III. Охота на ведьм

Швеция, к северо-западу от озера Венерн Бросило вбок. Завалило. Обрушилось. Перевернуло… Потом больно ударило в затылок… И темнота. И вода. Ледяная. Так, что дыхание перехватило и сдавило горло. Чëрная, ледяная… По рукам и ногам сковывающая, вязкая, трудная жижа. И надо выплыть, необходимо вдохнуть. И она пытается. Но каждое движение даётся непомерным усилием преодоления многотонной толщи. Не преодоления. Не одолеть. Не справляется. Её давит, сплющивает, раскатывает в блин. Лёгкие, гортань горят невозможностью вдоха. Пробовать, не сдаваться, не сметь, не позво… Рывок! Её дëргает вниз. От неожиданности она вскрикивает… Хочет крикнуть, но крика нет. Его растворяет. Вместе с остатками кислорода. Больше сил… Вдох, — и носоглотку, горло, лëгкие моментально забивает жижа, обезволивая, поглощая, обращая в себя… Вот и… Нет. Она дышит. Не воздухом. Вдыхает, пропускает сквозь себя черноту. И постепенно чернота обретает запах крови, её вкус. Горячей, густой, насыщенной, сильной, яркой. Возвращающей, выталкивающей… Ближе, вверх, вверх… Но вдруг вкус меняется… слабее, преснее, бесцветнее. И он вытягивает, но медленнее, дольше… Прежнюю!.. У самой поверхности — прежнюю!.. — Фрэнсис? Вы меня слышите? — Ххх… кх… кх… Кх.ровь… — Выпейте, — к её губам заботливо приставляют чашку. — Другую… Чья?.. — она с трудом расклеивает веки. Эндрю с хмурым, озадаченным видом склоняется над ней. — Эта овечья. — Другая… — Другой больше не будет, Фрэнсис. — Чья?.. И что со мной? — На нас напали волки. Вас ранили. Чтобы не дать вам умереть, Миккельсен… — Эндрю останавливается, замявшись. — Что Миккельсен? — при упоминании норвежца во рту отчего-то скапливается слюна, Фрэнсис жадно сглатывает и вдруг понимает… — Какого?!.. — Пейте, Фрэнсис. Вам нужно до конца восстановиться. Она делает четыре больших глотка через силу, давясь. — Гадство… — отодвигает чашку. — Какого дьявола сделал Миккельсен? — Он вас спас. Напоив своей кровью. Против воли она издаëт странный звук, напоминающий скуление: — Мне же нельзя. Я на животной. Гудман в курсе. Какого чёрта он позволил?! — Гудман не успел. Да и не было других вариантов. Виктор подошёл к вам первым. Думал, что вы уже… Медлить нельзя было. — И что теперь? Я вместо помощи, сама буду представлять опасность, — Фрэнсис только сейчас себя оглядывает: на ней простая, чистая, но явно с чужого плеча хлопковая сорочка, больше неё размера на два. — Гудман считает, что вы справитесь. На меня, например, не бросаетесь, — Эндрю ставит чашку на стол. — Не вы, например, отдавали мне кровь. Где мы? — В стае Юханссон. Вас помыли, переодели. Я остался отпаивать вас. Сейчас рана полностью регенерировала. По крайней мере, на вид. Как вы себя чувствуете? — Я в норме. Почему оставили именно вас? — Гудман и Фултон разбирают уцелевшие реактивы и оборудование, переносят в автомобиль. Миккельсен им помогает. Гудман сказал, что… Ну ему не стоит пока к вам приближаться. — Воистину. Помогает, значит… Значит, с ним всё в порядке? Ему вроде как камнем прилетело… — Гудман диагностировал у него сотрясение. Но спорить с ним, как вы понимаете… да и помочь особо некому: мужчины стаи на охоте. А нас уже ждут в больнице Венерсборга. Хорошо хоть уговорили его остаться. — Где мои вещи, Эндрю? — Вам что-то нужно? Не вставайте, я… Фрэнсис спускает ноги с кровати: в принципе, сносно, учитывая, что (бросила взгляд на настенные часы — настоящий раритет) пару часов назад, если верить словам Фолла, её вытащили с того света. Вот только