Now I don't need your wings to fly,
Сейчас, чтобы летать, мне не нужны твои крылья,
No, I don't need a hand to hold in mine this time,
Нет, теперь мне не нужно хвататься за чью-то руку,
You held me down, but I broke free,
Ты удерживал меня, но я вырвалась на свободу,
I found the love inside of me,
Я обрела любовь внутри себя,
Now I don't need a hero to survive
Теперь, чтобы жить, мне не нужен герой,
‘Cause I already saved my life,
Я уже сама спасла себе жизнь,
"Hero" Cash Cash feat. Christina Perri
[pov: Дорати] — Такаяма, — Шинобу зашла как раз тогда, когда я описывала пируэты на деревянном полу в своей комнате, активно размахивая руками и что-то напевая. Она остановилась в дверях, с ухмылкой наблюдая за происходящим. Прошла четвёртая часть минуты, прежде чем я заметила хозяйку поместья и замерла, виновато заложив руку за спину. Моё лицо постоянно теряло свою живость и радостность, когда появлялась Шинобу. Я не желала, чтобы она видела мою улыбку. — А ты, вижу, останешься одинаковой что в пять лет, что в пятнадцать, что в пятдесят, — это был тоненький болючий подкольчик, который я не пожелала заметить. Не увидев реакции на своё замечание, бабочка вернулась к теме. — Тебя вызывал сам Ояката-сама. Я подавилась порцией воздуха, который как раз вдыхала, и изумлённо взглянула на столпа. Та осматривала свои ноготки. — Зачем?.. — Откуда мне знать, — брюнетка пожала плечами. — Думаю, что-то важное. И да, будь умницей, — не заставляй его ожидать. Это был первый совет Кочо, который я приняла во внимание. Я сразу же начала собираться в дорогу. Не прошло и десяти минут, как я покинула поместье и направилась к дому Убуяшики. Всю дорогу меня преследовали неутешающие мысли. Начиная от того, что меня выпорят за плохое отношение к Шинобу, заканчивая тем, что сочтут недостойной звания мечника и отчислят. А последнего я не перенесу! Никак не перенесу! Я буду плакать целый год, у меня выцветут глаза, я буду опозорена на весь мир! Я уже представляю, как будет ухмыляться и радоваться Шинобу, как удивится Иноске, как разочаруется Танджиро и — уа-а-а-ар-рг-гх-х-х! — Приветствую… Я уже дошла до порога поместья, и поклонилась. Меня уже ждали старшие дочери семьи. Они были блондинками с фиолетовыми невыразительными глазами. Обе в цветочных кимоно, миниатюрные и опрятные. — Здравствуйте, — произнесли они хором монотонным голосом, кланяясь. Затем расступились. — Проходите! Я поклонилась в знак благодарности и вошла внутрь. В поместье главы всё было чисто и аккуратно. Чисто вымытый пол, вокруг ни пылинки! Это ой как замечалось, по сравнению с моими. — Отец скоро подойдёт, а пока присядьте. Я повиновалась, подумав, что сейчас у меня впринципе не осталось сил, чтобы спросить или противиться кому-либо. Девушки удалились, а я так и осталась сидеть, плотно сцепив руки на коленях. Прямо сейчас должна была решиться моя судьба. Было настолько тихо, что я могла услышать собственное сердцебиение. Я бы предпочла, чтобы прямо сейчас началась мощная гроза, грохотал гром и лил дождь, а не вот это всё. А то так и с катушек слечу. — Прости за ожидание. В комнате появился высокий человек. Несмотря на его молодой возраст, его под руки вели те самые девочки. Он был одет в тёмное кимоно, с белым хаори, небрежно накинутым поверх. Волосы черные и прямые, примерно до плеч, кожа светлая. Но глаза… Я изучала озабоченным взглядом фиолетовую кожу со вздутыми венами, идущую с верхней точки лба и заканчивающейся у носа. «Ояката-сама болеет? Мне говорили, что он просто слеп…» Опомнившись и вспомнив, что нужно хотя б уважение выразить, я мигом вскочила на колени и почтительно склонила голову. — П-простите меня, пожалуйста!!! — пропищала я, от неловкости заливаясь краской. Убуяшики только мягко улыбнулся. — Оставьте нас, — повелел он своим белокурым дочерям. — Я позову вас позже. Девушки поклонились и не колеблясь исполнили волю отца. Вновь повисла гнетущая тишина. — Присаживайся, — пригласил глава спокойным, негромким, но приятным голосом. Я так и сделала, примостившись на подушку напротив него, поджимая под себя усталые ноги. От растущего волнения я измяла свою юбку, снова и снова впиваясь трясущимися пальцами в тёмно-синюю ткань. — Будешь чай? Сегодня жарко. Я только заметила маленький поднос на полу. На нём стоял размалеванный керамический чайник и пиалами из того же материала. Я кивнула, но тут же вспомнила, что Кагая не видит. — Спасибо. Вот ответьте на вопрос, что за мода у некоторых людей пить кипяток в сорокаградусную жару? Я вот тоже не понимаю. Хотя и многие говорят, что если пить холодную воду в жару — будет ещё хуже, но когда это я прислушивалась к чужим словам? Но вот глава Убуяшики был этим самым «правильным» человеком. И пил горячий чай. Я обожгла язык, когда попыталась опустошить пиалу с этим напитком. Уже хотела сдаться и поставить посудинку на место, но пришла мысль, как всегда не вовремя. А вдруг — это невежливо, отказываться от чая в гостях? Бабушка, например, очень сердилась, когда я оставляла хоть что-то на тарелке после обеда. И я продолжила держать нагретую керамику в дрожащих от волнения руках. Видя, что господин пьёт и даже бровью не ведёт, я решила, что тоже обязательно так смогу. Зубы застучали о керамику, что, походу, полностью выдало моё волнение. — Мы не встречались раньше, не так ли? — скорее уточнил чем спросил Убуяшики-сан. — Нет, Ояката-сама. А ведь действительно, все мои познания о человеке, чья семья уж много лет возглавляла отряд охотников на демонов, грунтовались на рассказах окружающих. Танджиро находил его справедливым и спокойным. Мицури восхищалась и рассказывала о том, какой он заботливый и добрый. А Лиана в свою очередь отмечала, что несмотря на то, что глава не грозный и не устрашающий, его всё равно все уважают и слушаются. — Вижу, моё имя тебе известно. А твоё я едва знаю, — Кагая склонил голову на бок. — Я считаю всех истребителей своими детьми. Но тебя почти не знаю. Поэтому я и позвал тебя. Чашка вылетела из моих рук и с приглушённым звоном упала на деревянный пол. Благо, чая оставалось там совсем немного — так, на донышке. — Прошу прощения, — тут же извинилась я, ставя стакан на поднос. В голове сейчас был полный винегрет. — Да, я понимаю. Нужно было сделать это и раньше… — Нет-нет, что Вы! — быстро замахала руками я. — Я-я просто полагала, что провинилась перед Вами!.. Брюнет улыбнулся. Приятный поворот событий и горячий напиток сделали своё дело. Я больше не изнемогала от жары и не изводила себя мученическим страхом. Остался лишь праведный трепет. — Ты не проходила отбор, не так ли? — У-у, — я вновь поникла. — Это было то, что отличало меня от остальных. Так же это являлось и своеобразным комплексом, заставляющим меня чувствовать себя «не совсем мечником». Кочо быстро нащупала мою больную точку, и при возможности давила на неё. — Прошу тебя впредь не переживать на этот счёт, — Кагая посомтрел на меня невидящими, блеклыми очами. — Такаяма Дорати, ты — официальный и полноправный член организации охотников на демонов, и была им с того самого момента, как убила своего первого демона в Доме Барабанов. «Интересно однако, » — подумала я после восхищённх возгласов и поклонов. «Откуда Глава об этом знает? Единственные, кто знают историю моей жизни, это Танджиро, Аой, Томиока-сан и…» Ответ на мои мысли подоспел: — Мне рассказал об этом Кёджуро Ренгоку. На миг меня переклинило. Если бы в моих руках сейчас была чашка, она бы снова упала. — К-кёджуро-сан?.. — Да. Он зашёл ко мне перед своей последней миссией, — пояснил Ояката-сама. Голос звучал спокойно, но не монотонно. — Мы с Кёджуро