«Боюсь потерять тебя сильнее».
Нежные черты привычно мягкого лица исказились ужасом.
Растерянная девушка громогласно хлопала глазками, пытаясь сообразить, как реагировать на случившееся откровение, чтобы не напугать и без того запутавшегося ребёнка.
Хладнокровная часть души, что отвечает за логику и разум, выслушав подробный рассказ о «другие», пришла к совершенно неутешительным выводам. Нужно было внимательнее относиться к собственной интуиции, не стоило игнорировать внутренние предупреждения, которые ей посылало женское сердце.
Необъяснимая тревога за мальчика подступила ещё тогда, когда она заметила Чонгука за столом собственного факультета.
Было ли это странным? Абсолютно.
Чон славился тем, что был полон предрассудков по отношению к студентам Змеиного факультета. С самого первого дня своего обучения, с того момента, как он был распределён на факультет Гарри Поттера. Зазнавшийся ребёнок чистых кровей постоянно отзывался негативно о каждом, кто волей случая или судьбы был распределён на факультет Волдеморта. Разумеется, со временем его страсть к разделению и расслоению общества в стенах волшебной школы поутихла. Но это не отрицало факта, что он на дух не переносил «последователей тёмного волшебника», коими являлись все студенты отправленные шляпой на змеиный факультет. Розанна часто становилась свидетелем драк между Чон Чонгуком и каким-нибудь неугодным сокурсникам. Причина была всегда одна, — змееносец не может быть хорошим волшебником. Именно таким лозунгом руководствовался юный Лев. Розе не определяла его как плохого или глупого человека, просто вышеназванный ученик действительно верил в созданное собой же правило. Время шло, парень взрослел. В какой-то момент, Розе даже показалось, что Чонгук начал испытывает некую дружескую симпатию к некоторым из учеников Змеиного факультета. К счастью или сожалению, она все ещё не могла разобраться, Чон включил её в список «хороших» студентов. Так сказать, частный уайт-лист приятных змей от Чон Чонгука. До недавнего времени Тэмин также был в этом эксклюзивном для слизеринцев списке. Они не были друзьями, но Чонгук никогда не отзывался о них плохо, никогда не задирал их и не провоцировал. Они жили в мирном нейтралитете. До тех пор… пока в их жизнях не появился очаровательный подкидыш.
Пак Чимин сразу же привлёк внимание Чонгука, белокурая девушка не могла не заметить этого. Первый месяц это выглядело даже очаровательно. Говоря откровенно, Чонгук был настолько очевидным, что не нужно было обладать особыми качествами и знаниями человеческих душ, чтобы распознать симпатию охотника по отношению к мальчику. Но даже будучи знакомой с непростым характером золотого льва, девушка не предполагала, что Чон решится действовать безнравственно. Первое предупреждение откуда-то извне: до того момента, пока в Хогвартс не появился Чимин, охотник не занимался откровенным буллингом. Никогда. Да, он дрался, оскорблял, но всегда в этом поведении скользила нить справедливости. Он действовал по совести. Поэтому, когда Чон чужими руками начал травить ребенка, Розе задумалась о глубине испытываемых парнем чувств. Все оказалось значительно тривиальнее: глупый и трусливый Лев не смог совладать со своими внутренними терзаниями, поэтому решился напасть первым.
Возвращаясь к мыслям о странном предчувствие, волнение за Чимина охватило моментально, как только Чонгук сел за стол Слизерин.
Розе сразу же поняла, кого именно ждал парень. В школьных правилах нет запрета на посадку студентов во время завтрака, обеда или ужина за столы чужих факультетов. Любой студент мог пересесть за любой стол, если были свободные места или, если за собственным закончилась еда.
Придраться было не к чему: Чонгук просто сел позавтракать за соседний стол, всё.
Но страх и волнение за маленького подкидыша не покидали белокурый головы. Когда Чимин появился в зале, то и сомнений не осталось. Чонгук сразу же заприметил ребенка и впился своими тёмными глазами в прибывшего слизеринца. Он действительно ждал Чимина.
Какой-то непонятный материнский инстинкт овладел Розе, она не могла оставить мальчика без защиты.
Уже больше полугода она постоянно за ним присматривала. Нынешний случай не стал исключением. Розанна предложила свою помощь, пусть весьма завуалировано, но достаточно откровенно. Сказать, что она была удивлена, получив отказ, — ничего не сказать. По каким-то причинам, Чимин сам хотел оказаться рядом с Чоном.
Разумеется, малыш этого не говорил, но его глаза непрерывно пытались столкнуться со львиными. И тогда девушка сдалась: она отпустила ребёнка в надежде, что всё обойдётся. Она отпустила на свой страх и риск и пожалела об этом.
На протяжении всего завтрака она беспрерывно возвращала свой взгляд в сторону влюбленной парочки, чтобы проследить за комфортом Чимина. Чтобы Чонгук был на безопасном от него расстоянии.
