Когда море поглотит наши тела, я всё ещё буду любить тебя

После свадьбы прошло восемь месяцев, когда Эйдис родила на свет ребенка. Это случилось ночью, в страшный шторм, и люди говорили, что Штормовой бог сам боится и пытается устрашить будущую мать ― вероятно, родится настоящий герой. Шторм длился с поздней ночи почти два дня, и ровно столько же Эйдис мучилась в родовых схватках. Срок родов Эйдис наступил и прошел без каких-либо признаков схваток. Девушка перешла к решительному восхождению по всем лестничным пролетам в доме и путешествию по самым крутым тропинкам в надежде ускорить процесс наступления родов. Она была почти на сорок первой неделе, уверенная в том, что не сможет вынести еще один день беременности, когда у нее наконец начались схватки. Они были нерегулярными в течение двух дней, а затем постепенно подошли к интервалу в каждые восемь-десять минут. К ней были приставлены опытные акушерки, в чьем опыте не было ни одного мертворождённого ребенка, но, к сожалению, этого не всегда было достаточно. Перед самыми ее родами даже Эйрон и Бейлон стали подумывать о том, что можно найти опытного мейстера. Они оба были ярыми поклонниками Старого пути, однако смотря на большой живот Эйдис и ее тонкую талию со стройными ногами, они переживали, что роды могут иметь летальный исход. Однако, решение так и не было принято. В день родов в покоях Эйдис были акушеры и повитухи, Эйрон прочел молитву и вышел. Эйдис содрогалась в родах, крича и тужась. Беременность и без того давалась ей непросто ― она была маленькой, а ребенок в ее чреве сильным и большим. Сначала вокруг нее суетились придворные дамы, оттирая пот с лица, поддерживая, но Эйдис, не выдержав их трескотни, приказала им всем убраться. Она сама старалась быть тише, хотя не могла высказать боль иным способом, но попросила избавить ее от пустых утешений и подбадриваний. Ко второму рассвету после начала родов Эйдис уже держала ребенка на руках. Мальчика, крепкого, здорового, черноволосого и смуглого, но с зелеными глазами своей матери. Шторм прекратился, Штормовой бог испугался. Прежде чем выйти и объявить о рождении долгожданного мальчика, Эйдис дали подержать сына. Она прижала его к груди, целуя дрожащими губами его красное, сморщенное личико. ― Сынок, ― прошептала Эйдис в его крошечное ушко. ― Я так рада тебе… Ты еще идеальнее, чем я себе представляла. Ее усталость была мгновенно забыта. Руки Эйдис дрожали, когда она обхватила маленькое тельце ребенка и положила пальцы на мокрую головку. Малыш посмотрел в лицо Эйдис, его рот скривился и изо рта вырвался вибрирующий вопль. Вокруг нее продолжали суетиться люди, но Эйдис уже не обращала на них никакого внимания. Виктарион зашел в комнату, когда Эйдис привели в порядок, а ребенка обмыли и запеленали. Эйдис кормила его ― несмотря на то, что во всех Семи королевств грудью кормили своих детей только крестьянки, на Железных островах одобрялось, когда знатная леди сама выкармливала ребенка. Считалось, что так ребенку передается соль и железо, которые не могут дать кормилицы. Виктарион выглядел бледнее, чем обычно, а выражение его лица было шокированным и опустошенным. Первым делом он нашел глазами Эйдис ― уставшую, но живую. Супруга перебирала крошечные пальцы сына и прикасалась к его сморщенному личику, пока мальчик сосал молоко. Его взвесили, проверили, а затем одна из повитух умело его запеленала. Спутанные черные волосы начинали высыхать и торчали маленькими пучками вокруг его головы. Леди Грейджой подняла взгляд на супруга и улыбнулась ему. — Это мальчик, ― прошептала она. ― Как я и обещала. Сын. Виктарион подошел ближе, глядя на жену и новорожденного с неприкрытым выражением собственничества, от которого у нее по спине пробежали мурашки и по венам разлился огонь. Он прикоснулся к голове ребенка кончиками пальцев, наклонился, чтобы поцеловать Эйдис. ― Я никогда в тебе не сомневался, ― сказал он, и Эйдис улыбнулась. Его темные глаза были полны решимости, наполненные тем же голодным и отчаянным обожанием, которое она видела на лице Виктариона, когда он смотрел на нее. ― Ты выбрал имя для нашего сына? Виктарион посмотрел на сына и протянул к нему руку. Эйдис мягко оторвала ребенка от груди, и тот сонно причмокнул губами, но не проснулся. Девушка передала мальчика отцу, и Виктарион перехватил его. Эйдис на секунду испытала смутную тревогу, увидев сына в огромных руках лорда-капитана, однако Виктарион, переборов первичное волнение, взял сына спокойно и уверенно. ― Я хочу назвать его в честь моего отца и его прадеда, ― сказал Виктарион, заглядывая в лицо сына. ― Квеллон Грейджой. Эйдис улыбнулась. ― Моего деда называли мудрейшим из людей, занимавших Морской трон со дней Завоевания Эйгона, ― Эйдис хихикнула. ― Я только что поняла, что мой отец для этого ребенка и дед, и дядя. Виктарион усмехнулся и поцеловал Эйдис в лоб, покачивая ребенка. Эйдис было даже немного печально ― она так привыкла к тому, что этот малыш находился внутри нее, что ощущать себя пустой было немного странно. Ей нравилось, как они с Виктарионом лежали в постели, она пыталась найти место, на котором он мог бы почувствовать, как пинается ребенок. Она прижимала его руку к верхней части своего живота, и его пальцы внезапно затрепетали. Эйдис встретилась с ним взглядом, в уголках ее глаз появились морщинки. — Ты это чувствуешь? Виктарион кивнул. Она направила его руку вверх, к своим ребрам. — Его голова сейчас здесь, а ноги расположены так, что всю ночь он пинает меня в мочевой пузырь. Уголок его рта дернулся. Она знала, что Виктарион боится того момента, когда она разрешится от бремени, одна из его жен умерла в родах вместе с ребенком. Виктарион помнил залитую кровью кровать, мертвое крохотное тело своей дочери, разорванный живот жены и свой ужас. Он боялся, что с Эйдис могло произойти тоже самое, ведь она была такой маленькой, стройной и легкой. Он не мог представить, что ее не будет рядом с ним. Он боялся того, с чем не в человеческих силах было не то, что победить, а просто сражаться. Но Эйдис осталась с ним и родила ему сына, живого, крепкого