говорили о тебе. Как я понял, Ренгоку не хотел подвергать огласке свой поступок. Но я не думал, что он имел в виду и тебя. — А что говорил Ренгоку-сан, Ояката-сама? — Кёджуро рассказывал, что у тебя есть потенциал, но ты очень закомплексованная девочка. Тебя нужно подбадривать и поощрять, иначе совсем отчаешься. Он просил меня отметить, что ты — настоящий истребитель, и не должна в этом сомневаться. И что ты оказываешь влияние на людей. Например, на Томиоку Гию. — Увы, — печально возразила я. — Ренгоку-сан меня перехвалил. Как раз-таки Томиоке-сану я не могу ничем помочь… — Ошибаешься, — мягко ответствовал муж Аманэ. — Если бы ты знала, каким он был, и каким стал, ты бы сама в этом убедилась. Не скажу, чтобы разница прям колоссальная, но она есть. И я хотел бы попросить тебя… Помочь ещё раз. Я заинтересованно подняла голову. — Дело в том, что тут у нас есть один мечник, который сейчас переживает не самый лёгкий этап жизни. Я думаю, ты смогла бы помочь. Это вызвало волну противоречий внутри. С одной стороны я была очень горда тем, что задание мне дал сам Ояката-сама. Но с другой стороны, это всё больше становилось похожим на рабство. В сердце появилась обида. Я-то помогаю людям потому, что хочу им помогать, а не потому, что надо. За кого Убуяшики-сан меня принимает? — Вы извините, — вставила я осторожно. — Но я ведь не терапевт… Я просто помогаю людям, потому что люблю людей. Но я не смогу заведомо решить, понравится ли мне тот самый мечник?.. Я боялась, что это будет звучать грубо, и я ненарочно прогневлю повелителя. Но этого не случилось. Брюнет лишь вздохнул: — Я не могу и не имею права принуждать тебя. — Но я постараюсь, Ояката-сан! Честное слово! Раньше, когда болезнь сковывала его не так сильно, старший Убуяшики видел улыбки. Они появлялись на лицах его любимых жены и детей, его мечников, и даже у демонов. Когда зрение покинуло Кагаю, он стал лучше слышать. И умел различать улыбки на слух. Улыбки звучали, как свет. Насколько он помнил, Шинобу всегда улыбалась, вот только голос её никогда от этого не менялся. Просто улыбка была блеклой и напускной. Много людей скрывали свою боль за этим подобием радости. Слишком много. Но сейчас Глава слышал, как звучание голоса Такаямы наполнилось искорками и солнечными лучами. И буквально услышал её улыбку. И он тоже улыбнулся. И эта улыбка так же окрасила его голос, когда мужчина говорил: — Желаю тебе удачи, Такаяма Дорати. * * * Я надеялась, что мне дадут какую-то симпатичную тяночку в напарники. Можно было бы повеселиться, и мы бы стопроцентов нашли бы общий язык. Я даже припёрлась на место встречи чутка раньше, и села на камень, закинув руки за голову. Вглядывалась в сероватый горизонт, дабы различить девичий силуэт. Но это шла не девушка. Я увидела, что у моего будущего напарника долговязое, а от того ещё более худощавое телосложение, тёмные, отчасти выбритые волосы на голове и фиолетовая безрукавка. Когда спутник приблизился, я отметила, что у него узкие глаза с маленькими зрачками и шрам на лице. Кого-то он мне настойчиво напоминал. — Дратути, — поздоровалась я добродушно, маша рукой и стараясь не выдать своего разочарования. — А чего мы так поздно? Ответа я не услышала. Бесцветные обветренные губы нового напарника были плотно сжаты. Незнакомец прошёл мимо, толкнув меня плечом, а на его лице читалась досада и раздражение. Но похоже, адресованы они были не мне. Я молчаливо проследовала следом за ним, ступая по глинистой дороге. — Как мне к Вам обращаться? — спрашиваю я робко, смотря в спину мечника. Тот молчит, не сбавляя шагу. Через какое-то время я получаю ответ: — Генья. Шинадзугава Генья. — Очень приятно! — я подумала, что с ним, всё-таки, возможно найти общий язык. — Я Дорати Такаяма. Ты куда высшего ранга, чем я, да? — Цучиното. — Ого! Вот это ты молодец! — искренне порадовалась я, стараясь успеть за его широким мужским шагом. — На данный момент я всего-навсего Каното. Но Канао-сан, она тоже Цучиното, как и ты! В ответ брюнет лишь хмыкнул, то ли презрительно, то ли равнодушно. Я попыталась найти, за что ещё можно уцепиться и начать разговор. Невольно, глаза мои забегали по внешнему снаряжению охотника. На его загорелом лице виднелся шрам, который делал парня на удивление привлекательным. Вместо хаори тот носил безрукавку фиолетового цвета, а поднизом — чёрную версию униформы. Помимо катаны, у него также имелся и какой-то интересный пистолет. Интересная фамилия у него — Шинадзугава. Будто бы знакомая какая-то, но вот откуда я её знаю — не помню, хоть убей. Я принялась перебирать в голове имена своих знакомых, начиная с самого детства. Я вспомнила фамилию Сугуми, фамилии родственников по бабушкиной и маминой линии, потом имена кузнецов, охотников и столпов. Мицури… Она Канроджи. Гию — Томиока. Шинобу — Кочо она. Хм… Тот брюнет, которого однажды я видела на дереве… Не помню. Да я ведь и не знаю, как звать его. Ладно. Вон тот огромный, как мишка, мужик с бусами. Кто он? Вроде Хи-ме-джу… -дже… Эх, всё равно не похоже. Хм, а как насчёт того агрессивного с белыми волосами? Танджиро рассказывал, что он ещё Незуко проткнул катаной своей на суде, и мы вместе его недолюбливали. Хм… Как же он… Имя его не знаю. А фамилия… Неужели на «Ши»? — А ты ведь брат Столпа Ветра? — осведомилась я. Товарищ повернулся ко мне лицом, всё таким же хмурым. — Ну того, с белыми волосами? — Да, — отрезал тот, и почему-то по его лицу скользнула грусть. — Занятно, должна быть, быть братом одного из сильнейших, — размышляла я вслух. — Он тебя тренирует? А живёте вы тоже вместе? Вы, кстати, похожи! В воздухе засвистела рука, и мне прилетела звонкая пощёчина. Я замерла, проглотив все слова и испуганно глядела на собеседника. Его лицо перекосило от ярости, а вены на лбу выпирали, подобно ветвям старого дуба. Я не поняла, как успела его рассердить, и мне оставалось лишь испуганно переводить взгляд то на Генью, то под ноги. Я боялась. Боялась и не понимала, за что. Чувство радости от нового знакомства заслонила тоска и боль. — Как ты смеешь?! — кричит мечник, и его глаза мечут искры. — Как ты можешь насмехаться надо мной?! Язык присыхает к нёбу, а губы как-то неестественно дрожат. — Я-я н-не насмехалась! — возражают я, и только голос мой теряется, звуча странными скомкаными обрывками. Дрожит от шока. — Я… Я не думала даже… Но собеседник даже слышать меня не хочет. Он скалится, словно волк, которого ранили но не добили: — Как ты можешь говорить такое, когда мой брат даже знать меня не хочет?! — кричит тот, но в голосе уже звучит отчаяние и горечь. — Таким как ты лишь бы хихикать да щебетать, но ты не знаешь, совсем не понимаешь, что я пережил! И Дыхание я тоже освоить не смог! Воцарилось молчание. — Прости, — проговорила я совершенно спокойно. — Я не знала. Снова молчание. Мы просто шли по дороге, стараясь не пересекаться взглядами, и обижались. Молча обижались друг на друга. Мне было обидно, очень обидно за то, что меня ударили. И ударили ни за что. Сначала я хотела сделать то же самое в ответ. Тогда этот Шинадзугава пожалеет… Но чей-то тихий голос внутри отчётливо твердил цитату, прочитанный перед выходом: «Гордость человека унижает его, а смиренный духом приобретает честь». Если я сейчас отвечу ударом на удар… Это будет мне не в пользу. Возможно, я буду ощущать некое торжествование поначалу, но потом оно сменится чувством вины. А последнее чувство я ненавидела пуще всех остальных. — Ты не хочешь меня ударить? — грубо спросил напарник. — Зачем? — Потому что я ударил тебя и назвал разноглазой! — прозвучал ответ. Я вздохнула: — Я не люблю мстить. И не