HEAD BULLY: fall with Pinocchio

«Я доверяю тебе, Чонгук».

С самого утра вся школа стояла на ушах: восторженный гул юношеских сердец, трепещущих в ожидании самого важного события года — финала кубка по квиддичу. Команды вышедшие в последнее сражение стараются не пересекаться друг с другом взглядами, чтобы ненароком не спровоцировать конфликт вне поля для квиддича. Бурундуки, занявшие место в финале впервые за последние четыре года, под предводительством внеземного красавца Ким Сокджина и старого ворчуна Мин Юнги, приведена точная цитата первого, восторженно уплетали завтрак за обе щеки, чтобы набраться сил и порвать противника в пух и прах. Змееносцы, попавшие в финал после неожиданной дисквалификации Золотого Прайда, вели себя сдержаннее. Игроки почти не разговаривали между собой, поглощая белки и протеины. Складывалось впечатление, что они и сами были не рады тому, что попали в финал. Хотя, разумеется, каждого члена команды волновал вкус возможной победы, но тот путь, которым они пришли к возможности состязаться за кубок, не радовал их. Они чётко ощущали на себе осуждающие взгляды, пересмешники и перешептывания. Но команда держалась стойко: лидер ещё утром высказал свое мнение на данный счёт, в том, что Слизерин выпал шанс продолжить борьбу, нет вины самих змееносцев. Так выпали карты. Не стоит заостряться на том, что будут говорить другие. Сейчас самое важное рискнуть воспользоваться этим шансом. После такой мотивирующие речи ребята более не опускались своих голов, держали осанку ровно и думали только об игре. Кай и Мино в целях безопасности также решили не пересекаться друг с другом, чтобы не навредить команде. Они пришли к негласному нейтралитету по отношению к очаровательной Рыжей Бестии. Однажды они уже серьезно накосячили, когда пытались выяснить отношения. Их безалаберное поведение также повлияло на исход игры с Гриффиндор. Возможно, если бы они были более сконцентрированы на игре, а не красовались перед недоступной девушкой и друг другом, то итог матча был бы иным. Но былых дней не вернуть, поэтому сейчас парни были полны решимости бороться за кубок. Сама же девушка сидела отстраненно в начале стола, полностью абстрагировавшись от надоедливых парней. Был и ещё один повод для разговоров: ученики попросту не могли пропустить новость о том, что бывший капитан золотого прайда, неуловимы истребитель, охотник и просто красавчик Чон Чонгук заявился на завтрак под ручку с безымянным подкидышем. Стоило этим двоим переступить порог Большого зала, как все взгляды были устремлены только на них. И в это мгновение будто самое значимое событие перестало быть таковым, стоило Чонгуку выйти из игры. Длинные пальцы мягко сжимали ладошку в крепкий замок, не позволявший им разбить утреннее обещание, что они подарили друг другу часами ранее. «Я люблю тебя» — действительно превратилось в некое непростительное заклинание, оно полностью починило юное сердечко. Чонгук овладел доверием, буквально поработил всего мальчишку. Но в защиту бывшему чейзеру, нужно сказать, что и сам Чимин окончательно околдовал Льва. С этих пор прозвище «темноволосого очарования» приобрело прямой смысл. Преодолевая метр за метром вдоль столов, Чонгук чётко ощутил нервозность и стресс мальчика, что шел рядом с ним, быстро перебирая ножками, дабы успеть в темп охотника. Шаг Мини сбился, а ладошка то и дело пыталась вырваться из захвата. — Тише, малыш, я не дам тебя в обиду. Они ничего не смогут тебе сделать, обещаю. — Чонгук склонился над горящим стыдливым огнём ушком, чтобы прошептать слова утешения и поддержки. — Я рядом, котёночек. Ребёнок ничего не ответил, но все же решился перебороть свое стеснение и поднял голову навстречу Чону. Медовый открытый взгляд смог отыскать то, что запросто развеяло гнетущие сомнения. Внешний вид Чонгука излучал собой уверенность, смелость, настойчивость и нежность. Тёмные обсидиановые глубины буквально пожирали Чимина с той страстью, на которую были способны только самые сильные чувства. Глаза буквально кричали то подчиняющее заклинание, что произнес Чонгук ночью, утром и сейчас… — Я люблю тебя. — Чонгук потянулся за поцелуем ближе к своему чуду, но смог сдержаться, когда увидел панику в округленных глазах. Хорошо, он не поцеловал его на глазах у всей школы, но от того, чтобы не клюнуть малыша в макушку перед тем, как продолжить свой путь, удержаться не смог. — Люблю. Чимин очень пожалел, что отстранился. Смотря в эти тёплые глаза, ощущая, с какой нежностью Чонгук перебирает его пальчики в своей большой ладони, мальчику очень захотелось заполучить поцелуй слегка улыбающихся губ. Спасительный чмок в головку заставил собственные губы смущенно растянуться по щечкам. — Не смотри на меня так, а то я неправильно пойму тебя. — Голос неожиданно нависшего парня стал значительно глубже, а былая легкость испарилась бесследно. Чонгук выглядел серьезным и напряженным. Чимин даже не успел отследить секунду, когда обсидианы потемнели на несколько черных тонов. Что произошло? Еще секунду назад Чон улыбался, был ласковым и чутким. Но сейчас на парнишку смотрит уже некто другой, — хищник с горящими дикими глазами. — Что? — для того, чтобы расслышать во фразе нотки угрозы, Мини неосознанно чуть привстал на носочки, приближаясь к лицу охотника. Бровки самовольно надломились в поисках причины таких радикальных перемен: почему же Чонгук так напрягся? Чонгук тяжело сглатывает, понижая голос до хрипа: — Я сейчас поцелую тебя на глазах у всех студентов, если продолжишь соблазнять меня. — Я не… — Мальчик открывает рот в неверии и снова прикрывает его, словно сомик. Он никого не соблазнял! От нахлынувшего страстного волнения розовый язык неосознанно пробегает по пересохшим губам. За что тут же получает предупреждающий, приглушенный рык со стороны Чонгука. Но несмотря на отрезвляющие мысли, Чимин, сам того не замечая, тянется лишь ближе, сам ухватывается за форменный пиджак гриффиндорца. Он точно знает, что пока не готов к публичным проявлением своих чувств, но уже ничего не может с собой поделать, плавясь под горящими глазами Чонгука. — Знаю, но все равно выглядишь слишком соблазнительно. — Охотник дышит тяжелее, но не нападает. Только смотрит, прожигает. Он прекрасно понимает, что Чимин не специально, что в этом мальчике вообще нет фальши и каких-либо уловок, давно убедился в этом. И, возможно, именно поэтому тот выглядит настолько манящим. Эти широко раскрытые чистые глаза, переливающиеся солнцем, сладкие как мед. Эти удивленные, надломленные бровки, эти губы… Очень соблазнительный. Сил нет, насколько желанный. — Пойдем. Все правильно, но почему-то грустно. Чимин опускает головку, чтобы прийти в себя, чтобы скрыть от самого Чонгука, насколько Чим расстроился из-за… Стоп. Он ведь сам не был готов. Сам отстранился. Стоп. Он не должен быть таким непоследовательным. Осознание: Чонгук может разлюбить его, если Чимин продолжит так капризничать. Съежиться от озноба собственных мыслей не дают сильные руки, что так вовремя сжимают осунувшиеся плечики. Чимин осторожно приподнимает взгляд на лицо чейзера, но тот уже не смотрит на него, уверенно шагая вперед. Вперед. Проходя мимо знакомых хенов, один из которых подарил Чонгуку целый набор маленьких горшочков с фиалками и небольшим фикусом, Чон полностью останавливается, тем самым привлекая к себе внимание. — Удачи, Сокджини-хён, покажите, на что вы способны. Я буду болеть за вас! — веселей положенного проговорил Чон. Он объективно понимал, что должен чувствовать стыд и вину перед собственной командой, но при всём при этом, он был действительно очень рад за своего друга, который смог вывести команду в финал. — А что же твой парень? — хитрый прищур впился в шокированного мальчишку, явно наслаждаясь исходом собственной проказы. Близстоящие студенты тут же обратили свои пытливые взгляды в сторону новоиспечённой парочки. Они как будто ждали, что Чонгук с минуты на минуту опровергнет выдвинутое предположение. Но тот молчал. И никто даже не обратил внимание на то, как покраснели кончики ушей льва. Никто, кроме самого Ким Сокджина. — Ну, тут прости, Мини все-таки с факультета Слизерин. Как он может сегодня быть на вашей стороне? — Чонгук и сам не ожидал от хёна такой провокации, но вместо шока тело обдало теплом. А в ушах только и звенело, «твой» парень… Приятно. — Хей, тебе меня мало, хен?! — Да, какая от тебя польза? Ты же в последнее время только неприятности и приносишь. Фу, лучше болей за Слизерин, если хочешь, чтобы хён выиграл сегодня! — красивое лицо заливается ярким смехом, привлекая ещё больше внимания. На долю секунды кажется, что Большой зал охватила полнейшая тишина, которую мгновение спустя полностью поглотили новые перешептывания. — Какой же ты грубый. Пошли, Мини, не будем мешать этому жестокому хёну самоутверждаться за чужой счет. Чонгук утаскивает совсем несопротивляющегося ребёнка в самый угол Большого зала. Они уселись за край стола, принадлежавшего факультету Слизерин. Будто теперь это стало их личным местом, куда никто кроме них не мог сесть. Это их второй совместный завтрак, но теперь Чон сел не напротив, а сбоку от Чимина, зажимая мальчика между собой и стеной. Садясь настолько близко, чтобы сталкиваться коленями и плечами, чтобы между лицами оставались незначительные сантиметры, чтобы только Чон мог расслышать тихие истории своего