Проект Э.Р.И.К.

Проводить остаток дня с болью в ноге, мягко говоря, неприятно. Прибавьте к этому тот факт, что Кайл чувствует себя странно и рассеянно, и получите действенный рецепт для катастрофы. Как ни странно, однако, оставшаяся часть дня проходит тихо. Эрик не пишет, они не сталкиваются в школьном коридоре или где-либо ещё. Мозг Кайла постоянно начеку. Он заставляет глаза открываться, даже когда их так невероятно сильно подмывает закрыться. Он заставляет парня оглядываться на звуки, которые обычно он бы даже не заметил. Цвета окружающих предметов врезаются в память. Он цепляется за вид белой доски на последнем уроке. Он смотрит на красный маркер. Пялится на него так, словно это исправит странную отчуждённость, формирующуюся в сознании. К моменту звона последнего звонка, утомление так тесно переплетено со спутанным клубком его мыслей, что у мальчика едва хватает сил собраться и отправиться домой. С каждым шагом ногу захлёстывает волной чего-то болезненного и неприятного. Будто он физически ощущает, как кровь аккумулирует, собирается и образует синяки. Парень знает, что они там, расцветают у него под кожей. Он ненавидит себе это представлять. Красочное воображение заставляет его поморщиться, но он не может перестать об этом думать. Быть может, есть в этом какой-то странный мазохизм. Он не знает. Насколько же это отстойно? Кайл намеревается пойти домой в гордом одиночестве, но у вселенной на него другие планы. Он толкает от себя парадные двери школы и сразу же обнаруживает Стэна, прислонившегося к дереву во дворе. Кайл пытается его игнорировать, притвориться, что не заметил его, но Стэн не даёт ему так легко отделаться. Никогда не даёт. Такой уж Стэн. Иногда он совсем как потерянный щенок, просто ждёт людей, за которыми можно увязаться, счастливый, когда может составить кому-то компанию и не быть обузой в процессе. Кайл думает, что это мило. Это вызывает у него улыбку. Стэн отталкивается от дерева и идёт навстречу, маша рукой. Кайл машет в ответ, но не перестаёт идти. Но это же нормально, да? Потому что Стэн всё равно пойдёт с ним. И Марш доказывает это, пробежав остаток пути и не замедляясь до тех пор, пока не оказывается бок о бок с Кайлом, хлопая рукой друга по плечу. — Привет, чувак, — здоровается Стэн, на его лице эта мягкая улыбка, губы приоткрыты, а зубы обнажены, как и нежно-розовые дёсны, внутренняя часть рта… Кайл знает это ощущение. Он знает ощущение языка Стэна. Он не такой мягкий, каким кажется на первый взгляд. Он шероховатый, как у кошки, но в хорошем смысле, и… Кайлу нужно перестать об этом думать. Ему правда нужно перестать. — Привет, — отзывается Брофловски. — Что новенького? — Да ничего особенного. А у тебя? Как порядочно. Кайл закатывает глаза. — У меня всё очень скучно, — он надеется, что если будет вести себя достаточно небрежно, то слова сами собой воплотятся в реальность. Однако это так не работает, не так ли? Как прискорбно. Было бы чертовски удобно, если бы простая надежда могла что-то изменить. Они со Стэном проталкиваются через группу первогодок, бросая на них сердитые взгляды за то, что те заняли весь конец тротуара. Школьники, конечно, не замечают никакого вмешательства. Типичные первогодки. Кайл и Стэн продолжают свой путь, медленно шествуя по дороге домой. Подошвы ботинок хрустят по гальке и грязи и шаркают через кашу из остатков снега. Сугробы пытаются обратно растаять, но скорее всего время года не позволит этому случиться. Однозначно, скоро снова заметёт, сводя на нет всё, чего так старательно старалась достичь вода. — Ты хромаешь, — подмечает Стэн. — У тебя