. Лиана… Тоже, вроде, со всеми. Не так быстро, и не так легко, но справилась. Зеницу доставал всех своим нытьём, но большинство было о нем больше хорошего мнения, чем плохого. Однажды, сказать правду, имел неосторожность он с объятьями напрыгнуть на Аой во время тренировок, за что получил шишку и пару синяков. Ну а так вроде как более менее. Иноске… Что с него взять? Вырос в горах. Вёл себя, как в горах. Добывал еду в честном поединке с Аой (пока я не поспешила заключить с ним договор о мирном сосуществовании. Попытки мои описаны выше). Мне нередко приходилось выручать его из его переделок: то выстиранное белье испачкает (а ты потом сиди полдня, перестирывай), то поднос опрокинет (приходилось убирать осколки, мыть полы и извиняться долго-долго). А его, дурачка-то такого, как одного в беде бросить? Вот я и помогала ему, чем могла. Даже не из-за того, что «надо», а потому, что жаль мне его было. Зато я завоевала дружбу Аой. И Канао относилась со мне нейтрально-положительно. А тройняшки тоже как-то разом влюбились в меня. Их чувства были покорно приняты. Суми, Нахо и Киё вызывали у меня искреннее умиление. После своих заданий, я заходила в город, и за полученные деньги покупала малым какие-то безделушки. Вроде мелочь, но им знаете, как приятно было! Был период, когда давали нам одиночные миссии. Лёгкие очень, даже рассказывать неинтересно. Забавно, что всё приятное так неинтересно описывать. Вот если беда случается — так да-а-а-а, можно целых несколько глав написать. Однако, день предстоящий засел у меня в памяти на всю жизнь. * * * Настроение было ужасным. Отвратительным. Хуже быть не могло. Надутая я вышагивала по территории Корпуса Истребителей, обозленная на весь мир. В больше всех, безусловно, сердилась я на Шинобу Кочо. Ведь все было так хорошо… Нашей команде Камабоко дали совместную миссию. Шли все: Танджиро, Иноске, Зеницу… Даже Лиана с Незуко! А вы знаете, насколько редко нам дают совместные задания? Так что это был отличный шанс провести время всем вместе… Я решила пойти с ними. Да меня и приглашали идти. И я обязательно пошла бы, если бы ни эта противная Кочо со своим сладеньким: «Такаяма-сан, Вы ещё не вполне поправились от ран, и слишком слабы, чтобы сражаться.» Я хотела высказать ей всё, что думаю, но меня остановил Танджиро. Отвратительно! Её любят и Танджиро, и Зеницу, и Аой, и, похоже, даже Иноске! И я почти уверена, что эта пустоглазка вынесла свой «приговор» специально, чтобы насолить мне. Я ведь чувствую себя прекрасно — покрепче дикого кабана! С прошлого задания всего-то пара царапин. Ладно. Пропустить задание — это пол беды. Но что же мне делать, оставшись в Корпусе? Я бы с удовольствием провела эти скучные выходные в компании обожаемой Аой. Однако нет — синеглазка будет очень занята уборкой. В Поместье Бабочки скоро прибудут другие раненые, и нужно подготовиться к их присутствию. Сама же Кочо будет дома, и, я уверена, будет тщательно следить за тем, чтобы я «не нагружала себя чужой работой». А значит, с Канзаки я не увижусь, а если увижусь — то так, мимоходом. На худой конец оставалась Канао, но я слышала, что девушка планирует отлучиться в город по повелению своей хозяйки. В это значит одно:. Тухни, Такаяма, мри от скуки, снедаемая своей злостью! Движимая негативными эмоциями, я добралась до ручья. Разулась, и, сняв с ног чулки и дзори, прыгнула в воду. Вода была холодной. Она мирно текла, ледяными пальцами пощипывая мои ноги. Недолго думая, я принялась бить своей ногой по поверхности водной глади. Волночки, созданные мною, разлетались в разные стороны, взблескивая