собираюсь это делать и сейчас. Я ведь понимаю, что ты не специально, ведь так? Собеседник кивнул. — Я всего лишь стараюсь, чтобы меня принял мой брат, — пробормотал брюнет себе под нос, как бы в оправдание. — Он такой талантливый, а я… Даже дыхание не сумел освоить… Боюсь, я никогда не стану таким, как он… Но всё же… Может же быть такое, что он примет и простит меня? — А что ты такого сделал? — спросила я удивлённо. Тот недоумённо взглянул на меня. — Неужели правда ничего не знаешь? — недоверчиво спросил парень. — Откуда мне? — развела руками я. Какое-то время я и Генья сохраняли мрачное молчание. — Пожалуй, это правда, — неожиданно промолвила я, складывая руки замочком. — Что правда? — не понял собеседник, хмуро глядя на меня. — Всё, что ты сказал. Твой брат гораздо умелее и талантливее тебя. И ты никогда не станешь таким, как он. И, походу, тебя реально никто не любит, — я выровняла спину. — Ну, что ж, значит я полюблю. Потому что мне не слабо, и ты вроде не такой уж стремный, каким кажешься. Лицо Шинадзугавы залилось краской, тот отвернулся и как-то странно закашлялся. На секунду я испугалась, что могла сказать что-то не так. Для меня, сказать людям то, что я их люблю, было очень естественно. Аой, Зеницу, Иноске, Лиана, Танджиро да и все, кто знал меня достаточно хорошо уже привыкли, и реагировали достаточно спокойно. И всё-таки стало неловко от того, что я заставила кого-то смутиться. — З-зачем тебе любить м-меня? — спросил Шинадзугава младший немного смущённо. — Наверное, так хочет мой Бог, — ответила я. — На самом деле, я очень плохой человек. Но благодаря Ему, я становлюсь намного лучше! А ты веришь в Бога, Генья-кун? Парень нахмурился. Представления о чём-то божественном вязались у него с мастером — крупным, слепым Гёмеем-саном. Этот бывший монах только и жил своими тренировками да молитвами, звякал крупными стеклянными бусами у себя на шее, разговаривал о чём-то непостижимом и нерукотворном, а из белых невидящих глаз лились ручейки слёз. Шинадзугава любил его, но часто считал странным и непонятным. Его новая знакомая тоже была странной и непонятной, но не такой. Пожалуй, Дорати и Химеджиму-сана объединяло только это и ещё то, что оба казались брошенному сироте интересными личностями. Тем не менее, представления о религии и Боге никак не вязались с этим русоволосым, задорным существом. — Генья-кун?.. Парень вздрогнул, выплыв из омута раздумий. Потом насупился. — Нет, — наконец ответил он. Но это не сбило меня с толку, и я воодушевлённо предложила: — Тогда я буду молиться, чтобы ты поверил! — Не надо за меня молиться! — как-то резко возразил юноша. Улыбка как-то сошла с моего лица, но я только спокойно пожала плечами. — Как хочешь. Я обычно молюсь перед сном за всех своих друзей. Но если ты так не хочешь… То тебя я буду пропускать! От этого ученик столпа почувствовал себя ещё хуже. Как-то даже ущербно. Но ничего не сказал. Похоже, собеседник таки растаял. Он наконец протянул свой мизинец и сплёл с моим. — Прости меня, я не должен был тебя бить, — извинился тот. По выражению его лица казалось, что он действительно раскаивался. — Просто я был ужасно расстроен тем, что брат вновь отказывался меня простить, и выплеснул свой гнев на тебя. — Всё хорошо! — заверила я. — Это ты меня прости. Я такая болтушка!.. — Всё равно это было ужасно с моей стороны, — продолжил он с виноватым видом. — Я могу сделать что-то для тебя в качестве извинения? У меня загорелись глаза, поскольку я уже представила, как скупаю целый магазин со сладостями. Но я лишь скромно махнула рукой: — Забей. Ничего не нужно. И всё-таки мне стало интересно. Что же случилось такое, что столп всё ещё не может простить даже родному брату? Я попыталась представить, какой проступок я не смогла бы простить. И обломалась. Такого не было. Я была отнюдь не мстивой и не злопамятной, и вообще была куда грознее на словах, чем на деле. Поэтому решила спросить напрямую. — А что ты натворил? — снова спросила я, очень надеясь получить ответ. Человек в безрукавке тяжело вздохнул. Было видно, что для него это весьма нелёгкие воспоминания. А также тот не был готов рассказывать об этом человеку, с которым он был знаком всего-то полчаса. — Я… сказал то, что не должен был говорить, — это всё, что мне удалось узнать от этого замкнутого человека с выбритыми висками. — Это было давно. Но время не может сделать вину меньше. Ты понимаешь? Да. Я понимала. Грех от времени не стареет. Такое нужно было только искупить. Забыть — это значит отложить обиду на время, до тех пор, пока не подвернётся подходящий случай. А потом бросить ею в лицо обидчику, да так, чтоб побольнее. А простить — это полностью стереть обиду со своей памяти. — Не думаю, что есть такое, что нельзя простить… От этого Шинадзугаве младшему стало ещё тяжелее. Вновь появилось гадкое чувство ущербности. Всех могут простить, но не его. Если бы Дорати сама могла испытать эту боль, эти мучения, она бы поняла… И тогда эти двое стали бы друзьями. Но эта девушка не поймёт. Никто не поймёт. И брюнет завернул свои лепестки, которые был готов распустить почти полностью, спрятавшись. Так же, как он прятался ото всех. Но я продолжала щебетать, выпрыгивая на неровной дороге. По правую и по левую руку от меня простиралось бескрайнее жёлтое поле, а налитые золотыми зёрнами колосья будто преклонялись перед путниками. Светило солнце, слепя глаза, а неоновое небо искрилось и смеялось. Небо… Оно всегда манило меня своей переменчивостью и недосягаемостью. Даже в детстве. Небо — его нельзя бло зажать между пальцев, а затем осторожно поглаживать, как котёнка. Небо — оно было всегда, но такое разное. Иногда грозовое и неприветливое, готовое сорваться и накричать. Иногда солнечное и смешное, как сейчас. Иногда неопределившиеся, заплывшее облаками. И я смеялась. Мне было радостно, несмотря на все горести жития охотника. И я хотела поделиться этим солнцем внутри с собеседником, у которого в душе скреблись кошки. Неожиданно я остановилась. Моргнула. Снова моргнула. Впереди, на другом конце поля забрезжила девичья невысокая фигурка. Затем я завизжала. Вопль этот пролетел через всё поле, а трава и колосья вторили. — ЛЯЛЕЧКА-А-А!!! Я соскочила с дороги в высокую траву. Она путала и царапала ноги, но жалкие колосья не могли остановить тот внутренний пламенный порыв. Силуэт обладательницы этого имени тоже сорвался с места. Эти двое радостно устремились навстречу друг-другу, преодолевая шаг за шагом. Шаг за шагом. Казалось, за спинами их выросли по паре белоснежных, пышных крыл, ибо как могут простые смертные мчать с такой скоростью? Казалось, под формами их стучало не по одному, не по два, а по миллиону сердец. Поедатель демонов остался на месте, провожая свою спутницу взглядом. Это невольно напомнило Генье о том, что у него никогда не было друга. Такого друга, которому можно было бы бежать навстречу вот так вот, громко смеясь и визжа. Ради которого можно было бы отрастить крылья и получить много новых сердец. У него был мастер… Но вряд-ли это одно и тоже. — Генья-кун! Я шла обратно, перепрыгивая через поблёклую траву. Вместе со мной подпрыгивал и мой низкий хвост ржаных волос, связанный фиолетовой лентой-бантиком. На небе сияло солнце, а в глазах горели два таких же. За руку я вела каштанововолосую и лиловоглазую девушку, почти всё тело которой покрывал плащ. Натура парня словно попятилась. Перед ним был демон. — Это Лиана-чан! — представила девушка. — Её послали идти с нами? Прекрасно, не так ли? Прекрасно? Должно быть. Да, наверное, это так называется — прекрасно. Но человек, кто лишь недавно