Temur ve Tutkun

      Солнце давно закатилось за горизонт, и небо выглядело теперь, как расшитый жемчугом темно-синий кафтан – грязный, если смотреть на него сквозь мутное стекло их общей комнаты. Туткун опустилась на матрас, на ощупь развязывая намокший от работы на кухне узел голубого пояса, и потянулась. Можно было бы сказать, что закончился еще один тяжелый день, но для служанок Небесного дворца каждый в это время был нелегким.       «Кто только придумал праздновать свадьбу сорок дней? И как будто это кому-то нужно? На невесте лица нет, а жениху и подавно все равно. Бедному тегину что девушку посади рядом, что козу – разницы не заметит».       Туткун самой было стыдно оттого, как она думала о Батуге и его несчастливой помолвке, но в такие мгновения усталость брала верх над сочувствием, и все, чего ей хотелось – это наконец лечь спать…       – А-а, Чалаир, к добру ли?       Голос Илай вывел из задумчивости, и Туткун подняла голову, заметив, что сделала это последней – все остальные уже смотрели выжидающе на старшего слугу.       – К тебе что с добром, Илай, что без добра – разницы нет, все равно как на врага смотришь.       Чалаир поморщился и, тут же забыв про спесивую дочку Йибек, ткнул пальцем в девушку рядом.       – Ты. И ты. И ты, – в третий раз его палец указал точно на нее. – Пошли со мной.       Туткун подняла с пола только что снятый пояс. Повязывать его пришлось уже на ходу, снова следуя за слугой по бесконечным каменным коридорам.       – И, Чалаир, какую работу на ночь глядя нашла нам Йибек-кадын на этот раз? Котлы в третий раз намывать?       Чалаир покачал головой.       – Ты бы прикусила язык, девушка. А то так и будешь работать до утра.       Туткун пожала плечами.       – Я могу хоть целыми днями молчать, что изменится? Йибек находит мне работу за полночь, наказывая не за мои слова или ошибки, а за то, что со дня на день я стану служанкой Гюнсели-хатун и выживу ее дочку с этого места. Скажешь, не права?       – Права, права, – старший слуга вздохнул и, остановившись возле незнакомой комнаты, подтолкнул девушек внутрь. – Ну давайте, давайте, проходите и принимайтесь за работу!       Когда дверь за их спинами захлопнулась, Туткун огляделась. Комната была на вид как все прочие: небольшая, теплая, с сундуками по стенам и лавками, на которых ворохом лежала груда разномастного тряпья. Туткун хмыкнула. Ее прежде ни разу сюда не отправляли, однако о том, как другие девушки ночами зашивали и штопали одежду обитателей Небесного дворца, она была наслышана. Даже жалела порой, что ей этой работы не доставалось: она с детства любила вышивать и делала бы это с куда большим удовольствием, чем разливала напитки за ханским столом.       Забрав свою треть одежды, с которой надо было управиться до утра, Туткун примостилась на толстой шкуре возле резного сундука и встряхнула первый попавшийся халат. Такой же расцветки, как на ней самой, только больше раза в три, он наверняка принадлежал одной из поварих…       Время текло неспешно, вязко, как горючая смола с чадившего факела. Служанки работали в молчании: слишком устали за день, да и говорить было особо не о чем. Тишину нарушали только треск дров в очаге и шелест тканей, которые они перебирали. Руки все делали будто сами по себе, выполняли простые выученные действия, и мысли оттого были совсем пустыми.       Закончив с очередным поясом – ей почему-то досталось много поясов в куче, – Туткун подхватила следующий предмет одежды. Взметнувшееся пламя яркой вспышкой выхватило знакомые узоры…       Туткун замерла.       Халат наследника Темура лежал на ее коленях небрежно, смято, и она вдруг почувствовала себя за это виноватой, будто бы было настоящим преступлением так обращаться с его одеждой. Опустив руки, она огладила свалявшийся мех, пропустила меж пальцев песчано-рыжие жесткие шерстинки, думая – вот бы так же коснуться золотых волос тегина, пока он бы лежал, опустив голову на ее колени…       Туткун закрыла глаза, силясь не то прогнать возникшее видение, не то задержать подольше, и наклонилась к воротнику халата. Глубоко вдохнула горьковатую смесь железа и соли.       Уткнуться бы в его шею, а не воротник, коснуться губами горячей кожи, почувствовать, как его руки прижимают ее к себе…       Крышка сундука ударилась о стену с гулким стуком, и Туткун вздрогнула, выпрямилась резко, оглядываясь, боясь, что кто-то из девушек что-то заметил. Но нет – одна копалась в тканях, вторая сидела, склонившись совсем низко над работой, и им не было дела до того, что творилось в душе горной рабыни. Что было скрыто в ней настолько глубоко, насколько возможно.       У самого сердца, бившегося быстрее от одной мысли о Темуре.       «Тенгри, за что ты меня так испытываешь?» – покачала головой Туткун, берясь наконец за иголку с ниткой. В плотном кафтане наследника прорех оказалось немало: тут разошедшийся шов, там сорванная подкладка… Она зашивала все неспешно, внимательно, стараясь, чтобы стежки выходили ровными…       – Что ты там так копаешься, а?       Руки дрогнули от неожиданно громкого голоса рядом.       – Это одежда наследника Темура. Не хочу, чтобы Йибек на меня опять разозлилась.       Туткун отозвалась ровно, не поднимая головы, глядя, как нитка в руках намокала от крови с проколотого толстой иглой пальца. В свете очага эти мелкие капли казались рубиновыми и горячими, пульсирующими… Туткун закусила губы, чувствуя, как изнутри поднималось что-то отчаянное, и оттерла ладонью сухие глаза. Обмотала ранку обрывком лишней ткани, коснулась впитавшей кровь скрученной нитки… Снова продела в иглу.       Тенгри, повелитель Неба и наш создатель, пусть ты услышишь мою молитву.       Пусть твой грозный брат Эрлик-хан, повелитель подземного ханства, услышит мою молитву.       Я приношу жертву вам, великие боги, – примите.       Я отдаю вам свою кровь и прошу за наследника Темура – примите.       Прошу за его жизнь, чтобы она не оборвалась раньше срока,       за его душу, чтобы ее не запятнали позор и бесчестие,       за его меч, чтобы не отнял невинной жизни.       Я склоняюсь перед вами и прошу…       Закрепив последний узелок, Туткун еще раз расправила кафтан, а затем аккуратно свернула. Вздохнула. Когда-то ее мать так молилась, зашивая одежду отца… Они были женаты и очень любили друг друга.       Наследник Темур ей мужем не был. Любил ли он ее? Туткун не знала наверняка.       Знала только точно, что она его любила.       «Может, этого хватит, чтобы ты принял мою молитву, Небесный Тенгри? Может быть, хватит?..»