на солнце. — Ну! — с негодованием воскликнула я, наблюдая за обильными брызгами. — Чтоб тебе, баба пустоглазая, пусто было! — Не горячись! — бодро послышалось сзади. Я замерла как вкопанная, уже перечисляя в голове всех, кто мог стать свидетелем моего всплеска злобы. Я обернулась. На берегу стоял Столп Пламени, Ренгоку Кёджуро. Скрестив руки на груди, как всегда улыбаясь и смотря на меня из-под своих косматых бровей. На некоторое время я смутилась, а мои уши покраснели. Я так не поняла, из-за чего. Скорее всего из-за того, что этот человек видел меня в таком ужасном расположении духа. — Чего в ручье-то стоишь? — весело продолжал он, обводя внимательным взглядом мои босые ноги. — Погода ещё недостаточно тёплая, чтобы купаться! Я хмыкнула и отвела взгляд: — Мне, если честно, плевать как-то… Хуже мне уже не будет… — За то мне не плевать! — возразил Столп. — Вылезай давай! Он протянул мне руку. Немного подумав, я тяжело вздохнула, и, пыхтя под нос, всё ещё хмурясь, приняла помощь. Когда же я выбралась из водной среды обитания, то сразу же присела на берегу. Давая своим окоченевшим конечностям обсохнуть, я вытянула ноги на солнце. Ренгоку подошёл и сел рядом. — Так почему грустишь? — он заговорил, но смотрел куда-то в сторону, не на меня. — Не грущу я! — грубо отрезала я, отворачиваясь. Через секунду я поняла, что сказала, и поспешила это исправить: — Простите меня, Ренгоку-сан. Я правда чувствую себя не очень. Простите меня, что я накричала на Вас. На самом деле я далеко не такая противная! Возможно, вы считаете меня негодной девицей, но… Я… Правда не хотела Вам грубить… — Совсем не считаю, — возразил огонёк. Он знал и понимал, что такое поведение не характерно для меня. — Называй меня просто Кёджуро. — Н-но Вы же Столп, а я… Я всего лишь… я… Красно-жёлтые глаза сверкнули. — Я настаиваю на этом. Я подавила вздох и неуверенно кивнула. — Скажите, Кёджуро, — задумчиво спросила я. — Как я могу загладить свою вину перед Вами? Ренгоку засмеялся. На самом деле, он совсем не сердился, но всё-таки великодушно ответил: — Я вполне согласен простить тебе всё, если ты расскажешь, что тебя так разгневало. Я несмело возразила: — Я думаю, что Вам не стоит забивать свою голову моими проблемами. У Вас ведь есть свои, так ведь?.. Кёджуро удивился. Он слышал, что об этой девочке отзывались больше положительно, чем негативно. И говорили, что Дорати всегда поддерживает тех, кому нужна помощь. А сама она, почему-то, отказывалась от помощи других. Странно… Огненноволосый снова настаивал, но уже на том, что я должна поделиться с ним своими проблемами. И я начала свой рассказ. Сначала слова давались мне с трудом, но вскоре я заговорила увереннее. В конце-концов я выболтала всё, что меня беспокоило. Парень слушал, не перебивая. Когда я закончила, тот отвёл взгляд, уставившись вдаль, и как-то задумчиво отозвался: — Я тоже собирался уйти домой на ближайшие выходные. — Понятно. Во~от оно как, — с напускным равнодушием протянула я. Но вместе с этими словами умерла моя последняя надежда. Мне уже начинал нравиться этот чудной человек, и я думала, что могла бы скрасить свою скуку разговорами с ним. Несомненно, у нас было бы, о чём побеседовать. Но как бы я не пыталась притвориться, моё на редкость выразительное лицо сразу выдало истинные эмоции. Ренгоку мягко улыбнулся и предложил: — Может, ты хочешь пойти со мной? Я с удивлением посмотрела в глаза Столпу. Стоп, наверное, это шутка? Ох, скорее всего… — Ну бабушка всегда учила меня, что с незнакомыми дядя и ходить нельзя! — шутя заверила я. Но Столп не засмеялся. — Вы