Шеол

С Аринкой хорошо было на кухне толкаться. Она изредка отдавала короткие команды: положи, нет, вот этот корешок нарежь; вот этот соломкой, а вот эти штуки надо в ступке истолочь. Или: помой, подай миску, передай нож, осторожно, не обожгись. Весь мир сузился до этой маленькой комнаты, пропахшей снадобьями. Казалось, что за дверью больше ничегошеньки не существует. Он ей сказал первой. Она с тех пор глаз не поднимала — и отвечать ничего не стала, только через плечо, не оборачиваясь, попросила помочь с варевом своим. Они продолжали готовиться к войне, потому что лес непредсказуем. «Если ебанёт, надо настороже быть», — глубокомысленно изрёк Богдан прежде, чем его спровадили прогуляться. Кажется, он уже полностью оправился; судя по отзыву Аринки, даже заслужил какое-никакое доверие неожиданно проснувшимся после потрясения благоразумием и кротостью. — Ну и как у вас с ним? — Денис кивнул в сторону закрывшейся двери, исподлобья после поглядывая на девчонку. Та на автомате шинковала какой-то корешок, кусая щёку изнутри. Она невольно замедлилась, явно прогоняя в голове вопрос по кругу и осторожно подбирая слова. — Нормально, вроде. — Сможешь его подле себя оставить и научить справляться с местной жизнью? Замерев на какое-то время, Арина гипнотизировала разделочную доску перед собой, уперевшись руками о поверхность стола. После неуверенно кивнула, покрепче сжимая рукоятку ножа. — Кое-что он уже понял. — Я заметил, — Денис усмехнулся, возвращаясь к ступке, в которой перемалывались какие-то мудрёные специи. В комнате снова повисла тишина, сопровождаемая лишь тиканьем старых часов, бульканьем кипятка в кастрюльке да постукивающими вразлад ножом и пестиком. Он понимал, что разговор неизбежен, и чувствовал, что молодой ведьме нужно дать немного пространства и времени, дабы переварить неотвратимое будущее. Однако у него такой роскоши не было больше. Всё поджимало, толкало вперёд, к обочине, к самому краю. А надо ещё оставить детальные указания, чтобы Топи не погрузились в хаос, как вышло три года назад. — Мне понадобится твоя помощь, — Денис отставил ступку в сторону, складывая руки перед собой. Глубокий вдох, медленный выдох. — В день, когда произойдёт передача власти. Арина продолжила кромсать корешок, не реагируя. Однако вмиг напрягшиеся плечи выдавали её с потрохами. — Макса надо будет не допустить в круг. Напои его чем-нибудь, запри у себя. Нельзя, чтобы он попадался на глаза Лешему и прочим уродам. А после… — он неопределённо махнул рукой, пытаясь заменить жестом неподходящее слово, — …ну. После. Нужно будет проводить его до поезда и сделать так, чтобы он в него сел. И уехал. Я договорюсь, это возможно при обращении нового Хозяина. Одну душу можно выпустить на свободу, это что-то типа амнистии в честь короля. Он кашлянул в сторону, чувствуя, как слегка кружится голова — то ли от крепкого запаха варева, то ли от того, что все эти разговоры о «до» и «после» превращаются в осязаемую реальность. Реальность, к которой он был готов уже много лет, но перед которой почему-то именно сейчас вдруг дрогнул. Денис давно научился отключать эмоции тогда, когда ситуация требует руководствоваться лишь холодным рассудком. Ещё в Москве, сто тысяч лет тому назад. И даже до диагноза. Просто так было нужно; таков порядок вещей. За каждым фундаментальным решением должен стоять расчёт, а не глухая истерика. Благодаря этому навыку временами ему казалось, что он совсем разучился чувствовать что-либо, не приправленное эффектом от таблеток или алкоголя. В целом, его это не беспокоило. Наоборот, проще справляться — особенно, когда весь вес эмоций на себя берёт кто-то вроде убитой горем матери. Она переживала за двоих. Но сейчас ощущалось иначе. Лиза была права, у него появились болевые точки. Слабые места, которые придётся прикрывать, чтобы избежать катастрофы. И глядя на то, с каким ожесточением Аринка в кашу шинковала несчастный корень, окончательно, кажется, заблудившись во внутренних противоречиях, Денис улыбался. Он чувствовал себя живым; гораздо живее, чем был до приезда в Топи. Когда ведьма остервенело швырнула нож в сторону и шумно выдохнула, Титов уже был рядом, за спиной. Небрежно размазывая злые слёзы по щекам, она глухо материла его хуже заправского тракториста из соседнего села. Денис улыбался. И гладил её по подрагивающим голым плечам, мягко прижимая к себе. *** Время утекало сквозь пальцы, подобно мутной озёрной воде. Там, на мостках, Денис и ждал Катю, которая вот-вот должна была появиться откуда-то из сумрачного тумана, стелящегося мягким облаком по траве. Вечер выдался тихим, умиротворённым. После того, как Алябьев вернулся в Топи, царящее прежде в округе напряжение постепенно спало. Ваня сам вызвался быть переговорщиком, посредником — сказал, что хоть так начнёт потихоньку вникать в дела новообретённого королевства чертей. Титов, конечно, противиться не стал: в конце концов, он и так уже достаточно сделал, чтобы соглашение состоялось. Условия напечатали в монастырской библиотеке, от которой никак нельзя было ожидать наличия принтера. Как выяснилось позже, отец Илья заграбастал его себе из школы незадолго после взрыва завода. Хотел накорябать сначала житие святых, затем письмо соседней епархии, а потом — как понял, что попал в ловушку, — завещание. И хотел, чтоб всё по-правильному было, чин чинарём. Теперь осталось завершить текущие дела. Попрощаться с Катей и аккуратно — с Максом. Арина осудила его за нежелание рассказать журналисту всё как есть, но согласилась с тем, что это бы ни к чему хорошему не привело. И всё равно покачала головой, добавив напоследок: — Он заслуживает правды. Никто не любит правду, произнёс Денис чужим голосом у себя в голове. Он бы хотел всё сделать по-человечески, но это было невозможно со всех сторон. У него есть миссия, которую нужно выполнить. Когда-нибудь Макс его поймёт и, возможно, простит. Услышав за спиной едва различимые шаги, Титов встряхнулся, отгоняя ненужные мысли. — Заждался тебя, — произнёс даже вполне бодро, не поворачиваясь