Человеческая жизнь

– Видали нового кавалера Розы? На старом перекрёстке улиц с выходом на маленький кафетерий с открытым крылечком растягивалась линейка голодающих людей, ожидающих свою порцию похлëбки. И в очереди сначала затаëнным шёпотом, а затем и обычным тембром неустанно из уста в уста переходила молва. – Такого и не заметить? – исхудалая женщина поправила рваный платок на голове и шагнула вперёд, заметив увеличившееся перед ней пустое расстояние. – И ведь, поговаривают, столичная к нам заехала персона! Разговор услышал сидящий у сколотого тротуара мужчина в потëртой куртке и с полуистлевшим бычком от сигареты в зубах, доселе созерцавший неустанное таяние очереди. – Видывал я таких «столичных», – крякнул он, выпустив из носа дым. – В армии когда был по молодости, таких «фазанчиков», порой, лицезрел у кабачков среди обычных ночных пташек, – он расхохотался сипло-свистящим смехом. – Надо сказать, некоторые были ничего. – Содомит старый, – рявкнула другая женщина, чья очередь почти подошла, но она не обратила на это внимание, а потеснее затянула косынку на ушах у худенькой малышки возле своей юбки. – Тем никаких других для обсуждения больше нет, кроме эксгибициониста столичного? Бога ради, дети уже и так насмотрелись многого, уши-то хоть их пожалейте! – Это правда жизни, – снова крякнул в ответ мужик и важно поднялся со своего тротуара, отряхивая штаны. – В столице, знаете ли, все зажравшиеся. Уже не знающие, как выпендриться. – Да чëрт бы с его нарядом! – боковатого вида старуха влезла в очередь перед женщиной с ребёнком. – Как он у Розы вообще оказался? Кто-нибудь успел заметить её возвращение после того, как еë военные запекли? Я – нет! – с её рта брызгала слюна, растрепавшиеся седые волосы делали её похожей на ведьму. – Я вот ещё слышала, что её вообще из города вывозили! Поговаривали, будто у неё с вояками шашни были и она фронтовой доносчицею слыла. На соседей своих же стукачила, у кого поживиться было чем! Вот стали бы перевозить из города ложно оговорëнного человека?! – Прикрыла бы ты свой рот, старая кляча! – хозяин кафетерия стукнул по деревянной столешнице половником. – Как Роза вам прежде похлëбку разливала, так вы вперёд всех выпрыгивали клянчить! А она вас жалела и даже добавки доливала неположенной! – мужчина так хмурился, что его щëтка усов взъерошилась. – И вы её теперь грязью поливаете! А что доносчицею была – бред сивой кобылы! – Да?! – гаркнула в ответ старуха. – Что ж тогда она в добреньком здравии снова дома у себя? – её полубеззубый рот скривился в нелицеприятном подобии улыбки. – Полмесяца её не было, схоронить уже мысленно успели, а вот недавно мимо еë дома иду и гляжу: на порожек  вышла. Живая! Воду из таза выливает, рукой мне машет! Что же она к тебе на работу не возвращается, а, Рик? Иль в детдом свой? А то слëз-то сколько было у неё крокодильих, мол, «сироточек жалко, поработаю почти за даром»! – Вас волновать не должно! Когда захочет, тогда и вернётся! Таких честных молодых людей, как она, днём с огнём не сыщешь! У меня рук, тем более, не хватает! – хозяин кафетерия с грохотом поставил на столеншницу перед собой железную миску, плеснул в неё супу и протянул в очередь перед собой. –  Главное: здоровой воротилась из плену! Сами будто не знаете, что там сотворить могут! И редко, кто разбирается, кого оклеветали, а кого нет! А живёт она с этим столичным, так пусть! Может, у них любовь? Ну что вы, в самом деле?! – Любовь, как же... – саркастично хмыкнула подошедшая вперёд дама, теснее заворачиваясь во вполне презентабельную бежевую шаль. – Сколько со смерти жениха её прошло? Год? Ну чуть больше, может, а она уже... – Да и могла бы кого поприличнее, что-ли, найти, – пробурчала женщина с маленькой девочкой. Малышка протиснулась вперёд матери к стойке и протянула грязные худенькие ладошки к новой тарелке супа. – Ну, а чего вы хотели? – высказался щупленький плешивый мужчина, что трапезничал своим супом неподалëку, сально облизывая ложку. – Горевать ей что-ль до гробовой доски по мертвецу? У бабы, как зачешется, так она всегда выход найдёт, – он прохихикал, облизывая верхнюю губу с щетиной. – А вообще этот её патлатый – тип мутный. Манер никаких. Он мимо меня как-то прошёл, в плечо пихнул. И больно ведь! А с виду дохляк-дохляком. И верно сказываете, граждане: к её дому шёл. А она его на порожеке встречает, – мужчина понимающе переглянулся со старухой, триумфально заухмылявщейся. – В одной ночнушке тоненькой, хех.. – Тебе ли говорить о манерах? – на сие замечание со стороны женщины в шали, мужчина только пожал плечами. – Впрочем, доля правды в словах твоих есть. А ты сам, посуди, Рик, – обратилась она уже к хозяину кафетерия, – как она живëхонькой, да целëхонькой от военных-то вышла? Тот же, поставив локоть на столешницу перед собой, важно запрокинул половник на плечо и приподнял бровь. – Я, в отличие от вас, в чужие койки подглядывать не стремлюсь, – ответил Рик и поставил на стол новую железную тарелку, которую сию же минуту наполнил супом. – Да он поди вместе с нею у военных живился, – вновь закаркал мужик с тротуара и из кармана пыльных штанов достал ещё один бычок с зажигалкой. – А девки, кстати, любят таких. Мол, не обижают и знают, как и где ублажить. – Что вы говорите? Толпа обернулась в сторону идущей к ним женщины в медицинском халате с тяжеленным на вид саквояжем в руке. Она так торопилась, что её тонкие очки в прямоугольной оправе чуть ли не падали с лица, едва держась на кончике длинного носа. – О, Ливия! – лицо прежде агрессивной старухи стало бархатно-доброжелательным. – С возвращением, дорогая! – Как там на фронте, Ливия? – спросил мужчина у тротуара, протянув ей бычок, но та вежливо отказалась. – Я думал, медики вместе с военными на пару покуривают. – Знаю я, что вы думаете! – лицо мадам Ливии стало сердитым. – Вас за версту слышно, какие вы гадости говорите о Розе! – Да мы не гадости, – оправдался перед ней мужчина. – Так, новости. Мы же по-доброму. Вот, того и гляди, как всё это, – он взмахнул руками на общую разруху улицы, – закончится, так и свадебку сыграем! – Что-о-о?! – возмущённо воскликнула мадам Ливия и весь её вид кричал, что она вот-вот огреет наглеца саквояжем. – Какая свадьба?! Вы совсем с голодухи одичали?! – разозлëнная женщина больше напоминала взъерошенную перепëлку. – Я как на фронт уехала, из вас хоть кто-нибудь навестил девочку?! Поинтересовался, как она?! Еë в плену пытали, она там даже переболеть успела, голос потеряла, бедняжка! – голос женщины зазвенел слезами. – Роза вам с голоду умереть не давала, а вы..! – Да чего за неё переживать? – другой плешивый мужчина, сосущий ложку словно леденец чуть вышел вперёд. – О ней есть теперь кому позаботиться. Чего молодым мешать? Авось, отвлечëм их ещё от чего-то важного, хе-хе... – Каким «молодым»?! О чëм вы вообще?! – женщина гневно озиралась по сторонам, от чего её очки чуть не слетели с носа. – Ой, тëтушка Ливия, вы столько всего пропустили! – дама в шали импровизированно использовала её края, чтоб попридержать железную тарелку с полученной горячей похлëбкой. – Можно больше не