мальчика, и сейчас сидела, усталая, прислонившись к его плечу и смотрящая на их спящего сына вместе с ним. ― Знаешь, я уже устала быть беременной, но вместе с тем мне так странно, что он теперь с нами, а не во мне, ― задумчиво проговорила Эйдис. ― Ты просто не хотела им делиться, ― сказал Виктарион, и Эйдис возмущенно ударила его по плечу, но супруг этого словно и не заметил, усмехнувшись. От резкого движения мальчик проснулся, открыв свои зеленые глаза, и Эйдис заметила, как дрогнуло суровое лицо Виктариона ― у их сына были глаза женщины, которую он любил больше всего на свете. Эта, казалось, незначительная деталь приводила лорда-капитана в восторг. Его лицо было розовым и все еще выглядело слегка приплюснутым. Квеллон высвободил из пеленок обе ладошки и поднял их к лицу. Мальчик увлеченно посасывал костяшки пальцев правой руки, и когда Виктарион погладил его по лицу, крошечная ручка рефлекторно сомкнулась вокруг его пальца, сжимая его. Эйдис наблюдала за ним и узнала выражение его глаз, когда он посмотрел вниз на маленького человечка, который крепко цеплялся за него. Собственнический и обожающий взгляд застыл на его лице. Рождение ребенка принесло немного света и тепла в холодный и сырой Пайк. Бейлон был по-своему рад рождению внука, Эйрон говорил об избранности этого мальчика. Кто-то искренне радовался рождению маленького Квеллона Грейджоя, видя в нем реального наследника Морского трона и семьи Грейджоев. Кто-то замер в мрачном ожидании ― Яра, например. Но в любом случае ее недовольство не могло стать причиной отмены празднования. Спустя месяц, когда Эйдис смогла вставать без чужой помощи и стоять, а Квеллон окреп, Эйрон провел официальное посвящение новорожденного. Погода была теплой, поэтому церемонию проводили прямо на берегу моря. Эйрон трижды опустил Квеллона в морскую воду, довольный, что мальчик даже не закричал. По традиции надо было просто полить на лобик ребенка морской воды, но Эйрон настоял на таком «утоплении». ― Да возродится раб твой Квеллон из моря, как возродился ты, — произнес нараспев Эйрон Грейджой. — Благослови его солью, благослови его камнем, благослови его сталью. — То, что мертво, умереть не может, — сказал Виктарион. Эйрон передал ему сына. — То, что мертво, умереть не может, — эхом отозвался жрец. — Оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде. Виктарион посмотрел на Эйдис, которая осталась на берегу. Она облачилась в черное с золотым орнаментом платье и легко подбитый горностаем темный плащ. Вместе с сапогами из мягкой кожи плащ больше походил на коронационную мантию. А довольной она была еще и от того, что в день церемонии отец преподнес ей подарок ― корона из червонного золота, большая и тяжелая, с зубцами в виде голов кракена с рубинами в глазницах. Бейлон сам водрузил корону на тщательно уложенные черные волосы дочери. ― Тебе к лицу эта корона, Эйдис, ― усмехнулся Бейлон, заключив ее в торжественные объятия. На его лице застыло самодовольство и едва уловимая нотка наслаждения неожиданно величественным видом дочери. На публике Эйдис всегда сохраняла достоинство, но сегодня она по-настоящему сверкала. Эйдис и сама видела это в зеркале ― гордо задранный подбородок, надменный взгляд, роскошный наряд… и выражение неподдельного счастья в хитрых зеленых глазах. Виктарион шел рядом с ней, и Эйдис было тепло от его присутствия, от закутанного в меха ребенка на руках, от похожего на мантию плаща на плечах и от ярким пятном горящих вокруг свечей. День триумфа. Она столько его ждала. Эйдис удивлялась тому, как то, что началось с изнасилования, превратилось в счастливый брак. Она просто тонула в Виктарионе. Целуя его, снимая с него одежду и держа в своих объятиях, чувствуя, что он с ней и он ее. Они были друг у друга. Он скользил рукой по ее горлу, целовал грудь, она слышала, как он бормочет «моя», касаясь ее кожи. — Я твоя, Виктарион. Я всегда буду твоей, — говорила Эйдис ему, не веря, что это действительно было так. Виктарион был хорошим мужем, хорошим отцом. Он обожал их первенца, Квеллона Грейджоя, гордо называя его своим наследником и по ночам рассказывая Эйдис, как он научит его управлять кораблем и сражаться. Эйдис улыбалась, слушая его. Время на островах текло в прежнем ритме, разве что Виктарион теперь реже уходил в море, предпочитая проводить время дома с женой и сыном. Эйдис, впрочем, к его отлучкам раз в месяц относилась с пониманием, хотя в ней никогда не пропадала тревожная ревность. Эти чувства никогда не подтверждались, потому что, возвращаясь, Виктарион всегда был жаден до нее так же, как и в первую их разлуку в роли любовников. В такие моменты Эйдис всегда старалась встречать Виктариона в их покоях, и желательно уже в кровати, потому что в другом случае не всегда получалось добраться до нее. Виктарион брал ее, прижимая спиной к двери. Наверное, Эйдис должно было волновать, что ее часто брали вот так, на весу, прямо возле двери, как какую-то девку из таверны, но ни протеста, ни желания вырваться эта мысль не порождала. ― Слишком долго без тебя, ― говорил Виктарион, осыпая ее лицо, шею и грудь поцелуями-укусами. Он всегда говорил ей это, как еще один символ его верности. И как Эйдис могла в нем сомневаться? Квеллон подрастал. Он был почти полной копией отца за исключением зеленых материнских глаз. Он прекрасно спал и редко плакал. Часами лежал в объятиях своего чрезмерно снисходительного отца и дремал у него на груди, пока тот наблюдал, как Эйдис расчесывает свои волосы. Квеллон внимательно разглядывал картинки в книгах и спокойно сидел, пока у него прорезывались зубы, погрызывая деревяные игрушки. Он был тихим и серьезным ребенком, похожий на своих родителей, но в его глазах плескалось море. Бейлон любил внука, и не мог нарадоваться тому, что мальчик растет большим, сильным, здоровым и любознательным. Эйрон хвалил племянника за то, что тот такой усердный и послушный, хотя шестимесячный мальчик мало понимал похвалу и лишь смотрел на человека, пока его мать и отец довольно улыбались. Только Яра отнеслась к новорожденному с холодом. Впрочем, Эйдис