«Ваш друг, Чхве Сынхён».
«Я прошу тебя, посмотри на меня в конце концов!!! Увидь меня! Неужели я действительно не значу для тебя ничего?! Неужели ты не можешь даже поговорить со мной?!»
Квон испепелил бы его взглядом, если смог развить в себе подобный магический потенциал. Но на данный момент он может лишь сверлить, неотрывно пялиться на мастерски отстраненного Чхве Сынхёна.
После того как он проревел всю ночь от обиды, всё утро от раскаяния и весь день от страха, он рассчитывал, что между ними с его новоиспеченным другом, произойдет огромный рывок навстречу друг к другу. Но, как и следовало ожидать, новой встречи не произошло. О каких милях могла быть речь, если они не продвинулись ни на шаг.
Чхве беспристрастно следовал своему рабочему расписанию, регулярно здороваясь и перекидываясь дежурными фраза со встречными поперечными, а Джиён изводил себя ожиданием. Он нарочно старался чаще попадать на глаза, не прятался и не терялся, выглядел серьезным, решительным, он всем своим видом показывал, что письмо прочитал. Он был готов говорить.
Но, видимо, у Чхве изначально не было такого в планах. Он действительно просто извинился и объяснился, а не попытался стать ближе.
Что ж, Джиен ждал очень долго. Целый день держал свой боевой дух в режиме мобилизации. К вечеру внутренняя температура поднялась до крайней точки 42.2, поэтому дракон почти буквальным образом взорвался от ожидания. Начиная с пяти часов вечер, он испытал гнев. Зачем было так открываться перед тем, кого в будущем было запланировано игнорировать?! Разумеется, буквального игнорирования не было, просто Чхве с присущей ему холодностью продолжал быть непосредственным коллегой. Ни какого-либо смущения, страха или неловкости, для него то письмо вообще ничего не значило, вот и обсуждать было нечего! И сам Джиен так же не значил ровным счетом ничего!
Профессор Квон разозлился настолько, что к семи часам он был уже прилично сильно обижен и раздражен.
Решительный шаг был сделан ближе к девяти, когда школа начала постепенно готовится ко сну. Коридоры становились пустыми, молчаливыми, иногда тишину перебивал одинокий шаг возвращавшегося в гостиную ученика, или шёпот картинных жителей. Сменившаяся вечерним покоем, дневная суета перестала отвлекать раздраженный внутренний мир Квона от проблемы насущней. Тихий час принес долгожданное одиночество, но Джиён не смог посвятить его отдыху и восстановлению жизненных сил. Все мысли занимал Сынхён и его глупое письмо.
Недолго думая, в конце концов, он уже посвятил этому около двадцати четырех часов, Джи сердитым, стремительным вихрем понесся по уже знакомому направлению к кабинету профессора ледышки. Он даже не взял паузу для отдышки, когда с силой распахнул незапертую дверь и буквально прокричал обвинения на всю школу:
— Ты издеваешься надо мной, чёртов Сынхён?!
Чхве выглядел как обычно собранным, занятым кучей дел. Его стол был обложен обилием пергамента разного размера и форм. Самопишущее перо порхало недалеко от него самого, записывая какие-то корректирующие работу заметки. Согретый каминным теплом воздух пах чем-то древесным и до пленительного уютным. Атмосфера созданная ежедневной рутиной не отталкивала, а наоборот привлекала своей усидчивостью, стабильностью и покоем.
Сынхён выглядел уставшим, под глазами залегли мешки бессонных ночей, тем не менее на лице просияла легкая согревающая улыбка, посвященная ворвавшемуся в кабинет дракону.
— Джи, ты пришел. По правде говоря, я ждал тебя чуть раньше. — Голос звучал приглушенно, словно указывая на то, как именно следует разговаривать в созданной профессором зоти атмосфере. И всё же не носил в себе осуждающей или поучительной окраски. Чхве как будто действительно ждал, когда Джиён огорошит его своим фееричным появлением.
— Что прости? — Дракон не ждал столь честного и открытого ответа, поэтому оценить его искренность не смог. Было в сложившейся ситуации что-то до бесящего всё нутро нахальное и насмехающееся. Словно профессор, показательно отложивший на время беседы работу, подразумевал под своими словами иной смысл. Не мог же он действительно ждать его.