всем сердцем возненавидел русоволосую разноглазую девочку, сейчас расстроился. Он вспомнил, как Дорати что-то радостно ему рассказывала, и что это было почти весело. А сейчас такого не будет. Теперь вместо него появился вот этот вот демон. Конечно же, Шинадзугава такого не сказал. Он криво улыбнулся и кивнул головой, а когда Такаяма переключила своё внимание на нового участника задания, тихо вздохнул. Но догадки его не оправдались. Перекинувшись с подружкой парочкой слов, я улыбнулась, подошла к новому знакомому и без всякого стеснения взяла его за бледную, худощавую руку. — Ты только не ешь Ли, хорошо? — спросила я доверительным тоном. Со спины менчик будто свалился огромный груз. Его не забыли. Может быть, Дорати-чан не врёт, и она действительно сможет полюбить его хоть немного? Есть? Конечно не станет. Мы шли, а я рассказывала ему о нашей команде Камабоко. Лиловоглазка делала правки, говоря, как на самом деле всё происходило. В основном речь шла о тех смешных ситуациях, которые с нами происходили. Во время рассказа я хохотала во весь голос, хватаясь за живот, Лиана только изредка посмеивалась беззвучным смехом себе под нос, а ученик Столпа Камня реагировал совсем по разному. — Однажды я сижу на кухне с Аой, рассказываю ей что-то… — По моему вы стих сочиняли, не? — недоумевала Лиана. — Я как раз помогала Канао, слышала, как ты ухохатывалась, а ещё помню строчку «и корова вдруг взвелась»… — Может и стих. Неважно. Тут вбегает Иноске. — Вроде даже вваливается… — …Зырк на него — а на нём живого места нет, весь в пчелинных укусах. Мы с Аой-чан аж дар речи потеряли. «Где Вы лазали, Иноске-сан?» — спрашивает Канзаки в своей манере. И отвечает этот челик нам: «Я атаковал дерево, которые заняли эти насекомые»… — Он назвал их насекомыми? — переспросила помощница Шинобу. — Вроде он назвал их жуками… — Ой, какая разница? — нахмурилась я совсем по-дестки, и продолжила рассказ. — Аой вообще в ужасе, а я так и подавно впала в великий ступор. «С чего бы это тебя угораздило?» — спрашиваю, а он лишь отмахивается. Мы так и не узнали, что творилось в его тёмной голове. Когда моя подруга начала его ругать, а я проверяла, не осталось ли в его коже пчелиных жал, мечник только нёс какую-то околесицу о том, что «жалкие мухи пали перед его силой». Тогда Аой замолчала, а я выступила вперёд и торжественно сказала: «Иноске, почему же ты МЕНЯ НЕ ПОЗВАЛ В КОНЦЕ-КОНЦОВ?!» Истребитель зафейспалмил. Он хотел сказать, что был лучшего мнения о Такаяме Дорати, но не решился. Он впервые за долгое время подумал, что это могло бы ранить её чувства. А я продолжила рассказ: — Одним утром мы все вместе пошли на завтрак. Это было довольно давно, во время восстановительных тренировок. Конечно, все были ужасно голодны, и у бедняжки Аой едва хватало рук, чтобы всех обслужить. Зеницу наш шёл себе мирно по коридору с тарелкой супа в руках… — Не супа, а похлёбки, — снова вставила шатенка свои пять ё. Я фыркнула, тем самым намекая, что уж очень она увлеклась. — …и тут откуда не возьмись появляется мышь. Прямо под его ногами, — я указала рукой на свои ботинки, туда, где предположительно было животное. — И Агацума-кун ка-а-ак заорёт! А мимо проходил Танджиро. И вот, блондинчик наш запрыгивает на него, аки дитя малое. Конечно же, суп разлился на одежду этих двоих. Шинобу-сан была зла, и заставила их стирать и вымывать всё. Но мы с Ли-чан, конечно же, помогли им. — Зла была Аой-чан, а не Шинобу-сан! — возразила мечница. Я уже не выдержала. — Ли, не включай режим зануды-заучки, думаешь, я так хорошо все детали помню? — Ну так, я тебе помогаю вспомнить! Шинадзугава от отвращения попятился. — А Зеницу, это тот белобрысый нытик? — уточнил брюнет. Вместо ответа я смерила его высокомерным, холодным взглядом. Никто не имел право говорить что-либо плохое о моих друзьях. Особенно Генья Шинадзугава. — Он не нытик! — отрезала мы в один голос предельно ясно. — И не смей называть его так впредь. Зеницу — золотце! — По нему не скажешь, — возразил мечник, и я лишь несильно ударила его по плечу. — Ты его просто не знаешь, Генья! — воскликнула я осуждающе. — Да и откуда тебе, в самом деле? Но не переживай, я познакомлю тебя со всеми когда-нибудь. Затем повернулась к Лиане: — Теперь твоя очередь рассказывать. — Без проблем! — девочка в салатовом хаори закинула руки за голову и задумчиво уставилась вдаль. — А знаешь, что однажды случилось с Танджиро?.. * * * — А-а-аргх, где ты, Генья? Наше задание проходило в деревне, где стал тайно охотиться демон. Жители уже сами догадались, чьих рук это дело, но вот отыскать, где прячется монстр, никому не удавалось. Сейчас мы с моими напарниками разделились и отправились на поиски упыря. Я долгое время шла по узкой улочке в сумерках. Осенний воздух был холоден и свеж, и мои ноги замёрзли даже через чулки и обувь. Я не чувствовала их под собой — они стали резиновыми и какими-то чужими. Это раздражало и вселяло страх. Я ещё долго блуждала по безлюдным тихим улицам, когда вдруг поняла, что заблудилась. Попыталась вспомнить, откуда я пришла, но безуспешно. Сельский пейзаж в темноте отличался от пейзажа в сумерках. Дрожащей ледяной рукой я схватилась за рукоять катаны. Выплавленный мягкий метал вселил уверенность и какое-то спокойствие. Я вздохнула, улыбнулась как можно шире и пошла вперёд. Ох, лучше бы сейчас шёл бой, и зверствовал демон, чем стояла вот такая вот угрожающая тишина. Интересно, а Шинадзугава уже нашёл его? Словно подслушав мои мысли, послышался шорох. Я не сразу поняла, что происходит и откуда он доносится. Всё замерло, наступила мёртвая тишина, как затишье перед бурей. Казалось, что только сердце стучит оглушающе громко, отдаваясь молоточками в висках. В глазах потемнело, но я не стала поддаваться панике. С лязгом вытащила катану из ножен и встала в стойку. До моих ушей донеслась вибрация. Сначала она была тихой и едва заметной, но вскоре стала настолько жуткой, что смешалась с болью в голове и трезвонила в висках, словно дрель. Я пыталась догадаться, откуда она. Напряглась, включив каждую клеточку своего тела. У меня не было особо развито ни одно из чувств, в отличии от товарищей из команды, но лучше всего у меня работала осязание. Таинственные звуки разом стихли. Казалось, что вот-вот взорвётся бомба, оставив на моём месте лишь груду каких-то останочков. От отвращения к собственной фантазии я скривилась. И тут, послышался оглушительный звук, напоминающий взрыв. Мне в лицо полетели камни, комья земли и щепки, но я упрямо не сдавала позиции. Как только пыль немного осела, я увидела довольно большого демона на развалинах одного из домов. Сейчас, на месте тогдашнего строения валялись сломанные доски и солома. Демон был размером с двухэтажный дом, и скорее звероподобным, чем человекоподобным, а из его синеватого тела сплошь и рядом росли острые шипы и колючки. Глаза были налиты кровью. «Как он мог уместиться в то маленькое жилище?» — с уливлением подумала я. «Он бы и в двери не пролез, и разломал её на раз-два-четыре. Хм-м-м, а вдруг он не из этого дома вылез, а просто разрушил его?». Я начала осматривать его, судорожно цепляясь за любую деталь. Он стремительно двигался в мою сторону. — Будьте прокляты, истребители демонов! — прорычал он хриплым уродливым голосом. — Горите синим огнём! «Дыхание звёзд, первая ката: Великое созвездие». Он как раз протянул свою волосатую лапу, чтобы расплющить меня. Я энергично размахивала оружием, разрезая слизистую плоть. Меня раз за разом окатывало брызгами вязкой чёрной крови, но я не обращала внимания. Вот-вот, почти добралась до шеи… В самый торжественный