горло немного саднит. Она снова прокашливается. — Мне нужны мои вещи. На вскрытии Гудману понадобится ассистент. Фултон в этой роли сгодится едва ли. — Вам нужно окончательно прийти в себя, — Эндрю хмурит брови. — А я хожу по потолку или говорю по-эльфийски? — невозмутимо интересуется она. — Тогда бы точно стоило бить тревогу, — всё ещё хмурясь, Эндрю делает попытку улыбнуться. — Вот видите: я в норме. Так где мой чемодан? — За шкафом. Вы уверены? — Я думала, место главного зануды в нашей группе с самого начала плотно занято. Не покушайтесь на чужие лавры. Она встаëт, качнувшись, но удерживаясь на ногах. Шаг — ведёт в сторону, второй даётся уже легче. В общем, до чемодана она ковыляет довольно бодро. Значит, ближе к Венерсборгу точно вернётся в форму. К Венерсборгу… язык сломаешь… надо бы глянуть хоть, где оно… Главное, не здесь. Не с ним. Рядом. Фрэнсис опять сглатывает. Подходит к столу, осушает чашку, возвращается к чемодану, открывает, вытаскивает чистое бельё, платье бежевое, до колена, не особо… Но зато не мятое. Задирает сорочку… И только потом, после негромкого хлопка, вспоминает о присутствии в комнате Эндрю, который, как ошпаренный, с совершенно пунцовым лицом, выскакивает за дверь. Располагаясь на заднем сидении щедро выделенного волками видавшего виды фургончика, француженка и выглядела, и ощущала себя, пожалуй… даже прекрасно. Заведя со второго раза мотор, Эндрю осваивался с панелью управления. Гудман, немного опасливо поинтересовавшись её самочувствием и не наблюдая в её поведении опасных изменений, теперь, покряхтывая, что-то листал на своём ноутбуке. Фултон выбрал место у самых ящиков и коробок и сразу улëгся, явно намереваясь вздремнуть дорогой. Как ни крути, их ждала «горячая» ночка. Но понятная и привычная. Они снова возвращались к делу, и ничего не напоминало о том переплëте, в котором они побывали сегодня… Пока она не почувствовала его. Сквозь разделявшие их стекло и металл, расстояние, мгновенно стëртое взглядом, участившимся пульсом, предвкушением, яростным томлением, зудом в клыках, вяжущей сладостью на языке, неумолимым призывом… Миккельсен вышел на двор следом за какой-то женщиной, неся тяжёлые вëдра к овчарне (очевидно, очень по-своему истолковав рекомендации доктора Гудмана побольше отдыхать). Шëл тяжело, но твëрдо ступая, устало ссутулив плечи, средних лет мужчина, не отличающийся красотой, лоском, манерами (разве что их отсутствием), лëгким характером, в своём тëмно-сером свитере и джинсах, обросший щетиной, с растрëпанной шевелюрой и повязкой на пол-лица… И никого в этой Вселенной не было нужнее, желаннее, притягательнее. Фокус зрения сместился, размыв всё кроме. Остался один. Настоящий. Для неё. Его хотелось. Жаждалось. Иметь. Обладать. Кровью. Телом. Выпить. Или трахнуть. Или и то, и другое… Сейчас. Фургон тронулся с места, Миккельсен скрылся за углом. А Фрэнсис всё смотрела ему вслед, тоскливо, жадно, ежесекундно сглатывая, до судорог конечностей борясь с желанием выпрыгнуть из машины, уничтожить всё, что между и уже… — Блядство. Чистой воды, — шёпотом отчеканила, заметив, как нехорошо дëрнулся Фолл и кашлянул Гудман, помолчала и добавила. — Ну, ласточка… Испания, Мадрид Кажется, Мия даже слышала, как Князь скрипел клыками, когда выделял им тесную, судя по незамысловатому интерьеру, комнатушку для прислуги. Ну хоть не в камере оставил, спасибо и на том. Вытирая влажной салфеткой со щеки и подбородка запекшуюся кровь, Мия наблюдала, как жадно девушка глотала воду из поданной ей