галлюцинации, — произносит Кайл, не поднимая взгляда. Стэн на это не отвечает. И, возможно, Кайл за это благодарен. Шаг. Шаг. Шаг. Каждое движение ногой заставляет думать о том, что нужно идти прямее, выше, нормальнее. Это труднее, чем кажется. Каждый раз, когда он пытается перенести весь вес на ногу, ему приходится закрывать глаза. Он думает, что, может быть, стоит просто перетерпеть эту боль. Может быть, это научит его чему-нибудь или сделает сильнее. В этом несомненно нет никакой логики, но раньше же это его не останавливало, верно? У Кайла болит голова. Ему нужно перестать думать. Где-то в середине пути его рука касается руки Стэна. Пальцы Кайла покалывает от желания взять её в свою, переплести их пальцы, запомнить ощущение его кожи и сжатия ладони, почувствовать её теплоту и понять Стэна на более глубоком уровне. Мысли начинают всплывать на поверхность. О том дне, когда Стэн обвил рукой его талию, когда Стэн поцеловал его и водил губами по его животу. Вспыхивает искра, и, чтобы отогнать её, Кайл прячет руки в карманы. У Стэна есть девушка. Стэн очень ясно дал понять, что он всё ещё любит Вэнди, и Кайл не хочет вставать между ними. И всё же больно видеть Стэна с кем-то другим, и в минуту, когда он отрывает глаза от тротуара, чтобы взглянуть на своего друга, Кайл понимает, что проваливается в кроличью нору желания. Он больше не знает, чего конкретно хочет, в крови просто закипает эта непроизвольная психологическая потребность. Это «мне нужно мне нужно мне нужно», что никак не прекратит гудеть в венах. Лёгкие зудят от желания вдохнуть густой воздух, ощутить невесомость марихуаны и погрузиться в тяжесть спокойствия, попусту потерять время, уставившись в стену и ничего себе не воображая, просто справиться со всем этим. Травка же поможет? Она всегда помогает. Она всегда очищает разум Кайла, избавляя его от неуместных, непристойных, зловещих искушений. Она притупляет боль. Возможно, она поможет ему с ногой. Стэн всегда целует его, когда они накуриваются. — Так вот, — начинает Кайл, нервничая во всех смыслах этого слова. Стэн оживляется, брови приподняты. Кайл заранее знает ответ, но всё равно не может сдержать слов. Это… так странно, это… что-то, что не позволяет ему обрести реальный контроль над ситуацией, несмотря на то, что именно он и никто другой принимает эти решения. Ползучая, искажённая, отдалённая… тишина. Он усмехается, потому что после усмешки всё кажется не таким уж важным. — Я так понимаю, сегодня я не смогу тебя уговорить на травку? Стэн тоже посмеивается, улавливая беззаботный тон разговора. — Прости, чувак, — говорит он, качая головой. — У меня сегодня дела, аптека и всё такое… ты знаешь уговор. Кайл и правда знает его. Он застал самое начало этого уговора, того самого, что включает в себя рецепты и пополнение лекарств, просто чтобы Стэн снова не погрузился с головой в этот омут депрессии. — Не бери в голову, — выдаёт он, дёргая плечами, стараясь забить, пусть разочарование и причиняет физическую боль. Это необходимое ему спасение. Это что-то, без чего он опасается двигаться дальше. Он не боится, не паникует, не расстраивается, просто… чуть-чуть нервничает. Может быть, больше подойдёт слово «встревожен» — если вам, конечно, так хочется как-то окрестить это состояние, потому что Кайлу по силам справиться со своими тараканами без внешних костылей. Он всегда так делает. С самого детства. Он может рассмотреть свои проблемы по отдельности, обработать их и разобраться со всей проблематичной хернёй здоровыми путями, самостоятельно. Так с чего бы ему переживать об этом? Стэн шмыгает. Кайл вспоминает о