на звук. Но, не получив ответа в положенный логикой срок, инстинктивно напрягся и подобрался, прежде чем развернуться к источнику потенциальной угрозы. Позади него стоял мальчишка. Тот самый мальчишка в рваной одежде, еле отличимый от тумана. Денис застыл, вглядываясь в собственный ночной кошмар. Тот выглядел ненатурально, неестественно. Бледный, зыбкий; казалось, дунешь — растает вместе с белёсым налётом, осевшем в воздухе. По позвоночнику ползли неприятные мурашки. Сила внутри склубилась тревожно, подталкивая Хозяина к обороне; сам он скорее предпочёл бы удрать, но неимоверным усилием воли и рассудка всё же остался на месте. Даже немного сдвинулся навстречу, поджимая ноги, чтобы оказаться лицом к лицу с ребёнком. — Ходишь тут, как блуждающий огонёк. А я ведь теперь про тебя всё знаю, — начал он тихо, медленно, чтобы не спугнуть. Мальчишка не моргал. Смотрел своими белёсыми глазами куда-то сквозь Дениса, словно бы не решаясь на ответный шаг. Хотя бы не агрессивный, подумалось Титову, пока в голове скрипуче вертелись на адреналине шестерёнки. Он помнил, что рассказала Соня. И если она права, то этот малец ему вовсе не враг. Наоборот, такой же заложник обстоятельств. Ключ к свободе, которую они оба обретут после того, как всё будет кончено. — Подойди. Подойди, слышишь? Я тебя боюсь не меньше, чем ты меня. До усрачки боюсь, честно говоря. Мальчик едва заметно склонил голову набок, отзеркаливая позу Дениса. Тот нервно усмехнулся, осторожно протягивая руку навстречу. Тот помедлил немного, прежде чем подступить чуть ближе, отделяясь от тумана за спиной. Приобрёл чуть более чёткие очертания: можно было разглядеть потёртость подранных шорт и растянутой майки, угловатость худых плеч и разбитых коленок. И узость маленькой детской руки, которая несмело потянулась в ответ на призыв. — Вот так. Вот так… — Денис, затаив дыхание, коснулся чужой ладошки — и тут же ощутил разряд электричества, прошедший молнией по венам. Зашипев сквозь зубы и тяжело, со свистом втянув воздух в лёгкие, он почувствовал, как передаётся сквозь их касание энергия. Та самая, животворящая, болезненная. Вытягивающая из него что-то такое, что помогало другим легче дышать и возвращаться назад оттуда, откуда не возвращаются обычно. Но забирающая у него самого сторицей, до темноты перед глазами, до невыносимой ломоты во всём теле. На груди задребезжал ведьминский медальон, опалив кожу горячей волной. Прикосновение разорвалось, но Денис успел заметить, что кожа мальчишки будто бы чуть заметно порозовела. Он понятия не имел, что творил, поддавшись какому-то внутреннему голосу, отличному от привычных визгов в черепной коробке. Да и терять уже всё равно нечего. — Простишь меня? — сиплым шёпотом спросил он, всё ещё тяжело дыша и сгибаясь под тяжестью навалившегося после контакта изнеможения. Мальчишка не ответил. Только утёр привычно нос; Титов в этот миг ощутил, как по верхней губе поползло что-то тёплое — и повторил жест. На тыльной стороне руки росчерком легло тёмно-красное пятно. Он поднял глаза и слабо улыбнулся. Мальчик поглядел на него ещё немного, а затем неслышно и мягко отступил назад, в туман. Простит, подумал Денис. Он себя простит. Возможно, впервые за тридцать с лишним лет эта мысль принесла ему неожиданный покой. Уже ночью, кутаясь в лапищи журналиста, он понял, что так и не увиделся с Катей. Не успел рассказать о деталях сделки, гремящей на всю округу. Она поймёт, это было ясно. Но всё равно на душе тяжёлым комом осел осадок вины за грядущие перемены и сопутствующую боль. Уже завтра. Макс тихо сопел в глубоком сне без кошмаров — то был прощальный подарок Топей. Денис коснулся губами его плеча, переворачиваясь на спину и устремляя невидящий взгляд в потолок. Он остро почувствовал одиночество; такое одиночество, о каком знает лишь приговорённый к смертной казни. Одиночество, которое невозможно разделить ни с единой живой душой на земле. Холод, который не выжечь жаром чужих тел. — Прости меня, — беззвучно в пустоту проговорил Хозяин. Макс не отреагировал, продолжая мерно дышать в подушку, где-то над ухом. С журналистом всё будет в порядке. Как и с остальными. Значит, он всё сделал правильно. *** Летние грозы — явление, обычно любимое жителями деревень. Спасение от возможной засухи, благословение небес. Ливневую воду можно набрать в бочки и баки, использовать позже для хозяйственных нужд. Дети прилипают к окнам, разглядывая застывшую в напряжении природу, чтобы не упустить первые раскаты грома и посчитать километраж до ближайшей молнии. Старики засыпают на печках, взрослые зажигают свечи и смиренно опускают головы над чем-то кропотливым и тихим: шьют, читают, перебирают горох. Тучи, заволокшие небо в последний день, не предвещали ничего хорошего. Чёрные, подумалось Денису где-то между делом, после короткого взгляда за порог. Чёрные, точно несметная стая ворон. Воздух пульсировал, давил на виски. Птицы молчали; унялся стрёкот кузнечиков, обыденный для августовского полудня. Жар спал быстро и незаметно, уступив место пронизывающей прохладе, будто в погребе. Пора идти. Он последний раз глянул на своё отражение в запылённом старом зеркале. Удивительно, но оттуда всё ещё смотрел Денис. Спустя годы, проведённые в Топях, он постепенно перестал узнавать себя; обычно сквозь стекло из-под ресниц за ним наблюдал Хозяин. Лицо оставалось прежним, как восковая маска: Денис не старел и не молодел, просто застыв во времени и в этом проклятом месте увязнув по горло. Но не теперь. Что-то изменилось. Регрессировало, повернуло вспять. Он снова видел в себе человека. На кухне он выпил из чашки мутноватую и сомнительно пахнувшую жижу. Отвар ещё накануне приготовила баба Нюра — в рамках последней хозяйской просьбы. После него в теле поселилась тихая немота; как раз то, что нужно в такой день. Денис себе больше не доверял в плане эмоций. Нужно было убедиться, что никто и ничто не сможет вернуть ему смятение. В том числе и он сам. Отступать больше некуда. В сенях Анна Петровна прижала его к своей груди