бутылочки. Так и не разглядишь, сколько ей… Умыть бы. И снять наконец эту грязную тряпку с её волос. — Благодарю, — девушка протянула ей пустой пластик. Сейчас она вовсе не выглядела такой уж дикаркой, несмотря на лохмотья, в которые была одета. — Возьмëшь? — Мия подала ей салфетки. — Здесь в углу даже найдётся что-то вроде зеркала. Хотя лучше бы не находилось: ты знатно меня потрепала. — Извини, — девушка виновато улыбнулась, забрала пачку и нашла глазами небольшое зеркало в тяжёлой раме с потемневшей от времени амальгамой. — Я просто думала, что ты одна из них и… — Спасала свою жизнь, я поняла. Не в обиде. Зачем голову повязала? Тебя ранили? Или религия… — А, это?.. — словно спохватившись, девушка размотала уродливый тюрбан, и темно-льняная растрëпанная коса тяжело ударила между лопаток. — Чтобы не вцепились и в драке не мешала, — она быстрыми, неуместно изящными движениями вытирала лицо. — Догадливая, молодец, — похвалила Мия. — Наверное, пора нам познакомиться. Я Мия. Девушка мгновенно обернулась, широко распахнув голубые глаза и удивлённо улыбаясь. — Что-то не так? — уточнила Ван Арт. — Нет. Просто… Просто папа часто называл меня в детстве очень похоже. Забавное совпадение. Я Эмилия. Эмилия Акоста. — Ты испанка? — пришëл черëд удивляться Мие: она разглядывала тонкие, удивительно нежные черты юного лица, и ни белоснежная до фарфоровой прозрачности кожа, ни чистая глубина голубых глаз, ни розовые, ещё по-детски припухлые губы, ни естественно тонкая линия бровей, ни прямой, мягко и мило вздëрнутый носик — ничего не выдавало в нëм принадлежности к вышеназванной нации, как и чистое американское произношение. — Официально — да, — Эмилия неловко отправила мятое, изодранное платье. — Но это долгая история. — Я хотела бы её услышать, но всё же не здесь. Давай сначала я расскажу тебе, кто я такая и кто теперь ты. Остальное будет после. Когда наконец мы покинем это гостеприимное место. — Скорей бы. А почему вообще ты не вытащила меня отсюда сразу? — Ты не знаешь меня, не понимаешь моих мотивов, ты не сможешь мне доверять. И уверена, едва бы мы выбрались отсюда, ты обязательно попыталась бы сбежать. А это опасно. Сейчас особенно. — Почему? — Мою долгую историю придëтся терпеть сейчас. Для меня всё началось, когда… Эмилия слушала внимательно, лишь изредка прерывая тихими восклицаниями: "И я!..", " Ты тоже?!", " Вот и мне!..", "И как ты?.. " Рассказала Мия и про клан, и про опасность, умолчав лишь о Марии, решив оставить эту часть истории контрольным аргументом и выдать там, где будет меньше лишних ушей. — И что мне теперь делать? Я думала, главная опасность — это они, что они меня не отпустят, а оказывается, смерть ещё не самое страшное… — Я не оставлю тебя. Познакомлю с такими же, как мы. Но обеспечивать твою безопасность здесь мне будет значительно труднее. В Нью-Йорке у меня… — В Нью-Йорке? Мне нужно бросить здесь всё и… — Я не говорю, что навсегда, Эмилия. На время, пока мы их не найдëм. — Ты не понимаешь… У меня ведь учëба, работа здесь… Родители… И я должна найти его. Снова. И завершить, — черты её лица вмиг ожесточились, а голос зазвучал холодным металлом. — Того, кто тебя… — Да. — Послушай меня, Эми. Даже если ты останешься здесь, подручные Князя глаз с тебя не спустят. Думаешь, у тебя будет шанс? — Но… — И я сомневаюсь, что в следующий раз мне сообщат, а тебя привезут сюда. Это если ты попадëшь в руки к вампирам Князя, а не к Сомбрас. Есть ещё кое-что… Но мне хотелось бы обсудить это не здесь. Смотри, с учëбой