серьёзно? — недоверчиво уточнила я, на что собеседник кивнул. Но моё удивление сменилось печальной полуулыбкой. Я опустила голову: — Мне правда хочется пойти, — в пол голоса призналась я. — Однако, боюсь, это будет не к месту… У Вас семья дома, верно? И они ждут Вас, Кёджуро. Меня же не ждёт никто. Я — никто для Вашей семьи… Боюсь, я только буду мешать вашему времяпровождению. А кроме того, скажите, что подумают Ваши родители, когда Вы вдруг без оговорок и предупреждений придёте с какой-то девушкой? — я выжидающе взглянула ему в глаза. — Нет, Кёджуро, я не могу… Огонёк на миг замолчал, но уже через несколько секунд ответил: — Дома только мой отец и брат. А матушка… Умерла… Несколько лет назад… — Оу, — глядя на погрусневшее лицо товарища, я тоже поникла. — У меня тоже мама умерла. Через какое-то время после моего рождения. Хоть и папа, и бабушки говорили мне, что я не виновата ни в чем, в глубине души я чувствую себя кем-то вроде… Убийцы… — Я верю, что это не так, — возразил Ренгоку. — Я думаю, ты и вправду ни в чем не была виновата. Я улыбнулась. И поняла. Поняла, что этот Столп Пламени похож на солнышко! Выйдет — и на душе веселее. Ему удавалось никогда не терять свой оптимизм. Не то, что мне. Я видела по движению кадыка, как тот сглотнул, и продолжил: — А отец мой теперь к выпивке неравнодушен. Совсем в себе замкнулся после смерти матушки… — сказанное давалось парню нелегко. Я подумала, что тут мне сложно его понять. Я никогда не сталкивалась с подобным. Мой папочка невероятно расстроился из-за кончины своей супруги. Но он понимал, что должен быть сильным ради своей семьи, ради меня. Мой отец очень любил меня, а если бы нет — я бы не была сейчас такой, какой являюсь. Папина поддержка невероятно много значила для меня. Она была для меня целым миром! А без его любви я бы попросту усохла, как сорванный цветок. — Мой младший братец, Сенджуро, совсем ещё ребёнок. Я пишу ему письма домой. Он… Он правда славный, — я видела, как потеплело лицо говорящего. — Сенджуро никогда не говорит, но я знаю, что ему очень тяжело в компании пьющего отца. Я уверен, что… Ты бы стала неким утешением для моего брата… Да и тебе не было бы скучно, так ведь? — Тогда, — я с готовностью поднялась с земли, и, сложив руки, церемонно поклонилась. — Я с превеликой радостью принимаю Ваше приглашение, Кёджуро! На том и порешили. Столп Пламени отпросил меня у главы Поместья Бабочки, сотню раз заверив, что сражаться мне не придется и я вернусь в целости и сохранности в положенное время. Отношения Ренгоку с Шинобу были куда лучше, чем у меня. И авторитетнее хашира был в разы. И брюнетка, скрепя сердце, отпустила меня в путь. Когда, наконец, все вопросы были улажены, мы готовы были отправляться в путь. — Я думаю, ты не совсем права насчёт Шинобу, девочка Дорати, — серьёзно сказал мне огонёк. — Она всего лишь заботится о твоём здоровье. Голос совести внутри меня активно вторил, что Столп совершенно прав. Но я не ответила ни голосу изнутри, ни голосу снаружи… Дорога в поместье Столпов Пламени была довольно долгой. Надо было идти аж в другой город. Впрочем, меня это не волновало: я любила долгие пешие прогулки, ведь ноги у меня никогда не уставали. За те несколько часов, проведённых в дороге, мы заметно разговорились. Я рассказала Ренгоку о своём прошлом, а тот лишь положил свою мозолистую руку на моё плечо и молчал. Да и нужны были слова? Нет. Я думаю, нет. Когда мы проходили по проселочной дороге между двумя городами, на узком мостике я не удержала равновесия и плюхнулась в воду. Кеджуро бросился меня вытаскивать, но как только моя