"И кровью прорастет трава"

- Теперь пойдешь к Аве? Или Юне? – бесцветным голосом спрашивает мое серебристое видение. А я и рад бы побыть с ней, но времени на это почти нет. Я отрицательно качаю головой: «Нет, к Юне я не пойду. В этом отпала необходимость. Пока отпала…» - Тогда сходи лучше к Эли, - внезапно предлагает Лили. – Я не знаю, о чем ты говорил с… с… Ней, но могу предположить, что она упоминала и о том, что Цвет вырождается. Он пока еще остался в рудниках, в породе. Только у Эли есть Знак, помогающий его достать. Она у нас изобретательница, - Лили светло улыбается, а потом вздыхает. – Жаль, что такая умная девушка досталась Броненосцу. Он не в силах оценить ее ум. А вот тебе… «Прекрати, а? – искренне возмущаюсь я.- Хватит мне сватать чужих Сестер. Я не собираюсь никого из них отбирать у Братьев. У меня уже есть ты. И пора на этом перестать.» Девушка тяжело вздыхает и зябко ежится: - Хорошо, как скажешь. Больше не заговорю об этом. Я просто подумала, что… «Не думай, - мне очень не хочется причинять ей боль и страдания, даже словами, но я чувствую, что начинаю раздражаться от ее упрямства. Не мытьем, так катаньем, да? Совсем как один мой очень упорный ученик. Тот самый, за чью жизнь я и отвечал с того самого момента, как имел несчастье увидеть его в рядах нового набора в Хогвартс… Хотя, в отличие от пресловутого Поттера, Лили всего лишь пыталась навязать мне свою волю, а не лезла с поразительным упрямством в очередную мерзкую авантюру, грозящую крупными неприятностями не только самому мальчишке. – К твоей Эли… случайно, не через Альков идти?» - Через Альков, - соглашается Лили. – Ты же хотел и Аву проведать, да? «Уже нет,»- вздыхаю я. Насчет третьего Пути меня успели просветить. И в достаточной мере. Она снова кивает: - Тогда иди. И осторожнее, ладно? Не забывай, если тебя застанут Братья, они церемониться не будут… В Алькове до странного тихо. Музыку больше не слышно. Только слабое потрескивание факелов на стенах, да шипение плавящихся свечей. Ава лежит на алом ложе, уткнувшись лицом в подушку, и подавленно молчит. «Что случилось?» - мне не должно быть дела до ее проблем, но просто так пройти через ее покои я тоже не могу. И потому присаживаюсь на самый край кроваво-красного покрывала. Дева-Бастет медленно поднимает на меня заплаканные глаза с опухшими веками и молча всматривается в мое лицо. Затем так же молча кидается мне на шею, судорожно вцепляясь в мои плечи. Я растеряно замираю, а потом пытаюсь осторожно высвободиться из ее цепких рук. - Зачем тебе ЭТО? – тихо, на одной ноте, стонет девушка. – Зачем? Уходи. Пока можешь, уходи. Ни один из нас не стоит этого. Ни один, запомни! «Ты… знаешь?» – я потрясенно смотрю на заплаканную лже-клеопатру. Она кивает: - Да. ВСЕ Сестры знают. Мы… говорим с Ней. Она сказала. Не бойся, Братья ничего об этом не узнают. По крайней мере, от нас. А значит, мешать тебе не будут, но… Зачем, а? Почему именно ты? «Потому что я знаю, как возродить ваш мир, - устало вздыхаю я. – Братья, к сожалению, на это уже не способны. Все, что они могут – погубить вас всех.» - Вот и прекрасно, - цедит сквозь зубы Ава. – Давно пора нам всем сгинуть. Эта вечная жажда, агония… Это ожидание. Это страшно, Золотоглазый. Гораздо страшнее Ее. Она ведь дарует нам успокоение. И больше не будет этой боли. Разреши ей, Золотоглазый. Твоя жертва… Она ведь только на время продлит наши мучения. Ты