________________________
Жиртрест Сегодня 15:12
за школой СЕЙЧАС________________________
Кайл снова убирает смартфон в карман, пользуясь моментом, чтобы заверить себя, что Эрик использует заглавные буквы только лишь бы драматизма нагнать, а не потому что Кайл упустил важное указание. Он безрадостно проходит по коридору и едва не наворачивается с лестницы, но успевает вовремя схватиться за перила. Остальная часть путешествия на задний двор школы проходит тихо и мирно. Он толкает массивную ржавую металлическую дверь, и та открывается с громким скрежетом. Большую часть времени он старается сюда не заходить; в алькове холодно и темно, а ещё воняет мусорным баком, за которым спрятано убежище старшаков-торчков. Там водятся пауки и жуки, а проволочный забор не просто старый и подержанный, а скорее изодранный. Ещё и гравий колкий; намного более колкий, чем где-либо в городе. Это почти что знак, что это место опасно. Всё вокруг кричит о секретной торговле наркотой, хотя Кайл знает наверняка, что на самом деле никто здесь не занимается продажей наркотиков. Никто из школьников, по крайней мере. Бездомные и не-школьники, возможно — и периодически в самом углу собираются любители покурить траву. Помимо этого, однако, здесь стоит гробовая тишина. И пахнет гниющими отходами. Найти Эрика нетрудно. Яркая расцветка форменной куртки легко привлекает к себе внимание. А даже если бы не привлекала, Эрик никак не постарался себя скрыть. Он уселся в открытую, спиной к углу мусорного бака. Кайл представить себе не может, почему из всех мест он выбрал именно это; запах нестерпимый даже с расстояния, на котором остановился Кайл, а между ними почти полтора метра. Спустя пару секунд взгляд Кайла фиксируется на чём-то новом. — Это?.. — пытается спросить он, но его перебивает смешок Эрика. Картман достаёт из кармана зажигалку, быстрым движением большого пальца щёлкая ей и то зажигая, то гася огонёк. Кайл наблюдает, глаза широко раскрыты, неспособные сфокусироваться ни на чём кроме огня, поедающего самый кончик косяка, когда Эрик его поджигает. Тëмные глаза Картмана отражают в себе набухшее в преддверии дождя небо. Это новое выражение, в котором Кайл не уверен. Ему кажется, что стоит притвориться, что он его не видит. Эрик машет перед собой косяком, зажатым между указательным и большим пальцами. Дразня. Завлекая. — Будешь? — как ни в чём не бывало спрашивает Картман. Какие бы господство и контроль не содержались в его сообщениях, всё это уже исчезло, и Кайл не может не задаваться вопросом, виновата ли в этом марихуана. Кайл сглатывает настырное желание сказать «да» и отрицательно мотает головой. Эрик весело фыркает. — Она проверенная, обещаю, мне её Кенни дал. Кайл застывает на месте. Позвоночник болит от твёрдости осанки, моля немного сгорбиться, но он отказывается. Всего на секунду мальчик закрывает глаза, дыша, пытаясь игнорировать вонючие нотки марихуаны в воздухе. Он хочет покурить. Нет, нет, этого хочет его организм — или же мозг, чтобы вспомнить это ощущение, попытаться раствориться в беззаботности и воспоминаниях о том, как он себя чувствовал каждый раз, когда курил вместе со Стэном. Волшебство этих мгновений, их очарование, красота узоров, которые он видел, и расслабление, которое чувствовал… Но те дни подошли к концу. Кайл выдыхает отголосок ранней молитвы и открывает глаза. Он вновь мотает головой, даже более уверенный в собственном отказе. От Эрика исходит ещё одно мычание, и он сдвигается, вытягивая ноги поверх жёсткого гравия и деревянных щепок перед собой. Его рука опускается. Ещё одно движение, и рука с косяком оказывается у школьной кирпичной стены… — Постой! Эрик замирает. Кайл тоже. Косяк продолжает тлеть; дым словно живой. Эрику не нужно ничего говорить, как не нужно и Кайлу. Вокруг просто воцаряется тишина. Никаких звуков — даже природных — не слышно, когда Кайл шагает вперёд, садится, скидывает рюкзак на землю рядом с собой и забирает из чужой руки косяк. Эрик отдаёт его без возражений. Когда Кайл подносит косяк ко рту, когда его глаза с дрожью закрываются, когда он делает максимально глубокий вдох и держит держит держит дым в лёгких, он уверяет себя, что это последний раз. Он напоминает себе о том, что в последний раз, когда он курил, на самом деле он не понимал, что это был тот самый последний раз. Кроме того, одна последняя затяжка никак не навредит, правда? Кайл протягивает косяк обратно Эрику, но тот мотает головой. — Не, мне уже достаточно, — он указывает на клочок бумаги и пепел на земле. Сквозь туман и дымку своего дыхания, Кайл понимает. Он устраивается поудобнее, желая расслабиться с чем-то столь привычным в руке. Он опирается спиной на бак, бок о бок с Эриком. Они сидят так вместе, молча. В воздухе плавает дым. Одна затяжка