момент демон уменьшился в размерах, и вместо удара в шею я полетела вниз. В воздухе умудрилась перевернуться для приземления на ноги. Полезная вещь. Много раз с Томиокой-саном тренировали. Как оказалось, этот трюк и спас меня. Ведь туда, где пару секунд назад была моя голова, метнулось длинное лезвие, схожее на очень длинное лезвие меча. «Дыхание звёзд, седьмая ката: Секущие звёздочки» Не долетев до земли я вновь устремилась вверх, рассекая телом воздух и описывая красивый пируэт в полёте. Людоед красоты не оценил, потому что я почувствовала довольно сильный удар в живот. Концентрация сбилась, дыхание прервалось, я начала падать. «Нет, нельзя! Срочно что-то нужно предпринять! Выровнять концентрацию… Использовать Дыхание… Дыхание Воды, четвёртая ката: Удар волной». И противник, занятый тем, что увеличивался в размерах, и я, отчасти проиграли. Я проиграла в том, что колющий удар нанесла в грудь, а не в шею. А он в том, что это был довольно сильная и уязвимая атака. Демон глухо взвыл от боли, отскакивая назад. Мне в лицо снова что-то прилетело, по ощущением — горящие угли. — Прокля-я-ятье!!! Ну, людишки, вы ещё у меня поплатите-е-есь! Открой глаза! Открой! Но органы зрения адски пекли и болели, как будто в них капнули лимонным соком. Казалось, что под воздействием демонической крови они выжигались, и скоро в глазницах не останется ничего. Вместо пары моих прекрасных глаз, непохожих друг на друга, ничего не будет. Ни-че-го. Такое страшное слово… Как я буду сражаться без глаз? Но Бог меня помиловал, разрешив мне пожить с глазами. Сквозь мучения и боль я смогла их открыть. Демон был занят тем, что пытался уйти. Увидев, что я очухалась, упырь применил одну из техник демонической крови. В меня летел клубок синего пламени, который я отразила с помощью водоворота. — Попла-а-атитесь! — звучала раскатистая угроза. Гул всё стихал в отдалении, но от этого становилось лишь тревожнее. Убийца двигался на деревню… * * * По небольшому поселению быстро распространялся пожар. Огонь пожирал всё на своём пути, не разбирая живое и неживое и никого не щадя. Из густых грязно-синих клубов дыма выбегали местные жители. Кто-то с поклажей — тем, что успел собрать, кто-то налегке, кто-то плакал, кто-то кричал, а кто-то лишь молча смахивал слёзы. Я с искренней щемящей жалостью смотрела, как эти обездоленные бежали в неизвестность. Что останется от их жилищ? Кто уцелеет? Отложив философские думы на лучшие времена, я поспешила на центральную улицу. Песочно-глинистая поверхность, иссохшая от отсутствия дождей, крошилась под дзори, и было невозможно пробежать и пару метров, чтобы не споткнуться. Пришлось остановить нескольких бегущих, чтобы уточнить, а где же та самая площадь. Я поняла, что добралась верно лишь по голубоватому зареву на стене одного из амбаров. Не задумываясь, я прошмыгнула вперёд. Демон раскидывал людей, как щепки, крошил их и раздавливал в своих сильных руках. Я слышала их последние вздохи, отчаянные крики и горький плач. И сердце сжималось тисками при мысли о том, что эти несчастные должны были жить и радоваться, а не гибнуть вот так вот. «Дыхание звёзд, восьмая ката: Ослепительная вспышка» Катана ярко вспыхнула градиентом от розового до синего, а на язык демонов это означало одно: смерть. Я сделала несколько высоких прыжков, оставляя рубцы на теле омерзительной консистенции. Синий взвыл, как будто его режут (не будто, а режут), и несколько людей выпали из его рук и ударились о землю. Рука с бешенной скоростью пустилась в мою сторону, будто гибкий щупалец, но я мгновенно пронзила её колющим ударом прямо посередине. Несмотря на хруст порванных жил, конечность просунулась ближе, двигаясь сквозь ничирин. Владельца не смущало то, что его рана расширивается и расширивается, им двигало желание добиться цели. А целью этой злополучной была я… Большая потная ладонь схватила меня и крепко сжала. Я сдавленно крикнула, но это было всё, что я могла сделать. Толстые гиганские пальцы крепко сжимали моё тело, надавливая на грудь, горло, и ноги, не давая не то, чтоб пошевелиться — даже вдохнуть нормально не удавалось. Было больно, очень больно. Монстр поднёс свою добычу к глазам, с ухмылкой осматривая меня со всех сторон. Это подарило мне новое, совсем неприятное ощущение — ощущение подопытного кролика. Я подумала что мышь, которую ловит кошка и играется с ней перед тем как отправить в желудок, чувствует то же самое. Я снова хотела закричать, но уже не получалось. Лёгкие были заблокированы, и всё, что я могла сделать — всего пару маленьких вдохов. Дышать я могла лишь потом этого существа да дымом, который окутал всю ближайшую местность. Но даже такое вздохи давались мне через силу. Любое движение с моей стороны ужасно нервировало противника, и когда моя грудь вздымалась при вдохе, тупой твёрдый коготь надавливал на неё, оставляя дугообразную красную полосу. Я даже удивилась, что этот гад всё ещё не пробил мою грудную клетку. Хрустящий грузный воздух пронзил выстрел. От неожиданности я вздрогнула и выгнула шею настолько, насколько это было возможно, но сквозь щипающую нос и глаза пелену ничего не было видно. Пришлось вернуться в исходное положение, пока отвлечённый демон не заметил моего своеволия — ему-то ничего не стоит одним пальцем свернуть мне шею. Сперва я подумала, что тот звук — это одна из техник упыря. Людоед прошипел от боли и сказал что-то на мстительном, а часть его руки упала отрезанной. Тогда я окончательно убедилась, что была неправа. Это не Мудзановские козни, это мои благословенные товарищи подоспели на помощь! Я увидела силуэт Шинадзугавы младшего, быстро двигающегося через дымовую завесу. Сейчас он был похож на долговязую тень. Несмотря на заплывшие от дыма и напряжения веки, я не могла отвести взгляд от него. Я видела, как мальчик схватил оторванную конечность, и начал её есть. Делал Генья это настолько спокойно и равнодушно, как будто жевал сакура моти, а не часть тела кровопийцы. От увиденного у меня в глазах потемнело ещё больше, чем от дыма, а маленький мирок перевернулся. А далее я больше не разбирала, где явь, а где галлюцинации. Я выпала из ладони убийцы и повалилась на горящие доски… * * * «Концентрация… Не теряй концентрацию!» Томиока-сан столько раз говорил мне об этом. Чтобы я не смела терять концентрацию. Иначе я — труп на поле боя. Танджиро сотни раз упоминал, что без концентрации он не овладеет танцем бога огня. Значит, действительно важная вещь. Я вдохнула полной грудью. Повторила это несколько раз. Попытка отдалась острой болью в лёгких. Перед глазами всё поплыло. Нет! «Нельзя терять сознание! А то Генье и Ли придётся спасать не только людей, а и тебя!» — звал здравый смысл откуда-то из глубины. Ощущая жар, проступающий даже через форму охотников, я собралась с силами и перекатилась из огненного ложа на целые, ещё пока незадетые колдовским пламенем доски. Огонь позади злобно выругался, увидев, что его жертвоприношение выжило и ушло из цепких лап. Я прерывисто кашлянула, и горло начало ужасно болеть. В него будто просунули тупое лезвие, что царапало и разрывало дыхательные стенки. Голова просто гудела. Невольно создавалось впечатление, будто мозг принял меня за умершую и начал прогнивать, а сейчас его вновь вытащили с пенсии и заставили работать. Но тем не менее, сознание я не потеряла. Концентрация давала о себе знать. Поднялась на ноги. Теперь… Теперь найти катану!.. В этом хаосе это не представлялось возможным. Обломки домов горели синеватыми язычками, густой дым мешал видению, а под дрожащими ногами всё тряслось, дребезжало и крошилось. Каким-то чудом я