можно временно взять отпуск или больничный, или выполнять задания дистанционно. — Но у меня экзамены меньше чем через месяц! — Эми, полчаса назад ты сдирала кожу о стены темницы… А сейчас думаешь об экзаменах? Поверь, мы в любом случае найдём, как решить этот вопрос. С работой в Нью-Йорке проблем не возникнет. Я помогу. Родители… Я понимаю, как тяжело оставлять близких. Но повторюсь, ты уезжаешь не навсегда. Поверь, без тебя они будут в большей безопасности. Да и… Прости, скажу как есть. Лучше на время они будут от тебя вдалеке, но знать, что ты жива, а не оплакивать твою могилу на городском кладбище. Если будет, что оплакивать… Губы Эмилии задрожали, но она тут же взяла себя в руки. — Хорошо. Я еду с тобой. — Не сбежишь? — Мия готова была отпраздновать маленькую победу. — Куда? — невесело усмехнулась девушка. Дальше был короткий разговор с Князем, снова обещания… Им любезно предоставили автомобиль, даже одежду, от которой Эмилия наотрез отказалась. Настаивать Мия не стала, понимая, чем вызвана такая реакция, и мысленно готовясь произвести настоящий фурор в холле люксового отеля. В машине девушка почти сразу уснула. Навигатор вëл по прямой, и Мия, вставив наушник, набрала номер Виктора. — Милая… — кажется, только она могла различить в тёплом бархате голоса шершавое, цепляющее беспокойство. — Со мной всё в порядке, Вик… И знал бы ты, как я рада тебя слышать, и как хочу уже увидеть! — Твоё желание абсолютно взаимно и, к счастью, легко выполнимо. Ближайший рейс до Барселоны… — Кхм… Об этом я и хотела поговорить. Отсюда я вылечу сразу в Нью-Йорк. Вдвоëм. — Два билета. В Нью-Йорк. — На завтрашний рейс. Нужно успеть уладить здесь кое-какие формальности. — Дневной, я полагаю. — Уверена, ещё немного — и в нашем с тобой общении мы перейдём на ментальный уровень. — Уже. Мне нужны документы твоего спутника. — Спутницы. Вик, я могу сама заказать билеты. Тем более, пока документов у меня нет. — Ты знаешь, что подобное для меня не составит труда. Тем более, в данный момент я бездействую. Создадим иллюзию моей значимости и полезности. — Не умаляй свои заслуги, скромник. Хотя, судя по услышанному, оптимистичных прогнозов нет. — Мы продолжаем работать с возможными свидетелями. Вечером планирую посетить базилику. — Тогда, быть может, завтра… — На завтрашний вечер у меня назначена встреча с комиссаром. Если и после неё мы не получим новых зацепок, вернусь в Нью-Йорк. — Значит, всё напрасно, и Мария… — Нет. Это значит лишь, что мы станем подбираться к ним с другой стороны. Насколько я понимаю, номер в отеле теперь необходим двухместный. — Да. Спроси, подумала ли я об этом? Сейчас, наверное… — Тебе не следует беспокоиться. Я обо всём позабочусь. Езжай по полученному от меня адресу и, прошу тебя, будь осторожна. Её прощальное «и ты, Вик» заглушили пронзительно вопящие сигналы: заговорившись, Мия упустила отличную (и вновь представившуюся нескоро) возможность выезда на весьма загруженную трассу, на что ей не преминули указать темпераментные испанские водители, торопящиеся уже начать свой рабочий день. Но он точно её услышал. Ровно с тем же отстранённым выражением лица, с которым Мия выслушивала на перекрёстке ругательства клаксонов, Эмилия в своей рванине неторопливо, как ни в чëм не бывало, прошествовала под громкими, возмущëнно-презрительными взглядами администратора и перешëптывавшихся горничных следом за Мией и портье к лифту. Пока Эмилия принимала душ, Мия заказала в самой быстрой доставке два летних платья до колена: себе