возродишь Предел, но что будет с ним потом, а? Братья… Их ты не переделаешь. Они так и продолжат его разорять, тянуть Цвет, копить его в себе. И мир снова придет в запустение. Невозможно нас спасти. Наверное, потому, что и сами мы этого не желаем. Для чего? Ведь выйти Отсюда могут лишь единицы. Я думаю, таким, как я, или Юна, или Яни… Има… Нам дороги наверх нет. Не нас ты выбираешь. А сил покинуть Предел хватит только тебе, остальные давно потеряли эту способность. Так что беги, Младший Братец. Пока не поздно, беги. С ней или без нее, но оставь нас всех. Мы слишком погрязли в своей боли и страданиях, и ничего хорошего нас ждать не может. Да и сами мы, если и сумеем выбраться, так изменим Твой мир, что ты этому не обрадуешься. Мало кто из нас, Сестер, сможет его улучшить. И я сомневаюсь, что ты захочешь таких перемен. «Послушай, - я серьезно смотрю в ее бездонные глаза. – Когда-то я малодушно сбежал от своих проблем. Закрылся в свою раковину. Предпочел забыть о прошлом, искать лучшего, но не там, где следовало. Знаешь, чем это закончилось? Я совершил самую большую и непоправимую ошибку. Из-за меня погибли люди. Многие. А самой первой умерла та, кого я любил больше жизни. Но я не желаю и дальше бегать от проблем. Хватит. Я вытащу вас отсюда, чего бы мне это не стоило.» Ава вздыхает, вытирая тыльной стороной ладони слезы со щеки, но внезапно меняется в лице, бледнея, словно полотно, и отползает от меня к стене. «Что случилось?» - я, проследив за ее взглядом, оборачиваюсь лишь для того, чтобы встретиться глазами с мрачным, словно туча, Антаресом. - Пойдем, - тихо говорит Китобой. – Не при девушке же мне бить тебе морду. - У нас ничего не было! – дрожащим голоском выдыхает Ава. – Пожалуйста, не трогай его! - Прости, - хмыкает Китобой. – Но правила для всех одинаковы. Мне плевать на Сестер других Братьев, но Моя Сестра должна хранить мне верность. Идем, Северус. Я выхожу за Антаресом в самое начало алькова, в небольшое помещение, напоминающее прихожую. Китобой хмурится и долго рассматривает меня, а затем внезапно спрашивает: - И? Я удивленно смотрю на него. - Надеюсь, ты понимаешь, что в данной ситуации я просто обязан вызвать тебя на поединок? – он нервно поводит плечами. – Таковы правила. Я тебя предупреждал. Я верю Аве. Вы с ней не похожи ни на заговорщиков, ни на пылких влюбленных. Тем более, что тебе дорога та девочка… Я киваю, и продолжаю вопросительно смотреть на него, не совсем понимая, чего он добивается. Китобой фыркает: - Северус, меньше всего мне хотелось бы драться с тобой. Тем более, что это будет нечестный бой. Ты, я думаю, и сражаться-то не умеешь. До Ориона добраться времени не нашел, - он криво усмехается. – Ага, вот именно. Я же тебе говорил, что он у нас самый умный. И он должен был тебя научить всему. Стать твоим наставником. Знаешь, у меня, может, и много грехов записано, но я никогда не бил безоружных и слабых. Потому на первый раз просто предупреждаю, Северус, запомни, пожалуйста, мои слова! Мне безразлично, с кем ты говоришь, и даже на какие темы. Понимаешь? Но… Если я еще раз увижу, что ты говоришь с Авой… Нет, я знаю, ничего такого. Я, возможно, даже и не против, но ведь и я ДОЛЖЕН придерживаться правил. Впрочем, ты вполне можешь разговаривать с Авой… когда я, скажем, буду в другой части Предела. Договорились? – он снова усмехается. – И, да, Ава не должна знать, что мы просто