Чхве аккуратно привстал из-за своего стола и направился к стоящему на пороге растерянному дракончику. Тот буквально полыхал гневом, но выглядел более чем умилительно в своем очаровательном раздражении. У Чхве не было задачи его провоцировать или глумиться над ним. Он ждал, потому что не мог позволить себе большее.
— Ты задержался. — Он указал рукой на место у камина, где между кресел для небольшой чайной церемонии был накрыт прозрачный столик. На узорчатых, вышитых крючком салфетках стоял пузатый чайничек, две фарфоровые кружки и набор со сладким печеньем.
Запоздалое чаепитие не принесло ожидаемого расслабления. Выходит, Сынхён был уверен, что нетерпеливый глупый дракон примчится к нему на следующий же день. Это неимоверно злило, не мог же Джиён быть настолько предсказуемым и отчаянным?!
Мог. Он таким и являлся. Принять свой проигрыш, да еще и в состоянии нестояния после пережитых на протяжении целого дня отрицательных эмоций было бы верх самоконтроля, коим Джи просто не обладал.
Он был взбешен. Он был оскорблен. Поэтому последовала незамедлительная реакция обиженного ребенка:
— Знаешь, Сынхён, я ухожу!
И он действительно развернул свое полыхающее тело, что всё это время стояло в дверях, и собрался вернуться в свою комнату, а лучше бы забраться на самый верх Астрономической башни и прокричаться от души.
— Стой, тише, Джи. — Теплая рука перехватила дракона, схватив его за основание плеча. — Я не… извини меня.
Как только успел подобраться так неслышно, так быстро?! Дракон бы даже восхитился, если бы не эта надменная самоуверенность такого шага. Вот они снова стоят на том же самом месте, что и в тот раз, только теперь на шее не сжимаются сильные пальцы. Разница в том, что на этот раз Джиён слышит запоздалые извинения, разница в то, что на этот раз они ничего не могут изменить.
— Что это должно значить? Ты верно совсем не уважаешь меня?!
Чхве действительно поступил некрасиво, но он не хотел унижать, лишь слегка разбавить гнетущую атмосферу. Он шутил редко, потому что знал насколько не силен в этом искусстве. Стоило и дальше придерживаться собственного правила — говорить кратко, только по делу. Стоило просто пригласить за стол переговоров, а не отпускать этот никому не нужный, никчемный комментарий. Поэтому, набрав в грудь как можно больше воздуха, он попытался начать диалог заново.
— Нет. Дело не в том, что я «издеваюсь», дело в том, что я иначе не умею. Я не мог сам подойти, я, итак, уже переступил все свои границы, написав тебе всю правду прошлого. — Сынхён заметно нервничал, но не настолько, чтобы снова позволить себе повысить на коллегу голос.
— Ты ждал, чтобы я подошел к тебе сам? — Джи выглядел так, будто согласен был дать еще один шанс, но его брови недоверчивым знаком надломились к переносице. Голос звучал обвинительно, даже оскорбленно, только Чхве, за неимением большого опыта в общении, проигнорировал невербальные подсказки собеседника.
— Да. — Кратко, как Чхве привык. Сухо, как не привык Квон.
— Хм… — Желтые глаза высматривают в лице напротив эмоции человека, но ничего не находят. Пусто. Как обычно, полнейшая отстраненность и холодность. Разочарованная ухмылка собственных губ осуждает не то самого дракона, не то непутевого профессора ледышку. Смысла в сегодняшнем разговоре больше нет, потому что Джиён только что получил главный ответ на свой вопрос. — Еще подождешь.
Дракон легко сбрасывает руку с плеча и спокойной поступью отправляется восвояси. Чхве его не останавливает. Снова.
«Лицом к лицу».
Чонгук взял в привычку взаимодействовать: здороваться каждое утро, когда они пересекались впервые за день, улыбаться при каждой следующей и желать доброй ночи ближе к вечеру. Он был ненавязчив в своем стремлении задать новым отношениям дружеский лад. Тем не менее очень настойчив в исполнении этой новообразованной традиции.
Чимин старался не отставать от него, прилагая все больше своих усилий для того, чтобы ни смутиться, ни отвернуться, не проигнорировать приветствие. Сложность заключалась не столько в непривычных ритуалах, сколько в обилии удивленных прозорливых взглядов окружающих их студентов и даже учителей. Стоило Чону оказать поблизости, как все, стоявшие в округе, замолкали, одаривая второкурсника с ног до головы новой порцией сплетен и перешептываний. Словно Чимин вернулся в самое начало всеобщей травли, когда ученики еще только говорили о нем, но не переходя к решительным действиям. В ноябрь месяц, когда Чимин еще не прятался, но уже скрывался, стремясь оградить себя от вспыхнувшего гнусного внимания.
