Уникальный организм/подопытный/жертва. Предвестник мира/бог войны. Герой/Ходячий мертвец. Легенда

      Шесть дней майор следил за Ником в изоляторе и в столовой, продолжая лишь гадать, куда могли пропасть маршал и психолог, которые так и не сказали, куда они ушли, пока в какой-то момент к нему на объект из части не приехал генерал, который уведомил его о том, что завтра будет осуществлён сеанс связи с Москвой, после чего они оба подготовили всё необходимое оборудование и ноутбук, проверили связь, дозвонившись до маршала, настроили всё к будущему сеансу связи и стали ждать. В нужный день в назначенное время за пределами зоны глушения генерал ждал звонок маршала, а когда получил его, то связался с майором по рации, и тот всё понял и без предупреждения зашёл в изолятор, закрыв за собой дверь. — Здравствуй, Ник. — Здрасьте, Игорь Николаевич. А скажите, что случилось? — О чём ты? — Ну, просто интересно. Целую неделю я не видел вас, Ивана Львовича или маршала. — А что такого? Лишь неделя. Не впервой. — Да, но я уже боюсь за Ивана Львовича. Вдруг его притащили прямо на ковёр к президенту, а потом его расщепили и сделали частью ковра в наказание за то, что он здесь устроил. — Ты больно сильно преувеличиваешь. А сейчас помолчи. С тобой хотят поговорить, — ответил майор и связался с Москвой, увидев на экране большой стол, за которым собрались маршалы, члены правительства и президент, а также Иван Львович и ещё один зверь, который стоял рядом. — И что там? Очередной договор о сотрудничестве предложат? — спросил Ник, после чего майор повернул ноутбук к Нику, а тот резко замолчал, так как удивился, увидев на экране за столом маршалов и некоторых членов правительства, где он знал абсолютно всех, но больше всего его удивил Иван Львович, который стоял рядом, после чего он выпрямился на стуле и сел более смирно, поскольку не знал, что делать, не веря, что он сейчас лично видит почти всю верхушку страны. — Здравствуйте, Ник. Вы даже правы. Мы сегодня обсудим ещё один договор, — прокомментировал президент слова Ника, которые услышали все присутствующие. — Ага. Ясно… Ам… Неожиданность. Неужели я в конец спятил и вижу глюки? — Почему вы так решили? — Потому что какая адекватная верхушка страны будет встречаться с таким неадекватом, как я? Иван Львович, а вас туда как занесло? Вас всё-таки украли и сейчас изничтожат прямо у меня на глазах? — сразу резко и открыто стал высказываться Ник. — А, нет, Ник. Я просто в Москве. На специальной встрече, где все хотят лично с тобой поговорить. И… Сейчас ты на очень важной встрече. Здесь будут выносить вердикт по тебе. Поэтому… Пожалуйста, будь более сдержанным. Пожалуйста, не будь очень откровенным хотя бы сейчас. Очень тебя прошу. Это правда серьёзно. — Ладно. А как откровенно? Не говорить о моих фантазиях по расправе над кое-кем, пока я слушаю вас? — ответил Ник, поскольку не удержался и даже в такой ситуации решил высказаться, чтобы все присутствующие знали, с чем они имеют дело. — А-а… Да. Очень прошу тебя, пожалуйста. Держи все подобные высказывания при себе. Я серьёзно говорю. Будь, пожалуйста, более серьёзным. Это уже не шутки. — Ладно, хорошо. — Пообещай мне. — Что? Вы серьёзно? — Обещай мне. Прошу тебя, — попросил Иван Львович, решив надавить на Ника, а тот лишь вздохнул. — Хорошо. Обещаю. — Ты дал слово. Помни об этом. — Да я много слов давал. Только они как-то в своём большинстве меня до добра не доводят. Беды одни. — А это приведёт к добру. Поэтому успокойся, пожалуйста. И… Послушай, пожалуйста. Успокойся. Простите, Дмитрий Алексеевич. — Спасибо. Итак, Ник. Сейчас вы на связи с тайным особым собранием, которое состоит лишь из тех членов правительства и верховного командования, которые знают о том, что происходит в комплексе в Тромово. — Ясно. Всем здравствуйте. Не верится, как быстро летит время. — О чём вы? — Ник, пожалуйста, не надо, — вмешался Иван Львович. — Что? Я же ещё ничего не сказал. — Я догадываюсь, что ты можешь сказать, поэтому не надо. Просто не говори. — Тогда скажите вы. Заодно и узнаем, как вы меня знаете. — Что? Нет. Я не буду. Нет, всё. Хватит. Успокойся, пожалуйста. — Ну, уж нет. Моя долбанутость не даст мне промолчать. — Ник, стой. — Как быстро летит время. — Ник! — Я прямо помню всё так, будто это было полсекунды назад, когда этот клуб любителей фантастики и случайных прохожих ограничивался лишь такими смертными, как кучка психов и ботаников, которые возомнили себя богами, кучка полицейских и кучка военных, которая по приказу одного дебила играла в шпионов со своей же страной, пока вся ситуация не превратилась в огромную кучу дерьма с кучей трупов и моей долбанутой башкой, — высказался Ник, от чего нависла тишина, а Иван Львович стал бояться реакции собрания. — То есть вы хотите сказать, что вы… Сошли с ума? — спокойно спросил премьер-министр. — Естественно. Я бы посмотрел на вас после той херни, через которую я прошёл. — Иван Львович, и после этого вы говорите, что он адекватный? — Встречный вопрос. А вы все адекватные? — сразу спросил Ник, не дав психологу ответить. — Каким воздухом думали вы все, когда вы оставляли генерала Важная Важность на своём посту и даже поручили мою поимку? Этот кретин устроил прятки от вас самих, а потом стал одной из причин того якобы теракта, в котором виноват был ещё и я. Эта гнида несёт ответственность за сокрытие такой важной информации, как космические технологии не с нашей планеты, а также за самодурство при возникновении опасной ситуации с заложниками и этими же самыми технологиями. Где была ваша адекватность, когда вы оставили его на своём месте и поручили ему мою поимку? И после этого вы ещё о моей адекватности спрашиваете? А вы кто? — спросил Ник у зверя, который стоял рядом с Иваном Львовичем. — Константин Сергеевич. Я… Тоже психолог. — Ещё один? Иван Львович, объясните. — Давай