голова показалась из воды, первым делом я подняла вверх свою сумочку через плечо. Мне было все равно на мокрую до нитки одежду, меня куда более волновал дневник дедушки и блокнот для рисования, находящиеся в сумке. К счастью, ткань сумки была практичной и крепкой, и содержимое почти не пострадало. Когда мы были в городе, я засмотрелась на заклинателя змей, и один бегущий прохожий едва не столкнул меня в канаву. — Вам стыдно за моё поведение? — немного грустно спросила я у товарища. Тот взглянул на меня своими вечно смеющимися глазами. — Никак нет, — большая тёплая ладонь скользнула по моим волосам. — Твои повадки похожи на пламя. Никогда не знаешь, что за искорку выбросит в следующий раз. Я так и не смогла решить — замечание это, или комплимент. — Но будь осторожнее, слышишь? — серьёзно добавил он. — Твоя душа — целый мир, поэтому береги себя! За время дороги мы значительно сблизились. Я сама и не заметила, как сменила обращение «Вы» на «ты», а имя «Кёджуро» сократила до простого и короткого «Кёджу». Я со смехом рассказывала и о принципе «Бег не честен, да здоров», которому меня научил Зеницу. И поплакалась о наших миссиях с Танджиро, когда ему достаётся больше всех и вообще себя он не бережёт. И артистично аргументировала о выходках с Иноске, когда мы засунули руки в кипяток, а потом неделю от этого отходили. И с испугом поведывала о жутких тренировках Лиане и Канао. И поумилялась вслух о том, какие у Незуко тёплые обнимашки. Затем пошли уже другие беседы: о вкусе помидорной заливки, о той боли в душе, когда догорает костёр, и о том трепете, когда тебе на пальчик садится бабочка. — Вам точно не надоело слушать? Если вдруг так — только скажите, и… — Не бойся говорить о тех вещах, что важны для тебя! — заверил парень, потрепав по голове. Этот человек всегда выслушивал меня, никогда не считал смешной или нелепой. Он молчал вместе со мной, смеялся вместе со мной, и… Всё время улыбался. Но его улыбка не была наклеенной или елейной, как у Столпа Насекомого. Она была самой широкой, самой искренней и самой настоящей, исходящей, казалось бы, из самых глубин большой и доброй души. Этот Столп очень напоминал мне моего отца, может, именно поэтому я почувствовала, что ему можно довериться? Мне нравилось всё красивое. Но людей я любила не за красоту. Возьми того же Кёджуро… Ну, да, симпатичный возможно. Но его косматые брови… Если бы не они, я бы вполне могла считать Ренгоку красивым. А с другой стороны, это уже не был бы Кёджуро… Я не могла представить его без его бровей! — На что это ты так смотришь? — спросил хашира. Кажется, он и сам догадался уже. Я тыжело вздохнула, и посмотрела в другую сторону. — Знаете, всё-таки мне нравятся ваши брови, — задумчиво протянула я. — Хочешь сказать, что они странные? — с улыбкой переспросил он. — Нет. Хочу сказать, что они мне нравятся. Он стал моим — как бы выразиться? — оранжевым человеком. Несмотря на то, что знакомы были мы всего ничего, общаться с ним было очень легко и приятно. Кёджуро был дружелюбным, открытым и общительным молодым человеком. Темы для разговоров возникали сами, и неловкого молчания никогда не было. К концу путешествия, наше товарищество сменилось на дружбу. Мы достигли цели — впереди показалось Поместье Ренгоку. — Мне и радостно, и грустно, — сказала я ему, когда мы подходили к воротам. — Грустно потому, что я люблю долго ходить, и мне немного жаль, что прогулка подошла к концу. А радостно потому, что я наконец увижусь с твоим братом! Словно прочитав мои мысли, навстречу, по каменной дорожке выбежал мальчик. Меня поразило его сходство с