«Я боюсь потерять тебя».
Они никуда не пошли.
Точнее не так, они не пошли в Хогсмид.
Чонгук каким-то образом узнал точное количество всех заданных на самостоятельную проработку упражнений и практик, поэтому категорически отказался отвлекать Чимина от работы. Что касается последнего, тот весь учебный понедельник буквально выживал мыслью, что вечером они с «другом» отправятся на «дружескую» прогулку по совсем не романтично цветущим улочкам и переулкам. Надо представить, какого было расстройство мальчика, когда Чон своим категорическим «нет» отменил их планы.
Они, как и договаривались, встретились под куполом громадных часов ровно в семь вечера. Чонгук стоял задумчивым: его лицо выглядело слегка уставшим, волосы растрепанным творческим хаосом торчали в разные стороны, а не были убраны привычным образом в хвостик, студенческую форму заменили теплого вида свитер крупной вязи и темно синие свободные джинсы. Он смотрелся прекрасно, как всегда. Только чего-то в образе льва недоставало. Змееносец не сразу узнал, что не хватало именно желания гулять с таким как Чимин.
Разумеется, Чон не сказал дословно так, но Чимин услышал то, что услышал. Наверное, в глубине души он знал, что всё закончится одиночеством в своей комнате.
Мальчику понадобилось около двух минут, чтобы пережить внутреннюю баталию. По истечению этой бесконечно долго тянущейся битвы, он пришёл к тому, что стоит хотя бы попытаться принять отказ с достоинством. В конце концов, ему действительно нужно было выполнить определенное количество домашней работы. Таким образом у него не накопится долгов, а выходные и правда станут свободными от учебы. В каждой ситуации нужно искать и положительные аспекты, как бы больно не было.
Чимин совершенно не расстроился, придав личику максимально счастливое выражение, он постарался убедить в этом прежде всего себя. Планы, как и надежды рухнули, — всё в порядке. Утешительный приз: Чон хотя бы не был с ним резок и груб, он не оскорбил и не унизил, не посмеялся над ним. Даже умудрился пообещать, что на выходных они точно смогут провести время в расслабленной обстановке Сладкого королевства. Чимин не поверил.
Почти полностью приняв болезненную ситуацию, змееносец низко поклонился и собрался возвращаться к себе.
— Что ж, тогда я пойду. — Мозг не успел отредактировать и профильтровать свои команды, поэтому Чимин, как бы этого не хотел, не смог придать голосу ровное и уверенное звучание. — Увидимся.
Объективно ожидаемая отмена приятного вечернего времяпровождения заставила приподнятое настроение спустить до отметки ниже нуля. Но из-за собственной очевидности Чим теперь был расстроен вдвойне еще и тем, что Чонгук, наверняка, легко считал его эмоции. И разговор даже не о задетой гордости, о ней вообще не может быть речи, когда дело касается Чон Чонгука. Скорее о том, что Чимин показал всю степень своего желания, он открылся. А это опасное явление, и он снова очень уязвим.
— Эм, Чим, стой… — Чонгук рефлекторно заносит руку за голову и с силой перебирает вьющиеся пряди на затылке, сжимая их в кулак и оттягивая. — Я… ты не правильно меня понял, то есть… это я, я не правильно выразился.
Только этого еще не хватало. Чон Чонгук его жалеет. Замечательно. Если Чимину и было неловко, то теперь ему еще сильнее… неловко. Жалость — не лучшее, что мог подарить ему темный взгляд перед расставанием.
— Всё в порядке, честно. — Головка слегка нервозно покачивается из стороны в сторону, вступая в явное разногласие с произнесенными словами. — Ничего страшного, Чонгук, встретимся на выходных…
— Нет, стой! — Даже для Чонгука захват выходит слишком нетерпеливым и резким. Рука, что причиняла дискомфорт собственным кудрявым прядям, мгновенно рванула в направление второкурсника, попутно выдирая несколько кучерявых волосков, и вгрызлась тому в плечо, словно доберман или натренированная овчарка.
Чимин остановился. Его личико исказилось чем-то болезненным для сердца самого Чона, поэтому он тут же ослабил хватку, но не отпустил окончательно.
