***
Вновь строка соскользнула с начертанной прямой. Буквы расплылись, став похожими на обычные каракули, и всё предложение разом потеряло смысл. Чертыхнувшись, Джун раздражённо захлопнула книгу и небрежно бросила её на столик, стоявший рядом с её креслом. Видимо сегодня почитать ей всё-таки не удастся. Мельком взглянув на прикроватные часы, девушка с удивлением заметила, что приятный осенний вечер размеренно перетекает в ночь. Поразительно, как быстро летит на земле время. Особенно когда голова занята раздумьями, не несущими за собой ничего, кроме разочарования. Её прошлое казалось ей теперь не настоящим. Словно это не она ломала судьбы людей и не она делала из них безвольных марионеток, беспрекословно подчиняющихся её любому слову. Удивительное постоянство памяти – уничтожая любые помехи, она сохраняет то, что действительно важно для человека на данный момент. Иногда Джун думала, что её воспоминания более реальны, чем то, что она видела сейчас. О смерти Джеймса Мориарти девушка узнала на полпути во Флоренцию. Ещё в самолёте она получила газету, заголовки которой громко заверяли людей в смерти великого «лжегения» и его «вымышленного» заклятого врага. Новость, поразившая до глубины души добрую половину Англии, на удивление нисколько не тронула её сердце — в конце концов, Джун знала, что так всё и будет. Одержимость на грани безумия рано или поздно привела бы Мориарти к краху, потерпев который, он бы уже не смог вновь подняться на ноги. Любой человек на его месте уже давно бы отступил, признал поражение, вышел из игры, но Джеймс… Он зашёл слишком далеко. Убив себя, король преступного мира непросто позволил Шерлоку победить, но и обезглавил свою мировую паутину, которая была величайшим творением в его столь не продолжительной истории. Холмсу понадобилось не больше двух лет, чтобы разобраться с ней и уничтожить раз и навсегда. Удивительно, что разворошив осиное гнездо, он так и не вышел на след Моранов; ни Джун, ни Себастьян не подверглись гонению со стороны властей. Видимо Джеймс действительно позаботился о том, чтобы два самых дорогих ему человека остались живы и смогли спокойно выйти из игры. Впоследствии Джун ещё долго вспоминала их последний разговор, каждый раз возвращаясь к мысли о том, чтобы было бы, если бы она тогда сказала ему нет. Удалось бы ей предотвратить его преждевременную кончину? Вряд ли. Смогла бы она избежать той болезненной привязанности, которая сокрушала её на протяжении многих лет? Скорее всего да. Её ответ тогда мог много что изменить, но она, поддавшись порыву алчности, решила действовать по-своему и, можно сказать, вопреки всему. Незримый траур её кончился, когда Себастьян, уставший после долгих поисков и погони, нечаянно наткнулся на неё в одном из флорентийских театров. К слову тогда Моран действительно не искал её, а всего лишь хотел посмотреть выступление одной знаменитой труппы, актёры которой пели подобно «ангелам на небесах». Просто в какой-то момент его взгляд соскользнул со сцены на ближайшую ложу, а уж там зацепился за знакомый силуэт, который в дальнейшем перетянул всё его внимание на себя, оставив выступление несчастных исполнителей без оваций. В тот день Джун запомнилась ему особенно прекрасной. Глубокий тон чёрного платья выгодно выделялся на фоне яркой ложи, обворожительно подчёркивая её холодность и отстранённость. Скорбь лишь слегка омрачала её красоту, придавая величественному образу девушки шарм, сравнить который можно было разве что с картинами Боттичелли или Тициана. Она была надломлена, разбита, но никто этого не замечал, довольствуясь её великолепно натянутой маской холода и равнодушия. Сломанное совершенство хрустело осколками под ногами тысячи зевак, но ни один из них не видел того, что видел Себастьян — девушку, напуганную, сбитую в очередной раз с толку. Смерть Мориарти потрясла её, сделала уязвимой, выявив все слабые стороны в одночасье. Чем Моран не презрел воспользоваться. Он не стал с ней церемониться, не стал просить её о помощи или же предлагать взаимовыгодную сделку. Он