Уникальный организм/подопытный/жертва. Предвестник мира/бог войны. Герой/Ходячий мертвец. Легенда

      Всю ночь Иван Львович провёл в раздумьях в своём кабинете, каждый раз просматривая запись последнего разговора с Ником, который натолкнул его на мысль, что всё сейчас происходящее действительно теряет смысл, поскольку никто не добивается результатов. Он ещё с диалога с Ником стал отгонять мысль о том, что вся эта работа не имеет смысла, поскольку он всё-таки хотел, чтобы военные добились своих целей ради будущей защиты от возможного врага, однако эта мысль всё равно всплывала в голове. Он не хотел верить, что вся работа в комплексе бессмысленна, поэтому и сейчас был против утверждения Ника, но целые месяцы без единого существенного результата будто доказывали ему обратное. Он с самого начала был убеждён, что их дело верное, даже не смотря на интересы Ника, но этот разговор с ним будто толкнул психолога на сомнение в том, что они хоть чего-то добьются, поскольку всё указывает на то, что ничего узнать не получится. Ник и генератор остались неизменны, корабль закрылся с самого появления Ника на корабле, сами пришельцы не объявились, а военные и учёные не добились абсолютно ничего, кроме ухудшения отношений с Ником, которые испортились настолько, что он в какой-то момент перестанет обращать внимание на всё угрозы генератором. За эти несколько дней он увидел в нём сильное отчаяние, из-за которого растёт его апатия ко всему, и, смотря на всё это, у Ивана Львовича возникло желание самому лично поговорить с президентом, чтобы более точно описать ему всю ситуацию с Ником, поскольку военные могут это описывать по-своему. Поэтому он решил, что попробует добиться разговора, а по поводу их общей работы он стал сомневаться, и уже от этого рос его страх за окружающих, поскольку те самые пришельцы и их интересы до сих пор неизвестны. Вся эта безрезультативность и неизвестность лишь давили на него, и теперь он стал ещё больше понимать Ника, которые является лишь подопытным, который в ответ на свои страдания не получает никаких результатов от учёных. Потом же он стал думать и о своём присутствие в этом месте, куда его позвали уже от отчаяния из-за отсутствия результатов, и в этом плане он после раздумий стал склоняться в сторону мысли Ника, поскольку он уже начал сдаваться в плане того, что его уже никак не изменить. Он никак не отговорил Ника от смерти раньше и никак не отговорит его сейчас, а в более добровольном сотрудничестве с военными он его тем более не уговорит, поэтому он решил поговорить об этом с маршалом, потому что каких-то ценных перспектив в своей работе с Ником психолог уже не видел. Поэтому он после лишь трёх часов сна сразу утром отправился в кабинет маршала, куда тот ему разрешил войти после стука. — Разрешите? — Заходите, — ответил маршал, продолжая работать на компьютере, а барсук сел перед столом на подходящм для себя стуле. — У вас что-то важное? — Да. Я… Я хотел точно узнать причину того, почему меня снова сюда пригласили. — Вам же в самом начале сказали. Угомонить Ника и заставить работать добровольно или хотя бы более охотно. — Да, но… Я… Я не вижу такой перспективы. Ведь он уже давно сказал всем нам, что он не будет этого делать. А сам он идёт на ваши испытания и проверки лишь потому, что он не хочет идти против. — Этого мало. Нужно его разговорить. Мы не смели свои подозрения в том, что он на самом деле что-то узнал об этих технологиях. Вам же сказали, что он может что-то скрывать. — Но зачем ему это делать? Для него нет никакого смысла что-то скрывать. — Есть смысл, раз он так враждебно относится к нашей деятельности. Он говорит, что не хочет, чтобы мы добились успеха. Значит, он может врать, что ничего не узнал. — Нет. Он бы так не поступил. Он бы сказал всё ради смерти. — Может, он уже не хочет умереть. Может, он окончательно съехал с катушек и теперь хочет нас всех перебить. И на этом он уже не остановится. — Так вы сами виноваты из-за своего отношения к нему. — Хватит его уже защищать, будто он невинная жертва и вообще добрый. Он сам признался, что заинтересован в том, чтобы убить нас всех самыми разными способами. — Так исправьте ситуацию. Дайте ему свободу или смерть. — Нет и на этом мы закончили. Никаких больше обсуждений этой его свободы или