Temur ve Tutkun

      Темур никогда не относил себя к числу спокойных людей, но некоторые вещи даже его бесили чрезмерно. Прямо сейчас первой из таковых была непробиваемая глупость Батуги. По какой-то неизвестной причине до, вне всякого сомнения, сообразительного и осторожного брата никак не доходило, что тащить в драку неподготовленного человека было занятием равно бесполезным и опасным. Тем более если этим человеком была хрупкая, нежная, прекрасная…       «Хитрая, расчетливая, – поспешно добавил про себя Темур, боясь, что мысли и желания, похороненные под каменной плитой высеченной им самим обиды, возьмут верх. – Вот из кого шпионка получилась бы получше, чем из невестки Гюнсели. А что, вышла бы замуж за Каю, как планировала, тоже стала бы… невесткой…»       Скривившись, тегин сплюнул под копыта коня, пытаясь вместе с осевшей на губах пылью избавиться от мерзкого вкуса, который оставляло на языке это слово, пусть и не произнесенное вслух.       Вслух он это, пожалуй, не произнес бы, даже прикажи ему сам Небесный Тенгри.       Вторым, что выводило Темура из себя, была прямая спина Туткун. Она маячила перед ним весь их поспешный конный переход из Горного стойбища до города, и тегин уже был бы рад ослепнуть, как проклятый Тайзу, лишь бы не видеть яркий цвет одежды, завитки густых волос и охватывавший талию пояс, на месте которого он представлял свои руки…       «Как бы себе так по голове постучать, чтобы тебя из нее выбить?» – тоскливо подумал Темур, барабаня в ворота и плотнее запахивая плащ.       К счастью, теперь, проходя в город, он мог ненавязчиво оттереть Туткун назад, чтобы не мельтешила перед глазами…       К сожалению, третьим, что этим днем доводило его до исступления, был страх. Тяжелый, как намокший войлок, и душный, словно дым шаманской курительницы, он засел в горле противным комком, отчего все слова выходили неохотным хриплым карканьем. Тегин, как и все, знал, что мать Аккыз будут охранять воины. Сколько? Ему очень хотелось бы верить, что немного. Один, два, три… четыре – самое большее, на что был согласен Темур.       Потому что их было пятеро: он, Аккыз, Яман, Сырма… и Туткун.       У нее даже не было оружия!       Зато был острый – острее любого ножа – взгляд, который наследник ловил, в который раз оборачиваясь назад. Шею там, где кожи касался вышедший за воротник кафтана жесткий доспех, уже саднило, и Темур начинал думать, что оставить Туткун за спиной оказалось не такой уж хорошей идеей.       А она шла, спокойная и уверенная, как будто все внутри тегина не вздрагивало от ужаса при мысли о свалке вооруженных людей в каменном мешке близко стоящих домов…       – Темур?..       Ее удивленный шепот достиг разума с запозданием: Аккыз, Яман и Сырма уже ушли вперед, почти скрывшись в толпе, а сам Темур… А сам он стоял, возвышаясь над Туткун, сжимая ладонями ее плечи, прижимая к стене переулка.       Делать вид, что споткнулся, было совершенно точно поздно.       – Туткун…       Темур сжал слегка пальцы, безотчетно ища в ее глазах реакцию на это – страх или отвращение… Так было бы легче, Небесный Тенгри, насколько было бы легче, гляди она на него, как на дикое животное, как делало большинство других девушек… ну или хотя бы как на соратника по оружию, как делала Аккыз!       Но Туткун смотрела спокойно, слегка удивленно и так доверчиво-радостно-выжидательно, будто бы взялась извести его хуже всякой чумы: от той заразы предавало лишь тело, а от одного такого ее взгляда Темура предавали и тело, и разум, и сердце вместе взятые.       – Ты должна вернуться, – наконец выдавил он. – Тебе здесь не место.       – Конечно, – она хмыкнула и, выждав мгновение его неописуемого облегчения, спросила, не пряча в голосе ни горечи, ни злости: – Чего еще изволите приказать, тегин?       