Но март — не ноябрь.
И несмотря на всю схожесть царившей атмосферы, было разительное отличие, которое совершенно не получалось игнорировать.
Возможно, солнце теперь не только освещало, но и грело?!
Нет.
Разница была в том, что ребенок шестнадцати лет с полным отсутствием прошлого и магических способностей больше не боялся. Стоило ранней весной погрузиться в глубокую тьму обсидианов, как Чимин ощутил безопасность и тепло. Возможно, глаза, без устали следившие за Чимином с самого первого дня в школе чародейства и волшебства, больше не походили на соколиные, что выслеживали добычу? Возможно, засыпая в холодной кровати, Чимин даже не мог вспомнить то состояние, когда боялся этих темных глаз, время, когда они не дарили чувство защищенности? Возможно, теперь он сам ищет их среди всех, искренне радуясь каждой встрече.
Чонгук взял за основу оставлять после себя нежное послевкусие. Он посылал птички-записки с пожеланием хорошего дня, с простыми вопросами о состоянии здоровья, об успехах в учебе. Передавал сладости через милых девочек первокурсниц, которые были очарованы таким отношением не меньше самого змееносца. Они пищали, расплывались в улыбках и хихиканьях, они завидовали, и Чимин делал всё это вместе с ними. Хранил каждую записку, вклеивал разглаженный фантик от подаренной вкусняшки в свой скетчбук, как балерина во время обучения в училище.
Вот, как выглядела и ощущалась
«дружба
» с Чон Чонгуком.
Его любимый блокнот впитывал в себя все эмоции и мысли, чтобы Чимин больше никогда не рисковал потерять драгоценные воспоминания.
После «
перечеркнутого рисунка», каждая новая страничка заставляла улыбаться.
Чон стал тем, в кого невозможно было не влюбиться.
Если бы Чимин уже не…
С наступлением весны зацвело что-то прекрасное и в сердце самого ребенка, нечто позволявшее бороться с надломленностью и тьмой. Он дал этому цветку имя — Чон Чонгук.
Он больше не боялся, не отрицал, он перестал обманывать себя.
Он был глупым, счастливым и улыбчивым.
Он был влюблен.
Именно с этого признания своему отражению началось утро понедельника.
Чимин невольно смутил сам себя.
Неловко поправил отросшую челку, несильно прикусив подрагивающую губу, он позволил улыбнуться в зеркальное отражение личика с пугающими черными глазами.
После чего второпях скинул учебные принадлежности со стола прямиком в рюкзак и торопливым, слегка неуклюжим шагом отправился на встречу с
«добрым утром» от Чон Чонгука.
Минуя поворот за поворотом, заскочив на удачно попавшуюся движущуюся лестницу, он в краткие десять минут оказался перед красивой входной аркой Большого зала. Поправив форму, еще раз проверяя опрятность внешнего вида, Чимин сделал шаг, затем еще один и один… «Доброе утро», — вот чего он страстно желал получить на завтрак. Но, переступив порог зала, Чим встретился с чем-то более неожиданным. Удивление и растерянность превратили аккуратные ушки в полыхающие факела смущения.
В самом углу слизеринского стола, оперевшись на холодную стену, уверенно и слегка вальяжно сидел обладатель гипнотических обсидианов.
Чонгук сидел за его столом!
Одной рукой он ложкой помешивал ароматный утренний чай, второй же подпирал острый подбородок. Парень казался слегка сонным после раннего подъема, но отчего-то взволнованным.
Чон Чонгук сидел на месте, где привычным образом, в абсолютном одиночестве обитал самый непопулярный для дружеских связей ученик школы — Пак Чимин.
С самого первого завтрака подкидыша и по сей день никто не занимал дальний угол: во-первых, самая вкусная еда всегда накрывалась в центральной части стола, чтобы каждому было удобно добраться до нее, после заняв свое место, но осмелевшие ребята умещались тут же, не отходя далеко от раздачи; а во-вторых, в основном трапезный перерыв служил местом встречи для знакомых и друзей, поэтому большой компании нужно было сесть так, чтобы влезть мог каждый из собравшихся, в таком случае, стена бы ограничила их размещение.