— Пожалуйста, подожди немного. Так, хух… — Старший перевел дыхание, собирая нужные слова в единое, как по трафарету, предложение, чтобы донести свою мысль с точностью её правдивости. — Я действительно хотел пойти с тобой, то есть изначально… нет, не хотел…
— Не хотел? — моментально повторил ослабший голос.
И тут до мальчишки доходит простая истина: перед ним стоит Чон Чонгук, предводитель Золотого прайда! И зачем Чон вообще оправдывается перед каким-то беспамятным подкидышем?
Они изначально не должны были оказать в ситуации, где Чимин мог бы надеяться на что-то, а после еще и дуться. Только не в этой сказке.
Расстроенная головка спасительным образом опускается вниз, и глаза наполняются знакомыми на вкус водами. Эмоции скачут, а Чимин так запутался, что физически не может с ними совладать. Начистоту, он вообще не знаток этих социальных игр и интриг.
— Нет, хотел! Но не хотел, а хочу, понимаешь?! — Чонгук снова сдавливает плечики уже обеими руками, словно пытается достучаться до парня, который спрятался за глухонемой стеной.
— Ммм, — мычит Чимин, не отрывая мутного взгляда от каменных плит, после чего слегка хрипит, — не совсем.
Ему удается несколько раз мотнуть головкой, на случай, если Чонгук не расслышал ответа.
— Я хочу до сих пор, хотел весь день и вчера. Мини, я просто беспокоюсь, окей? — И вроде бы Чон разговаривает уже лет так восемнадцать, так почему же слова даются так тягостно, совершенно не передают смысла.
— Беспокоишься? — Если до сих пор лицо малыша было мрачноватым, то теперь, когда Чон решил внести ясность, стало как-то в разы хуже. Чимин выглядел оскорбленным и растерянным. Прежде, чем Чон продолжил, малыш уже успел сделать свои выводы. — Тебя пугает, то есть беспокоит риск того, что нас могут увидеть вместе?
«Почему всё должно быть так сложно?!»
— Нет, разумеется, нет! Чимин я не стыжусь тебя, дело не в этом! Я беспокоюсь, потому что не хочу, чтобы из-за меня у тебя возникли новые заботы с учебой. Я узнал от твоих… я узнал, что задали вам сегодня по-настоящему много, поэтому наша прогулка не принесет тебе ничего хорошего: либо ты будешь постоянно думать о заданиях, либо после не будешь спать ночью. — Может быть, Чонгуку не стоило кричать на и без того расстроенного малыша, но внутри остро ощущалась потребность быть услышанным, понятым правильно.
— Поэтому ты не хочешь…
— Я хочу, Мини! Пожалуйста, поверь… — Чимин, наконец-то, поднимает свои слегка красные глаза на Чонгука. Это маленькая, но победа! Его слушают, слышат. Поэтому Чон больше не медлит: он сгибается в коленях, чтобы быть с надутым личиком на одном уровне; заглядывает в медовые влажные глаза; одной рукой, которая осталась свободной и не держит малыша за плечо, он проходится пальцами по волосам, убирая пряди с лица. — Я хочу. Точка.
— Ты уже всё решил за нас обоих? — расслабляется, даже немного дуется Чимин. Его не отвергли — это хорошо, но планы почему-то по-прежнему остаются отложенными на неопределенный срок, — это плохо!
— Мини, почему же так сложно… — выдыхает жалобно Чон прямо в лицо близстоящего малыша.
— Про…
— Стой, давай еще раз, хорошо?
— Мгм. — Носик едва шмыгает, головка соглашается, Чимин ждёт.
Старшекурсник набирает в грудь побольше воздуха, резко сбрасывает его одним форсированным выдохом, приклеивает на лицо лучистую улыбку и выпаливает всё разом:
— Чимин, привет. Я узнал, что у тебя целая кипа дел, поэтому давай, мы сходим погулять в выходные, а сегодня, после того как поужинаем, мы вместе позанимаемся в библиотеке. Я хочу помочь, если ты не против. Ну, что?
— Яяя, Чонгук, это … — и почему сейчас это не звучит как отказ, чудеса…
— Ты позволишь мне присоединиться к тебе за ужином? — Лев настроен решительно, будто и совсем не нуждается в ответах змееносца. Словно неумелый актер, он ждет лишь, когда партнёр закончит фразу, только для того, чтобы сказать свою, зазубренную.
— Да, хорошо. — Кратко, понятно, однозначно. Идеально для тех, кто не умеет разговаривать.