Темур скрипнул зубами.       – Туткун, здесь слишком опасно. Ты должна уйти.       – Я – дочь Горного ханства, Темур. Я не глупа и не беспомощна.       – И горда сверх меры, как я погляжу! Не тебя ли с пару месяцев назад выволокли из караван-сарая, хатун? Хорошо же ты тогда себя защитила!       Туткун поджала губы, вздернула подбородок, и в темных глазах, в которых уже растаяла промелькнувшая вначале надежда, отразился осколок неба.       – Тогда я сделала глупость и понадеялась на того, кто обещал мне свою защиту. Второй раз ошибки не совершу.       Тегин вжал ее в стену сильнее, сильнее навис над ней, отчего между их лицами пространства осталось меньше, чем было прилично.       – Хоть раз, женщина, хоть раз сделай, что я говорю! Вернись сейчас же!       – Я уже сделала один раз, как ты сказал! Сделала, поверив, что и ты поступишь так, как сказал! А что вышло, чем все закончилось? Я столько времени провела в плену – и для чего? Чтобы, вернувшись, увидеть, как от меня отвернулся не только мой хан, но и ты? Но у Чолпан хотя бы была причина, я предала ее и этого не отрицаю. Но ты, Темур! Почему отвернулся ты?       Пальцы Туткун вцепилась в его предплечья, сжали практически до боли, но эта боль не отрезвляла Темура. Наоборот – топила еще глубже в водовороте мыслей, убеждений и страстей, правдивых и ложных…       – Не задавай вопросы, на которые знаешь ответ, Туткун. Я отвернулся, потому что все, ради чего я смотрел на тебя, оказалось ложью. Игрой! Тебе и твоему хану был нужен трон. Ты должна была влюбить в себя Каю и стать его женой!       – Должна была. Но я разве хоть шаг в сторону твоего брата сделала, хоть раз взгляд на него обратила? Нет! – она мотнула головой, и тяжелые пряди хлестнули его по лицу. – Я с Кая-тегином за несколько месяцев ни одним словом не перемолвилась, ни одним! Да, я пришла во дворец шпионкой, я признаю. Но разве я сделала хоть что-то дурное тебе, или твоей семье, или твоему ханству? Я разве тебя предала?.. За что ты меня наказываешь, Темур?       Тегин тяжело сглотнул.       Они стояли так близко, что ему казалось, он чувствовал ее тепло через доспех, а под ним у сердца – боль. Было тяжело дышать, и как хотелось бы верить, что это оттого, что он целыми днями метался по делам, а ночами стоял над дозорным костром!       Но если и был виноват огонь, то только тот, который сжирал душу.       – Ты уже много сказал, Темур, много заставил меня выслушать. Но не надейся, что я снова позволю тебе повторить все обвинения, которые ты уже бросил мне в лицо. Хватит, довольно! Ты сказал: «Дел нет», так и оставь меня наконец в покое! Я здесь не ради тебя, а ради своего народа и своего хана.       – Твой хан на тебя даже не смотрит, – прошептал Темур.       Он почти чувствовал, как каждая непотушенная искра его обиды и ревности, тлевшая внутри, питала пожар стойкости и гордости этой горной девушки…       Безумный порочный круг.       – Ты тоже не смотришь, – а Туткун смотрела, смотрела в его глаза, не отрываясь, разрывая напополам все его существо. – Но она все еще мой хан. А кто ты? Не муж, не жених и даже не друг – источник моих неприятностей. Я полюбила тебя, Темур. Я пошла ради тебя против Чолпан. Ты сказал, это будет наша с тобой счастливая история, и я поверила! Но оказалось, это была…       Она запнулась, словно не в силах произнести то, о чем думала, и подалась вперед к нему…       Темур закрыл глаза.       И Туткун проскользнула мимо, вывернувшись из его ослабевших рук.       Когда Гюнсели, перехватив их у арки, предупредительным шепотом произнесла: «Это ловушка!», Темур снова встретил неизбывно нежный, строгий и печальный взгляд и тяжело вздохнул.       Да.       Эта была ловушка.