Дальний угол самого непопулярного стола слизеринского факультета принадлежал не кому иному, как Чимину. Там он мог относительно спокойно поесть, отдохнуть и набраться сил. В какой-то момент он даже решил, что на «его угол» было наложено защитное заклинание.
Но сегодня барьер был разбит, а щит разрушен.
Чимин так и остался бы стоять столбом, если бы не подлетевшая в его сторону прекрасная Розэ. Она приобняла парня за плечи, склонившись над всё еще озадаченным личиком.
— Чим, всё хорошо, можешь сесть рядом со мной, у меня свободно. — В знак подтверждения своих слов, она жестом приказала Тэмину подвинуться левее. Её белоснежная кисть, словно опахало, быстро-быстро махала из стороны в сторону. Тэмин даже подавился от неожиданной просьбы своей… «старосты», но ослушаться не смел, отодвигаясь вместе с тарелкой кукурузных хлопьев вдоль общей лавки, тем самым освобождая место для потеряшки.
Утреннее разнеженное лицо Тэмина выглядело забавным: щеки были набиты вымоченной в молоке смесью из злаков, пухлые губы упрямо удерживали эту кашу во рту, а глаза жмурились от удовольствия. Он выглядел ребенком лет пяти, милым и очень несуразным.
Но стоило Чимину обратить внимание на руку, державшую серебряную ложку, как он заметил не зажившие после драки разбитые костяшки.
В конце концов, во время потасовки не только Тэмин получил кулаком по лицу. Он тоже сумел дать мощный отпор Чонгуку, оставив и на его «ненавистной» физиономии несколько ссадин и синяков. Как бы Тэ не выглядел рядом с дружелюбной и милосердной Розанной, парень точно не был ребенком.
Развить такие мысли, как и ответить на приглашение старосты Чимин не успел. Когда он торопливо вернул взгляд в сторону своего привычного места, выглядывая из-за хрупкого женского плеча, то встретился с сонными, растерянными обсидианами, что смотрели пронзительно. Только самым важным замечанием было бы то, что Чонгук смотрел расстроенно. От новой волны потрясений Чимин неосознанно приоткрыл рот, явно выражая свое удивление.
Чонгук едва заметно приподнялся на ноги и неловко махнул ладонью. Старшекурсник выдал лживую улыбку, сквозь сжатые губы и тяжело осел обратно за стол. Выдержав еще несколько секунд угловатого зрительного контакта, Чон вновь сдавленно улыбнулся, а после опустил взгляд в дымящуюся кружку, усердно разглядывая на дне чайной кружки что-то смысловое.
Чонгук хотел… Чонгук сел, чтобы… Неужели, он ждал, что…
Чимин мог присоединиться?
Он хотел бы позавтракать вместе?
Чим неосознанно двинулся в сторону Чона, сделав лишь шаг, когда его остановила лежавшая на плече ладонь девушки. Глаза старосты озарились какой-то пугающей саму Розе мыслью. Она повернулась в сторону Чона, который более не поднимал головы, а потом прошептала на ухо:
— Чимина, всё хорошо, он больше не тронет тебя. Садись с нами, а Тэ с ним потом поговорит.
Чим только и успевает, как отрицательно вскрикнуть что-то нечленораздельное. Он сам хочет поговорить с Чонгуком, но больше того, он не хочет, чтобы Тэмин вновь «разговаривал» с Чонгуком из-за него.
Глаза девушки расширяются еще сильнее, будто та, ранняя пугающая мысль была только что доказана самим Чимином.
— Чимин, милый, ты… скажи мне честно, ты… вы? — паника быстрой волной накрыла все кукольное лицо, но девушка всеми силами старалась скрыть свое беспокойство. — Вы договорились позавтракать сегодня вместе?
Мы договорились?! — Чимин словно спрашивал у Чонгука, повторяя слово в слово за девушкой ее обескураживающий вопрос. Но Чон более не смотрел в их сторону, а если и смотрел, то Чимин бы не смог этого узнать, ведь длинные кудрявые волосы полностью скрывали склонившееся лицо.
«Нет».
Вчера они попрощались так же, как и всегда с тех пор, как стали друзьями. Они просто разошлись по комнатам. Точнее Чон проводил Чимина до гостиной Слизерин. Пожелал доброй ночи. Все.
Как же они пришли к тому, что теперь будут завтракать вместе? Чонгук ни сказал ни слова об этом, не намекнул. Более того, Чимину показалось их прощание перед сном слегка прохладнее обычного. Потому что… Чонгук, он даже не обнял!