и не надеялась, что сестра будет рада рождению сына Виктариона ― она видела в этом ребенка соперника. Но Яра не часто пересекалась с молодой четой ― она все чаще проводила время в море, а после рождения ребенка переехала в другое крыло, прикрываясь тем, что не хочет мешать молодой матери. Эйдис так было даже лучше. Квеллон слепо обожал мать, так же, как и его отец. Он любил ее слушать и тревожился, если она замолкала надолго. Мальчик смотрел в ее лицо, если Эйдис что-то беспокоило, и спешил обнять ее или похлопать руками по щекам, чтобы приободрить. Если Виктариону нравилось смотреть на то, как Эйдис расчёсывает свои волосы, то Квеллон обожал их перебирать, не сильно сжимая в своих кулачках локоны, нюхая их и пытаясь засунуть в рот, что у него никогда не получалось. ― Настоящий защитник своей матери, ― смеялся Бейлон. ― Он растет достойным Грейджоем, ― соглашался Эйрон. Эйдис не знала, договаривались они или нет, обсуждали ли они что-то, однако Бейлон почитал этого ребенка за своего внука, в то время как для Эйрона он был племянником. Иногда Эйдис смущалась этого, но она научилась быстро справляться с этим чувством. Эйдис сама кормила ребенка грудью до полугода, как советовали опытные повитухи. Возможно, она бы и дальше делала этого, хотя бы до года, если бы у Виктариона не было к ней иное предложение. Рождение ребенка не изменило его желание к ней, наоборот, оно словно стало еще больше, и почти каждую ночь Эйдис оказывалась поймана в клетку опустившихся с обеих сторон от ее плеч рук и нависшего над ней массивного тела. Виктарион словно хотел раз за разом утвердиться в ней, пропитать ее своим запахом, отметить изнутри. ― Я вспомнил твои слова о том, что тебе нравилось быть беременной, ― шептал Виктарион, вколачиваясь в нее. ― И подумал о том, что было бы неплохо повторить это, да? Эйдис чуть замерла, задумчиво глядя на супруга. Его глаза сфокусировались на ней, а выражение лица изменилось, став настороженным и отчужденным. Он прижался ближе. Она была безупречна ― благоухающая свежими духами и соблазнительная в полупрозрачных на пышной груди кружевах, цветущая и подчеркнуто невинная. И все же что-то ее смущало, заставляя вновь и вновь поправлять сорочку и терзать прическу. Виктарион хотел раздеть ее полностью, но Эйдис воспротивилась. ― Что ты думаешь об этом, Эйдис? Эйдис вообще удивлялась, что еще не была беременна снова, но ей объяснили, что пока женщина кормит ребенка грудью, она не может снова забеременеть. Квеллону исполнилось только полгода, она посвящала внимание ему, мужу, и старалась не упускать дела в высшем свете. Несмотря на то, что на Железных островах интриги плелись не так сильно, как в Королевской гавани, Эйдис знала, что ей нельзя надолго теряться. Ее положение только-только укрепилось, она была замужем за лорд-капитаном, у нее был здоровый и крепкий сын, отец был расположен к ней больше, чем когда-либо ― и она не могла этого лишиться. Она не знала, была ли готова ко второму ребенку. С одной стороны, не было более верного способа еще больше укрепиться в своих правах и усилить влияние Виктариона, ведь даже если бы родилась девочка, ее можно было быстро сосватать за сына какого-нибудь влиятельного лорда. Кроме того, второй ребенок, рожденный так быстро, подчеркнул бы и плодовитость Эйдис, и силу Виктариона. Виктарион с силой сжал ее грудь, словно призывая к ответу, и Эйдис громко застонала, вскрикнув ― грудь и до, и после родов была невероятно чувствительной, а кормление довело ее до максимальной степени, и Виктарион знал об этом. Кроме того, внутри быстро разлилась гордыня ― ее тело почти вернулось к прежней форме. Это произошло легче и быстрее, чем Эйдис ожидала, да и сама леди Грейджой не скупилась на различные снадобья, мази и масла, призванные поскорее привести в порядок растянувшуюся и покрывшуюся некрасивыми отметинами кожу. Пусть ее главное предназначение, как женщины, заключалось в рождении наследников, Эйдис не желала превращаться в расползшуюся во все стороны клушу. Она ежедневно покрывала живот китовым жиром, тренировала мышцы и старалась меньше есть, и взгляд Виктариона, которым он скользил по ее фигуре, доставлял ничуть не меньше удовольствия. ― Я не знаю, ― выдохнула она с трудом, ощущая жадные толчки внутри нее. Виктарион поднял на нее мутный взгляд, выпустив из теплого и влажного рта набухшие и непривычно яркие соски. ― Так сразу…? ― Я люблю сына, ― прохрипел Виктарион. ― Люблю свою жену. И я хочу, чтобы моя супруга родила мне еще ребенка. Ты кажешься мне слишком идеальной, и я возношу молитву, чтобы мое семя укрепилось в тебе снова, но я хочу, чтобы это было и твое желание. Он наклонил голову и поцеловал верхушку груди. Грудь Эйдис изменилась и едва помещалась в привычные платья, но она нравилась Виктариону. Леди Грейджой видела это по его взглядам, которые он не забывал бросать на ее декольте. Беременность имела свои плюсы. ― Да, ― наконец прошептала она. ― Да, Виктарион. Еще один ребенок… А потом еще, и еще. И я обязательно хочу девочку. ― Да, девочку, ― согласился Грейджой. ― Такую же красивую, как и ее мать. Эйдис рассмеялась, но в следующий момент ее смех потонул в протяжном стоне. Она прекратила кормить Квеллона грудью, и спустя четыре месяца выяснилось, что леди Грейджой снова в положении. В этот раз Яра даже не стала делать вид, что счастлива, но Эйдис это мало волновало ― Бейлон и Эйрон говорили про божественное благословление этого союза, а Виктарион осыпал ее золотом и был готов носить на руках. Она была все еще беременна, когда в Вестеросе начались волнения ― королевский десница Нед Старк был ранен Джейме Ланнистером на улицах Королевской гавани, на Севере, недовольные таким обращением с их сюзереном, шептались о небольшом восстании, а Кейтилин Старк по какой-то причине взяла в плен Тириона Ланнистера и, судя по слухам, они оба пребывали в Орлином гнезде. На очередном собрании Бейлон Грейджой решал, чем подобные смуты будут полезны для Железных островов. ― Хорошо, если Робб Старк созовет знамена в Винтерфелл, ― сказал Виктарион. ― Тогда крайние