мальчика, чтобы только он мог наслаждаться скромным смехом и восторженными вздохами, чтобы он мог зарываться носом в темные локоны, будто случайно прикасаясь к ушкам, шее, щечкам своими жадными губами. Он спрятал Мини за своей широкой спиной, чтобы не делиться больше ни с кем. «Твой», да… мой! Пока щечки пережевывали отправленную в ротик порцию творожной массы сладкой Пасхи, Чонгук с наслаждением упивался видом довольного хомячка. И молился всем несуществующим богам, чтобы разрешили оставить это счастье себе целиком и полностью. Выпрашивал у судьбы благословения на «долго и счастливо». — Чимин… — охотник почти выстанывает имя мальчика, растроганный самой милой картиной и собственными надеждами. Сразу после парень прижимается губами к носику. Оставляет легкий поцелуй на кнопочке, полностью игнорируя чужое вспыхнувшее красным румянцем удивление. Чон прикрывает глаза, продолжает оставлять короткие поцелуи на щечках, упирается лбом в висок своего темноволосого очарования, дышит. — Ты сегодня сильно загружен, хотел попросить тебя о помощи, но сразу скажу, — это не к спеху. Несколько недель назад, не объясняя причин, профессор защиты от тёмных искусств перескочил несколько глав программного учебника. В подобном поведении не было какого-то абсолютно удивительного или шокирующего события. По правде говоря, профессор Топ частенько пренебрегал общепринятой программой в угоду собственным доводам о правильном и практичном обучении. Уважение к педагогу в свое время достигло апогеи, поэтому среди учеников не было тех, кто воспринял бы этот факт в штыки. Ну разумеется, даже если бы такие ученики нашлись, то оставили бы свое мнение спрятанным за зубами. Самого Чонгука объявленная тема для изучения порадовала даже слишком, было слишком волнительно овладеть искусством борьбы со «страхом». Патронус-чарм — очень сложное заклинание, которые многие школы для волшебников попросту пропускают, объясняя это тем, что в нём более нет необходимости. По магическому миру закрепился слух, что все дементоры были уничтожены во времена великой войны. Но профессор Чхве Сынхён считал иначе. Вот почему в середине цветущей весны пятый курс начал изучать невероятной красоты заклинание «Патронум». Описание его мощи и защиты впечатляло настолько, что кровь бурлила, вызывая истинную страсть к обучению. Кажется, теперь у бывшего охотника появился ещё один любимый предмет для изучения на ближайшее время. Словно перечеркивая былую страсть к полетам на метле, Чонгук окунулся в практику призыва материального защитника. Профессор Топ, не сказать, что отличался экстраординарным подходом к обучению. Но пары посвященные заклинанию вызова Патронуса каким-то образом изначально были только практическими. Первые две недели он проводил их непосредственно в кабинете. Возможно, потому что не рассчитывал на особые успехи своих нерадивых студентов и был уверен, что кабинет останется в целости и сохранности, так как ни у кого не получится вызвать материальное воплощение Патронуса с первых часов обучения. Даже не смешно, насколько он был прав. Ближе к середине апреля на улице заметно потеплело, поэтому занятия перенеслись в школьный двор. Возможно, причиной стали первые вспышки голубого свечения из палочек более одаренных волшебников. Почти всегда у Львов и Воронов была смежная пара. Поэтому Тэхен и Чон образовали между собой пару для практики. Пока профессор Топ в 1000-й раз объяснял принцип исполнения заклинания, ученики во всю махали своими волшебными палочками. У всех была своя точка кипения: кто-то смеялся над своими неудачами, кто-то закипал от нервов, кто-то бросал все на полпути, прекрасно понимая, что данное заклинание ему не пригодится, а значит, можно не прилагать особых усилий для его исполнения. Тэ относился к тем ребятам, которые мотивировали себя одной только мыслью, что смогут вызвать материального защитника. Это заклинание завораживало тем, что во время боя волшебник смог бы вызвать себе магического напарника. Удивительное явление, что волшебная палочка и магические способности смогут в синтезе явить миру и прекрасного фамильяра. Чудеса. Что касается Чонгука, то его мотивация была куда прозаичнее на взгляд лучшего друга. Но самой действенной для самого льва. Как только пятикурсники вышли во двор, то Чон сразу же заприметил своего маленького котёночка, что наблюдал за происходящим с высоты астрономической башни. И не то чтобы чейзер хвалился своими успехами в учёбе. Но провалиться в глазах особенного мальчика просто не мог. Поэтому он старался, поэтому приходилось катализировать все свои волшебные способности в совокупности с максимальной концентрации. А задача была не из простых, как раз таки из-за того, что сияние медовых глаз непрерывно освещало каждое его действие. — Сегодня же финал кубка по квиддичу, поэтому у всех учеников сокращенный день. — Замерший от неожиданных ласковых прикосновений ребенок еле-еле смог доживать свой праздничный завтрак, прежде чем дать более менее внятный ответ. Он не хотел говорить о квиддиче, боясь расстроить бывшего охотника болезненными напоминаниями. Малыш по-прежнему испытывает чувство стыда перед Чоном. Что бы кто не говорил, включая самого чейзера, Чимин уверен, что вина за исключение Чонгука из команды лежит полностью на его плечах. — Что-то случилось? — Ммм, ты так вкусно пахнешь… — Чонгук втягивает носом аромат волос, не ощущая привкуса мыльных принадлежностей. Он не уверен, что в этом запахе смешаны какие-то конкретные ароматы фруктов или цветов. Просто Пак Чимин пахнет сразу всем, что однозначно могло бы полюбиться Чон Чонгуку. — С ума схожу рядом с тобой. Прости за это. Магия нежных и откровенных слов порабощает сознание юного змееносца. Он смущен. Однозначно. Но внутренний ребенок требует продолжения, чтобы Чонгук и дальше говорил своим бархатным голосом все эти ласковые слова и нежности. Спрятанный за широкой грудью, Чимин не ощущает чужих взглядов, а из-за горячего шепота провокационных слов, более не слышит вообще ничего и никого, кроме Чон Чонгука. Его тоже тянет. И будь он смелей, то признался, как сам сходит с ума. Он бы давно самозабвенно ответил взаимными признаниями на все, что говорит и делает с ним лев. — Котёнок, мхм, ничего не случилось, всё хорошо. — Чонгук склоняется еще ниже, обнимает, обволакивает со всех сторон. Вдыхает чаще, легонько целует за ушком, опаляя его жарким дыханием. — Да? Всё хорошо? Чонгук спрашивает. Не может не спросить. Только не после всех своих опрометчивых самовыводов и поступков. Лучше перестраховаться, даже если мозги почти расплавлены от притяжения. На каждый шаг нужно разрешение. Нужен положительный ответ, согласие. — Мгм, хорошо, — Чимин поворачивается лицом в сторону часто дышащего мужчины, понемногу прикрывая глаза и подаваясь вперед. — Хорошо. — Чон терпел. Может, он и не справился, но он по-настоящему боролся с собой и с тем помутнением, что оказывала на него близость с темноволосым очарованием. Челюсть сжимается плотно, с силой, до скрежета. Больно. Но он не обращает на это внимания. Он думает только о губах напротив, что так послушно приоткрылись для него одного. Не справился. Не тогда, когда маленькие слегка пухлые пальчики касаются его губ, накрывая ладошкой, будто прося расслабиться и не причинять себе вред. Чонгук ловит ладошку своей собственной и начинает покрывать кожу мокрыми поцелуями, прижимаясь к ней, словно бездомный пес. Слишком отчаянно. И, кажется, вот они «очевидные» вещи, которые невозможно транслировать двусмысленно. Но Чонгук боится ошибиться, ждет подсказок. Он действительно не знает, что ему позволено, а что нет. Например, они целовались, Чон признавался в любви, Чимин стонал от удовольствия, но в итоге они чуть не попрощались из-за вмешательства посторонних лиц и собственной недосказанности. Сторонних советов больше нет, а вот недосказанностей хоть отбавляй. Они не решены. Что сулит им довольно-таки непростые взаимоотношения. Поэтому Чонгук решил, что они должны разговаривать, а именно сначала обговаривать свои поступки вслух, а после, только в случае согласия Чимина, действовать. Их хрупкий мир держится на безграничном самообладании Чона и эфемерном доверии Чимина. У них нет права на ошибку. — Люблю тебя. Ничего не могу с собой поделать. Сумасшедший. — Прижимает зацелованную лапку к своему остервенело бьющемуся сердцу. Просит успокоить жизненно важный мотор, позволить ему отдохнуть от хронических страданий. Полностью накрывает собой. Прячет. Никому не позволит увидеть это разнеженное, открытое личико. Никому не позволит услышать сбившееся дыхание. — Мой. Чимин целует первым. Прежде часто кивает, соглашается, преодолевая последние миллиметры. Целует. Неумело, но настойчиво. Раскрывает ротик и впускает чужой язык. Задыхается. Жмётся еще теснее, ближе. Чонгук не ждет ни секунды. Сразу же отвечает, перенимая инициативу смелого львенка. Не хочет обманываться, но и отстраниться не может. Он кладет свои руки сначала на ножки, сжимает, стискивает бедра тянущегося к нему малыша. Неосознанно даже для себя самого укладывает ножки на свои. Спинкой прижимает к стене. Нежит, ласкает. Всасывает язык глубоко. Наслаждается стыдливым поскуливающем стоном. — Есть одно заклинание, в котором я хочу попрактиковаться вместе с тобой. — Рваный мокрый шепот. Тут же в губы. Горячо. Пытается выравнять