переживать, что снова Роза в траур впадëт. Новенький у неё ухажёр нашёлся. – Ага, если переживаете, так сами к ней и сходите! – высказалась женщина с ребёнком, утирая рукавом грязные щëки дочери. – А то разгорланились: «Роза то, Роза сë»! Трагедию-то какую все разводили по ней и её умершему женишку! Наши что-ли мужики на фронте не мрут?! – она пренебрежительно сплюнула на землю. – Вот-вот, – поддакнул кто-то со стороны. – Да и нашла-то не лучшую замену, скажу я вам, мадам Ливия. Ни кожи, ни рожи... Ещё, поговаривают вон, чуть ли не эксгибиционист... Кусочки воспоминаний сложились в целостную картину и хоть желудок Ливии сводило судорогой от голода в тисках бинтов под халатом, она незамедлительно обежала толпу и бросилась к дому Розы, терзаемая лишь одной мыслью. «Он ещё здесь?!» – Ливия! – крикнул ей вслед хозяин кафетерия. – Передай Розе, что еë ждут! Я всегда рад принять её! Но женщина, хоть и услышала послание, не отреагировала на него. Она неслась мимо покарëженных, временами разрушенных коробок-домов, пока взгляд её не выцепил одну конкретную, которую она бы узнала из тысячи. И в этом дому всё гудело не хуже, чем в улие с шершнями. Именно рассерженным, недовольным шершнем и ощущал себя сейчас Энви, развалившийся на излюбленной балке под потолком. Он совсем недавно вернулся с уличных вылазок – с некоторых пор это стало частым занятием в связи с прослушиванием политических новостей по радио – и настроение гомункула было донельзя паршивым. «До чего поганенький здесь народец,» – рычит про себя Зависть. Ему предпочтительнее всегда были города крупные, где жизнь никогда не стоит на месте, а в моде так называемый нонконформизм стал обыденностью, что давало Энви возможность не маскироваться, а свободно гулять в своём любимом облике. Не всегда, конечно, это было одобрительно – в особенности Прайдом – но иногда какой-то протест играл у гомункула в пользу себя-любимого. В глухих провинциях же побаловать себя такой возможностью не было. И часу не проходило, чтоб даже идущие мимо людишки не запричитали ему вслед о «вульгарности» его прекрасного наряда, не закачали головами с пренебрежительным «фи». На всю толпу серой массы находилась какая-нибудь одна выскочка, которая обязательно огласила бы своё недовольство публично. И сейчас, в Лиоре, совершенно аналогично ему смотрели вслед с последующими шепотками. Энви всегда диву давался – и как даже в самом поганом положении людишки не могут оставить сплетен? «Будто дел никаких других нет,» – вздыхает он, понимая, но не желая признавать поселившуюся в себе какую-то непонятную тоску и равнодушие, граничащее с пренебрежением собственной безопасностью. И всё опять-таки после позорного краха Отца. Энви резко сел, тряхнув головой, словно так мог согнать мерзкие мысли. Он стал очень редко менять облики, меньше скрывался в толпе, изредка лишь примеряя обличия животных, чаще птиц. И ведь не на обычные прогулки вылазил, а разведывал обстановку: зайдут ли в город ещё войска, не будут ли они принадлежать новоиспечённому фюреру Грумману и не будут ли под предводительством его генерал-лейтенанта Мустанга? Энви напряжённо сглатывает. Понимает маловероятность такой возможности, но отрицать её нельзя. И где гарантия, что не будут искать его самого? Где только его мозги, когда надо думать в первую очередь о собственной маскировке?! «Нет... Нет,» – качает головой Энви с какой-то нервной ухмылкой. – «Раз начал всю эту заваруху, то дела у него есть явно по-важней. К тому-же на вряд ли меня будут искать у неё.» Зависть переводит взгляд вниз, где вовсю хлопочет Роза – или типичная представительница человеческого рода. «Болванка,» – окрещает её в мыслях гомункул, наблюдая, как девушка начищает пол метлой. – «И ведь совсем не волнует, как «герой переворота с новым фюрером» окончат всю эту заварушку.» Энви вовсе не удивлялся. В конце-концов, люди склонны впадать в бредни, которые зовут мечтами. Особенно после того, как их хорошенько приложит жизнь. Весь последний месяц с того момента, как Роза Томас поняла, что обременена незапланированным потомством, её поведение поменялось на сто семьдесят девять градусов. Теперь прострация и ступоры – лишь часть её поведения, поесть иногда забывает, во основном же девчонка пребывает в какой-то эйфории и тошнотном энтузиазме. Её руки теперь постоянно чем-то заняты: сейчас вот уборкой одержима, а в начале месяца не выпускала спицы с пряжей. Связала с дюжину экземпляров мелких тряпок, подобия одежды. До Энви не сразу дошло, что это вещи для детëныша, к появлению которого Роза уже начала готовиться. Энви криво хмыкает, обращает внимание на картину внизу: Розе вообразилось, что метла – её кавалер и теперь она галантно вальсировала с «ним» в гостинной, в которой минутами ранее боролась с несколькими слоями пыли. «Воистину пустоголовая,» – Энви закатывает глаза и возвращается к созерцанию потолка, про себя отмечая: Роза – ещё и олицетворение хрупкости людской судьбы и рассудка. Всё-равно её потомству даже на свет не суждено появиться. В нынешней обстановке разрухи, голода и безработицы, щенку лучше будет загнуться ещё в утробе. Если же отродью подвернётся-таки удача вылезти на свет – едва ли проживёт дольше, а то и мать свою ещё утянет. Исхудалая Роза ещё и «подтаяла» мозгами, ибо, судя по её окончившимся весёлым пляскам – будущее едва ли волновало её. Впрочем, Энви и не спрашивал. Как-будто он получит какой-то понятный ответ вместо мерзкого сипения. И вот оно раздаётся вновь, больно колит в уши точно иглы. Зависть поворачивает голову и видит Розу уже с ведром воды и шваброй. – Чего надо? – А-а... яс-с.... ы-ы... кхе-кхе... – Роза закашлялась, опять слишком сильно напрягла горло. Она украткой утëрла подступившие слëзы, сделав вид, что это из-за интенсивности кашля – столько времени прошло, а голос и не думал возвращаться – и посмотрела вверх на балку, откуда на неё таращились змеиные лиловые глаза. – Не понял, – коротко фыркнул Эрик и отвернулся от неё. Очевидно не ожидал, что ему метко прилетит мокрая тряпка, закинутая точно ему на лицо. В мгновение ока физиономия ошалевшего от такой наглости гомункула стала мокрой вместе с волосами. – Ах ты..! Роза испуганно вытаращилась на гомункула – видно, сама не ожидала такого прямого попадания – и тут же принялась намывать гостиную шваброй, словно ничего не случилось. Но вдруг прямо перед ней на пол спрыгнул её спаситель. – Ну-ка постарайся объяснить мне... – Энви помахал перед её лицом тряпкой. Роза виновато покраснела. Сложила руки в алхимическом жесте и чуть поклонилась. «Что-то новенькое.» Девчонка показала пальцем на балку, где недавно отдыхал Энви, и вдруг поводила ладонью в воздухе, второй рукой оставив швабру и потыкав в разные углы, где скопилась паутина. – Понятно, помощника себе, значит, нашла. Не выкупив сарказма, Роза с улыбкой закивала, а потом и вовсе расставила ноги в сторону, чуть присела и взмахнула вперёд руками, имитируя прыжок. Ни то показывала тигра из цирка, ни то просто себя как дурочку, но Энви смотрел на неё именно как на последнюю. И Роза почувствовала себя именно таковой, поэтому