— Тогда остальное потом. Будем решать вопросы по мере их поступления. Значит, сначала заглянем в одно местечко, а потом… мы решим «потом».
— Чонгук… — Чимин хотел быть уверенным, что жалость здесь точно ни при чем, но Чонгук не дал ему развить свою просьбу.
— Не отставай, иначе мне придется тащить тебя на руках, словно маленького капризного ребенка. — Задорный голос перестал нелепо контрастировать с лучистым взглядом. Да, Чонгук слегка издевался, но абсолютно по-дружески, явно намекая своим поведением, что получает удовольствие от общения с младшим.
— Я не капризный. — И если Чим хотел осторожно пробурчать недовольство себе под маленькие нос, то вышло действительно слегка по-детски.
— Звучит… очень убедительно. Ты еще бы ножкой топнул, вообще красота получилась бы. — Чонгук больше не сдерживался, откровенно веселясь и наслаждаясь. Но, чтобы не застрять под часами еще на ближайшие минут пятнадцать, он мигом схватил надутого и ошарашенного ребенка за ладошку и потащил к движущимся своевольным лестницам. Нужно поторопиться, если он хочет, чтобы вечер прошел так, как Чон задумал. А планы были!
Почти бегом, не разрывая сцепленных рук, они перепрыгивают с лестницы на другую движущуюся лестницу. Этаж, уровень, коридор. Всё мельком, всё вместе. Чонгук старается шагать размеренно, но, судя по запыхавшемуся дыханию очаровательного спутника, ему это едва удается. Чимин поспевает еле-еле, тем не менее не возражает, молчит и всё быстрее перебирает ножками. Четыре минуты беготни и они на месте.
— Что? Почему мы здесь? — удивление плавно растеклось по всему лицу.
Почему из всех мест, включая Хогсмид, они оказались здесь?!
— Ты любишь это место. — Не замечая подвоха, вторит Чонгук, словно произвел небывалые навыки наблюдения за Чимином.
Нет, не любит, но почему-то раз за разом оказывается именно здесь. Эта чертова башня. Всё сводится к ней.
Раньше это место всегда ассоциировалось со словами безопасность, тишина и покой. Каждый раз, когда жизнь становилась невыносимой, Чимин сбегал в темные и холодные углы астрономической башни, чтобы прийти в себя, чтобы привести в чувства свое уставшее тело, чтобы скрыться от Чонгука. Но сейчас, находясь здесь именно с причиной своих грустных дней, Чим больше не чувствует ни первого, ни второго, ни третьего. Сейчас эти углы возвращают мальчишку в те дни, когда было одиноко. Поэтому нет, он больше не любит это место. И он точно не готов делиться этим мраком с гриффиндорцем, чьё лицо буквально светится от самодовольства.
— Но… разве ты не хотел поужинать? Зачем мы поднялись на вершину башни? — Попытка не пытка, может быть Чимину удастся свернуть с заданного львом маршрута в более приятное направление.
Снова провал. Произнесенная фраза растворяется в прохладном, не смотря на разгар весны, воздухе.
Больше Чонгук не отвечал. Он, словно бульдозер, преодолевал метр за метром, таща за собой хоть и не сопротивляющегося, но еле-еле идущего от растерянности Чимина.
Под ногами скрипели деревянные половицы и лестничные уклады. Винтовой спуск привел их в слегка мрачное, таинственное помещение, спрятанное от посторонних. Каждый уголок волшебной школы полон загадок и тайн, поэтому Астрономическая башня не стала исключением. Перила отсутствовали, делая дорожку в неизвестность еще и опасной. Вероятно, с удачей и предначертанием судьбы Чимина, он обязательно бы свалился, бороздя мягким телом пару-тройку ступеней, собирая на себе отменную порцию синяков. Вероятно, он мог бы даже сломать одну или более из конечностей. Но вероятность того, что Чон Чонгук допустил бы сотый процент падения своего сокровища, равна нулю. Большие руки сначала держали змееносца за кисть, но стоило парням приблизиться к опасному на маневры участку их дороги, как они опоясали тело младшего, чуть ли не приподнимая над землей. В какой-то момент темноволосое очарование все-таки оказалось в руках, полноценно поднятым над ступенями. Чонгук держал крепко, смело и открыто. Снова заставляя сомневаться в том, что это не является чем-то обыденным для поведения двух друзей. И как бы Чимин не пытался усмирить бушующее смущение, щеки моментально залились краской. Чон не заметил. Или сделал вид, что не заметил. Он отпустил младшего уже на устойчивую поверхность и подтолкнул двигаться ближе к каменной стене.