дыхание. — Сегодня? — Я свободен после обеда? — Малыш медленно поднимает свой мутный от вожделения взгляд, но не может сконцентрироваться на чем-то конкретно. Вблизи Чонгук еще красивее. Особенно эта полыхающая тьма обсидианов, что так бесстыдно присваивает Мина себе. Глаза говорящие исключительно на языке для взрослых. — Можно мне встретить тебя после пар? — Чимин кивает не задумываясь. — Спасибо, котёночек. «Я доверяю тебе, Чонгук». Они проводят вместе все перемены. Чонгук каким-то образом знает расписание второкурсников лучше собственного, поэтому стоит ребенку выйти за пределы класса, как он тут же натыкается на ожидающую его одного фигуру. Стоит ли Чон, облокачивавшись на стену, или же сидит на подоконнике, Чонгук всегда улыбается той утренней улыбкой, которая подразумевает под собой «доброе утро», «ты хорошо спал», «ты не голоден», «хорошо себя чувствуешь», «хочешь прогуляться», «не переутомляйся», «береги себя»… и так до бесконечности. После он протягивает свою руку в приглашающем жесте, но подходит первым, не ожидая Чимина в стороне. Они говорят много, а после так же много молчат. Обсуждают прошедшие пары, студентов и учителей. Молчат о друг друге. Громко молчат и смотрят безотрывно. Оба ждут конца учебных занятий. Оба переживают, волнуются. — Последняя? — спрашивает Чонгук, в то время как ведет малыша в сторону теплиц усеянных мандрагорами. Вновь спрашивает, несмотря на то, что выучил расписание и знает ответ. — Мгм, у тебя тоже? — Они смотрят в глаза друг друга, одновременно задавая немой вопрос: «ты не передумал», «а ты». — Я уже закончил. Посижу в Библиотеке, дождусь тебя. — Смотрят. «Я жду тебя весь день», «я тоже». — Хорошо. — «Хорошо». Нет, он не ждёт в Библиотеке, Чон бежит через тайный проход в Хогсмид, чтобы закупиться вкусностями в лавке «Медовое герцогство». Иностранные ученики в основе своей называют кондитерскую «Сладким королевством». Рай для сладкоежек, коим является его Чимин. Здесь продают всевозможные волшебные сладости: драже на любой вкус «Берти Боттс», «Летучие шипучки», шоколад, мороженое и пр. Целый стеллаж занимают «потешные угощения»: жевательная резинка «Друбблс», из которой можно выдувать огромные синие пузыри, что несколько дней после будут летать по комнате. А так же мятные нитки для чистки зубов, перечные чёртики в пакетах с надписью «Дохни огнём!», «Мышки-ледышки», «Мятные жабы», хрупкие сахарные перья и карамельные бомбы». Все самые необычные и даже странные сладости сложены на стеллаже со слоганом «О вкусах не спорят». После набега на засахаренные десерты Чон отправляется в одно из самых популярных мест всех влюбленных «кафе мадам Паддифуд». Именно там он пополняет запасы мини круассанов со вкусом ореховой шоколадной пасты и пышных блинчиков с клиновым топпингом и сгущенным молоком. Забегает еще в пару мест и кое-как успевает вернуться вовремя. Почти вовремя. — Привет. — Дышит часто от скоростного забега. Но так же, быть может, что сбитое дыхание следствие волнения предстоящей встречи. — Ты уже обедал? — Нет, думал… дождаться тебя. — Чимин закончил сорок минут назад, прождал, сидя у кабинета минут пятнадцать, но Чонгук так и не пришел. Тогда ребенок решил проверить парня в Библиотеке, как если бы тот, слишком сильно увлекся работой, но и там его не оказалось. В обеденном зале «их местечко» пустовало. — Я опоздал, Мини, прости. — Чонгук не слепой, видит в глазах сомнения, вопросы. Обиду. — Пообедаешь со мной? — Да. В конце концов, он пришел. Даже не так, в конце концов, он прибежал очень запыхавшимся и виноватым. Чимину снова хочется улыбаться. Поэтому он без зазрения совести хватается за протянутую чуть влажную ладонь и бросается в объятия. Ловят его моментально, крепко прижимают к груди. Губы прижимаются к макушке, извиняются нежными поцелуями.

«Я люблю тебя, Чимин».

Чонгук и Чимин пришли на вечеринку под ручку. Их щеки выдавали парней с потрохами, говоря о бесконечном смущении и влюбленности. Еще более красноречивыми были опухшие губы. Разница была лишь в том, что Чон нес все свои признаки любви с гордо поднятой головой и широко расправленными плечами. А Чимин прикрывал ладошкой свои губы, бегая глазами по полу и втягивая шею в поднятые скованные плечики, инстинктивно пряча все покрасневшие отметины в вороте футболки. Проходящие мимо ребята явно находились под определённым градусом дешёвой медовухи или чего другого. Студенты уже плохо соображали, что они делали, где находились и по какому поводу вообще собрались. А в случае с некоторыми представителями Змеиного факультета, алкоголь сопутствовал прогрессии внутренней агрессии, которую приходилось прятать и скрывать долгими месяцами. Может быть, сами по себе они не были плохими людьми, но в той реальности, в которой им приходилось выживать, общественное мнение заставляло их соответствовать общепринятой точке зрения. И, возможно, именно по этой причине многие студенты Слизерин перестали сопротивляться, нарочно демонстрируя социуму свои отрицательные черты характера. Причина была простой: после победы над Волан-де-Мортом всем змеям пришлось нелегко. В какой-то момент магическое сообщество забыло, что не все волшебники хорошие, так же как и не все плохие. И это правило распространяется на все четыре факультета. Гриффиндор, Когтевран, Слизерин и Пуффендуй, каждый из факультетов мог взрастить как хорошего, так и плохого мага. И это не ответственность Распределяющей шляпы, а результат воспитания родителей и социума. Говоря о теме буллинга над Чимином, то мальчишку обижали не только студенты-змееносцы. Разумеется, многие ученики Гриффиндор, особенно фанаты «Золотого прайда» в свое время позволяли себе публичные едкие выступления в адрес подкидыша. Чтобы далеко не ходить, можно вспомнить, что всю эту заварушку начал как раз Чон Чонгук — блистательный представитель львов. Ким Тэхён, молча наблюдал за происходящем, как многие другие вороны. А ведь именно под равнодушным молчанием других творится зло. И, откровенно говоря, никто из юных гениев даже не думал вступаться за малыша. Хотя несправедливость витала в воздухе, заполняя всю школу своим ароматом. Хотя, конечно, поведение студентов Пуффендуй значительно отличалось от общей массы. Но тут дело было в другом, за штурвалом факультета стояли два отличных старика: Ким Сокджин и Мин Юнги. И кто бы как к ним не относился, эти два друга буквально воспитывали каждого ученика. У бурундуков просто не было возможности и шанса, чтобы пакостить или унижать. Может быть, поначалу процесс воспитания хороших людей и носил принудительную установку, но впоследствии высоконравственное поведение стало нормой для их факультета. Прошло много времени, и сегодня после матча в воздухе витал запах единства противоположностей. Капюшоны смешивались между собой: жёлтый, красный, зелёный и синий. На какое-то мгновение все стали обычными молодыми людьми без предрассудков и обид. Студенты пили, веселились, танцевали, некоторые сходились в телесных взаимодействиях, некоторые в словесных. Выручай комната была забита счастливыми и возбуждёнными телами молодых волшебников. Этому таинственному местечку уже не впервые принимать в себе поколение за поколением магов, празднующих различные знаменательные даты и победы. Ведь комнату невозможно найти, если не знать, что искать. Разумеется, педагогический состав знал, что искать, но временами ослаблял дисциплинарную хватку, закрывая глаза на шалости молодых людей. Всё-таки студенты тоже должны отдыхать, всё-таки они уже ни дети. В какой-то степени, все было под контролем. На новоиспеченную пару сразу же обратили внимание, хотя откровенно говоря, ребята привлекли к себе ревностный и завистливый шепот ещё за завтраком. Но тогда их совместное пребывание ещё можно было объяснить чем-то дружеским или случайным. Сейчас же всё иначе. Чонгук явно демонстрирует свою пару, чуть ли не красуется, гордится тем, какой прекрасный мальчик идёт рядом с ним. Смотрит по сторонам остро, словно хищник, обходящий свою территорию. А в ответ на удивленные и шокированные взгляды лишь нагловато ухмыляется. Превосходство. Заявление. Музыка ударяла по перепонкам, проникала децибелами сквозь кожу в кровь, полностью поглощала пространство и время. И темнота помещения позволяла сделать те шаги, на которые не решаются в дневное время суток. Студенты становились свободнее, смелее, открыто проявляя все свои желания по отношению друг к другу, к себе, к миру. Пробираясь сквозь тела мнущихся людей, Чонгук оглядывал пространство, в поисках уголка для них двоих. Чимин жался теснее, искренне боясь быть потерянным в этой толпе пьяных незнакомцев. — Хей, малыш, все хорошо, я рядом, помнишь? — Чонгук прошелся по спинке теплым касание, оставляя руку на талии. Ребенок тут же покраснел, но все-таки поднял личико в сторону улыбающегося чейзера. — Мм, здесь шумно. — Змееносец попытался завести непринужденный разговор, чтобы разбавить безмолвие между ними. Неловкость исчезала после нескольких минут волшебных поцелуев, но стоило им расстаться на время или оказаться в общественно месте, как все вставало на круги своя. Становилось неловко. — Тебе не нравится? — Чонгук чуть склонился над ушком, чтобы Чимин мог слышать его сквозь музыкальные биты и крики уже пьяных студентов. — Давай уйдем, Мини? — Нет, нет. Я имел в виду, что здесь шумно, весело, людей много… — Находиться в