И Чимин в самых расстроенных чувствах решил, что сделал что-то не так. Будто упустил какую-то деталь, которая заставила Чона охладеть к нему.
— Чимин? — Вырывает из раздумий обеспокоенная Розэ.
— Да?! Да… мы — да.
Чимин натянуто улыбается, но продолжает смотреть лишь на сгорбившегося чейзера, что так гармонично смотрелся среди зеленых плащей.
Была не была!
В конце концов, они же теперь друзья. Из этого следует, что даже если Чон оказался на месте Чимина случайно, то ничего не мешает Чиму сесть рядом, ведь так? Чимин ведь может?!
Нужно просто рискнуть. Просто подойти и сказать «привет», как будто эта ситуация не навела в душе змееносца полнейший беспорядок.
— Хорошо, тогда иди… удачи?! — не стоило ни на секунду забывать, какой умной и проницательной была староста змей.
Розэ по-прежнему не соглашалась отдавать свой титул самой воспитанной, дружелюбной, красивой, и, главное, умной девушки факультета. Её чуткое сердце заподозрило наличие иной связи между двумя парнями слишком давно, чтобы сейчас удивляться поведению каждого их них. Чонгук был тем самым пятилетним сопливым задирой, что от трусливого незнания выбрал не самый лучший метод привлечения внимания. Чимин был милым наивным мальчишкой, абсолютно не понимающим, за что его обижают и «дергают за косички». Банально: старо, как мир. Тем не менее, некоторые до сих пор умудряются запутаться в сюжетных поворотах этой истории. Глупые люди. А Пак Розанна — нет. Вот почему, когда Тэмин два года назад начал вести себя, как полнейший придурок, подросток пубертатного периода, то девушка воспринимала каждую «битву», как очередное выигранное сражение. Просто «мальчишки» совершенно не умеет выражать свои чувства. И раз Розэ справилась с идиотизмом своей второй половинки, раз уж она смогла выдержать все трусливые и порой жестокие попытки Тэмина показать свои чувства, то и Чим сможет. Он сильнее, чем кажется.
Удивленный, но благодарный Чим счастливо улыбнулся и тихонечко засеменил в сторону охотника. Отсутствие плана действий и каких-либо идей о дальнейшем развитии сюжета делали его слегка нервным и дерганным. Ему было до сих пор страшно.
Миля шагом считается. Вот и Чим шаг за шагом преодолел смертельное расстояние, оказавшись напротив своего хулигана.
— Чимин, что ты?.. Доброе утро?! — Чонгук едва приглушено вскрикивает, голос звучит слегка тонко для привычного тембра.
Он приподнимается в полусогнутое состояние, устремляет на Чимина совершенно шокированный взгляд, явно не ожидая того, что всё-таки сможет позавтракать этим утром с перехваченным «мамочкой» и «папочкой» змееносцем. Его взгляд мельком возвращается к змеиной парочке старост, сталкиваясь с узкими пытливыми зрачками сразу четырех глаз, которые даже не пытаются скрыть угрозу и замолчанных бранных проклятий. Но гриффиндорца, будто случайно спутавшего столы факультетов, смущает другое. Он был уверен, что рискованная и даже слегка отчаянная идея сблизиться с Чимином путем совместного приема пищи оказалась проваленной. Смирившись с недобрым утром, он хотел было просто закончит свой завтрак и быстрым шагом покинуть Большой зал. Когда он принял решение не доедать свой омлет и уже схватился за ручку сумки, то наткнулся на незаметно подобравшегося к нему котенка. Чимин стоял напротив него самого и неловко мялся всем своим существом, теребя ремешок рюкзака, покусывая губы и перетаптываясь с ноги на ногу. Их разделял лишь деревянный стол и море смущения. Как давно он здесь стоит?!
— Прости, я… — концовка предложения не была продумана, поэтому Чимин надеялся, что Чонгук прервет его любым своим словом, звуком или жестом. Говоря откровенно, младший не до конца уверен, что правильно прочитал «поступок» Чонгука. Хотел ли тот действительно позавтракать вместе, ждал ли его или просто сел на свободное место?