В утренние часы ничего плохого не произошло. В конечном итоге, малыш с аппетитом съел непонятно откуда взявшиеся блинчики и в приподнятом настроении последовал за старшекурсником через толпу людей.
День прошёл мирно.
Только интуиция продолжала подавать сигналы sos. Голова так сильно раскалывалась от постоянного волнения, что девушка решила найти ребёнка. Ей необходимо было проведать его, убедиться, что всё в порядке.
Но Чимина нигде не было.
Его не было библиотеке, хотя это место было едва ли не домом юного волшебника. Его не было в большом зале за ужином, так же как не было и Чонгука.
Староста факультета змей просидела около часа, но они оба так и не появились.
В гостиную Чимин тем вечером тоже не спускался.
Девушка ждала: занималась учебными делами, решала возникшие трудности между профессорским составом и отстающими студентами, выбила пару десятков баллов для факультета за прилежание и активность. Но Чимин так и не вернулся оттуда, где бы он не был.
Его не было всю ночь.
Тогда Розанна побежала разыскивать Хосока, чтобы узнать, ночует ли у себя Чонгук. В слегка нервозном состоянии Розе влетела в гостиную гриффиндор, но, как сообщил Чон Хосок, Чонгука в комнате не оказалось.
Сердце болело, тревога поразила все тело. Розе обыскала весь замок, но так и не нашла парочку. Она буквально не спала всю ночь, все ждала, когда ребёнок вернётся, словно одинокая мать.
Тэмину о пропаже юного змееносца девушка рассказывать повременила. Последняя драка в Большом зале не обошлась для второй старосты факультета Слизерин бесследно. Дело было даже не в синяках, которые тот получил, а в том, что его поставили на административный учёт. Ли Тэмин был под надзором и более не мог проявлять даже намеков на агрессию. Суровый Декан дал Тэмину шанс очистить свою репутацию с помощью различных наказаний, но главным требованием было — не ввязываться в любые конфликтные ситуации.
Розе любила Чимина, но рисковать Тэмином не могла. Тем более, у нее не было доказательств, не было объективных причин для беспокойств. В конце концов, Чимин уже считался взрослым мальчиком.
Особых запретов на отношения в школе не было, за всеми достигшими возраста согласия студентами закреплялось право свободы выбора. Поэтому, на тот момент как сердце юной, самопровозглашенной мамочки болело от переживаний, Чон Чонгук не нарушил ни единого правила, — жаловаться на него было бесполезно.
Розе всю ночь провела в кресле у камина, дожидаясь мальчика.
Ребёнок объявился следующим утром. Розе застукала его, когда Чимин пытался тихонько пробраться в свою комнату, шурша мимо общей гостиной. Но природная неуклюжесть не позволила ему остаться незамеченным. Именно запнувшись за изумрудный ковёр, мальчик разбудил Розанну. Когда сонные, покрасневшие глаза смогли сфокусироваться на темной макушке и распознать в этом маленьком урагане Чимина, то староста сразу же накинулась на него с взволнованными расспросами. Лучше бы она этого не делала, кто же знал…
Тем утром, около четырех часов Чимин поведал ей историю о своем «друге».
***
— Я немного простыл, поэтому отлежался в Больничном крыле… — затараторил Мини. Несмотря на то, что глаза мальчишки блестели чувством беспокойства, энергия окрыленности всего тела и духа не поддавалась унынью. Ребенок, как и положено послушному младшему, принял заботу со стороны старосты и её ночное беспокойство с опущенными под тяжестью вины глазами. Он старался звучать уверенно, но мягко. — Мистер Д-долгопупс сам предложил остаться мне… у него?
— Это вопрос, Чим? — девушка звучала слишком серьёзно и рассерженно, чтобы не съежиться в рукавах одолженного тёмного свитера. Розанна и сама не поняла, как из молодой и утонченной девушки превратилась в отчитывающую сына мамашу с синдромом гиперопеки. Но тут же оправдала свое поведение, интонацию и слегка повышенный децибел голоса тревогой за безопасность, физическое и психологическое здоровье малыша. Смотря на Чимина, невольно возникает чувство ответственности, желание защитить.
— Нет, нет?! Я был там, я ночевал там. — Бровь молодой мамочки метнулась вверх, а голова медленно покатилась в бок. Розе не обмануть и не провести, но Чимин не может сейчас провалиться, потому что на нем ответственность не только за себя. — Один!
Пепельноволосая прожигала взглядом, словно пыталась залезть под корку глупой головы, чтобы узнать правду. Её зрачки с невероятной скоростью бегали по испуганному лицу, в поисках подсказки или хотя бы лазейки.
— Мгм, понятно. С тобой всё хорошо… теперь? — Розе смягчилась, выдыхая былой настрой через продолжительный поток теплого воздуха. Скрещенные на груди руки скатились вдоль уставшего стана, но уже через секунду потянулись вперед, чтобы обнять неловкого мальчишку.
— Да, да, я в порядке. — Облегчение моментально пролегло на миловидном личике с опухшими губами. Да, Розе заметила. Так же как и покрасневшее пятнышко-метку, спрятанную под шиворотом огромного свитера.