перерастает в две. Две превращаются в пять. А пять в целый косяк, и внезапно Кайл уже не может вспомнить, почему вообще изначально отказался от травки. Он смутно припоминает разговор со Стэном в туалете несколько дней назад. Он помнит, как просил его покурить — помнит это, уж будьте уверены. А потом этот идиот — он, блять, отказал ему, он сказал, что они больше никогда не будут вместе накуриваться. Что Кайл может курить сам, но Стэн не станет… участвовать в этом, или как там, блять, было. Как же это тупо? Вместе с облаками уплывает и Кайл. В один момент он неожиданно для себя осознаёт, что в голове крепко-накрепко засела музыка, а фигуры в небе знакомят его с новыми мелодиями, мыслями и чувствами. Оказывая явный успокаивающий эффект, наркотики в его организме работают очень просто. Он ловит себя на том, что мягко кивает, после чего соскальзывает в сторону. Прежде, чем до него доходит случившееся, он уже погрузился в дрёму, улёгшись головой на мягкое плечо Эрика. Вся правая сторона его тела окутана тканью и теплом другого человека. Это приятно, если не придавать большого значения тому, на кого именно он опёрся. Здесь, в этом самом месте нет ощущения переполняющего тебя стресса. Здесь, в этом самом месте присутствует осознание отсутствия безопасности, но также здесь присутствует и осознание того простого факта, что Кайлу плевать. В конечном счёте мягкая и тёплая подушка в виде Эрика смещается. Кайл садится немного прямее, открывая глаза и стараясь разглядеть окружающую действительность сквозь мутную дымку и лёгкую головную боль. У основания каждого глаза, прямо за зрачком, чувствуется жжение, из-за которого сложно сосредоточиться. Всё плавает, всё ослепляет. Кайл отдалённо подмечает шуршание и обнаруживает, что смотрит за тем, как Эрик копошится в рюкзаке. Он не знает в чьём. Может быть, в его или же в своём. Это может быть даже рюкзак какого-нибудь случайного придурка, который посеял его здесь в прошлый раз, когда это место было забито торчками… при этой мысли Кайл усмехается. Я торчок, идиот. Возможно, Эрик тоже. Он посмеивается, даже когда Картман достаёт шприц. Он смеётся, даже когда Эрик берёт его руку и толкает назад, спиной на землю. Он смеётся, даже когда Эрик забирается на него и снимает колпачок со шприца… Кайл толкает Картмана в грудь, его смех замедляется по мере того, как мозг понимает странность ситуации. Наконец до него начинает доходить, что сейчас он не со Стэном. Свободной рукой Эрик хватает запястья Кайла, задирая их над головой. Эрик прижимает его к земле. Ледяная острота гравия царапает кожу. Крупицы грязи, камней и деревяшек колют и вонзаются в тыльные стороны ладоней Кайла. Рукава его куртки задрались, из-за чего запястья и предплечья рук колет морозный зимний воздух. Опасность. Кайл брыкается, пытается вырваться и перекатиться, как это делал у него на глазах Стэн, но ничего не выходит. Он лишь мелкое существо под массой тела Эрика. В этих карих глазах видно буйство, даже когда они глядят на него сверху вниз, даже когда они блестят от наркотиков, слёз или эмоций. Даже когда они выглядят человечными, Кайл знает, что в них нет ничего человеческого. Он начинает отбиваться настойчивее, крутясь в разные стороны. Гравий царапается; его джинсы собирают на себя остатки снега и дождя от недавней мороси. Холод окутывает теперь уже обнажённую поверхность живота Кайла. Он скребёт его рёбра и вызывает дрожь; дыхание парня скапливается у него перед глазами, смешиваясь с облаками от пыхтения Эрика. Кайл делает рывок, пытаясь выдернуть руки из беспощадной хватки Картмана. Он почти что ахает, когда тот позволяет ему освободить руки. Кайл незамедлительно ими пользуется, давя на чужое лицо, плечи и грудь, пытаясь ударить Эрика в живот, или пнуть его, или откатиться, хоть что-нибудь. Ему удаётся. Кайл обнаруживает себя уже на животе, гравий теперь царапает его брюхо. Куртка мальчика сбилась комом вокруг груди. Он пытается оттолкнуться, извиваться сильнее, освободиться. Однако всё, чего ему удаётся достичь, это загнать руки в ловушку под собой, когда Эрик выбирает самый неподходящий момент, чтобы наклониться. Локоть Эрика впивается в спину Кайла. На боку чувствуется отчётливый щипок, а потом — ничего; игла шприца введена в его плоть. Кайл уклоняется, но бесполезно. Шприц исчезает, и Эрик больше не трогает кожу у него на боку. Раздаётся треск, и Кайлу не нужно оглядываться, чтобы понять, что Эрик отбросил шприц в сторону. — Инсулин, — рычит Картман, его голос вдруг намного более угрожающий, чем раньше. В голове у Кайла стучит, а живот ноет. Он хочет спросить у Эрика почему, хочет спросить в чём смысл, хочет задать ему столько вопросов, но не может, потому что горло сдавило. Его рот полон ваты, а горло пересохло и потрескалось