потом. — Нет, сейчас. Раз мы все обсуждаем меня, то это точно меня касается. И, товарищи маршалы и члены правительства, забегу вперёд. Я понимаю, что я гнида и моё поведение вам не нравится, но я позволю себе быть уверенным в том, что вы абсолютно точно знали, с чем вы будете иметь дело, когда будете говорить со мной, а поэтому придержите ваши просьбы по проявлению уважения и остановке выяснения отношений, потому что мне плевать. Вы сами сюда пришли и точно знали, как я буду себя вести, поэтому теперь я вас попрошу. Проявите хоть раз уважение именно ко мне, потому что я сейчас очень хочу ещё больше накормить своё самомнение и напомнить, что благодаря именно и только мне вы все обязаны тем, что вы обнаружили в том посёлке, а поэтому проявите ко мне уважением и терпение, потому что теперь уже я буду требовательной гнидой и буду требовать терпение именно от вас, поскольку наши с вами отношения крайне однобоки и односторонние, а поэтому теперь вы будете терпеть меня, потому что это я терпел всё, что со мной делали в течении всех этих месяцев. А раз это собрание организовали из-за меня то, будьте добры — проявите ко мне сраное уважение и позвольте именно мне побыть такой высокой и требовательной гнидой, которая сейчас смотрит на всех вас, как на вторичные цели, а первичной моей целью сейчас является выяснение отношений с Иваном Львовичем, который, как я уже говорил, ценее всех, с кем мне приходилось работать в этой помойной яме. Хорошо? — спросил Ник и широко улыбнулся, поскольку ему понравилось такое высказывать самой почти всей верхушке страны, а те в свою очередь были всё-таки удивлены такой дерзости, однако никто не осмелился что-либо сказать, рассчитывая, что президент сам возьмёт слово и выскажет общую полицию собрания. — Большое спасибо. Так о чём мы, Иван Львович? Кто это? — спросил Ник, а психолог даже боялся пошевелиться из-за этой напряжённой и страшной тишины, где он боялся даже посмотреть на всех, кто сидит за столом, но потом он осмелился и посмотрел на президента, который также смотрел на психолога. — Прошу. Скажите ему, — неожиданно ответил президент, чем озадачил всех присутствующих. — А… Спасибо. А… Ник, очень тебя прошу, пожалуйста. Не надо больше так высказываться. Все всё поняли. — Если бы всё поняли, то тогда не прозвучал бы этот тупой вопрос про мою адекватность. Так что происходит? — А… Это мой коллега. Несколько дней я работал в исследовательской группе здесь… В Москве. Это группа таких же, как я. Специалистов в области психологии. И всё это время они изучали нас с тобой. Все наши встречи, все мои наблюдения, записи, всё. Они знают абсолютно всё. — Ага. Нихрена себе. Товарищ майор, срочно несите мне шампанское. Разобью об голову, чтобы это отпраздновать. У нас с Иваном Львовичем есть собственный клуб фанатов. Я о таком вообще не мечтал. Константин Сергеевич, извините, но я обязан спросить. О чём я мечтал? — решил спросить Ник ради забавы и проверки. — Ник, стой. Не надо. — стал просить Иван Львович. — А что такого? Мне интересно. — А… Сейчас… Вы вроде бы говорили, что конкретной мечты у вас не было. Будто вы шли по течению. А… Если спросите про сейчас, то вы мечтаете о смерти и… А… - ответил Константин Сергеевич, но боялся продолжать, поскольку помнил, где находится. — Да, правильно. Продолжайте мысль. Не обращайте на них внимание. Ничего вам не будет. Они же не идиоты, верно? — Да как вы смеете так себя вести? — решил высказаться один маршал. — Вы разговариваете с военным командованием и членами правительства страны и вы позволяете себе так дерзить в нашем присутствии? — А вы чего ждали? Что я буду как-то сдерживаться в вашем присутствии? Вы тогда тем более не знаете, кто я такой и с чем имеете дело. — Мы знаем. Согласно некоторым выводам нашей исследовательской группы, вы эгоистичный, циничный и агрессивный максималист, который считает себя выше всех, кто его окружает. — Раз такие у них выводы, то вы тем более должны были знать, как я буду себя вести. И если честно, то сейчас вы все выглядите глупо. Вы прекрасно знали, какое я резкое и грубое говно, а поэтому не могли не знать, как я могу себя вести на этой встречи, поэтому давайте вспомним один из главных уроков Ивана Львовича. Смиритесь. Смиритесь с тем, что я такое. И подстройтесь под меня. Или это я должен под вас подстраиваться? А вот идите нахрен, — сказал Ник, от чего снова нависла тишина, а Иван Львович стал больше бояться и дрожать, а каждая секунда тишины лишь сильнее его напрягала, а президент же лишь молчал, так как пока что допускал такие резкие высказывания Ника, чтобы некоторые точно были уверены в настрое Ника к этой встрече, поскольку некоторые думали, что он не будет так грубо себя вести. — Так что, Константин Сергеевич? Нас уже не затыкают. Продолжите мысль? — А… Ладно. Ну, вы мечтаете о смерти и… Расправе над кое-кем. — Верно. Точно. Ой, вы не представляете, как я рад. Эти важные персоны всё-таки додумались до кого-то, кроме Ивана Львовича. Товарищи, это надо отпраздновать. Вы хоть раз подумали именно о моей голове, а не об опасности от меня. Вы меня поразили. Поэтому я снижу немного свои требования и спрошу. О чём вы хотели со мной поговорить? Я внимательно вас слушаю, — ответил Ник, в результате чего он через такой путь в беседе подошёл к главной цели этой встречи. — Спасибо, что уделили нам внимание, — снисходительно ответил президент. — Ему так всё с рук сойдёт? Мы так и позволим ему и дальше нам хамить? — сразу высказался Виктор Алексеевич, который натерпелся такого отношения и в комплексе. — Золотце моё поганое. Товарищ маршал, не смотря на все наши искренние и тёплые отношения в виде чистой ненависти, можно вы будете более терпеливым и будете уважительно относиться к Дмитрию Алексеевичу и ко мне? Мы вроде бы здесь очень серьёзные вещи обсуждаем, а не