жемчужно-розовое, из более плотной, держащей форму ткани, под пояс (не будучи уверенной в том, что и самый маленький размер не окажется велик), а Эмилии — нежно-голубое, летящее — и две пары босоножек на невысоком каблуке. Взяла в аренду автомобиль, который через сорок минут должен был ожидать их на парковке отеля. Из ванной комнаты Эмилия выпорхнула совершенно обновлëнной, свежей, сияющей. Чистые, вымытые волосы её оказались светлее на пару тонов и, высушенные феном, легли мягкими, льняными волнами. Прятать эту роскошь могли только безумцы. Потому Мия помогла аккуратно подобрать с висков пряди, заплести и закрепить их одной из постоянно живущих в её косметичке заколок. И наконец сама добралась до вожделенной ванной. Переодевшись в чистую футболку и прихватив фен, она поспешила вернуться к Эмилии: сейчас не стоило надолго оставлять её одну, и дело было не только в обещаниях, данных испанскому Князю. Девушка стояла у зеркала, довольно и радостно, как девчонка, оглядывая себя со всех сторон. Платье сидело на ней безупречно, подчëркивая чистый, глубокий оттенок её глаз. — Ну вот, на человека хоть стала похожа. Спасибо! Ты не думай, я всё отдам. — Непременно, — фыркнула Мия, подходя ближе. — Ты посмотри! — Эмилия, взяв её за запястье, подтянула ближе к зеркалу, и Мия сразу поняла… — Удивительно! Они были похожи, как сëстры… Или… Эмилия казалась её улучшенной, усовершенствованной копией: изящная, но не угловатая, не до болезненной худосочности (от которой Мие так и не удалось избавиться, хотя вроде бы от переживаний по этому поводу… или нет?), миниатюрная, но всё же чуть выше, с более правильными, гармоничными чертами лица, более яркими, сияющими глазами, густыми волосами, более молодая… Мия больно прикусила краешек нижней губы и, скрывая нервный жест, нервно улыбнулась, давя в себе закопошившуюся гадость: нашла, о чём думать, умница, девчонка только в себя приходит… — У нас сходный типаж, — сдержанно прокомментировала она. — Кстати, о типаже… — отвернулась (уфф!) от зеркала, поспешно отойдя к дивану и включая фен. — Помнится, у Князя мы не договорили. — О том, испанка ли я? Да. По документам. Мия недоумëнно свела брови. — Я приёмная, — просто пояснила Эми, усаживаясь в ближайшее к ней кресло. Ван Арт сглотнула, выключив фен. — Не думай сейчас меня жалеть, сочувствовать… Родных детей так не любят, как любили, баловали меня. И удочерили меня двухлетней малышкой, я не знала и не хотела узнавать, кем были биологические… У меня потрясающие родители! — Не сомневаюсь, что они чудесные люди. А твой прекрасный английский? — У меня интернациональная семья. Мама американка. В замужестве взяла фамилию отца. И у меня тоже. Потому для меня оба языка родные. — Братья, сëстры? — Нет. Я одна. Бойфренда нет тоже, ты же об этом хотела спросить? Жду большой и чистой, — ярко улыбнулась она. — Теперь дождëшься точно, — да, Мия, лучше о хорошем, — сколько мне, по-твоему? — Мне ровесница. Чуть постарше, года на два. Двадцать два? Двадцать три? — Сорок пять. — С… ума… сойти… — запинаясь, пробормотала Эми. — Экономия на косметологах. — Точно. Можно расценивать как компенсацию за причинëнные неудобства. — И Дары? — Конечно. Ты очень сильная для новообращëнной. Или я просто долго о тебе не знала? — Два с половиной месяца назад. Это случилось. Я возвращалась с вечерней смены из магазина. У нас район тихий, малоэтажный. Все на виду. А мне навстречу парень вышел с девочкой лет двенадцати. Ну вроде бы вышел и вышел… Но взгляд у девочки странный