взяла швабру и, сделав вид, будто ничего сейчас не было, оставила Эрика с тряпкой в руке смотреть ей в спину, пока она драит пол. Но стоило ей дойти до дивана и попытаться подвинуть его из под ножек, чтоб не ободрать и без того непрезентабельный пол, как огромная мебель просто оторвалась от него и Роза с раскрытым ртом и глазами, наровившими выпасть из орбит, лицезрела, как Эрик одной рукой держит край дивана над головой, второй важно подперев бок. – У тебя догадки нет или ты вдруг изобрела новый метод избавиться от потомства? Передумала опять? – вздëрнул бровь гомункул, а Томас даже возмутиться не могла: так и сидела на корточках с раскрытым ртом. Даже крепкий сосед, которого она просила о помощи, прикладывал усилия, чтоб передвинуть эту скалу, а Эрик стоял с видом, будто держит картонную коробку. – Придай ему бренд. Может, денег заработаешь. Слоганом будет: «Избавиться от своей тяжести с помощью тяжести»! – гомункул триумфально провел свободной рукой по воздуху, словно по тексту. – Ну долго ты на меня таращиться будешь или помоешь в конце-концов? Роза пришла в себя и быстро смыла ковёр из пыли, что прятался под диваном всё это время. А у Энви всё это время из головы не выходил вопрос: что будет, если он внезапно отпустит диван? Только вот Роза успела там домыть, прежде, чем он решил, приведёт ли свою мысль в исполнение. Когда он отпустил диван, мелкие предметы вроде ваз, часов и картин задрожали на своих местах. Томас посмотрела на диван, перевела взгляд на оттряхивающего ладони Эрика, затем снова на диван и снова на сожителя, затем указала на него пальцами и поставила руки в стойку силача. – Хм, я знаю, что великолепен, – гомункул важно вздернул острый подбородок. Внезапно Роза решила исправить своё положение дурочки, которое произвела две минуты назад, поэтому снова показала на балку на потолке и, засипела, приправляя свои хрипы новыми кривляниями, как у обезьяны из зоопарка. Ей было очень интересно узнать, как спаситель забирается туда без подстраховки, поэтому она в кои-то веки решила спросить сама: – Я... х-х-т-х...л-а... уф-ф-фь... тьсь...ак... т-ы с-сап-хы... ифа... ещ-щ... н-а... Внезапно её рот накрыла чужая ладонь. – Всё! Всë, хватит! Этим же пытать можно! Энви показательно зажмурился и заткнул свободной рукой ухо, не обратив внимания, как Роза отрывисто задышала ему в руку – раскрыл глаза только, когда девчонка сама отстранилась, чтоб утереть побежавшие с глаз слëзы. – А? Чего это ты вдруг? – спросил Зависть, изогнув бровь. Не то, чтобы ему не наплевать, ведь жалким людишкам не нужен повод для нытья просто немного любопытна такая внезапная смена настроения. Всё-равно больше заняться нечем. – Что на этот раз? Роза подняла заплаканное, полное обиды лицо и сжала своей рукой собственное горло. Она раскрывала рот в немых словах, словно выброшенная на берег рыба, а на Энви смотрела с осуждением и каким-то... Разочарованием? Что бы взгляд Томас не означал, гомункулу он не понравился. – Ну пардон, я не доктор. Не знаю, что там у тебя с твоими голосовыми связками. На самом деле, Энви неплохо разбирался в людских телах. Но вот собирал плохо. – Проще бы тебе выучить язык жестов. Хоть какой-нибудь. Тебе что-нибудь об этом известно? Роза тем временем немного успокоилась и, утерев слëзы ладонью, покачала головой. «Пф, чего я только ожидал?» – с этой мыслью Энви досадно почесал косматый затылок, обдумывая одну идею. Вдруг Роза достала из кармана толстовки свою записную книжку с ручкой и протянула ему. – ... Не, этого будет мало. Нужен лист побольше. У тебя альбом есть? В ответ на него вылупилась пара лавандовых глаз. – Опять что-ли зависла? Девчонка покачала головой, а потом закивала и оторопело показала пальцем на лестницу. – Мне самому искать? Удивлённая Томас пошла на второй этаж, Эрик последовал за ней. И только сейчас осознал, что в свою задумку Розу не посвятил. Впрочем, какая разница? Он просто не хочет слушать её противное сипение, да и занять хоть чем-то себя надо. Тем временем, сама Роза всё ещё не могла поверить в происходящее, вообще понять его суть. Хоть Эрик и жил с ней продолжительное время, привычки рыться в её вещах или обхаживать комнаты Роза не замечала. Она даже удивлялась, что её кладовая комната, закрытая за ненадобностью, не была вскрыта. Именно там, в ящике письменного стола нашёлся старенький альбом с кривыми рисунками и засохшие краски с карандашами. – Этого достаточно, – Эрик раскрыл чистый лист и из предложенного в зал только просто карандаш. – Короче, я сам в этом не особый спец, но кое-какие основы знаю. Энви огляделся по сторонам и, найдя старенькое продавленное кресло, плюхнулся в него, закинув одну ногу на колено. Роза осторожно присела рядышком на подлокотник. – Вообще этих языков много, пантомимика там всякая, просто мимика и прочее, прочее, прочее, – он пренебрежительно помахал ладонью по воздуху, имитируя жесты. – Людям лень было оставить хоть один язык для удобства, поэтому они залезли в ещё более глубокую ж... В смысле, если говорить конкретно о жестах, то совершенно разные движения могут означать одно и то же слово. К примеру, м-м-м... Жить! Это можно показать так. Он сложил руки в замок и сделал ими круговое движение перед собой. – А можно так, – в этот раз гомункул вскинул вытянутые руки над головой, чуть не задев нос Розы. – Или вообще так, – Энви v-образно сложил рëбра ладоней себе на живот. – И это ещё даже не все жесты. У Розы волосы встали дыбом. Примерно так она себя чувствовала, когда Эдвард объяснял ей суть алхимии в церкви. Примерно то же сейчас ей казалось невообразимо сложным в языке жестов. – Короче, чтоб не разбираться со всей этой катовасией, мне проще научить тебя дактилю. Ещё одно заковыристое словцо, ломающее мозг. – Это алфавитный язык жестов. В нём задействованы преимущественно кисти рук и пальцы. Да, действий в какой-то мере больше, но мне он кажется проще и понятней. Впрочем, сейчас сама всё увидишь. И Эрик принялся старательно рисовать в альбоме каждую ладонь в определённом положении с индивидуально сложенными пальцами. И делал он это с такой анатомической – академической? – точностью, что челюсть Розы вновь чуть не встретилась с полом. Под каждой рукой он подписывал букву алфавита, чтоб делать картину понятней. Она из-за его плеча, всё так же сидя на подлокотнике, молча созерцала работу чужих рук. Девушка мысленно записывала каждый жест в своём сознании. Незаметно, её ладони сами начали принимать положение, как на рисунках. Но, чем больше Эрик вычерчивал алфавит, тем меньше Роза обращала внимание на рисунок и сосредотачивалась взглядом на руки своего спасителя.  