подобных местах в привычке у Чимина не было. Раннее подобные мероприятия не сушили ничего хорошего, «веселое» времяпровождение было чревато вспышкой насмешек в его сторону. Неудивительно, что и сейчас на Чимина накатила едва уловимая, но прогрессирующая паника. Мальчишка правда старался незаметно для Чона перебороть чувство тревоги. Ему очень хотелось, чтобы однажды им вдвоем было комфортно, весело и уютно. — Скажи мне точнее, чтобы я правильно тебя понял, ты хочешь уйти? Это ведь не проблема, знаешь, мы можем вернуться и… — Чонгук заглядывает в медовые глаза с абсолютно серьезным, но пока еще спокойным видом. По нему не скажешь, чего тот хочет: остаться или уйти. Такой расклад путает ребенка, потому что он тоже хочет угодить, хочет подстроиться. — Всё хорошо. — Это правда. Пока Чон рядом, Чимин уверен, что всё хорошо. Им действительно будет полезным провести время именно так. — Хм, хорошо, малыш. — Как будто сдается. Но нет. Делает шаг назад, чтобы ослабить хватку и контроль «противника». Он мельком оглядывает пространство, пока не замечает выстроенный бар с напитками и закусками. — Тогда, может, ты хочешь немного выпить и потанцевать со мной, давай попробуем расслабиться в компании друг друга. Пойдем, возьмем пластиковые стаканчики. Они без происшествий пробираются сквозь толпу. Волшебники как будто чувствовали их приближение, поэтому чуть расходились, освобождая проход. А может, всё дело было в давящем взгляде льва, идущего чуть позади мальчишки. Чон мягким касанием подталкивал ребенка вперед, давя ладонью на поясницу. — Ничего себе, они в виде кубков, Чонгук, видел?! — Ребенок чуть ли не кричит от восторга, заприметив стаканчики в форме кубков желтого цвета, надеясь, что они были сделаны не на предмете трансфигурации. — Да, праздник явно организовывал человек с мозгами. — Усмехается Чон на столь возбужденный восторг в глазах Чимина. — Разве это был не Хосок-хён? — Сосредоточенно вспоминает Чим былой разговор о сегодняшнем вечере. — Всё-то ты знаешь, Мини, хах. — Тост. Первый выпитый стакан пива. Жар. Веселье начинается. — Теперь, танцы?! Магические колонки разрывают хиты величайших «Ведуний», все члены группы которой изображены на Карточках из шоколадных лягушек. Биты популярных треков поп-инди-рок группы «странных сестёр» проникают сквозь кожу. Впитываются. Подчиняют, заставляют сердца биться в такт, тела содрогаться от танцевальных конвульсий. Дрожание партера от самозабвенных ритмов звенит в стекле зеркал, люстр, графитах с пуншем и другими напитками. Громко. Ярко. Тесно. Чонгук прижимает Чимина вплотную, оправдывает себя танцем, ритмом, праздником. Опускает руки на талию, длинными пальцами оплетает, словно адскими силками, сминает ткань. Теснее. Смотрит обжигающе, глубоко внутрь. Наклоняется ближе к лицу, к шее, к губам. Шепчет на ушко несвязные вещи, говорящие ни о чём серьезном, но Чимин почему-то смущается, хочет, чтобы Чонгук продолжал. Чтобы спрашивал, нравится ли ему трек, не наступил ли на ногу, не душно ли. Чимину нравится ощущать силу мышц на широкой груди под собственными ладонями. Нравится быть маленьким, быть важным и ценным, быть центром внимания для Чонгука. Поэтому отвечает он так же шепотом на ухо, чтобы Чон переспросил, чтобы расстояние сокращалось. Чтобы воздух между ними был тяжелым, плотным и пах дымным парфюмом, которым пользуется старшекурсник. Чувствовать, слышать одуряющий запах алкоголя, смесь смолы, табака и меда. В толпе студентов они видят, слышат и чувствуют лишь друг друга. Они не друзья. Как бы сильно не старались, но друзьями им не стать. Точнее быть только друзьями не получится. Чтобы не говорили, не обещали они с помощью слов, но их глаза рассказывают другую историю, совершенно далекую от совместных посиделок за компьютерными играми. Трек за треком. Ритмичная мелодия сливается в шум сердец, превращаясь в звонкую тишину. Чонгук полностью останавливается. Чимин поднимает головку еще выше, заглядывая глубоко в мутные обсидианы. Секунда. Чонгук срывается словно с цепи: руки обхватывают личико, приподнимают за подбородок еще выше, ближе, проходясь большим пальцем по губам. Молниеносно сокращает дистанцию, облизывается, прикрывает веки… — Эй, парень, ты где пропадал?! — его бесцеремонно выдергивают из пучины страсти довольно сильным ударом в плечо. Чонгук ошарашено оглядывается назад, резко заводит мальчика себе за спину одним рывком, чтобы защитить от неожиданного покушения на их уединение в толпе. Тэхён выглядит больше оскорблённым, чем обиженным. Пустой стакан, говорит о том, что тот выпил, а пьяные глаза, подтверждают, что выпил он много. И все это чревато ссорой или дружескими разборками. С тех пор как лев начал свою исправительную работу над ошибками, в попытке приблизиться к предмету своего обожания, а именно к небезызвестному темноволосому очарованию, Тэхён чётко ощутил на себе то одиночество, которое принесло отсутствие друга. Сердечные дела всегда были слегка далёкой темой для его рассудительной души, и как бы он не старался себя убедить, что рад за друга, внутренняя обида перерастала в возмущение. Всё это время друг молчал, но, разумеется, не мог не отметить буквальное отсутствие Чонгука в собственной жизни. — Тэтэ, привет. — Чон смущённо оглядывается назад на Чимина, извиняясь за дурацкую ситуацию, чем вызывает едва ли не истерический, беспомощный смех своего друга. — Мини, познакомься это мой лучший друг, Ким Тэхен, факультет Когтевран. Вы виделись пару раз, я думаю… — Неужели еще лучший? А так и не скажешь, забавно. — Обиженные глаза даже не думают обратить свое внимание на ребенка за спиной льва. Они ядовитыми клыками впиваются в лицо напротив, что улыбается криво и стыдливо. Только неловко Чону именно из-за поведения Тэ перед своим «чудом», а не из-за своего дерьмового обращения с ним самим. — Тэ, что за вопрос, ничего не понимаю. Неужели уже успел так сильно напиться? — Разумеется, Чонгук терзал себя лёгким чувством вины перед вороном, но не мог с собой ничего поделать. Он хотел находиться рядом с Чимином каждую свободную секунду своего времени. Его нельзя было в этом винить. Он был влюблён. — Мини, извини, пожалуйста, мы отойдем ненадолго? Ребенок кивает незамедлительно, испытывая всю ту вину, которой нет в самом Чонгуке. Он сжимает ладонь в ответ, будто говоря, что с ним действительно всё будет хорошо, пока Чон общается со своим внезапно появившемся на вечеринке другом. Он улыбается скромно, наигранно, пряча глаза в пол и закусывая острыми зубками свою нижнюю губу. Он все еще дышит часто, и сердце все еще рвется наружу. Они ведь почти… — Я быстро, обещаю. Пожалуйста, побудь немного с Сокджин-хёном, вон он, сидит на диване. — Чон не удерживается от легкого чмока в рисовую щечку, чтобы подкрепить данное обещание вернуться поскорее. Доводит ребенка до семикурсника, передавая буквально из рук в руки, настойчиво прося присмотреть за мальчиком до возвращения Чонгука. — Я скоро, не скучай. Ворон обнаруживается за стойкой с напитками. Тэ небрежно смешивает несовместимое, полностью игнорируя пьяные предостережения рассудка, от которого ни осталось ни следа. Его широкие, густые брови сведены к переносице, ярче всего объясняя, насколько он зол на Чона. — Вот ты где, а я тебя везде ищу, — оглашает вступительное слово провинившийся Чон, — это вообще съедобно?! Попытка — не пытка, как говорится. Атмосфера не из приятных, гарантирует стать еще более осложненной, поэтому Чон рискует сгладить углы неуместной шуткой, чтобы отвлечь Тэхена от агрессивных мыслей в сторону Чимина. — Я, знаешь, — Чон медлит, прослеживая в поведении друга стратегию игнорирования. Тем не менее, есть то, что он не может не сказать. — Тэ, слушай, я виноват, признаю. Но… пожалуйста, будь помягче с Мини, он… очень хрупкий. — Да, что ты говоришь?! Выясняется! — Тэхен расплескивает содержимое стакана, но всё-таки реагирует на неуместное замечание, резко разворачиваясь к Чонгуку лицом. — И это ты мне сейчас говоришь?! — Тэ, я понимаю, что ты злишься. Просто… Хах, прости, ничего не могу с собой поделать, ты же знаешь какой он… этот Пак Чимин. Засел у меня в голове, в сердце, всю душу из меня вытряс. А я и рад, ей-богу, как дурак счастлив. И хорошо бы, если бы всё красиво и романтично, но каждый день происходит какая-то фигня, из-за которой мы ссоримся, а потом миримся. Ащщ, невыносимо. Обожаю его губы. И носик. Я просто не могу оторваться от него. — Скажи честно, ты сейчас издеваешься надо мной?! — Гнев постепенно сходит на милость, когда Тэ полностью разворачивается к собеседнику, закидывая руки накрест на грудь. — Давай без подробностей своей интимной жизни, очень тебя прошу. Я спрашивал о матче… о последних нескольких неделях. Да что уж там говорить, о месяцах твоего отсутствия. Я не видел тебя на протяжении двух месяцев, а ты снова говоришь мне о Чимине?! — Веришь, но именно сегодня я хотел поделиться с тобой чем-то поистине драгоценным. С нами случилось по-настоящему волшебное событие: Чимин, он… поверить не могу… мы с ним… — Чон давно так не волновался. С одной стороны, Тэ действительно его лучшие друг, и если понадобиться, то унесет в могилу любой из секретов. С другой стороны, эта тайна касается не только самого Чона, но и его темноволосого очарования, поэтому он совершенно не уверен в правомерности своего желания высказаться. — Я же просил