поднялась на ватные ноги и вытерла окровавленную шею подолом хаори. Цепляясь за доски разбитыми фалангами, я пыталась вскарабкаться на одну из крыш. Рыхлый старый материал крошился и ломался, впиваясь в нежные пальцы тысячами острых щепок. Я плотнее стиснула челюсти, и продолжила подъём. Мне казалось, что прошло часов двадцать, прежде чем я оказалась на вершине. Ладони кровоточили и страшно пекли от многочисленных порезов и заноз. Спина и открытые участки тела ныли от ожогов. Я лишь спрятала руки в кулаки и осмотрелась так далеко, насколько позволяла плохая видимость. И — о, радость! — сквозь клубы чёрного дыма я увидела лезвие с градиентом, лежащее в нескольких метрах от меня. Я улыбнулась ему, как старому другу, и поспешила поднять. Боль в ногах как-то забылась, и я радостно неслась вперёд. Рыхлая крыша обламывалась и трещала под моими дзори, но это было неважно. Главное, чтобы ничего мне не помешало!.. Ничирин уже был буквально у меня в руках, как вдруг явилось то самое чудище. Не важно, как его называли — я придумала ему имя Убийца Детских Мечт. Не только детских, и не только мечт… Демон с размаху опустил лапищу на крышу, тем самым проломав её. Под непосильным весом дубовые доски ломались, как спички и падали на такие же доски. Я уклонилась, метнувшись назад. Там, где я стояла всего пару секунд назад, сейчас была огромная дыра. Я затаилась за обломанной частью крыши, и лишь подвижные разные глаза наблюдали за происходящим. Счастье, катана всё ещё лежит на своём месте. Вторым ударом убийца намеревался схватить моё оружие и уничтожить, раскрошив в руках. Но я была куда быстрее. Когда мною руководили особо сильные эмоции, изнемождение притуплялось, а физические способности увеличивались вдесятеро — а сейчас мною двигали страх и гнев. Я промчалась сквозь трещащие сгорающие балки и сваи, что валились откуда-то из соседнего дома, как морозный зимний ветерок. Я уже и не помню, как любовное прильнула к дедушкиному атрибуту мечника, но стоило мне только ощутить прикосновение холодного металла к больной ладоне, я в мгновении ока сделала долгий взмах вверх. По вою и крику (если такими словами возможно описать те ужасные звуки, что издавал демон) я догадалась, что отрубила пальцы гадкого существа. Воздух огласил леденящий сердце вой. Стало плохо. Мурашки пробежали по моему телу. Но я просто не имела права поддаться слабости и свалиться. Я не могла. Товарищи рассчитывают на меня. «Дыхание Звёзд, пятая ката: Вечерняя заря» В грязном небе мелькнул силуэт Лианы. Шатенка прыгала с грацией, заимствованной от Шинобу-сан, и рассыпала лепестки глицинии. Большинство из них не долетели до цели, истлев от огня, а те, что долетели страшно позлили чудовище. Эти две выскочки, что посмели выжить и бросить вызов ему — копившему ненависть, злобу и силу столько лет — вывели упыря из себя. Значит, пора стать таким, которым его ещё никто не видел… — УА-А-А-АРГХ!!! Синий демон не только вырос — у него прибавилось мускул на руках и ногах. Ярость как-то преобразила и укрепила его. Кожа изменила цвет к голубому, глаза светились белым призрачным светом, а сам он полыхал своим огнём. Рядом с ним даже находиться было жарко, жарко во всех смыслах этого слова. — СДОХНИТЕ УЖЕ ВСЕ-Е-Е!!! «Дыхание воды, десятая ката: Дракон перемен» Жар полыхнул в лицо, опалив волосы на голове и ресницы. Воздух стал спёртым и тяжёлым. Я поняла, что вот-вот сгорю заживо. Не довершив удар до конца я остановилась, вновь едва не потеряв концентрацию. Я старалась откашляться, сотрясаясь от приступов сухого, странного кашля. Что-то гадкое витало в воздухе. Что за вонь? От неё подкашивались ноги и кружилась голова пуще прежнего. Неожиданно из-за моей спины появилась чья-то рука, которая зажала мне нос и рот. Сказать, что я испугалась — ничего не сказать. Мало того что этот демон бесчинствует, так ещё и маньяк прибавился. Я уже собиралась было применить своё средство обороны — локтём под рёбра (Иноске учил, ухахахах!!!), но услышала знакомый голос, который дал мне одну-единственную команду. — Не вдыхай! От этого голоса на сердце потеплело. Хоть я ещё и не научилась любить ни одного из Шинадзугав, но в этом чистилище слышать его голос было одним удовольствием. Ведь это был не убийца. Это был Генья. Долговязый, одинокий Генья. — Г-генья-кун? — я вырвалась, покорно затулив органы дыхания длинным грязным рукавом хаори, и взглянула на него. Но это был не тот Генья, которого я знала. Он как-то по-странному преобразился. На его теле тоже появились шипы, и он напоминал некое подобие того, с кем мы сражались. — Генья-кун, т-тебя превратили в демона?! Я согласна была простить ему тот факт, что он съел демона прямо на поле битвы. Но его изменения не очень меня порадовали. Ведь мальчик в безрукавке — не Незуко, и не Лиана, и, учитывая то, что его старший брат тоже хашира, мечника без дыхания могут убить за такую подлость. Но Генья так не думал. Он недоумённо зырил на меня, расширив ставшими чёрными глаза, будто я говорила полнейшую чушь. Брюнет такого не сказал, но ведь не обязательно что-то говорить для того, дабы стало понятно? Спустя секунду, парень всё же воскликнул, но вовсе не ответ: — Осторожно! Не успевшую среагировать меня потянули за шиворот, как оказалось, это и спасло мне жизнь. Прямо над нашими головами с яростным шипением пролетел язык синего огня, живо напомнив, где мы сейчас находимся. Треск всего вокруг, который на время заглушился от нахлынувшей радости, заскворчал с новой силой. Стало как-то тревожно и не до переговоров. — Яатакуюспередитыбьёшьстылу, — протараторил мечник слишком быстро, чтобы я смогла осмыслить сказанное. — Поняла? Я не поняла. Ничегошеньки не поняла. Но мечник, не дожидаясь ответа, побежал вперёд. Генья так занятно игнорировав попытки людоеда убить его, что я даже разозлилась немного. Может быть, этот человек просто притворяется Цучиното, а на самом деле столп? Но самым обидным было то, что Шинадзугава не задирал от этого нос. Если бы тот гордился и хвалился своей ловкостью, его и то было бы легче сносить. Но вскоре, силуэт моего объекта восхищения растворился в дыму, в груде горящих обломков и распластанных тел людей. «Ты бьёшь с тылу», — мысленно напутствовала я сама себя, стараясь как можно более быстрее найти тот самый «тыл». А заодно отразить атаки и увернуться от летящих в меня обломков и языков огня. К счастью, почти ничего из пущенного в ход не достигло цели. То ли прислужник Мудзана специально оттягивал последний удар, то ли его ослепила собственная ярость… Мы бы немедленно воплотили план в реальность, если бы не одно событие. Кто ж знал, что сквозь шум, вой, треск и крики я услышу другой, новый звук. Это заставило меня остановиться и вслушаться в него. Ниточка, за которую он держался, была зыбкой, вечно теряющейся и сливающейся с общим беспорядком. Но вскоре я поняла, что не ошиблась. Это был детский крик. Это был ребёнок. Ребёнок! Я вынырнула из пелены дыма, что служил мне прикрытием, и слезящимися глазами уставилась в источник звука. Скользя взглядом по телу гиганта, я наконец заметила блондистую кудрявую макушку. Судя по всему, это была маленькая девочка. И этого ребёнка держал в своей мерзкой волосатой лапе этот демон. Малышу было ужасно больно от ожогов и того, как это чудище держало его. Ещё немного… Ещё немного, и упырь раскрошит ему кости!.. Я позабыла напрочь о плане, и, признаться, так и не вспомнила в последствии, что там произошло и какая нелёгкая понесла меня туда. «Дыхание Звёзд, Вторая ката: Полярная звезда» Я слышала, как поедатель демонов кричал моё имя, как гудел вокруг меня