Правда в том, что Розе ни за что не оставила бы всё как есть, если бы ни лучистая улыбка, постоянно растекающаяся по румяному смущенному лицу ребенка. Она даже не сомневалась в ложных показаниях юного преступника.
Разумеется, Чимин ей соврал, и так неубедительно, что девушку это весьма насмешило. Но самое важное наблюдение заключалось в том, что тот был счастлив. Он светился, словно начищенная лампа Алладина. Всё время отводил искрящиеся глазки в стороны, мял пальчики и хихикал.
Разумеется, Розе ни на миг не поверила ему, иначе у мистера Долгопупса были бы огромные проблемы, — на шее ребенка красовались несколько мелких покраснений, явно оставленные не врачевателем.
Здесь однозначно был замешен один нахальный, самовлюбленный выродок львиного прайда. К Трелони не ходи, всё, итак, ясно.
Но сейчас нужно было понять, какие цели преследовал непосредственно сам Чон Чонгук. Было ли то поверхностным желанием затащить ребенка в постель или нечто посерьезнее? Мог ли бывший прославленный сердцеед навредить Чимину своим поступком, был ли здесь замешан злой умысел, спор, насмешка? Закончилась ли их «дружба» сегодняшней ночью, или, может, они теперь встречаются? Как далеко Чон планирует зайти в этой жесткой игре с сердечком ребенка?
— Странно, Чонгука тоже потеряли, случайно не видел его в больничном крыле? — будто невзначай, издалека начала или всё-таки продолжила умная слизеринка.
Ребенок моментально сжался в объятиях и, приподняв полыхающее лицо, начал судорожно выкрикивать нечленораздельный ответ:
— Нет! Да! То есть… Он, да, был там. Но мы не общались.
— Хорошо, нужно сообщить Хосоку, что его друг нашелся. — Рука успокаивающе поглаживала по спине взволнованного малыша, так опрометчиво выдавшего себя с потрохами. — Он в порядке?
— Да, с ним всё х-хорошо? — спрашивал в ответ Чимин, словно сдающий экзамен Сов перед многоуважаемой комиссией.
— Тогда, что он делал у врачевателя? — В какой-то момент эта игра в «завали ребенка вопросам и подлови на лжи» начала даже забавлять взволнованное материнское сердце.
— Он… он, — Чимин совершенно не умел врать, и в данном случае это стало преимуществом для пепельноволосой. Если бы Чонгук навредил ему или сделал что-то против его воли, то Чимин, наверняка бы, выглядел и звучал иначе. Он бы не краснел от кипящих смущающих мыслей, не жевал распухшие губы, что продолжали улыбаться, несмотря на внутренне сопротивление.
— Хотя, откуда тебе знать, вы же не общались, верно? — улыбка пролегла на рассерженном до того лице, словно говоря, что Чимин проиграл в этой интеллектуальной битве лжецов.
— Верно. — Закивал Чим, искренне надеясь, что Розе сейчас отступится, и он сможет, наконец-то, вернуться к… — Не общались, вообще! Откуда мне знать.
— Хорошо, ты голодный? Завтрак еще не скоро. — Она обязательно разберется во всем лично, не пожалеет ни сил, ни нервов. И несдобровать львиному хулигану, если староста узнает, что тот всё-таки обидел малыша.
— Нет, я поел… — раньше времени выпаливает встревоженный голос, тут же осекаясь, — в больничном крыле.
Чимин держался пусть и неумело, но весьма неплохо, до сих пор. Ему следовало бы давно распрощаться с уставшей, сонной девушкой. Играть в вопрос-ответ с Розанной изначально была плохой затеей:
— Значит, мне не стоило так волноваться?
Провокация. Однозначно.
Чимин должен заканчивать поскорее, он должен торопиться, пока не закопал себя окончательно в собственном обмане. Пока не выдал еще одного человека.
— Прости, Розе, я должен был тебе всё рассказать.
Сдался. Уже?!
Девушка не рассчитывала, что сможет расколоть парнишку так скоро. Но плечи Чимина действительно понуро спустились ниже, а улыбка резко сползла с сияющего лица. Волнение девушки постепенно переходило и влияло на самого Чимина, несмотря на то, что в глазах по-прежнему мелькала надежда на хороший исход столь прекрасной ночи. Мальчик тоже начал волноваться, а всё ли в порядке, было ли то, чем он занимался с Чонгуком нормальным?
— Ну, в следующий раз так и поступим, договорились? — мягкий взгляд дарил поддержку, явно выражая свое желание выслушать и помочь. Так Розе обещала, что будет на его стороне.
Чимин бы проигнорировал этот взгляд, если бы так отчаянно не нуждался в правильных словах. Если бы он не чувствовал себя таким запутанным, счастливым и напуганным одновременно.
— Мгм.
Прежде чем отпустить ребенка, Розе дала ему пару секунд на принятие решения. Она обещала оберегать, защищать и помогать, она действительно имела в виду каждое из этих слов. И если Чимин созреет для честного разговора, то она безоговорочно примет его.