берега останутся почти без защиты. ― Еще лучше, если волк и лев поубивают друг друга, ― засмеялся один из отцовских лордов. Эйдис смотрела в окно, поглаживая свой неестественно большой живот, пока Бейлон не окликнул ее, и не спросил, что она думает обо всем этом. Он всегда обращался к ней, даже если это вызывало недовольство его наследницы Яры. Были аспекты, в которых Бейлону было плевать на мнение младшей дочери, как бы он к ней не относился. ― Тайвин Ланнистер не любит Тириона, ― сказала она. ― Позорный карлик, из-за которого умерла его любимая жена. Но Тайвин представляется мне гордым и самовлюбленным человеком. Едва ли он стерпит такое обращение со своим отпрыском, пусть и ничтожным. Ланнистеры будут вынуждены наставить свое оружие на Север и Риверран, Робб Старк созовет знамена, и Роберту придется решать, кого поддержать или сделать виноватым ― лучшего друга и десницу, или родню своей жены, которых не любит. Войны может и не быть, но эти распри поделят королевство. В любом случае, это будет прекрасной возможностью, чтобы сделать внушительные запасы к осени. Лето идет почти десять лет, и может предвещать еще более долгую зиму. Она помолчала, потом продолжила. Лорды слушали ее внимательно, и Эйдис польстило это. ― И еще братья короля, ― продолжила она. ― Станнис в спешке покинул Королевскую гавань и теперь обитает на Драконьем камне. Вряд ли это стоит оставлять без внимания. Все может закончится лишь легким волнением, а может разразиться настоящий шторм. ― Утонувший бог да пошлет им этот шторм, ― сказал Бейлон. ― Девять лет спокойствия слишком много для «зеленых людей». А если эти великие дома пересрутся между собой, то мы сможем отделиться. Последняя фраза пришлась лордам и капитанам особенно по душе ― они забыли о том, как гибли их родичи в прошлом восстание Бейлона, а потом идея новой войны пришлась им по душе. Ее отец никогда не оставлял надежд отделиться от Семи королевств, получить независимость и стать королем. Эйдис напрягало это и радовало одновременно ― вполне возможно, что при получение Морского трона, Эйдис и ее дети станут новыми наследниками, но, с другой стороны, где гарантия, что эта война не убьет их всех? Виктарион сжал ее руку на ее животе, ощущая привычное тепло и спокойствие. Живот Эйдис была куда больше, чем в первую беременность, и повитухи даже поговаривали о том, что это могла быть двойня. «Королевская двойня» ― улыбался Виктарион, и Эйдис сама была довольна. Спустя пару дней после того, как Нед Старк был казнен, Эйдис родила. Собственно, это и была двойня ― мальчик и девочка. Девочку назвали Тианной, а мальчика Бейлоном, что ужасно польстило их деду. Яра даже не явилась на «утопление» младенцев, зато Эйдис была как никогда горда и довольна. Квеллон сидел на руках Бейлона, наряженный в черный и золотой, и пытался понять, что происходит с его братом и сестрой. В этот раз Эйдис пришлось зайти в воду вместе с мужем ― он держал их сына, а Эйдис их дочь. Эйдис кормила их обоих, радуясь, что молока у нее хватало ― многим женщинам с трудом хватало сил выкормить одного ребенка, или хотя бы родить, учитывая суровые условия Железных островов, но у Эйдис не было проблем ни с первым, ни со вторым. То, как разрастается шторм на континенте ее не колышило, хотя она внимательно следила за новостями. Двойняшек поселили в одной комнате с Квеллоном, и мальчик заинтересованно поглядывал на них, еще слабо представляя, кто они и как с ним связаны. — Это твой брат и сестра, ― объяснил сыну Виктарион, помогая залезть на стул и заглянуть в колыбельную. ― Их родила твоя мама. Они будут твоими лучшими друзьями, Квеллон. Виктарион сам взялся за объяснение Квеллону роли Тианны и Бейлона в его жизни, надеясь, что с его детьми не случится тоже самое, что с Эуроном и их братьями. Сам он был готов к противостоянию с Эуроном, если пришлось бы, однако своим детям он желал мира и крепкого родства. Квеллон чуть нахмурился, а потом потянулся и аккуратно прикоснулся ко лбу Тиенны. Девочка сонно шевельнулась, и мальчик отдернул руку. ― Мама? ― спросил он, глядя на отца. Тиенна была вылитая Эйдис, но очевидно, что Квеллон говорил про что-то другое. ― Да, она их мама тоже, ― сказал Виктарион, внимательно глядя за реакцией сына. ― Она твоя мама и их. ― Моя мама! ― требовательно крикнул Квеллон, и Тиенна проснулась, открыв глаза. Она заворочалась, но увидев отца с братом, так и не заплакала, щуря на них темные, отцовские глаза. Бейлон и Тианна были больше похожи на Эйдис, чем на Виктариона, но в отдельных чертах жутко напоминали отца. ― Мама твоя, ― согласился Виктарион. ― А еще моя, да? ― Квеллон неуверенно кивнул. ― А теперь у нас будут еще Тиенна и Бейлон. Квеллон с трудом сообразил, кто эти дети ― он был мал, чтобы понимать беременность матери и связать последующее рождение детей, но Виктариону удалось вложить в его голове понятия «брат» и «сестра». Он объяснил сыну, что теперь двойняшки его новые друзья, и они будут играть с ним, но для этого им надо немного подрасти, быть здоровыми и сильными. Отец и мама будут заботиться о них и Квеллоне, но и Квеллон может заботиться о них, потому что он старший брат. Через пару месяцев, эта неясная ситуация разрешилась в голове старшего сына Эйдис и Виктариона, и дети стали вызывать в нем чуть больший интерес. Он помогал Эйдис возиться с ними, играл с ними, показывал картинки в книжке, лопотал что-то на своем детском языке. Тиенна оказалась куда более капризнее, чем два ее брата, но Квеллон научился ее укачивать, хотя рядом с ними постоянно дежурили служанки и няньки. Убеждения Виктариона сработали более, чем хорошо. На их с Эйдис плечах оставалось только поддерживать эти родственные отношения, чтобы они не испортились. Впрочем, Виктарион полагался в этом на Эйдис больше, чем на самого себя ― ее любви хватит на всех детей, она воспитает их в самых лучших братских и сестринских чувствах, а Виктарион просто будет их поддерживать. О том, что Виктарион хорошо убедил сына, ему сообщил растерянный донельзя Эйрон ― пару раз в несколько недель он приходил, чтобы увидеть племянников