— Хей, закрой глаза, Чимина… пожалуйста. — Чонгук уложил теплую ладонь между лопаток, чуть поглаживая спинку, чтобы успокоить и добиться доверия. Но, несмотря на все терзающие мысли самого гриффиндорца, он не ощутил в хрупком теле дрожи или скованности. Напряжения также не было, что казалось нереальным в существующей реальности.
Чимин закрыл глаза моментально.
Он не был напуган, и даже факт того, что он не напуган, не пугал его. Вот так просто, спустился или все-таки поднялся со старшим в какой-то незнакомый ранее переход, оказался прижатым к каменной стене без шанса на отступление, закрыл глаза и доверился. Он не был напуган, он больше не боялся Чон Чонгука. Чудеса.
— Так, хорошо, — через паузу просипел Чон, будто собираясь с мыслями. Одежда зашуршала звуками поиска чего-то важного, Чонгук немного нервно возился, перебирал, рыскал, но ладонь от спины Чимина не отрывал, — пока не открывай…
Чонгук нервничал. Волнение творило с ним неожиданные вещи: он впервые за все время использования волшебной палочки умудрился потерять ее в слоях одежды. Поиск «ключа» занял неловкое количество секунд, заставляя нервничать в разы сильнее. Только доверившегося Чимина это, похоже, совсем не смущало. Он спокойно стоял с закрытыми расслабленными веками. Даже не жмурился, не покусывал губы, не теребил рукава. Чонгук отвлекся от поиска на свои наблюдения, отмечая деталь за деталью. Чимин не боится. Это странно. Так непохоже на все, что между ними было. Даже сегодня утром, когда Чон подсел к малышу за завтраком, тот выглядел напуганным. Бровки выдавали внутреннее смятение и волнение. Но сейчас мальчик спокоен. Всепоглощающее счастье заполнило сердце льва, эта энергия не умещалась в нем. Поэтому он заключил парнишку в крепкие объятия со спины, спрятав лицо в самом ароматном местечке у шеи.
Руки держали бережно, без силы. Нельзя было назвать эти объятия оковами или стальными прутьями. Чимин мог оборвать чоновский порыв нежности, но вместо этого тихонько захихикал и поёжился от вызванной чужим дыхание щекотки. Пухлые губы растянулись в очаровательной улыбке, но глаза остались закрытыми.
Находиться здесь было приятно.
— Мх, спасибо, — вдохнув аромат, прошептал Чон, — еще немного постой, Мини.
«Постой и подожди, постой так со мной?!»
Чонгук пропал. Не было желания даже двигать пальцами ног, лишь бы вот так простоять пару столетий. Он влюблен.
Гриффиндорец собрал силу воли в кулак, мысленно отвесил себе пару крепких пощечин и буквально палец за палец оторвал от Чимина, тут же выуживая из заднего кармана джинс свою двенадцати дюймовую палочку. Чон поднес ее к каменным плитам и легкими постукивающими движениями определенного рисунка окрестил стену, чтобы расколдовать магический проход. Четыре увесистых камня сдвинулись зигзагообразно в противоположные стороны, открывая вид на небольшое спрятанное помещение.
— Осторожно, сделай пару шажков вперед — одной рукой Чон по-прежнему придерживал за спину, второй же накрыл макушку, чтобы малыш ненароком не ударился о выпирающие глыбы неровного прохода. — Не торопись, хорошо? Аккуратно.
Чимин привычным образом вел себя очень послушно: переступал ножками, каждый раз сдвигаясь на десять-пятнадцать сантиметров, интуитивно прижимался ближе к Чонгуку, голову не поднимал. Таким неторопливым ходом они оба оказались внутри. Чонгук, чтобы комнатка не теряла нагретого тепла, сразу же закрыл проход с помощью кое-как найденной волшебной палочки, и только после этого разрешил себе чуть отстраниться.
— Всё, можно. Открывай.
Волнительно. Обоим.