— И давай не будем говорить об этой ночи Тэмину, он…
— Да! Думаю, его не стоит тревожить понапрасну. Я же в порядке?! — Он уже собирался двинуться по заданному ранее маршруту, как терзающий вопрос осадил голову новыми сомнениями. Странные желания разреветься, закричать и кинуться в утешительные объятия проникли в каждую клеточку раскаленного чувствами мозга. Он был в порядке, он был счастлив. Тогда почему теперь ему так тревожно? — Розе, послушай, ммм, вы же с Тэмином-хеном встречаетесь, да?
— Хм, так заметно? — неужели всё-таки решился поговорить откровенно, Розе присела на диванчик, явно давая понять, что ответит на любой вопрос, у нее есть на это время и желание. — Это не секрет, но мы стараемся не делать на этом большой акцент. Прежде всего мы старосты факультета, а потом уже всё остальное.
— А как ты поняла, что Тэмин… и вы, то есть… — Чонгук сказал однажды, что они должны попробовать стать друзьями. Для этого гриффиндорец прилагал большие усилия, он сделал огромное количество безответных односторонних шагов навстречу Чимину. Старший менялся с каждым днем, становился тем, с кем невозможно было просто дружить. Но сегодня, когда они провели ночь совсем ни как друзья, то Чонгук не обозначил словами их переход из одних отношений в другие. И Чимин только сейчас понял, что на деле они по-прежнему остались лишь малозначительными друзьями. — Вы начали, как вы стали парой?
— Что ты хочешь узнать? Как поняла, что он влюблен в меня, а я в него? Или как я поняла, что мы вместе, что мы встречаемся?
— Да. Я… — Хороший и очень напуганный малыш. Его однозначно стоит держать подальше от кого-то вроде Чон Чонгука. Только теперь это кажется невозможным, потому что ребенок сам безоговорочно тянется в лапы льва. — Просто, эм, мой друг… ты его не знаешь, так вот, он общается с одним молодым человеком. Они вроде бы нравятся друг другу.
Чимин не замечает легкую ироничную улыбку: у ребенка, который потерял память, есть друзья вне школы? Но есть и другая причина грусти в растянутых губах — это сомнение.
— Вроде бы?
— Ну, я не знаю. Может быть, у них обоих есть чувства, потому что… — Ребенок пытается собраться с мыслями. Аргументов действительно немного, чтобы делать подобные выводы, но они казались весьма весомыми ровно до этого момента. — Они целовались?
— Это всё?
Это всё. Всё. Чонгук дважды поцеловал его за этот год, и это действительно всё. Но почему этого должно быть мало для уверенности, для того чтобы думать об отношениях, малыш понять не может. Разве друзья испытывают тот трепет, что пережил он сегодня ночью, когда Чонгука было так сладостно много. Могут ли они просто целоваться, когда им вздумается, потому что они друзья.
Это всё? Нет. У Чимин спрятан туз, но не в рукаве, а глубоко-глубоко в сердечке. Может быть, Чонгук не определил перед Чимином новый статус их отношения, но зато он четко, с надрывом прошептал ни раз нечто важное. Целостное. Почему же тогда Чимин начал сомневаться? Этих мыслей не было, когда они ютились в их местечке. Поэтому, нет, — это не всё!
— Он очень добрый и милый, и заботливый. Всё время дарит какие-то подарки, передает записки, обнимает. Он поддерживает меня и так смотрит. Он очень хороший.
— Кто?
— Чон…
Тишина. Давит.
Воздух плотный, словно его можно резать ножом.
Молодые люди смотрят друг другу глаза в глаза, ожидая следующего шага.
Шахматы. Кажется, Розе провела рокировку Короля и Ладьи. Один ход, поменявший траекторию игры, полностью разрушивший всю стратегию.
Ошибка.
Судорожный поиск защиты. Визирь, советник. Никого.
— Чон?
— Сок?
— Сок?
— Чонсок?
Гарде — нападение на ферзя соперника. Голый король.
Всё это бессмысленно. Он врет. Она знает, что это обман. Он барахтается, пытается выплыть, но девушка лишь ждет его конца.
— Твоего друга зовут Чонсок? — Шах.
— Нет, его парня… ну, то есть… друга моего друга, того, в которого он влюблен.
— Так значит твой друг точно влюблен? — Мат.
— Да.
Только вот выигравших на поле нет. Словно Розе не успела произнести заветную фразу, а Чимину уже некуда ходить.
— Но ты не знаешь, любит ли его Чонсок?
— Да.
Маскарад. Пора заканчивать с этим. Чимин сейчас окончательно запутается, а это совершенно противоположный результат, которого они оба хотели добиться. Розе действительно хотела помочь. Хочет до сих пор. Чимин действительно хотел бы знать наверняка взаимны ли его чувства. Хочет до сих пор.
— Вы говорили об этом? Признавались в чувствах на словах?
— Не знаю?
— Он говорил, что ты ему нравишься?