от морозного воздуха. Эрик просовывает кисть под его торс, выуживая оттуда левую руку Кайла. Он неаккуратен; он проворачивает её, чтобы добиться правильного угла. Кайл несколько раз морщится и вскрикивает, скребя коленями по жёсткой земле, пачкая джинсы и пробуждая фантомную боль в ноге. Эрик опускает его рукав, держа левую руку Кайла прижатой у него за спиной, словно его арестовали. — А теперь ты меня послушаешь и послушаешь внимательно… Где Кайл это уже слышал? Его глаза крепко зажмурены, попытка не дать крошкам попасть в глаза. Он пытается вспомнить. Но не может. Он не может вспомнить. Что-то меняется, и Эрик вдруг полностью отпускает его руку. Свои же руки он девает куда-то в другое место, и это другое место не на теле Кайла. Кайл пользуется шансом, загребая в ладонь горсть гравия и бросая его за себя в надежде на лучшее. Эрик матерится про себя, дёргаясь и сплёвывая. Мокрый плевок попадает на заднюю часть шеи Кайла. Брофловски тянется за другой горстью, но Эрик перехватывает его раньше. — У нас не так много времени, жид, так что будь паинькой, — Эрик придавливает его, шипя последнее слово. Упрёк. Кайл сильно ударяется об землю, когда Эрик наваливается на него, и пытается поменять положение. Его лицо прижато к земле, шапка выступает в роли буфера между грязью и его лбом. Эрик снова берёт его левую руку и заводит её за спину, вызывая жжение в плече из-за неестественной позы. Что-то влажное — новая текстура, противоречие. Сухо-влажное. Что это? Оно вырисовывает узоры на внутренней части его руки, линию фигур, но Кайл слишком отвлечён, чтобы их определить. Следующие слова Эрик говорит утрированно снисходительным тоном, будто разговаривает с ребёнком. — Когда сегодня придёшь домой, я хочу, чтобы ты вырезал эти милые циферки у себя на руке, хорошо? Можешь проверять уровень сахара в крови и есть только после того, как отправишь мне фотографию моего прелестного произведения искусства, хорошо? И когда Кайл не отвечает… — Хорошо, малыш? Кайл полностью застывает. Он пытается повернуться, пытается уловить послание. Он не может; давление на спину крепко удерживает его на месте. Воздух из лёгких собирается перед глазами, частицы, потрясённые передачей энергии, повышением температуры и физической неуверенностью в себе. Вопреки всякому желанию и против своей воли Кайл ловит себя на мыслях о матери. Несомненно, в этом была задумка Эрика. Тяжесть пропадает. Эрик встаёт. Кайл остаётся на земле, придавленный невидимыми остатками веса. Он пытается убедить себя подняться, но это трудно. В тишине, в скованности, в пустоте. Кайл скребёт землю. Он заставляет себя приподняться, опереться на руки и колени и посмотреть вниз на свои руки, туда, где рукава ещё не опустились до запястий. Он поворачивает руку, смотрит на чёрные чернила, небрежную надпись с неровными из-за борьбы следами от маркера:F-11237.
Эрик опускается на колени перед местом, где от случившегося отходит Кайл. Рукой, свободной от маркера, он берёт его за подбородок. Его глаза такие же влажные, но ухмылка стала более отчётливой. — Лезвие, — шепчет Картман, язык всего на секунду выглядывает у него между зубов, — в ермолке, которую я тебе дал. Эрик отталкивает Кайла, и тот неуклюже падает на локоть, прежде чем завалиться боком на гравий. От чужих пальцев глубоко внутри челюсти осталась ноющая боль, что-то, что он не уверен, что когда-нибудь забудет. Поднимаясь в положение сидя, Кайл периодически думает про себя. Он пытается. Пытается понять смысл этого, пытается уловить то, что прольёт на всё логический свет. Он ловит себя на том, что шепчет, бормочет на идише, а в очаге горит огонь, и дома тепло (Un der rebe lernt kleine kinderlekh dem alef-beys) Эрик, судя по всему закончивший на сегодня и более или менее довольный, собирает свои вещи, поднимает шприц и мусор и запихивает всё обратно в рюкзак. После этого он перекидывает его через плечо и прогулочным шагом двигается к чёрному входу в школу, пнув по пути рюкзак Кайла, когда тот перегораживает ему путь. — О, — Эрик останавливается перед массивной металлической дверью. Его ступня стоит рядом с брошенным косяком; она усеивает мусором снег, травка. Засунув руки в карманы и задрав нос перед скрючившейся и растрёпанной фигурой Кайла, Эрик произносит: — Я бы посоветовал тебе добраться до дома, пока инсулин ещё не начал действовать, ага? Ухмылка. Гнусная и широкая. Ещё один проблеск языка. — Я ещё не закончил с тобой играть, еврей. Эрик пинает пустой участок гравия. Переступает с ноги на ногу, открывает рот — смеётся. — Далеко не закончил. Влага у Эрика в глазах. Кайл цепляется за это, пока Эрик уходит. Подсознательно. Его мозг фиксируется на человеческом аспекте, пока остальной его части тошно от того, что кто-то мог такое сотворить.