без подробностей! Тебя не было на игре?! Алло, сегодня состоялся финальный матч за кубок! — Тэхён смотрит на парня, что выглядит один в один как его старинный друг, но не узнает в нем Чонгука. Алкоголь только усугубляет ситуацию, не позволяя мыслить адекватно. — Точно, я же про это и говорю, хах. — Чон залпом выпивает содержимое тэхенова стакан для храбрости, решаясь озвучить то потрясение, что с ними сегодня произошло. — После занятий мы с Мини пошли попрактиковаться в заклинании Патронус-Чарм: поднялись на его любимую Астрономическую башню, немного перекусили… Между прочим, мне пришлось здорово побегать, чтобы собрать для него вкусный обед, мне даже пришлось заглянуть к мадам Паддифуд из-за её вкуснейших слоеных круассанов с клубникой в сливочно-творожным креме. Понимаешь? Он у меня сладкоежка, то есть не у меня… — Чонгук, если ты сейчас же не заткнешься меня стошнит, или я тебя ударю. — Ворон старался оставаться хладнокровным, но алкоголь и обида превратили его в ворох чувств и злости. — Я спрашиваю, где ты был?! Я не имею ничего против твоего «сладкоежки», но, знаешь… ты сильно изменился… Чонгук выглядит слишком трезвым для ревностного разговора посреди безудержной вечеринки в Выручай комнате. Он выдерживает паузу, проникновенно заглядывая в туманные глаза друга, будто ждёт продолжения, словно хочет уловить истинный смысл обвинений. Будто хочет, чтобы Тэхен подтвердил свой яростный вывод. — Правда? — Мгм. — Тэ поднимает осуждающий взгляд, надеясь, наконец-то, достучаться до потерянного сердцееда. Он даже почти верит в собственную победу, когда получает неожиданный ход конем. — Вау, это круто, спасибо, даже не представляешь, чего мне этого стоило. — Чонгук едва смущенно трет затылок, будто ему выразили самый желанный комплимент, ради которого он трудился не покладая рук. Улыбается, глаза отводит. — Надеюсь, моё чудо тоже так считает. Конец. Точка кипения. Тэхён в ярости. Он срывается с места и кидается на румяного друга с кулаками. Мгновенно хватает его за футболку, подтягивая вплотную к себе. — Чон, что с тобой происходит?! Я не узнаю тебя. — Чон не сопротивляется, только скромно улыбается, поджав губы. Пытливые вороньи глаза мечутся по лицу охотника в поисках правды. Не может быть все так глупо из-за любви. Наконец-то, Тэхена озаряет гениальная идея. — Боже, подожди, я, кажется, понял. Ты не пришел, потому что не смог бы искренне болеть и радоваться за друзей, в то время как именно ты и твоя команда должны были выйти в финал? Правильно? — Хах, действительно не понимаешь… — Тэхён смотрит почти умоляюще. Смешной. Но винить друга не в чем, Чон и сам бы не поверил, скажи ему полгода назад, что он смог с легкостью пропустить матч, ради того, чтобы побыть с любимым человеком. — Если хочешь узнать, то дай мне рассказать. Сегодня после занятий мы с Мини остались вдвоём. Не буду от тебя скрывать, я хотел произвести на него впечатление, ты сам помнишь, как он подглядывал за нашими тренировками по защите от тёмных искусств в последнее время. А я, как лопух, всё никак не мог выдать этого материального Патронуса. — Да, понял я, Гук! Вы потрахались, и что?! Неужели это так важно? Будто это не очередная интрижка?! Этот перепих действительно стоил того, чтобы пропустить финальную игру? Ну, неужели нельзя было сделать это чуть позже, например, ночью?! — Ворон почти плачет от обиды. Чонгук частенько доводил дело до постели, но при этом никогда не ставил партнеров в приоритет. Это злит, обижает. Тэхен правда не понимает, почему остался забытым на такой длительный срок. Такого не случалось ранее. — Тэхён, ты хочешь, чтобы я тебя ударил? — Чонгук отвечает спокойно, но не шутит. Смотрит серьезно, почти зло. Сбрасывает руки со своего тела, отступая чуть назад. Второй раз в жизни Чонгук не понимает, почему Тэхен поступает с ним так. Обсидианы темнеют, но руки не сжимаются в кулаки. Охотник сглатывает, прежде чем увести глаза в сторону. Куда угодно, лишь бы не натворить глупостей. Тэ пьян. Точка. Просто говорит глупости, потому что расстроен. Чон понимает, должен понимать. Он пытается сделать это. Тэхен становится другим человеком, когда в его организм попадает хотя бы капля спиртного. Чонгук это знает. Свыкся. Но сейчас ему стоит нечеловеческих усилий держать себя в руках. Он вливает в себя новый стакан, чтобы только отвлечься, заполнить обиду горьким вкусом виски. — Окей-окей, переспали, только не кипятись, не нужно делать вид что… — Тэ не успевает закончить мысль, потому что его поднимают за грудки и прижимают к стене. Мгновенно. — Тэхён, блядь, лучше замолчи! — Чонгук выглядит ужасно. Опасно. Дышит через раз, впиваясь пальцами в шею. Кажется, еще мгновение, и он превратиться в хищника, способного убить даже лучшего друга. — Если однажды мой малыш доверится мне, если позволит стать ближе, овладеть им так, как я мечтаю с первого дня нашей встречи, то я не буду его трахать, ебать или даже заниматься сексом! Если однажды он захочет меня, если он перестанет меня бояться, если решит подарить мне свое тело и сердечко, то я буду любить. Нежно. Долго. Я буду заниматься с ним любовью и ни за что не буду обсуждать это с кем-либо, даже с тобой. Когда последние слова впечатываются в растерянное и моментально протрезвевшее лицо Тэхена, тот, наконец, всё понимает. Огромные глаза выражают печаль и раскаяние, потому что Тэ не плохой. А друг — вообще отличный. Чон к тому времени уже уходит прочь. Протискиваясь сквозь толпу, чтобы найти покой, который Чон оставил подле Сокджина, он думает, что следовало избегать любых разговоров с пьяным другом. Конечно, пройдет время, и они с Тэ помирятся. Чонгук почему-то уверен, что тот даже сможет сдружиться с его Мини настолько сильно, что придется скрывать собственную ревность. Но сейчас Чон зол. Очень. Его сбивают с ног. В пяти метрах от него стоит его мальчик в окружении нескольких парней, среди которых он едва ли может узнать кого-то из приятелей ребенка. Чимин напуган. Чонгук зол. Очень. — Этот подкидыш, ты тоже тут?! — Бухущий в стельку парень с сальными волосами тычет Чимину своим трясущимся пальцем куда-то в грудь. На плывущем лице растекается мерзкая улыбочка, предвкушающая чужие слёзы. — Удивительно! Тебе не кажется, что, таким как ты, здесь не рады? Но раз уж ты здесь, то давай веселиться?! Малыш Пиноккио, в тот раз, когда наша команда проиграла по твоей вине, тебе удалось избежать наказания, но сегодня… — Заткнись Паркинсон, парнишка здесь ни при чём. — Неожиданно встревает очнувшийся чейзер команды змееносцев. — Мы проиграли, потому что один олух совершенно забыл свои основные функции, как хранителя, и вообще не следил за воротами. Назревал серьезный конфликт, а Чонгук пытался понять, каким образом его малыш оказался среди этой заварушки, если он оставил его рядом с заботливым хёном-мамочкой Джином?! — Ты сейчас обо мне говоришь, Мино?! Лучше бы ты следил за своим квофлл и хотя бы попытался закинуть его в ворота Бурундуков. — Оскорбленный вратарь был готов к драке. Ясно было одно, дело далеко не в квиддиче, не в проигрыше. У парней сложилась личная неприязнь по совершенно иной причине. — Я что-то ни так сказал, Кай? Прости, если это не ты пропустил серию пенальти, после того, как сбили ловца Бурундуков. Я перепутал тебя с грёбаным извращенцем, который вместо того, чтобы внимательно следить за летящим в его сторону квофлл-мячом, пускал слюни на Дженни. — Лучше бы тебе прикрыть свой рот, пока все зубы на месте, Мино, я не шучу и дважды повторять не буду! Если снова решил свесить всю вину на меня, то тебе нужно поскорее приготовить свою палочку. Эвердо Статим сам себя не выпустит! Оу, и постарайся в этот раз не промахнуться, малыш! Чон Чонгук может не выдержать удара второй раз. Вдруг наш дорогой профессор Дракон не подоспеет?! А вот и Чон. — Ублюдок! Ты знаешь, что это произошло случайно. Я очень сожалею, что не попал именно в тебя, Кай. — Что ты сказал? — Чонгук даже не сразу понял, о чем идёт речь. «Эвердо Статим сам себя не выпустит!» Но когда понял… преодолел расстояние в считанные секунды. Прошло столько времени, и только сейчас он, наконец-то, узнает, что случилось. Наконец-то, он узнает правду своего позорного падения во время его последнего матча и… «Кто спихнул его с метлы?!» Случайность? Быть такого не может. Он был уверен, что это сделали нарочно, что причиной был он и его великолепие, но реальность такова, — Чон не центр вселенной. Никто не хотел навредить конкретно ему. По правде говоря, он уже и забыли ту ситуацию, из-за которой началось активное сближение с Пак Чимином. Ему уже было совершенно не интересно: кто, как и почему. Но сейчас, когда он слышит историю из первых уст, то понимает настолько же все это было глупым: каждый его поступок, каждая мысль. Он сам кажется себе смешным и невероятно глупым. — О, Чон, ты разве не знал, что именно благодаря нашему доблестному Мино, заработал себе трещину ребра и чуть было не помер?! Всё наш неподражаемый охотник за квоффл. Ты хотя бы спасибо ему за это сказал? — Кай не сожалеет, не думает о Чонгуке ни сейчас, ни месяцами ранее. Его заботит только он сам и его гордость. Любого человека интересует лишь собственная персона. Невероятно. Чонгук приказал собрать подозреваемых и виновных. Устроил целый допрос с пристрастиями своему ничего не подозревающему малышу, только чтобы добиться