Проект Э.Р.И.К.

В ловушке. Когда в раннее утро понедельника Кайл пытается выйти из дома, ему остаётся лишь признать этот факт. Но даже это сделать непросто — если бы он мог отмахнуться от ощущения загнанности в угол, он обязательно бы так и сделал, но он не может. Айк отдыхает на диване. В последнее время у него хватает энергии только на то, чтобы дремать в разных уголках дома, совсем как кот. Кайл же выглядывает из-за занавесок окна в гостиной, наблюдая за Эриком, который остановился у ближайшего к их дому края подъездной дорожки. И Кайлу хочется закричать. Так что он собирается с духом, берёт себя в руки, выходит из входной двери в куртке и с рюкзаком за спиной и запирает за собой дверь. Ни на секунду его взгляд не отрывается от крупной фигуры Эрика, ни даже чтобы взглянуть на замочную скважину, когда ключ в неё не попадает. Он запирал дверь достаточно раз, чтобы уметь делать это не глядя. Даже если бы он захотел отвернуться, он бы не смог; подпускать Эрика близко после их последнего взаимодействия так… страшно, Кайл не может и не станет рисковать и подставляться, как и не станет подставлять своего брата. Он болеет, всего святого ради, и Кайл знает, что у Эрика недостаточно моральных принципов, чтобы оставить больного в покое. Может быть даже, что он всему этому причина. Кайл запихивает руки в карманы куртки и продевает палец через заводное кольцо на ключах, чтобы в случае чего иметь под рукой лёгкий и быстрый доступ к (относительно острому) оружию. Чёрт, он мог бы им воспользоваться, даже если необходимости не возникнет. Кайл медленно спускается по ступенькам крыльца, сощуренные глаза смотрят на расслабленную позу Эрика, скрестившего руки на груди. На его лице нет ничего особенного; по большей части Эрик кажется просто недовольным, как будто Кайл заставил его ждать тут, чтобы они могли пойти в школу вместе. Как в старые добрые времена, когда они были скорее приятелями, хотя теперь, оглядываясь назад, Кайл даже представить себе не может, что мог дружить с этим мерзавцем. Хотя, опять же, все мы задним умом крепки. — Чего тебе? — резко бросает Кайл. Эрик не реагирует на его тон; он вообще почти никак не реагирует. Только смотрит, недовольно скривив губы. — Ты держишь меня за дурака? — рявкает Эрик. Кайл смотрит. — Что? — Я сказал, — поясняет Картман, — ты считаешь меня дураком? — Я считаю тебя придурком, — прямо заявляет Кайл. Эрик напрягается, опуская руки и презрительно двигая челюстью. Солнечный свет отражается в радужке его карих глаз, блестящих во время движения зрачка, пока он изучает взглядом Кайла. Брофловски остаётся лишь позволить ему это — впитать внимание в себя, дышать, терпя дискомфорт оттого, что за ним так пристально наблюдают. Даже несмотря на очевидный дискомфорт, Кайл не боится. Внутри него нет страха. Зато там есть гнев. Чистый, обжигающий, пропитанный ненавистью гнев, потрескивающий в глубинах его тела и будоражащий суставы. Раздаётся звук; звук открывающийся сзади двери. Кайл разворачивается, чтобы посмотреть на Айка, который, как он уверен, вышел наружу выяснить, о чём они разговаривают, но вместо этого видит по-прежнему запертую дверь. Его взгляд перемещается в сторону тёмно-коричневого дома Стэна, и, естественно, вот же он, спускается с крыльца и… Всё тело Кайла резко отшатывается назад. Он так озадачен, что не может осознать причину до того, как его активно оттаскивают в сторону; пятки скребут по покрытому трещинами асфальту подъездной дорожки. Преодолев первичный шок, Кайл начинает бороться с хваткой Эрика. Он изворачивается и открывает рот, чтобы закричать, но губы накрывает пухлая влажная ладонь. Ключи выпадают из кармана, рука занята чем-то другим, попытками ухватиться за край дома, в то время как его утаскивают за другую сторону здания. Рюкзак, лямки которого наброшены на оба плеча, лишь прибавляется к утягивающему назад весу. Он наблюдает за тем, как зелёный слайдинг его дома занимает всё