был: мутный, пустой, как будто под веществами… Шла она неуверенно, спотыкаясь. И вëл он её странно, приобняв за плечи. Они зашли за угол. И я пошла за ними. Что-то во всей этой картинке не сходилось. Мне потребовалось секунд двадцать, чтобы нагнать… Я должна была нагнать. Но их уже нигде не было. Абсолютно пустая улица. Ничего… И вдруг послышался писк. Жалобный, как у котëнка слепого, знаешь? Там недалеко, в скверике, была беседка. Писк раздался оттуда. Один раз. И всё. Я не думала ни о чëм тогда. Только, что могу не успеть… У самой беседки закричала, зовя на помощь. Кажется, даже недозвала. — Он укусил тебя? — Укусил? Да он мне шею перегрыз!.. Было больно. Но быстро. А очнулась я на свалке, рядом с каким-то болотом. Пить хотелось — пила. Кричала сильно… вроде бы. Никто не приходил. Встать на ноги не могла. А ночью, не знала тогда, какой по счëту, ко мне вернулись силы. Я добралась до дома… Меня не искали: прошло меньше трёх дней. В универе и хозяйке магазина сказала, что очень плохо себя чувствовала. — А как же… Игнорируя так до конца и не озвученный вопрос о родителях, Эмилия продолжала, полностью уйдя в воспоминания. — Потом я поняла, что у меня появились новые возможности. И ещё я поняла, что должна его найти. И уничтожить. Я, раздавленных жучков на тропинках раньше жалеющая… Я караулила его по нашим улицам, шаталась ночами, не высыпалась… Почти забросила учëбу. На работе могла заснуть… Хозяйка добрая, не уволила. А две недели назад я его увидела, когда мы с ребятами возвращались из кафе. И уже не отпускала больше. Прошлой ночью всё сложилось, он уже был в моих руках, я почти… Но появились эти, скрутили… — Так ты и оказалась у Князя… Два с половиной месяца… Раньше, чем Мария… — Мария? Там ты назвала меня Марией. Кто это? — В Испании была… Есть. Есть ещё одна Рождëнная. Я уже встречалась с ней. Но Мария тогда не захотела выслушать меня… А теперь её похитили. И всё указывает на то, что в этом замешаны Сомбрас. Собственно, это и есть та причина, по которой сейчас я в Испании. — А если её тоже… Князь?.. — Не вижу смысла. Мора сам прислал за мной, буквально передал тебя в мои руки. — И что с ней сейчас? — Эмилия опустила глаза, нервно теребя подол платья на таких идеальных коленках. — Нет, не говори… Я не хочу знать, на самом деле. — Она вскинула тревожный взгляд. — Честно, мне страшно. Мне от всего страшно. Даже от себя. Я часто сбивала коленки в детстве. И я даже любила эти шрамы, потому что они напоминали мне о том, как папа учил меня кататься на велосипеде, какое было вкусное мороженое в парке до того, как я его уронила, как сладко жалела меня мама… И их нет сейчас. А я… Ты сказала, мы должны были умереть… То есть это уже не я?.. — Эми, это всего лишь регенерация. — Но это была часть меня… — Я понимаю. Как было объяснить этой девочке, что теперь все рубцы и раны, невидимые на коже, будут ложиться глубже. Хотя Мия тоже бы предпочла обратное… За исключением, да, одного, уничтоженного не регенерацией, а её волей. И об этом одном ни единого раза она не пожалела… — О чём ты задумалась, Мия? — Так… — её выручил очень вовремя прожужжавший браслет. — Если мы хотим всё успеть, нам пора. Волосы высохли без помощи фена. Выглядела картина не очень, но хвост мог спасти положение. И спас. — Куда сначала? — Мия притянула поясом ожидаемо болтающееся на ней платье (да, надо было просто брать свободное, типа оверсайз). — В универ, — Эмилия застегнула ремешки на идеально тонких лодыжках. — Потом на работу. И за вещами. К