Кёджуро. Да эти двое были в буквальном смысле копиями друг-друга! Золотые с красными кончиками волосы, светлая кожа, уши, глаза с их смышленым и умным взглядом, доброе лицо с красивыми пропорциями и чертами. — Кёджуро, братик! — радостно воскликнул подбежавший, крепко обняв моего друга. Последний присел на корточки, и тоже нежно обняв младшего сиблинга. Я умилилась, глядя на эту картину. Сенджуро остановился в нерешительности, растеряно оглядывая меня с головы до ног. Кажется, он слегка побаивался. — Меня зовут Такаяма Дорати, — я подошла к ребёнку, положив руки на его плечи. — Я тоже принадлежу к корпусу мечников истребителей. А ты… Ты ведь Сенджуро? Выражение страха на лице растаяло. Мальчик тепло улыбнулся: — Да, Вы правы. Я Сенджуро Ренгоку. Очень рад знакомству. Договорить мы не успели. Брат Столпа тут же засуетился на кухне. Было очевидно, что его отцу не в досуг управляться домашними делами, и этим всё время занимается младший сын. А огненноволосый отправился в комнату своего отца. Я не знала, чем заняться, и последовала за ним. Шинджуро Ренгоку лежал на боку, подперев правой рукой голову. На приветствие сына тот не обратил ровно никакого внимания. — Я решил вернуться домой на выходные, дорогой отец! — бодрым, оживленным голосом вещал Кёджуро. — Я хотел навестить тебя и брата! — Мне плевать, — сухо отозвался Ренгоку старший, не поворачивая головы. — Лучше бы шёл сражаться. И приносил хоть какой-то прок… Лицо огонька осталось улыбающимся, однако свет пламенных глаз как-то сразу померк. Я видела и знала, что такие бесчувственные и грубые речи от родного человека очень больно ранят. Бабушка тоже нередко высказывала мне подобное, но я со временем поняла, что просто по-другому выражаться Камэ не могла. И я всегда ощущала на себе её любовь, пусть родственница ни разу за всю жизнь мне прямо об этом не сказала. А тут… А любит ли Кёджуро его отец? Я хотела вступиться, но стоило мне открыть рот, как Кёджуро сжал моё запястье. Это само собой означало: «не стоит». — Он очень, очень несправедлив к тебе! — возмущалась я, когда мы шли по коридору. — Я так поняла, что ты всегда выкладываешься на полную, не жалея сил, а твой отец!.. — Ему тяжело, — глухо отозвался Столп Пламени. — Не стоит его обвинять… Я осеклась, и сейчас смотрела на парня широко распахнутыми глазами. — Знаешь, — наконец начала я. — Когда я увидела Ренгоку-сана, я подумала, что ты очень на него похож. Но сейчас я убеждена в обратном — вы абсолютно разные. Я… Восхищаюсь тобой, Кёджу. Шинджуро-сан буквально ни во что тебя ставит, груб и нетерпим по отношению к тебе. А ты… Ты не то, что даже не огрызаешься — ты всё ещё любишь и уважаешь его. Я считаю, что это и есть настоящая сила… Огонёк улыбнулся: — Матушка меня так учила. Помнится, посадит к себе на колени, и скажет: «Ты родился сильным, Кёджуро. А это значит, что ты должен защищать тех, кто слабее тебя». «Уверена, его мать была и вправду замечательной женщиной, раз сумела с раннего детства привить своим детям такие принципы», — подумала я. Далее, друг заменил своего младшего брата на кухне. Пользуясь моментом, я перехватила Сенджуро, и вывела его под предлогом «свежим воздухом подышать». На самом деле я усадила его на веранду и завела непринуждённый диалог обо всём на свете. Потом мы сбегали за цветочками. Усевшись на веранде, я принялась обучать младшего Ренгоку технике плетения венков. Любой другой мальчик возраста Сенджуро послал бы меня в баню со своими «девичьими забубонами», но Сенджуро был не таким. Он был очень вежливым и спокойным, и немного стеснительным. На контрасте