разговаривали. Я ей доверяю, но Сестры как-то связаны между собой, и то, что знает или слышала одна, знают и остальные. А я очень не хотел бы, чтобы наш разговор дошел до Патриарха. Нет, сам Сириус тоже не будет вмешиваться, но он может переложить свои обязанности на Алголь или Кастора, а то и Мицару предложить разрешить наши «разногласия». Нет, Мицар, конечно, не худший вариант, гораздо хуже будет общение с первыми двумя, но сам вид его… Брррр! – Китобоя передергивает. – Я понимаю, что все мы давно уже не так человекоподобны, как были изначально, но, знаешь ли, даже меня выворачивает наизнанку от рож Мицара. Я удивленно приподнимаю бровь: надо же! А я-то наивно полагал, что после Сириуса меня уже ничего не удивит. Антарес, заметив мое скептическое выражение лица, нервно фыркает: - Ну да, нам тоже неприятно общение друг с дружкой. Тебе повезло – Бездна почти не изменила тебя. А мы… Это наша плата за прошлое. И чем хуже мы были в своей прежней жизни, тем уродливее возродились тут. «Хочешь сказать, если верить ТВОЕЙ логике, Сириус был…» - я не успеваю закончить, потому что Антарес перебивает меня: - Нет. Я, верно, не совсем правильно выразился. Чтобы понять, что я имел в виду, тебе надо их увидеть. Ладно, я не о том. Просто хочу предупредить – держись меня, Ориона или Сириуса. Порцион и Арктур тоже достаточно неплохие ребята. Молчаливые, упертые, но не гады. Можешь на свой страх и риск общаться с Поллуксом - он, хоть и бабник, но не самая последняя сволочь. Бетельгейзе… Глуп, как пробка, но очень болтлив. Вот с ним следи за языком. И подлянки устраивать он тоже мастер. Мицар… Он жесткий. И жуткий. Но тоже вполне терпимый, если только не подозревает тебя в ереси. Увы, чаще всего он именно подозревает. А вот Алголь… С ним лучше не связываться. У него, я подозреваю, не все дома. Никогда не знаешь, чего от него ожидать. Ведет себя, словно нервная баба-истеричка, и полный неадекват, к тому же. И, ради Бездны, никогда не связывайся с Кастором. Большей сволочи я еще ни разу не видывал. Он… - Китобой понижает голос. – однажды… Слушай, я не должен об этом даже упоминать, но… Он участвовал в казни сестры Ориона. Он кинулся с ней в Кошмар, и девушка погибла. Казнить чужую Сестру, пусть даже и за огромную провинность! Нет тяжелее греха! А он… вернулся, как ни в чем не бывало. Второй Брат, который казнил другую девушку, после содеянного сошел с ума, убил свою новую Сестру и напал на Юну. Сириусу пришлось его убить. А Кастор, он остался. Сделал вид, что все в порядке. Хотя иногда мне кажется, что он в любой момент может сотворить что-то подобное. Он… получает удовольствие от чужой боли и страданий. К сожалению, он слишком силен и является правой рукой Сириуса, его заместителем… Будь осторожен. «Спасибо за предупреждение!» - я удивлен его откровениями. Антарес… считает меня другом? Но когда и чем я сумел заслужить его расположение? И кем же он был в своей прошлой жизни? Такой честный и благородный… Китобой, словно слыша мои размышления, тихо вздыхает: - Наверное, прошлое надо оставить прошлому, так ведь, Северус? Кем мы были, уже не важно. Гораздо важнее, кем мы СТАЛИ, и смогли ли мы остаться хоть чуть-чуть человечными… «Мне нужно идти,» - я виновато смотрю на Антареса, понимая, что он поступил со мной так благородно, как никто и никогда не поступал в моей прошлой жизни. - Иди, - криво усмехается Китобой. – И, если