Томас только сейчас заметила, насколько они у него изящные, белые, с вытянутыми пальцами и аккуратными изгибами, словно их сами мастерил художник. При том, что эти руки обладают недюжинной силой, не имея ни единого шрама, кривизны или засохших сорванных мозолей. От этих мыслей, к скулам девушки прилило лëгкое тепло. – Готово. Надеюсь, понятно. Он протянул ей альбом с нарисованным дактилтным алфавитом. Роза поразилась, насколько красивы были рисунки, казалось бы, обыкновенных кистей рук, каждая из которых, однако, показывала жест, означающий определëнную букву. – Попробуй что-нибудь «сказать». Роза посмотрела на шельмовское выражение лица, затем на получившуюся картину и, нахмурив брови, решительно кивнула. Она встала со своего места перед сидящим в кресле Эриком, подняла руку и получила первое замечание, хотя урок только начался. – Прекрасный вид. Руку повыше только. А то я не могу видеть через альбом. Девушка кивнула и подняла руку почти над головой, чем вызвала только смех. – Не надо её забрасывать, достаточно просто отставить в сторону или поставить перед собой так, чтоб «собеседнику» видно было, что ты хочешь показать. Сделал он это замечание с запястьем Розы в своей хватке – не сильной, поэтому девушка подавила рефлекс вырваться – которую поставил определённым образом, при этом придерживая саму Томас за плечо, чтоб не вертелась, как манекен. Хоть по позвоночнику побежал холод, а внутреннюю сторону бëдер забило тупой фантомной болью, Роза стойко выдержала чужое прикосновение. Она яростно крутила в голове мысль, что к ней прикасаются руки человека, который вызволил её из ада. И эта мысль не то, что успокоила – заставила тепло на скулах стать ощутимее. Дыхание со свистом вырвалось из полной груди Розы, когда Эрик отпустил еë руку и по-барски уселся в кресло, подперев щëку ладонью. Отпустил. Не скрутил, не заломил, не бросил её саму на пол, не... Роза мотнула головой, набрала в лёгкие побольше воздуха и, держа руку на готове, пробежалась глазами по жестам, как вдруг Эрик громко зевнул и поднялся с кресла. – Ладно, давай тогда ты подучишь, а потом что-то покажешь, – Энви устало выдохнул, почесав затылок. Хоть торопиться ему было некуда, но терпение у него было ни к чёрту. – А то, пока ты сейчас выберешь, что «сказать» пройдёт... Зависть потянул руки вверх, разминаясь и вытягиваясь. Рëбра его вытянулись птичьей клеткой, как вдруг его тело заключили в кольцо худых рук. Энви оторопело вылупился. Тело отзывалось приказом убрать источник внезапного контакта, привычно воспринимая, как угрозу. Вот только, какой ему урон могла нанести тщедушная девчонка, которая секунду спустя почти что отпрыгнула от Зависти, как ошпаренная, словно не она секундой ранее полезла обниматься. На самом же деле Роза, несмотря на то, что в её руках был полностью прописан новый способ общения, она выбрала жест выражения благодарности, который был знаком ей с детства. И это объятия. Те немногие семь секунд – Роза насчитала! – хлестали её тело разрядами тока изнутри, призывая одëрнуться и почему-то бежать прочь так далеко, как только можно. Сердце стучало. Роза была по-настоящему очень благодарна Эрику. Да, у него порой отвратительная манера поведения, его так называемый «юмор» иной раз просто завуалированное или же откровенное оскорбление. Но не будь его, Роза сейчас бы не стояла на своих двоих, накормленная и с новым средством общения. Здесь, перед ним. Девушку бросало то в жар, то в холод. Лицо покрылось испариной. Она тяжело дышала через нос, всю её саму потряхивало. Выглядела Томас так, словно за ней гналась стая бешеных собак. – И? Она посмотрела на него. Эрик важно поставил руки в боки. Нет, конечно у гомункула была догадка, что люди подобным жалким образом выражают свою благодарность, но это... Вся его сущность шипела змеëй в ядре философского камня. Роза же, кажется, уловив странное расположение духа сожителя, уткнулась лицом в альбом и стала жестикулировать в воздухе одной рукой. Эрик внимательно читал неумелые, кривые жесты и первое выведенное слово даже несколько повергло его в ступор. – Кровать? Нет, конечно, подобный вид благодарности тоже существует и Энви с ним знаком, но чтоб Роза Томас предлагает подобное после произошедшего с ней? Однако, девчонка активно закивала головой, а значит, гомункул прочёл всё правильно, что ввело его ещё в большее недоумение. Впрочем, даже Отцу, как оказалось, недоступно было понимание всех головных тараканов людей. Однако, уже мгновение спустя Роза нездорóво зарделась. Видно, поняла двусмысленность выведенной фразы. Её снова затрясло, она вжала голову в плечи, при том умудряясь ей мотать. Злосчастный алфавит дактиля девушка теснее прижала к груди, а пальцем свободной руки ткнула в пианино у стены. Но затем, вновь обратившись к алфавиту в альбоме, в воздухе показала новое слово. – А л х и м и я. Энви передëрнуло. Во-первых: эта девчонка имеет представления об алхимии чуточку больше, чем остальные жители этого вшивого города. Во-вторых: она все-таки не так глупа, раз понимает, что проще попытаться сделать из ненужной мебели в будущем необходимую вещь, нежели побрести в её поисках по небезопасным улицам города, в котором расчитывать на помощь других людей – дичающих от испытаний гражданской войны – гиблое дело. – Ты умеешь пользоваться алхимией? Роза мотает головой и показывает раскрытыми ладонями на Эрика в вопросительном жесте, но для убедительности жестикулирует свой вопрос не без подсказки альбома в своих руках. Гомункул терпеливо ждал. – А т ы? – Я знаю, – не соврал Энви, подозрительно сощурившись. Знания же не означают способность пользоваться. Хоть Розе и во сне не могло присниться, кем был его великий создатель. – Только вот зачем тебе кровать? С твоей, вроде, всё в порядке. Вопрос встал как-то машинально, хоть Зависти вообще было неинтересно. Томас, однако, раскрыла чистый альбомный лист и вдруг потянулась ладонью к лицу Энви. Осеклась, словно тот собирался её укусить. А у гомункула возникла такая мысль. Оказалось, Роза потянулась за карандашом, который Зависть сунул под бандану по привычке. Он и не заметил. Аметистовые глаза внимательно следили за действиями девчонки. Та очень осторожно вытянула карандаш, легонько полоснув кончиком стержня по чужому виску и скуле. Не удержавшись, Энви щëлкнул челюстями возле её запясться. Роза дëрнулась, гомункул захохотал. Томас нахмурилась и покачала головой, словно перед ней был разбалованный ребёнок, но принялась что-то чертить на листе. То, что она нарисовала было приятно Завистью сначала за клетку, что он и озвучил. Роза помотала головой и в качестве подсказки указала себе на живот. – А-а-а, понятно, – он наклонился, будто получше рассматривая картину, и исподлобья глянул на Розу. – Кровать для детёныша. Томас довольно закивала и вновь указала на пианино у стены. – Да, думаю, материалов должно хватить. Девушка облегченно вздохнула и тут же передëрнулась, услышав громкие шаги на лестнице. Кто мог зайти в дом? Они с Энви переглянулись. Роза никого не могла ждать. Эрик тоже качнул головой. Ни у кого больше не было ключей от её дома, даже у него. Присутствие незванных не радовало и Энви. Пару раз он, возвращаясь с уличных вылазок, натыкался на банды мародëров, которые желали проникнуть в дом Розы. Однако, после встречи с гомункулом, они еле вылезли живыми, значит, это не простые воришки, а кто-то другой. Его поза стала угрожающей, Зависть был готов к атаке, пока заплакавшая Роза, задыхаясь, отходила назад, не отпуская от груди альбом. Только вот шаги, хоть и были быстрыми, но не тяжёлыми, как