так по-матерински, что в глазах слегка защипало. Они немного постояли в тишине избы под мерное тиканье часов, намеренно оттягивая секунды до неизбежного. Под ласковыми тёплыми руками Денис закрыл глаза, представляя, что мира за порогом этого дома не существует. Что всё закончилось, не успев начаться. Он выпрямился прежде, чем позволил себе в это поверить. — Пора, — собственный голос было не узнать за хриплым шёпотом. — Спасибо вам. За всё. Старушка подняла на него свои тёмные глаза. Многое в них было можно прочитать; Денис вскинулся, отворачиваясь, — ощущая волну тошноты от бездонной скорби, которую успел заметить. Она всё понимала. Не знала заранее, но чувствовала — не то ведьминскими своими жилами, не то чутким женским сердцем, многократно разбитым потерей сыновей. Много ещё можно было друг другу сказать, но зачем? Она покачала головой и тоже отвернулась, слабо махнув рукой в сторону двери. Пора. Когда он добрался до поляны, Топи заволок грозовой сумрак. Казалось, будто ночь вторглась во владения дня, отвоевав себе место и сожрав солнце без остатка. Холодный ветер рвано трепал волосы, вызывал мурашки на загривке, скрытом под воротом шубы. Где-то над головой глухо и отдалённо громыхало в предвестии бури. Все были в сборе. Плотный круг сущностей разомкнулся в полном молчании, пропуская Хозяина в центр, вымощенный каменной кладью. Каждый камень был изрезан символами, древним лесным языком, от чего всё кругом буквально вибрировало магией. Это место, пожалуй, могло быть старше первых людей. Денис невольно засмотрелся на узор клади, зачарованный её силой. — Ден, — невесть откуда перед ним выросла бледная как полотно Катя. Она перехватила его руку, сжимая холодные пальцы и стремительно меняя облик: морщины то резали заострившиеся черты лица, то разглаживались; волосы, то опутанные сединой, то вновь русые, метались по прихоти ветра. Она чертовски нервничала. — Я в порядке, — Денис растянул губы в скупой улыбке, ободряюще сжав её ладонь в ответ. — А ты? Катя медленно кивнула, не прекращая пытливо вглядываться в его лицо. Титов нехотя отвернулся, ища глазами Соню. Он не хотел сцен, не хотел, чтобы это выглядело как мечта про похороны в детстве. Никаких истерик. Он просто сложит полномочия. И хотелось бы напоследок попросить прощения. Сам себя удивляя, он оставался спокойным — спасибо отвару. Сони на поляне не оказалось. Арина оказалась по левую руку, стоило только легонько подтолкнуть хозяйскую силу в этом направлении. Её чары мягко коснулись разума, и Денис еле заметно кивнул. — Кольцов? — Сидит у меня дома. Я дала ему отвар, Богдан присмотрит. — Хорошо. Где Соня? — Я её не видела. Хозяин… Титов искоса посмотрел на неё, внешне оставаясь бесстрастным. Ведьма выглядела как настоящий боец, коим она и являлась: прямая и резкая, как сталь, с идеальной осанкой, сдвинутыми к переносице бровями, всегда начеку. Денис был готов ответить на один короткий вопрос, и ей предстояло сформулировать его быстро. — …это точно обязательно? Денис промолчал — сказать было нечего. Только сжал челюсти до скрипа и поднял взгляд на собравшихся свидетелей. Потом кивнул, ставя в диалоге точку. На середину поляны медленно вышел Алябьев-младший, в этот раз одетый в чёрное с головы до ног. Даже рубашка была чёрная, а ворот и вовсе застёгнут под самый подбородок. Готовился, подумал Денис. Всё серьёзно. — Приветствую тебя, Хозяин, — Ваня склонил голову, и вслед за ним повторили все присутствующие. Выждав необходимую паузу, Титов сделал два шага вперёд и кивнул в ответ. — Здравствуй. — И приветствую всех, кто сегодня почтил нас своим присутствием. Ведьмы, нечисть, сущности иного сорта, — он говорил неторопливо, даже немного театрально; параллельно жестикулировал руками, поочерёдно указывая на группки от каждого клана, теснящиеся вокруг поляны. — Думаю, мы все знаем, для чего собрались. Давайте не будем тратить время, учитывая нынешние погодные условия, и перейдём сразу к сути. — Деловой, — Денис против воли оскалился, покорно приближаясь к центру поляны. С противоположного края поднялся и тяжёлой поступью шёл навстречу Леший. Титов ощутил, как Аринина сила вьётся вокруг плеч чем-то вроде защитного кокона. Вот ведь неугомонная. Оскал стал только шире, под шубой зачесалась кожа. Хозяйская сила внутри чувствовала приближение опасности и требовала выход. Руки зудели. Когда оппоненты встали по обе стороны, Ваня выудил из-под полы пиджака обычную офисную папку. Открыв её, он надел очки, откашлялся в кулак, прочищая горло, и приступил к оглашению условий мирного договора. Существа на поляне внимали молчаливо, и только раскаты грома в далеке нарушали спокойствие церемонии. Всё было по логике вещей: поддерживать строгие границы между кланами, не заступать на чужую территорию, решать вопросы мирно и не отбирать друг у друга добычу; не мешать жителям деревни вести хозяйство и вспахивать поля; перестать красть скот и портить имущество; уважать волю вышестоящего — и много ещё всяких деталей, очевидных и не очень. Ситуация изменилась на последней строчке, в которой упоминались детали передачи титула Хозяина и его силы. По толпе прошёлся шумный вздох удивления и ропот голосов. Денис невольно оглянулся на своих, твёрдым взглядом предупреждая их от необдуманных действий. Он успел заметить, как Арина подхватила Катю, невесомо пошатнувшуюся на ветру. Ведьма что-то быстро забормотала той на ухо, и Катя ухватилась за чужие предплечья в поиске опоры, плотно сжав губы в тонкую полоску и отрицательно мотая головой. Она не смотрела в сторону Титова — а куда-то вглубь, в себя, явно тщетно пытаясь переварить информацию. — Я п-подчёркиваю, что оба гаранта сделки знали об условиях з-заранее, — Ваня нервно вжал голову в плечи, ощущая неоднозначную реакцию публики. Денис мягко хлопнул его по плечу, фокусируя внимание на себе. — Дальше я сам. Спасибо тебе. Он сделал шаг в сторону и поднял ладонь вверх, призывая к тишине. Со всех сторон на него воззрились десятки пар глаз, горящие непониманием, интересом, ужасом и