смерти. Вы давно всё знаете. Ваша задача состоит в его склонении к сотрудничеству любой ценой. — Да в этом уже нет смысла, — высказался наконец-то Иван Львович, а маршал замер и посмотрел на барсука, вспоминая его вчерашний уход. — То есть это так? Вы вчера его наслушались? И что же вам кажется бессмысленным? Обеспечение безопасности страны? — Н… Нет. Не это. А… Моё участие в этой деятельности. — Вы сомневаетесь в приказе президента? — Он лично сказал, что меня нужно подключить к работе? — Он приказал мне принимать самые разные меры по получению информации. Из поставленной задачи и из соображений о возможном враньё Ника я решил подключить вас, поскольку вы умеете выводить его на чистую воду. Я молчал все эти дни, особо не мешая вашей работе, но теперь скажу. Вы не забыли, какая у вас задача? Узнать, врёт он об информации или нет. Однако вы больше говорили о нём и о чём угодно, но не об этих технологиях, где вы как раз могли уличить его во лжи. — Я знаю свои задачи. И… В ходе своей работы я выяснил, что он не врёт. В противном случае я бы сказал, что он врёт. — Или бы усомнились в нашей деятельности, поскольку наслушались этого страдальца по интернету и по семье, от чего вы захотите сделать вывод о том, что он ничего не знает, чтобы мы вас отпустили. Это так? Вы уже не хотите здесь работать? — Я хочу, но не вижу смысла. И я не сомневаюсь в нашей деятельности в этом месте ради нашей же безопасности. Я сомневаюсь в целесообразности своей работы с Ником. Он ведь сказал правду. Вы всё уже давно знаете, он говорит только правду, а я ничем вам не могу помочь. Любые мои попытки изменить его не увенчались успехом. — Он пошёл на подписание договора. Значит, пойдёт и на другие уступки. — Да, но вы его предали. Иного я не могу сказать. Всё отношение Ника идёт исключительно от вас. — Как и от вас. Вы можете на него повлиять. Так повлияйте снова. — Я не могу. Это всё. Это предел моих возможностей. Он никогда и ни на что не пойдёт, пока не получит ответной реакции от вас. Вы же сами должны понимать, что настоящее сотрудничество не работает однобоко. Все стороны должны что-то получать в ответ на свои действия в этом сотрудничестве. — Хотите сказать, что он магически расскажет нам правду про технологии, если мы дадим ему свободу или вообще убьём? — Он её не скажет. Ему нечего говорить, потому что он ничего не знает. Но он может изменить своё агрессивное отношение к вам только в том случае, если вы будете давать ему то, что он просит. — Нет. В ваши обязанности входит задача по минимизации наших уступков ему. Вам не нравится? — Да. Потому что он не машина, а зверь со своими интересами. — Снова его защищаете? Может, вы уже и во всей нашей деятельности сомневаетесь? Вы уже прислушались к его бредням про эту бессмысленность? — Не сомневаюсь, но мне кажется, что он прав в плане меня. Что вы сюда от отчаяния меня вызвали. — Не несите бред. — Как он? Нет. Это не бред. Он всё проанализировал, пока я был отвлечён работой с ним. Он давно всё понял. Вся эта наша ситуация зашла в тупик из-за вашего отношения к нему. — Пусть думает всё, что захочет. Он знает свои обязанности. — Но ведь он вам ничего не должен. Ничем не обязан. Это вы ему обязаны тем, что это место стало вам известно. Так или иначе он действительно жертва. — Уже не важно, кто кому чем должен, потому что речь идёт о безопасности нашей страны от пришельцев, которые до сих пор остаются для нас неизвестными. — Но ведь он же не виноват во всём этом. Он не заслуживает такого отношения. — Наш президент тоже не заслуживает ту враждебную политику в его адрес и в адрес России, однако он не сдаётся, а продолжает работать. А этот философ и безумец думает, что мы ему ещё чем-то ему должны, когда его гражданский и тем более полицейский долг помогать своей стране. Однако он показал себя двуличным эгоистом, когда его жизнь чуток прижала, а он сразу начал давать заднюю. — Превращение в монстра. Это чутка? Десятки убийств тоже чутка? — Он не ребёнок. Давно должен понять, что в убийствах в состоянии монстра он не виноват, а в поезде он давно признал свою вину. Пусть считает это хоть своим наказанием за то, что сорвался в поезде, из-за чего погибли гражданские. Ему такое прощали в полиции, но не здесь. Тем более когда речь идёт о безопасности от неизвестных