Один закусывает губу, лишь бы не закричать от нервов. Столько сил было потрачено, чтобы буквально выстроить это гнездышко с ровного места для вечно мерзнущего на ветрах котенка. И если уж тот так любит это место, то пусть оно не грозит воспалением легких или других болячек.
Второй не может поверить собственным глазам. Перед Чимином открылся вид на крохотную круглую норку.
Невысокие покатые стены плавно перетекали в потолок, формируя собой одно целое. Словно апсида, комната была выстроена в форме купола или свода. Свет исходил лишь от четырех настенных позолоченных канделябров с тремя свечами в каждом из них. За тепло и уют отвечали совсем уж миниатюрная магическая буржуйка с витиеватыми узорами-вырезками и занимающий всю комнатку шерстяной ковер с густым, приятным на вид и на наощупь ворсом. Напротив незримого входа, где по-прежнему с раскрытым ртом стоял пораженный Чимин, у дальней стены в деревянном бочонке-горшке росло лиственное невысокое зеленое деревце, рядом с которым стопочкой были сложены несколько вязанных свитеров, очень напоминающие тот, что был надет на самом Чонгуке сегодня вечером. Так же по мягкому полу были разложены небольшого размера красные и желтые подушки, скрученные роллы цветастых клетчатых пледиков. Некоторый склад из теплых текстильных изделий напоминал гнездо-кроватку, находящуюся точно по центру всего уюта. На куполообразных стенах были прибиты деревянные полки с книгами, двумя горшочками с декоративными растениями, напоминающими крохотные фикусы, и склянками с душистыми травами чаёв, крошкой какао бобов и гранулами кофе. Рядом с медной буржуйкой стоял невысокий, буквально напольный столик, заранее заставленный двумя чашечками, чайником и тарелками, заботливо накрытыми одноразовыми салфетками.
— Это…
— Это твоё.
Парни заговорили одновременно. Затянувшаяся пауза молчания и наблюдения довела Чонгука до предела, поэтому, когда волнение накрыло с головой, он выпалил то, что было правдой.
Чон действительно построил эту норку для Чимина, чтобы тот никогда больше не мерз в одиночестве. Подушки и одеяла он стащил из гостиной собственного факультета, растения выпросил в подарок на окончание экзаменов у своего хорошего знакомого Ким Сокджина. Бурундук долго ворчал об избалованности нынешних детей, но на следующее же утро притащил Чону свои самые драгоценные экземпляры. Которые стали прекрасным дополнением нового домика для потеряшки. Книгами он закупился в Косом переулке, так как не стал рисковать хорошими отношениями с самим Чимином, ведь узнай тот, что Чон стащил их из библиотеки, то их дружбе мог прийти скорый конец. Достать продукты труда вообще не составило, ведь Хогсмид находится всего в двадцати минутах ходьбы от школы.
На идею создания «безопасного местечка», как Чонгук сформулировал в своей умной голове, его подтолкнул очень странный сон, приснившийся ему в роковую ночь после их первого и единственного поцелуя. Он до сих пор помнит, как страшно было засыпать. Чонгук перебирал снова и снова, день за днем каждую их встречу, живот скручивало в тягучие узлы от явственных воспоминаний. Парень всё думал, всё касался пальцами подрагивающих губ и не мог уснуть совсем. Гриффиндорец не разрешал себе заснуть, потому что боялся проснуться утром, в котором Чимин по-прежнему его боялся. Хм, так оно позже и случилось: его грандиозная драка с Тэмином, напуганный Чим, потеря места в команде… Неужели они действительно столько пережили вместе?
Ему снился
дом.
«Маленький, уютный и теплый. Вокруг деревья, коренастые древние дубья, прячут обитель от посторонних глаз. Небольшая кухонька, совмещенная со спальней. Расправленная двухместная кровать под самым окном, пуховое одеяло прячет бугорок, едва вздымающийся и опускающийся от дыхания. Бугорок издает очаровательное мычание и сопение. Собственная рука тянется к бугорку, нежно проводит по накрытой одеялом спинке спящего создания. Тот, кто скрыт в тепле покрывал от колючего мороза, нежится, любовно ерзая от прикосновений. Одобрительное мяуканье призывает продолжать ласку. Вот Чонгук решается приблизиться к сонному комочку, склоняется над одеяльцем, собственные большие руки осторожно зарываются в пряди мягких волос. Чуткий нос улавливает самый знакомый и будоражащий запах всего того, что он любит на века».
