***
Визг тормозов эхом отражается по подземной стоянке, нарушая привычную тишину. Жильцы этого дома не устраивают авторалли, поэтому охранник высовывается из окна своей кабинки, чтобы посмотреть, кто этот нарушитель порядка. Чонгук резко останавливает авто на выделенном парковочном месте, испытывая бурю эмоций. Сердце бьется так быстро, что кажется, оно может выскочить из груди. Он отстегивает ремень безопасности, фактически выпрыгивает из машины и, не теряя ни секунды, направляется к ближайшему лифту. Альфа сжимает руки в кулаки, адреналин ощутимо бушует в его венах, разливается горячей лавой, а тревога за Чимина нарастает с каждым шагом. Всё вокруг кажется замедленным, словно время само останавливается, чтобы дать ему возможность успокоиться. Доктор не должен видеть его таким встревоженным. Это будет выглядеть слишком подозрительно, ведь у того так много вопросов, на которые отмолчаться не получится. Сердце колотится, чувствуя невидимые нити, связывающие его с Чимином, с его истинным омегой — это неоспоримый факт! Странная штука судьба, но от неё сбежать невозможно. Мог ли Чонгук предположить, что, убегая от неразделёной любви, попадет в сети похлеще? Конечно, нет! Разве такое можно предсказать или запланировать? Существующая между ним и Чимином связь заставляет влететь в квартиру и практически выбить дверь в спальню. Но доктор Чан вовремя преграждает путь, раздраженно оглядывая взбудораженного альфу. — Ты не зайдешь к нему, пока мне не объяснишь происходящее, — повышает голос док, упираясь правой рукой в твердую грудь Чонгука. — Скажи мне правду, иначе я не смогу помочь ни тебе, ни ему. — Боюсь, вы не поймёте! — рычит Чон, а его легкие наполняются таким манящим ароматом молочного шоколада с фундуком, сладость которого он ощущает у себя во рту. Всё это вызывает такую жажду, что приходится сглотнуть скопившуюся слюну и попытаться справиться с бушующими инстинктами. — Скажи, это твой омега? Ты слишком бурно реагируешь на него. Это возможно, только если ты альфа, чей истинный находится за этой дверью, — Чан поправляет на переносице очки, не отводя взгляда от стоящего напротив Чонгука. — Я должен знать. От этого зависит, что мы будем делать дальше. — Д-а-а! — утробный рык непроизвольно вырывается из груди, и Чонгук ощущает раскаленный воздух, обжигающий всё внутри. Он будто пропитан сладким ароматом омеги, который одурманивает его. Контролировать себя достаточно сложно, а вулкан эмоций, пульсирующий где-то в груди, не позволяет адекватно мыслить. Хочется орать во весь голос, крушить мебель и просто выть. — Хорошо. Это всё, что меня интересует. Остальное, дело твоё, — смягчает голос док. Альфа снова дёргается вперёд, на что получает смачную пощечину, немного отрезвляющую. — Соберись, в конце концов, и послушай меня внимательно. Ты должен мне помочь, а не мешать, — врач толкает Чонгука двумя руками в грудь, и альфа пятится назад и, сделав несколько шагов, шумно плюхается в кресло. Мебель скрипит под тяжестью накачанного тела, а деревянное основание подлокотников от царапин ногтями в попытке удержать равновесие. — Я постараюсь, — хриплый, измученный голос пугает самого альфу. Мысли путаются, а желание оберегать, защищать и обеспечивать безопасность Чимина — единственное, о чем он сейчас может думать. — Ты не поможешь ему, а только навредишь, если приблизишься в таком состоянии. Я дам тебе подавители. Они на какое-то время притупят обоняние и твои ощущения. Если ты хочешь быть рядом, тебе нужно их постоянно принимать, пока у него не закончится течка, — на последнем слове Чонгуку хочется взвыть, как самому настоящему волку. Он резко запрокидывает голову назад, больно ударяясь затылком о спинку кресла, но стонет от боли, разрывающей изнутри. — Дайте мне эти чертовы таблетки, иначе я сдохну! Врач тут же срывается с места, бросаясь к своему реанимационному чемоданчику, пока альфа прикрывает глаза и сжимает подлокотники длинными