просто показал ей один материал и подробно разъяснил, что с ней будет, если она откажется от содействия. «JM3287» — раньше этот файл назывался просто «JM», в честь её инициалов. Когда девушка только начала работать с Джеймсом, он завёл на неё своего рода досье, куда включал все её свершения и успехи. За девять лет этот маленький список достижений вырос до масштабов настоящего компромата, заполучив который можно было с лёгкостью упечь её за решётку. То была всего лишь страховка, на случай, если Джун вдруг вздумает нарушить их договор и предать его доверие, перейдя по какой-либо причине на сторону «ангелов». Предосторожность была у Мориарти в приоритете; к слову, такой же материал он имел и на Себастьяна. Перед смертью Джеймс обещал уничтожить оба флеш-диска, дабы избавить своих верных подданных от головной боли и возможных неприятных последствий при обнаружении этих сведений. Моран же ему в этом помешал. Неизвестно каким образом, но мужчине удалось выкрасть накопитель, заменив его на другой, совершенно идентичный диск. В его руках была информация, представлявшая угрозу не только для её будущего, но и для существования в целом. И если этот материал случайным образом окажется во власти мировых спецслужб, вроде MI5 или же ЦРУ… Тогда уже ей ничто не сможет помочь. — Если эти сведения вдруг попадут в руки британского правительства… Или венгерского, или американского. Может быть даже австрийского, — мужчина зло ухмыльнулся, увидев в глазах девушки ужас. — Тебе, моя милая, будет очень-очень плохо. Ты и сама прекрасно знаешь, Джун, что бывает с теми, кто идёт наперекор властям. И если ты не хочешь повторения тех незабываемых ощущений, то я искренне советую тебе подумать над моим предложением. Если ты окажешь мне услугу и достанешь ключи от ядерного оружия Великобритании, то клянусь, Джун, я отдам тебе этот накопитель, и больше ты меня не увидишь. Если же нет… Что ж. Ты знаешь последствия своих преступлений. О, конечно она знала. Разве ей когда-нибудь предоставляли хоть одну ничтожную возможность забыть о них? Джун тяжело вздохнула, медленно зарывшись в волосы руками. Её переиграли в её собственной же игре, сокрушили, посадили на поводок, словно маленькую собачонку, и заставили играть роль шута, скачущего на потеху немногочисленной публике. Это утомляло, изводило и — что самое главное — чертовски её злило. Она не привыкла быть на привязи, тем более у таких невежественных кретинов, как Себастьян. Однако она не могла не отметить, как искусно он выставил убийство члена Парламента за теракт. Видимо общение с Мориарти не прошло бесследно; всё-таки чему-то её беспутный братец смог у него научиться. Однако он не учёл одного факта, из-за которого весь его хитроумный план мог оказаться в шаге от феерического провала. За всё хвататься — равно всё потерять. Помимо договора с Якудзой, Себастьян заключил сделку с террористическими группировками, согласно которой он должен был передать им ключи от ядерного оружия Британии. Взамен на это ему гарантировали полную свободу действий во Вьетнаме и Ираке, где процентное соотношение ежегодных террористических актов достигло своего апогея. Моран решил сменить место наживы и, по всей видимости, ещё и род деятельности. Рассчитав всё до мелочей, мужчина сделал лишь один точный выстрел, чтобы ввергнуть в ужас всю Великобританию. Убийство лорда Блэквуда дало правительству лишний повод для беспокойства. Именно поэтому члены Парламента решили передать ключи от ядерного оружия на временное хранение Майкрофту Холмсу — самому умному и влиятельному человеку страны. Их вердикт был весьма предсказуем, раз даже Моран догадался установить причинно-следственную связь. Одного Джун не могла понять — зачем ему всё это? Договор с токийской мафией, изъятие ключей от ядерного оружия у правительства Британии, их передача террористическим группировкам… Зачем так заморачиваться? И главное, ради чего? Что стояло за всеми этими махинациями и какую роль в этом играло вмешательство её брата в игры Мориарти — девушка не знала. И, если говорить честно, не хотела знать. На кону стояла её жизнь и её дальнейшая судьба, а по сему промахи в столь непростом деле были недопустимы. Особенно с её стороны. Вновь взглянув на часы, Джун на мгновение прикусила губу, раздумывая над тем, разумной ли была её затея в столь поздний час. После взяла в руки телефон, нашла в списке контактов нужный номер и неспешно начала печатать сообщение, временами останавливаясь, чтобы перечитать получившийся текст. В конце концов, Себастьян сам доверил ей дальнейшее ведение игры. Сейчас был её ход.***