то, что вам лично не нравится, — специально лицемерно ответил Ник, чтобы ещё раз высказать своё недовольство и поиздеваться над маршалом. — Слушай ты, урод, я немедленно вернусь к тебе и вырублю тебя с десяток раз подряд. — Рискни здоровьем, мудила. — Всё, хватит! — крикнул президент, поскольку понял, что сецсам может возникнеть перепалка Никаи маршала. — Хватит. Попрошу вас обоих прекратить выяснять отношения друг с другом, поскольку они и так всем нам ясны. — Так… Этот псих позволяет себе так разговаривать со всеми нами, будто он по-прежнему находится в своём изоляторе и сидит передо мной, а не перед этим собранием. — А не надо меня провоцировать. Сиди на жопе и на своей зарплате и молчи, как в комплексе, где ты точно также почти ни на что не влиял, как и сейчас. — Я просил вас обоих прекратить пререкаться. Вы меня поняли? — спросил президент. — Так чего он… — Мне всё равно. Обсудить свои отношения вы можете вне этого собрания. Но теперь я лишний раз убедился в том, что вам, Ник, сложно уловить суть вещей, а поэтому скажу сразу. Это собрание создано, чтобы решить, что с вами делать, Ник. Вы понимаете это? А именно вот эта встреча была создана, чтобы мы лично убедились в том, что утверждает исследовательская группа, а для подтверждения нам нужно ваше слово. Если вы это так и не поняли, то мы можем всё решить без вас, отключив вас от этой беседы. Вы всё поняли? — А… Да. Понял. Я понял это с самого начала, но извините. Я хотел высказаться. — Мы все и так знаем о вашем отношении к нам. Ни к чему демонстрировать его снова. — Почему тогда не остановили меня в самом начале? — Чтобы уже все поняли, что какая у вас позиция в отношении нас, поскольку некоторые члены собрания сомневались в вашей грубости на этой встрече. — Ага. Так вы и сами не против, чтобы я тут повыпендривался. — Это короткая необходимость. А теперь сосредоточьтесь на нашей встрече. — Ладно. И зачем я вам вообще нужен? Вы все знали, как я буду себя вести, а терпеть вы это не намерены, но при этом всё равно позвали сюда. Зачем? Чтобы потом посмеяться надо мной? — Это была инициатива исследовательской группы. Они считают, что данное собрание перед принятием окончательного решения должно выслушать вас. — Конечно, спасибо за такую честь. Я сейчас себя чувствую ещё более важной шишкой, раз именно из-за меня собралось так много высоких лиц нашей страны, от чего у меня лишь поднимется самомнение, но всё-таки. Зачем вам это? — Чтобы лично от вас узнать вашу позицию по вашему же предложению, которое вы когда-то высказали лично мне. О возможной вашей свободе, — сказал Дмитрий Алексеевич, от чего Ник замолчал, всё-таки полностью осознав, что почти вся верхушка страны обсуждает его возможную свободу, поэтому он от удивления всё ещё молчал. — Ладно, хорошо. Простите за базар. И что вы хотели узнать? — Вскоре после вашего возвращения в комплексе в феврале этого года нами было принято решение о создании группы, состоящей из специалистов в области психологии. Если что, то Иван Львович об этом не знал. Он узнал об этом только несколько дней назад, когда прилетел в Москву. Эта группа изучала вас обоих все эти месяцы. И после нескольких ваших и наших с вами личных бесед некоторые специалисты в группе пришли к выводу о том, что ваша свобода вполне логична. Основной вывод Ивана Львовича и группы таков: вас нужно отправить домой. К семье, где вы продолжите жить в большем покое, чем в комплексе. Основная цель — стабилизировать ваше психологическое состояние. Вы верно говорили мне в первый раз. На свободе вы успокоитесь и станете менее агрессивным. Однако у нас на обсуждении и другое решение. Продолжать держать вас в комплексе. — Можно высказаться? — Нельзя. Хватит. Слушайте и понимайте. Говорю я. Так вот. Трое из семи специалистов исследовательской группы склонны к тому, что свобода даст нам всем вашу стабильность, однако они больше предерживаются вашего дальнейшего заключения, потому что они убеждены в безопасности объекта и вас. Не смотря на вашу возможную попытку побега, к которой склоняются абсолютно все члены этого собрания и всей группы специалистов. — О, как. Значит, я всё ещё могу оправдать ожидания и не разочаровать. Приятно. — Смотря, о чём идёт речь. Можно спросить вас об этом? Вы тоже считаете, что длительное пребывание в комплексе отрицательно скажется на вашей психике? — А… Да. А можно более подробно это описать? Просто я же мыслю быстрее и шире, а поэтому могу описать будущее. Причём на основе моих собственных желаний, которые есть сейчас. — Нет. Нам достаточно простого согласия. — Но подождите. Вы же не знаете, что вас будет ждать. Описать? — Нет. — Пожалуйста. — Нет, хватит. Я не хочу снова допускать перепалку или очередное ваше вдохновение, которое, возможно, вас и накрыло в начале нашей встречи, когда вы высказали свою позицию в отношении нас. Хватит. — Ладно. Я его как-нибудь здесь озвучу. Потом послушаете. — Посмотрим. Итак, следующий пункт. Вы склонны к побегу? — Однозначно. У меня и планы есть. И что ещё надо? Вам нужна моя честность и желательно сдержанность прямо сейчас? — Да. — Хорошо. Да, я хочу на свободу. Я искренне ненавижу это место и ненавижу вас всех за то, что позволяете мне жить жизнью, которую я также искренне ненавижу. И я бы с удовольствием убил всех вас за, что причиняете мне такую боль. Поэтому, если отвечать именно на ваш вопрос, то да. Я склонен к побегу. А всё это сейчас я высказал так. Для напоминания. — Спасибо. Какова будет ваша цель в случае побега? Просто нас убить? — На первое время да. А потом не знаю. — И вас не пугает возможный провал и окончательное заточение в комплексе? — Пугает, но участь почти вечного пленного пугает ещё больше. В конце концов я сломаюсь и выберу побег, а не бездействие, которое ничего мне не даст. — Почему тогда вы не сбегаете? — А что мне от вас