пальцами. Слышны звуки наливаемой в стакан воды, а потом спешно приближающиеся шаги, и альфа, открывая глаза, видит перед собой открытую ладонь с лекарством. Чон жадно глотает таблетку, осушая целый стакан воды, и вновь смыкает веки, ожидая момента облегчения. Он сжимает губы, пытаясь выровнять тяжелое дыхание и снять напряжение в измученном теле и голове. Делает медленный вдох, затем выдох, позволяя лекарству проникнуть в каждую клеточку своего организма. Чувствует, как напряжение плавно снижается, тело расслабляется, а здравый смысл возвращается, давая надежду, что он справится. — Ты как? Тебе легче? — интересуется стоящий напротив врач. — Эти таблетки очень быстро действуют, но их много принимать нельзя. Они влияют на организм альфы, и ты можешь остаться бесплодным. Надеюсь, у тебя таких планов нет. Чонгуку действительно легче дышать. Омежий запах, что ещё пять минут назад облаком стоял в гостиной, фактически не ощущается, а сознание становится ясным. Альфа делает глубокий вдох, поднимается с кресла и под обеспокоенным взглядом врача направляется в комнату. — Чонгук, ты точно в порядке? — летит ему вслед, но он только поворачивает голову в сторону, бросая через плечо: — Я в порядке. Солнечные лучи проникают сквозь полупрозрачные шторы спальни, наполняя комнату теплом. Обстановка здесь хоть и отражает стиль хозяина мягкими оттенками на стенах, изысканной мебелью и аккуратно расставленными предметами, но внезапно будто выглядит иначе. Чонгук медленно переступает порог и на миг замирает, осматривая комнату. Взгляд останавливается на кровати, где лежит Чимин. Альфа не может оторвать глаз от бледного лица, разглядывая его, словно видя впервые. Сейчас это уже не тот капризный клиент, охранять которого альфа был нанят. Сейчас перед ним его истинный омега. — Чон-гук, — звучит протяжный шёпот Чимина, зовущего его во сне. Такой нежный, знакомый голос. Еле слышный призыв, провоцирующий сердце альфы откликнуться и наконец-то заставить конечности начать двигаться в сторону кровати. Туда, где лежит Чимин, всё еще погруженный в глубокий сон. — Я здесь, волчонок, — альфа несмело присаживается на постель, с необъяснимой нежностью смотря на истинного. Он ощущает всю мощь своей привязанности к Чимину и уже с пониманием относится к собственным желаниям и притяжению. Просто ложится рядом, чувствуя приятную мягкость постели и тонкий аромат молочного шоколада, проникающий в его ноздри. Альфа прикладывает руку к груди Чимина, ощущает ладонью слабое сердцебиение. Он больше не медлит, аккуратно притягивает хрупкое тело и, укладывая голову омеги на своё плечо, нежно обнимает. Чонгук словно создает защитный кокон вокруг омеги, снова пытаясь согреть своим теплом. Подтягивает одеяло, которым тот был укрыт, и внимательно слушает каждый его вздох, прикрывая глаза от необъяснимого удовольствия, от возможности быть рядом. — Чон-гук, — опять срывается с пухлых губ и звучит настолько интимно, что у альфы глаза становятся влажными. Чувство несправедливости поглощает целиком. Ему так хочется выплеснуть свои эмоции наружу, позволить себе больше: поцеловать, прижать к постели, облегчить состояние омеги, стать одним целым. Но он с большими усилиями сдерживает себя, понимая — этот омега принадлежит другому. — Ты как? — слышит альфа со стороны приоткрывшейся двери спустя десять минут. — Нормально. Он был такой холодный, — доктор делает несколько шагов вглубь спальни. Его взгляд не выражает осуждения, скорее сожаление. — Побудь немного с ним. Думаю, это поможет. Если его состояние улучшится, значит, ты — это всё, что ему сейчас нужно. — Но почему вы считаете, что это возможно? — тихонько произносит Чонгук, продолжая прижимать омегу к себе, уже не стесняясь врача. — У истинных особая связь, — Чан подходит ближе, кладёт на лоб Чимина ладонь и слегка улыбается. — Ты чувствуешь его по-особенному, верно? — Я никогда такого не испытывал, док. Меня это очень пугает, — альфа