— Ночью он сказал, — так не хочется произносить вслух эти слова, будто они испарятся, станут эфемерными, если Чимин позволит им вылететь изо рта, будто это их с Чонгуком секрет, тайна, — что любит меня?
Сказал, что любит?
Чон Чонгук не способен на такое. Не тот Чон, которого знает вся школа. Не тот, которого знает Розе. Складывается впечатление, что Чимин «дружит» с каким-то другим Чон Чонгуком. Тем, который — «добрый и милый, и заботливый… хороший». Совершенно противоположный гордости прайда.
— Сказал, что влюблен или любит? — цепляется за формулировку девушка, потому что не может поверить, принять.
— Любит. Когда он целовал меня, и мы обнимались, он просто шептал мне на ухо… Постоянно шептал, что любит. И очень сильно целовал.
Разумеется! Бинго.
Чонгук не способен на чувства и точка.
Получается, он просто воспользовался доверием ребенка, надавил на его чувства. Ведь охотник далеко не глупый парень, и не заметить очевидную симпатию в медовых глазах было просто невозможно. Стоит приглядеться, заострить свое внимание чуть дольше десяти минут, чтобы понять, как сильно малыш очарован старшекурсником. По наблюдениям Розанны, лев провел с ребенком последние два месяца безотрывно, плюс до этого на протяжении всего учебного года не сводил своих хищных глаз, словно на охоте. Он должен был знать, что Чимин влюблен.
— Вы занимались сексом? — отчаявшись, выплескивает Розанна свое болезненное предположение.
— Что? Нет! — тут же отрицает пораженный откровенностью вопроса Чимин.
Что подразумевает под собой слово «секс», проникновение? Или интимные касания? Физическая близость? Что из этого было между ними?
— Мы целовались. И обнимались. Иногда он кусал меня. Я… мне было приятно, и он трогал… я не знаю?
Воспользовался. Такого Чон Чонгука знает Розе, такого знает вся школа.
— Чимин, малыш, я не знаю, что он чувствует к тебе… Раньше Чонгук не отличался каким-либо стремлением заводить серьезные отношения. Но это не значит, что у него не было тех, с кем он спал. Вокруг постоянно вертелись какой-нибудь парень или девушка. Только их «встречи» начинались и заканчивались постелью. Может быть…
— Он не любит меня? — Могли ли слова причинять такую боль, чтобы дыхание перехватывало, чтобы в глазах отражался ядерный взрыв, уничтоживший всю душу человека? Могли. Они острее кинжала, суровее пули.
Непростительных заклинаний должно быть больше. Или это разновидность одного из них? Первое, «
Империус» — «я люблю тебя», оно подчиняет, делает безвольной куклой, глупым Пиноккио в руках Карабаса-Барабаса.
Второе, «
Круцио» — безразличие чередующееся с жаркими откровенными поцелуями, объятия в ночи и водоворот обмана, надежда.
Третье, «
Авада Кедавра» — пустые темные обсидианы, что смеются над наивностью глупого разбитого сердца.
Любовь — одно сплошное непростительное заклинание, сильнейшее и самое болезненное оружие.
— Мини, я правда не знаю… Но в случае с Чонгуком… Послушай, все мы разные, например, Тэмин не предлагал мне встречаться на словах. Но у меня нет сомнений, что мы пара. Что у него есть только я одна, и что он любит меня. При этом, он ни разу не говорил этих слов вслух.
— Тогда… как же понять? — Как понять, если ты уже всё понял, но продолжаешь надеяться. Значит ли, что ты еще жив? Значит, третье заклинание не произнесено. Чонгук ведь еще не сделал больно, еще не оборвал их связь. Он еще ждет его?
— Если честно, Чимин, ты бы знал, будь у него серьезные намерения. Мне кажется, ты не мучался бы сомнениями, если…
— Мог ли он меня поцеловать как друга? Он просто… развлекался? — Он слышал, что многие ребята в школе «развлекаются» друг с другом без каких-либо чувств привязанности, оправдывая подобные отношения отсутствием времени или неукротимой жаждой свободы. Кроме того, с ним самим хотели развлечься пару раз, когда он попадался под горячую руку раздраженных чем-то независящим от Чимина обстоятельствами. Каждый раз, он был на грани, но всё обходилось.
— Мини, мне жаль, правда. — Секунды: одна, вторая, третья…
Ребенок заплакал. Очень тихонько, борясь с болезненными каплями, скрывая лицо за челкой, за отстраненностью. Ему было больно. Только никто из них даже не задумался, что боль ему принес не Чонгук: ни его поцелуи и признания, ни его объятия и касания, ни улыбки и комплименты, а именно разговор с Розе. Ни один из них не смог отследить эту абсурдную закономерность.
— Давай, сейчас ты пойдешь в комнату, поспишь немного, а потом соберешься на занятия. И мы вместе пойдем на пары. Тебе сегодня к…
— К третьей… только Чонгук… он ведь ждет меня? — снова вопрос, искореживающийся, болезненный комок терзаний.
