Проект Э.Р.И.К.

Кенни с Баттерсом понарошку сражаются пластиковыми вилками, заляпанными томатным соком. Кайлу это кажется забавным, но в то же время он не слишком уверен. Он беседует со Стэном о чём-то, что оба сочли смешным. Что-то изменилось, как ему кажется. Нечто утраченное, по чему он скорбит, что по какой-то причине отказывается образовывать связи в мозгу. Синапсы пытаются понять его, или же это он пытается понять их — те места, где он раньше чувствовал себя человеком, кажутся немного деформированными. Он в порядке, вот правда, просто устал. Прошлой ночью ему плохо спалось, не получалось расслабиться. Эффект от травки прошёл до того, как парень успел отрубиться в постели. Не сказать, что по своей натуре он человек тревожный, потому что ему не нравится подобная характеристика. Тревожный, тревожный, тревожный. Тревога. У всех бывает тревога. Люди просто мирятся с ней. Он просто мирится с ней. Он ковыряет ногтем край кусочка морковки, соскребая с него мелкие оранжевые клочки и пытаясь размазать их по своей коже. Он представляет, что они оставляют за собой пятно, совсем как графит вчера на уроке химии. Но морковь на это не способна. Отметки на бумаге оставляет углерод из графита, преображаясь в записи, которые вряд ли кто-то потом прочитает. Морковь — это еда, то, что он по идее должен есть, в чём содержатся витамины и минералы, калории и вода, волокна, наверное, антиоксиданты или как там всё это называется. Это то, что он должен положить себе в рот и жевать, жевать, жевать и проглотить. Затем оно спустится по пищеводу в желудок, где переварится. Это те энергия, сахар, вода и все остальные пищевые потребности, которые он должен потреблять в течение дня. Вот как всё устроено. Вот как устроено питание. Но где-то на этом пути еда задержится. Кусочек моркови, бутерброд, хлеб — они задержатся и поселятся внутри него, станут его частью, а этого он сейчас допустить не может. Слишком много всего пытается поселиться внутри него, слишком много всего пытается завладеть его вниманием, слишком много всего пытается откусить от него кусочек, и медленно, но верно эти кусочки заканчиваются. Чем больше он об этом размышляет, тем смешнее становится. Чем больше логики он вкладывает в рассуждения, тем меньше становится смысла. Ему нужно, чтобы хоть раз всё пошло так, как задумано. Это тупо, но он думает, что, может быть, хотя бы это он сможет оставить при себе. Всего чуть-чуть, возможно, потому что он не хочет отбросить коньки. Ему необходимы силы, чтобы заботиться о своей семье, и силы, чтобы не цепенеть, когда он курит со Стэном, силы, чтобы играть в футбол и баскетбол с пацанами, чтобы понимать химию, получать хорошие оценки и поступить в колледж, но возможно. Возможно. Ему нужно не так много энергии, столько он сейчас предоставляет своему телу. Возможно. — Ура! — победоносно восклицает Баттерс, взметнув над головой испачканную в красном вилку. Кенни тоже погружён в детали игры, ахая и разыгрывая очередную незапоминающуюся кончину. По какой-то неведомой причине Баттерс начинает о чём-то увлечённо разглагольствовать — о чём-то весёлом, наверное, потому что внимание Стэна целиком переключается с Кайла на спектакль, который учинили Баттерс на пару с Кенни. Он смеётся, тихо фыркая, с прищуренными глазами, улыбкой на губах и розовыми щеками. Кайл улыбается, будто бы прислушивается к глупой речи, но это не так. Он слишком занят, быстро и незаметно пряча еду обратно по пакетам