опускает глаза на лежащего в его объятиях омегу и любуется, видя, как подрагивают ресницы спящего. — Понимаю. Он всегда будет у тебя в приоритете. Ты готов отложить все свои дела, чтобы удовлетворить его потребности и желания. Верно? — Чонгук задумывается о словах Чана, наконец-то понимая, почему, несмотря на все перипетии, до сих пор не ушёл. Почему терпел капризы, истерики Чимина и даже после драки с Юнги остался рядом. — Это то, что вы не сможете уже изменить. Истинность — дар божий. После встречи со своей парой ты не будешь прежним. Он уже перевернул твой мир, привязал к себе. И ты всегда будешь это чувствовать. Альфа глубоко выдыхает. Нотки тоски послевкусием остаются после слов врача. Он снова смотрит на омегу, правда, в этот раз с грустью и болью, пронизывающими его грудь. Сердце, как тонкое стекло, будто разбивается на тысячи мельчайших фрагментов. В мгновение весь мир кажется утраченным и недостижимым, окутывая душу печалью. — У него есть пара, док, и… — Это ты его пара, Чонгук, — тут же перебивает врач, присаживаясь в кресло у кровати и опираясь локтями на свои колени, скрещивает пальцы. — Всё, что было у него до встречи с тобой и будет дальше, не изменит того, что вы значите друг для друга. — Чон-гук, — очередной шепот прерывает диалог мужчин, и они оба обращают внимание на омегу, который неосознанно жмётся к альфе. Он уже не такой бледный, щеки приобрели нежно-розовый румянец, а запах в комнате немного усилился. Чонгук, даже будучи на подавителях, чувствует его. — Смотри, он зовёт именно тебя, а не своего альфу, — док улыбается, и на этот раз его рот приоткрывается, оголяя белоснежные зубы. — Ему явно лучше рядом с тобой. Он отогрелся в твоих объятиях. Возможно, ты ещё не понял, но именно твое присутствие и есть его лекарство. Я был прав, ему нужен ты, — Чан поднимается с кресла, ещё раз касается лба Чимина и добавляет: — Я сделал всё, что мог. Дальше дело за тобой. Подавители я оставил на столике в гостиной. Как только почувствуешь, что теряешь контроль, сразу пей. Но не забывай, о чем я тебя предупреждал. Следи за температурой. Сейчас он понемногу будет выходить из состояния РЕН-сна, а его течка перейдет в более активную фазу. Может быть лихорадка, поэтому важно при повышении температуры её понижать. Можешь ставить компрессы, можешь окунуть его в прохладную ванну. Главное, не упусти этот момент. Альфа в ужасе слушает инструкции врача и до жути боится что-то сделать не так. — Вы уходите? — с мольбой произносит он. — Мне звонили из больницы. Там нужна моя помощь. Я постараюсь не задерживаться и как только освобожусь, сразу вернусь. Не переживай ты так. Ему ничего не угрожает, пока ты рядом, — похлопывая по плечу, Чан вновь поправляет очки и, развернувшись, выходит из комнаты. Чонгук пару секунд смотрит в сторону незакрытой в двери, а после хлопка двери входной, немного вздрагивает, продолжая испытывать волнение. Фраза: «Ты это всё, что ему сейчас нужно», сказанная врачом, не идёт из головы, но очередной стон омеги приковывает взгляд к пухлым губам. Теперь они остались вдвоем. Чимин спит и точно не узнает о том, что сейчас планирует сделать Чон. У него один шанс, всего один. Единственная возможность, которую он может урвать, чтобы проверить, что же это такое — быть с истинным. Узнать, чего именно он собирается добровольно лишиться. Альфа немного подается вперед, ощущая на себе чужое дыхание и испытывая дрожь предвкушения. Он высовывает кончик языка и легонько касается им теплых губ, облизывает их, желая попробовать на вкус, словно леденец. Его личный деликатес, созданный природой специально для него. — Какой же ты сладкий, волчонок, — шепчет прямо в приоткрытые губы, чередуя слова с широкими мазками языка. Альфа, как голодная собака, нашедшая сладкую косточку и планирующая её съесть. Не может справиться с желанием, засасывает чужую нижнюю губу в жар своего рта и стонет от получаемого удовольствия. Глаза