Букингемский дворец горделиво возвышался на фоне ночного неба, словно грозный великан, надзирающий над жителями безудержного, шумного Лондона. Захлопнув дверь машины, Майкрофт едва заметно кивнул своему водителю, и тот, немедля, завёл мотор, стремительно покинув королевский двор. Буквально через несколько секунд автомобиль оказался за пределами высоких ворот. Яркие знамена британских флагов и мраморные колонны теперь остались позади, а городские постройки всё приближались и росли на глазах. Оставшись в полной тишине, Холмс тяжело вздохнул и, прикрыв глаза, устало откинулся на спинку сидения. Очередной долгий день подошёл к концу. Признаться честно, никогда собственная работа не утомляла его так сильно, как в последнее время. Подумать только, до чего он дожил – Соединённое королевство Великобритании не в силах противостоять волнениям и замешательствам собственного народа. Уже пятая статья «The Times» гласила о том, что правительство давно потеряла контроль над ситуацией в стране. И если подобное заявление вызывало у Холмса искреннее негодование, то мужчина боялся даже предположить, что творится в кругах королевской семьи. Внутри государства назревал конфликт, и Майкрофт, глядя на то, с какой быстротой развивались его события, с ужасом осознавал, что просто так без грубых вмешательств его вряд ли удастся подавить. Мужчина удручённо поджал губы, вспомнив о своих недавних разногласиях с главой министров, касающихся дел внешней политики страны. Недавно из Алжира прибыл посол, готовый заручиться поддержкой Англии в предстоящем их государству конфликте с Иорданией. Выразив свои глубочайшие сожаления по поводу случившегося «теракта», иностранный дипломат назначил встречу с самим премьер-министром, а тот в свою очередь передал это дело под ответственность Майкрофта. В качестве наказания за его недавний прогул, как после выразился глава британского правительства. Впрочем, Холмсу до его мнения в этом вопросе не было никакого дело. Как ни странно, но он был даже рад, что тогда не пошёл на это бессмысленное собрание – дела внешней политики в последнее время волновали его меньше всего. Главной проблемой сейчас являлось привлечение Шерлока к делу, которое Холмс принципиально считал одним из самых секретных в своей практике. По словам доктора Ватсона, его младший братец всё-таки умудрился взяться за ум и благосклонно согласился ему помочь. Теперь был черёд Майкрофта выполнять свою часть обязательств. Он должен был обеспечить Шерлоку доступ во все места и точки, которые только могли понадобиться ему во время расследования, а главное сделать так, чтобы его присутствие в них осталось незамеченным. По инициативе леди Смоллвуд наблюдение за Холмсом-младшим всецело переходило под ответственность Майкрофта, что, к слову, намного упрощало им ситуацию. Под руководством старшего брата Шерлок доберётся до подрывника раньше британских спецслужб, а затем безоговорочно передаст его в руки властей, тем самым очистив и себя, и своё имя. Это был бы прекрасный исход, при чём как и для Холмсов, так и для страны. Ибо пока внутренний враг государства не уничтожен, с внешним бороться не было никакого смысла. Внезапное сообщение от незнакомого номера вывело Холмса из мрачных раздумий. Переключив своё внимание на яркий экран, Майкрофт недоуменно нахмурился, увидев, что за текст ему прислал неопределённый абонент. «Наверняка сейчас вы вновь размышляете о том, как уныл и невзрачен этот мир, и как было бы чудесно жить среди людей, подобных