и еще раз напомнить Эйдис, как важно прогуливать детей около моря. Виктарион встретил его в коридоре, и жрец тут же обрушился на него. ― Меня в нашем дворце и не пускают, представляешь? ― воскликнул он, зло зашипев. ― Дожили! ― Куда не пускают? ― не понял Виктарион и нехотя притормозил. Брат махнул в сторону, куда он и шел. ― Квеллон прогнал стражей у дверей вашей спальни и сам несет дозор. Знаешь, что сказал? «Мама спит, и братик с сестренкой спят, так что нельзя!». Нет, даже не так… ― Эйрон сосредоточился. ― Низзя! Займитесь его произношением! ― Хорошо, ― едва сдерживая смех, кивнул Виктарион. Он, конечно, верил, что его слова возымеют эффект, но не думал, что такой! Квеллону почти сравнялось три года, а двойняшкам исполнился год, когда в Семи королевствах разгорелась война, объявилось четыре короля, и на Железные острова вернулся их дядя и кузен одновременно ― Теон Грейджой. Его возвращение наложилось с возвращением Яры, и Эйдис отчётливо нервничала. ― Ты не должна бояться своего брата и сестру, ― уговаривал ее Виктарион, видя, как супруга нервно выхаживает по их комнате. ― Теон провел у Старков столько же, сколько у Бейлона, он здесь чужой, а Яра женщина, и сколько бы людей ее не поддерживало, она остается женщиной. Мысли о том, что защитить детей будет куда проще, если из всех детей у Бейлона останется только Яра не раз приходили в голову к Виктариону и без помощи хитрой супруги. Конечно, Эйдис не раз говорила ему о том, как важно оказаться первыми у трона, если отец объявит о своих притязаниях, но Яра не тревожила Виктариона, и он поддерживал эти разговоры только ради спокойствия супруги. Время, когда он боялся пролить крови железнорожденного давно миновало ― он убил бы кого угодно, лишь бы Эйдис и дети были в порядке. ― И все же Теон мужчина, ― сбивчиво прошептала Эйдис. ― Как и я. И как думаешь, кто будет ближе лордам и капитанам? ― Виктарион позволил себе легкую улыбку. С Эйдис улыбаться стало проще и легче, и хотя детские обиды и насмешки все еще хранились глубоко у него внутри, он понимал, что с Эйдис все будет по-другому. Она ― его супруга и мать его детей ― любит его и ценит, и не станет над ним насмехаться. Эйдис чуть раздраженно пыхнула. Виктарион протянул к ней руки, и, хотя Эйдис все еще выглядела максимально напряженной, она с готовностью пошла к нему в объятья. ― А Яра? Виктарион поцеловал ее в шею. Он прекрасно знал, что Яра волнует Эйдис, волнуют ее хорошие отношения с отцом, и понимал, что, если с Бейлоном что-то случится, Виктариону придется сразиться с собственной племянницей. Он не сомневался, что его авторитет подавит наследственность, кроме того, он был женат на старшей дочери Бейлона и был отцом его внуков, двух мальчиков и прекрасной девочки. На фоне всего этого притязания Яры выглядели смешно. ― А Яра ― бездетная, незамужняя женщина, ― напомнил Виктарион. ― У нее людей почти втрое меньше, чем у меня. Она не готова выйти замуж ради поддержки других домов, у нее нет детей-наследников, а ты ― мать троих истинных Грейджоев, и тебя постоянно охраняют верные мне люди, которые позаботятся о тебе и наших детях. У Яры нет шансов, Эйдис. Эйдис молчала пару секунд, обдумывая все сказанное, а потом широко улыбнулась. ― Когда ты так говоришь, мне и вправду кажется, что все будет просто. Встреча с Теоном не задалась сразу. Эйдис сама пришла к нему, чтобы посмотреть, что стало с братом, и узнать, во что он превратился за десять лет, и почти сразу была разочарована. ― Я слышал, ты вышла замуж за нашего дядю, ― кинул брат, как только они обменялись положенными официозными фразами приветствия. ― Да, ― кивнула Эйдис. ― Мы на это пошли, отец и Эйрон нас поддержали. А что, твои зеленые лорды этого не одобряли? Теон не стал ей говорить о том, что во время приезда короля Роберта в Винтерфелл, весь двор смотрел на Теона так, будто он сам подложил свою сестру в постель Виктариона. Новость о свадьбе дяди и племянницы была встречена просто невероятно злобно в Королевской гавани и на Севере, с отвращением и неприятием. Эддард Старк даже говорил, что Роберту Баратеону необходимо разорвать этот брак своей королевской волей, но Роберт отмахнулся. «Мне все равно, что происходит на этих чертовых островах, если это не восстание, ― сказал он. ― Они не верят в наших богов, так какая разница, что они творят во имя своего». Но Бейлон был разочарован в Теоне куда больше, чем Эйдис, и старшая дочь встретила это с тихой мстительностью. Кроме того, она отметила, как Теон отчетливо побаивается Виктариона и их отца, и как он злится на Яру, что та стала выше него по положению. Эйдис, впрочем, представляла для него куда больше угрозы, хотя он в это и не верил ― замужняя леди Грейджой с тремя детьми, отцом которых являлся Виктарион. Даже на торжестве, где собрались лорды и капитаны, Эйдис и Виктарион заняли почетное место справа от Бейлона, хотя обычно оно принадлежало Яре. Сестрица ютилась слева, там же сел Теон. Теон, о чем-то перессорившись с Ярой, устремил свое внимание на трехгодовалового Квеллона, который с интересом смотрел на то, как летают в чертогах топоры. ― Он большой, ― сказал Теон. Эйдис посмотрела на него. ― Квеллон пошел в своего отца, ― с небольшой улыбкой сказала она. ― Как папа! ― проговорил Квеллон. ― Я вырасту, стану большим и сильным, и буду грабить «зеленые земли», как папа! Конечно, он проглотил половину слов, но общий смысл был понятен, и все, кто слышал слова мальчика, грянули со смеху. ― Разве уместно так рано втолковывать мальчику такие мысли? Виктарион бросил на Теона нечитаемый взгляд. ― Этот мальчик ― Квеллон Грейджой, наследник лорда-капитана Железного флота и мой первый внук, ― холодно напомнил Бейлон, и выражение его лица стало таким же, как в тот момент, когда он ударил Теона при первой встрече. ― Поэтому думай о словах, что произносишь, Теон. Хватит с меня и одного нежного наследничка. Теон покраснел. «Если только с ним не случится то же, что и со мной, ― подумал Теон, но не посмел сказать в слух. Он немного помнил свою сестру Эйдис, а потом не сомневался, что она сама отрежет