непроизвольно закатываются, сам он забывает, где сейчас находится. Он прижимает спящего омегу сильнее и утопает в долгожданном поцелуе, пусть даже не получая ответа. Время словно останавливается в этом моменте. Собственное сердце притихает, дыхание тяжелеет, как и внизу живота, а слух на какое-то время пропадает, не улавливая ничего, кроме своих стонов. Есть только Чонгук и сладкие губы омеги, которые он так жадно и в то же время нежно целует. Сколько это продолжается? Альфа даже не задумывается, пока не ощущает небольшие толчки. Чимин немного ворочается, и Чонгук с ужасом отстраняется, боясь быть застуканным на горячем. Но тот немного уворачивается в объятиях и придвигается ближе, обхватывая альфу за туловище. Его волчонок лежит, задержав дыхание на пару секунд, а потом принюхивается и с облегчением выпускает кислород из легких. Рука омеги, обнимающая альфу, кажется достаточно горячей, а на висках Чимина Чон замечает испарину. Он медленно наклоняется, прикасаясь губами ко лбу своего волчонка, и тут же отстраняется. — Блять! Нам только твоего жара не хватает для полного счастья! — альфа одним рывком откидывает одеяло, а в следующую секунду замирает, как парализованный. Густой аромат бьет по его рецепторам, влажное пятно от выделяющейся смазки блестит на темной простыне. — О, господи! Дай мне это пережить! — взвывает альфа, переводя сначала взгляд на потолок, а потом снова возвращая его на постель. — Придурок! Нельзя было его целовать! — ругает себя и бьет свободной рукой по щеке, наказывая за слабость. — Так, нужно успокоиться. Что там док говорил? Ванна! Окунуть в прохладную воду. В этот момент Чимин вновь шевелится, и его руки двигаются тоже. Чонгук лежит неподвижно рядом и боится даже дышать. Его взгляд прикован к Чимину, который, видимо, во сне отдаётся своим желаниям. Рука омеги медленно скользит по его пижаме, что уже задралась и оголила живот с гладкой кожей. Пальцы, хотя и неспешно, но весьма уверенно спускаются ниже. — Чон-гук… Пожалуйста, — небольшая ладонь тянется к резинке пижамных брюк и ныряет внутрь. Альфа с трудом сглатывает, ибо слюна вмиг становится слишком вязкой. — Ах… Ещё… — видно, как рука сжимает возбуждение омеги, и от этого даже у альфы начинает плыть всё в глазах. Чиминовы губы приоткрыты, из них доносятся приглушенные стоны блаженства, погружая его в мир собственных фантазий. Однако между каждым его прикосновением к себе, между каждым стоном произносится имя Чонгука. Альфа наблюдает, околдованный этим запретным искушением, отчетливо чувствуя лаву внизу живота. Он одновременно шокирован и притянут к этой сцене, став её невольным заложником. Красиво, безумно! Желанно до колик внутри живота! Чонгуку ужасно хочется нырнуть рукой внутрь чужих штанов, накрыть изнывающий орган омеги своей ладонью и дать ему то, чего тот так хочет. Хотя альфа хочет этого не меньше, просто позволить себе не может. — Пожалуйста, Чон, — очередной протяжный стон пускает мурашки по спине, но альфа пытается совладать со своими инстинктами. — Нет-нет, волчонок. Не в этот раз, — нервно мотает головой Чонгук. — Сначала ты придёшь в себя. Мы разберемся с твоим альфой, а потом обсудим, что ты хочешь на самом деле и кого. Посмотрим, что ты запоешь, когда будешь в сознании, — пользоваться бессознательным состоянием Чимина он точно не станет. Если им когда-нибудь и суждено будет быть вместе, то этот выбор должен быть осознанным. Альфа снова сглатывает, легонько убирает руку омеги и аккуратно перекатывает того, как какой-то калачик, устраивая на бочок. Игнорирует сладкие стоны, тихонько сползает с постели и срывается в соседнюю комнату. Внутри царит современный стиль, сочетающий функциональность и эстетику. Чонгук осматривается по сторонам, теряя нить с предыдущей мыслью. Он в панике мечется по комнате, пытаясь сообразить, что необходимо сделать в первую очередь. Почему-то решает сначала подготовить чистое полотенце и махровый