с активным и громкоголосым старшим братом, Сенджуро был тихим и мягким, словно летний ветерок. Во время нашего разговора, больше всего младший член семьи рассказывал о своём брате. О том, какой он талантливый и хороший, о подвигах, которые он совершал. Сенджуро его прям расхваливал, а желто-красные глаза сияли гордостью. Я лишь молча слушала, улыбаясь. Эх, мне бы такого братика… Времени будто не существовало. Были только мы. Я вспомнила, что когда-то «тогда» хотела иметь братьев. Сейчас я подумала, что эти двое стали для меня словно родными братьями. Мы с Сенджуро даже величали друг-друга «братишка» и «сестрёнка Дорати». Весь вечер на территории поместья слышались весёлые возгласы и смех. — Какое ты солнышко, Сенджуро! — Какие у тебя щёчки, ви-и-и-и! Несмотря, что разница в возрасте между нами составляла всего три-четыре года, я не нарочно относилась к брату Кёджуру как к маленькому. Совсем, как Кёджуро. Иногда я думала, не раздражает ли это его? Но нет, похоже, это было не так. Когда ужин был готов, мы с новоспеченным «братишкой» уселись на пол в кухне, и, уже втроём с Кёджуро, приступили к еде. — Ты знакома с Канроджи Мицури? — неожиданно поинтересовался Столп Пламени, откусывая кусочек от ячменной лепешки. — Мицури… Мицури… — машинально проговаривала я, пытаясь вспомнить хоть что-то связанное с этим именем. Скорее всего, огонёк имеет в виду кого-то из столпов. В рядах хашира было всего две девушки, и одну из них — Шинобу Кочо — я, к своему несчастью, знала очень хорошо. Значит, остаётся вторая… — Ты имеешь в виду ту розововолосую с зелёными глазами? Которая Столп Любви, верно? — Да, это она. Она самая. — Что ж, я видела её пару раз неподалёку от Поместья Бабочки, но лично мы не знакомы. Я считаю эту девушку слишком ветреной и влюбчивой особой, а у меня не вызывают симпатии ни первый, ни второй тип людей… — Мицури не такая, — твёрдо и уверенно, но не сердито, возразил Ренгоку. — Она была моим кохаем, и я хорошо её узнал за это время, поэтому смею убедить тебя в обратном. Я бы советовал тебе познакомиться с ней. Уверен, вы понравитесь друг-другу. Меня истерзывали глубокие сомнения на этот счёт. Ну раз это говорит Кёджу… Значит, можно попытаться… Дальше тему для разговора сменили и я принялась отшучиваться, что принимать меня в гости — дорогое удовольствие, ведь ем я ой как много, что обанкротиться можно! — В этом я, пожалуй, тебе не уступлю, — со смехом возразил хашира, накладывая себе третьей добавки. Далее пара зрителей попросила меня показать им, как я управляюсь с катаной. Я вначале отнекивалась, мол не стоит, но рано или поздно меня уговорили. Немного помахав своим оружием, в перерыве между нервными смешками (всё-таки моё сражение с воображаемо-невидимым противником выглядело минимум упорото, а максимум… ладно, не буду продолжать). Затем нам пришлось провести спарринг в паре. Сражались, конечно же, не настоящими катанами, а деревянными. Но это не делало поединок легче. Кёджуро атаковал быстро и умело, нанося удары с разных сторон. Несмотря на моё понимание того, что Столп Пламени был сильным и ловким, всё-таки в бою я весьма удивилась. Я едва успевала отбиваться и уворачиваться, что уж говорить о том, чтобы нападать? Деревянное подобие японского меча много раз с характерным звуком ударяло по моему. «Какая быстрая реакция! Какие отточенные рефлексы! Какая сокрушительная сила! Кажется, что он даже не устаёт…» Мне тогда невдомёк было, что хашира сражается даже не в полную силу. Но даже этого короткого поединка было достаточно. Когда я совершенно выдохлась, то просто выронила деревянный