— Я тут подумал, что мы… — Удача сжалилась над мальчишкой, наверное, над обоими из парней, поэтому они произнесли свое вступительное слово одновременно. Такой невинный казус заставил обоих вернуть свое полное внимание к партнеру и сосредоточиться только на нем, вычеркивая окружающий мир. — Знаешь, мы же учимся на разных курсах, на разных факультетах, поэтому почти и не пересекаемся. — Чонгук не задумываясь взял инициативу беседы на себя, ведь, чтобы там не случилось, Чимин выбрал именно его компанию, в конечном счете. — Вот я и подумал, что мы могли бы завтракать вместе, может быть обедать? Это бы пошло на пользу нашей дружбе, как думаешь?
— Да-да, это… отличная идея! — чуть радостнее положенного отозвался младший. Чонгук подтвердил его смелые мечтательные предположения. Чонгук ждал его и сел именно за стол к Чимину. Поэтому Чимин даже не попытался скрыть свою сияющую улыбку облегчения и легкого счастья.
«
Вау», только и мог прошептать очарованный мозг. Очень красивое, хоть и редкое явление — улыбающийся Чимин. Иными словами, аномальное в случае с Чонгуком.
Чугунное тело от такой концентрации ослепительной красоты начало плавится, слегка оседать на дубовую лавку, возвращая Чона обратно за трапезу.
Собственные щеки растягиваются в бессознательной ответной улыбке, но ниточку единения обрывает громкий предупреждающий кашель. Чон снова оборачивается в сторону центра стола и сталкивается с раздраженным лицом Тэмина, собирающегося прервать небольшую беседу двух «друзей». Староста уже стоит в пол оборота, намереваясь вклиниться и спасти Чимина от гриффиндорца-мудака, но Розанна держит его крепко за руку, тихонечко что-то нашептывая на полыхающее яростью ухо.
— Правда, я не подумал, что может, ты захочешь сесть с кем-то другим… — Чон продолжает зрительное столкновение, борется и не собирается отступать.
— Нет, я не хотел. — Чимин отвечает сразу, хоть и приглушенно. Но этого хватает, чтобы Чонгук всем своим существом обратился к нему. «
Не хотел?!» И уже совершенно не важно, что Чон первым прервал зрительный контакт, потому что даже так, он выиграл сражение, жаль, что пока не войну. — То есть, я растерялся. Тэмин-хён обычно не зовет меня сесть вместе. Я сам не ждал, что такое может произойти, честно… Я шел к тебе, то есть себе, ну это… сюда?! А потом… и я, я растерялся?
— Не хотел? — Чимин очарователен в своем смущенном состоянии души. И Чонгуку многого не нужно, только чтобы малыш сказал «
да, не хотел». Чтобы успокоил его ревность. Чтобы подтвердил, что Чон победил.
— Мм? — Чимин выглядит потерянным, все еще мысленно оправдываясь непонятно за что.
— Не хотел есть с «Тэмин-хеном?» — Чон говорит медленно, чуть наклоняет голову в бок, показывая, как важен этот вопрос. Будто просит Чимина сосредоточится и ответь искренне.
— Я… — качает головой, сказать такое вслух, кажется чем-то не культурным. Может быть слегка оскорбительным по отношению к доброму наставнику и защитнику.
— А со мной? Со мной ты хочешь? — Чонгук должен знать правду, пусть даже колючую. Если Чимин был против хотя бы на крошечный процент, то Чонгук не повторит более свою ошибку.
Но Чимин молчит. Кусает губы от волнения. Глазки распахнуты широко. Вообще не моргают. Бровки снова надломлены.
Чонгук явно застал его врасплох, будто выпустил
остолбеней-заклинание.
— Чимин, пожалуйста, не бойся. Я не хотел ставить тебя в безвыходное положение. — Секунды молчания будто подтверждают болезненные опасения. Чимин мог быть против, что его место атаковал бывший обидчик. Получается, Чонгук причинил ему еще одну порцию неудобств. — Мне стоило спросить прежде, чем занимать место рядом с тобой.
Мини приоткрывает губы, но они продолжают дрожать, тем самым пугая Чона еще больше. Он же не мог довести малыша до слез своими расспросами?
Когда Чонгук собрался уже извиниться, откланяться и … то его оборвал нервный выкрик:
— Хочу!
— Честно? — быстрые зрачки мечутся, продолжают дотошно сканировать лицо побледневшего ребенка. Чон же больше напоминает аппарат выискивающий фальшь, нежели дружелюбного соседа.
— Мгм, — спешно подтверждает Мин, — мы же друзья?!
Чон улыбается слегка натянуто, но с явно выраженным облегчением.
