May We Meet Again

Нил спрыгивает с последней ступеньки на выходе из станции метро и выходит на августовское солнце. Лето в Мюнхене, кажется, висит на волоске. Прохладный ветерок обдувает его, пока он идет по Леопольдштрассе, разглядывая задерживающуюся после обеда толпу у многочисленных кафе в поисках интересных лиц. На одной из скамеек, мимо которой он проходит, сидит почти седой бизнесмен, потягивающий кофе и разговаривающий по телефону. Возле кафе-мороженого суетливая мамаша, присматривающая за слишком большим количеством детей, суетится с явно липким лицом одного из ребят. На другой стороне улицы три болтливые старушки обмениваются сплетнями на громком немецком языке, их руки нагружены продуктами и сумочками. Ни одно из этих лиц не является тем, что он ищет. Он уже видел тысячи таких лиц. Нет, сегодня он ищет что-то другое. Что-то новое. Что-то, что может оказаться сложной задачей. Он как раз поворачивает за угол улицы, когда его внимание привлекает блеск бело-золотого цвета. Сначала он думает, что это блестит вывеска кондитерской на противоположной стороне улицы. Café Dukatz, — гласит вывеска ярким, элегантным шрифтом. Второй взгляд открывает истину — перед кафе сидит невысокий, широкоплечий молодой человек с копной блестящих светлых волос. Он ест довольно большой кусок шоколадного торта, но Нила интересует не это. Нет, его внимание привлекает совершенно пустое выражение на красивом лице мужчины. Нил сразу же заинтригован. Он видел много людей, которые делают покер-фейс, но ничего подобного. Выражение лица этого человека гладкое, как мрамор, без единой трещины или щели, даже намека на то, что скрывается под ним. Он хочет изучить его вблизи, чтобы понять, сможет ли он уловить хоть какое-то выражение на таком пустом лице. Он уже сгорает от любопытства к этому незнакомцу. Он поспешно достает свой блокнот и переходит улицу. — Извините, — говорит он на хорошем немецком языке, размахивая рукой, чтобы привлечь внимание мужчины. Его упорно игнорируют, пока он не оказывается рядом со столиком мужчины. — Здравствуйте, извините за беспокойство, — вежливо улыбается он, — но я хотел бы узнать, могу ли я набросать ваш портрет? Медленно, мужчина отвлекается от остатков десерта и смотрит на Нила скучающим взглядом. — Почему? — безразлично спрашивает он. Его голос такой же монотонный и ровный, как и выражение лица, но, несмотря на идеальный немецкий, акцент у него явно иностранный. Скорее всего, американский, думает Нил. — Я художник, — объясняет он. — Я много путешествую, и мне нравится рисовать незнакомцев, которых я встречаю в посещаемых местах. Он показывает жестом на свой этюдник: — Я дам вам его полистать, после того как нарисую вас. Если вы захотите. Мужчина смотрит на него и поднимает одну бровь: — Какого хрена мне это нужно? Нил пожимает плечами: — Может быть, вы хотите что-то другое? Мужчина молча рассматривает его в течение долгого момента и откусывает последний кусочек пирога. — Купите мне горячий шоколад, — решает он наконец, отталкивая от себя пустую тарелку. — Это моя цена. И я не буду позировать для тебя; я не манекен, чтобы ты меня переставлял. — Договорились, — соглашается Нил. — И это прекрасно, я предпочитаю, чтобы мои объекты выглядели настолько естественно и правдиво, насколько это возможно. Подождите здесь, я сейчас вернусь с вашим напитком. Он спешит в кафе и покупает у вежливого бариста за стойкой довольно дорогой горячий шоколад, а также простой черный кофе для себя. Горячий шоколад пахнет темным и насыщенным ароматом, когда он несет его на улицу. Мужчина все еще сидит за столиком и ждет. Нил ставит перед ним слишком сладкий напиток и садится напротив. Мужчина поднимает на него бровь, но ничего не говорит. — Как вас зовут? — спрашивает Нил, доставая из сумки кожаную коробочку с принадлежностями