воздух, как дрожала земля, как похрустывала горящая древесина. Всё это смешалось в один тон до неузнаваемости. Это был один из тех редких моментов, когда я была быстрее этого всего. Даже быстрее звука. Существовали лишь я, демон, и та маленькая белокурая девочка. Мы слишком много жизней потеряли в этом бою, и это просто ломало меня. Разве истребители нужны для того, чтобы убивать? Нет. Они нужны для того, чтобы защищать, лелеять и оберегать. Уж её-то я спасу… Спасу, чего бы мне это не стоило!.. Катана блеснула в отблесках пожара, и с хлюпаньем вонзилась в горячую, голубоватую кожу монстра, обрубывая кисть руки и открывая мощный фонтан из чёрной горячей, словно лава, крови. Она попадала на кожу, и отодрать эту смесь не представлялось возможным. Вмиг я тоже почувствовала острую боль. Кажется, самую сильную за всю свою жизнь. С моих потрескавшихся от жары пересохших губ сорвался слабый крик, который едва ли можно было услышать в этом хаосе. Немного опустив голову, я с ужасом увидела, как демонические лезвия впиваются в мои запястья. Они разрезали светло-бежевую плоть, разрубая вены и артерии, окрашиваясь моей красной кровью, и приносили невыносимую боль. Несколько раз, в нескольких местах. Это неважно. Сейчас — неважно. На ходу я вырываю ребёнка из цепкой хватки и мы вместе парим над этим адом на земле. Маленькая девочка, только что вырванная из когтей смерти, с ужасом кричит мне: «Кровь! Кровь!». Но это было неважно. Главное, что эта маленькая жизнь сейчас в безопасности. Я не успеваю принять стойку для приземления, и мы просто валимся на одну из деревянных крыш, едва не скатываясь с неё в пламя, с треском проламывая деревянное покрытие. Тысячи щепок и заноз впиваются в мою спину, но по сравнению с болью в руках, это кажется лишь щекотанием. Мне больно, больно и очень плохо. Жарко от того, что мир вокруг полыхает. Хочется кричать. От этих ощущений я впиваюсь зубами в свою губу, и чувствую солёноватый привкус крови во рту. Но вместе с тем приходит некое успокоение и даже радость. Я с удовлетворением понимаю, что ни о чём не жалею. А это — самое прекрасное чувство из всех ныне существующих. — Тётушка, у тебя кровь! Малая испуганно зажмуривается сквозь слёзы, указывая на мои разодранные в клочья руки. Я и сама вижу. От потери такого количества крови наступает головокружение и в глазах темнеет. Долго мне не протянуть… Казалось, будто я уснула болезненным сном, и не могу точно сказать, сколько времени так пролежала. Но однажды тьму перед глазами разрезал белый силуэт. Явно мужское телосложение совсем не похоже на напарника, но я отчётливо понимаю, что где-то его уже видела. Мужчина стоял спиной ко мне, и какой-то неосязаемый ветер колышет его длинные русые волосы, связанные на конце резинкой. Когда знакомец не спеша повернулся ко мне, я увидела его фиолетовые выразительные глаза. В голову бьёт кровь, а сердечко отбивает волнительный удар. — Папа! — кричу я. Я думаю, что кричу, но через секунду до меня дошло, что я лишь беспомощно открываю рот. Состояние было похоже на то, когда собираешься закричать во сне, но ничего не выходит. Я не сдаюсь. — Папочка!!! Я здесь, папа, здесь! Сначала во взгляде скользит недоумение, но потом красивые глаза расшириваются и губы озаряет улыбка. — Эльфёнок? — удивляется Ичиро Такаяма. Я ужасно рада, что он помнит, помнит его маленького эльфёнка, и от радости моё сердечко колотится быстро-быстро. — Что ты тут делаешь? — Я умерла, папа! — поясняю я, протягивая вперёд руку, чтобы удержать этого дорогого человека. Я не хочу, чтобы он ушёл, так и не взяв меня с собой. — Теперь я могу пойти с тобой? — Умерла? — На его лице читается такое удивление, будто смерть являлась чем-то чужеродным и странным для меня. Отец задумчиво почесывает подбородок. — Не может быть! Тебе ещё рано умирать, дорогая моя. С этими словами я ощущаю какую-то обиду и несправедливость. Что я сделала? Я выполнила! Выполнила всё, что смогла. Меня смертельно ранили, и я могу уйти на свой заслуженный отдых, а заодно встретить там семью и Кёджуро! — Нет, я умерла! — я хмурюсь, по своей привычке топая ногой. Я никогда не была суицидницей, и навязчивые мысли о смерти, но увидев отца не захотела с ним расставаться. Сейчас он казался ближе всего. — Я ничего не слышу и не вижу, и ничего не чувствую! Чтобы быть ещё честнее, добавляю: — Почти ничего. Отец вздыхает и не спеша идёт ко мне. Присаживается на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне. — Ты ведь не одна сражаешься, верно? — спрашивает он вкрадчиво, и я неохотно киваю головой, весьма справедливо предполагая, что Такаяма найдёт, к чему прицепиться. — Там остались мои напарники. — И ты действительно хочешь бросить их и уйти? — нахмурил брови родственник. Я чувствую, что вот-вот заплачу. Но папа был прав. Папа всегда был прав. — Я всё равно не смогу, — возражаю я, и из глаз текут слёзы. Мне так стыдно из-за того, что я плачу, но я не могу не плакать. Ичиро с любовью смотрит в глаза, а затем нежно проводит ладонью по алой щеке. Милый папа всегда меня понимал. Всегда. — Сможешь, эльфёнок, — возражает тот, прижимая меня к своей широкой мужской груди. — Конечно сможешь. У тебя ведь мои задатки. Ты такая же справедливая, энергичная, стойкая, умная и коммуникабельная. Но есть и такое, что я не смог тебе передать по наследству. Но эти качества ты смогла приобрести сама. Я слушаю, и пытаюсь понять, а что же такое я смогла приобрести? Этого мамин муж не сказал — видно, дал мне пищу для размышлений. В это время папа лишь трепетно утирает мои крупные слёзы с уголков глаз. — Мы тоже скучаем по тебе, моя милая доченька, — признаётся сын Камэ чистосердечно. — Но сейчас ты больше нужна на земле. Твоим друзьям без тебя не справиться. Тот поднимает глаза куда-то вверх, и взгляд становится приторно мечтательным. — Я так боялся, что не смогу отыскать твою маму на небесах, — признался он. — Аямэ умерла намного раньше. Но я так же покинул этот мир весьма неожиданно. И теперь не беспокоюсь. Ведь я её нашёл… — Да? — разноцветные глазка восторженно блестят. Я трепетно беру родного человека за крепкую руку. — Скажи маме, пожалуйста, что я очень и очень люблю её! Он улыбается и мягко целует меня в висок: — Она знает, золотце. Она знает. Понимание того, что нам вновь предстоит разлука приходит само собой. Я стараюсь обнять Такаяму старшего как можно крепче, и с удовольствием ощущаю, что он делает то же самое. — Мы встретимся с тобой, обязательно, — Такаяма гладит меня по русым волосам. — Только ты не слишком торопись к нам, ладно? Мы никуда не денемся! Нам нужно будет о многом поговорить, и подождать нашу любимую девочку. — Я тоже люблю тебя, пап! Но он уже исчезает, медленно растворяясь во тьме. Мои глаза всё ещё следят за лоскутками, в которых смутно проглядываются части тела Ичиро. И я вновь начинаю чувствовать. Чувствовать острую, режущую боль в запястьях и по всему телу… * * * Генья пытался вырваться. Пытался вырваться из крепкой хватки, в которой его держал противник. Но вырваться было нельзя. Шинадзугава пытался грызть, кусать горящую руку, но каждый раз обжигал зубы, дёсна и язык, но не приносил вреда демону. Тело мальчика было покрыто опилками и измазано сажей. Огонь лизал его кожу, оставляя розоватые ожоги с пекущей болью, а тело болело от немилосердной стальной хватки. Чудище сжимало руку постепенно, сдавливая сильнее с каждой минутой, желая доставить жертве как можно больше мучений. На Лианы надежды не было. Шатенка была обездвижена, безнадёжно зажата под огромной неловкой ступнёй великана. Он с каждый разом раздавливал её внутренние