ему язык, если он ляпнет нечто подобное. Он посмотрел на Яру, которая сделала вид, что не услышала этих слов. ― А вот на это остроты ее языка уже не хватило». После первого семейного собрания Эйдис всерьез стала думать: не отослать ли Квеллона и близнецов к лордам, верных Виктариону, чтобы уберечь их от интриг Пайка. Ей не нравилась угроза в лице Теона и Яры ― какой бы она не была, явной или нет. Отец собирался объявить себя королем Железных Островов, и это делало положение Эйдис и ее детей весомее, но и рисковее. Уж ради Морского трона Яра и Теон постарается. Она попыталась объяснить это Виктариону, но супруг воспротивился. ― Я не отошлю своих детей, ― твердо сказал он. ― Лорды решат, что я труслив и слаб, раз отправляю своих детей на защиту к другим людям. Они останутся здесь с нами. Эйдис нечего было возразить. У нее неизменно ныли соски после того, как она думала об этом. Эйдис считала, что это из-за тревоги за детей, которых она кормила грудью, но старалась не думать о том, что это могло быть действительно плохим знаком. Ее сердце не на месте, а тело отзывается, вот и все. Они едва-едва успели справить именины Квеллона, когда Теон и Яра разъехались, но дышать спокойно Эйдис оставалось недолго ― Виктарион тоже отчаливал. Бейлон велел нанести ему главный удар. Когда его дети ― Теон на Каменном Берегу, а Яра в Темнолесье ― начнут войну, Винтерфеллу придется ответить им, и Виктарион не встретит большого сопротивления, поднимаясь по Соленому Копью и Горячке. Достигнув верховий реки, он окажется менее чем в двадцати милях от Рва Кейлин. Перешеек — это ключ ко всему Северу. Западные моря уже принадлежат железнорожденным. Когда Виктарион возьмет Ров Кейлин, Робб Старк не сможет вернуться на Север… а если у него хватит глупости попытаться, его враги закупорят южный конец Перешейка позади него, и Робб застрянет, как крыса в бутылке. Эйдис просидела как призрак, бледная, испуганная, но она ни словом, ни делом не высказала своего недовольства. Она даже нашла в себе силы на мстительную ухмылку, когда отец злобно оскалился. Зато в их с супругом покоях она с трудом смогла сдержать себя от истерики. ― Я сделаю все быстро, ― обещал ей супруг. ― А потом вернусь сюда, к тебе. ― Если ты обманешь меня, я убью тебя, ― хмуро проговорила Эйдис. ― Мне казалось, мы выяснили, что я не изменяю тебе в своих походах. Эйдис фыркнула. ― Я говорю о том, что убью тебя, если ты не вернешься ко мне. Виктарион с трудом сдержал усмешку. ― За это можешь не переживать. Виктарион исполнил приказ брата, и обещание, данное Эйдис, и вернулся к ней довольно быстро ― прошло не больше четырех месяцев. Это была самая долгая их разлука, за все время. Бейлон, видимо чувствуя меланхолию обычно не унывающей дочери, старался быть аккуратнее ― приглашал ее на совместные трапезные, навещал их с малышами. За эти месяцы они, казалось, сблизились больше, чем за всю жизнь леди Грейджой. Возможно, Виктарион и Эйрон что-то сказали Бейлону, но Эйдис была рада такой близости с отцом. И тем сильнее был удар, когда по возвращению Виктариона Бейлон Грейджой погиб. Для Эйдис это был удар, куда больший, чем она сама ожидала. ― Папа, а мама будет долго плакать? ― спросил Квеллон, играя с отцом и младшими братом с сестрой. ― Она плачет из-за дедушки Бейлона? ― К сожалению, ― согласился Виктарион. ― Она плачет, потому что будет по нему скучать и больше никогда не увидит. Квеллон удивленно посмотрел на него. ― Почему не увидит? ― Потому что Бейлон умер, ― сказал Виктарион, удивившись тому, как решительно и строго прозвучали его слова. Квеллон непонимающе нахмурился, и Виктарион поспешил объяснить. ― Утонувший бог захотел, чтобы ваш дедушка пировал теперь с ним, и призвал его к себе. Эйрон больше подошел бы для объяснения произошедшего, но его брата ― последнего, которого он был готов принимать таковым ― не было в Пайке, Эйдис послала за ним, но к тому моменту Виктарион сам объяснил детям что к чему. Впрочем, Эйрон считал своим долгом сказать трехлетнему Квеллону, что к чему. ― Штормовой Бог низверг его в пучину, — объявил жрец. Эйдис, присутствующая в комнате, вздрогнула. Квеллон много раз слышал от нее эту историю. Тысячу тысяч лет между морем и небом идет война. Море породило Железных Людей и рыбу, которая питает их даже зимой, штормы же порождают только горе и скорбь. — Мой брат Бейлон вернул нам былое величие, и это разгневало Штормового Бога. Теперь брат пирует в водных чертогах Утонувшего Бога, и служат ему русалки. Его труд предстоит завершить нам, оставшимся в этой сухой и унылой юдоли. ― То, что мертво, умереть не может, ― сказал Квеллон. Он хорошо заучил эти слова. ― Оно лишь восстает более крепким, ― хотя вторая часть давалась ему сложнее. ― Это значит, дедушка Бейлон вернется? ― Обязательно, ― согласился Эйрон, но его глаза скользнули к Эйдис. ― Но пока этого не случится, нам нужен новый король. С момента смерти Роберта Баратеона четверо королей было в Вестеросе. Железными островами правил Бейлон Грейджой и никто иной. Король умер… как это возможно? И одной луны не прошло, как Эйрон виделся со своим старшим братом, вернувшись после набега на Каменный Берег. Седые волосы Бейлона наполовину побелели, пока его не было, и сгорбился он еще сильнее, чем прежде, но при всем при том совсем не казался больным. Виктарион только вчера сидел с ним за одним столом, и они говорили о Квеллоне, а сегодня Бейлона больше не было ― Его величество упал с моста на Пайке и разбился о скалы внизу. Эйдис не сразу поняла, что случилось. Она выслушала слугу, донесшего о смерти Бейлона, абсолютно спокойно, вместе с Виктарионом спустилась в зал, где лежало тело Бейлона. Эйдис осмотрела отца также, без слез или удивления, ее лицо застыло ледяной маской, и у Виктариона внутри шевельнулось ревностное беспокойство ― будет ли она так же спокойна, когда умрет он? Эйдис закричала и заплакала только в тот момент, когда они вернулись в детскую, чтобы поговорить с взволнованным Квеллоном. Виктарион сначала подумал, что это лишь игра для слуг, но слезы лились и лились. Девушка рыдала