от берцев солдат. Дверь распахнулась, в комнату влетела тëтка. – А, это ты, – Энви тут же успокоился. – Ты... – вырвалось у запыхавшейся мадам Ливии, – ещё здесь... Зависти не понравились её слова. – Ага, в отличие от вас, – он развёл руки в сторону. – Надоумили меня на эту авантюру, а вас самой и след простыл. Теперь ещё и заявляетесь без приглашения, пугаете тут. Вы как вообще вошли? Энви кивнул на успокоившуюся Розу, которая всё ещё была бледнее самой смерти. Пребывая в послешоковом состоянии, девушка не могла и с места двинуться, хоть и была безмерно рада мадам Ливии. – Я уходила на фронт медсестрой! Тëтка была в медицинском халате с докторским саквояжем. – И дверь была открыта! Роза, как же так! Ты же знаешь, как сейчас на улице опасно! Роза вспомнила, как Эрик вернулся с «разведки обстановки». Она открыла ему дверь, а запереть очевидно забыла. Ужас вновь прополз вдоль позвоночника и не желал проходить даже в объятиях знакомой и дорогой женщины. – Милая, как ты? – женщина заботливо погладила Томас по волосам. – Как голос? Ты бы слышала, что говорят местные... Почему ты не выходишь из дому? Девушка лишь положила ладонь на горло и с грустным лицом покачала головой. Мадам Ливия нахмурилась. – Детка, лучше ничего от меня не скрывай. Почти три месяца прошло, – строго прочеканила женщина. – Голос уже давно должен был вернуться. Значит, это психологическое. Что ты видела? Что с тобой сделали? Это... Это что? Мадам заметила альбом в руках Томас. На раскрытом к ней листе была нарисована детская кроватка. Роза, не живая, не мёртвая, судорожно расстегнула мешковатую розовую толстовку. Под ней было зелёное платье, ткань которого девушка затянула за спиной. Даже при выраженной худощавости едва ли можно было увидеть признаки беременности, но Ливия всё поняла. Вдруг за спиной шокированной женщины раздался свист. Энви присвистнул в предвкушении драмы, но, кажется, тëтка поняла это по своему. Видно, якобы фальшивой непричастности. Только вот к чему? Зависть не смог догадаться из-за полетевшего в него саквояжа. – Ах ты подонок! Да как ты посмел?! – Чего?! – гомункул перехватил кулаки, с которыми на него налетела женщина. – Благодарность себе такую запросил?! Да как тебе только духу хватило! Паразит! Энви посмотрел на Розу, та, видимо, сама не ожидала такого исхода. Она не могла разорвать зрительный контакт со своим спасителем, хоть в округлившихся глазах и стояли слëзы. – Или ты её..!? Ты..! Зависть злобно зарычал. Тëтка брыкалась в его хватке, как вдруг подбежала Роза и принялась оттягивать её от него, что, на удивление, удалось и девушка тут же приняла оборонительную позицию, заслонив Энви собой, широко расставив руки, не давая возможности гневной Ливии пробраться через «баррикаду». Энви ослепило вспышкой воспоминаний, а тело пробило судорогой хватки автоброни Стального алхимика. – Роза, уйди! – растрепавшаяся причёска делала женщину похожей на ведьму, но Томас не боялась, как вдруг на её плече сомкнулся белый паук-ладонь Эрика, отставляя девушку не много в сторону. – А в чëм проблема? – голос его был будто замогильным. – Вы что же, хотели, чтоб вместо меня были, скажем, те солдаты или какие-нибудь уличные мародёры? Энви шипел не хуже гадюки, а Роза будто умирала внутри орган за органом. Слово за словом. – Да ты... Ты..! – женщина было снова схватилась за саквояж, но Зависть и тут её опередил. Отодвинул Розу за себя, выдвинувшись вперёд, почти кончиком своего носа утыкаясь в нос Ливии, и перехватил её за запястье. Зловещие фиолетовый глаза обещали сожрать душу. – Поздновато спохватились, – из под бледных губ виднелись клыки. – Мы так прекрасно уживались душа в душу, пока вы не появились. Что-то Роза-то ваша не особо жалуется, в отличие от вас. Ведь так, Роза Томас? Девушка, точно опьянëнная, слабо качнула головой. Вид её был такой забитый, что мадам Ливия принялась вырываться из хватки. – Это не давало тебе права..! – Давало. Голос Энви изменился – теперь он проникал в каждый нерв тела и отдавал эхом. Женщина оторопела и перестала вырываться, саквояж выпал из онемевшей руки, в которую попросту перестал поступать кровоток из-за медвежьей хватки на запястье. – Ещё как давало, – вкрадчиво повторил Энви. – Потому что я спас её, вытащил, когда никто из вас не смог. Я добыл ей еду, чтоб она не померла с голоду. И паралельно мне приходилось отгонять от дома чёртовых мародëрствующих людишек, – хоть Ливия и была выше Эрика, он умудрился нависнуть над ней угрожающей тенью, которой покрылся из-за скрывшегося солнца. – И всё это пока вы неизвестно где давились своими жалкими, никому не нужными переживаниями. Зависть отпустил женскую руку и та тотчас прижала её к себе. Комната потемнела и в посервшей обстановке мерцали только два змеиных глаза аметистового цвета. Вся ситуация порядком вывела гомункула из себя. Он вывел спектакль в пользу своей причастности к беременности Розы только потому, что хотел раскрыть лицемерие людской ценности «добро за добро» и показать это зарвавшейся человечишке, хотя рука зудела от невыпущенных когтей и желания вспороть тëтке брюхо. И он почти поддался желанию, шагнув вперёд, как вдруг к нему подлетела Роза и прижалась своими губами к его щеке, даже не причмокивая. Причём её руки, которые незаметно оказались на его плечах, дрожали как при ломке. Мадам Ливия ахнула, а девушка посмотрела ему прямо в глаза, поджав губы. Решила вовремя присоединиться к спектаклю – думает Энви, глядя, как обернувшаяся к тëтке Роза хлопает себя по груди ладонью, параллельно кивая на него через плечо. – С-с-са... мъ... а... – Сама?.. – Ливия перестала массировать своё посиневшее запястье. – Роза, как же так? А как же Кори? Девушке стоило больших трудов, чоб не разниться плачем. Собственные лёгкие подводили её, она никак не могла выровнять дыхание, не говоря уже о не унимающейся дрожи. Слишком много душащих розговоров о том, о чëм она говорит не хочет. Слишком много телесных контактов с её стороны. По ощущениям они были сравнимы с самосвеживанием. Упоминание погибшего возлюбленного и вовсе заставило загрызть в мясо собственные губы, которыми Роза совсем недавно прижималась к щеке Эрика. Пусть это было вынужденным обстоятельством, чтоб не догадались об изнасиловании военными, из-за чего сейчас внутри неё рос плод. И он сейчас в её животе забурлил зловещим зельем и наровил быть выблеванным наружу. Вид её был нездоров и дрожь стала крупнее. – Роза? Роза, тебе плохо? Мадам Ливия хотела взять её за плечи, ибо весь вид Томас кричал, что она сейчас упадёт, но чья-то жилистая рука подхватила её со спины раньше, обняв за плечо. Приятная прохлада остудила горячую кожу вместе с новым импульсом тока в тело. – Шли бы вы и дальше работать, откуда бы вы не явились, – сказал Эрик, в голосе его было нескрываемое довольство. – Мы тут как-нибудь без вас справимся. Верно, Роза? В висок пришло короткое прикосновение с громким чмокающим звуком. Девушка слабо кивнула. – Детка... – женщина взяла её за руки, предварительно стряхнув ладонь Эрика с плеча Розы. – Ты, главное, не бойся, если тебе нужна помощь... – Поздно