и убирая её в ланчбокс. У него не получается сложить всё, но большую часть — да. Кайл решает, что ведёт себя глупо, и начинает есть морковь. Он оставляет хлеб под рукой, просто на всякий случай, если захочется откусить кусочек. Дав своему мозгу преодолеть внезапную эмоцию, парень осознаёт весь идиотизм своей идеи. Это травка его портит? Она потрошит его мозги и заставляет считать, что он неуязвим, так что ли? Вот в чём должна быть причина. Эти мысли не принадлежат Кайлу, они из-за травки. Или возможно (пугающе) Они от её недостатка. И вдруг одной мысли достаточно, чтобы вернуть его обратно во времени к той ночи, когда он проснулся в спальне Стэна и увидел, как тот курит. Ко жгучей, удушающей, саднящей тяжести первой затяжки, к боли от второй и третьей попыток, к плавной лёгкости, с которой он стал брать косяки. Его голова кружится, а глаза никак не сфокусируются, словно он в самом деле до сих пор под кайфом. Пока его разум изо всех сил старается поспевать за всем происходящем вокруг, Кайл начинает ковырять другой кусочек моркови. Он ковыряет, и ковыряет, и ковыряет, сгребая оранжевую стружку в кучку на крошечном пластиковом пакетике, в котором принёс её в школу, пялясь на неё, словно она — ключ к решению его проблем. Но это травка ключ к решению проблем. После неё ему становится легче. Она ассоциируется лишь с хорошим, со счастливыми воспоминаниями, свободными от стресса мыслями и действиями, с расслаблением и радостью. Дорожки внутри его мозга пытаются соединиться, но не выходит. Он в петле, но эта петля зажата с одной стороны, и он не может протолкнуться через проблемный участок, чтобы без лишних усилий продолжить путь — и он даже не знает, есть ли у него для этого силы. Ну, знаете, когда он не накурен. Стэн говорит что-то об овце, когда Кайл мягко пинает его под столом… ( пинок пинок пинок [чем-то гейским] Пинок пинок пинок [может быть, я всё контролирую] Пинок пинок пинок. ) … и Стэн переводит на него взгляд, позволяя Кенни взять разговор под свой… [можетбытьможетбытьможетбыть, Я всё контролирую] …контроль, извергая нелепости о каком-то грязном журнале, найденным им вчера в парке. Неудивительно, но Кайл не прислушивается, как и Стэн. Они смотрят друг на друга, и Кайл прикусывает нижнюю губу, наверное, немного очевидно. Стэн понимает намёк. Он осматривает друга сверху вниз, отводит взгляд, а затем кивает, не проронив ни слова. Невербальное соглашение встретиться позже и обсудить возможность сделать это снова сегодня вечером, как и каждый прочий вечер. Это обыденность. Они это сделают. Теснота в груди Кайла — та, о существовании которой он до этого даже не подозревал, — теперь, когда он знает, что сегодня сможет покурить, начинает рассеиваться. Из кармана доносится жужжание. Вибрация беззвучна, но всё же вырывает Кайла из сосредоточенного состояния. Он роняет кусочек моркови. Тот прокатывается по его коленям и отскакивает на пол. В течение секунды парень смотрит на него, размышляя, есть ли у него желание поднять еду или же стоит просто оставить больше работы для того человека, что подметает полы столовой после обеденных перерывов. Но он не может так поступить. Он не может не убрать за собой. Кайл отодвигается от стола и нагибается, поднимая морковь и вставая, а после отправляясь к ближайшему мусорному ведру, чтобы выбросить теперь уже грязную вещь. Во время своего скучного путешествия он вынимает мобильник из кармана и читает полученное сообщение.