органы ногой, и они каждый раз регенерировались для того, дабы вновь быть расплющенными. Лиловоглазка пыталась что-то предпринять, но вё казалось каким-то глупым и безнадёжным. Магия крови не действовала — лепестки глицинии тлели в огне, не добираясь до цели. Сгорая, они становились похожими на смертельные благовония, но это были всего лишь благовония, действовавшие на упыря не больше, нежели цветущая амброзия на алергетиков. «Я не справился», — обречённо думал тот, беспомощно трепыхаясь в своём плену. «Всё, чему меня учил наставник, прошло зря. Я погибну, и мой брат так и не примет меня… Всё кончено…» «Я не справилась», — сокрушалась демон, смиряясь с болью, настигавшей её каждую секунду. «Все мои тренировки были тщетными. Взойдёт солнце, я погибну, и так и не смогу отомстить. Всё кончено…» В этот момент на фоне чёрного ночного неба мелькнула хрупкая девичья фигурка. Промелькнула мимолётно и зыбко, как образ девочки-феи из сказок на ночь. Брюнет моргнул ещё раз. Нет, всё-таки, показалось… Он устало прикрыл глаза и отдался на удавление демоном, как вдруг откуда-то сверху послышалось торжественное: — Дыхание Звёзд, четвёртая ката: Бледное сияние! Демон взвыл, выкрикивая проклятия и свободной рукой пытаясь схватить того, кто осмелился рубить ему голову. Но девушка была хитрее и куда более поворотливой… «Режь, режь, режь!!!» — мелькала в голове азартная мысль, пока я удерживала равновесие, стоя на плечах этого упыря. Тот дёргался и извивался, как червь, но это того стоило. Я отпилю ему голову, терять мне нечего. Всё равно скоро умру. А уж тогда, когда дело будет сделано, надеюсь, отец не будет принуждать меня остаться на земле? «Режь, режь, режь!». И каждый раз, как моё клинок вонзался в демоническую плоть, меня окатывало брызгом гадкой крови. Но мне это даже нравилось. Я не могла остановиться. Если остановлюсь — упаду замертво, ведь продолжить уже не будет сил. И я не останавливалась. Сколько людей ты убил, демон? Скольких из них ты сжёг? Думаешь, возмездие не придёт? От радости, столь странной и даже садисткой, я кусаю свою губу и жутко улыбаюсь. Когда и кому я желала смерти так же, как сейчас? Громадная голова с хрустом отделилась от хребта, падая на обугленную землю. Рука разжалась, и мой боевой товарищ ловко выбрался на волю. Лиана выбралась из-под огромной ступни и бросилась к подруге. Сердце бешено стучало. — Такаяма! — Шинадзугава испуганно подбежал ко мне, что едва держалась на ногах. Я кашляла, а вся форма была в пятнах алой крови. — Дорати! Дорати! — слышался голос Мотылька. — Я… Скоро умру… — пробубнила я, еле удерживаясь между забытьём и явью. Потеря крови давала о себе знать: я едва соображала, что делаю и где нахожусь. Мир вокруг меня стал миром теней и призраков. — Нет! — воспротивился поедатель демонов, подхватывая меня. — Ты большая молодец, Дорати-чан! — он почти на каждом слове краснел и смущался, но всё равно продолжал. — Ты отлично справилась, пусть наш план и провалился. — Оу. Меня похвалил сам Шинадзугава Генья, — слабо улыбнулась. — Ну да, конечно, я огурец… То есть молодец… Больше я не отвечала. Тьма окутала меня целиком, и я не сопротивлялась. Пожалуй, я не сожалела о том, что умираю. На том свете меня ждали не менее любимые люди, чем на этом. Постепенно боль приглушилась. Я наконец смогу отдохнуть… — Нужно что-то делать! — не растерялась помощница Шинобу. — Я сейчас… Смуглые изящные руки нырнули в карманы, заполненные всякой всячиной, и тут же показались, вытащив наружу два отрезка медицинских бинтов. Этим девушка перемотала изрезанные руки своей подруги, и вскоре белоснежные бинтики пропитались кровью. — Дорати… — из лиловых глаз текли слёзы. — Прошу тебя, держись! Скоро всё будет хорошо, обещаю!.. * * * Меня сотряс сухой кашель. Я очнулась. Видно ничего не было, но в нос мне ударил крепкий запах спирта. Я снова прокашлялась. — Ну вот, я же говорила, что жива, — раздался знакомый, но увы, неприятный мне голос. Неужели этой Шинобу и в самом деле я так полюбилась, что она и на том свете от меня отстать не хочет? А впрочем я уже поняла, что меня таки откачали, и со своей семьёй я ой как нескоро встречусь. — Ангел Гаври-и-ил, — пробубнела я хриплым голосом. — Умоляю, найди для меня другого ангела-хранителя. Я не хочу себе Шинобу. Эти слова вызвали весьма бурную реакцию в помещении. Преимущественно радостную. Кто-то мощный вмиг схватил меня в охапку и начал трясти. Я издала знак протеста, смесь «Ай, пусти!» и «Я как-бы больна ещё». В следующий миг влажная тряпка, прежде лежавшая на моём высоком лбу, упала с моего лица, и я наконец увидела свет Божий. — Краснощё-ё-ёкая! — я оказалась прижата к оголённому мужскому торсу. — Как здорово, что ты всё-таки не отбросила коньки. — Пусти её, Иноске! — это был Зеницу, который тут же попытался оттащить своего друга куда подальше. — Ты же сейчас задушишь милую Дорати-чан! — Угомонились оба! — Аой отвесила им двоим подзатыльники. — Не мешайте ей отдыхать! — Вы уже помешали, — прохныкала я недовольно. — Тем, что вернули меня с того света. Канзаки нахмурила брови (примечание автора: жди беды) и твёрдым шагом направилась к моей постели. Я думала, что сейчас получу по башке, но вместо этого девушка бросилась мне на шею, обвила руками и начала покачивать мою тушу из стороны в сторону. — Дот, Дот, — приговаривала она беззлобно, поглаживая рукой меня по голове. — В другой раз я бы обязательно отругала тебя за такие слова. Я же так за тебя переживала! — Честь для меня, — я привычно улыбнулась и ударила кулаком себя в грудь. Ощутив несильную боль в районе запястья, я тут же переключила своё внимание на данную часть тела. И одна, и вторая моя рука была перемотана бинтами. — Что, вкрай расшибла, да? — поинтересовалась я, поднимая конечность вверх. — Ручки мои, интересно, жить будут? — Главное, что ты жить будешь! — подытожил Танджиро с счастливой улыбкой, но меня такой ответ не особо удовлетворил. Стоящая рядом Аой продолжила, но уже серьёзней: — Мы все думали, что обойдётся намного хуже. Вчера ты потеряла очень много крови… — Удивительно, как коньки не отбросила, — вставила я. — Что произошло хотя бы? Лиана взялась удовлетворить моё любопытство. Все её увечья затянулись, будто их и не было. Круто быть демоном — им хоть бы хны. — После того, как ты доблестно отрезала шею демону, ты потеряла сознание. Мы с Геньей-куном ужасно испугались, но вовремя договорились и сформировали план. В общем, поедатель демонов весьма помог тем, что на спине принёс тебя в Поместье бабочки. Я подавилась, и щёки мои слегка покраснели. — А я всегда думала, что он в конце-концов похоронит меня где-то по дороге под деревцом, — призналась я совершенно искренне. Смуглянка усмехнулась: — Да ты что, я бы его самого закопала там же. А вообще, я верю, что Генья-сан не сделал бы такого. Он же так хвалил тебя! — Мило было с его стороны. Но ты пропустила всё самое интересное, дражайшая Ляля. А то мы ведь не особо друг-другу нравились в начале. Даже до рукоприкладства дошло. — Надеюсь, ты не избила его там до полусмерти? — смеясь, спросила Канзаки, и все окружающие залились дружным смехом. Я благоразумно решила не уточнять, кто кого бил. Так будет лучше. Я поочерёдно обняла каждого, кто терпеливо ждал моего выздоровления. Кроме Шинобу, которая смоталась прочь по неотложным делам. Мне кажется, нам обоим не хотелось бы, чтобы я её обнимала. Ну а остальные — Танджиро и Незуко, — которая, на удивление, не спала — Зеницу, Иноске, Ляля-чан, мои любимицы — тройняшки, и, конечно же, Аой. Потом последняя выставила всех их за дверь (бомжевать), сославшись на то, что