вам. Не хмурьтесь, мистер Майкрофт, мрачный вид вам не к лицу.» Секундое замешательство мужчины сменилось искренним изумлением. Имя виновника — а точнее, виновницы — его стало ему известно сразу же после того, как он увидел столь фамильярное обращение к своей персоне. Такую вопиющую бестактность по отношению к человеку могла проявить лишь она – его личная головная боль по имени мисс Джун. Которая сейчас, судя по всему, ждала от него незамедлительного ответа. Превозмогая усталость, Майкрофт тяжело вздохнул и быстро напечатал сообщение в ответ. «Полагаю, что правила этикета вам не знакомы также, как и само чувство такта. Любую переписку нужно начинать с приветствия или хотя бы обращения. Доброй ночи, мисс Джун.» «Как вы так быстро догадались о том, что это я?» «Только вы могли позволить себе подобную наглость по отношению ко мне. Ну может быть ещё мой брат, конечно, но его номер я знаю наизусть.» «Вы не говорили о том, что у вас есть брат.» «Как и вы не говорили о том, что являетесь столь навязчивой любительницей переписок. К слову, я ненавижу писать сообщения, впрочем как и получать их.» «Какой тонкий намёк на указание к действию, мистер Майкрофт.» Холмс недовольно нахмурился, не уловив суть её слов. «Прошу прощения?» Но вместо конкретного ответа на вопрос девушка послала ему уклончивый намёк. «Предпочитаете звонок напрямую?» «Если честно, то да, предпочитаю. Но не в столь поздний час, разумеется.» «Тогда я перейду сразу к делу, чтобы не утомлять вас лишний раз своей ночной гиперактивностью. Мне понравился наш прошлый разговор со словесной дуэлью, может повторим? Как на счёт ужина?» Майкрофт недоуменно выгнул бровь, ещё раз перечитав последнее слово. На мгновение ему показалось, что это опечатка. Ведь ни один человек – а в особенности, женщина – в здравом уме и состоянии духа не осмелился бы предложить ему поужинать. Фактически об этом даже подумать было нельзя, не то что претворить в реальность... «В наших с вами обстоятельствах не думаю, что это было бы уместно, мисс Джун.» «Позвольте мне решать это самой, мистер Майкрофт.» «Вы правда думаете, что мне интересно общество столь бестактной и беспардонной особы, как вы?» Холмс знал, что его вопрос звучит как чистого вида провокация, и мысленно корил себя за то, что не сдержал свой очередной прилив жестокосердия. За двадцать лет службы язвительность вошла у него в привычку. Хотя может это была ещё одна семейная черта, кто знает... Её ответ был весьма предсказуем; как и ожидалось, его колкость девушка пропустила мимо ушей. «Я не думаю. Я точно знаю.» Мужчина ухмыльнулся столь обескураживающей наглости. Отчасти он был рад её сообщению. Хоть и ненадолго, но ему удалось отвлечься от мрачных мыслей о работе и переключиться на что-то более... человеческое. В конце концов, разум требовал разгрузки. Просмотр старых фильмов в компании с бутылочкой дорогого шотландского виски мог скрасить лишь один из его немногих свободных вечеров. Но вот ужин с женщиной, что подобно торнадо ворвалась в его жизнь и каким-то странным образом умудрилась в ней закрепиться, стал бы для него чем-то выпадающим из ряда вон. Возможно, если бы он только попробовал, если бы только решился сделать к ней навстречу шаг и согласился бы на её предложение, то... «Нет», — грубо оборвал он собственные размышления. О таком исходе их общения не могло идти и речи. Сентиментальность сентиментальностью, но вот любые проявления возвышенных чувств, наводящие на мысли о романтических причудах – это уже совсем другой разговор. Допустить подобное означало проиграть собственному разуму, а этого Холмс не мог вообразить себе даже в самом страшном ночном кошмаре. «Благодарю за предложение, мисс Джун, но я не голоден. И впредь я попрошу вас больше не донимать меня подобными пустяками в столь поздний час. Я не выношу неучтивость, а потому в следующий раз ваша выходка будет рассцениваться как неуважение ко мне и моим принципам. Всего доброго, мисс Джун. Надеюсь, что в дальнейшем вы сможете обуздать свою бестактность, по крайней мере в