жадностью. Дождавшись, пока общее возбуждение спадёт, Денис обвёл взглядом толпу. — Иван всё верно сказал. Сделка состоится. Но прежде мне полагается толкнуть речь. Поэтому, будьте добры, наберитесь немного терпения. В первую очередь, это касается вас, — он обернулся к краю поляны, на котором сосредоточились лесные обитатели. Те нехотя, но покорно склонили головы, исподлобья взирая на Лешего. Тот помедлил, переступая через гордыню, и всё же отошёл, скрываясь в тени деревьев. Денис сделал глубокий вдох, на мгновение прикрыв веки. Воздух затекал в лёгкие плотной массой; очередной раскат грома раздался где-то близко над головой. Нужно было поспешить. Не ощущая ничего, кроме пустоты, он открыл глаза. — Я стал Хозяином по старым законам этого места. Я убил Виталия Алябьева три года назад. Вскрыл ему горло, — он продемонстрировал публике перочинный ножик, подняв его перед собой на ладони. — С тех пор его сила перешла ко мне. Я ничего не знал о ваших порядках и правилах, негласных законах и обрядах. О протоколе, если угодно. Пришлось ловить на лету. В итоге каждый получил, что хотел. Часть из вас пожрала людей, которые обратились ко мне за защитой, и я не смог этому помешать. Часть из вас затеяла со мной войну, которой ещё никогда прежде в Топях не случалось. И хлеб вам, и зрелище. Веселуха, да? По толпе пронёсся шёпоток, но никто не осмелился высказывать бурное одобрение. Денис склонил голову на бок, сузив глаза. Он замолчал на время, ощущая, как же сильно устал. На висок упала холодная капля. Он коснулся её пальцами, ощущая, как следующая стекает по кончику носа, и выдохнул. — Пожалуй, пришло время всё вернуть на свои места. Вы получите законного Хозяина, которому предписано было занять своё место. А я наконец уйду на заслуженный, мать его, покой. Денис медленно склонил голову — в последний раз. И пронаблюдал, как почти вся поляна склонилась в ответ. Кожу меж ключиц слегка обожгло — кажется, это Елена передавала свою поддержку через кулон, хотя среди рядов свидетелей её, конечно, не было. Пора. Пока ещё редкие дождевые капли впечатывались в камни под ногами, сопровождая приближение Хозяина к своему палачу. Они отошли в сторону, чтобы обговорить нюансы, передать последние напутствия и детали дел, оставляемых Денисом в наследство. Титов отдельно попросил позаботиться о пожилых супругах, оставшихся в деревне. — Они тебе не особо пригодятся, сам знаешь. Но навещай их хотя бы изредка, если не затруднит. Анна Петровна… Ей это нужно. А, чуть не забыл. Я знаю, что при переходе сил открывается окно, и кто-то может покинуть Топи. Будь добр, сплавь отсюда Максима Кольцова. Кудрявый такой, под два метра ростом. Ему давно уже пора отсюда уходить: нечистью он не стал, себя заново нашёл, грехи все отпустил. Тебе вряд ли пригодится, скорее… скажем так, он не будет рад тебя видеть новым Хозяином. Ю ноу. Ваня с готовностью кивал, набрасывая пометки в нагрудный блокнот. — И ещё. Монастырь. Там живут две девушки, Соня и Лиза. Они из моей группы. Ну, попаданцев-приспособленцев. Не трогай их, ради бога. — Да я вообще никого трогать не собираюсь, — пробормотал Алябьев, нервно орудуя ручкой и усиленно ставя на полях какие-то закорючки. — В гробу я видал эти ваши игрища политические. Не представляю, как мне с ними всеми д-договариваться… Денис усмехнулся, ощущая себя донельзя странно и весело одновременно. Какой-то сюр происходил, и градус безумия поднимался с каждой минутой. Но с плеч словно бы постепенно сходил трёхлетний груз ответственности и власти, отчего дышать становилось всё легче. Иррационально, но впервые за долгое время он чувствовал себя просто хорошо. — Придётся яйца отрастить, Ванька. И христианскую мораль немного поубавить, а то они тебя вместе с крестиком сожрут. А нам ведь этого не надо, правда? Джизус факинг крайст. Поляна в этот момент бурлила оживлёнными дискуссиями в преддверии главного зрелища. Нечисть по-разному восприняла новости о смене власти: многие с трудом уловили суть сделки и с подозрением поглядывали на рослого детину с чертами позапрошлого жестокого Хозяина. Кто-то делал ставки на исход дня, а кто-то — на жизни обитателей деревни. С галёрки ворчали лесники, ропща о затягивании мероприятия. Дождь усиливался, и им не терпелось покончить с собранием и убраться по своим норам. — Ну что? — Ваня опустил на него глаза, неловко переступая с ноги на ногу и шмыгая носом. — Ты уверен? — Как никогда прежде, — Денис вновь выудил из кармана штанов ножик, привычно перекатывая его в пальцах. На душе был штиль. Он ощущал себя готовым. — Пора покончить с этим. Сперва он щёлкнул по рукоятке и с нажимом провёл открывшимся лезвием поперёк своей ладони, дабы скрепить соглашение кровью. Ваня еле успел подставить пустую капсулу из-под перьевой ручки, чтобы наполнить её густыми чернилами. Пока рана затягивалась, Денис вновь сложил и протянул окровавленный нож Алябьеву, глядящему на орудие с таким лицом, как будто резать собирались его самого. — Ну же, Вань, — Титов шагнул ближе, закрывая сцену спиной от любопытных взглядов. — Это твой первый жест как Хозяина. Отступать некуда, все смотрят. Я готов. Ваня сделал робкий шаг навстречу, поднимая пальцы, чтобы забрать ножик. В безмолвии, нарушаемом тихим шелестом дождя, на выставленную вперёд руку Дениса вдруг из ниоткуда спланировала птица. Тот уставился на неё в искреннем недоумении. Перепрыгнув чуть повыше, на запястье, птица склонила голову набок и внимательно посмотрела на него своими умными чёрными глазками. Он уже видел эти глаза. Это был тот самый соловей, которого однажды ему довелось воскресить на берегу озера. Денис неверяще разглядывал существо, чувствуя, как по лицу стекает дождевая вода. В Топях ничто не случается просто так. Пожалуй, одно из немногих правил, которое Денис усвоил на зубок. Так что это? Предвестник? Когда откуда-то из-за спины послышался шум и ругань, он не удивился. Только осторожно отвёл внезапно занывшую от раны руку в сторону, после чего соловей вспорхнул ввысь, напоследок описав ровный круг