уж. – Помолчи наконец! – вскрикнула Ливия. – Тебя же все потеряли. Слухов столько пошло. Пусть наши местные хотя бы увидят, что ты жива-здорова. И Рик тоже ждёт тебя. Место твоё никто не занял... При упоминании бывшего начальника Роза подняла глаза. Отголосок прошлого – тяжёлого, но не такого мрачного – заиграл яркими красками в памяти. – Работать всë-таки надо, – женщина гладила её по рукам и вывела на себя вперёд в безопасную от Эрика дистанцию. – Хоть с травмами, хоть без... Надеяться на кого-то вечно не получится... Ты можешь оставить нас одних? Энви помрачнел, нахмурился, но пожал плечами. – С превеликим удовольствием. Он вышел из комнаты, закрыл за собою дверь, а по ту сторону сразу полились вопросы. Гомункул расслышал «И давно..?» и «Точно не силой?». Зависть вернулся на своё излюбленное место – на балку. Жужжала, как назойливая муха, мысль в голове, что заседелся он в этом доме и вообще в городишке. Вот только сейчас везде военные, а снова прятаться в звериных обличиях Энви не хотелось. Да и, что уж греха таить, даже раздражающие людишки – такие, как эта тëтка или сама Роза Томас – приносили хоть какое-то подобие развлечения для ныне пустой жизни гомункула. Прошло около часа и тëтка вышла из комнаты, Роза проводила её до двери Они обмолвились парой фраза и надоедливая женщина скрылась вон. – Она надоедливая. Томас подняла голову, зная, что найдёт его там. Энви спрыгнул к ней, а девушка вдруг поклонилась ему почти в пол. Со стороны казалось, будто она увидела что-то интересное на полу. Однако, это оказался поклон. Ухмылка растянулась на лице Зависти зловещей маской. – О, я полагаю, это извинения? – он подхватил Розу за подбородок и поднял на уровень своего лица. – Ну да, эта тëтка довольно подбесила меня. Вот только... На его лице снова заплясали зловещие тени, а хватка на чужом подбородке усилилась. – Мне не нужна твоя жалость. У Зависти всё зудело от злости, когда Роза заслонила его собой, словно ему было не под силам утихомирить разбушевавшуюся тëтку. Томас же изумлëнно хлопала глазами, не понимая сути. – Поняла? Роза кивнула, непроизвольно потеревшись губами о подушечку большого пальца Эрика. – Но, честно признаюсь, мне понравилось, – Энви потыкал пальцем свободной руки себе в щëку, в которую недавно вжималась губами Роза. На самом деле гомункул хвалил оригинальность и эдакую отчаянность подхода Томас к ситуации, чтоб их так называемая «связь» выглядела убедительнее. Роза же поняла это, видимо, по-другому, поэтому незамедлительно вырвалась из чужой хватки. Энви безоружно поднял руки и ушёл, оставив Розу наедине со своими мыслями и брошенной шваброй. Весь оставшийся день они словно избегали друг друга. Гомункул вновь, словно полтергейст, скрылся в стенах дома, который активно намывала Роза. Лишь только поздним вечером она обнаружила его на излюбленной балке. Она помахала ему рукой, чтоб привлечь его внимания. – Ну что? – без интереса посмотрел на неё Энви. Его голова была полностью откинута на балку, от чего его волосы свисали словно клубок змей. Розе подумалось, что она могла бы дотянуться до их кончиков. Но она пришла не за этим. – Р а б о т а, – прожестекулировала она в воздухе, свободную руку положив себе на грудь. Энви даже повернулся на бок, чтоб лучше смотреть на девочку, что с его положения казалась муравьишкой – А ты быстро учишься, – гомункул не хотел говорить это вслух. Само как-то вышло. – А не поздновато ли ты собралась? На памяти Зависти много «ночного рода» профессий разводились в тревожное для людей время. – З а в т р а, – ещё одно выученное слово. «Молодец», – Энви чуть не дал себе пощëчину, но во время одëрнул себя убеждением, что просто хороший учитель. – Ну и какое мне с этого дело? Роза лишь молча пожала плечами, потупила взгляд, а потом и вовсе ушла. Чего от него добивалась девчонка – Энви так и не понял. Как и сама Роза. Тем не менее, именно к нему она подошла снова утром со свëртком какой-то одежды. – Что это? – спросил Энви с балки. Роза подошла поближе и протянула руки вверх, как вдруг перед ней показалось перевёрнутое вверх тормашками хищное лицо сожителя. Тот, держась одними стопами за балку, свесился вниз прямо перед ней, заставив от испуга вскрикнуть и выронить комплект чистых вещей. – Одëжка? – цинично оглядел вещи Эрик, спустившись и перестав изображать из себя летучую мышь. – Ну и зачем она мне? Томас поднялась и смущëнно повела ладонью по его фигуре. – Мне не нужно это тряпьë. Мой наряд великолепен. А ты разве не собиралась на работу? Роза кивнула и показала на дверь. До Энви вдруг дошла догадка. – А-а-а, ты хотела, чтоб я с тобой пошёл? – раскусительно протянул гомункул. Томас тут же покачала головой. Замахала руками, образно объясняя, кажется, его вылазки на улицу и что ему, может быть, холодно – по крайней мере, так понял Энви. Как объяснить, что его наряд несколько экстравагантен для их города – Роза не придумала. Потому просто решила развернуться и уйти, как вдруг её поймали за плечи и развернули обратно. Тело пробил мандраж. – Я передумал. Я пойду с тобой! На лице сожителя расцвела такая ралостая улыбка, что глаза сузились в щелочки лисьего прищура. Удивление помогло Розе не много преодолеть дрожь от внезапного прикосновения. – Просто немного, прогуля-я-яюсь, разведаю обстановку... О! – Эрик щëокнул пальцами в воздухе. – За одно тебя провожу. Думаю, ты мало заинтересована в том, чтоб тебя снова утащили. На лице девушки засталы маска ужаса, она яростно помотала головой. – Вот и чудно! Ой, – гомункул посмотрел на оставленный на диване комплект вещей, которые поспешил взять. – Только приоденусь. Дай мне минуточку. Энви хотел было скрыться на втором этаже, но к его удивлению, туда пошла именно Роза, жестом показывая, что она что-то забыла, зато ему раздолье для переодевания. Томас с трудом преодолевала волнение в груди: Эрик согласился с ней пойти! Достаточно того, что она рисковала безопасностью себя и своего ребёнка. Но рисковать ещё и своим спасителем она не намерена. И пусть в его теле таится недюжинная силища, которую сложнотсебе вообразить... «Лишним это не будет...» – думает Роза открывая ключиком нижний ящик комода, там в старой книжке с тайником лежал коронной револьвер. Тот самый, которым она выстрелила в Альфонса из-за манипуляций проклятого мошенника Корнелло! «Дура... Тупица...» проклинает себя Роза, пряча пистолет в карман розовой толстовки и поторопилась вниз, где её уже ждал приодевшийся Эрик. – О, вернулась, – он запрокинул голову, глядя на неё из-за плеча. Старая одежда Кори сидела на нём, наверное, даже лучше, чем на почившем возлюбленном, ведь после детдома он так и не смог избавиться от сильной худобы, которую имел и Эрик, однако, при нём ещё и была мускулатура, которая в нужных местах натягивала зелёную футболку и тëмного оттенка штаны на подтяжках немного военного стиля. – Ну что, пойдём? Перед выходом Роза дала ему ещё и старые берцы Кори. Выход на улицу показался ей событием века. Она почти отвыкла, какого это – идти по знакомым улицам под палящим солнцем пустынного городка. Отвыкла идти с кем-то. Эрик держал позицию