________________________

Жиртрест Сегодня 12:18

НОВОЕ ЗАДАНИЕ!!;; встреться со мной в муржском туалете в столовой. ;))))

________________________

Кайл останавливается, занося руку над корзиной. Морковь падает внутрь. Парень поднимает глаза, перепроверяя, что это мусорка под пищевые отходы. С подтверждением приходит вздох облегчения. Он задерживается на месте и оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что никто не обращает на него особого внимания. Кенни, Баттерс и Стэн оживлённо что-то обсуждают — Кайл слишком далеко, чтобы услышать. Таким образом, он должен быть также и достаточно далеко, чтобы они не заметили его исчезновения. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон, да? Кайл молча проскальзывает в туалет для мальчиков. Он похож на тот, что в восточном крыле. Столько же кабинок, столько же унитазов, столько же раковин и зеркал. Подросток неуверенно замирает. Инстинкты твердят ему убираться отсюда. Ноги так и жаждут двигаться. Руки хочется помыть. Его мозг приходит к заключению, что всё такое же. Всё такое же, а значит всё остальное тоже повторится. Три раковины, три кабинки, три зеркала, всё это работает и функционирует — Кайл отражается в зеркалах, в каждом из них. Он проверяет, заходит в зону обзора и выходит из неё. В каждом зеркале он выглядит одинаково, и почему-то Кайл не может перестать видеть своё лицо, бледнеющее от неуверенности. Он не делает такое лицо, так ведь? Нет, не делает, он выглядит нормально. Зеркало лжёт. Кайл убирает телефон в карман и начинает мерить шагами комнату, двигаясь от первой раковине к третьей, а затем обратно к первой, сложив руки на груди и вжав голову в плечи, будто пытается стать меньше, но дело не в этом. Наверное, он замёрз. Здесь холодно, а Кайл оставил куртку на столе. И он раздражён, наверное, потому что Картман отвлекает его от еды, чтобы поговорить о какой-то очередной поеботе, а туалет такой же, почему туалет такой же? Он трёт руки между собой, встаёт, прислонившись к задней стенке и обращает внимание на то, что не такое же. Он разглядывает разницу между отчётливым изображением в голове. Он замечает неправильное, отсутствующее, лишнее, и это его заземляет. Помогает избавиться от излишней взволнованности. Один из раздатчиков бумажных полотенец не работает, один диспенсер мыла пустой, на одной из раковин пятно, подозрительно похожее на кровь, на первой кабинке нет двери, а в третьей кто-то кашляет — и, вероятно самое главное, Кайл не один. В туалете в третьей кабинке смывают, и вскоре периодический кашель прекращается. Пауза, немного возьни, а затем дверца открывается и из кабинки выходит Клайд Донован в своём привычном прикиде — форменная спортивная куртка и слегка длинноватые ему джинсы. Когда он замечает Кайла, его глаза округляются, невольно захваченные врасплох, но парень не позволяет этому встать у него на пути. Он одаривает Кайла тем взглядом, мол, я-популярный-и-знаю-всех, и говорит: «Эй, чё как?» — с напускным безразличием, словно они дружат с детского сада. Кайл не может ничего поделать со своим скептическим настоем, даже когда Клайд занимается своими делами и моет руки у раковины. Он знает, что Донован ничего не скажет — по крайней мере, пока что не сказал, и у них шестой урок общий —, но Кайл до сих пор не может выкинуть из головы то, как Клайд подошёл к нему в больнице. То, каким озабоченным он выглядел, словно ему искренне не всё равно, или словно он понял, хотя Кайл тогда так и не рассказал, что случилось. Споласкивая руки от мыла, Клайд насвистывает какую-то незнакомую Кайлу мелодию. Потом он отворачивается от раковины и пытается достать бумажное полотенце из сломанного раздатчика. Похоже, Клайд не замечает ничего странного, даже когда из диспенсера ничего не выходит. Он просто продолжает пытаться. — Чувак, я задал тебе вопрос, — произносит Клайд, на его лице эта дурацкая