что, обращайся ко мне. Постараюсь помочь и разъяснить все, что тебя заинтересует. Я выхожу из Алькова, но по дороге внезапно решаюсь свернуть в развалины крепости. Серое небо встречает меня непроглядной промозглостью. Забираюсь на самый край башни, разглядывая теряющиеся в тумане окрестности. Внизу лениво перекатываются волны какого-то водоема. Навряд ли это море. Скорее всего, небольшое озеро, но проверять свои догадки нет желания. Дотрагиваюсь пальцами до огромного гранитного изваяния странной птицы, похожей на ворона. Статуя установлена на самом краю стены, словно птица на миг присела отдохнуть. Кто изваял ее? И откуда она тут взялась? Я вдруг понимаю, что до сих пор не встретил тут ни одной птицы. Или они не водятся в Пределе, или просто вымерли. Ведь жизнь здесь возможна только там, где есть Цвет. А его так мало… И серое небо давит, словно свинцовая крышка саркофага. Внезапно за моей спиной раздается тихий мелодичный смех. Резко разворачиваюсь, чтобы встретиться глазами с миловидной, гибкой, словно змея, особой. Девушка одета в короткое обтягивающее угольно-черное платье, напоминающее наряд древнегреческих гетер. Тонкие длинные ноги босы, а голову венчает замысловатая конусообразная прическа. На бледном личике, обезображенном неумелой черной подводкой вокруг глаз и совершенно безвкусной черной же помадой, наклеены крупные мушки. «Гетера» призывно и безумно улыбается, буквально перетекая из одной странной позы в другую, словно живая ртуть. - А-а, - смеется она, кривя черные губы. – Млааадший! Я тебя нашла. О, дааа! Что ты тут забыл, в этих развалинах? «Есть еще Айя. Она сумасшедшая!» - всплывает в подсознании. – «Она сама тебя найдет. Как и Эхо…» «Айя?» - наугад пробую я. Девушка довольно смеется. - Сердца ищешь, да? Сбежать хочешь. Ага. А кто бы, на твоем месте, не хотел бы? А? Я пожимаю плечами. Меньше всего мне сейчас хочется объяснять еще и этой Сестре, что сбегать я не собираюсь. - Да ладно! – фыркает она. – Ты же не серьезно все это, да? Всю эту чушь? Это твое самопожертвование. Глупо. Не надо. Этот мир… он прогнил насквозь. Ради него не стоит ничего делать. Надо жить ради себя. И ради, - она хмыкает, - мести, что ли. Отомсти этому миру, а? Пожалуйста! Ну, посмотри, что он с тобой сделал! Ты же весь насквозь просвечиваешь. Таешь. А еще у тебя отняли голос. И ради вот этого… - она разводит руки в стороны. Тоже мне, революционерка. Мир она хочет уничтожить. Мне становится смешно. «Я не собираюсь никому мстить. Не за что. Все мои обиды остались в прошлом, и совсем в другом месте.» - Дурак! – обиженно надувает губки Айя. – И Сестру себе выбрал такую же глупую и наивную дурочку. Вечно вы со своим насквозь прогнившим благородством! А что от него толку? Миру все равно придет крышка, хотите вы этого, или нет. И хоть тресните. Думаешь, я зря сбежала от своего Братца? Это нелегко. По Промежутку особо не побегаешь, да и без Цвета хреново. Я, знаешь ли, голодная. А ты, такой благородный, - она презрительно кривится, - даже накормить меня сам не додумаешься. «Почему же, - я протягиваю руку, на ходу вспоминая любимые цвета Айи, и рисую пресловутую «альфу». – Бери, сколько тебе надо!» Девушка жадно облизывается, впитывая цветные капельки, словно губка, а затем довольно ухмыляется: - Ну, спасибо, что ли! Накормил. Еще больше буду благодарна, если угрохаешь моего Братца. Вот ведь урод, каких мало! Я даже согласна