позади неё, засунув руки в карманы и с неким любопытством бросая взгляды на бездомных и попрошаек, на которых Роза наоборот старалась не смотреть. В частности на страшных женщин в лохмотьях с исхудалыми детьми. – Не боишься стать такой же? – спросил Эрик, как только они вдвоём завернули за угол, выйдя на новую улицу. Вопрос ударил в лоб словно разряд тока. Роза бросила короткий взгляд на проулок с людьми – когда-то они были простыми граждаными Лиора, а ныне были в шаге от полной обречëнности – и, не выдержав картины, зашагала дальше. – Ну и правильно. Жалкое зрелище, в конце концов, – он аналогично ей посмотрел на последок в переулок с попрошайками. – Они потеряли свои дома, работу, – Эрик заложил руки за голову в раслабленном жесте. – У тебя пока что есть жильё и еда, тебе не стоит переживать на это счёт. Тем более твоё потомство... Роза резко повернулась к нему, вцепившись своим осуждающим лавандовым в взглядом в его – циничные лиловые. И ухмылка на его тонких губах была соответствующая. – Ты что-то хотела, м? – он выгнул бровь, но Роза лишь опустила лицо, развернулась и пошла дальше. Энви плëлся за ней и ухмылка не сходила с его физиономии. Кажется, он знал, куда идёт Роза, ведь выучил маршруты своих вылазок. В пару кварталов от церкви находилась кофейня, возле которой ему доводилось наблюдать людишек, ожидающих подачу корма. Как только они вдвоём подошли ближе, то смогли разглядеть аналогичную картину. Старики, женщины и дети тянулись в очереди за порцией похлëбки. На Розу сразу нахлынули воспоминания, но подавать знак для привлечения внимания не стала. Какой-то лёгкий трепет охватил её, когда она вышла на освящённую солнцем дорогу, люди не замечали её, за спиной Эрик, перед носом прошлая жизнь, а в животе – будущая. – Роза? Это же Роза! – Роза! Смотрите, Роза! – И этот здесь! Энви тактично пропустил мимо ушей обращение к себе, в то время как Розу уже облепили разновозрастные дистрофики, которые наперебой завалили её вопросами. Апогеем же стал хозяин кафетерия, который отставил в сторону поварëшку с тарелками и, перетянувшись через стойку, заключил девушку в объятия. – Жива! Жива, девочка моя, живая! Какая же ты худая! На глаза у девушки навернулись слëзы. Она едва сдерживалась, чтоб не начать вырваться и не закрыть уши от голосов. Солнце засветило ярче, показывая ей, что что-то от её прежней жизни ещё осталось. – Ух ты, смотрите, кто явился! Вперёд вылезла боковатого вида старуха, которая оглядела Розу с ног до головы, а из толпы людей раздалось: – И кавалера-то своего притащила, прихвостнуть. – Да в порядке всё с ней! Девушка неосознанно вжала в голову в плечи. Её глаза затравленно бегали по исхудалым людям, которые сохраняли непринуждённый вид. – А чего это ты так укуталась в такую жару? – продолжала старуха, спокойно протянув руки к забытой похлëбке на стойке. – Не иначе как брюхатая, – шепнул чей-то затаëнный шёпот. Томас заозиралась по сторонам и в минуту её пробил немой ужас: люди потеряли свои лица, а голоса смешались в какофонию с переодическим визгом в голове, как от скрипа иглы на грампластинке. Страх сковал движение в теле, а то оледенело, будто на нём не было ни единой вещи. – Ой, что бы Кори сказал... – М-да, могла бы найти кого поприличнее. – Не иначе богатей. А то на что глядеть-то? – Да чего бы богатей забыл у нас? – Это в каком же отчаянии надо быть? – А ну цыц! – гаркнул со всей силы хозяин кофейни, стукнув поварëшкой по прилавку. – Развопился курятник! Сейчас погоню всех! – А тебе самому, Рик, не обидно? – спросил какой-то мужчина с тарелкой супа, облизывающий ложку. – Такую девку потерял! Эх, Роза, вкусы у тебя, конечно... – Ну хоть не кто-то из вояк, – женщина в шали презрительно кинула взгляд на девушку, что грозилась разрыдаться. – Лимит доверия кончился, Роза? Попользовали и бросили? Не всë-то тебе живиться. – Вот-вот, мы про тебя давно наслышаны! «Они знают» – ужасом пронеслось в голове. В мгновение ока все люди преобрели очертания военной формы, откуда-то раздался гаркающий смех. И в это самое мгновение плод внутри Розы, что был ей спасением, стал несоизмеримой тяжестью, которая грозилась вот-вот выйти с желчью через рот. Девушка отшатнулась назад, как загнанный в угол зверëк, пока чья-то жилистая рука не поймала Розу за плечо. Фальцетный, надменный смех огласил небольшой закуток. Он был настолько звонким, настолько чистым и полным какого-то искреннего веселья, что Роза была поглощена смехом Эрика, не замечая, как тяжело ей стало на плече по причине того, что её спаситель согнулся в приступе смеха. Толпа перестала гомонить и обратила внимание на Энви, который все-таки смог отсмеяться. – Хах-х, ха-ха, – он театрально утëр слезу. – Вот уж точно... Самый ценный ресурс на войне – это людские языки! Настоящий деликатес! Самые разные сорта! Чего только не услышишь! Нет бы... Ха-ха... На еду силы беречь..! Ха-ха! Он продолжал смеяться, как припадочный под округлившимися глазами. – Прикусил бы ты свой язык! – крикнула ему с возмущением какая-то женщина. – Работай им в другом месте! – это уже был щупленький мужчина, показательно засутивший грязные рукава на локти. – А вам даже это не светит! – хохотнул Энви, по локоть закинув руку Томас на плечо. – М-да, вот это кадр, – вперёд вышла женщина в рваном платке. – Роза, ты бы его пристыдила, что-ли? Чего молчишь? Как бы Кори его увидел – так погнал бы! Такого парня ждать обещала, а как умер, так всё! Боюсь представить, что бы он сказал тебе, если бы мог увидеть! Посмотри на себя..! – Покойники не разговаривают, дамочка, а вам бы тоже не помешало поразвлечься, – Энви положил подбородок Розе на плечо. – Колечко есть, а вы одна. Есть возможность ведь! Гомункул высунул язык и двусмысленно провёл им по верхней губе, от чего женщина возмущённо обомлела, зарделась и шагнула назад. – Хамло! – Свинья! – Тварь! На губах Энви возникла безумная улыбка, дыхание его стало глубоким. «Да. Вот оно.» – старое чувство и азарт засосали под ложечкой. – Вы все не более, чем гомонящая толпа овец, – по-ораторски громко и важно сказал Энви с невозмутимым видом. – Толпа оборванцев, читающих мораль! О-о-о, как же я это обожаю! Никакая еда слаще не будет слухов! Вы даже не представляете, насколько жалко и ничтожно выглядете. Он сделал шаг навстречу толпе, поставив руки в боки и вытянув вперёд шею, как вдруг его запястье схватила Роза. Зависть бросил на неё через плечо незаинтересованный взгляд. – Что ты на меня так смотришь? Ты не можешь ничего сказать. Ой, или жалеешь их? – он приблизил своё лицо к её собственному и перехватил её ладонь, которой она держала его запястье. – Неужели ты и вправду думаешь, что когда тебя утащили солдафоны – все дружно спали и никто ничего не видел и не слышал? А может, все дружно вызволять тебя пытались? А может бунт поднять, как в случае с церковью? Ох, но им бы тогда не было, что обсуждать! Роза смотрела на него не живая, не мёртвая, а Эрик так задорно улыбался, как ребёнок на дне рождения в цирке, и говорил специально громко и чëтко, очевидно для лучшей слышимости. Вдруг девушка увидела нависшую над ним громоздкую