ждать? Любую хрень. Вы же что угодно можете сделать, чтобы заставить меня вернуться. Для вас же всё вторично, кроме ваших истинных целей. Вы можете хоть целый город взять в плен под предлогом борьбы с террористами, а массовую гибель гражданских на улице выставить, как акт агрессии террористов. — Вы ошибаетесь. — О да. Это я устроил испытательный полигон с боевой стрельбой в крупном городе в жилом районе, чтобы испытать ходячий труп. Это всё сделал я. Видимо, у меня расстроение личности. У меня есть более умная личность, которая сама организовала этот бред, чтобы меня самого подставить. Интересно, какие же ещё личности у меня есть? Может, есть личность, которая умеет играть на любом музыкальном инструменте на этой планете? Вот бы шоу можно было устроить. — Вы всё равно ошибаетесь. — Хотите сказать, что та проверка с боевыми патронами мне привиделась? У меня были галлюцинации? И в новостях тоже? — Нет, но мы должны были узнать, на что вы способны. И это стало лишь очередным поводом к тому, чтобы вас схватить. — Ага. Или испытали такую тварь, как я, чтобы ещё с десяток настрогать. Или сотню, или тысячи. Я всё ещё подозреваю, что вся эта хрень является вашим же проектом. — Как вы смеете так нагло и открыто обвинять собственное правительство в этом кошмаре? — решил высказаться премьер-министр. — А что? Я должен так легко поверить, что какие-то иностранцы втайне от всей планеты умудрились отгрохать такое подземелье рядом с крупным городом, который и в 90-х был достаточно крупным? — Было проведено расследование. След закончился на бывшем губернаторе республике и мэре Зверополиса, которые занимали эти посты в 90-х. Оба были осуждены за работу на иностранные спецслужбы и умерли в нулевых годах. Дальше расследование не прошло. — О да. Верю на слово. Как и вы верите мне на слово насчёт того, что я вас всех люблю и обожаю. Правильно? Правильно. Поэтому вот моё предложение. Мы окончательно закрываем эту тему. Вы мне ничем не докажите свою непричастность, а я без доказательств так и продолжу вас подозревать и ненавидеть. Поэтому закроем этот пункт и не возвращаемся к нему, потому что это у нас уже абсолютный тупик. Это ещё более сильный тупик, чем ваши попытки узнать все тайны этих технологий. Поэтому закроем тему. Ладно? — Хорошо. Продолжим. — Да, продолжим. На том, что вы сволочи, когда решили меня испытать прямо в городе. Что это такое? Или это у вас всех одновременно было массовое помутнение рассудка? — Это было необходимо и всё. Это было нужно, чтобы больше узнать вас. Мы считали, что это поможет вас поймать. — И что? Помогло? Как? Вы просто поняли, что я гоняюсь за сиренами, а на складе меня просто связали сетями в темноте. В чём была польза? — Мы поняли, что вас лучше не недооценивать. Поэтому продолжим. — Вы уходите от темы. — Я уже ответил на ваши вопросы. — Ну, ладно. Потом не удивляйтесь, что я считаю вас всех уродами из-за моей проверки боевыми патронами в жилом районе города. Тогда скажите спасибо, что я туда пробрался ночью, а не днём или вообще в час пик утром и вечером. Вот веселуха была бы у вас потом. Ещё бы и меня стали обвинять в том, что это я такой монстр, раз рисковал окружающими. — Вы и так ими рисковали, когда просто жили в городе, гуляя по улицам и вмешиваясь в разные инциденты. Но не об этом речь. Продолжаем. Вы считаете, что сложившаяся ситуация вокруг вас в комплексе вгонит вас в психологическую нестабильность, и в результате влияния различных факторов по типу отчаяния, страха, боли от генератора, одиночества и безысходности вы в итоге предпримете попытку побега, в процессе которого вы уже будете убивать окружающих, поскольку станете безразличны к жизням других зверей? — Абсолютно верно. Сойду с ума и пошлю всех. И если я окончательно долбанусь, то я могу даже начать получать удовольствие от этих убийств. А ведь это ещё хуже, чем мои убийства в поезде. Это было чёрт знает что со мной, а здесь я уже буду рад кому-нибудь оторвать голову, а кому-то её куснуть. — Ясно. Тогда идём дальше. Случайно или специально, но вы лично мне предложили свободу в обмен на полное подчинение. После этой встречи по общему итогу Иван Львович и большая часть исследовательской группы разобрали это предложение и выдвинули более точное и конкретное решение. Абсолютно мы все считаем, что ухудшение вашего состояния и наших с вами отношений неизбежны, как следствие вашего долгого пребывания в комплексе. Поэтому сейчас сформировано такое предложение: отправить вас к вашей семье домой, получив от вас лишь прежнее подчинение. Результатом будут дальнейшие исследования вас и других технологий, однако в этом случае вы стабилизируете своё психологическое состояние. Иван Львович, объясните. — А… Спасибо. Так… Ник, выслушай меня очень внимательно. Это не шутка или что-то ещё. Это серьёзно. Тебя могут освободить, но с определёнными условиями. Вот, в чём дело. Я просчитал, что ты успокоишься, если будешь дома. Просто… Включи весь свой мыслительный процесс на полную и подумай о том, что я скажу. Подумай шире. Так вот. Я считал, что твоё состояние стабилизируется, если ты будешь жить дома. Ты так и продолжишь ездить в комплекс для экспериментов и проверок. И в том числе опытов с генератором, но подумай. Ты будешь возвращаться не в изолятор, а к себе домой. В круг родной семьи, которая поможет тебе справиться с тем, что ты переживаешь в комплексе. Они помогут тебе отвлечься от комплекса. — Я понял, к чему вы клоните. Стабильность, моё стремление к родным, избежание проблем со мной, которые возникнут в случае моей долгой жизни в том подвале и прочее. Верно? Чтобы просто дать мне успокоительное до следующего взрыва мозгов от генератора. Верно? — Если проще сказать, то да. — Ясно. Мне нравится такая идея, но вот, в чём дело. Угадаете с одной попытки, что мне всё это напоминает? — Договор? — Правильно. Ещё