тут остаться, если тебе так хочется тащить наверх свою фифочку. Только ведь она такая скучная, правильная. А ты… - она пристально вглядывается в мои глаза. – Нееет, ты не такой. В тебе есть это. Ярость. Жажда мщения. Боль. Тьма. Душа твоя не на месте. Чую я такие вещи. А знаешь, почему? Знаешь, какие мои Цвета? Пурпур с Янтарем... Ты хоть осознаешь, что это за адское зелье? Это завоеватели, пирующие на живых побежденных. Это театр-гиньоль, где убивают под рукоплескания наивной публики. Это великий город, подожженный императором-кифаредом. В общем, захочешь поджечь — только свистни... За тобой, и только за тобой я хоть в пекло пойду. И голыми руками убивать буду. Давай, мы уничтожим этот Промежуток, Червь его раздери? «Не нужно ничего уничтожать,» - я смотрю на сумасшедшую девушку, чувствуя, как внутри меня борются между собой отвращение и жалость. - Правильно! – внезапно соглашается Айя, усаживаясь на парапет. – Не нужно. Оно само сдохнет. Сгниет. Окочурится в конвульсиях. Только это не весело. Очень не весело. И страшно. Страшно так жить, глядя на то, как все вокруг помирает. Мир рушится. Эти туманы мерзкие… Мгла. Холод собачий. Голод и агония. Скорее бы сдохнуть! – она смотрит мимо меня непроглядно черными тоскливыми глазами, а потом вздыхает: - Я ведь и правда, сбежала. Думала, так легче будет. Быстро погибну, без опеки своего Брата. Ан, нет! До сих пор не умру никак. Что-то не пускает. Может, даже, это ты… Знаешь, - она робко дотрагивается до моей руки. – живи лучше. Уходи отсюда, пока еще можно. Я тебе даже Сердце вот подарю. Только катись. И, помнишь, давно у людей было такое понятие, как удар милосердия? Я киваю, понимая, куда она клонит. - Значит, ты на самом деле Оттуда! – вздыхает она. – Эта права. Она, знаешь, всегда права. Она нас создала такими вот нелюдями. А что нам теперь прикажешь с этим делать? Так, о чем я? В-общем, уходить отсюда будешь, сруби чертово Дерево. Ты знаешь. В Теплице. «Зачем?» - нехорошее предчувствие холодит позвоночник. - Ну, удар милосердия! – поясняет она, пожимая плечиками. – Р-раз, и… ВСЕ. Мы все сдохнем. Быстро и весело. Никто ничего не почувствует, обещаю. Это Дерево… Она тебе про него ведь говорила, да? Я, внезапно вспоминая слова Обскур, невольно вздрагиваю: «Альфа и Омега этого мира!» Омега. Конец. И Альфа. Начало… - Срубишь? – Айя смотрит в мои глаза, ожидая моего решения. – Я тебе даже Знак покажу. Хорошее Оружие. Не только против Дерева. Им и Братьев можно убивать. Вот, смотри! – она проводит в воздухе пальчиком, и след ее движения горит ярким пурпуром, впечатывая Знак в мою память. - И Сердце держи, - она протягивает руку с сияющим сгустком. – Чуть позже тебя найдет Эхо. У нее тоже есть подарочек для тебя! «Но почему?» - я смотрю на Айю, пытаясь понять, что же заставляет Сестер отдавать мне Сердца и показывать Знаки. Кто я для них? - Ты, - она внезапно улыбается. Просто и как-то светло. По-человечески тепло. – Ты и есть Начало и Конец Этого мира. Потому мы и отдаем тебе Сердца, Знаки и свою верность. Ты был нам обещан, как наше искупление и конец наших страданий. И мы наконец-то дождались. Не обмани наши ожидания, Братец. Подари наконец этому миру покой и забвение! Айя уходит, но тяжелый осадок остается в душе. Я никогда не задумывался над тем, каково это – быть Избранным? Что должен чувствовать человек, который в ответе за окружающих? И насколько тяжело