над Денисом. Тот задрал голову, затем бросая быстрый взгляд на Катю — возможно, инстинктивно пытаясь найти ответ. Но той уже не было на месте: вместе с Ариной они застряли в гуще толпы, пытаясь растолкать нечисть и вытащить кого-то к центру круга. Шум усилился, когда на каменную кладь вылетел запыхавшийся Кольцов, за которым проворно семенил Богдан. Под улюлюканье вновь заведённой толпы Макс решительно подошёл вплотную к Денису с лицом, перекошенным яростью. Ощутимый толчок в плечи заставил того отшатнуться на пару шагов и едва не выронить ножик. — Ты совсем охуел, а? — зарычал журналист, хватая Хозяина за грудки. — Ты что натворил? — Да вот, Топи спасаю. Так, по хуйне, — Денис готов был рассмеяться ему в лицо, до того неожиданно забавным оно было. Как и всё вокруг. Ёбаная театральная пьеса. — Сука, Титов, — Макс резко развернулся к Алябьеву, в бешенстве тыкая в него пальцем. — Ты. Ты, блять! Он успел подписать твои бумажки? Отвечай, мудак ты ёбаный! Ваня побелел и мелко затряс головой. — Н-н-н… — Нет?! — Н-н-н… — Нет, не успел. Сейчас подпишу. Вань, — Денис, всё ещё почти висящий в воздухе из-за сжавшей его за ворот шубы лапищи Кольцова, поманил Алябьева к себе пальцами. — Давай сюда папку. В следующее мгновение он уже лежал на каменной кладке, чувствуя, как в жилах закипает от злости сила. И хотя какие-то эмоции уже начали пробиваться сквозь действие отвара баб Нюры, на душе в противовес всему происходящему у Дениса было всё так же онемевше-похуистично. Поэтому он позволил себе мгновение-другое полежать, ощущая пульсирующую боль в затылке и челюсти, по которой с размаху получил, на контрасте с холодными струями дождя, заливающимися в глаза и уши. В целом, заслуженно, — подумалось как-то отстранённо. На секунду ему показалось, что он вновь сидит в душевой кабине посреди Москвы, под ледяным душем и с бутылкой виски, пытаясь вытравить из себя зияющую дыру. Когда над ним склонились перепуганные лица Кати и Арины, он слабо улыбнулся и позволил помочь себе приподняться. Слегка покачнувшись, поскальзываясь на размытой ливнем земле, Денис вновь выпрямился, покрепче перехватывая в руке ножик. Он посмотрел на Макса. Тот молча, сжав челюсти и кулаки глядел в ответ, застыв в центре каменного круга. — Мы искали ответ месяцами, ты знаешь это не хуже меня. Другого выбора нет. И я это принял. Пожалуйста, — он чуть склонил голову, переводя глаза на нож, — не мешай. — Ты меня просил. — Забудь об этом. — Ты меня просил не отпускать тебя до конца. Ты… ты уже тогда всё знал, сука. Знал же? Денис медленно кивнул. Кольцов в попытке совладать с бешенством резко отвернулся, тяжело дыша. Оказывается, чужая боль отдаётся во всём теле, когда ты снова становишься человеком. Титов развернулся было обратно к Ване, намереваясь наконец покончить с этим нелепо затянувшимся действом, как вдруг толпа вновь загудела, расступаясь. С противоположной стороны поляны к ним быстрым шагом вышла Соня. Однако ворчание сменилось охами на древнем языке, а после — тишиной, когда из-за её спины показался ковыляющий одноглазый старик, опирающийся на палку. Денис хрипло рассмеялся. Дрожь от этого неестественно весёлого смеха заставила его согнуться пополам, и он упёрся руками в колени, тяжело дыша и отфыркиваясь от воды. — Я, сука, могу хоть раз нормально сдохнуть? Нет? Соня оказалась рядом незаметно, привычным жестом убирая слипшиеся от воды волосы с его лба. Титов разглядывал её снизу, в изнеможении блаженно щурясь. — Ты опоздала, кстати. — На то были причины. — Ты оставила Лизу в храме? Погоди, ты с тех пор вообще хоть раз оттуда выходила? Она что, без твоего присмотра? Соня мягко улыбнулась, оставив вопрос без ответа. Денис покачал головой, давя остаточные истеричные смешки. — Ладно, уважила. А этого нахера притащила? — он кивнул на стоящего поодаль старика, который, казалось, вот-вот растает в воздухе. Толпа загудела в непонимании. Где-то поодаль начал роптать Леший — и понемногу подзуживать своих, кажется, почуявших неладное. Соня не обращала на них никакого внимания. Она склонилась ближе, и в её светлых глазах, светящихся бесконечным знанием, Денис вдруг нашёл все ответы. Коснувшись долгим поцелуем его холодного лба, Громковская тихо проговорила: — Ignosco tibi in novissimo tempore. Dimitto tibi. Vade in pace. Слова поразили его, точно молния с небес. Но Соня проворно отошла в сторону прежде, чем он успел переварить сказанное и хоть что-то вымолвить в ответ. Она простила его. — Двоедушник, — поодаль негромко окликнул его старик, пристально глядя единственным своим глазом на Титова. — Потолковать нам с тобой надо. Пришлось медленно выпрямиться, затыкая присутствующих. Всё замерло, кроме грома, грохочущего над поляной. — Зачем пришёл, Лихо? Мало крови моей выпил за эти три года? — Вкусный ты, лукавить не стану. И девчонка эта, что святошей кличется, тоже. Но станешь ли меня судить? Маловато ты к нам гостей водил, Хозяин, — старик оскалился плотоядно, последнее слово ядовито выплёвывая сквозь зубы, точно гнилую ягоду. Денис подобрался, чувствуя, как сила внутри закипает, клокочет, концентрируясь на источнике угрозы. До кровавых соплей хотелось дать ей волю, сорваться, выместить всё на этом гнилом пеньке, что посмел заявиться в столь важный день. — Я, может, и умру. Но напоследок пизды тебе дам от души, слышишь, урод? — Тю-тю-тю, — Лихо вскинуло свободную руку в притворном испуге. — Не при детях же. Побойся бога, Дениска. Али не веришь в жизнь загробную? Блять. Титов резво обернулся, заранее зная, кого увидит. В паре метров от него стоял мальчишка. Он выглядел почти настоящим, гораздо более красочным, чем прежде — с трудом отличишь от живого человека. Хозяин поманил его к себе резво, подтянул за спину, морщась от боли, вызываемой прикосновениями к чужой руке. — Ты… встань за мной. Не высовывайся. Старик наблюдал с интересом, склонив голову набок. Не торопился, падаль. Знал, что уже некуда: всех собрали на поляне. Всех, кто не должен был показаться. Денис бросил короткий взгляд на Макса. Тот, словно