родителям завтра. Мы же завтра летим? — Нет, — вспомнила вдруг Мия. — То есть летим завтра, но, чтобы заказать билет, нужны документы. Поэтому сначала за ними. Ну и за вещами, соответственно. А дальше по твоему списку. — Я хотела спросить ещё… — Дорогой всё успеем, Эми. Дорогой Эмилия расспрашивала её о Князьях, об иерархии вампиров. Мия поведала ей и о волках. И о непреложном соблюдении тайны существования обоих видов. Затем вопросы приобрели более личный характер. И Эми узнала, что Мия замужем, что у неё есть дочь. А официальная испанка рассказала, что уже второй год учится в Высшей архитектурной школе на архитектора-реставратора, продолжая дело отца. Обнаружились новые точки их соприкосновения. Беседа об архитектурном своеобразии Мадрида продолжалась, пока они собирали вещи, оставленный ещё перед выходом на дело телефон, ноутбук, чертежи и документы по просторной и очень уютной квартире в, очевидно, дорогом районе города. Уходя, Эмилия долго смотрела на рисунки и фотографии на стенах. — Ты вернëшься, Эми, — напомнила Мия, множа груз обещаний, груз, под которым не то, что идти — дышать становилось всё труднее. Она сразу переслала Виктору необходимую информацию — теперь за билеты домой можно было не волноваться. В деканат университета они отправились вместе: Мия решила подстраховать. Но гипноз не пригодился. И без него отличнице Эми пошли навстречу. Пообедали они недалеко, в студенческом кафе, где Мие удалось пронаблюдать воочию, каким образом красотка Эми оставалась в одиночестве. Парней, пересевших было к ним за столик, девушка отшила буквально по щелчку пальцев, не моргнув и глазом. «Я сказала, что мы с тобой уже нашли друг друга, — хихикнув, пояснила Эми, — хотя не всегда прокатывает». Вообще девушка стала веселее и спокойнее. Удачно или нет, но именно в то время, когда они подъехали к магазинчику, где подрабатывала Эмилия, Мие позвонил один из юристов фонда, чтобы сообщить: первое слушание они выиграли. День, прошедший на эмоциональном подъëме, сменился вечерней тишиной. Эми закрылась в спальне с ноутбуком, выполняя какие-то задания. Мия решила наконец разобраться с материалами, присланными Камиллой ещё ночью. Когда она отворила дверь в спальню, вспомнив о пропущенном ужине, Эми уже спала. Правда, беспокойно, ворочаясь, постанывая, что-то бормоча… Что-то на испанском. Мия прислушалась. Многого было не разобрать. Но отдельные слова повторялись: mil veces, mentira, verdad — снова и снова… Было похоже на бред, не стоящий внимания: бедняжке пришлось вынести и узнать слишком много. Самой Мие удалось заснуть лишь под утро, после недолгого разговора с Виви. Домой… Самолёт вылетал ровно в полдень. В списке дел Эми оставалось последнее и самое важное. Сев за руль, Мия приготовилась выстроить маршрут на навигаторе, ожидая услышать какой угодно адрес, но точно не кладбища под Мадридом. Она даже переспросила: — Эми, ты же хотела поговорить с родителями. — Папа умер, когда мне было десять: несчастный случай на объекте. Мама — всего год назад. Рак. Она долго боролась… — девушка закрыла лицо ладонями. — Я не могу улететь, не попрощавшись. Довезя Эмилию до ворот кладбища, Мия осталась в машине. Вернулась девушка спустя минут сорок, опустошенная и потерянная: — Не понимаю, что со мной, Мия. Я как будто во сне. Сплю, сплю и не могу проснуться. Как будто не со мной всё. Было, есть… Происходит не взаправду. Где оно, настоящее? У Мии ответа не было. Только два билета на самолёт туда, откуда Эми должна была обязательно вернуться.