ровным счетом ничего. А спустя два месяца выясняется, что Чонгуку просто не повезло. Что люди живут своей жизнью, не думая об охотнике Золотого правда сутками напролёт. Чудеса, не иначе. — Умей ты ставить качественную защиту… Хотя, о чем это я, ты не способен защитить ни кольца, ни себя самого. Тебе повезло, что профессор Квон подоспел вовремя, чтобы спасти твою задницу. Представляешь, что случилось бы из-за твоего бездарного «Протего», если бы профессор не умел превращаться в дракона, если бы он не словил Чонгука, что так неудачно попался под горячие кулаки. — Что тогда произошло?! — не выдерживает Чон. Неожиданно свалившаяся правда не приносит долгожданного облегчения, усугубляя, казалось бы, забытую дыру прошлого. — Просто два павлина так сильно увлеклись друг другом, что забыли спросить меня, интересно ли мне всё это! — Виновница баталий, наконец, решила поставить жирную точку своим роковым и окончательным отказом. — Дженни? Ты… — Девушка даже не взглянула в сторону парней, ее сощурые красивые глаза были прикованы к замку из рук двух парней, что никогда не должны были сойтись, по ее личному и общественному мнению. Чонгук даже не обратил внимания, как схватил Чимина за ладошку и завел за свою спину, стоило ему оказаться в полыхающем интригами кругу змееносцев. Так естественно даря ему защиту, неосознанно выводя на первое место всех своих ценностей. Девушка обвила их изучающим, но позже чуть тоскливым взглядом: — Почему ты держишь его за руку… так открыто? — Что? — Чонгук и Чимин спросили разом, тут же обращая внимание на сцепленные между собой руки. — А ты, ты почему позволяешь ему держать тебя? Почему сам жмешься так по-наивному доверчиво? Разве не он является причиной всех твоих бед, разве не Чон придумал это прозвище «Пиноккио», разве он не оскорблял тебя?! Так почему же вы вместе… Чимин ослабил хватку, хотел полностью прервать контакт. Но Чонгук не позволил. Он подтянул малыша еще ближе, демонстрируя несогласие с любыми сопротивлениями. — Дженни, что на тебя нашло, вы здесь с ума посходили сегодня? — Чонгук старается не вестись на провокации, потому что понимает, что за всеми едкими словами прячется какой-то важный смысл. Он не может разобраться самостоятельно. Да, и что говорить, он тоже выпил, поэтому рассуждать и сохранять спокойствие в царящей атмосфере становится всё труднее. Но даже сейчас Чонгук хочет поаплодировать себе стоя: он справляется, сдерживает себя, ради спокойствия и комфорта малыша, который все ещё прячется за его спиной, неосознанно прижимаюсь щечкой к плечу. — Пытаюсь понять, что с вами не так. Разве ты, Чонгук, сам не понимаешь, что вы не подходите друг другу. Вы не пара. Не можете быть ей. — Рыжеволосая девушка говорит спокойно, на удивление не выражая никакого ни презрения, ни осуждения. Её слова значат нечто иное. Чонгук слышит тайный посыл, но не может его разобрать. — Я расскажу тебе кое-что, а ты ответишь на все мои вопросы, как тебе сделка, Чон Чонгук? Чимину не комфортно. Он хочет вернуться к диванчикам и Ким Сокджину. Не нужно было ему отходить от компании бурундуков. Лучше бы он потерпел немного, дождался бы Чонгука и уже вместе с ним сходил за водой. — Я поймала золотой снитч. Но моя команда все же проиграла. Обидно. Наверное, мне должно было быть обидно. Но мне было плевать, абсолютно все равно. В последнее время, каждый раз когда я выхожу на поле, я думаю лишь о том, зачем я это делаю? Чон Чонгук ты ушел из команды так просто, будто для тебя квиддич никогда ничего и не значил? И ты выглядишь таким счастливым. Вот это по-настоящему обидно. Чимин знает, что такое клише. Он самым им является: слабый, неуклюжий, неумеха — изгой. Чон Чонгук сразу же стал в его понимании главным героем. Стоя за его широкой спиной, Чимин неожиданно даже для себя вспоминает былые мысли о том, кто же должен быть подле главного героя. Разумеется, главная героиня. Не подкидыш. Не изгой. Получается, Чимин был прав изначально. Ещё тогда осенью он подумал о том, что Гук и Дженни были бы отличной парой. Сейчас Чимин в этом уверен. Девушка признается в любви, она ревнует. Вот только так не хочется, чтобы Чонгук в ответ на признание отпустил его собственную руку. — Продолжай. — Чон сохраняет спокойствие, внимательно вслушиваясь в каждое слово девушки. Они никогда не были друзьями, но как бывший охотник Чонгук не может не уважать талант ловца команды змей. Дженни — загадка. Умная, красивая, смелая. Если она решилась на столь откровенный разговор, значит он того стоит. Однозначно. Ему даже кажется, что речь не идёт о них с Чимином напрямую. Волнительно. Интересно. Чон ласково сжимает маленькую ладошку в своей, поглаживая мягкую кожу большим пальцем. Он это обожает. Ему буквально необходим телесный контакт для спокойствия и уверенности. Вот так, держа малыша за руку, он может двигаться дальше. — Я думала, что именно квиддич дарит тебе счастье. Возможно, ты даже не заметил, как стал менее популярным, бросив команду. Но, похоже, тебя это не волнует. Почему? — Дженни слегка наклоняет свою голову в сторону, удивлённо приподнимая бровки и поджимая губы. Это выглядит очень мило. Чимину страшно. — Прости, я не думаю, что готов обсуждать с тобой детали личной жизни, но в одном ты права: я нашел кое-что поважнее игры в мяч. — Не нужно быть Трелони, чтобы понять смысл сказанного. Чонгук не боится осуждений. Он достаточно сильный, чтобы справиться самому и защитить свое обретенное чудо. — Тогда я расскажу тебе, почему я играю в мяч, почему я Ловец, а не Загонщик или Охотник. — Дженни делает несколько шагов вперёд, абсолютно игнорируя застывших парней с виноватыми физиономиями. — Мне нравится мысль, что если я приложу всё своё мастерство и усилия, то смогу поймать нечто неуловимое. Золотой снитч ассоциируется у меня с несбыточной мечтой, которую я всё-таки достигаю через не могу, несмотря ни на что. И вот, я та, которая каждый раз ухватывается за свою золотую мечту, достигая её своим упорством. Но стоит мне спуститься с метлы на землю, как я понимаю, что гонялась ни за тем. Все это время я обманывала себя, убеждая в том, что и в реальной жизни смогу добиться чего угодно. Я смирилась со своим самообманом. Но потом некий Чон Чонгук рушит привычный уклад. Вместо того чтобы водиться с подобными ему спортсменами или красавицами, он полностью отдается маленькой сломанной кукле. И вроде бы банально, логично. Обидчик влюбился в свою жертву. Тогда почему вы так счастливы, разве это нормально, разве так оно должно было быть? — А как по-твоему? — все ещё не понятно, все ещё слишком туманно. Но мыслить без агрессии не получается. Он слышит каждое слово в сторону своего мальчика. — Ну, не знаю. Разве было бы не логичнее встречаться с какой-нибудь старостой или, например, со мной? Неужели я недостаточно хороша для тебя? — Я не думаю о тебе. Вообще. — Чонгук уверен в своей правоте и в своих словах. Он бы мог даже не отвечать, но есть маленький дрожащий котёночек, который нуждался в том, чтобы эти слова были озвучены. Как подтверждение тому, Чон ощущает тёплый выдох облегчения куда-то в район лопаток. И маленькая ладошка снова сжимает его собственную руку в ответ. — Знаю. Я тоже о тебе не думаю. Вообще. — Дразнит рыжая бестия, перенимая интонацию собеседника. Удивительно, что ребят совершенно не волнуют собравшиеся зрители. Они привыкли быть в центре внимания. — Знаю. — Чон лишь кивает. — Так вот, пока ты летал свой круг почёта, празднуя выход в финал, который позже благополучно профукал, мы с командой спустились на землю. Многие ребята чувствовали себя подавленными, но большинство злились. Как например, эти двое придурков. Они начали обвинять друг друга в том, что не умеют играть. Оба. Перепалка перешла допустимые границы, когда они понимают, что боролись далеко не за победу и не выход в финал. И Кай, и Мино по какой-то дурацкой причине оба решили влюбиться в меня. — Ты знала? — послушно переносящий все оскорбления хранитель ворот команды змей неожиданно подключается к разговору. — Все это время? — Это неважно! Потому что вы оба мне безразличны. Услышали?! Чонгук, ты и твоя гордость пострадали из-за того, что парни боролись за моё внимание. Мне показалось, что тогда была отправная точка всех твоих нынешних бед и неудач. Но, вот, я смотрю на тебя, и ты не выглядишь как проигравший. Ты счастлив. Ты показываешь мне, насколько всё-таки я ошибалась в своей мечте о золотом мяче. Я завидую тебе, что ты так просто отказался от всей этой мишуры в пользу чего-то по-настоящему важного. — Кх, Дженни, ты… тебе нравится Чонгук? — И как же Чимин проклинает Кая за этот решающий вопрос, как же он на самом деле его благодарит. Он мысленно произнес его уже сотню раз за минуты этого тяжелого разговора. — Хм, а что если и так, разве это проблема?! — Рыжая красавица определённо смеётся над ревнивцами, забавляясь их глупой влюблённостью. Разве имеет значения в кого она влюблена, если самое важное, что она не влюблена ни в хранителя, ни в чейзера собственной команды. Красивые, но хитрые глаза улыбаются, глядя в лицо Чона. Они видят, что парень знает правду, знает, что она провоцирует и не испытывает к нему никаких романтических чувств. Невольно он улыбается ей в ответ, и, кажется, это становится роковой ошибкой. — Ладно, хорошего вам вечера. Грациозной походкой она устремляется в темноту, оставляя