— Друзья. — Чон приглашает парнишку за стол. Он расправляет свои напряженные плечи, на физическом уровне размагничивает воздух, выдыхает. Чонгук не уверен, что утро должно носить такой тяжелый характер, когда все, чего он хотел добиться, это улыбку от неожиданного сюрприза. — Я взял тебе блинчики с кленовым сиропом и кофе с молоком.
— Блинчики? — Чимин будто и не замечал, что на столе стояла тарелка с редкими для Хогвартс вкусняшками. — Откуда ты знаешь?
— Ну, я наблюдательный. — Это сияние способно либо полностью уничтожить Чонгука, либо спасти его. Медовые роговицы сияющих благодарностью глаз лишают остатков рассудка, перерывают печаль, заставляют забыть о ревности. — Ты выглядел немного счастливее тогда, когда на завтрак ел блинчики или тосты со сгущёнкой. Вообще, я впервые встречаю человека, который мог бы питаться так пять раз в день, хах.
— Я просто люблю… блинчики. В этом нет ничего странного. — Чимин, словно ребенок выпрашивающий конфету до обеда, смотрит то на вкусняшки, то на своего родителя. Едва слюнки не текут, но до еды не дотрагивается, ждёт разрешения, приглашения.
— Это не странно, Мини, скорее… очаровательно?! — Приходится держаться за столешницу крепче, потому что соблазн помять эти порозовевшие щечки или хотя бы погладить по головке слишком велик. — Так и будешь на них смотреть, пока они окончательно не остынут?
Чимин по команде ухватывается пальчиками за край масляного золотого кружочка, заворачивая его в небольшой, но пышный треугольник. Окунает его в сироп и отправляет прямиком в широко раскрытый рот. Причмокивает, щурится. Становится «
немного счастливее» с каждым пережеванным кусочком. Обхватывает кружку с молочным напитком ладошками, оттопырив в разные стороны испачканные пальчики, чтобы не оставить сладких следов на посуде. Причмокивает, щурится, становится еще чуть «
счастливее».
Поднимает свои медовые искры, пытается прожеваться чуть быстрее, чтобы предложить часть своего завтрака притихшему другу.
Чонгук не сводит своих глаз с открывшейся аппетитной картины. И вроде он не голоден, и вроде он не хочет объедать Чимина, но как же тот вкусно ест. Поэтому, совсем не отдавая себе отчета в происходящем, Чон переваливается корпусом через стол, вытягивает голову вперед и открывает рот, руками сильнее держась за деревянный край. Он не хочет блинчики в целом, он хочет только тот, что с таким аппетитом ест Чимин. Другие станут столь же привлекательными, когда окажутся в руках малыша, до тех пор — это просто блины.
Только когда он натыкается на переполненные удивлением и смущением глаза, тот в полной мере осознает уровень своего бесстыдства в отношении к нетронутому малышу. Удушающий запах сахарного клена туманит разум, не дает шанса быстро среагировать и исправить ситуацию. Чонгук знает, ему снова нужно будет извиняться. Он хочет этого, только боится, что за этой частотой «прости», оно потеряет свою действенность и искренность намерений. Парень не успевает предпринять ровным счетом ничего, когда его губ касается искусанный треугольничек.
Лицо Чонгука появилось перед ним так неожиданно, что Чимин и подумать не успел, как должен реагировать на такую выходку друга. Только в этом действии было столько уверенности и простоты, что змееносец безоговорочно поверил, — друзья поступают так регулярно. Нет ничего страшного, покормить Чонгука, ведь Чимин сам предложил поделиться своим завтраком.
Он обмакивает свое лакомство в сиропе и притягивает кусочек к раскрытому рту напротив.
Чимин гулко сглатывает, когда его пальцев касается теплый влажный язык.
— В-вфкусно? — рука рефлекторно прижимается к груди, пачкая жилет липкими каплями кленового сиропа.
— Сладко. — Хорошо, что на них пялятся около пятидесяти пар глаз, в ином случае он уже бы сорвался.
Есть у Чонгука особая слабость к послушанию. Поэтому беспрекословно повинующийся Чимин, находящийся в такой манящей близости, хлопающий своими пушистыми ресничками — срывает все рычаги воздействия. Приходится заставить себя усесться на свое место, потому что незамысловатая правда такова: Чонгук готов хоть сейчас вылизать каждый
Его пальчик, если тот позволит. Такой сладкий.
Чон опускает голову в пустую чашку с выпитым чаем, только чтобы малыш смог спокойно доесть свое любимое блюдо, не плавясь под жаром чоновских темных мыслей.