— Ждет? — Розе не понимает, является ли это метафорой или вопросом вообще. Почему Чимин продолжает говорить о нем?
— Вчера я не успел сделать домашнюю работу, поэтому он сейчас стоит в коридоре, чтобы мы пошли заниматься в Библиотеку… вместе? Он хотел помочь, кажется.
— Он здесь? Всё это время он ждал тебя в коридоре?
— Да, думаю… Но я задержался, возможно, он уже ушел?
Противоречивые мысли, чувства. Девушка провожает понурую спину Чимина леденеющим синим пламенем во взгляде. Усталость, откровения, слезы и боль малыша заставляют кровь закипать в новой порции ярости. Сейчас она лично разберется с этим гнусным подонком, что так опрометчиво решил, будто имеет право поступать жестоко с теми, кто не может дать отпор. Кто даже не догадывается в какой опасности оказался, пропадая в ловушке по имени Чон Чонгук.
— Иди собирайся, а я проведаю Чонгука, если что… мы дождемся тебя здесь, в гостиной. Не торопись.
***
Разъяренная пепельноволосая фурия набрасывается на обидчика в мгновение ока. Хрупкая на вид белоснежная кисть бьет с размаху, сильно, с чувством. Неожиданный удар оставляет моментальный след, словно ожог от синего огня. Голова парня по инерции отлетает в сторону, а в глазах едва искры не брызжут.
К такому приветствию Чонгук не был готов, может быть именно поэтому, он не среагировал так, как привык. Вероятнее всего, если бы Чонгук не пролежал всю ночь с открытыми глазами, любуясь спящим под боком котенком, то смог бы распознать угрозу и предотвратить неожиданную порцию женского насилия. Он просто не был готов, что вместо Чимина к нему вылетит разъяренная мама-медведица, которая забьет любого насмерть, чтобы защитить своего малыша. Только Чонгук не был угрозой для Чимина. Видимо, так считал только он сам.
— Ублюдок! — Она снова замахивается, чтобы ударить второй раз, но Чонгук уже готов к нападению.
— Стоп, думаю, одного раза было достаточно, Розе. — Чонгук перехватывает руку, регулируя собственную силу, чтобы не оставить на бледной коже каких-либо следов. Но девушка вырывается, в ярости умудряясь пнуть его по голени. — Тише-тише, Розе, что ты… ауч, Розанна, да что с тобой?
— Чертов кабель! — такой ярости Чон не ощущал даже, когда сцепился с Тэмином в Большом зале. Но чем она была вызвана — не понятно.
— Не кричи ты, всю школу разбудишь! — Охотник старается действовать аккуратно, разумно оценивая свои силы. Даже при попытке успокоить напавшую на него старосту, он рискует причинить боль, если не будет контролировать каждое движение. В попытке обезопасить и себя, и девушку, он заключает ее в сковывающие объятия, который срабатывают не совсем так, как он планировал. Из-за физической скованности девушка начинает кричать лишь громче.
— Пошел ты, придурок! Проваливай отсюда! Или мало тебе наказаний, хочешь вылететь из школы? Я с превеликим удовольствием устрою это.
Чонгук прижимает девушку к стене, чтобы услышать что-то более вразумительное, чем поток оскорблений. Может быть, они с Розе не были приятелем, но такой открытой конфронтации не допускали, потому что для этого никогда не возникало повода. Более того, сам Чон питал человеческую симпатию к белокурой красавице.
— Да, что я сделал? — Чонгук действительно озадачен и растерян. С той роковой драки Чонгук вел себя слишком прилежно и тихо, чтобы на него срывались с цепи.
— Издеваешься? — не унималась Розанна. Прижатые к стене кулаки пытались вырваться, чтобы осадить чейзера очередной порцией побоев. Но Чонгук держал крепко. Девушка была в ярости. — Чимин мне всё рассказал! Ты воспользовался им, думаешь, я оставлю это безнаказанным?
От испуга Чонгук делает небольшой шаг назад, свешивает безвольные руки вдоль тела, полностью ослабляя хватку.
Чимин? Причем здесь его солнечный мальчик? Кто им воспользовался, то есть в каком плане?
Вопросы. Тихие, болезненные.
— Я… что? Не понимаю… — Чонгук отвлекся лишь на мгновение, за что тут же получил очередной удар по щеке. Больно. Голова снова отлетает в сторону, но в этот раз Чонгук не спешит возвращать ее на место, — не понимаю…
— Убирайся, пока я не позвала Тэмина!
— Чимин сказал, что я воспользовался им? — Чон не слышал угроз, он вообще больше ничего не слышал, будто оглох. Почему он поступает так с Чонгуком. Мог ли Чон неправильно трактовать слова девушки, могли ли её удары быть местью за что-то не связанное с потерянным в запретном лесу мальчиком, ответ прост — нет.