холодном воздухе. Он вспоминает о дыхательных путях. — Эй, — тихо подаёт голос Кайл. Он смотрит на Стэна, а тот на него в ответ. На его лице мягкая внимательность. Кайл сглатывает. — У тебя… э, ингалятор сейчас с собой? Брови Стэна опускаются вниз. — Ага, забрал свой у Вэнди. А что? — Просто хотел убедиться. Слушай, насчёт того, что случилось в столовой… — Кайл… — начинает Стэн, но Брофловски быстро мотает головой. — Нет, я серьёзно, окей? Дай мне высказаться, пожалуйста, — просит он. — Я просто хотел извиниться, я правда перегнул палку, и… — Ладно, хорошо, — перебивает его Стэн. Он говорит быстро, почти резко, и это немного сбивает Кайла с толку. На мгновение момент осязаем. Стэн задерживает дыхание. Кайл уверен в этом из-за воцарившейся тишины. Стэн выдыхает. — Извини, давай не сейчас, ладно? Я не… Снова тишина. Стэн проводит рукой по волосам, ещё одно повторение самоуспокаивающего поведения. Кайл помнит это движение из столовой. — Слушай, я не… — но Стэн снова осекается. Кайл ждёт, терпеливо и молча, прислушиваясь. Стэн наконец бормочет: — У меня не было возможности принять таблетки сегодня, ладно? Вот почему я занят, чел, и я это ненавижу, но я не могу… ну, разговаривать обо всём этом прямо сейчас, я из-за этого разнервничаюсь, а я не хочу… Тишина. Ногу Кайла пронзает особенно болезненной пульсирующей болью. Он игнорирует это и наконец перестаёт пытаться скрыть хромоту. Так или иначе, наверное, выходило у него так себе. — Я не хочу потерять контроль, — говорит Стэн. — Только не снова, а у меня нет никакой уверенности в том, что этого не произойдёт, если мы продолжим развивать эту тему, хорошо? Можем обсудить это, когда я приму следующую дозу, но вот сейчас правда не лучший момент, если ты не хочешь, чтобы я потерял самообладание. Стэн смотрит на Кайла. Глаза у него мягкие и немного влажные, но не от грусти. От чего-то другого. Кайл уже давно такого не видел. Он не помнит название этой эмоции. — Хорошо? — шепчет единственное слово Стэн. Кайл хмурится. — Хорошо, — произносит он. Стэн с облегчением выдыхает. — Хорошо, — повторяет Марш. Он отворачивается, не обращая внимания на взгляд Кайла. — Я забуду об этом разговоре, ладно? Ради моего идиотского душевного равновесия. И на этой фразе Стэн смеётся. Кайл улыбается, но не издаёт ни звука. Всю оставшуюся часть пути его голосовые связки, натянувшиеся от усилий сохранить спокойствие, отказываются работать. Вскоре в поле зрения появляется дом Стэна. Мальчики практически не прощаются. Взмах руки настолько незначителен, что его легко можно было бы упустить из виду, если бы не рьяность, с которой Кайл ищет это мимолётное движение рукой, что-то, за что можно уцепиться, запомнить и чувствовать всю оставшуюся ночь, просто что-то, что составит ему компанию в темноте его спальни, или же холоде машины, если они сегодня поедут навестить маму, или наполнит воздух чем-то кроме спёртого кислорода. Кайл отпирает входную дверь и ступает за порог, утомлённо сбрасывая рюкзак и стряхивая куртку с плеч. Он намеревается пинком закрыть за собой дверь, но резко останавливается, опасаясь за свою единственную здоровую ногу. Теперь кожу на ней жжёт. Парень захлопывает дверь локтем, как можно тише её запирая. Он делает шаг в сторону кухни. Резко останавливается. Оглядывается на свою обувь и рюкзак. Они в углу, разбросаны немного хаотично. Он… нет, он не может их так оставить, это было бы безответственно. Дурная примета. Ему нужно стать лучше, ему нужно… Кайл приседает на корточки и поправляет ботинки и рюкзак, аккуратно и симметрично размещая их у двери. Поднимаясь, он старается не