под гипнозом, таращился на них троих, удерживаемый за локоть Богданом — видимо, на всякий случай. Чтобы глупостей не натворил. — Вижу, святоша тебе рассказала, — Лихо кивнуло на выглядывающего из-за Титовской спины ребёнка. — Не успел я ей нашептать, предотвратить. Ну что ж, тем проще будет для вас и для меня. Видишь ли, род древних Хозяев измельчал. Раньше эти земли процветали. Мы купались в крови и подношениях — все мы, вся нежить, всё дохристианское существо, что испокон веков правило над людьми. Нас страшились, нас уважали, нам приносили дары и молились о нашей благосклонности. Он мечтательно вздохнул, крепче сжимая свою палку. — Алябьев был нашей надеждой. Хоть и он не тянул даже на ноготь с пальца прежних Хозяев, но хотя бы кровь любил не меньше нашего. Развлекался — и про нас не забывал, подкармливал хоть иногда. А теперь глянь на его сынка. Слабак. Ещё больший слабак, чем ты, сукин сын. И если бы не пророчество, я бы в жизнь не поверил, что вы оба доживёте до этого дня. Ничтожные отпрыски, позор на летописи времён. Лихо презрительно сплюнуло в лужу под ногами. — Но вот мы здесь. Ты, проклятый Двоедушник, даже не знал, что привело тебя в эти земли. Болезнь в мире живых — это дар в мире мёртвых. Ты думал, что сила к тебе пришла, потому что ты зарезал Алябьева? Ха! — старик гаркнул, зайдясь хриплым хохотом. — Кретины! Неучи! О, твоя сила всегда в тебе сидела. С рождения. Ваши глупые человечишки, ваш глупый мирок — вы просто не способны увидеть истину. Ты пришёл сюда и освободил её, занял своё законное место. И мальчишка — твоя вторая душа — не просто так я за вами ходил по пятам. Ты должен был избавиться от него. Переродиться в истинном виде. Должен был стать новым началом для Топей. Должен был вернуть нам наше утраченное величие! Старик воздел руки к небу, едва не роняя свой посох. А после резко ткнул пальцем в сторону Кольцова. — Всё пошло к чёртовой матери, когда этот объявился. Ну точно по пророчеству. И видят предки, я пытался это остановить. Свести с ума этого человечишку, проклясть его, чтоб он сгинул с глаз долой. Утопить, разорвать на куски. Это я завлёк его в Юрьев день к ведьмам. Это я подговорил мавок утопить их с дружком в озере. Это я подмешал в зелье старухи отраву, чтобы он нашёл свой конец от безумных видений. Но ты, — он вновь зыркнул горящим глазом на Дениса, — ты вечно мне мешал. — Ах ты ублюдок, — сипло выдохнул Хозяин, изумлённо внимающий каждому слову. Лихо презрительно фыркнуло. — Я выполнял свой долг, написанный на роду. Делал то, с чем никто из вас, трусливых жалких соплей, справиться не смог. Но сегодня мы с этим покончим раз и навсегда. Сначала с тобой. Затем с ним, — он кивнул в сторону Вани, который уже буквально позеленел от шока и страха. — Этот выродок даже древние письмена не смог истолковать как следует. Навешал тебе лапши, подслушанной от отца, который и вовсе читал с трудом. Мерзкие, недостойные, жалкие твари. Пора завершить этот позорный круг. К чёрту! К чёрту пророчество и вас обоих! Кто из них бросился вперёд первым — осталось загадкой. Однако краем глаза в последний момент Денис успел заметить, что Соня, бледная от неподъёмного груза на плечах, побежала в сторону леса — в тот момент, когда поляна превратилась в поле боя. Заревели чудовища, нырнувшие в пекло. Где-то в стороне с боевым кличем прыгнула в месиво тел Арина. Лязганье зубов, стоны, визги, звуки рвущейся плоти — всё это смешалось с шумом ливня, затапливающего землю и вяжущего ноги грязевыми ловушками. Денис со стариком боролись в рукопашную. Хозяйская сила окутала их коконом, сцепившись с силой Лиха — ядовитой, отравляющей, очень древней и подпитываемой чёрными заклятиями. — Тебе никогда не выиграть, мертвец, — хрипел одноглазый, отражая удары, — ты проклят, проклят! Как и я, как и все! Смирись и сдохни! Денис ощущал, как горит его тело. Сила рвалась из оболочки, набирая обороты, с трудом оставаясь в прежней форме. Он пытался придушить старика, но тот извивался, уходя от захвата, и бил в ответ — больно, ощутимо, до звёзд под веками. В какой-то момент со стороны раздались выстрелы. Сперва никто не обратил внимания; но когда одна из пуль просвистела прямо у Титова над ухом, он развернулся на миг, дабы понять, у кого это в конец снесло крышу. Посреди побоища бежал Макс, оперативно перезаряжающий двухстволку практически на лету. Если бы не накал ситуации, Хозяин захохотал бы во всю глотку — однако тут сбоку прилетел удар, и пришлось возвращаться к делу. Пули не брали старика, окружённого силой; но всё же заставили отвлечься, дабы отмахнуться от назойливой долбёжки. Денис воспользовался заминкой, въебав ему по лицу и выхватив нож, почерневший и тоже горячий, будто уголь. Из-под земли его звал топор, желая быть откопанным и освобождённым. Он сделал выпад, пытаясь ранить противника, но в последний момент был сбит с ног подсечкой. Потеряв баланс, он не успел вовремя перехватить рукоять — и Лихо с силой ударило по раненой прежде руке, заставляя выронить оружие. Старик подхватил нож на лету. Меж ключиц жёг огнём медальон, а руки зудели, оплавляясь до мяса, высвобождая и направляя силу. За короткий момент до взрыва Лихо прыгнуло навстречу и вонзило нож Денису в сердце. Взрывной волной старика отбросило в сторону, и нечеловеческий вопль огласил всю округу. Мёртв, подумал Хозяин отрешённо, возвращаясь в себя и падая на колени в грязь. Мёртв, как и заслужил. Он склонил голову. Вокруг рукоятки ножа по рубахе быстро расползалось чёрное мазутное пятно, горячее, пульсирующее, высасывающее рассудок. Вот и всё. Перед ним зеркально упал мальчишка, проплывший сквозь него. Оба в грязи, крови и мокрые насквозь, они глядели друг на друга, отделённые от остального месива тел стеной ливня. По белой растянутой майке на худой груди стекали ярко-красные подтёки. — Прощай, — одними губами проговорил Денис. Он потянулся вперёд, ощущая, как стремительно теряет сознание — однако успел сжать холодную ладошку в своей, отдавая остатки энергии. Туда, маленькому и покинутому