одно очко в пользу интеллекта Ивана Львовича. — Эм… Я уверен, что Константин Сергеевич тоже догадался. — Тогда два очка в пользу психологов. Но ладно. Теперь поняли, что мне это напоминает? А напомнить, чем всё кончилось? Не подсказывайте им, товарищи психологи. — Это уже другое, Ник. Теперь мы предлагаем вам настоящие результаты. Вы получаете свободу в обмен на полное подчинение, — ответил президент. — Мне так однажды смерть и звонок родным пообещали. Причём лично вы. У меня до сих пор остался экземпляр и копии нашего договора. Продемонстрировать? — Нет. Я помню его. Однако сейчас ситуация другая. Как вы и сами говорили, сейчас давно не прошлое. Не ноябрь 37-го года и не февраль этого года, когда мы заключили договор. Мы теперь понимаем все возможные риски в случае вашего долгого пребывания в комплексе. — А риски от моей свободы вы понимаете? Неужели вы не понимаете, что я могу тупо сбежать сразу на свободе? — Понимаем. Теперь мы перейдём к обсуждению вашей свободы. Основная цель такова — стабилизировать ваше психологическое состояние, а стабилизатором будет ваша семья. Иван Львович и некоторые специалисты считают, что так мы сможем избежать проблем с вами. По типу повышения агрессии, дестабилизации вашей психики и попытки побега. Что касается рисков. Да, вы можете сбежать, но сможете ли вы это сделать, зная, что в случае неподчинения приказам могут пострадать ваши же близкие? — Оу, с козырей пошли. Всё ясно. Логично думаете. Ладно. Тогда забегу вперёд. — Нет, хватит. Хватит забегать. Это не совсем серьёзно. — Ну, блин. Это же так скучно. Слушать всё то, о чём я подумал до того, как вы это сказали. Может, я всем сэкономлю время и нервы? — Нет и всё. Вы сидите и слушаете. Идём дальше. Да. Можете считать это нашим козырем. Рычагом давления, страховкой. Гарантией того, что вы не будете своевольничать. Иван Львович и наши специалисты считают, что, например, генератор у вас в квартире или хотя бы в доме, знание о последствиях для вашей семьи в случае неподчинения и природа вашей личности, которая настолько неизменна, что даже сейчас она не допустит, чтобы пострадали случайные звери. Они считают, что эти факторы позволят держать вас под контролем дома. В полной свободе, где вас уже не удержат прочные стены и охрана. Можете подтвердить это? Вы считаете, что эти факторы достаточно веские, чтобы утверждать, что вы будете подчиняться? — Могу подтвердить. И подтверждаю. Кстати, насчёт генератора. Э-э, если вы серьёзно, то разочарую. В квартире нет места. Он тупо не пролезет в этом ящике. Поднять на лифте и поставить в углу на этаже можно, но не в квартиру. Даже через балкон не пролезет. Поэтому никаких квартир. Там есть хорошее место на этаже. Как-нибудь замаскируете, и его никто не тронет. — То есть на такие условия контроля вы согласны? — Угроза родным и угроза генератором? Согласен. Ручаюсь. Я сбегать не буду. — И вы готовы подтвердить, что не сойдёте с ума и не сбежите? — Да. А что говорят психо-интеллектуалы? Я буду склонен к побегу и сумасшествию? — Нет, Ник. Такого не будет. Это крайне маловероятно. Точнее это больше будет похоже на аномалию, а не на результат воздействия определённых факторов, — ответил Иван Львович. — Отлично. Всей вашей группе надо придумать гарантийную марку. Что гарантируете вы, то работает и будет работать. — Да? А как же твой побег? Я не предвидел твой побег. — Непредвиденные обстоятельства. Генерал начал со мной болтать, а не вести в изолятор. И затупил, когда должен был вырубить генератор. Так что вы даже и не догадывались. Поэтому не считается. — Всё, хватит. Не отходите от темы, пожалуйста, — перебил Ника президент. — Так вы подтверждаете, что будете спокойны? — Да. Раз на мне будет такое давление, а если верить Ивану Львовичу и думать, что я не изменюсь, то да. Вы получите хорошую гарантию моего послушания. — Хорошо. Тогда детали. Вас будут возить в специальном транспорте, а рядом будет стоять генератор. Он всегда будет рядом с вами. Дома, в транспорте, в лифте, в комплексе. Абсолютно всегда и везде. Поэтому попытка побега исключена. Радиус действия генератора более двухсот метров. Его влияние на вас не остановят ни стены, ни пустой воздух. — Тут согласен. Не сбежать. А если кто увидит, то потом с бумажками придётся работать. И прочим. Что-нибудь ещё? — Весь ваш дом будет под охраной. Всё здание. Группы захвата будут всегда вас караулить. Даже в вашем транспорте будет группа. Поэтому даже в случае побега вам не сбежать. — Чего-то я тогда не понимаю. Зачем я нужен здесь? Серьёзно. Зачем? Мы с вами втроём могли спокойно поговорить в моей норе. Зачем нужен этот цирк с собранием, где все небывалые будут терпеть моё поведение? Зачем? — Протокол. Инициатива исследовательской группы. Нужна лично ваша позиция. Озвучена и записана. Документация всего, что с вами связано. К тому что же лично мне казалось, что не совсем правильно решать всё без вашего мнения. — С каких пор оно вас вообще волнует? — Если бы не волновало, то с вами бы так не церемонились. Большинство из нас сторонники того, чтобы вы всё делали сами, а не вынуждали нас держать вас на столе с оковами, а вы сами бы даже под самым разным давлением молчали о технологиях. Поэтому дело есть. И сейчас мы хотим избежать серьёзных проблем из-за вас. Поэтому решайте всё прямо сейчас. Вы готовы вернуться домой к своим родным в обмен на полное подчинение и спокойствие в отношении военных и учёных, не предпринимая попытки побега, поскольку в обмен на продолжение добровольного сотрудничества вы получаете время в родной семье, что можно расценивать, как более лучшую альтернативу одиночеству в изоляторе? Вы согласны на такие условия? — Да, согласен. Но ведь это же не всё. Договор новый будем заключать? Со всеми возможными деталями, условиями работы, расписанием и прочим. — Конечно. Всё должно