осознавать то, что все от тебя ждут вполне, по меркам окружающих же, осознанных и конкретных решений. Этот мальчишка… Я, кажется, лишь сейчас начинаю понимать его отчаяние и боль. А ведь он был всего лишь ребенком. Пусть и Избранным, но простым мальчиком, который хотел жить спокойно, как все нормальные дети его возраста… Мы, ожидающие его Великого подвига и Самопожертвования, к сожалению, этого не понимали. И вели себя с ним совсем не так, как следовало. Хотя, кто я такой, чтобы осуждать остальных? Сам-то был далеко не святым по отношению к парнишке. Зато теперь, в своем персональном Не-Аду, на своей собственной шкуре узнаю, что значит быть Особенным. И это оказывается очень тяжело и больно. Ну почему, почему все они ждут от меня только смерти? И почему именно ей они рады? Что в их жизни было такого, из-за чего они так ее ненавидят? И, в то же время, продолжают судорожно цепляться за ее остатки? И я совсем не удивляюсь совершенно незнакомому голосу, произносящему с явным осуждением: - Младший... Ты видел Айю! Ты говорил с ней и не прикончил ее? О, как я теперь жалею о своих милосердных словах, которые говорил недавно Патриарху... Я велел щадить Сестер... Но это не относилось к беглянкам! К ним, распространяющим чуму ереси, пылающим жаждой убийства! Еще один Брат. Не Антарес, не Сириус и не Полукс. Но мне совершенно не интересно, ни кто это, ни как он выглядит. Я даже не поворачиваюсь. Только пожимаю плечами: «Зачем? Сами же говорите, что убивать Сестер – табу. Особенно Чужих Сестер…» - Ну, да, - внезапно соглашается незримый собеседник и вздыхает. – А ты, значит, разговариваешь вот так? Хмммм, Бездна… Насчет чужих Сестер, ты прав, Младший. Целиком и полностью. Но ведь табу и то, что ты сейчас сделал. Так что мне прикажешь с тобой совершить? Убить на месте? Отволочить к Сириусу, и пусть сам решает, как быть дальше? «Делай, что хочешь, - внезапно с какой-то апатией соглашаюсь я. – В этом я тебе, увы, не советчик!» - Хммм, - задумчиво мычит стоящий за моей спиной Брат. Какая экспрессия! Каков словарный запас! Я истерически фыркаю. Похоже, задачка оказалась не по силам его мозгу. Брат чем-то натужно скрипит, а затем тихо произносит: - Ну, к Сириусу ты всегда успеешь. А Айя… Она теперь, вроде, как бы не моя Сестра. Ладно. Замяли. Но на будущее знай: увидишь ее или Эхо – убивай безо всякого сожаления. Сразу же и прямо на месте. Сириус дал свое согласие. Не хочешь швырять их в Кошмар, так можешь напоить Цветом. Это, конечно, подольше и помучительнее, зато сам тут останешься. А то, мало ли, каким ОТТУДА во второй раз вернешься. Вон, Богомол каким стал… «Буду иметь в виду!» - я холодно обрываю его «излияния». Мне еще до Эли бы добраться, и совсем не хочется ввязываться в ненужные конфликты. Брат удовлетворено кряхтит, а потом внезапно решает представиться. Как-то запоздало: - Слышь, Младший? Тебя Там-то как звали? Меня вот Порционом. Я все же поворачиваюсь к нему лицом, отмечая про себя редкую уродливость говорящего. Антарес, конечно, то еще чудовище, да и Поллукс не лучше. «Красота» Сириуса же вообще способна кого угодно вогнать в ступор, но Порцион… Он не так ужасен, как Сириус, хотя у меня мурашки ползут по позвоночнику, когда я рассматриваю высоченную конструкцию, напоминающую огромный винтообразный бур, увенчанный ошметками человеческого тела, которое словно накручено на его верхушку. Вместо рук у Порциона