после себя громкое молчание, недовольство и разочарований. Кажется, здесь разбилось сразу три влюбленных сердца. Три? — Что ж, раз у вас так всё ладненько сложилось, то будет честным, если я заберу себе хотя бы что-то. Например, эту маленькую куколку. — Кай подрывается в сторону стоящей парочки и резко вырывает малыша из хватки Чона. Хватает доли секунды, чтобы пьяный студент попытался увести расстроенного мальчика в грязный поцелуй. Выходит сумбурно. Больно. Особенно Чонгуку. Лев бросается на парня и сразу же ударяет ему в челюсть, не давая прийти в себя ни на секунду, оставляет на ватном теле удар за ударом. Костяшки сдираются, кровоточат, но пелена ненависти действует как анальгетик, лишая любых болезненных ощущений. Кровоточит и сердце. Потому что Чон не успел, не защитил, не справился. Его малыша использовали, сделали непозволительное против его воли. Чонгук виноват. Очень. Не стоило играть на чувствах других. Он бьет уже почти бессознательное тело наотмашь, запинывает. Кто-то пытается его оттащить. Мино. Он дергает Чонгука в сторону от Кая, кричит, угрожает, успокаивает. Но все бессмысленно. Пока в один момент отважный ребенок не бросается разряенному льву на шею. — Ничего не было, ничего … — Чимин нервно сглатывает свое беспокойство и первые нотки уже почти позабытого чувства страха. В голове мигает красная лампочка, он срочно должен исправить положение. Ему жизненно необходимо успокоить неожиданно сорвавшегося старшекурсника. Мальчишка по собственному опыту научен, каким жестоким может быть Чон Чонгук, когда пьян и зол. И слизеринец ни за что на свете не хотел бы снова встречаться с той версией гриффиндорца. — Чонгук, пожалуйста, хватит, остановись… — лев прекращает свой бой в ту же секунду, как слышит поскуливание над ухом. Чимин еще никогда не видел его настолько агрессивным. Его малышу снова страшно… И бояться здесь можно только самого Чонгука. Снова. У Чимина необъяснимое желание оправдаться, описать провокационную картину своими глазами, вымолить прощение. Он не признается себе в причине такого отчаянного порыва, в мотивах, что им движут, тем не менее отступать так же не намерен. Скорее всего, дело даже не в том, что Чонгук может причинить физическую боль. Чим почти уверен, что справился бы с телесным насилием со стороны бывшего обидчика, со стороны хулигана, который отправлял жизнь аутсайдера. Чимин смог бы продержаться, если бы подобная ситуация произошла с ним ранее, до того как… До той ночи, когда Чонгук целовал его нежно и трепетно, обнимая крепко, но бережно. До того как сильные руки подарили тепло и безопасность. До того как темнота обсидианов поглощала своим вожделением, искренним восхищением. До того как тело вжимало в перину, прижимаясь ближе, будто не может больше существовать без этого контакта. Он стерпел бы. Но не сейчас. Не после того, как Чонгук сказал, что любит. Много раз. Так обворожительно и сладко. Чимин даже осознать не успел, как слеза покаталась по его щеке: Чонгук его любит?! Он ведь не сделает больно тому, кого любит? Чон обещал. Чимин почти успокаивается, убеждает себя, но когда поднимает взгляд на мужчину, то успевает лишь рефлекторно зажмуриться. Проходит секунда, страшный миг ожидания. Проходит еще одна. Но боли нет, удара нет, нет ничего. — Я знал, что было слишком самонадеянным думать, будто я смогу снова получить, … хм, хотя, о чем это я? Я ведь никогда и не обладал твоим доверием. Поэтому лучше сказать, было глупо рассчитывать на твое прощение. — Чон подносит «замахнувшуюся» руку ближе к искаженному страхом лицу. Кончиками дрожащих пальцев едва касается влажной щеки. Подушечкой среднего из них он спускается вдоль тонкого следа от единственной слезы, что успела скатиться, когда мальчик зажмурился слишком сильно в ожидании удара. Разумеется, Чонгук не винит его за такую реакцию на свои порывистые движения, на свою попытку позаботиться о нем и его боли. Чимин не виноват, что до слез боялся пьяного и озлобленного гриффиндорца, который популярным образом показал, каким может быть в подобном состоянии, и на что он способен. Чимин не забыл, и Чонгук теперь помнит. Поэтому сейчас решается действовать очень медленно и аккуратно. Чтобы высушить кожу от следа одинокой слезы, он повторно проводит по тому же месту, но уже большим пальцем, выводя его в сторону, поглаживая личико. Чимин явно хочет что-то сказать, но молчит. Очевидно, ему страшно. Его темноволосое очарование боится произнести хотя бы слово. И это последнее, что мог бы вынести окончательно поверженный лев. Чонгук всё понимает, осторожно отрывает свою ладонь от нежного личика и опускает безвольные руки вдоль тела. Делает несколько шагов назад, ровно два шага от напуганного ребёнка. — Сдаюсь. — На обреченном выдохе шепчет старшекурсник. — Я сдаюсь, Чимин. Больше не потревожу, но главное, никогда не обижу тебя. Никогда. Обещаю. Чонгуку не нужно, чтобы его слова опровергали. Тёмные обсидианы не сводят взгляда, смотрят долго, проникновенно, но ничего не ждут, лишь впитывают красоту стоящего напротив маленького человека. Он действительно сдается, сил больше не осталось видеть эти прекрасные испуганные медовые глаза. Тоскливая улыбка освещает некогда суровое лицо, превращая Льва в уличного пса голодного до ласки и любви. Эта улыбка несёт в себе правду, Чонгук клянется сдержать обещания. Он сделает всё, чтобы Чимин избавился от липкого ощущения страха. Особенно, если для этого всего-то и нужно, что освободить малыша от самого Чонгука. Он сдается. Неспешно разворачивает в противоположную от вечеринки сторону, чтобы, преодолев толпу, покинуть веселье. Лучше проспаться в одиночестве. Больше ничего хорошего произойти априори не может. Чонгук пробирается сквозь потные тела, что неустанно жмутся друг к другу, потираясь всеми доступными и недоступными местами, наслаждаясь собой и тем, что они могут сделать с другим человеком. Воздух пропитан никотиновым дымом, запахом перегара и пота. Атмосфера являет собой воплощение тех, кто собрался в этой тайной комнате, а именно молодых и горячих, желающих любить и быть любимыми. Чон не хочет осуждать кого-либо, он не собирается вешать ярлыки на студентов школы. Откровенно говоря, он был бы счастлив присоединиться к ним: пить, танцевать, прижимать к себе хрупкое тело непозволительно близко, так чтобы не оставалось ни миллиметра между ними, наслаждаться улыбками и смехом, тонуть в искрящихся медовых глазах. Целовать губы, шею. Обнимать крепко-крепко. Он бы очень сильно хотел всего этого, любить и быть любимым. Но «сдаться» — это, прежде всего, признать поражение, принять факт того, что не будет того результата и исхода, который ты планировал. У чейзера не хватает сил даже оглядеть ревнивым взглядом этих счастливчиков, которые по заслугам наслаждаются субботним вечером, плавно перетекающий в бурную ночь. Ребята много трудились, готовясь сдать экзамены, как можно лучше, поэтому нет смысла портить им настроение своим угрюмым присутствием. Тем более, сегодня произошла феерическая победа Пуффендуй за кубок по квиддичу. Чонгук рад. Очень. Нет. Он оказывается за волшебными дверьми, что моментально закрываются за ним, превращаясь в сплошную каменную стену, и понимает, что так погряз в своем принятии, так сильно заглянул в свою израненную душу, что пьяный рассудок перекрыл своими мыслями любой шум извне. Чон даже не услышал, какой трек звучал, пока он пробирался сквозь толпу. Он без понятия звал его кто-то, здоровался или прощался. В его голове стояла своя какофония из потерянных мыслей и чувств. Прохлада пустого тёмного коридора произвела на парня отрезвляющий эффект: Чонгуку даже удалось выпрямить спину, чуть расправить широкие плечи, подняв лицо к потолку. Он сделал глубокий вдох и такой же глубокий выдох, прежде чем решил продолжить свой путь отступления. Сквозь ночную тьму холодных лабиринтов стремительным шагом направляется к себе в комнату. Вечеринку можно считать оконченной для смертельно пьяного и безумно расстроенного парня. Неожиданное столкновение. В него с разбегу врезается кто-то до безумства сладко пахнущий, мягкий и плачущий. Больно. Чонгук чувствует, как маленькие дрожащие лапки обхватывают поперёк талии, пытаясь сдержать, обнимают. Настойчивый носик жмется между лопаток. Чонгук ни с кем не спутает свое темноволосое очарование, чье тело по-прежнему слегка подрагивает от неожиданно возникшей кратковременной истерики. Какой все-таки смелый у него котёнок, и как только сумел его догнать, приблизиться настолько бесшумно, буквально застав врасплох? — Прости, — приглушенный шепот пробирается сквозь черную ткань футболки, наполняя своим теплом, залечивающим кровоточащие сердечные раны, — между нами ничего не было, он не успел, Чонгук, поверь мне, пожалуйста. Чонгук не должен разочаровываться в нем, не должен обижаться на него, злиться… Потому что Чимин не виноват, он не хотел этого всего. Поэтому и побежал за Чоном, как только осознал значение, «я сдаюсь», сошедшее с красивых грустных губ. — Пожалуйста, поверь мне, ничего… Я просто… — но Чонгук молчит, не прерывает его, не отстраняется, не кричит и ни в чем не обвиняет. Замерзшей статуей, он молча стоит, позволяя вытирать слезы об уже слегка влажную футболку. Чимин не понимает, как должен себя вести, что должен сказать и сделать, чтобы исправить их положение. В конце концов, они же