слишком опираться на больную ногу. Ну вот, другое дело. Видите? Вы только посмотрите, как теперь всё чисто и опрятно. Продолжай в том же духе, так всё станет выглядеть приятнее. Так всё станет лучше. Где-то он читал, что уборка творит чудеса с психикой. Важно, чтобы вокруг было прибрано. Кайл направляется на кухню и открывает холодильник, вытаскивая оттуда пакетик со льдом. От холода пальцы моментально немеют. Чувствуя облегчение, он закрывает дверцу холодильника и берёт первое попавшееся полотенце, чтобы обернуть в него лёд. Нужно будет внимательно проследить за тем, чтобы не отморозить себе кожу. Не для этого он так старается. Мальчику просто нужно убедиться, что нога как можно скорее придёт в норму. Он не может допустить дальнейшего получения травм поверх уже существующей, как не может и слишком надолго выйти из строя из-за глупого синяка. Ради мамы он должен оставаться сильным, к тому же нельзя показывать Картману свою слабость. Это же буквально источник жизненной силы социопата, страдания других людей. Со вздохом Кайл бредёт обратно в гостиную, используя стену в качестве опоры и стараясь не усугублять уже образовавшиеся кровоподтёки. Он их чувствует. Пока что парень не закатывал штанину, но на какое-то время синяки там задержатся. Подросток садится на диван и поворачивается, ложась во всю его длину. Он задирает штанину, прикусывая губу и готовясь к моменту истины. Краснота. Много красного и других грозных оттенков. Кровь под его кожей расцветает. Она горячая, если прикоснуться, и болит, если надавить. Парень шипит, пытаясь не обращать внимания на то, что некоторые места начинают темнеть и приобретать сиреневый цвет. Вот же блять… Кайл наматывает полотенце на пакет со льдом и прикладывает его к синяку, стараясь сильно не давить. На секунду становится больно, и ногу сдавливает пульсацией, которая по ощущениям теперь больше походит на глухие удары. Однако спустя мгновение успокаивающее прикосновение льда охлаждает кожу, и он торопливо анализирует свои ощущения. Столкнувшись с чем-то настолько физическим, голова начинает кружиться, пробуждая укоренившийся глубоко в желудке дискомфорт. Мальчик откидывается спиной на диванные подушки. Блять. Дыши, чёрт тебя дери, дыши. Всё в порядке. Он в порядке. Кайл долго так лежит, пережёвывая в уме детали вещей, думать о которых не хочется. Лёд слегка подтаивает, но не существенно. Он отдыхает, не давая себе поддаться нарастающему в груди давлению. Странный слабый стук сердца, что-то, что он достаточно отчётливо ощущает. Но он в норме. Несмотря на это, он дышит, думает о хорошем, о кроликах, уточках, собаках и щенячьих глазах Стэна. О том, как они краснеют, когда накуривается — чёрт, остановись. Он трёт глаза, стараясь разбудить себя, стараясь собраться и обрести контроль над тем дерьмом, в которое скатывается. Он в порядке. Всё в порядке. Ему ничего не нужно, он может разделить, он может исправить, он может починить, он может понять и контролировать, и может сам разобраться со своими проблемами, понятно? У него всё под контролем. Дыши. Дыши. Дыши. Слышится постукивание. Что это за стук? Погодите. На лестнице раздаются шаги, и Кайл моментально выпрямляется. Он убирает пакет с голени и корячится, пытаясь спустить штанину, после чего садится нормально, не обращая внимания на возникающую при движении боль. Болит не нога, она онемела, но всё остальное тело ломит от внезапного всплеска энергии. Парень потирает место сзади шеи, где мышцы затвердели от отдыха. Он закрывает глаза из-за слепящего света. — Кайл? — окликивает его Айк. Кайл вглядывается, щурясь, пока глаза привыкают