тень с закинутой большой палкой над головой. Только Томас раскрыла рот в крике, как вдруг здоровенный мужчина, что хотел напасть – ел песок, зарывшись лицом в землю, а его плечо жутко хрустело от заломанной Эриком руки. Толпа стихла, остались только испуганные шепотки. – Если таких как вы сметёт в кои-то веки обстрелом или взрывом – город ничего не потеряет, – важно проговорил Энви, отпустив руку мужика и показательно зевнув и размяв шею. – Уа-а-а, ничего нового, только утомили и зря время моё потратили, блин. Как хочешь, Роза, а мне надо помыться. Вонь тут неимоверная! Зависть развернулся и пошёл обратно к дому, не слушая возмущённый воплей и проклятий в свой адрес. Обратите он на них внимание – все тотчас до единого были бы разорваны в клочья. «И вот это вот – создания, способные любить, несмотря на всю боль? Вот это вот – те кто ценит дружбу, товарищество и поднимает голову, когда даже надежды нет? Вот умора-то! – гомункул пыхтел, на его лице вспухли вены, а склеры почернели. Мысленно он обращался к Эдварду Элрику, что оперировал такими аргументами в защиту чести своих сородичей. – Какое убожество! Люди находят выход из дерьма унижением и давкой себе подобных. Вот вся их суть! И ради таких вот вы, достойные люди, выбранные в ценные жертвы – решили сражаться за вот этих..!» Его мысленную тираду Эдварду Элрику оборвало шарканье за спиной. Энви обернулся готовый просто убить проходимца, что осмелился преследовать его. Но только он развернулся, как встретился взглядом с испугавшейся Розой, что, оказывается, всё это время шла за ним. Энви улыбнулся. Хоть какие-то мозги есть у этой девчушки. Не до конца бсехребетная овца. Почти. Как только дверь дома за ними захлопнулась, Энви собрался на кухню. Только фронтовые новости пропустил, впрочем, невелика потеря. Он получил то, за чем пошёл вместе с Розой. Доказательство людской сущности, которую он и так знал. Вдруг его со спины заключили в объятия, а плеча коснулись мокрой щекой. Тело гомункула пробила лёгкая дрожь, но он тут же поспешил стряхнуть руки плачущей Розы. – Если ждёшь от меня утешений или жалости, то не к тому обращаешься, – гомункул обернулся и увидел заплаканное лицо девушки. – В принципе, ты мало, чем от них отличаешься. Такая же жалкая, пугливая и забитая, не способная дать отпор. Роза в мгновение перестала плакать, застыв. – Это сейчас тебе везёт, что я здесь. Да и ты прекрасно осведомлена, что я делаю это от скуки, – Зависть развёл руки в стороны. – Но меня всегда здесь не будет. Он отвернулся от неё и пошёл на кухню. – Лучше тебе все-таки было прикончить своё потомство, пока есть ещё время. В конце-концов, выживать ему тут с тобой будет крайне не просто. Энви был готов на всё, чтоб людей стало меньше. Ничтожных, убогих, лицемерных, недосягаемых. Вдруг гомункул остановился, схватившись рукой за косяк кухни и обратился к смотрящей ему в спину Розе. – Впрочем, ты могла бы исправить это положение. «Обратить их в пыль». Томас прошибло током от последних слов. – Мне даже интересно было, откуда у тебя пистолет. И скрылся на кухне, из которой зашуршало радио. Роза думала над его словами до глубокой ночи, а потом и утром, когда месила тесто и прятала его в духовку. Её злость на Эрика и чувство унижения не прошли даром – именно с такими мыслями она вернулась поздно вечером и включила духовку. Томас подсознательно была готова увидеть сожителя, когда обернётся в сторону входа и не прогадала. – Как прошло путишествие? Девушка, проверив, работает ли духовка, положила на стол записную книжку, которая была исписана до конца. Энви, интереса ради, открыл её и прочитанное неприятным покалыванием отдалось в груди. Роза была зла на него. Так зла, что снова возвращалась в тот день, когда он спас её. В тот день, когда она приняла решение оставить ребёнка. Её мучители обратились в пыль. Эрик поведал ей это. И Эрик помог ей раскрыть истинную сущность сограждан, которым прежде Роза милосердно раздавала еду и поддержку в трудные часы. На самом деле она их не винила. В конце-концов, оставаться всегда человеком трудно. Но Роза – человек. Так думает она, положив руку на живот. Человек способен порождать жизнь. А для этого нужно уметь её защищать. Свою злость на Эрика она обратила на граждан. В утренние часы она дошла до кафе и с помощью записной книжки объяснила старику Рику ситуацию со своим голосом. Тот радушно принял её на работу. Весь день работы Роза впервые радовалась своей немоте – оказывается, людей может по-настоящему разозлить, когда им не отвечать на вопросы личного характера. Старик Рик, конечно, помогал ей, уводил в сторонку и шептал утешительные слова, как собственной дочери. А Роза искала утешения в уголках и тенях в толпе, надеясь, что там возникнет знакомый косматый силуэт. Она мысленно внемлила ему, просила о помощи, держалась за живот. Томас отчаянно хотелось сохранить жизнь ребёнку, ведь от него зависла её собственные жизнь и рассудок. Последний потерпел удар, когда в её адрес прилетело: «шлюха». Роза помнит только, что вот её тошнило в бережно поставленное Риком ведро, а вот уже она видит испуганных людей, на которых направлена её собственная дрожащая рука с револьвером, зубы до скрипа сжаты, а щëки мокрые от слëз. Испуганный Рик осторожно взял её за запястье и опустил его, сказав, что женщина-хамка убежала. Розу же захлестнуло такое странное чувство возвышенности, что она даже не понимала, почему плакала. Горечь и обида оставили её, плод внутри ощущался как-никогда живым, а глаза продолжили искать силуэт её личного полтергейста-спасителя уже с надеждой и... И... Это было похоже на хвастовство, но... Роза почему-то краснеет, когда смотрит, как Эрик читает каракули в записной книжке, которую девушка исписала до последней страницы. – Понятно, – Энви захлопнул книжку, уголки его губ поджались. Слабая, тщедушная девчонка с приплодом от изнасилования сейчас выглядела как никогда счастливой и гордой. Последнее она наверняка не осознавала. Роза, в целом, сама не могла до конца осознать, зачем достаёт из духовки готовую выпечку, щедро посыпанную корицей. Энви, видимо, тоже понять не мог. Наверное потому и отвернулся. – У меня, кстати, есть кое-что для тебя. Иди посмотри, – он ушёл в тëмную гостинную, в которой не был включен свет, поэтому Роза не могла до конца осознать изменений, как бы не оглядывалась, пока Эрик не поднял голову к потолку. – Там и впрямь было слишком пыльно. Я мог бы себе пуховое одеяло сделать из этой пыли. И только сейчас Роза увидела, что нигде в углах под крышей нет наросшей паутины или сбившихся клочьев из пыли. Едва она поворачивается к Эрику, то без удивления обнаруживает, что он исчез, но с большой радостью находит его на кухне, с какой-то яростью поедающего коричные улитки. Он всегда выглядит злым, но сейчас, жующий выпечку, кажется кажется каким-то задумчивым. Роза хотела бы узнать его мысли. Может, у неё нет больше Бога, но за её спиной есть дьявол, очевидно выполняющий роль хранителя. И по закону равноценного обмена, Роза думает, что будет справедливо хранить в ответ его. На сухих губах девушки возникла улыбка.