пришельцев. — Вы неправы. Он не заслужил всё это. — Заслужил или нет. Не важно. Важно лишь то, что он здесь и нам нужны результаты, которых у нас нет. И возможно, что он что-то скрывает. — Да не скрывает он ничего. — Я не заметил, чтобы вы часто его об этом спрашивали. — Потому что это было не нужно. Он не врал. — Какая странная ситуация получается. Вы верите, что он не врёт, но верите, что ему не плевать на родных. Причём он даже сам заметил. Почему вы в него так упираетесь? Какое вам дело до него? Он вам не сын, не брат, никто. — Он мой пациент. — Он ходячий труп, который не отрицает, что он страшный монстр, который думает, как он нас будет убивать. Что за сопереживание массовому убийце и безумцу? — Безумны вы, раз считаете, что я на что-то повлиять могу. — Что? — Да. И вы точно также твёрдо думаете, что он вам ещё должен за ваше отношение к нему и за то, что вы ему что-то даёте, чтобы он был более спокойным. Вы все искренне считаете его уродом, который и не является зверем со своими интересами, который случайно сюда попал. — Только не надо у меня в голове копаться. У вас другой приказ. — Да, но это не отменяет то, что невозможно отрицать. Вы отвратительно к нему относитесь. — А вы чего ждали? Что всё будет красиво и как-то романтично? — Нет, но мне сложно смотреть на такое отношение к нему. И оно идёт от вас. — У него было агрессивное отношение к нам с самого начала. Оно никогда не менялось. Даже когда он верил в договор. — Да, но в любом случае всё идёт от вас. И если вы не измените к нему отношение, то и он не изменится. — И что вы предлагаете? Отпустить его на волю? — Это один из вариантов. Но… Я бы порекомендовал беседу с президентом. Только уже вместе со мной. — Они говорили на прошлой неделе и во взглядах не сошлись. Какой смысл президента лишний раз напрягать? — Хотите сказать, что он незаинтересован в получении результатов в этом комплексе? — решил сказать Иван Львович, перефразировав слова маршала. — Это другое. Это болтовня ради болтовни, от которой не будет толка, а не научные исследования, которые могут дать нам знания. Поэтому нет. Никаких встреч. — То есть вы не хотите налаживания с ним отношения? Вы хотите, чтобы он окончательно отчаялся, стал безразличен ко всем вам и к генератору и в итоге сбежал, попутно вас всех убив? — Если бы мог, то он бы давно уже сбежал. Тем более он сам сказал, что никуда бы не делся, даже если бы сбежал. Мы бы заставили его выйти к нам. — Угрожая гражданским? — Возможно. Но раз он всё понял, то молодец. Понимает, что бесполезно что-либо делать. — Но ведь это неправильно. Он не заслужил такого. — Не важно, что он заслужил, а что нет. Важны только результаты, которых у нас нет. И одной из причин может быть то, что он просто врёт о том, что ничего не узнал, поэтому ваша задача состоит в выведении его на чистую воду. — Я это уже делал и не один раз. Я уже доказал вам, что ему незачем врать. Я уже не могу что-либо ещё сделать. Я сделал всё, что смог. Я всем вам и ему уже разжевал, какая у вас здесь обстановка. У вас просто взаимная ненависть к друг другу, а источником является ваше отношение к нему. Это он здесь жертва. — Вы вроде бы говорили, что это он ещё решает, что ему делать. И он в итоге решил. Он решил быть агрессивным неадекватом, которому плевать на всех нас, потому что он больше думает о себе. — Чт… Я… Нет. Не надо переворачивать мои слова. Я говорил это, чтобы он отказался себя убивать. Чтобы он поверил вам всем и договору. Эта агрессия является лишь следствием ваших действий. — Однако именно он решает, быть агрессивным или нет. — Да нет. Это так не работает. Либо так, либо это, либо то. Это так легко и просто не работает. Вы переворачиваете всё. — Даже если это так, то суть не меняется. Он вполне может врать. — Он не врёт. Я уже доказал это. — И что тогда нам делать дальше? Остаться ни с чем? Мне доложить в Москву, что обнаруженные нами следы инопланетной цивилизации не дали нам совершенно никаких результатов? Нам просто сдаться, а Ника убить? — Например. Всё ведь указывает на то, что вы ничего не узнаете. Даже корабль против этого. Далёк ли тот день, когда и генератор откажет? Что вы тогда будете делать с Ником? Продолжать держать его наедине с собой в пустом изоляторе, пока он не сгниёт от одиночества и ненависти