халат. Нервно дёргает ящики стоящего в стороне комода и случайно цепляет локтем полку с принадлежностями для умывания и бритья. Всё с грохотом падает на пол, ударяясь о черный кафель, но, к счастью, не разбивается. Делая глубокий вдох, альфа снова пытается угомонить эмоции. Зеркало, висящее на стене, приглашающе обращает на себя внимание ярким светом, загоревшимся на ободке, и Чонгук впервые за полдня видит свое отражение. Волосы растрёпаны, причёска как гнездо, тёмные круги под глазами, небольшая небритость — все это вполне закономерно после пережитого этим утром. Но глаза будто горят пламенем, а ободок зрачка имеет красный цвет, как у пылающего солнца. Такого себя он видит впервые. — Соберись! — рычит Чон, скаля зубы на свое отражение, и, наклонившись, быстро собирает разбросанные предметы. Дёргает последний шкафчик, доставая полотенце и белый халат, а потом всё-таки поворачивает кран, пуская воду. Картина, открывшаяся по возвращению в комнату, повергает альфу в ступор. Он стоит, слегка приоткрыв рот, будто заледеневшая статуя, что не имеет возможности пошевелиться. — Ах… Чо-о-н… — Чимин перевернулся опять на спину, сжимает своё возбуждение и, достигая пика, со сладким стоном выгибается в спине. Видимо, он полностью отдался своим фантазиям, в которых однозначно был Чонгук. С животным рыком альфа срывается с места, больше не может совладать с собой, ибо всеми фибрами ощущает физическую потребность быть рядом. Нависает над омегой и наклоняется, чтобы приблизить свои губы к тем, что овладели его мыслями. Мягкое прикосновение, на которое отвечают, придаёт уверенности в своих действиях, и альфа смелеет, впиваясь тому в губы. В этот раз ему действительно с рвением отвечают, и он в какой-то момент даже думает, что Чимин проснулся. Но в следующее мгновение тело под ним обмякает, и омега прекращает какие-либо движения. Стоны замолкают, губы разжимаются, а худощавые руки падают на черную простынь. Дыхание альфы сбитое, а в голове полный хаос. Собственное возбуждение постепенно угасает, а волнение от происходящего охватывает тело. Чонгук ошеломленно смотрит на затихшего омегу и мгновенно покидает кровать, опускаясь перед ней на колени. Осознание того, что он готов ради своего волчонка на всё, и в своих словах доктор Чан был действительно прав, таранит голову. Несколько минут размышлений о том, что ждёт их впереди, и жизненная необходимость вернуться в реальность поднимает Чонгука на ноги. Он быстро переодевается в домашние спортивки и черную футболку. Движения тела замедляются, когда альфа неспешно подходит к кровати. Некоторое время раздумывает о том, стоит ли Чимина раздеть, но в конечном итоге просто подхватывает его на руки, ощущая под ладонью влагу, которой пропитаны пижамные штаны. — Я справлюсь! — успокаивает себя, озвучивая это вслух, и отводит взгляд от красивого омежьего лица, избегая очередного искушения. Альфа ощущает легкое дрожание в теле Чимина. Лихорадка выходит на новый уровень, и тело становится очень горячим. Чон осторожно покидает спальню, неся спящего омегу, до сих пор пребывающего во сне. С каждым шагом Чонгук чувствует, как Чимин слегка ёрзает в его руках, словно ощущая объятия истинного и намеренно прижимаясь к нему. В комнате слышен шум с негромким плеском, вода струится по стенкам и дну большой угловой ванны. Чонгук поглядывает на её размеры и решает не рисковать. Залазит прямо в одежде в ванну и аккуратно присаживается, погружаясь вместе с Чимином в прохладную воду. Тело омеги немного содрогается от контраста температур, но потом расслабляется, как только Чон укладывает его спиной к себе на грудь. Сердце альфы предательски ускоряется от близости с истинным. — Что мне с тобой делать, волчонок? Ты словно тридцать три несчастья. Всё не как у людей, — со взглядом, полным заботы, он тянет свою ладонь к лицу Чимина, чтобы убрать с лица мокрую прядь волос, но, видя приоткрывшие губы, не может сдержать собственный