для рисования. — Эндрю Миньярд, — говорит мужчина. — А тебя? — Нил, — говорит он, открывая свой этюдник на пустой странице и выбирая карандаш, — Нил Джостен. — Ну, Нил Джостен, — говорит Эндрю, жестом показывая на книгу. — Приступай. Нил закатывает глаза и начинает делать наброски. Он начинает со свободных, легких линий, прорисовывая грубые очертания широкой рамы и мускулистых рук Эндрю. Он не сводит глаз с Эндрю, анализируя угол наклона его головы и общую позу, лишь изредка бросая взгляд на страницу, чтобы проверить свою работу. Эндрю, похоже, не обращает внимания на его пристальный взгляд. Сначала он полностью игнорирует Нила, вместо этого сосредоточившись на потягивании горячего шоколада. Но в конце концов он начинает смотреть на Нила, выражение его лица совершенно не читается. Это немного нервирует. Он как раз заканчивает набросок и приступает к более мелким деталям, когда Эндрю нарушает молчание. — Говори, — требует он. Нил моргает и смотрит на Эндрю: — О чем? — О чем угодно, — говорит Эндрю. Несмотря на свою просьбу, он не проявляет никакого интереса к идее разговора. Нил не может понять, о чем идет речь. — О себе. О погоде. О чем-нибудь. Сидеть здесь в тишине, пока ты смотришь на меня, скучно и жутко. Нил раздраженно хмыкает: — Ты тоже пялишься. — Неважно. Мне скучно. Развлеки меня, или я уйду до того, как ты закончишь свои каракули. — Ладно, — ворчит он, раздражаясь. Эндрю оказывается довольно требовательным ублюдком. Он не может вспомнить, чтобы кто-то, кого он рисовал раньше, был таким мудаком. Обычно люди так рады и польщены просьбой художника нарисовать их, что с удовольствием сидят в тишине и дают ему работать. Он пытается придумать что-нибудь нейтральное, о чем можно было бы поговорить. Он не хочет рассказывать Эндрю о себе больше, чем это абсолютно необходимо, даже если теоретически это достаточно безопасно для него. Он больше не в бегах, не совсем. Его отец и его народ казнены его дядей в отместку за смерть Мэри. Опасность давно миновала, и он волен жить как Нил Джостен столько, сколько захочет. Теперь он даже не маскируется. Но старые привычки умирают с трудом, и хотя ему больше не нужно бежать или прятаться, Нил так и не смог полностью отказаться от необходимости держать свои секреты в себе. — Ты недавно в Мюнхене? — неожиданно спрашивает он. — Или ты здесь на каникулах? Эндрю моргает: — Навещаю семью. Как ты...? — Твой акцент, — говорит Нил. Он начинает затенять область вокруг челюсти Эндрю: — Твой немецкий хорош, но ты явно иностранец. Я предполагаю, что ты американец или, возможно, канадец. Хотя американский кажется более вероятным, учитывая, какой ты чертовски грубый. Эндрю насмешливо фыркнул: — А ты? Откуда ты? Нил пожимает плечами: — Понемногу отовсюду, если честно. Я родился в Штатах, но никогда долго не задерживался на одном месте. Мама любила много путешествовать и брала меня с собой. — Значит, кочевник, — пробурчал Эндрю. — Забавно. По мне, так ты больше похож на беглеца. Нил бросает на него взгляд, а затем снова сосредотачивается на своем рисунке. Пока что он выглядит очень технически хорошо, но ему не нравится выражение, которое он запечатлел в глазах Эндрю, вернее, его отсутствие. На первый взгляд, это точное копирование реального Эндрю, но что-то в этом не совсем правильно. Он пытается понять, в чем дело, когда Эндрю нетерпеливо постукивает ногой. Нил раздраженно отмахивается от молчаливого требования своего подопытного продолжать разговор. — Ты надолго в Мюнхене? — спрашивает он. — Еще неделю. Я не смогу терпеть своего кузена дольше этого срока. — Вы не ладите? — Дело не в этом, — отмахнулся Эндрю. — Он просто... очень громкий. Я могу выдержать его только в малых дозах. Нил понимающе кивает: — Поэтому ты здесь один, а не с ним? Нужен был перерыв? — Что-то вроде