к вам? — Мы решим этот вопрос. — Как решили вопрос с этими технологиями? — зеркально спросил барсук. — Не зарывайтесь, Иван Львович. Вашей работой является Ник. — Да. И вот мой вывод. Он не врёт про эти технологии. Он просто в отчаянии и апатии, которые лишь ухудшат вашу ситуацию с ним, и эти факторы основаны как раз на вашем отношении к Нику. Если вы его не измените, то ситуация ухудшится. И если он пока что не умеет игнорировать генератор, то это не значит, что он никогда не сможет этого сделать. А ваше отношение к нему лишь подталкивает его к возможному побегу. В конце концов в худшем случае он действительно станет монстром, которому будет плевать на всех. Даже если вы взорвёте весь Зверополис. Он может быть безразличен к этому. — Я не ваш пациент. Незачем фантазировать о чём-то. — Однако вы всё равно фантазируете. Вы без веских оснований считаете, что Ник что-то знает, хотя у него совершенно нет никаких причин для сокрытия информации. Я же говорил об этом много раз. — Ладно. Допустим, что он не врёт. А дальше что? Доложить, что вся наша деятельность потерпела крах? — Дать Нику уже покой. Либо убейте его, либо отпустите и продолжайте работать и командовать им. Других путей у вас всех просто нет. — Есть. Вы будете дальше копать, пока не добьётесь правды от него. — Да… Боже! — чуть повысив голос, сказал Иван Львович и уже не знал, как продолжать беседу, поскольку он, как говорил Ник, уже сейчас видел стену, в которую он безрезультативно бьётся, после чего он стал думать и искать какие-то другие аргументы или хоть что-нибудь ещё, о чём мог бы сказать. В ходе раздумий он даже вспоминал прошлый год, вспомнил про правду от Ника и тут же вспомнил про свой способ получения правды от Ника, которым психолог уже долго не пользовался. Он вспомнил про провокацию и вспышку гнева, которые погружают Ника в эмоциональный стресс, под которым он сдаётся и говорит правду, поэтому он решил попробовать сделать это доказательством того, что Ник не лжёт, однако быстро он не сумел придумать план, поэтому решил пока что закончить разговор, чтобы всё обдумать. — Ладно. Хорошо. А… Я ещё раз могу доказать, что он не лжёт. — Как? — Это всем нам знакомо. Провокация. Вспышка гнева. В этот момент он эмоционально нестабилен и впадает в стресс, который со временем вынуждает его говорить более искренне. Этот метод не раз себя оправдывал с Ником. Если я всё сделаю правильно, то он под давлением эмоций скажет всё, о чём думает. Это и будет последним доказательством того, что Ник не врёт. — Почему последним? — Потому что больше ничего нет. Это всё. Это будет уже конец. Я тогда уже не знаю, что ещё может служить доказательством. Я уже сомневаюсь, что вы даже самим тем пришельцам поверите, если они скажут, что Ник не лжёт. — Хватит фантазировать. — Ага. Но если я не ошибаюсь, то именно фантазии тех предыдущих учёных привели всех нас к тому, что мы знаем сейчас. — Всё, хватит. Хорошо. Работайте. У вас всё? — Да. Разрешите идти? — Разрешаю, — ответил маршал, и Иван Львович пошёл к себе в кабинет, по дороге про себя ворча о том, как непреклонен маршал, который просто отказывается верить, что они все попали в непроходимый тупик. Уже в кабинете он просматривал и вспоминал разные беседы с Ником, слушал свои личные записи о происходящем и искал мелочь, за которую мог бы зацепиться и на её основе составить свой план, однако за несколько часов он так и не нашёл решение. Тогда он решил снова пройтись по своим первым беседам с Ником, когда он был ещё более эмоционально нестабильным, и на записи его личной встречи с Джуди психолога осенило. Он просмотрел все старые записи из изолятора и свои личные наблюдения в те времена и вспомнил, что ещё тогда он предполагал, что его искренность является следствием не просто гнева, а вспышки разных эмоций, которые вынуждали его говорить честно. Он вспоминал свои беседы, где он говорил честно без вспышки гнева, посмотрел эти записи и понял, что от Ника можно получить всю правду без провокации, поскольку он стал задумываться и о том, что ему бы не хотелось снова заставлять Ника взрываться после всего того, через что они вместе прошли, а также ему не хотелось рисковать тем, что такая провокация может сильно испортить их отношения. Поэтому он снова стал думать об искренности Ника