ухмылка. — Нормально всё, — наконец отвечает Кайл. Клайд толкает локтем диспенсер, видимо, недовольный отсутствием полотенец, но не перестаёт улыбаться. В итоге Кайлу всё это действует на нервы. Он вытаскивает бумажное полотенце из другого раздатчика и протягивает его Клайду. Глаза у того снова округляются, но не так, будто его застали врасплох, а приятно удивлённым образом. Клайд принимает полотенца. — Пасибки, чувак! Кайл лишь пожимает плечами и возвращается к своему месту у стены. Клайд поджимает губы, выбрасывая использованное полотенце в мусорку, и прислоняется к одной из раковин. Кайл закатывает глаза, когда понимает, что тот затаился в ожидании разговора. Клайд достаёт пачку жвачки из кармана, вытаскивает пластинку и протягивает пачку Кайлу. — Будешь? — предлагает он. Хотя Кайл не хочет жвачку (да и не стоит ему её есть), отказать он не успевает. Клайд делает шаг вперёд и суёт пластинку ему в руку, после чего возвращается к раковине. Раздражённый, Кайл бормочет: «Конечно», — потому что вещь уже у него в руке. Клайд ухмыляется, разворачивая обёртку и закидывая в рот свой кусочек. Он начинает его жевать. — Ну, как дела? — Да ничего, — отзывается Кайл, стараясь быть вежливым. Он изучает упакованную жвачку в руке. Запах мяты бьёт в нос, как только он начинает действительно обращать внимание. Кайл убирает жвачку в карман, решая отдать её потом Айку или что-то вроде того. Он поднимает глаза и смотрит на Клайда. — А у тебя? — Нормально, — отвечает Клайд. Ого, какой занимательный диалог. Он указывает пальцем на карман Кайла. — Так ты жвачку есть будешь или как? Кайл вздыхает. — Слушай, я… Но Кайл не заканчивает фразу. Распахивается дверь, и со скрипом в уборную входит следующий человек. На широкий торс Эрика Картмана надета форменная куртка, по стилю похожая на клайдовскую, но достаточно отличающаяся, чтобы это было заметно. Она более старая, это точно, но лишь на парочку лет. Эрик кажется не очень уж радостным, но в то же время он выглядит так же, как обычно. Спокойный и странно невозмутимый, пусть он и инфантильный говнюк. — Привеет! — восклицает Клайд. От удивления Эрик даже дёргается. Клайд ухмыляется. — Это же Карт-мэн! — Свали, Клайд, ты никому не нравишься, — сердито брюзжит Эрик. Клайд щёлкает пальцами, уродливым образом складывая их пистолетами, прежде чем подчиниться и ретироваться из туалета. Тишина, последовавшая за его уходом, оглушает. Из-за неё Кайл чувствует себя разгневанным. В этом нет ничего нового, конечно же. Эрик не двигается с места и стоит всего в полуметре от двери. Кайл застывает у стены, несмотря на всё желание пнуть Картмана по яйцам и пойти в столовую вслед за Клайдом. Эрик разворачивается и запирает дверь. Замок щёлкает, в воздухе разносится неприятный, резкий, хриплый звук. В тот момент Кайл представляет себе самые разные вещи, и его моментальная реакция перевешивает всё остальное. Он напрягается настолько, что даже делает шаг вперёд и возражает: — Тебе нельзя этого делать. — Пошёл ты, Кайл, я делаю, что хочу, — Эрик вздыхает так, словно ему уже осточертело всё время указывать на очевидное. Он дёргает ручку двери, чтобы убедиться, что она не откроется. Дверь не шевелится. Механизм работает, крепко удерживая её на месте. Кайл мог бы с лёгкостью проскользнуть мимо Эрика, отпереть замок и уйти. С лёгкостью. Но он этого не делает. Он замирает на месте, молча ожидая, наблюдая, надеясь и возможно, только возможно, в какой-то мере он молится. Эрик поворачивается, взгляд на его лице. Нечитаемый. Медленно, он подходит. По шагу за раз, он приближается, наступает и подбирается всё ближе. Кайл отказывается ссутулиться, или отступать, или пятится. Он отказывается вжиматься в стену. Не снова. Не в этот раз. С ощущением слишком больших лёгких в груди Кайл выпрямляет спину, чтобы встретится с Эриком лицом к лицу, если придётся. — Тебе