Судная ночь

В коридоре был слышен стук каблуков, дополняемый шорканьем грубых берцев. Багира шла медленно, ведя под руку еле держащуюся на ногах Дану. Лазарева может и не упала бы без поддержки, но так и каперангу, да и самой девушке было спокойнее. Вскоре, еще немного повиляв по коридорам центра, они дошли до дверей медблока. — Рит, я сама дойду. — Ну нет уж, находилась уже, — сурово сказала Кошкина. Девушки прошли дальше. Мимо глаз мелькали палаты и медсестры, в носу стоял запах антисептика, а перед глазами возникали различные воспоминания. Девушки дошли до смотровой, где и осталась Лазарева, а потому возвращалась кап-раз уже одна. В душе бушевали эмоции. Сначала Ума, теперь Дана. И при этом нужно сохранять хладнокровие и работать. Ноги предательски подкашивались, в груди словно затянули тугой узел, который чуть коснись — тут же развяжется. Хотелось спать, отдохнуть хоть полчаса. А еще, чтобы всё происходящее было просто кошмаром, чтобы Ума пила чай сейчас в комнате отдыха, а Дана, например, учила сына приёмам, которым её когда-то научила сама Кошкина, наконец поверив в то, что не она одна может служить в спецназе наравне с мужчинами. В состоянии транса, словно на автомате или по привычке, каперанг дошла до ИВЦ. Очнулась она только когда, ударившись в плечо идущего навстречу Булатова, чуть было не полетела на собственный компьютер. — Русалка, ты чего это носом клюёшь? — такое тёплое, такое дружеское обращение было не слишком принято произносить в кругу условно "чужих", но тогда Иван словно бы и не замечал аналитиков, сидящих за спинами боевой подруги. — Бать, прости. Навалилось, хожу будто под гипнозом. — Пойдём-ка ко мне, поболтаем, — Булатов подтолкнул женщину к выходу. — А как же... — Там Шумов отлично справляется. Не переживай. Начальники, практически обнявшись, зашагали в сторону кабинета контр-адмирала. Все работники оборачивались на эту картину. Никогда старшие по званию не проявляли заботу в коллективе, поняли бы не так, да и потом, люди пусть и не семейные, но о личном никогда не распространялись, авось и есть у них что-то. Булатов открыл карточкой кабинет, подтолкнул коллегу внутрь, после чего зашел сам и закрыл жалюзи. Они сели на диван и наступила мёртвая тишина. Даже после долгих лет совместной службы, подобные разговоры часто давались нелегко. — Рит, может хватит в молчанку играть? — Вань, да всё и без слов ясно. За Умку я переживаю, за Дану, за Пашку. — Так так, погоди. А с Даной что? — Тебе не доложили? — Кошкина по-настоящему удивилась, Булатову всегда докладывали в первую очередь, так почему же сейчас командир пребывал в блаженном неведении, — Ребята были на задании, Дане плохо стало. — Где она сейчас? — спросил взволнованно Батя. — В госпитале. Состояние нормальное. Лежит под капельницей, — каперанг замялась, — Бать… Пашке что говорить? Он же со мной был, когда ребята доложили. Переживает за маму. — Думаю, нужно отвести Пашку к Дане, если врач не будет против. Сейчас решим. Контр-адмирал подошёл к столу, снял трубку с телефона внутренней связи и судорожно набрал номер. -Савельич, ты? -Да, Булатов, кто же ещё. -Капитан-лейтенант Лазарева в каком состоянии? -Доложили уже? Дана в порядке, пришла с себя. -Пустишь сына к ней? -Пущу конечно, что я, изверг какой-то. Только ты там кого-нибудь с ним отправь, на всякий случай. -Хорошо. Жди гостей. Батя повесил трубку и сел обратно на диван, осторожно тронув коллегу за плечо. Кошкина стеклянными глазами сверлила пол, сжимала до