Розе аж передернуло от той боли, что прозвучала в надломленном голосе. Её глаза моментально округлились в неверии, Чонгук не мог быть таким на самом деле. Его невозможно было сломить, тем более таким способом. Не удивительно, что Чимин выглядел таким разбитым и потерянным, сейчас Розе и сама чувствует себя так же. Неужели, она ошиблась? Может ли он так искусно притворяться?
— Не понимаю, я не понимаю! Мы… он… — Ворох мыслей и переживаний мешали словам обратиться в полноценное предложение. Чонгук боялся произнести вслух тот вывод, к которому привела его девушка своими побоями. — Я сделал что-то против его воли? Он не хотел? Я воспользовался им?!
— Почему ты меня спрашиваешь? Разве ты сам не понимаешь очевидных вещей? — Происходит что-то непонятное. Глупое и болезненное. Девушка знает Чонгука на протяжении пяти лет. Он никогда не звучал так сломлено. Никогда на его лице не возникало это разбитое выражение, эта печаль и страх. Вот, что удивительнее всего, — страх, он не знаком такому отъявленному льву.
«Очевидных вещей?»
Почему они остаются такими запутанными для самого Чонгука. Какие же они тогда очевидные, если гриффиндорец постоянно попадает в темноту и ловушку неведения.
— Но… Чимин, он в порядке, он плачет? — Чон не понимает: они проснулись в объятиях друг друга, точнее Чимин проснулся в тепле крепких рук, что беспрерывно гладили вдоль позвонков. Медовые глаза открывались медленно и очень сладко, немного щурились, похлопывали прежде, чем раскрыться окончательно. Сонный и растерянный Чим пробежался взглядом по нежному выражению лица охотника и улыбнулся в ответ. Чонгук потянулся вперед и едва коснулся опухших мягких губ, с проходящими секундами превращая контакт в полноценный поцелуй. Тягучий. Ласковый. — Розанна, подожди, пожалуйста, он сказал, что я… действовал против его воли?
— Почему ты меня спрашиваешь?! — и хоть слова шли впереди аналитического мышления, девушка успевала отыскать в оленьих глазах сожаление и вину, из-за чего начинала сомневаться в сделанных выводах об отношениях между двух парней. Ясно одно, Чонгук не врет, он напуган. Только это не отменяет факта, что он затащил ребенка в постель, воспользовался его чувствами и доверием в угоду своих плотских нужд и желаний. Мог ли прославленный спортсмен просто переживать за свою репутацию и последствия сексуального насилия, или он был напуган из-за реакций Чимина и его самочувствия?
— Потому что я не понимаю?! Мы расстались полчаса назад, и он не выглядел, как… Он улыбался мне! — После пробуждения под предрассветными лучами они понежились в гнездышке около часа, согревая друг друга поцелуями и ласковыми взглядами. Потом Чонгук предложил позавтракать какао и шоколадным печеньем. Чимин улыбался. Однозначно. Чонгук помнит как… Очень открыто, искренне. Мальчик старался прижиматься чуть ближе, касаться чаще, смотреть непрерывно. Он выглядел если не счастливым, то довольным. — Я думал, что мы в порядке, что нам… хорошо вместе. Я думал, но все оказалось иначе, снова!
Чугунная голова в неверии срывается вниз, падая на хрупкое женское плечо, инстинктивно ища поддержки.
— Что у тебя на уме, Чон Чонгук? Почему я уверена, что ничего хорошего?
— Чонгук? — неуверенный мелодичный голос эхом проскальзывает вдоль стен, протягивает связующую красную нить между сердцами. Чимин зовет или удивляется, но важно то, что выглядит он действительно расстроенным, горящие лучики счастья, которые Чон наблюдал полчаса назад, исчезли. Могла ли взаимность лишь привидеться одному из них? Неужели Чон действительно…
Снова подобрался так тихонько и незаметно. Удивительно, что Чонгука вновь застают врасплох даже тогда, когда ждал Чимина.
— Мини, я воспользовался тобой? — неужели он снова ослеп и не увидел явного сопротивления, Чонгук снова и снова прокручивает кадры былой ночи, но ничего не видит. Откровенно говоря, он и не забывал их. Всё лакомился кусочками из самых приятных за последний год воспоминаний, насладиться не мог. Он видел в медовых глазах ответное желание, упивался им. Но стоило ребенку пропасть из виду на полчаса, как между ними вновь пролегла пропасть, через которую не докричаться. Его не слышат.
— Что? Я не… — Чимин отвечает не сразу, молчит до последнего. Медовые глаза мечутся между склонившим голову, разбитым Чонгуком и прижатой им же к стене Розе. Почему они так близко? Что произошло, пока Мин приводил свои чувства в порядок? Расшатанное сердечко не может объяснить увиденное: Чонгук обнимает девушку, опирается об нее, между телами нет пространства, только необъяснимое напряжение. Но ведь Розе сказала, что встречается с Тэмином, что любит его, а сам Чон сказал эту фразу Чимину несколько часов назад. Тогда почему они так близко? Неужели слова никогда не произносятся в том значении, что прописано в словарях? — Это страшно.