общении со мной.» Поставив точку в разговоре, Майкрофт полагал, что в ответ на горькую правду у девушки не найдётся достойных аргументов. Каково же было его удивление, когда через несколько минут он вновь услышал звук оповещения, гласивший, что последнее слово в этой нелепой перепалке его собеседница решила оставить за собой. «В нашу последнюю встречу мне показалось, что мы с вами всё-таки смогли найти общий язык. Я надеялась, что впредь наше общение будет проходить более в дружеской и приятной атмосфере, при чём для нас обоих. Но если вы намерены и дальше придерживаться своего холодного тона и вести себя, как бесчувственный, высокомерный сноб – то быть по сему. Переубеждать я вас всё равно не стану. Приятных вам снов, мистер Майкрофт. Надеюсь, что моя бестактность не сильно утомила вас.» Больше сообщений от неё не приходило. Отложив телефон в сторону, Холмс буквально чувствовал, как эта бессовестная девица смеётся над ним. Странно, но он вовсе не злился на неё за подобную дерзость. Нет, конечно, отчасти её прямолинейность его раздражала, но вот в остальном... Её личность казалась ему интересной. Это была непростая рыбка, скользившая среди беспокойных вод, чтобы уйти от превосходящего её размерами хищника. Это была самая настоящая мурена, завораживающая жертву своими плавными движениями, чтобы впоследствии вцепиться ей в горло зубами. Майкрофт редко ошибался на счёт людей. За долгие годы службы у Её Величества мужчина видел немало дураков и лицедеев, на полном серьёзе утверждавших, что их способности и таланты достойны самой короны Англии. Каждый из них норовил прыгнуть выше головы, жаждал ухватить кусок побольше, выбить местечко подле самого премьер-министра или же членов британского Парламента. Холмс же понимал, что никто из них не представлял из себя ровным счётом ничего. Пустозвоны, лицемеры, самоуверенные глупцы и наивные идиоты – вот что представляла из себя большая часть серой массы общества для него. Но Джун... Что-то в ней не давало ему покоя. Какое-то странное, необъяснимое чувство всё твердило ему держаться от неё подальше, быть настороже, сохранять дистанцию и не переступать границу дозволенного. Это было бы просто, если бы в какой-то момент Холмс не почувствовал, что его к ней тянет. Не как к женщине, которая смогла бы сыграть роль его любовницы, но как к человеку, чьи мысли и взгляды на жизнь он принимал во внимание и, в какой-то мере, даже прислушивался к ним. Она его утомляла, но не так, как большинство людей в этом мире. После диалогов с ней он обычно испытывал удовлетворение и совсем лёгкую досаду от того, что их словесная перепалка закончилась так скоро. Хоть Майкрофт этого не признавал, но глубоко в его сознании жила неутолимая жажда конфликта. Человеческая природа порой брала над ним верх, и бороться с ней и её зовом было практически невозможно. Поэтому наличие столь остроумной собеседницы, как Джун, не могло не радовать его чёрствое, жадное до словесных баталий нутро. И если так пойдёт и дальше, то он точно усомниться в работоспособности своего совершенного ума. Майкрофт невесело хмыкнул себе под нос. Подумать только, он позволял какой-то сумасбродной девчонке вить из него верёвки. Что за вздор! Видать нервы совсем стали не те. Слишком долго он использовал их на манер узды и, как коням, рвал губы идущим от его всё-таки человеческого естества побуждениям и чувствам совести, радости, состраданию. Быть может сейчас было самое время спустить их с поводка? Ведь жизнь, подобно шторму, постоянно смывает то, что было явью всего мгновение назад, и являет миру нечто опустошенное и неузнаваемое. Пожалуй и он мог сделать исключение, если уж не для себя, то ради кого-то другого. Посетовав на собственную слабость, Майкрофт шумно выдохнул и, обречённо прикрыв глаза, вновь взял в руки телефон. О том, что он сделал после, Холмс будет жалеть ещё долгие годы напролёт, но увы – тогда будет слишком поздно что-либо менять. «Суббота, шесть вечера, ресторан «Smith & Wollensky». Я буду ждать вас у входа. Не опаздывайте, мисс Джун.»