боли кулаки и потирала иногда руки. — Рита, спокойно. Дана в порядке. Пашку к ней пустят. Пойдёшь с ним? — А ты отпустишь? Там же ребята, работа… — Иди, мы тут разберёмся. Я так вижу, Шумову твоё командирское кресло приглянулось. — Спасибо, Ваня, — счастливо воскликнула Кошкина, протерла глаза, вскочила с дивана и резвым шагом отправилась в центр за суворовцем. Стук каблуков зазвучал в коридоре по направлению к аналитическому отделу. Потом по лестнице и все ближе и ближе к двери. За большим столом перед компьютером сидел Паша, грустно перебирая в руках небольшую фигурку лошадки, подаренную Багире Умой пару лет назад. Кошкина хранила эту фигурку заботливо, словно бы фамильную ценность. — Пашка! — женщина окликнула печального парня. — Маргарита Степановна, как там мама? — юннат подскочил с места и развернулся к каперангу. — Пойдём, сам всё узнаешь. Шумов, докладывай в случае чего, я в медблоке. Получив краткое обещание майора, Багира, держа сына Даны за руку, быстрым шагом вышла из ИВЦ. Они проносились по коридору мимо всех комнат и офисов, направляясь в сторону госпиталя. Вдруг Паша остановился. — Пашка, ты чего? — Багира, всё точно нормально? Я так за маму волнуюсь… — Я понимаю, я тоже переживаю за твою маму. Она ведь мне тоже как семья. Пойдём, Дана ждёт. Молча они двинулись дальше. Никто не шёл навстречу, а кто шёл, не оборачивались. Не хотелось получать потом от Кошкиной не понятно за что. Хотя почему не понятно, все вполне понятно. Женщина, ведущая под руку ребенка по территории секретного объекта, вызывала вопросы, особенно если учитывать факт одиночества начальницы. И вот впереди выросла дверь лазарета, где их уже ждали. — Привет, Багира. Идём, я вас провожу. — Андрей, сколько можно будет посидеть у Даны? — на ходу проговаривала Кошкина. — Ничего не могу сказать. Нужно смотреть по состоянию, — мужчина остановился у белой двери и сделал шаг назад, — Мы пришли. Буду нужен, экстренная кнопка есть у кровати. Врач растворился в бесконечных коридорах, а Кошкина отпустила руку юного суворовца, встала позади и подбадривающе похлопала по плечам. — Пойдём. Мальчик открыл дверь дрожащей рукой. Сердце заколотилось так, как никогда. Парень не спешил заглядывать внутрь, слишком уж страшно было за маму. Парень, конечно, уже не маленький, но мать была и остается для него самым важным человеком. Она вырастила его одна, вырастила его настоящим мужчиной, несмотря на собственную карьеру и жизнь. В комнате тонким писком звучал стетофонендоскоп, на экране которого мерно шли цветные линии и цифры. Гости застыли как вкопанные, вперив взгляды в мониторы и трубки. — Пашка, Багира, — проговорила заторможенно Дана. — Мама, привет. Как ты? — говорил Паша дрожащим голосом и, осторожно сев на кровать, взял мать за руку. — Я в порядке, малыш. Не переживай. Багира, как ребята? — Всё хорошо, Вика. Ребята вернулись, сейчас отдыхают. — Сильно им влетело? — Не переживай, никому не попало. — Как дела с Умой? Нашли хоть что-то? — Пока нет. Я сообщу тебе когда что-то узнаю. Сейчас отдыхай, я посижу здесь немного. А Пашка будет здесь столько, сколько понадобится. — Спасибо, — Лазарева натянуто улыбнулась и прикрыла глаза, сжимая руку сына. Кошкина улыбнулась в ответ, а юный суворовец уткнулся в плечо Виктории носом, по щекам его потекли детские слезы. Он безмерно переживал за мать, а сейчас, когда увидел ее живой и относительно здоровой, тревога ушла, парень расслабился. Он хотел сейчас лишь одного, чтобы мама была в порядке.