безумно, и маленький Квеллион, испугавшись за мать, бросился к ней, обнимая и прижимаясь ближе. ― Мама, ты из-за меня плачешь? ― спросил он, гладя ее лицо. ― Не плачь, пожалуйста! Обещаю, я буду хорошим сыном, я стану как отец ― смелым, сильным!.. Эйдис нашла в себе силы для улыбки. ― Я плачу не из-за тебя, сынок, ― произнесла она мягко сквозь слезы. ― Не из-за тебя… И она снова обняла его, зарыдав, и Квеллон не отпускал мать, пока она не успокоилась. Эурон Грейджой прибыл в Лордпорт на другой день после кончины короля и потребовал себе замок и корону как старший из братьев Бейлона. Эйдис знала, что так случится рано или поздно, но Вороний Глаз должен был быть за полмира отсюда. Бейлон отослал его прочь почти пять лет назад и поклялся, что тот не будет жить, если вернется. Он похабно улыбнулся, когда Эйдис, Яра и Виктарион зашли в зал, узнав о его возвращении. ― Моя дорогая родня, ― сказал он, оглядывая их всех, но взгляд его остановился на Эйдис. ― Любимая Эйдис. Я слышал, ты теперь жена и мать. Беременности пошли тебе на пользу, ты прекрасно выглядишь, племянница. Эйдис крупно вздрогнула, глядя на этого человека. Мгновенно вспомнились и его пошлые шутки, и руки на ее детском теле. Эйдис думала, что этот страх давно миновал, но как, оказывается, легко не бояться, когда причина твоего страха за тысячу лиг от тебя. И как легко испугаться того, кто был так близко. Виктарион выступил вперед, закрыв ее своей мощной спиной. Он был выше и шире Эурона, хотя старший брат супруга Эйдис был по-своему красивее каждого своего брата, но для нее не было кого-то, кто был ей настолько же омерзителен. Его рост внушал ей опасность, темные волосы вызывали отвращение, а светлая кожа отзывалась противной тошнотой, стоило Эйдис вспомнить, как его руки касались ее маленького, девичьего тела. ― Следи за языком, ― угрожающе прорычал Виктарион. ― Ты говоришь с моей женой и матерью моих детей. ― А ты говоришь со своим королем, ― рассмеялся Эурон. ― Не в жизни! ― вскрикнула Яра, сжав кулаки. Люди вокруг них завершились ― матросы Яры, воины Виктариона, последователи Эурона. Численный перевес сопутствовал, конечно, первым, однако Эйдис не хотела, чтобы драка началась прямо здесь и сейчас. Они только-только справили похороны отца, проводив его к Утонувшему богу, и ей не хотелось лить кровь. ― Далекие чужие земли повредили твой разум, Эурон, ― ледяным тоном сказал Эйдис. ― Или ты забыл, куда вернулся? Твое старшинство не дает тебе никаких прав, а силы взять Морской трон у тебя не хватит. Тебя давно не было, дядя, ― она елейно улыбнулась. ― Я скорее признаю своей соперницей Яру, чем тебя, ― в открытую бросила она, и люди Яры обеспокоенно осмотрели внушительных воинов Виктариона, встретивших слова своей госпожи громким одобрительным шепотом. Они надеялись, что они будут сражаться вместе против людей Эурона, а не то, что их всех могут перебить. ― Вот поэтому я и надеюсь, что ты отдашь приказ разослать воронов, ― Эурон шутовски поклонился. ― На правах леди Грейджой. Ей не понравилось, как Эурон это сказал. Было что-то в этом ― как обещание, что он не оставит ее. «Я помню о тебе» ― говорил ей его единственный голубой глаз. Эйдис не спала всю ночь, зная, что Эурон где-то здесь, совсем рядом. Она вскакивала от каждого шума, и подходила к колыбели, чтобы проверить своих детей. Она велела принести детей в их с Виктарионом покои, не сомневаясь, что Эурон может отправить Квеллона и близнецов вслед за их дедом. Виктарион лежал на постели, но Эйдис знала, что и не спит. У его края постели поблескивал меч, еще двадцать людей охраняли их во всей морской башне. ― Ляг и поспи немного, ― велел ей Виктарион, но когда Эйдис даже не отошла от колыбели, он встал и подвел ее к кровати сам. Он держал ее, пока Эйдис не уснула. С рассветом пришел Эйрон. Он посмотрел на Виктариона, а потом долго молчал, не обращая внимание даже на племянников, что закрутились рядом с ним. Виктарион вернулся еще до того, как узнал о случившемся, до этого он охранял Ров Кейлин на севере. Он довольно давно не видел Эйдис и решил, что Ральф Кеннинг справится с командованием во Рву, отплыл домой. Он причалил за несколько дней до смерти Бейлона, и теперь думал о том, что его привел домой не иначе, как промысел их Утонувшего бога. ― Ты должен стать королем, ― наконец сказал Эйрон. Виктарион ничего ему не ответил, но по суровому блеску его глаз стало ясно: он думал о том же. Все они думали об этом. Вороний Глаз, само собой, без борьбы не уступит, и ни одна женщина, даже Яра, не сможет его победить. Женщины созданы для собственных битв на родильном ложе. От Теона, если он жив, тоже толку мало — мальчишка только и может, что дуться или улыбаться. В Винтерфелле он, правда, показал себя, но Вороний Глаз — не мальчик-калека. Палубы его корабля выкрашены красным, чтобы пролитая кровь не бросалась в глаза. Виктарион. Вот кто должен стать королем, иначе шторм никого не оставит в живых. Виктарион самый сильный из всех сыновей Квеллона ― живых и мертвых, настоящий бык, бесстрашный и верный долгу. Вот то-то и оно. Младший брат должен повиноваться старшему, и в другое время Эйрон бы не сомневался, что Виктарион последует традициям. Однако сейчас на кону была не только его честь ― горячо любимая им женщина и их дети были на чаше весов. От детей Эурон избавится быстро, без сомнений, и может даже не проявить милость, утопив их в море, а просто разобьет головой об камень и бросит на кормление собакам. Если Эйдис к тому моменту не убьет себя сама, Эурон изнасилует ее сотни раз, а возможно, даже сделает ей сына, чтобы заставить ее страдать дальше. Виктариона он убьет в ночи, как последняя гадина, и если к тому моменту не доберется до Эйрона, жрец вместе с Эйдис прыгнет в волны. Они все мертвецы, если Эурон станет новым королем Железных остравов. ― А как мы избавимся от Эурона? ― спросил Виктарион. ― У него достаточно людей и еще больше золота. Эйдис посмотрела на игравших в стороне детей. Квеллон перебирал морские камни и показывал их близнецам. Потом он встал и, выйдя через смеженные двери, вернулся