странного вида металлические лопасти-лопаты, а неприятное, темно-землистого цвета, лицо увенчано цилиндрическим кожаным шлемом и украшено огромными очками в резиновой оправе. Порцион криво улыбается каким-то мышиным, уродливым ртом, скаля неожиданно острые треугольные зубки, и внимательно рассматривает меня сквозь толстенные линзы очков. Затем говорит с явной завистью: - А хорош! Интересно, почему это Бездна тебя так пощадила? Только голос отняла… Эх, мне бы сейчас вот такое тело! Знал бы ты, как это паршиво – быть вот таким! – он судорожно сглатывает и жадно разглядывает меня, отчего я невольно прижимаюсь спиной к стене бастиона. Порцион тем временем раздраженно продолжает: - А эти… Девки! Они же, мать их, все Красавицы! Это раздражает еще больше. Бесит, знаешь ли! Эххх, ну вот, скажи мне, Младший, зачем такому, как я, Сестра? Что я с ней буду делать, а? Я ведь даже прикоснуться к Айе боялся! Понимаешь! Она… такая маленькая, хрупкая. Как статуэтка. А я? Чудовище! Я, знаешь ли, понимаю, почему они от нас бегут. Кто мы, и кто они? Как в той дурной детской сказке, только вот счастливого конца-то у нее нет. Нам не стать расколдованными принцами, Младший. Никогда не стать. И убить бы дурочек этих, знаешь ли. Просто потому, что обидно. И жалко их тоже! – Яма внезапно всхлипывает, и я вижу одинокую слезинку, стекающую по его темной щеке. Но он не позволяет свой слабости длиться и дальше. Нетерпеливо вздернув подбородок, Яма продолжает: - Да, Младший, с внешностью тебе повезло. Как я вижу. Но, знаешь ли, я тебе не завидую. Почти. Потому что, хоть твое тело и осталось таким же красивым, как и прежде, и, несомненно, очень желанным для Сестер, оно, увы, совсем не приспособлено Тут выживать. Ты не сможешь и дальше перемещаться по Промежутку. Тут кроме нас есть очень опасные твари, которые так и мечтают отобрать у нас жизнь и остатки Цвета. А ты так слаб! Спорим на что угодно, что ты не выстоишь даже против Ящера. Про Пеликана или Червя я молчу. Да что там Ящер! Даже мелкие Недорослики тебя разорвут в клочья! Так какой прок в таком слабом, хоть и привлекательном теле? Для чего оно, кроме того, чтобы ублажать этих вздорных девок? Бесполезно, - Яма что-то еще бормочет под нос, но мне уже не хочется его слушать. Завидует? Он завидует… Мне? Надо же! Дожил и до такого. Значит, я слаб, да? Любая тварюжка разорвет? Что ж, похоже, пора проверить боевые знаки, подаренные Айей и Авой. Возможно, мне и суждено остаться тут навсегда, но сделаю это я лишь по собственному желанию, и никак не иначе. «А где сидит этот ваш Ящер?» - я серьезно смотрю в глаза Яме и тот неожиданно откатывается от меня на приличное расстояние, взирая, как на вконец умалишенного: - Спятил, Младший? Зачем тебе Ящер? К нему даже я не суюсь. Да что там, даже Богомол его Заповедник стороной обходит! Впрочем, если тебе так не мила жизнь, иди прямо по развилке, а потом возвращайся через Альков и Теплицу. За Гротом направо. Только предупреди, когда туда пойдешь. Я хоть твои останки закопаю… - Яма невесело скалит треугольные зубки, и я внезапно бесшабашно усмехаюсь: «А чего ждать-то? Вот, прямо сейчас, и пойдем. Если, конечно, ты не трус?» - Ну ты дурак! – восхищено выдыхает Яма, а затем соглашается. – А, пошли. Сожрет нас, так сожрет. Меньше мучиться будем. Да? Я весело киваю и шагаю в прозрачную пленку перехода, чувствуя, как Яма натужно пыхтит за моей спиной.