путём более спокойного эмоционального воздействия, а не путём вспышки злости, и в ходе раздумий он решил попробовать снова подключить Джуди. Он решил, что Джуди более подходящая персона, поскольку именно она была здесь и многое знает и именно с ней он работал в прошлый раз. Иван Львович думал и над участием Френки в этом плане, однако он решил, что в данной ситуации нужен более спокойный субъект, а Френки мать, которая будет больше руководствоваться эмоциями и будет менее стабильной, чем та же Джуди. Он рассматривал ещё и участие Насти, но решил, что это также плохой вариант, поскольку она физически слабо доступна из-за работы. Иван Львович даже думал и об участии Джона, от чего у него возник просто научный интерес к тому, как Ник отреагирует на отца, когда он до сих пор не понял, как к нему относиться, но в итоге он решил поговорить с Джуди, так как она более опытная и знакома с ситуацией, и вскоре он решил, что должен лично встретиться с ней и обо всём поговорить, но опять же лишь поговорить, а не устроить ей встречу с Ником, поскольку её бы и сама охрана на поверхности не пропустила, даже не спрашивая об этом у маршала или майора, поскольку вся охрана выполняла свои обязанности без каких-либо исключений, поэтому он решил просто поговорить с Джуди обо всём случившемся и записать их разговор, чтобы сделать выводы и принять решение, одно из которых состояло в проигрывании этой записи самому Нику, что по предположениям должно было вызвать у него эмоциональный всплеск, под которым он будет говорить искренне.       Позже он стал думать об обычном смысле всего этого плана. Он предположил, что для маршала даже такого доказательства будет мало, поэтому он стал думать о самом эффекте такой беседы и о том, что он сам должен сказать, чтобы Ник ожидаемо отреагировал и правильно ответил, но потом он быстро вспомнил свой разговор с маршалом и понял, что впечатлять надо не его, а президента. В ходе раздумий он понял, что если нужно переломить ситуацию в плане Ника и хоть как-то смягчить отношение к нему, то нужно повлиять именно на президента, который может всё это обдумать и всё-таки принять решение в пользу Ника, если он поймёт, как к Нику относится его родная семья и как он лично здемь страдает. Тогда же он понял, что идёт на отчаянный риск, который либо изменит ситуацию, либо не изменит ничего, но в любом случае он знал, что на этом вся его работа будет закончена, потому что он доложит лично президенту, что он не видит больше никаких перспектив в работе с Ником, поскольку он сделал всё, что было возможно. Он рассчитывал на то, что президент послушает, а потом лично увидет его доклад обо всём, о чём он думает в этом месте, от чего Иван Львович расчитывал на сострадание в адрес Ника, а это может повлиять на решение президента по поводу смерти Ника или хотя бы его свободы. Поэтому он стал очень серьёзно и много думать над своим планом, чтобы хоть как-то попытаться смягчить отношение к Нику, после чего он задумался о том, что он сам будет делать, если его план провалится и обретёт успех. Для себя он уже давно решил, что ему неприятно врать родным и долго отсутствовать дома, поэтому он стал более серьёзно задумываться над предложением Ника об уходе, чтобы он сам себе не портил жизнь из-за работы в этом комплексе, поэтому он оценил риски для себя и понял, что Ник прав. Он стал готовить свой окончательный вывод о Нике и своё желание покинуть проект, поскольку он действительно не видел смысла в своём нахождении здесь, если это не приносит больше никаких результатов, а сама эта работа может нанести вред его личной жизни.       В итоге он за два дня под прикрытием подготовки к разговору с Ником разработал весь свой план, согласно которому в изоляторе только он, Ник и президент услышат то, о чём говорили психолог и Джуди, и президент смягчит свою позицию по отношению к Нику, в ходе рассуждений всё-таки даст добро на смерть Ника или его свободу, а также примет желание Ивана Львовича закончить свою работу, поскольку из доклада он всё поймёт и одобрит уход Ивана Львовича. Однако он стал думать о том, что ему делать, если президент не изменит своё решение, но он так и не понял, что будет делать, поскольку он и хотел успеха всей деятельности в этом комплексе, и хотел отговорить Ника, и в