того, — уклончиво отвечает Эндрю. — А что насчет тебя? Почему ты здесь? Нил хмурится и аккуратно стирает несколько штрихов, которые его не устраивают. — Я хотел посетить этот район. Раньше Швабинг был процветающим богемным районом. Здесь жило много художников, а неподалеку есть академия искусств, которая должна быть очень хорошей. Но теперь все художники уехали. — Он снова поднимает глаза, чтобы встретиться с тяжелым взглядом Эндрю: — За последние несколько десятилетий, я полагаю, район сильно джентрифицировался, и никто из них больше не может позволить себе жить здесь. Я не знал этого до приезда сюда, книги, которые я читал об этом, были устаревшими. — И это все? Район, захваченный кучкой богатых людей, — единственная причина, по которой ты оказался в Мюнхене? Нил снова пожимает плечами: — Мне больше негде быть, так что... почему бы и нет? Он снова возвращается к своему рисунку и хмурится, недовольный. Это безошибочно Эндрю, но он совсем не доволен результатом. В нем нет эмоций, запоздало понимает он, и не только потому, что у Эндрю в реальной жизни пустое лицо. Язык тела совсем не тот. Он не передал ни напряженного положения плеч Эндрю, ни заинтригованного наклона его головы. И глазам тоже не хватает интенсивности, как в реальности. Эндрю на бумаге больше похож на статую, чем на живого, дышащего человека. Разочарованный, Нил захлопывает свой этюдник. — Я закончил, — резко говорит он. Эндрю смотрит на него: — Что-то ты не рад этому. Нил хмурится: — Получилось не так, как я надеялся. В любом случае, спасибо, что уделил мне время. Он собирается встать, но Эндрю протягивает ему руку. — Подожди, — говорит он, — разве я не должен увидеть что получилось? Нил хмурится: — Я думал, ты не хочешь? Эндрю пожимает плечами: — Назови это неожиданным случаем любопытства. Да или нет? Нил вздыхает, достает свой блокнот и протягивает ему. — Будь осторожен, не замажь ни одной страницы, — предупреждает он. С удивительной осторожностью Эндрю открывает этюдник и медленно перелистывает страницы. Он не комментирует ни один из портретов внутри, за что Нил ему благодарен. Он всегда чувствовал себя неловко, когда другие говорили о его творчестве ему в лицо. Эндрю останавливается на каждом портрете, молча рассматривая их. Когда Эндрю доходит до своего портрета, он смотрит на Нила. — Что здесь не так? Он выглядит так же, как я. Нил сдвигается, чувствуя себя немного неловко. — Сначала, может быть. Но, я не знаю. Просто что-то не так в глазах и языке тела. Это ты, но это не ты. — Он теребит рукава, стягивая их, чтобы скрыть покрытые шрамами костяшки пальцев: — Если это имеет смысл. Эндрю снова смотрит на рисунок, его брови слегка наморщены. Это самая сильная эмоция, которую Нил видел от него с тех пор, как Эндрю впервые обратил на него внимание. — Хочешь попробовать еще раз? — спрашивает Эндрю. Нил краснеет, глаза расширяются: — Но я думал... — Что? — Эндрю резко говорит: — Тебя это не устраивает, верно? — Нет... — Нил говорит медленно. — Так попробуй еще раз. Сегодня днем у меня больше нет времени, но если ты хочешь встретиться завтра, я буду в Английском саду около двух. Найдёшь меня там, у северного входа. — Но... — начал Нил, совершенно растерявшись. — Что ты хочешь взамен? Мне нечего тебе предложить. Эндрю машет рукой: —Принеси мне обед и расскажи побольше историй. Тогда мы будем в расчете. — Он возвращает Нилу его этюдник, приподнимая брови: — Ну что, договорились? Нил смотрит на него, не понимая. Он не понимает, почему Эндрю внезапно делает все возможное для этого, хотя вначале он казался таким безразличным. Тем не менее, он не собирается отказываться от возможности попробовать еще раз. Художник в нем слишком увлечен задачей попытаться запечатлеть Эндрю в совершенстве. — Ладно, — решает он, убирая этюдник в сумку. — Договорились.