быть подтверждено. — Зачем? Это же пустая формальность. Снова для протокола. Это как раньше были просто бумаги, так и сейчас будут бумаги. Что вам помешает после первых дней дома снова запереть меня в этой яме и говорить, что прогулку домой нужно заслужить, а заслужу я её лишь после помощи в получении информации, но так как мы по сути вообще нихрена ничего не добились, то есть возможность снова запереть меня на долгие месяцы. Что мешает случиться этому? — Аргументы Ивана Львовича и исследовательской группы. Мы понимаем, что в плане вас риски будут всегда и, отпуская вас на волю, мы будем рисковать ещё больше, однако если ничего не изменить, то это может грозить катастрофой, поскольку нам проблемы не нужны, а специалисты и лично вы рисуете крайне мрачные прогнозы на тот случай, если продолжить вас держать взаперти. Лично меня они убедили, что вы вызовите проблемы для всех нас. — А проблемы в случае моей свободы? Вы их не боитесь? — Боимся, но они зависят уже от вас. Поэтому решайте прямо сейчас. Вы точно согласны на продолжение сотрудничества и полное подчинение, если вас будут контролировать с помощью родных и генератора? — Согласен. Я… Я понял всю ситуацию. И сбегать не буду. Но поправка. Отношение ко вам всем я не изменю. И в комплексе могу продолжить психовать, высказывая своё недовольство. — Хорошо. Это терпимо. Главное, чтобы вы не переборщили и ни на кого не напали. — Ну, это пообещать могу. Это же просто учёные и солдаты. Они просто выполняют приказы. Они не вы. Хотя… Прямо передо мной сидит майор, — с улыбкой сказал Ник и посмотрел на командира, а тот немного испугался. — А… Что? — Ой, да успокойтесь. Я шучу. А даже если бы я взял вас в плен, чтобы получить свободу, то разве эти гении стали бы ради вас меня отпускать? — Так, всё, — сразу заявил президент. — Хватит, Ник. Перестаньте выяснять отношения. — Так нет. Мы же меня обсуждаем. Но ладно. Молчу. Так что дальше, Дмитрий Алексеевич? — Уже вам решать. Для протокола нужно договориться. Как хотите? Заключим договор? Или хватит записи этой нашей сегодняшней встречи, где мы обо всём договорились устно? — Не вижу причин тратить наше время на бумажки, которые потом можно будет легко превратить в сигареты, поскольку это будут доллары, которые не привязаны к золоту, а это значит, что это просто бумаги. Так что можем сейчас договориться и всё. Тем более в случае чего вы никуда не денетесь. Я ведь тоже всё записал. Могу прямо сейчас весь наш разговор прогнать в голове и даже с точной интонацией процитировать всё, что я услышал. — Не надо. — Хотя просьба есть. Дайте мне эту запись. Просто копию. Буду слушать снова и снова, как кино. — Хорошо. Значит, всё. Мы договорились? Вы согласны на такие условия? — Согласен. — Спасибо. А теперь… Другой пункт нашей встречи. Снова насчёт вас. — Ой… Это так неожиданно. Я прямо засмущался от такого внимания. — Сомневаюсь. Так вот. Некоторые члены правительства озадачены вашим общим поведением, от чего они сомневаются в том, что вы действительно понимаете, что происходит. Прошу, — ответил президент, обращаясь к членам собрания. — О, круто. Сейчас пойдёт веселье. — Никакого веселья. — О нет, это веселье. Сейчас они познают реальный мир. — Это не шутки, Ник. — Какие шутки? Всё честно и прямо. — Вы… — Дмитрий Алексеевич, подождите. — решил высказаться Иван Львович. — Вспомните, о чём я предупреждал. Он… Он захочет с кем-то обсудить это всё. Он сам захочет ответить на вопросы кого-то на этом собрании. — Я уже говорил, что нет. — Но это поможет всем окончательно понять, кто он такой, но уже лично, а не через записи и наши слова. — Нет, этого достаточно. — Да ладно вам. Чего вам не нравится? Все сейчас на своей шкуре узнают, что я такое. — Эта встреча была организована не для выяснения отношений. — Ага. И именно поэтому мы сейчас выясняли моё отношение к вашим предложением насчёт свободы. Так какая разница? К тому же подумайте. Сейчас все точно узнают, с чем имеют дело. Они станут более информированными, а это лишь позволит всем точно и полностью сформировать свою точку зрения, чтобы потом что-то решать. Разве не логично? Ведь личный опыт куда ценнее, чем пересказы или что-то ещё. Верно? — спросил Ник, и президент в тишине подумал и решил, что Ник отчасти прав, поскольку он понимал, что некоторым членам собрания может не хватать какой-то более подробной информации о Нике, что они могли не полностью уяснить от докладов, поэтому решил позволить им всем поговорить, чтобы ещё и закрыть эту тему с выяснением отношений между Ником, правительством и военными. — Хорошо. Есть у кого-то вопросы? — Есть. Спасибо, Дмитрий Алексеевич. Итак, Ник. Почему вы так легкомысленно относитесь ко всему что происходит с вами? Почему вы ведёте себя так, будто вы какой-то подросток? — спросил министр обороны. — А как ещё я должен себя вести? Вспоминаем Ивана Львовича. Я не меняюсь почти. Я всё тот же весёлый шутник. Поэтому меня дико забавляет то, что некоторые здесь будто живут в какой-то своей реальности, где это на самом деле я такое страшное и ужасное говно, которое всем только мешает. И это на самом деле факт. Я говно и мешаю, но вот многие именно это воспринимают, как причину каких-то проблем. Вот берём наши прямо теплейшие отношения между мной и Виктором Алексеевичем. Почему по его мнению я дерьмо? А потому что я не могу просто работать в этой помойке. Вот ему только это надо. А вот мои интересы его не волнуют, хотя именно от моих интересов и нужно отталкиваться, поскольку именно я здесь жертва и подопытный. Которому взрывают мозг и которого заставляют жить такой дерьмовой жизнью. Вот ещё, во что всё упирается. Никто меня не понимает. А поэтому вы считаете, что я такой тупой идиот, раз не хочу добровольно сотрудничать и даже не верю вам на слово насчёт того, что этот комплекс не ваших рук дело. Никто не