мальчику, оставленному в одиночестве и ещё не успевшему наворотить дел. — Прощай, — прозвучал в голове едва уловимый шёпот. Денис со свистом выдохнул и грузно повалился набок, в грязь, медленно закрывая глаза. *** Поезд мерно отстукивал свой ход. На стекло липли капли дождя, смазанные и зыбкие. Лампу в купе ещё не зажигали, а холодный предсумеречный свет серого дня уже не позволял читать книгу — глаза болели и не могли сфокусироваться на мелких буквах. Поэтому Макс бездумно пялился в окно, подперев щёку кулаком. Ноль осязаемых, сформировавшихся мыслей. Стук колёс убаюкивал, веки слипались; однако он не давал себе поддаться, нутром ощущая потребность сперва увидеть своими глазами платформу следующего городка-попутчика по дороге в Москву. Чтобы не обманули проклятые Топи, чтобы случайно по кругу не приехать обратно в глушь. Всё это казалось ненастоящим: путь домой, возвращение к простой жизни в мегаполисе, собственное тусклое отражение в окне. Мирное существование, не обременённое войной с хтоническими чудовищами из древних славянских сказок. Разве это возможно? Разве есть вариант просто нырнуть в рутину, сесть за рабочий стол, открыть ноутбук и начать отстукивать очередную новость про развод каких-то там звёзд эстрады? Макс сморгнул, затем широко зевнув в кулак. Голова предательски тяжелела. Ну а как иначе, с другой стороны. Деньги скоро вновь обретут свою ценность, телефон начнёт мигать уведомлениями из «Вместе» и других мессенджеров. Стрелка часов сдвинется с места, снова возвращая смысл календарному обозначению дней недели. Он выжил, справился, не сломался. Треснул, может, но это не в счёт. Значит, придётся как-то дальше. Мелькала дебильная мысль сходить к психологу, но самому становилось смешно. Определённые фрагменты прошедших месяцев Макс успешно задвигал подальше. Скорбь и отчаяние — не лучшие друзья на пороге нового начала. Опрокинуть пару десяток стопок за пройденный ад и погибших на пути к освобождению — успеется после, когда станет ясно, что делать. Что строить, что восстанавливать, что пересобирать из жизни «до» в жизнь «после». Да и привык он так: даже с дырой размером в галактику под рёбрами нужно мчать вперёд, ебашить, как в последний раз. Потому что он реально последний же. Ни разу не крайний. Надо бы маме позвонить. И матери Дениса тоже. Слова бы только подобрать для начала. Шуршание капель по оконному проёму слегка усилилось. Макс закрыл глаза и упёрся виском в холодное стекло, всё-таки позволяя себе ненадолго оставить вахту. В конце концов, его отпустили добровольно, по старым заветам проклятого места. Такое просто так не происходит. Поезд мерно отстукивал свой ход. Сквозь абсолютную пустоту, умноженную на бесконечность, этот тихий стук вдруг стал костылём, опорой, тонкой ниточкой, утягивающей в реальность. В голове было настолько тихо, что впору удивляться: ни звука, ни шепотка, ни зуда. Тело сделало глубокий вдох само собой, будто перед прыжком в студёную воду. Денис еле разлепил спёкшиеся веки. Ватно, абсолютно спокойно, нереалистично. Он не чувствовал ни рук, ни ног, ни сердца. Взгляд медленно переместился вдоль тёмного в сумерках потолка, загораживаемого нависшими с двух сторон кушетками. Сознание уплывало, но он силился уцепиться за первичные выводы от исследования мира, как малолетний ребёнок. Ритм колёс, койки, небольшое пространство — всё это напоминало о другой, давно забытой жизни. Купе поезда, да. Ровно такое, как то, в котором он однажды отправился за спасением. Это рай? Ад? Очередное чистилище? Денис попробовал пошевелить пальцами. Руки слушались, но левое плечо обожгло ноющей болью. Он осторожно ощупал место, которое под одеждой оказалось туго перетянуто бинтами. Значит, рана. Значит, жив? Случайно нашарив на шее шнурок, он неверяще поднёс его к глазам. Белёсый камешек по-прежнему загадочно отливал синевой, хотя при ближайшем рассмотрении на нём обнаружилась россыпь крошечных трещин. Недостаточно, чтобы разбить вдребезги; но это явно был след чего-то значимого. Денис хрипло каркнул от испуга, когда на лоб вдруг опустилась чужая тёплая ладонь. Следом послышался короткий смех. — Журналист? — просипел он абсолютно непонимающе, всё ещё слепо теряясь в пространстве и времени. — Временно безработный. Но ты почти угадал. Тёплое и мягкое, на котором покоилась голова, оказалось чужими коленями. Титов попробовал привстать на локтях, но тело плохо поддавалось на уговоры. Безуспешную возню Макс пресёк, поправив на совсем растерянном Хозяине свою куртку и подтянув её повыше, чуть ли не до самого подбородка. — Лежи. Тебе отдых нужен. — Так, блять, ещё понять бы, от чего. Что случилось-то? Я ни черта не помню. Только как старика уложил, но и то под вопросом. — Я всё объясню, если ты пообещаешь не дёргаться и потом поесть. Денис закатил глаза, недовольно что-то бурча под нос, но выбора у него не оставалось. Пришлось покладисто слушать и впитывать, с чужих слов восстанавливая ход событий после возни на поляне. Кольцов откашлялся в кулак, помолчал немного, собираясь с мыслями. А затем неторопливо начал свой долгий рассказ. — Меня же изначально Богдан растряс, от отвара Аринкиного какой-то корешок дал пожевать, подсмотрел когда-то там у неё. Сказал, что беда, пиздец полнейший. Ну мы с ним вдвоём и побежали. Оказалось, что бойня была просто адская. Леший отхватил знатных люлей от дорвавшейся наконец Арины, у которой ещё со времён появления Богдана чесалось кому-то как следует накостылять. Пошёл слух, что тот еле уполз с поляны, подвывая и зализывая на ходу раны. Его прихвостни тоже позорно слились, прячась по кустам и норам, опасаясь преследования. Катя вовремя утащила подальше Богдана с Максом, последний из которых вначале абсолютно потерялся в пространстве. Но как опомнился — стремглав полетел к Анне Петровне за ломом, с помощью которого некогда чинил местные угодья. Баба Нюра, услышав короткие спутанные и истеричные объяснения от честной компании, смекнула, что все друг друга нехило так наебали — и что своим явно нужна помощь. Потому, взяв