то же самое время понимал, почему он хочет умереть. Это столкновение двух пониманий даже сейчас не давали ему чётко и точно определить свою позицию, и теперь здесь он решил прислушаться к Нику, который даже в таком своём положении хочет, чтобы психолог жил нормально. В итоге он так и не определился, но решил пойти по течению, посмотреть на то, как будет развиваться ситуация, и уже потом решить, что делать, поэтому он переключился на проверку своего плана и начал его осуществление, попросив лично у майора несколько выходных под предлогом отдыха и совета с парой своих друзей по поводу якобы своего пациента по работе, после чего он через военную часть уехал в город, где был абсолютно свободен и где сразу же позвонил Джуди. Их разговор прошёл быстро, где они сразу же договорились о встрече через полчаса, а Иван Львович проверил запись их разговора на диктофоне, убедился, что всё в порядке и отправился на место встречи в городском парке, где он проверил диктофон на телефоне и два диктофона в виде обычных шариковых ручек, которыми он пользуется уже несколько лет, и даже проверил диктофон на втором телефоне, к которому он подключил беспроводной наушник и сунул в ухо, чтобы эта встреча с Джуди прошла максимально естественно, поскольку ему была важна искренность Джуди, которая не будет знать, что её записывают, с первого раза, чтобы им не пришлось снова повторять то, о чём они говорили, так как он хотел выжить из этого разговора всё возможное. В итоге они встретились, поговорили, договорились встретиться на следующий день, поскольку до этой встречи Джуди поговорит с родителями о том, что узнала, после чего они оба снова встретились и обо всём поговорили. Иван Львович узнал всё, что хотел, и объяснил, что он пришёл сюда лишь для того, чтобы узнать отношение семьи к Нику, а он сам уже в комплексе расскажет ему всё, поскольку невозможно говорить с Ником лично даже по телефону или через интернет. Потом же психолог вернулся в свой новый загородный домик, где провёл какое-то время с женой, которая снова была недовольна тем, что барсук вернулся лишь на пару дней, и уже после разговора Иван Львович понял, что эта работа в комплексе действительно вредит его личной жизни, поскольку он только что немного поссорился с женой, поэтому он стал больше склоняться к окончанию своей работы с Ником из-за семьи, от чего он даже решил сказать об этом президенту. Напоследок он сказал, что скоро вернётся домой окончательно, и вернулся в комплекс, где ни майор, ни маршал не спрашивали, чем он занимался это время, после чего он вернулся к себе в кабинет и продолжил дорабатывать и проверять свой план, после чего всё окончательно проверил, решился и пошёл к маршалу в кабинет, где сразу попросил о встрече президента и Ника, которую маршал сперва не одобрил, но после объяснения про свой план с провокацией он сказал, что позвонит президенту и узнает о встречи, и через несколько часов психолог получил добро на встречу с президентом. На следующий день спустя неделю после последней встречи с Ником Иван Львович подготовил все нужные записи, взял с собой телефон, и на всякий случай проверил свой текстовый доклад в компьютере, после чего пришёл в комнату наблюдения, где два командира ждали, когда им позвонит президент, который нашёл время для этой встречи, и вскоре он позвонил и показался на экране, и трое военных его поприветствовали — Дмитрий Алексеевич. — Приветствую всех. Иван Львович, мы можем сразу начать? — Да. — Я всё-таки настаиваю, чтобы я там присутствовал, — снова подметил маршал, который всё ещё был против своего отсутствия в изоляторе во время разговора. — Мы уже говорили. Вы мне не нужны. Ваше присутствие и даже ваши реплики из этой комнаты будут только мешать. — Виктор Алексеевич, останьтесь здесь. У вас всё, Иван Львович? — Вы уверены, что вам для провокации не понадобится Денис Семёнович? — решил спросить майор. — Уверен. Всё, что нужно, у меня готово. — Хорошо. Тогда несите, — сказал президент, а Иван Львович взял немного тяжёлый для себя ноутбук и пошёл вместе с ним в изолятор, где он мысленно готовился к хорошему, ужасному и кошмарному, поскольку он решил поставить всё на этот план, который либо не изменит ничего, либо действительно что-то изменит, на чём Иван Львович полностью себя исчерпает.