к яркому свету, проникающему из окна. Айк стоит у самого подножья лестницы, спустившись со ступенек всего мгновением раньше. Есть что-то в том, как он себя ведёт, повседневно и в то же время формально, словно он морально собрался с силами. Или… постойте-ка. Кайл снова трёт глаза, пытаясь согнать возникшую перед взором странную пелену. Его разум затуманился. Что-то оборвалось внутри. Выключилось. Щёлкнул выключатель, отключилось электричество, и он едва ли вообще здесь. Забавное ощущение. Он чувствует себя будто бы под кайфом, но не совсем. — Привет, Айк, — произносит Кайл, садясь ровнее. Он мнёт в руках пакет со льдом, поглаживая подушечками пальцев ткань полотенца, в которое тот обёрнут. — Что с полотенцем? — любопытствует младший. Кайл опускает взгляд. — Ну, если присмотреться, очевидно, это полотенце, — уклоняется от вопроса Кайл. Айк хмурится. — Что случилось с твоей ногой? — Ничего. — Угу, — Айк смотрит вниз, его взгляд сосредоточен на лодыжке Кайла, там, где ранее лежал пакет со льдом. Смутившись, Кайл наклоняется, чтобы потереть ушибленное место. Он почти что ахает, когда вместо джинсовой ткани натыкается на кожу. Когда мальчик смотрит вниз, то обнаруживает, что ему всё же не удалось до конца опустить штанину. Большая часть синяка прикрыта, но видно осталось достаточно, чтобы кто-то заподозрил неладное. Кайл одёргивает штанину, смахивая воображаемую пыль. — Ты ведёшь себя глупо. Кайл оглядывается. Айк сверлит его взглядом. — Что с тобой происходит? — спрашивает младший. Хотя он не настроен враждебно, Кайл не может не огрызнуться. — Ничего со мной не происходит, просто на площадке ударился, — защищается он, поднимаясь с дивана. — Не беспокойся об этом. — Ну, раз ничего не происходит, то мне не о чем беспокоиться, — комментирует Айк. Кайл закатывает глаза. Умник. Так он и говорит. — Умник. Айк просто улыбается. У Кайла нет сил естественно улыбнуться в ответ, поэтому ему приходится выдавливать из себя улыбку. Хотя очевидно, что Айк на неё не ведётся, он ничего не говорит. Кайл за это благодарен. Он сильнее сжимает пакет со льдом, прижимая его к животу. — Ты тут сам справишься? — спрашивает он, желая убедиться, что исправно исполняет свой братский долг. Айк корчит лицо, наверное, задаваясь вопросом, зачем ему вообще такое спрашивать, что подталкивает Кайла к ответу. — Я устал, хочу вздремнуть. Поколебавшись, Айк неуверенно отвечает: — Со мной всё будет нормально, можешь идти. Но он мнётся, и Кайлу это не нравится. — Айк, я могу остаться тут, если хочешь. — Нет, — настойчиво возражает мелкий. Он дует щёки. — Я справлюсь, я достаточно взрослый, чтобы сам о себе позаботиться! — Ладно. Свободной рукой Кайл трёт затылок, испытывая искушение остаться на диване, а не страдать при подъёме на второй этаж. Однако делать этого он не станет. В таком случае у Айка будет только больше поводов для придирок. Меньше всего на свете Кайлу нужно, чтобы Айк втянул в это дело папу. В этом нет никакой необходимости. Ничего даже не происходит. Кайл в порядке, он самостоятельно со всем справляется. Отцу не нужно брать на себя весь стресс. Кайл тоже может выдержать какую-то его часть. — Иди поспи, — командует Айк, резко указывая на лестницу. Кайл закатывает глаза, пренебрежительно отмахиваясь от брата. — Да-да, — отзывается он, начиная подниматься на второй этаж и сдерживая непроизвольную дрожь, когда невольно опирается на больную ногу. Он двигается по ступеньке за раз. Чувствительность к этому моменту уже вернулась. Остро и неприятно. Очень неприятно. Кайл пытается скрыть любые проявления хромоты, но не знает, получается