больше пространства в поле зрения, неудобно прижатый к стенке всего на пару секунд, после чего Эрик поворачивает его голову, не убирая руку со рта. Кайл смотрит на очертания улицы. Он видит деревья и соседа через дорогу. Он думает о том, заметил ли Стэн, как его утягивают за угол — ему остаётся лишь надеяться. Он не знает, что собирается делать Эрик — он не знает, планирует ли он уже вообще что-то —, но, мечась между затуманивающим разум желанием выбить всё дерьмо из своего недоброжелателя и страхом, сковывающим его до состояния покорности, Кайл знает, что скорее всего не сможет сбежать. Это не мешает ему пытаться. Кайл бьётся. Ему плевать, если он ударится лбом об стену, плевать, что приходиться прижаться к Эрику ближе перед тем, как отдалиться, — ему плевать, пока парень не осознаёт, что это ни к чему не приводит. — Я знаю, что ты сделал, — низко рычит Эрик ему в правое ухо. Кровь приливает ко лбу Кайла, и от предыдущих усилий у него начинает кружиться голова. Он моргает, дабы взбодриться, и тяжело дышит в пластиковый слайдинг. Он не обращает внимание на то, как Эрик всем своим телом к нему прижимается. Он не обращает внимание на то, как содержимое рюкзака впивается ему в спину. Он это игнорирует, чтобы потом не пришлось вспоминать. Он игнорирует это, он игнорирует это, он игнорирует это — хотя куда более правильно будет сказать, что он это едва осознаёт. Другая рука Эрика, обившаяся вокруг наиболее узкой части его талии, сжимается. — Даже не смей думать, что я не знаю, потому что я знаю, Кайл. А знаешь, что ещё я знаю? Я знаю, что мне нравится дружить с Кенни. У Кайла нет сил напрягаться. Его мышцы болят от желания вырваться из тесного пространства, а глаза хотят закрыться. Он не припоминает, чтобы его ранее одолевала сонливость, но теперь — определённо. Это вызывает беспокойство. Неужели он правда так сильно ударился головой? Неужели… Эрик сказал «Кенни»? — Им так легко манипулировать, ты знал? — бормочет Эрик. — Кенни сделает для тебя чтооооо угодно, стоит лишь достаточно поумолять, он просто не может оставаться в стороне, когда его друзья могут пострадать, и это делает мою работу намного… намного… легче. Кайл сглатывает густую волну тошноты. Эрик убирает руку с его рта и вместо этого спускается ею вниз, сжимая горло. — И ты понятия не имеешь, — шепчет Картман, жарко и влажно дыша в заднюю часть чужой шеи. Он делает вдох, громкий и судорожный. Неустойчивый смех слетает с его языка. — Ты и понятия не имеешь, как сильно он помог, сколько информации мне дал, и сколькими товарами меня снабдил — у него очень много связей, ты это знал? У него есть свяяяяззи… У Кайла есть задание по английскому. Он совсем забыл его выполнить. Сегодня ему придётся остаться после уроков и сделать его, да? Он никак не успеет написать целый лист за сорок восемь минут… хотя, он мог бы поработать над заданием в свободное время на других уроках. Рука на горле сжимается сильнее. Кайл кашляет, издавая жалкий задыхающийся звук и впиваясь ногтями в стенку. Эссе о символическом значении, стоящем за тремя визуальными и лингвистическими приёмами повествования в творчестве Шекспира. Он должен его закончить. — Я тебя видел, — говорит Эрик. — Вернувшись в пятницу из больницы, ты упал на тротуар и бросился в объятья Стэна, упал пряяямо в них, не правда ли? Кайл не может дышать. Он открывает рот, но не может проглотить так необходимый ему воздух. С новообретёнными силами он заводит руку назад, хватает Эрика за волосы и тянет так сильно, как только может. — Ай! Сука, — рычит Эрик. Он убирает руку с шеи Кайла и вместо этого хватает его за плечо, сильнее прижимая к дому. Кайл сбивается с дыхания. — Непослушный кусок… Господи, да ты ничего не можешь сделать правильно, не так ли?

Да ты ничего не можешь сделать правильно.

— Ты бесполезен, и я уже начинаю заёбываться и уставать от этого, — огрызается Эрик. — Скоро я всё это закончу, ох, я это закончу…

Закончи это.