Тогда-то в голове и родилась идея. Которую он принялся приводить в исполнение незамедлительно. Поэтому он не врал Хосоку, когда говорил, что «ему это не нужно», ведь возвращение в команду лишило бы его времени, которое он теперь хотел потратить на кое-что более значимое. И Чимину он не врал, потому что «мне это больше не нужно» означало, что теперь ему нужен сам Чимин.
— Красиво, очень… — прежде чем ответить, завороженный видом Чимин смачивает пересохшие губы, пробегаясь по ним языком, а после сглатывает скопившуюся слюну.
— Это твое, Чим. Я подумал, что раз уж ты проводишь в Астрономической башне столько времени, то было бы неплохо сделать её комфортной. — Выдающая Чонгука рука моментально подрывается в заученном жесте к затылку, чтобы хоть как-то успокоить своего хозяина.
— Я не… — Чимин даже не знает, от чего отказывается конкретно, но принять это точно не может. То есть, разве может ему принадлежать то, что принадлежит Хогвартс, только вот… Чимин никогда не видел этой комнаты. Тогда… мог ли ее буквально создать Чонгук? — Не понимаю, ты… сам?
— Да. Применил заклятие незримого расширения, перетащил пару вещичек. Вон там твой кофе, какао и молочко. Вон, смотри — Чонгук указывает рукой, словно оправдываясь за своевольность. Скачет взглядом по комнатке с особым оценивающим видом, будто проверяющий ревизор. — Я очень старался для тебя, поэтому, пожалуйста, не отказывайся от моего… небольшого подарка, мм?
Чимин, наконец-то, поворачивается к стоящему за ним все это время Чонгуку и не может поверить, что этот парень может быть настолько разноликим. Столько всего заложено в душе гриффиндорца: серьезность, ответственность, детская дурашливости, игривость, смелость, сила, неловкость, смущение, ум, глупость, жестокость, нежность, забота, безразличие. И всё это успел ощутить на себе сам Чимин. Только как понять, где сокрыта правда? Каков Чон на самом деле? Или это всё и есть он? Столько масок, но Чимин смотрит на него сейчас и не видит ни одной: такой скрытный, такой открытый и искренний.
— Спасибо. Здесь очень тепло и уютно.
Большего не надо: просто улыбка медовых глаз и, возможно, скромное «спасибо».
— Ты можешь приходить сюда, когда тебе захочется, и никто не потревожит тебя здесь, не обидит. Никто не знает об этом месте кроме тебя, честно-честно. — Парень слегка тараторит, делает неосознанные шаги ближе к Чимину. Пытается воздействовать вербально и невербально, дабы убедить малыша, что это место по-настоящему безопасное для него.
— И кроме тебя? — Чимин говорит совсем не то, что хочет под воздействием проклятого смущения. Чонгук сам виноват, что змееносец не может подобрать нужных слов, чтобы описать свои чувства. А они таковы: Чимин благодарен, счастлив и влюблен. Снова полностью очарован.
— Я… я-я обещаю, что не приду сюда без твоего разрешения… — Чонгук медленно сглатывает, понижая голос до хрипа. Его погрустневшие и растерянные глаза говорят правду, но больше не блестят солнцем. — Вообще… больше не приду сюда?
— Чонгук, я не это имел ввиду. — Что и требовалось ожидать, шутка не прозвучала таковой. Возможно, говоря «кроме тебя», Чим хотел слегка подловить льва на маленькой неточности, но не более. Он просто хотел сказать что-то, поддержать их беседу, показать, что Чимину комфортно настолько, что он может шутить. Но не сработало. Они просто не понимают и, возможно, вообще не подходят друг другу. Чимин берет паузу прежде, чем рискнуть озвучить свою тревожную мысль. Но ведь друзья должны разговаривать, должны уметь извиняться. — Знаешь, мы… мы с тобой слишком неловкие, чтобы быть друзьями, вечно оправдываемся, суетимся…
Гриффиндорец молчит, смотрит своими большими глазами и молчит. И это молчание звучит громче самого отчаянного крика. Чимин заглядывает в обсидианы и видит, как что-то рушится внутри парня, обрывается какая-то нить, после чего ставни медленно опускают ворота в мир Чон Чонгука.