понимает, как мне отвратно жить и работать здесь. И причинами такого моего поведения является всё, что именно здесь творится со мной. Это не я такое дерьмо по своей сути, а это меня таким делают, из-за чего я агрессирую. Это как бы логическая цепочка. Я психую без причин. Я могу поныть без веских причин, но уже просто нытьё. И чаще я даже признаю, что ною без причин. Но вот соя агрессия возникает из-за всех этих манипуляций со мной в этой яме. — Мы понимаем. — Неа. Никто этого не понимает. И вот, в чём ваша беда. Вы будто не понимаете, что это не я такое дерьмо, а какие-то факторы делают меня дерьмом. Вот по-чесноку. Все понимают, почему я так вас всех презираю? Я сомневаюсь. Уверен, что некоторые до сих пор думают, что это я такая гнида. И я действительно гнида, но они думают, что это просто я такой, а не то, что это что-то заставляет меня быть таким. Вот меня и не понимают. Насчёт вашего вопроса. Чего вы ждали вообще? Я уже больше года живу в непрекращающемся кошмаре. Семья, моя смерть, кучи смертей, генератор, вся эта жизнь. Такое может заставить двинуться башкой. Вам не кажется? — Да, но почему вы всё равно так легкомысленно ко всему относитесь, будто ничего не происходит? — А что происходит? Всё прекрасно. Вы там у себя работаете, ребята со мной в шахматы играют, меня насилуют в мозги и уши и заставляют дерьмого жить в дерьме. Всё прекрасно. Скоро с Нибиру прилетят пришельцы и превратят вообще всех на планете в сопли. А меня они заберут к себе. Стану другом рептилоидов, — с улыбкой ответил Ник, а во время тишины Иван Львович думал, что сказать, поскольку понял, что они сейчас могут устроить круг споров о том, что они все и так знают давно, поэтому решил всё это остановить. — А, простите… Предлагаю сменить тему. А… Этот вопрос про легкомысленность сложный. Точнее Ник сложный. Его… Действительно трудно понять, поэтому лучше сменить тему. Иначе всё это превратится в огромный спор, где все ничего не узнают нового, — высказался Иван Львович, а Ник в очередной раз понимает, как умён и понятлив Иван Львович. — Слушайте, дайте ему уже Героя России. Я серьёзно. Он спасает все наши мозги от проблем и прочих ненужностей. Наградите его. Героя России, Герой Труда, За заслуги перед отечеством всех степеней. — Ник… — Никаких Ников. Я серьёзно. Предлагаю новый договор. Если всё-таки решите меня выпустить, то вот моё самое первое требование. Вот этому гению высокую награду. Плюс денежную награду. Вы там всё на даче закончили, Иван Львович? — Чт… А… Нет ещё. Там ещё много работы впереди. — Вот и отлично. Выпишут вам десять премий и всё там у себя сделаете. Ведь сама верхушка страны уж точно найдёт деньги для такого зверя, чей вклад в понимание всего нынешнего звиздеца невозможно оценить. — Ты же сказал про награды. Значит, можно оценить. — А я сейчас охренею и возведу ваш труд в абсолют, который не оценить даже десятком наград. То есть на столько велик ваш вклад. — Ты уже чересчур перегибаешь. Возможно. Но вклад неоценим. Тем более… Чего мне ещё делать? Членами этого собрания восхищаться, что-ли? А на каком основании? — Вот насчёт этого, если позволите, — решил сказать один маршал. — Другой вопрос. Почему вы так враждебно относитесь к нам, будто мы для вас какие-то заклятые враги? — А чего вы ждали? Я же простой. Я же вижу, что происходит. Иван Львович всё это время помогал мне вправить себе мозги и разобраться в себе. Он пошёл на гигантский риск ради меня. А что делаете вы все? Лишь продолжаете сохранять мне жизнь, что не отвечает моим интересам. — А как же ваши провокации? Иван Львович использовал ваши эмоции ради достижения каких-то своих целей. — Да, но здесь уже дело в целях. Эти вспышки помогали мне разобраться в себе. А что вы делаете? Пытаете меня всей этой жизнью и плюс долбитесь в инопланетные стены, которые не дают вам хоть какие-то ответы. Поэтому вот вам и факты. Здесь дела сами за себя говорят. К тому же… Согласитесь, что прикольно? У нас обоих есть клуб фанатов. Простите, Константин Сергеевич, но это действительно смешно и круто. Просто… Забавно. — Я понимаю. Кстати, у меня вот тоже есть вопрос, — решил высказаться психолог. — У нас в группе есть некоторые выводы о вас. Схожие выводы есть и у Ивана Львовича. Можете прокомментировать наш вывод о том, что у вас есть признаки биполярного расстройства? — О-о-о, ясно. Круто. — Не понял. — А не обращайте внимание. Я же весёлый. Не важно. Короче, никак не прокомментирую. Может, такое есть. Я не знаю. Я не эксперт. Если так, то прикольно. Я прямо новые грани самого открываю. Что ещё вы думаете обо мне? — О том же. Некоторые в нашей группе думают, что из-за этого расстройства вы… А… Можете не совсем адекватно и осознанно поступать. Это делает вас непредсказуемым, а это лишь усиливает опасения насчёт вас. Вы просто пугаете своими переменами настроения и слов. Вы буквально в паре предложений можете говорить противоположные вещи. Это… Пугает. Это ставит под сомнение вашу адекватность. Это подкрепляет и опасения того, что вы на самом деле лишь притворяетесь. Что вы лишь говорите, что будете спокойны на свободе, но на самом деле вы сразу же сбежите? — Блин. Это всё так сладко звучит. Серьёзно. Я такой многогранный. Интересно, что вы там ещё думаете обо мне. Но ладно. Насчёт вопроса. Не сбегу. Здесь действительно без шуток. Сбегать я не буду. Это как бы не отвечает моим интересам. Ну, вот я свалил. А дальше что? Я так и останусь ходячим трупом, которому благодаря генератору хрен знает, на сколько жизнь продлили. Хотя… Я могу организовать атаку на комплекс, найти понимающих зверей и сдохнуть в дуговой камере, а до этого убить всех на объекте. У-у, заманчиво, — мечтательно сказал Ник, от чего нависла тишина, поскольку все подумали, что их опасения о побеге Ника достаточно обоснованы. — Ам… То есть… Вы и на свободе сможете добиться