— Но ещё рано! — шипит Эрик. — Нет, ещё рано, я почти закончил, а почти это не прямо сейчас… но, может быть, сегодня? Смех. Почти истеричный смех. — У меня есть для тебя задание, и, может, в этот раз у тебя получится подчиниться, — говорит Картман. — Сегодня тебе нельзя смотреть на Стэна, Кайл, никакого зрительного контакта, никаких несчастных влюблённых взглядов через коридор или столовую, нет-нет-нет, ничего из этого, потому что ты мой, ты меня слышишь? Мой, мой, моооой… У Кайла болит шея. Напряжение у основания черепа, там больно. Ему хочется забраться в кровать и поспать. Боль змеится к макушке головы. И руку сводит судорогой. Мышцы вспыхивают, выделяя порезы слабыми пульсациями, которые вскоре покрывают всю руку целиком. Воспаление заполняет предплечье, и боль простреливает через бицепс в плечо и вверх по позвоночнику, чтобы поселиться в шее и застучать в голове. Это замкнутый, головокружительный круг. — Вообще-то ты идёшь сегодня со мной в школу, — говорит Эрик. — Чтобы ты не смог улизнуть к своему драгоценному Ромео… ну, хорошо звучит, Джульетта? Боль. Это больно. Пульсация, пульсация, пульсация, он не может нормально видеть, прекратить всё это. Всё слишком острое. Всё перед глазами сверкает кинжалами, которые подчёркивают мысль о лезвиях, вонзающихся в его руку. Он думает о крови, и от мысли о ней, циркулирующей по его организму, его мутит. Руку как будто раздавило под разбившемся на заострённые куски камнем. Боль снова простреливает, возвращаясь обратно в голову. Эрик отпускает. У Кайла нет сил стоять на ногах. Он падает на колени, что со стороны выглядит жалко, однако он едва находится в сознании, куда уж об этом переживать. Сон, ему нужен сон. Здесь слишком жарко. На улице зима, и слишком жарко. Его разум в огне. Рука тоже, всё… шея болит. Почему шея болит? Почему… Кайл заставляет себя встать на ноги, опираясь на слайдинг. Он не знает, как собирается пережить этот день. Он не знает, как собирается сегодня вообще делать что-либо — с этой болью в руке, пронзающей тело до головы, это кажется невозможным. Он может поклясться, что боль сильнее, чем когда Эрик, собственно, его резал. Кайлу бы очень хотелось, чтобы это закончилось. Жар, боль и осознание, что он в ловушке. У него не получалось нормально высыпаться. Ничего не успокаивало в достаточной мере, так, чтобы парень смог отдохнуть. Поэтому по утрам он до смерти уставший, а ночью от тревоги не может сомкнуть глаз. Это больно. Эрик берёт его за затылок, ведёт за угол к переднему двору дома. Кайл игнорирует яркий свет. Он нагибается за ключами, когда проходит мимо места, где их ранее уронил, запихивает обратно в карман и просовывает палец в заводное кольцо. Совсем как ранее. Кроме того, разве что, что в этот раз он сделает всё правильно. Не то чтобы у него были силы даже на попытку подраться. Кайл вздрагивает, когда Эрик сильнее сжимает заднюю часть его шеи. Он тяжело сглатывает, слюна застревает в горле, как будто изнутри оно покрыто наждачной бумагой. Он крепче сжимает рюкзак, лямки которого всё ещё плотно сидят на каждом плече. — Я тебя не боюсь, — выпаливает Кайл. Эрик застывает. Ослепляющее серо-белое небо, характерное для поздней зимы, нависает над ними двоими, и Кайл находит в себе смелость — или, скорее, теряет чувство здравого смысла, которое могло бы его остановить от того, чтобы — заговорить. Он облизывает ссадину на нижней губе, игнорируя жжение и последовавший за этим лёгкий привкус железа во рту. Он поворачивает голову и сталкивает со своей шеи чужую ладонь. Эрик шлёпает его по руке, отталкивая в сторону… А потом шаги …прежде чем опустить собственную и вместо этого приняться играться с пластиковыми застёжками на одной из лямок на рюкзаке Кайла. Тот же почти давится собственной слюной, когда к ним из-за спины подбегает Кенни. Его щёки слегка покраснели, а дыхание прерывистое, облачка тёплого воздуха собираются при выдохе у носа и рта. — Ребят, мы опаздываем, — Кенни прыгает с ноги на ногу, ни на секунду не прекращая двигаться, пускай сам и выглядит всё равно что на пороге смерти. Кайл ощущает странную смесь презрения и беспокойства; беспокойства из-за недавнего разговора с ним и презрения от мысли о том, что всё это случилось из-за Кенни — что он замешан. — Куда? — недоумевает Кайл. Эрик дёргает его за лямку рюкзака. Брофловски