предмет из рук, и с хрипом «сдаюсь!» вытянула руки вверх. Понаблюдав за сбивчивыми движениями, Ренгоку Кёджуро покачал головой и вынес свой приговор: — Твои движения выглядят слишком осторожно и напугано. Из-за этого ты пропускаешь очередной удар. Первой ты тоже боишься нападать. Но реакция у тебя хорошая! Суммируя всё, тебе определённо нужен тренер. — Тренер? — я опешила. Стоит сказать, что пока я счастливо жила со своей семьёй, с внешним миром я фактически не контактировала. Даже выходы за покупками для меня были редкостью. Единственной, с кем я познакомилась вне дома, была городская девочка Сугуми. Поэтому, большинство знакомств (если это были не Танджиро и не Кёджуро) давались мне с большим трудом. А тут придётся не просто познакомиться с кем-то, а ещё и просить этого человека тренировать меня. Но, ах и ох, это было таким неблагодарным занятием… Ещё и тот факт, я с детства по большей части занималась, так сказать, «работой мозговой», а не физической. Может, у меня просто не было к этому способности? А хотя постой! Как же мои тренировки с дедушкой? Вроде, он был доволен? Может, и на самом деле не всё так плохо? Я ведь вряд ли начну тренироваться во всю силу, если не найдётся кого-то, кто будет давать волшебного пенделя. — Я бы посоветовал тебе в наставники Гию Томиоку. При этих словах внутри меня всё похолодело. О не-е-ет, только не он… Я видела его пару раз, когда в Поместье Бабочки он навещал болеющего Танджиро. Но у этого Столпа был вечно такой покерфэйс, что меня бросало в дрожь. Взгляд тёмно-синих глаз казался таким тяжёлым, словно пурпур, и выдерживать долгий зрительный контакт не получалось. Может быть, где-то в глубине души я даже побаивалась его? — П-почему этот Мистер-Лицо-Кирпич? — почти напугано спросила я. — Мне кажется иногда, что он меня ненавидит. А когда я спросила Кочо, она мне сказала, что он легкомысленный и глупый. А ещё он страшный-й-й-й! — Боюсь, ты не права так же насчёт него, — сказал хашира. Я уж засомневалась, а могу ли я быть правой хоть насчёт чего-то? — У Томиоки Гию неукротимая воля, высокий показатель силы, огромная выносливость, скорость и рефлексы. Если он согласится тебя учить — ты заметно улучшишь свои навыки! — Но разве у него не полно других дел, кроме как тренировать какую-то девочку? — недоверчиво спросила я. — Ну-у, тогда он может побыть твоим кохаем! — быстро соорентировался Кёджу. — Это не так сложно! Хм-м-м… Ну, может быть, мне удастся найти общий язык с этим Томиокой? А вдруг он и вправду не такой страшный, как я о нём думаю? — А ты правда думаешь, что проситься — это хорошая идея? — неуверенно осведомилась я. — Я… просто… э-э-э… ну, стеснительный человек, особенно с незнакомыми людьми. — Если действительно не боишься пролить свою кровь до капли за других! — Кёджуро наконец посмотрел на меня. — Ты не должна бояться и таких мелочей! И он снова оказался прав. Вечером, когда братья проводили меня до моей комнаты, я обеспокоенно спросила: — Я точно вам не надоела? Просто когда я болтала так, бабушка всегда сердилась. Она говорила, что детей приятнее видеть, чем слышать… А ещё, что девочкам стоит быть поскромнее… Мальчики понимающе переглянулись. Старший из них сказал такую фразу: — Тебе не нужно чьё-то одобрение или разрешение, чтобы быть собой. Будь! А нам очень нравится настоящая ты. Верно, Сенджуро? Тот активно закивал. Я тоже улыбнулась. — Спасибо. И доброй вам ночи! * * * Мне было до безумства приятно проводить время в компании этих двух братьев Ренгоку. Но и без того короткие выходные близились к концу, и мы с Кёджу были обязаны