своих целей, если решите сбежать. — Да. И я даже знаю, о чём все сейчас думают. Он только что признался, что пошлёт всех нахрен и сбежит, а потом найдёт способ сдохнуть. — Да! Именно. Что вы делаете? Ведь… Это же важная встреча. Здесь решают вопрос вашей свободы, а вы… Будто специально говорите… Вы будто специально настраиваете других против себя. Мне казалось, что вы всё-таки всё будете понимать. Что вы будете более смирным и будете показывать, что вам можно доверять, но вам будто всё равно на самого себя. Причём до невозможного всё равно. Ладно вам всё равно на жизнь, потому что хотите умереть. И ладно вам всё равно на мнения окружающих, но ведь здесь же ваше положение в жизни зависит от этих мнений. А сейчас вы сами нафантазировали, что найдёте способ достичь своих целей. Решение о вашей свободе могут вообще запретить. Вас могут уже точно окончательно запереть. Зачем вы настраиваете их против себя? — Будем считать, что я поехавший правдоруб. И да. Повторю, что эта жизнь меня сводит с ума. Но вот вот деталь. Мне казалось, что абсолютно вы все понимаете, что в любом случае буду искать свою выгоду. Но вот ещё деталь. Вспоминаем мудрости Ивана Львовича. Я не меняюсь. А поэтому пока что я ещё не съехал с катушек окончательно. Мне пока что не насрать на жизни окружающих. Поэтому резню я устраивать не буду, а семьёй я рисковать не буду. Всё опять же упирается в этот факт. Поэтому пусть думают, что хотят. Я же думаю, что хочу. Однако против фактов я не спорю. И в данном случае надо верить Ивану Львовичу, который говорит, что и на свободе я никуда не денусь. — Тогда странный вопрос. Вы сами себе верите? Вы больше всё-таки верите или кому-то другому? — В данной ситуации да. Сейчас я больше Ивану Львовичу верю, чем в себе, поскольку он эксперт, а я долго могу копаться в своей башке. Он же может всё понимать. — Так от чего вы всё-таки будете отталкиваться? От своих интересов или от выводов Ивана Львовича? От чего вот мы все должны отталкиваться, чтобы принимать какие-то решения? Это ведь не шутки. — Того и того. Несколько профессионалов говорят, как я буду себя вести, и при этом я сам точно и досконально себя не знаю. Мы все здесь склоняемся к вашим веским аргументам. Я же склоняюсь к смерти, но раз до неё далеко, то буду довольствоваться тем, что есть. Или могут дать. Если отпустят домой, то хорошо. Буду только рад. А так чего? У них всё есть. Мои подтверждения насчёт меня на свободе и меня в изоляции есть, аргументы экспертов есть, мозги есть. Пусть решают. — А вы разве не хотели именно расположить всех к себе, чтобы вам как раз доверяли? — Хотел, но вот я как-то особо себя не сдерживаю. Причём с прошлого года. Причём с того момента, как я узнал нашу маленькую семейную тайну. Я пить начал. Причём я прямо нажирался. Может, у меня это биполярное расстройство ещё тогда началось. Не знаю. Короче, да. Где-то с тех времён меня из крайности в крайности гонит. Короче, не важно. Пускай думают. Есть ещё вопросы? — Есть, — заговорил Виктор Алексеевич, который нашёл, что сказать. — Иван Львович утверждал, что ты крайне умён. Что тётя нельзя недооценивать. Однако лично меня ты просто поражаешь. Здесь решают вопрос твоей свободы, а та нас всех настраиваешь против себя. Своей фантазией про побег и камеру ты лишний раз убедил меня в том, что верить тебе совершенно нельзя. Так и остался тупым эгоистом, которому плевать на себя и на окружающих, раз ты там ещё кого-то хотел подговорить на проникновение на военный объект и твоё убийство. Ты лицемерное, циничное и высокомерное дерьмо, — говорил маршал, никак себя не сдерживая. — Виктор Алексеевич. — Не надо. Не надо, Дмитрий Алексеевич. Не останавливайте его. Он так сексуально и возбуждающе высказывается обо мне. Вы посмотрите на этого красавчика. — Всё, хватит. Выяснять отношения вы будете не здесь. — Так мы и не выясняем их. Мы беседуем о моём уме, о котором говорит этот секси-командир. — Ты совсем рихнулся? — спросил маршал. — А ты только сейчас это заметил? — Тихо. Хватит. Немедленно прекратите выяснять отношения. — Есть, — сразу ответил маршал. — А вот пошли вы. Меня не заткнуть. Ты в курсе, что ты сейчас с зеркалом говорил? — Ник, хватит, — говорил президент. — Помнишь, как ты наобещал мне всякое, а потом сунул мне под дверь генератор? И это ты мне ещё про доверие говоришь? — Всё, хватит, Ник. Мы вам доверяем. Немедленно остановитесь. — А что от этого изменится? А ничего. — Молчать. Больше ничего не говорите не по делу. Ясно? Вам ясно? — Я подумаю. — Лучше думайте над своим поведением. — Разбежался. — Так, всё. Хватит. У кого-нибудь ещё есть вопросы? — спросил президент, и все продолжили молчать, демонстрируя, что ни у кого нет вопросов. — Хорошо. Итак, Ник. На сегодня всё. Спасибо за ваше участие. Ждите наш ответ. — Ладно. Помните про награды и премии, сказал Ник, после чего сеанс связи сразу прервали, не дав Нику попрощаться с психологами. — Поганцы. Даже попрощаться не дали. — Сумасшедший. — Я-то? Да. И горжусь этим. — Почему? Чем? — Это прикольно. Смешно. — Так дела вообще-то серьёзные. — Так и я серьёзный. Просто с примесью всякого. Но ладно. Моя проблема. Хотите сыграть? — спросил Ник, а майор некоторое время думал и решил попробовать сыграть. — Один раз. — Да хоть так. Спасибо, — ответил Ник и начал играть с майором. — Как думаете. Отпустят меня? — Возможно. А ты этого хочешь? — В принципе да, но что дальше? В комнате запираться подальше от семьи, чтобы их случайно инвалидами не сделать, если рядом пройти? — Ну, мне кажется, что вы с этим разберётесь. Найдёте общий язык, и всё само сложится. Семья же. — Даже после того, как я их слал? — Возможно. Верь в это, — ответил майор и продолжил играть, надеясь, что когда-нибудь они все наконец-то разберутся со всем, что здесь происходит, чтобы все остались в покое от этого кошмара.