с благословения Карачуна заговорённую двухстволку, она вместе с остальными побежала в лес. Они застали концовку, когда Кольцов бросил лом Кате, выхватил у Анны Петровны ружьё и помчался со всех ног к бьющимся на смерть сущностям. Тогда-то его и заметил Денис. Вскоре после этого, как известно, хозяйская сила вырвалась наружу направленным ударом по Лиху и снесла его к краю леса. Поговаривали, что тот сгорел дотла в адском пламени, страшно корчась и воя так, что кровь в жилах стыла. — Мы нашли тебя в углу поляны, — Макс мягко перебирал чужие волосы, глядя перед собой в пустоту, точно вновь наблюдая картину наяву. — Тот мальчик, раненый и сам еле живой, вытащил из твоей груди нож — и тот рассыпался чёрным пеплом. Потом он посмотрел на меня, знаешь, как будто в душу заглянул. И я готов поклясться, что понял его, хотя мы ни слова друг другу не сказали. Сморгнул — и он исчез; я после обыскал весь перелесок, но никаких следов не было. Честно? Я был в таком ахуе, что даже не понял, что произошло. Вообще. Двигался на автомате. Они перетащили Дениса в дом к бабе Нюре, пока остальные ещё были заняты остатками драк. — Мне кажется, я настолько в шоке находился, что даже не допускал мысли о том, что ты мёртв, — журналист усмехнулся задумчиво, свободной рукой почёсывая подбородок. — Хотя видел своими глазами, как ты не дышал и истекал кровью — или что там из тебя лилось. После того, как бабе Нюре по очереди пересказали всю речь Лиха, она всплеснула руками и начала ругаться так, как никто и подумать не мог, что она умеет. Полезла в погреб, принесла кучу снадобий, послала за Аринкой. Они вдвоём колдовали что-то до глубокой ночи, пока снаружи бесновалась такая буря, которой Топи не видывали с начала времён. Старуха ворчала, что это нормально: когда Двоедушник умирает, природа с ума сходит. Под покровом ночи Козлов повёз их на железнодорожную станцию. Нужно было спешить, пока лес не очнулся, пока пророчество не завершило свой ход. Они загрузили Дениса в купе и наконец попрощались — Катя, Арина, Богдан и Макс. — Катя плакала. Богдан Аринку за руку держал, не выпускал. Мы обнялись все по очереди крепко. И… Соня не пришла. — Я бы удивился, — хмыкнул Денис, впервые за весь рассказ подавая голос. В голове прозвучали слова, которые она шепнула на поляне. Я прощаю тебя в последний раз. Я тебя отпускаю. Иди с миром. Знала ли она о коварных планах Лиха? Как давно они поддерживали связь? Что побудило её рассказать хоть толику информации — особенно про мальчишку, который был второй душой Дениса? Хотела ли она, чтобы Хозяин умер, уступив место тому, кто мог пообещать освободить Лизу из заточения? — Катя передала тебе это, — Макс бесцеремонно вторгся в его размышления, протягивая сверху конверт. В нём обнаружились выцветшие фотографии: часть из дома Анны Петровны, а часть, по-видимому, сохранённых самой Лебядкиной. На одной из них они позировали на станции по приезде в Топи. Эля, Катя и Денис стояли плечом к плечу: слегка напряжённые местной атмосферой, но совсем ещё зелёные. Соня их фотографировала. Денис слабо улыбнулся, чувствуя, как к горлу подступает комок. Меж фотокарточек вдруг выпала записка. Он узнал её с первого взгляда и помедлил в удивлении: ей здесь было не место. Катя была ни при чём. «Укрепи свой дух, открой свое сердце. Хозяин однажды, Хозяин навсегда.» — Никто до последнего не знал наверняка, очнёшься ли ты. Кровопотеря была значительная, да и нож… Сам понимаешь. Все эти штучки колдовские, которые не просто так. Но я верил, да и баб Нюра сказала, что выкарабкаешься. Потому что Двоедушники никогда просто так под землю не уходят, а тем более с первого раза. Она там тебе ещё напихала в карманы гороха, вроде как, чтобы ты раньше времени не встал. Титов сунул здоровую руку в карман чисто машинально, фыркая смешно после, когда взаправду под пальцами ощутил целую горсть сушёного гороха. — Ну и дела. — Не то слово, — по голосу было слышно, как Макс улыбается. — Она ещё сказала, что твоя вторая душа отлетела, наконец, когда на окно соловей прилетел. Он в стекло ударился несколько раз. — Пиздец. — Да. Так что ты вроде как свободен теперь, опять же, по её словам. Но, повторюсь, никто понятия не имеет, что дальше. Ты сам-то чувствуешь что-нибудь? — Плечо ноет, — Денис задумчиво подвигал конечностями, прислушиваясь к себе. — В голове тихо, как никогда не было. Пальцы не зудят. — То есть, присутствие силы… — Пока нет, — прервал его Титов, устало прикрывая веки. — Но медальон при мне остался. — Жопой чувствую, что ничего ещё не кончено. Даже Ваня вошёл в должность как И.О., отказался полноправный титул брать на себя. Топор твой откопал, говорят, почти сразу, и ходит с ним на всякий случай, чтобы нежить отгонять от деревни. — Серьёзно? — Денис хрипло рассмеялся, после заходясь мучительным кашлем и морщась от боли. — Ну и цирк. — Да уж, — Кольцов хмыкнул, откидываясь затылком на стенку позади себя. Ладно, хватит с тебя пока. Отдыхай. Путь неблизкий, поспи. На лоб вновь легла тёплая ладонь, и Денис послушно поддался на уговор, мягко уплывая обратно в темноту. Перед глазами всё стояли слова Елены, изящно выведенные на клочке бумажки. «Хозяин однажды, Хозяин навсегда». Неужели Лихо действительно говорило правду? Что вся эта история с раком, а после — в Топях… И что теперь? Медальон незаметно нагрелся, кольнув меж ключиц почти осмысленно. Вот, значит, как. Денис улыбнулся сквозь сон, удобнее устраиваясь на узкой койке и ощущая себя невероятно спокойно. Он жив, и он прощён. Отмолен, любим. И больше не одинок. Впереди была Москва; муравейник, за три года ставший старым сном. Надолго ли он туда вернётся? Как скоро Топи снова затянут его в свои объятия, принуждая занять законное место? Неважно. У него будет время разобраться. Интернет, чтобы нагуглить древние летописи. И журналист, на которого можно положиться. И который, если надо, с ломом и ружьишком пойдёт ебать нежить за его тощую задницу. О как. Кровь моей крови — ваша кровь. Вся природа постоянно обновляется огнём. Amen.