ли у него. Он добирается до комнаты и захлопывает за собой дверь. Голова кружится. Кайл оседает на пол. Он горбится, роняя пакет со льдом, хватаясь одной рукой за лодыжку, а другой прикрывая рот и плотно зажмуривая глаза. Он пытается подавить боль, и у него это выходит. Глаза жжёт, но подростку удаётся сдержаться и не поддаться желанию заплакать. Жжение отступает, и, когда опасность миновала, он открывает глаза. Они сразу же грозят снова закрыться, но он им этого не позволит. Головокружение, вынудившее его опуститься на колени, до того слабое, что его едва можно назвать головокружением. Скорее это просто дезориентация, из-за которой парень чувствует, будто кто-то хватает его за голову и заставляет смотреть куда попало, не давая контролировать собственное тело. Будто мозг не получает достаточно кислорода. С этой мыслью он делает глубокий вдох, пока в груди не становится тесно. Он кашляет, один раз, тихо, пока теснота не исчезает. Он в порядке. Он в порядке, он в порядке, он в порядке. Его мать не в порядке. Она может умереть. Она может быть мертва прямо сейчас, а он об этом не узнает, пока не раздастся звонок от папы. Или из больницы, или ещё откуда — он не узнает. Он должен… Помолиться, может быть. Ему стоит помолиться о её благополучии, или о здоровье, или просто о том, чтобы с ней всё было хорошо, куда бы она в итоге не отправилась. Он знает, что не должен чувствовать себя так раздавлено, ведь смерть — это естественная часть жизни, но это так удушающе. Глаза снова жжёт, мальчик смаргивает застилающие глаза слёзы и прикусывает губу. Он знает, что, что бы ни случилось, это случится, и знает, что не должен этого бояться. Он знает, что должен доверить это… он не может, чтоб его, блять, он не может об этом даже подумать. Если я пойду и долиною смертной тени… Как там дальше? Это псалом. Он слышал его раньше, он знает его, он знал его и всегда чувствовал, что он особенный. Что он заслуживал внимания, пусть и мог звучать странно. Он чувствовал связь с ним, возможно, немного чрезмерную, хотя, возможно, он просто переоценивает его в момент нужды, но ему всё равно. Юноша ощущает желание прочитать его, узнать, подержать в руках, взглянуть на слова и суметь составить из них фразы. Стать лучше. Он должен знать его. Странно, но у него есть это чёткое ощущение. Он должен его знать, просто на всякий случай. Он мог бы рассмеяться. На случай чего? Для чего ему может это понадобиться? Он не знает. Но он боится. Нет, он не боится. Да, я боюсь. Кайл впивается ногтями в ковёр, удерживая равновесие и медленно поднимаясь на ноги. Он ковыляет до кровати и, уже сидя на матрасе, осознаёт, что забыл пакет со льдом на полу. Ему лень возвращаться. Кайл делает глубокий вдох и открывает ящичек прикроватной тумбочки, выдвигая его на всю, пока не получается дотянуться до копии библии с параллельным текстом на иврите и на английском (которая, возможно, была или же не была, ээ, «навсегда позаимствована» когда-то давно из определённого крупного универмага), которую он там хранит. Парень не часто ей пользовался; у него не было на то причины. Всё равно это скорее вещь, присутствие которой само по себе оказывает успокаивающий эффект, чем что-то, чем он зачитывается в свободное время. Он достаёт её, когда не хочет быть один. Звучит глупо? Кайл задвигает ящичек, кладёт книгу рядом с собой на матрас и осторожно укладывается. Он подкладывает под ногу дополнительную подушку, чтобы держать её повыше, хотя лёд был бы куда результативнее. Парень открывает библию, неторопливо и аккуратно пролистывая страницы, пока не находит нужное место. Псалом 23.