повезло, знаешь ли, — говорит Картман. — Учитывая твоё поведение, мне стоило бы тебя наказать. «Разве не это ты сделал вчера?» — Кайл сдерживает за зубами напрашивающееся возражение. — Ты непокорный, — продолжает Эрик. — Ты лишь мешаешься, ты это знаешь, еврей? И, откровенно говоря, не думаю, что ты понимаешь серьёзность ситуации. Эрик останавливается в пятнадцати сантиметрах от него. Кайл уже чувствует его дыхание, то, как вокруг него двигается воздух, то, как его тело занимает собой пространство. Он чувствует фантом рук Эрика Картмана из прошлого, сжимающего его бёдра или лицо, проводящего ладонями по его ляжкам и постукивающего пальцами по шраму на его животе. От этого у Кайла пробегают мурашки по коже. От этого его начинает тошнить от злости. Он проглатывает желание плюнуть Эрику в лицо. Что-то в лице Эрика меняется, когда он шепчет: — Или же ты всё понимаешь. Эрик делает последний шаг вперёд. Он поднимает руку и проводит тыльной стороной ладони по чужой щеке. Движение до того нежное, что Кайл не знает, что должен думать по этому поводу. Он знает только, что ему оно не нравится. Он отстраняется от прикосновения, наклоняя голову в сторону. Эрик снова гладит его пальцами. Ещё одна попытка уклониться проходит безуспешно, но Кайл отказывается сдаваться. Он отталкивает руку Эрика. С лица Картмана не сходит улыбка. — Ты знаешь, что я делаю с твоей мамой, — говорит Эрик, — и всё равно продолжаешь упрямиться… может быть, тебе это нравится. Кайл замирает. — О, я угадал? — спрашивает Эрик. Ещё шаг вперёд. Слишком близко. Кайл толкает Эрика в грудь. Предсказуемо, но тот не отступает. Он наклоняется, перенося свой вес вперёд и пресекая все попытки Кайла отодвинуть его. Брофловски не может ничего поделать. Он пятится, пока не сталкивается спиной со стеной. Сколько ещё раз ему придётся вот так оказываться в таком положении до того, как мама поправится? Сколько ещё раз он будет в чужой власти? Сколько ещё раз Эрик будет домогаться его, прежде чем насытится, сколько раз? Сколько? — Ты в тайне хочешь, чтобы твоя мама умерла, Кайл? Вот в чём дело? — Нет, — отрезает Кайл. Эрик убирает свои руки. Он не прикасается к нему, совсем. Просто стоит рядом. Кайл держит ладони у Эрика на груди, пытаясь сохранить дистанцию между их телами. И снова, Эрик говорит: — Тебе повезло. — Иди нахуй, — выплёвывает Кайл, его лицо искажается от злости. Эрику это не нравится. Он хватает Кайла за плечи, крепко встряхивая его и придвигая к себе. Вынужденный зрительный контакт. Кайл не отводит взгляда. — Мне интересно, каковы твои слёзы на вкус, — произносит Эрик. Один только шок от этого заявления; чистое отвращение, сокрытое в нём, заставляет Кайла совершенно одеревенеть. Эрик наклоняется ближе, пока они не соприкасаются лбами. Кайлу это не нравится, но он прижат к стене. Он пытается отвернуться. Нос Эрика стукается о его щёку. Чужое дыхание горячее, слишком горячее, и оно пахнет гамбургером, который тот ел на обед. Кайл задерживает дыхание. — Мне интересно… Эрик опускает голову, прижимаясь носом в место под челюстью Кайла, к его пульсу. Когда он говорит, его рот раскрывается и дыхание греет кожу. Мокрое. Влажное. —… какова твоя кожа на вкус, когда ты испуган, когда ты потеешь, — Эрик делает вдох. Кайл слышит его, глубокий вдох прямо у него под ухом. Кайл сверлит взглядом светильник над ними, где жучок продолжает биться о лампочку, то приземляясь, то вновь взлетая. Крохотный глухой стук, маленькие удары, щёлк щёлк щёлк ( пинок пинок пинок ) — И мне интересно, — шипит Эрик, потираясь щекой о шею Кайла, о его подбородок. Он отодвигается на пару сантиметров, прерывисто дыша прямо ему в ушную раковину. — Как будет выглядеть твоё лицо, когда сучка умрёт. Когда Эрик отстраняется, Кайл трясётся. Он не хочет дрожать. Он не ощущает страх. Под кожей ползают ёжики отвращения, давя на каждую его пору, но он не боится. Он