— Ты… Ты ведь сказал, что этого хочешь, ты ведь… — Парень отстраняется от девушки грузным мешком, разворачивается к своим сердечным терзаниям лицом к лицу, делая несколько неуверенных и шатких шагов. — Мини, я не понимаю? Пожалуйста, не молчи.
— Я не… я, — что нужно сказать, Чимин не знает. В голове столько всего, одновременно с тем, так пусто. Ему холодно. Снова. Хочется вновь оказаться в уюте их гнезда. Хочется отмотать время, чтобы проваляться там до начала уроков, чтобы не сталкиваться со старостой, чтобы ни открываться, ни рассказывать о своих чувствах. Чтобы не быть обманутым дважды.
— Чимин, я думал, что тебе хорошо, что ты… — неожиданно для второкурсника Чон оказался почти вплотную с ним, но сохранил дистанцию, которой не было между ними с Розе минуту назад. — Ты ведь меня поцеловал? Я понял тебя неправильно, перешел грань?
Медовые глаза снова наполнились слезами. Чимин — тот, кто запутался. Это он не понимает, что между ними происходит. Почему тогда Чонгук выглядит разбитым и обманутым. Это нечестно, несправедливо. Ему причинили боль, но ощущается, будто это он был тем, кто нанес удар. С Чонгуком всегда так непросто. Он говорит, что они друзья, а потом целует. Он согревает заботой, а потом обнимается с Розе посреди пустого подземелья. Как его понять?
Чонгук снова сделал больно. Чимин так часто плачет при нем, из-за него — невыносимо. Но это гарантия, это доказательства, что Розе была права, Чонгук облажался. Снова. Ему нужно уйти. Очень больно смотреть, как Чимин боится его, но видеть, как тот ненавидит…
— Прости. Я не знал, не понял, не хотел. Мини, я думал, что мы оба хотим этого. Я ошибся, и мне очень жаль, еще раз прости меня.
— Чонгук… — маленькие пальчики едва успевают ухватиться за ткань футболки уходящего парня, той самой, в которой Мин провел всю ночь. Чонгук не ходил переодеваться, он всё ждал, когда Чимин выйдет из гостиной, и они отправятся в Библиотеку. Он полчаса простоял в холоде подземелья, пока Чимин ныл на плече у старосты. Такой большой и сломленный, словно покинутый хозяином пес. И снова Чимин не может понять, откуда взялись былые сомненья. Вот, Чонгук стоит перед ним искренний и открытый. Просит прощения за самую прекрасную ночь в жизни шестнадцатилетнего подростка. И нет, он не переходил грани, сдерживался. Дарил нежность, ласку, удовольствие. Но сам терпел. Смотрел, целовал, но не более. Никакую грань он не преступал, её вовсе не было, если быть откровенным. Сам Чимин был счастлив проснуться в руках гриффиндорца. Он ни о чем не сожалел. Не сомневался. Он верил Чонгуку, его чувствам и словам. Признание не звучало, как непростительное заклинание. Оно не было оружием, скорее наоборот, лекарством от всего сразу. С тех про как Чонгук проявился в его жизни, он не делал больно. Тогда откуда сомнения?
— Малыш, как мне тебя понять? Ты смотришь на меня так… и я уже ничего не могу с собой поделать. А потом… выходит, что ты не хочешь меня рядом. — Большая теплая ладонь медленно тянется к рисовой щечки, осторожно очерчивает контур, чтобы в любой момент Чимин смог отстраниться. Но тот наоборот тянется навстречу, продолжая заглядывать своими огромными глазками в самую душу, спрашивая и моля о честности. — Боже, я так запутался. Поэтому прошу тебя, объясни мне, что происходит? Что ты чувствуешь?
Чонгук склоняется к плечу, так же как к Розе минутами ранее. И только сейчас Чимин видит разницу: бережные касания рук, осторожно оплетают его тело, не стягивая узлами, но словно защищая от внешних угроз.
Девушку он вообще не касался, лишь лоб был уперт в стену, как если бы Чонгук не мог больше носить ту тяжесть, что творилась в голове. Он был сломлен, он нуждался в поддержке. Чонгук впервые выглядел слабым. Розе так же не касалась парня. Они были так далеки друг от друга, несмотря на то, что между телами не было расстояния.
Сейчас же всё иначе.
Помимо осторожных касаний рук, Чонгук едва ощутимо проводит носом по тонкой коже на шеи, пока голова тяжким грузом свалена на чужом плече. Старается незаметно вдохнуть больше аромата, запомнить его вкус. Парень весь сгорбился, сжался, стоит согнутый в три погибели, лишь бы быть на одном уровне с невысоким мальчиком.
Маленькая ладошка поднимается в воздух, чтобы потом легонько опуститься на курчавую голову и погладить сломанного Карабаса-Барабаса. Но перед этим Чимин успевает заметить, как сощуриваются глаза и сжимаются губы чейзера, словно Чонгук ждал удара. Но решил не защищаться.
— Чимин, я люблю тебя. Прости.
Партия окончена.