И тот жуёт все быстрее и тщательнее. Послушный.
— У меня сегодня нет отработки… — снова начинает беседу Чонгук. Несмотря на то, что тишина, разбавленная милым чавканьем и хлюпаньем, не давит и не вносит в атмосферу завтрака и доли неловкости, у представителя львиного факультета еще есть несколько заготовленных тем для разговора и вопросов, которые он очень хотел бы задать. В конце концов, он готовился к этому знаменательному событию несколько ночей. — Поэтому я хочу прогуляться до Хогсмид… сегодня?! Не подумай, ничего специфического для начала недели в виде понедельника не планируется. Просто прогулка по цветущим улочкам и, может быть, одна кружечка сливочного. Что думаешь?
Он снова поднимает лицо, чтобы столкнуться с пунцовым напротив. Видимо, малышу нужно намного больше времени, чтобы прийти в себя.
Чимин явно не отошел от происшествия с кормежкой, как его атакуют приглашением на прогулку. С какой-то стороны, это можно было бы воспринять как приглашение на свидание. Тогда возмущенные щечки, покрывшиеся очередным слоем румяного смущения, горят совершенно заслуженно. Только, как понять, зовут ли его на дружескую прогулку или, всё-таки… Стоп! Чонгук вообще никуда никого не звал! Он лишь поделился своими планами на вечер, как и полагается между друзьями.
— Это, это замечательно, я думаю. — Если бы его устройство организма позволила вспыхнуть алым пламенем, то Чимин должен был бы уже загореться. Это их первый завтрак, а он уже напридумывал себе свиданий, держаний за руку, поцел… Стоп! Чонгук его никуда не звал. Чонгук целовал его лишь раз, целую вечность назад. Чимин не нравится Чонгуку в «таком» плане. Точка.
— Мини, — глубокие обсидианы нежно обводят каждый сантиметр растерянного, расстроенного личика, чтобы считать эмоции и сделать правильные выводы. Ласковая версия имени мальчика слетает с расслабленных губ вместе с трепетным, но слегка уставшим выдохом. Сокровище, сидящее напротив, окончательно перестает переваривать еду и, видимо, какую-либо информацию, лишь хлопает глазками, ожидая от Чонгука объяснений.
— Я бы хотел, чтобы ты составил мне компанию.
Один. Два. Три, четыре…
— Хорошо, мне нравится Хогсмид! — Тихо, но быстро выпаливает по-прежнему удивленный змееносец.
Хорошо. Очень хорошо.
— А как у тебя с самостоятельными заданиями? Давай, мы встретимся вечером, и если у тебя не будет завала, то мы пойдем гулять?
— Мг, Чонгук. — Всё еще чуть заторможено вторит Чимин. Но то, как звучит собственное имя, больше не покидает мечтательной головки: «
Мини»… вау!
Смущенный. Абсолютно очаровательный. Чонгуку нравится. Слишком сильно.
— Ты закончил? Я хочу проводить тебя на первую пару, кажется… Астрономия?
— Да, астрономия, откуда…
— Ммм, я уже говорил, что я очень наблюдательный. — Ложь. Хотя… Вероятно, он действительно очень наблюдательный, когда дело касается Пак Чимина. — Подожди меня, пожалуйста…
Чон подхватывает свой рюкзак и стремительно направляется от Чимина вдоль обеденного длинного стола. Он движется с невероятной скоростью, почти-что срывается на бег, постоянно раскидывая встретившихся у него на пути студентов по сторонам. Он сам себе задает темп, чтобы Чимин не успел напридумать чего плохого или понять его действия неправильно. На середине своего пути Чон резво поворачивается всем корпусом к всё-таки слегка обескураженному на вид малышу и дарит одну из своих самых лучистых и обезоруживающих улыбок. Он даже умудряется показать какой-то жест рукой, словно невербально прося ждать. Этот небольшой театральный перформанс заканчивается столкновением с каким-то невнимательным парнем со змеиного факультета. Тот даже умудряется выругнуться, но когда осознает с кем именно столкнулся, то тут же извиняется с намерениями ретировать в свою комнату и больше никогда не покидать ее пределы. Молодец. Умный парень. Чонгук же понимает, что задний ход заметно замедляет его темп, поэтому разворачивается обратно и, уже не стесняясь своего порыва, бежит обратно к Чимин, полностью обходя стол.
— Ну, пошли?