ни за что не признает такой мощной эмоции и не сломается под так называемым «контролем» Эрика. Он не боится. Так почему же внутри всё переворачивается? Почему его лёгкие не работают? Почему он не уходит? Куда подевался его голос? Потому что не может быть на самом деле у Эрика контроль над состоянием его матери. В этом нет никакого смысла. Его просто нет. — Ты меня понял? — спрашивает Эрик. К удивлению Кайла, он не выглядит довольным. У него мёртвый взгляд, выражение лица застывшее, каменное. Эрик суёт руки в карманы, расправляя плечи и расставляя ноги шире в знак доминирования. Кайл сглатывает. Эрик рявкает: — Да или нет, жид, ты меня понял? Вопреки всем фибрам своей души, Кайл кивает. Его горло сдавливает комом. — Скажи своё следующее задание. — Встретиться с тобой в туалете, — отвечает Кайл. Эрик напрягается. Он вынимает руку из кармана и хлопает ладонью по стене. Кайл вздрагивает из-за звука. — Я сказал следующее задание, идиот. Кайлу интересно, как его голос остаётся таким спокойным, когда остальная его часть очевидно не спокойна. Не желая так просто сдаваться, Кайл позволяет своей агрессии выйти наружу. — Ладно, блять, завалю я следующий идиотский тест, — огрызается он. Потому что Кайл не боится получить кулаком по лицу, а Эрик трус. Картман, видимо, этим доволен. Выражение его лица не меняется, поза не меняется, но он убирает руку обратно в карман. — Свободен, — произносит Эрик. Разрешение. Ребяческое. Тупое. Кайлу не нужно разрешение, чтобы что-то сделать. ( пинок пинок пинок [Я ВСЁ КОНТРОЛИРУЮ] Пинок. Пинок. Пинок. ) Кайл проскальзывает мимо Эрика, стараясь не вступать с ним в контакт. Ему не хочется вовлекать себя ни во что физическое. Не хочется подавать никаких идей больному мозгу Эрику. Кайл не боится получить удар, но боится чего-то другого, чего не может объяснить. Власти не существует, говорит он себе, возможно, чтобы почувствовать себя лучше. С его мамой всё будет хорошо. С ним всё будет хорошо. — Если не завалишь тест, — со скукой выдаёт Эрик, — то я её убью. Кайл не отвечает. Он не знает, что должен на это сказать. Он останавливается напротив двери, протягивая руку к замку. До следующего теста есть две недели. Конечно, Эрик не заставит его маму болеть так долго. Конечно, маме станет лучше намного раньше. В этом нет смысла. В этом просто нет грёбаного смысла. Кайл отпирает дверь и кладёт руку на ручку, но не проворачивает её. Он не уходит. — Мужской пишется без «р», — произносит он и слышит, как Эрик поворачивается. Он чувствует взгляд пустых глаз, поворот твёрдой спины и устойчивой стойки. — Что? — Твоё сообщение, — Кайл смотрит на свою руку на дверной ручке, лишь повернув её, он сможет уйти. Он думает о разрешении. Ему стоит уйти сейчас же. Эрик ворчит. — И что с ним? Тишина. Почувствуй воздух. Кислород. Он жужжит повсюду. — Ты написал «муржской», — говорит Кайл, — но в этом слове нет буквы «р». Звенит звонок, и Кайл уходит. Он думает о маленьких победах. Войну он может не выиграть, но вот список битв на своём счету завершит. Кенни и Баттерса уже нет, но Стэн до сих пор за столом. Кайл подходит, возможно, немного не в себе, но он этого не признает. Он быстро прибирает за собой, живот беззвучно сдавливает при виде еды. Сложив всё, Кайл закидывает рюкзак на плечи и уходит из столовой вместе со Стэном. — Ты в порядке? — интересуется Марш. — Ты долго там провозился, я как-то даже заволновался. — Я в норме, — заверяет Кайл. Ему хочется поморщиться из-за резкости своего голоса, но мальчик этого не делает. Он делает вид, что это намеренно. Пытается. Стэн не выглядит убеждённым, но и неубеждённым тоже не кажется. Они разделяются. Посреди урока химии Кайла озаряет то, что Эрик может быть не связан с болезнью его мамы. Но он и не должен быть виноват в её болезни, не так ли? Даже без этого он по-прежнему может её убить. Может быть, в этом весь смысл.