борется с искушением полностью поддаться рывку; вместо этого он напрягает ноги, расставляя их шире, чтобы сложнее было потерять равновесие. Кенни молчит, у него немного удивлённое и озадаченное выражение лица. — В школу, — отвечает Маккормик, как будто во всей вселенной нет ничего очевиднее. И, честно говоря, в этом кроется доля истины. Кайл открывает рот, чтобы ответить, но Эрик его опережает. — Автобус ещё не уехал? — Нет. Но стоит поторопиться, если мы хотим ухватить последние свободные места. — Ох, — вздыхает Эрик, как будто что-то вдруг понял. Кайл морщится от его тона. — Ой, божечки, Кенни, прости, я совсем забыл тебе сказать, что мы с Кайлом надеялись сегодня сесть сзади вместе. Эрик говорит таким тоном, каким делает это каждый раз, когда ведёт себя как манипулятивный, строящий из себя отзывчивость психопат. Кайл убеждает себя в том, что Кенни не поведётся на нечто столь очевидно лживое — и, когда уголки губ Кенни слегка опускаются, Кайл не может не задуматься, может быть, он знает, что Эрик манипулирует, только потому, что знает обо всём, что происходит. Но если Кенни в этом замешан… — Э, чего? — брови Кенни недоверчиво опускаются. — Вы же, типа, ненавидите друг друга, с чего бы вам хотеть… — А вот нам просто хочется, — перебивает Эрик. — Да ладно, Кенни, всего разок, ты можешь отъебаться и чуток потусить со своими дружками-нариками, так ведь? Глаза Кайла округляются от того, в какой почти угрожающей манере Эрик это произнёс. Однако Кенни не кажется убеждённым; вообще-то по его лицу видно, что ему не впервой сталкиваться с подобным. Кайл смотрит на Маккормика, тихо умоляя о зрительном контакте. Спустя момент напряжённой, ничем не нарушаемой тишины Кенни наконец бросает взгляд на Кайла. Если он в этом замешан… Он должен… Понять? Пожалуйста пожалуйста пожалуйста Пойми Кайл прикладывает все силы, чтобы через взгляд передать слова: «пожалуйста, помоги мне выбраться из этого дерьма». Кенни переводит взгляд обратно на Эрика и спрашивает: — И какого хрена вы собираетесь там делать? И Эрика прорывает. За долю секунды его лицо меняется с абсолютно спокойного и почти похожего на нормальное человеческое на полную ярость. — Господи, блять, ты отсталый сукин… Что-то в воздухе меняется, и это отвлекает Эрика. Кайл оглядывается через плечо как раз в момент, когда на горизонте появляется быстро приближающийся школьный автобус. — Бля, автобус, — Кенни разворачивается, чтобы пойти к остановке, но Эрик, всё ещё крепко держащий Кайла за лямку рюкзака, устремляется вперёд, отталкивая блондина со своего пути. Сердце Кайла замирает в груди, когда Кенни оступается и покачивается назад, чересчур близко к краю тротуара — но он не может отодвинуться или оглянуться, чтобы проверить, всё ли с Кенни в порядке. Он даже подумать об этом не может. Ему остаётся лишь, спотыкаясь, спешить за Эриком к остановке, на которой им положено было быть ещё несколько минут назад. Остановке, на которой, скорее всего, ждёт Стэн. И автобус проезжает мимо них к этой самой остановке, той, что на расстоянии. Он скрипит, останавливаясь. Кайлу хочется побежать и нагнать его, но он не может, в ногах совсем нет силы, а из головы никак не уходят пульсирующие помехи. Он просто видит, как Стэн заходит в автобус… Стэн… Двери закрываются. Паника накатывает, заставляя Кайла разрываться между миллионом разных мыслей. Кенни, Стэн, Эрик и Игра, его мама, Айк и уход отца… Эрик тянет Кайла за собой. Ещё быстрее, вперёд вдоль дороги, пока водитель не замечает их через зеркало заднего вида и не останавливается. Лёгкие Кайла горят от такого напряжения. Он задумывается о том, стоит ли ему больше тренироваться. Слишком жарко. Эрик отпускает лямку его рюкзака и поднимается по трём маленьким ступенькам в автобус. Кайл следует за ним, слабо осознавая всё, что его окружает. Он опускает голову, чтобы наверняка случайно не пересечься со Стэном взглядами, и идёт за Эриком. Как он и сказал, они садятся сзади. Они будут сидеть там одни, в задней части автобуса. Эрик плюхается на сидение в самом конце. Не задумываясь, Кайл садится рядом. Спустя минуту автобус снова начинает движение. В качестве эксперимента Кайл поднимает взгляд. Слева от него… Слева от него Кенни. С ним всё в порядке, он сидит через проход напротив Кайла и Эрика. Они смотрят друг на друга. Кенни кивает Кайлу.