вернуться в Корпус. — Так жаль, что ты уходишь, сестрёнка Дотти, — причитал Сенджуро, застенчиво обнимая меня на прощание. — Надеюсь, ты будешь нас навещать хоть иногда? — Обязательно, — заверила я с тёплой улыбкой. — До встречи, братик. Я ещё долго махала своему новому дружочку вслед, пока его силуэт не растворился в городском шуме. Затем, я наверное пару тысяч раз рассказала Ренгоку, какой у него милый и замечательный братишка и о том, как мне у них понравилось. Вечер догнал нас в небольшом лесочке, через который мы пытались сократить путь. — Вот и верь после этого коротким путям, — выдохнула я, присаживаясь на сырую от росы траву. — Не беда, не беда! — как всегда позитивно отозвался друг. — Сейчас разведём костёр, поужинаем, а на сытый желудок всё порешится. Мудрость этих слов невозможно было оспорить. Особенно мне. Я скоренько натаскала хвороста и дров, уселась под деревом. Чтобы скоротать время в тягостном ожидании тепла и еды, я достала из сумочки свой излюбленный блокнот. В моей голове появилась просто превосходная идея. Украдкой бросая взгляды на своего друга, я проводила кусочком угля по бумаге. Мне нравилось рисовать углем. Можно было регулировать насыщенность цвета нажимом. Кёджуро заметно интересовало, чем же я занимаюсь, но на все вопросы я отмахивалась — мол, так, скучно просто. И вообще столпам такое не интересно. — А кому интересно? — лукаво сверкнул он глазами. — Зеницу, да? — — Кто его знает? — рассеянно произнесла я. — Может быть, может быть… Вскоре я уже не обращала внимания ни на что и ни на кого, кроме своей работы. Я любовно склонилась над творением, продолжая вырисовывать какие-то линии. Эх, жаль, что нет, чем раскрасить, а то вышло бы куда красивее… Рисунок был почти готов, когда я, невзначай оторвав взгляд от листа бумаги, поняла, что созерцателей моего художества прибавилось. Потому что совсем рядом, за моей спиной стоял Ренгоку Кёджуро. Как всегда со своей улыбкой треугольничком, тихонечко так, дабы не тревожить никого раньше времени. Когда же, так называемый «никто» обернулся, улыбка хаширы стала шире. — Неужели это я? — воскликнул тот, выпрямляясь. «Не дай ему понять, что он пра-а-ав!» — орал инстинкт самосохранения. Но что тут можно было скрывать, если я действительно рисовала портрет Кёджуро? Я густо покраснела, закрыв лист бумаги ладошками. Нет, не потому, что я действительно видела в этом охотнике нечто большее, нежели друга. Просто ситуация слыла ой какой неловкой… Хотя скрыла художеств своё я как-то поздно — ведь за всё время, пока тайный зритель оставался незамеченным, он успел весьма детально рассмотреть работу. Срочно требовалось пролить свет на эту ситуацию, и я, собравшись с мыслями, начала: — Просто… я люблю делать зарисовки тех вещей или людей, которые мне нравятся. А Вы… Вы не просто нравитесь мне, Вы один из моих объектов обожания! Я уверена, что сейчас Вы считаете, что я в Вас втрескалась. Но это не так! Понимаете, для меня, чувство обожания — гораздо более глубокое, и вообще оно другое! Хотя я и говорила на полном серьёзе, почему-то со стороны казалось, будто я просто-напросто оправдываюсь. Похоже было, словно я пытаюсь отрицать свои чувства, тем самым обманывая и себя и его. И тут, Ренгоку засмеялся. С этим смехом сразу пришло какое-то облегчение. Несомненно, он понял, что я имею в виду. Я тоже улыбнулась и даже позволила себе хихикнуть. Но если бы я в тот момент смотрела на своего друга, я могла бы заметить румянец на его щеках. — Доброй ночи, девочка Дорати, — добродушно сказал он и потрепал меня по голове своей тёплой рукой, прежде чем уйти.