вой. — Что ж за напасть-то такая? Тонкие струйки воды, которыми альфа заботливо поливает омегу, стекают по красивому лицу и губам. Пухлым и красным, как лепестки роз, жутко волнующим Чонгука. Пальцы альфы ласково касаются гладкой щеки, плавно скользя по мокрой коже, не позволяя себе большего, хотя хочется безумно. Температура воздуха в ванной, кажется, накалена лишь от близости с омегой. Чонгук ещё никогда не чувствовал себя таким спокойным и взволнованным одновременно. Ведь Чимин словно его личное убежище. Вдыхая сладостный аромат фундука, он сам погружается в атмосферу, где ему тепло и уютно. Врач действительно оказался прав. Вода понижает температуру омеги, несомненно, снижая градус кипения и самого альфы. Тот мужественно терпит внутренние баталии пятнадцать минут, а когда убеждается, что температура у Чимина спала, спускает воду и первым вылазит из ванны. Омега продолжает спать, правда, уже не зовя Чонгука и даже немного посапывая. Таким милым и беззащитным он нравится альфе намного больше, чем в роли отменной сучки. Следующим испытанием становится переодевание Чимина. Видеть его обнаженное тело, манящее поцеловать и ласкать — пытке подобно. Но Чонгук сдаёт и этот экзамен, стягивая мокрую пижаму и укутывая того в белый махровый халат. Вспоминает тренировки в армии и за несколько минут сам успевает переодеться и поменять постель. Хрупкое тело укладывается на плече, прохладный нос утыкается в ключицу, и Чонгук, чувствуя себя самым счастливым человеком, проваливается в сон.***
Аккуратно припарковав свой черный мерседес на стоянке рядом с застройкой, Юнги рассматривает высокое здание. Оно выделяется среди остальных недостроенных высоток своей величественностью. Многоэтажная конструкция, выполненная в современном стиле, олицетворяющая роскошь и изысканность. Каждая деталь продумана до мельчайших нюансов, отражая статус и достаток владельца. Ли Донук любит пафос, а работающие с ним архитекторы воплощают в жизнь капризы и любые фантазии своего работодателя. Вход в здание ещё покрыт пеленой целлофана, но широкая двойная дверь, изготовленная из блестящего стекла и окаймленная хромированным металлом, открыта для суетящихся строителей. — Ты себе не изменяешь, Ли, — комментирует альфа, глуша мотор авто и, развернувшись, берёт сумку, что стоит на полу за сидением. Он открывает дверцу и ступает брендовыми кроссовками на пыльный асфальт, снова вспоминая, что необходимо заехать в клинику и наложить швы на кровоточащую рану. После того, как Хёк отказался от денег, держать их у себя смысла не было. Юнги внезапно осознал, что эти зеленые бумажки не всё могут решить, хотя ещё вчера был в этом уверен. Он сразу позвонил Ли и сообщил, что уже в них не нуждается. Тот был весьма удивлен и, потребовав всего сто долларов за беспокойство, согласился встретиться и принять деньги назад. Поднимаясь по запыленным ступенькам на одиннадцатый этаж, альфа отмечает, что уже выше пятого строение абсолютно безлюдно. На улице ещё день, но тень тревоги холодным ветром проносится по спине. В этом зловещем и запыленном окружении, где время будто застыло, как бетон, Юнги впервые чувствует себя беззащитным. Вокруг будто слышны какие-то шорохи. Или это уже паранойя? Он делает очередную передышку на девятом этаже, мысленно проклиная этого гребанного выпендрежника Ли, что любит назначать встречи в недостроенных высотках. И если, направляясь за деньгами, альфу это не особо беспокоило, то сейчас злость на Ли увеличивается с каждой ступенькой. Пыль, поднятая его шагами, витает в воздухе, создавая мрачную атмосферу и добавляя тревоги. Внезапно слух альфы улавливает реальный шорох сзади, и Юнги чувствует тупой удар в область затылка. Его ноги подкашиваются, перед глазами темная пелена. Все звуки растворяются в бездне, и лишь хрипловатый мужской голос эхом обдает ушные раковины перед тем, как Юнги проваливается в небытие: — Теперь ты будешь должником ещё и Ли Донука…