стали друзьями, а потом была та волшебная ночь, которая подарила надежду на что-то большее. Было признание. Были слова о любви. Чимин не готов вот так просто лишиться этого тепла, что принёс со своим появлением Чонгук. Он будет вымаливать прощение, пусть даже не сделал ничего плохого. Чонгук действительно не может пошевелиться, но не по той причине, что напридумывал себе Чимин. Чейзер просто не может прервать их связь. Он, итак, переступил через свои чувства, порвал сердце, когда решился отступить, когда ушел, оставив своего малыша на той вечеринке. Вспышка осознания. О чем он только думал?! Как он мог оставить его одного без защиты и поддержки?! Новая волна сердечного приступа: стыдно. Мерзко, откровенно говоря. «Чертов эгоист!» — кричит пьяный рассудок. В попытке совладать с накатывающей злостью Чонгук перехватывает собранные в замочек лапки со своего живота и утыкается в раскрывшиеся ладошки полыхающим лицом. Дышит. Мерно, глубоко. Нужно успокоиться. Чимин в безопасности, он рядом. Чимин догнал его. Чимин извиняется за… что?! Чимин не должен извиняться! Неужели малыш решил, что Чонгук из-за ревности решил отступить? Глупый котёночек. Правда в том, … Чон безумно испугался, когда увидел его в объятиях грубых рук. Он взорвался, потому что к Чимину приставали против его воли. Он облажался, когда оставил Мини незащищенным. Злость на себя, на Тэхена, на Дженни и на уже избитого придурка Кая сделали свое дело. Чонгук вспылил, проявил силу, характер и только после этого понял, каким монстром, зверем предстал перед своим малышом. Потребовались секунды, чтобы осознать собственную ошибку. Очередной провал. Тем не менее у Чонгука своя правда о произошедшем десятью минутами ранее. Ощутив на себе слезливый шепот, просящий остановиться, молящий прекратить избивать парня, Чонгук протрезвел моментально. Когда Чонгук остановился, резко обернувшись к ребенку лицом, он хотел просто убедиться, что малыш в порядке, хотел проверить его состояние. Он должен был удостовериться, что не задел случайно ребенка, пока наносил удар Каю. Тогда-то он и увидел, что его мальчику страшно. Змееносец стал будто в разы меньше, хрупче. Его глаза были широко распахнуты и уже собирали озера отчаяния. Преодолев свою трусость, Чон сделал шаг навстречу, чтобы столкнуться с оглушающим ударом об стену. Чонгук хотел утешить, хотел прикоснуться, хотел обнять, прижать напуганную головку к сердцу. Между ними пропасть. Единственная слеза, скатившаяся по щеке, причинила столько боли, что Чон не задумываясь потянулся ближе к ребенку, чтобы вытереть соленую воду. Но Чимин сжался. Он зажмурился так сильно, будто Чон Чонгук действительно мог сделать это с ним. Будто тот был готов к «очередному» удару. К одному из тысячи, которых лев никогда не наносил. — Ты боишься меня. — На этот раз Чонгук не рискует поворачивать к своей слабости, к причине своих постоянных опрометчивых поступков. Все, что он может, это стоять к Чимину спиной, прижимая холодные ладошки к губам, покрывая их невесомыми поцелуями. — Нет. — Несмотря на то, что Чимин отвечает моментально, слегка сломанным от плача голосом, он звучит растеряно, сдавленно. — Это не вопрос, Мини. Ты боишься меня. Плачешь. Только я… — Гук даже умудряется обреченно улыбнуться от признания той тяжести недоверия, с которой приходится бороться, — ведь действительно… я не лгал, когда обещал, клялся, что больше не обижу тебя. Мне очень жаль, что сорвался на твоих глазах. Но я просто очень испугался за тебя… В очередной раз, — прости, маленький. — Я не боюсь. Не тебя! — ребенок не выдерживает и сам обходит Чонгука, чтобы сказать это прямо в лицо, чтобы ему поверили, наконец. — Мини, не нужно меня обманывать, я не заслужил этого. — Треснутая маска больше не скрывает разбитой души. — Я же сказал… Но Чонгук прерывает не резко или агрессивно, наоборот тихо. Шепотом: — Малыш, ты заплакал, как только я подошел чуть ближе. Ты решил, что… ты был уверен, что я могу ударить тебя, что я сделаю тебе больно! Но ведь я напротив хотел… — Нет, я не… — ему нечем крыть, это правда: Чимин на секунду поддался страху и поверил в возможность невозможного. Чонгук не бил его ни разу, тогда почему Чимин так настойчиво верит в то, что лев способен на такое? — Я поднял руку, чтобы вытереть твои слезы, но ты испугался. Сжался, зажмурился. Ты был готов к моему удару! — Голова закидывается вверх, не только от бессилия, но и для того, чтобы не дать жалостливым позорным слезам явиться миру. Чонгук не заслуживает жалости, поэтому и реветь не имеет права. — Прости… — Чимин снова сделал ему больно, в очередной раз, в то время как сам Чонгук только и делает, что защищает. — Мини, пожалуйста, прекрати. Не извиняйся. Мне больно от этого так сильно, что я даже выразить не могу. Но хуже всего остального, ничего не получается исправить. Я пытаюсь. Стараюсь изо всех сил, но все впустую. И каждый раз мы приходим к тому, с чего начали, с того… — Нет-нет, Чонгук, не говори так, я не боюсь тебя. Мы друзья, помнишь. — Чимин сам не понимает того, с какой силой и отчаянием обнимает Чонгука, прижимаясь всем телом, головкой. Цепляясь пальчиками за одежду, за надежду, которая сквозь пальцы как вода. — Друзья?! Чимин, я люблю тебя! — Чонгук снова сдается, обнимает в ответ лишь крепче, но бережно. Шепчет, зарываясь в мягкие волосы. — Люблю своего малыша, который сжимается в клубочек, стоит мне чуть ослабить контроль, стоит мне подойти ближе, коснуться. И я не имею права жаловаться, потому что это результат моего собственного отношения к тебе, но Мини… я правда больше не могу. Что мне сделать, что сказать, чтобы ты простил? — Мы дали обещание друг другу, и я простил, Чонгук. — Нет, не простил. Ты не боялся бы меня с таким рвением, если бы по-настоящему простил. Чон неосознанно приподнимает руку, чтобы поднять влажное личико за подбородок, чуть сжать и притянуть к себе, поцеловать очень трепетно и сладко, но обрывает попытку прощания моментально. Он не имеет на это права. Треснувшая маска сквозит неестественной улыбкой, той самой, за которой прячут слезы. Потухшие глаза медленно обводят своим прикосновением взъерошенного птенчика, начиная с пушистых волос, заканчивая носиком-кнопочкой. Красивый. До хруста сердечной мышцы желанный. Чонгук отступает, он сдается: — Позволь мне проводить тебя. Уже слишком поздно, и я не хочу допускать даже малейшей возможности, что с тобой случится какая-то неприятность. Позволь убедиться, что ты будешь в порядке, пожалуйста. Младший хватается за руку, возвращая к себе необходимое внимание. Они еще не закончили. Чимин еще не закончил. — Я больше не боюсь тебя, Чон Чонгук, услышь меня! — Сердится. Хмурится. Чуть ли ножкой не топает от злости. Очаровательно. Впрочем, как и всегда. Темноволосое очарование. И как ему противостоять? Чонгук не тот, кто сможет найти ответ на этот вопрос. — Больше нет?! — старшекурсник не может удержать себя от того, чтобы не подразнить серьёзно настроенного малыша. Но тот реагирует иначе, слишком уж серьёзно. Да, все верно: в ту секунду, когда Чонгук замахнулся, в тот момент мальчишку буквально окатила волна воспоминаний, когда подобное движение было предвестником сердечной боли. Когда его схватили за волосы, заставляя слушать оскорбления, соглашаясь с каждым из них. Да, все верно, десять минут назад Чимин испугался. Но лишь того, что не контролирующий из-за алкоголя Чонгук перечеркнет их настоящее. Он не боялся удара, боялся лишь реакции самого чейзер на этот поступок. Он знал, что гриффиндорец не простит себя и снова сделает десять шагов от Чимина. Он испугался, что любимый мужчина впервые ударит его. Он зажмурился. Он не успел остановить покатившуюся слезу. Он сделал больно Чонгуку. Он был тем, кто ударил первым. Чимин открыл глаза, как только осознал, что натворил, прошла секунда, не больше… но сияющий космос обсидиановых глаз уже погас. Чонгук даже отшатнулся, как от самой настоящей пощечины. Большой и сильный мужчина был сломлен. Но все же нашел в себе силы проявить последнюю крупицу заботы и ласки. — М-мм — уверенно, смотря в глаза, кивает младший, продолжая испепелять своими медовыми глазками. — Хорошо, тогда пошли. — Чонгук не сделает ребенку больно, больше нет! Но он должен показать, насколько сильно тот заблуждается в своей уверенности. Чимин боится. Чонгук ему докажет. Пока малыш приходил в себя от пережитого стресса, все ещё не веря в то, что они оба смогли перебороть назревающее расставание, Чонгук уверенным шагом вёл их в кладовую знаний. Они снова оказались здесь под покровом ночи, как тогда… когда Чонгук впервые сделал больно своему чуду, когда унижал, оскорблял и… Они в Библиотеке. Чонгук нарочно выбрал именно тот стеллаж, недалеко от запретной секции с провокационной литературой. «Будто случайно проходивший мимо парень, Чон схватил Чимина за плечи, развернул и потащил в самый дальней угол, где их не мог бы услышать или увидеть кто-то из посторонних». События прошлого кинолентой промчались перед глазами с расширенными зрачками, что почти полностью затопили собой мёд. Он не мог не вспомнить. «Тебе знакома одна небольшая история о Пиноккио?» Они здесь оказались не случайно. Чонгук намеренно привел их в точку отсчета, на место их неудачного знакомства. Чимин растерян. Но самое тревожное то, что Чонгук снова пьян, как в ту жестокую ночь «рождения Пиноккио».