Снова провал. Им действительно очень трудно быть вместе.
— Я не хочу, чтобы так было. — Мин сказал это скорее себе, чем собеседнику. Но рок судьбы в том, что волнующая мысль была произнесена слишком отчетливо и твердо.
— Понял. — Чонгук услышал.
Услышал, но не понял.
Нет, Чонгук не понял, как вечер, обещавший подарить дружеское тепло, поставил в их отношениях жирную точку?! Складывается впечатление, что парень вообще ослеп с тех пор, как встретился с Чимином. Вот, он смотрит на расстроенного отказом прогуляться по Хогсмид малыша, видит, что тот хотел провести время вместе. Но может, змееносец просто хотел в Сладкое королевство? Может не было всех тех красных щёчек, смущенных взглядов, ласковых и скромных полуулыбок. Каждый раз когда они ведут диалог длиною более трёх фраз, их заносит в самые колючие дебри, которые только можно было отыскать. Они так долго смотрели друг на друга, еще дольше старались этого не делать, что в итоге совсем не знают, как нужно общаться. Это раздражает! Это бесит до посинения!
Бесит, что как бы Чонгук не старался, у него ничего не получается. Он стоит напротив своего темноволосого очарования и нихрена не понимает, черт возьми!!!
— Не понял. — Резко обрубает Чон, так же неожиданно вернувшись к Чимину, как и отойдя от него. — Ты не хочешь так. А как?! Как ты хочешь, скажи мне?!
Он подходит вплотную, напрягает все свои способы восприятия: сгибается ниже, чтобы лучше слышать; без малейшего стеснения заглядывает в растекшийся мёд, чтобы видеть, чтобы разобраться окончательно. Он задаёт вопросы без уловок, без намеков и красивых слов, чтобы услышать ответ. Чтобы он смог понять свалившегося на его голову малыша.
— Пак Чимин, без притворства, без страха, без лжи, скажи, как ты хочешь?
Невыносимый ребенок. Непонятный, сумбурный, очаровательный и очень желанный мальчишка неожиданным образом бросается на Чонгука с объятиями. Пытается ухватиться за свитер, прижимается крепко-крепко. Сопит ему в грудь, трется носиком. Что происходит?
— Так и хочу: без притворства, без страха, без лжи. Я хочу пообещать тебе, что больше не буду бояться. Я правда не боюсь! Но и ты пообещай, что не будешь делать всё это из чувства вины. Ты такой осторожный, будто мы на переговорах, на экзамене. Будто ты не имеешь права ошибиться со мной. Но ты имеешь на это право. Ты можешь шутить неудачно, и я тоже могу. Ты можешь случайно задеть меня, но не с целью обидеть, а оттого, что ты свободен. Я хочу быть свободным рядом с тобой. Не хочу бояться потерять тебя, только потому что скажу какую-нибудь глупость! Я… я…
Всё, что удается делать, — это держать дрожащее тело крепче, не дать ему рухнуть. Чонгук услышал, он понял. Сокровенные слова этого смелого котёнка связали по рукам и ногам, словно стебли дьявольского силка. Чем сильнее сопротивляешься, тем сильнее сдавливают эти чувства. Бесполезно бороться с ними силой, поэтому и Чонгук больше не будет. Он просто смиренно примет свою участь быть связанным навсегда, в ответ он подарит весь свет, который в нем остался.
Пока Пак Чимин жмется к нему с таким отчаянием, с такой силой, Чон Чонгук не отпустит его. Пусть дрожит, пусть бьет своими кулачками по бокам и спине, пусть злится, но будет рядом с ним. Это будут его последние слезы из-за чейзера. Больше такого не повторится никогда.
Сегодня он успокоит малыша своими крепкими объятиями и согретым какао с печеньем. Он накормит урчащий животик заранее организованным ужином из крупнонарезанного салата с моцареллой, острой курочкой и спагетти. Он укутает согревшееся и сытое тельце в пуховое одеяло, уложит в мягкое гнездышко. Он включит старый граммофон, который будет круг за кругом играть музыку Александра Деспла.
Они никуда не пойдут: ни в Хогсмид, ни в Библиотеку.
Точнее не так, они останутся в своем новом общем местечке тепла и уюта на всю апрельскую ночь полную звезд и взаимопонимания.
«Я боюсь потерять тебя сильнее».