с огромным отцовским шлемом в виде кракена. Бейлон возбужденно запыхтел, тут же попытавшись ощупать его, а Тиенна посмотрела на него широко раскрытыми глазами, но не заплакала. Квеллон аккуратно помог сестре прикоснуться к прохладному металлу. ― Я кое-что придумала ночью, ― сказала Эйдис сипло, когда вдруг поняла, что они все в молчании наблюдали за детьми. От того, что сделает их семья, зависит их будущее. ― Еще пару недель будут собираться лорды для вече. Это условие, которому Эурону придется следовать. И я знаю, что он покажет на вече. Эйдис словно и вправду была любимицей Утонувшего бога, иначе Эйрон не знал, откуда она ведала о всех новостях и секретах. Но до этого времени надо было еще дожить. Эйдис теперь побаивалась ходить одна ― с Эурона не будет зажать ее в углу и взять против ее воли, и вряд ли он возьмет ее, как Виктарион в их первую ночь. Теперь, когда угроза изнасилования была куда более серьезной, она понимала, что то, что было между ней и Виктарионом едва можно было назвать изнасилованием. Нынешний супруг сделал все, чтобы ей понравилось, чтобы ей было хорошо ― но Эурон так не сделает. Эйдис была отвратительна сама мысль, что он коснётся ее, а то, что он возьмет ее, как кобель берет суку, взбираясь на нее сзади, доводило ее почти до паники и обмороков. Один раз у нее даже открылось кровотечение, и Эйдис испугалась ― не беременна ли она снова, но ее опасения не подтвердились. При детях она старалась не показывать этого, но когда они оставались вдвоем с Виктарионом, Эйдис не могла сдержаться бешенную дрожь и слезы. Супруг волновался о ней, но единственное, что он мог дать ей ― свои слова и обещания. ― Не думай об этом, ― сказал Виктарион, кладя свои огромные руки ей на плечи, пока она успокаивала беспокойную Тианну. ― Он тебя не тронет, никогда. Эйдис посмотрела на него абсолютно пустыми глазами. Лорды медленно собирались для отправки на Большой Вик, чтобы собрание прошло там, в священном месте, но Эйдис, Виктарион, Эйрон и даже Эурон медлили. ― Я убью себя, если он меня тронет. ― Он тебя не тронет, ― жестко повторил Виктарион. ― Я смогу защитить тебя и нашу семью. Вы ― все, что есть у меня в жизни. Эйдис слабо улыбнулась ему, и даже Тиенна примолкла в руках матери. Виктарион улыбнулся им обеим. К их общему удовольствию, Эурон предпочитал жить в роскошном шатре на берегу, но каким-то загадочным образом постоянно оказывался в Пайке и досаждал племяннице. ― Быстро ты легла под моего брата, ― зубоскалился он, когда встречал Эйдис в коридорах. Как леди Грейджой она должна была встречать тех, кто прибыл в Пайк и изъявил желание последовать на Большой Вик для вече вместе с ним. Первыми прибыли все дома с Харлоу, и ее дядя, лорд Родрик Харлоу сообщил, что они все поддержат Виктариона Грейджоя. Эурон не выходил их встречать, и Эйдис видела, как раздосадованы этим некоторые лорды. Это играло им на руку. ― А от меня нос воротила, визжала и сопротивлялась. Что же сделал наш тупой Виктарион? ― Эурон протянул к ней руку. ― Хорошо поласкал между ног, чтобы ты распахнулась перед ним, как готовая ко всему шлюха? Эйдис услышала звон мечей позади себя ― люди Виктариона всегда ходили с ней, и были крайне чувствительны на оскорбления своей хозяйки. В народе говорили, что люди Виктариона были чудовищами, но Эйдис их не боялась ― они были и ее чудовищами тоже. Она одарила Эурона самым презрительным взглядом, на который была способна. ― Ты говоришь так, словно волнуешься о женщинах, ― сказала она со злобной усмешкой. ― Но если женщина не идет к тебе ― это твоя вина. Занимаясь своими мальчиками в постели, ты забыл, что значит быть с женщинами. Эурон сначала побледнел, потом покраснел от ярости. ― Заткнись! ― крикнул он, и их с Эйдис тут же разделили люди Виктариона. Один из них ― Нут, крепко сбитый, кривоногий и длиннорукий, один из самых верных последователей Виктариона ― угрожающе ткнул в Эурона мечом, и сказал, что он отрежет его мужское достоинство и скормит собакам, если он еще раз сунется к леди Грейджой. Через два дня все знали о том, что Эурон предпочитает мужчин в постели, и тот факт, что у него было три сына-бастарда никого не волновало. Эурон ходил злой, и даже попытался прорваться к Эйдис ― чтобы наглядно показать, кого он предпочитает в постели ― но Виктарион его ожидаемо не пропустил и спустил с лестницы. Понадеялся, что гаденыш сломает шею и сдохнет, но Эурон встал и пошел. Виктарион был близок к тому, чтобы задушить брата голыми руками ― ведь, как уговорил Эйрон, Железный человек не должен проливать кровь другого Железного человека, но если задушить, то крови не будет. В любом случае, репутация Эурона пошатнулась. Как бы он не прославился своими морскими путешествиями, мужеложство было для железнорожденных весомым обвинением, за него могли забить камнями как шлюху или повесить. После этого Эурон спешно отправился на Большой Вик, и Эйдис стало чуть спокойнее. В день отправки на Большой Вик Эйдис наблюдала за кораблями Виктариона у пристани ― «Горе» и «Железная месть», «Твердая рука», «Железный Ветер», «Серый призрак», «Лорд Квеллон», «Лорд Викон», «Лорд Дагон» — девять десятых Железного Флота. Душа Эйдис радовалась при виде их парусов. Корабли Виктарион любил чуть меньше, чем ее и их детей, и его последний корабль, такой же большой и прекрасный, как «Железная победа», назывался «Королева Эйдис». Вполне возможно, что сегодня все эти корабли станут причиной их спасенных жизней. Потом Эйдис вспомнила узкую, низко посаженную одномачтовую галею. Ее свернутые паруса были черными, как беззвездное небо. «Молчаливый» даже на якоре казался быстрым и беспощадным. Его нос украшала черная чугунная дева с простертой вперед рукой — тонкая талия, гордо выпяченная высокая грудь, красивые длинные ноги. Чугунные волосы точно развеваются на ветру, глаза перламутровые, а рта нет вовсе. Эйдис не видела этого собственными глазами, однако Эйрон ей рассказал, что у Эурона была диковинная команда — одни черные, как смола, другие приземистые и волосатые, словно соториосские обезьяны. Настоящие чудища. Эйдис затошнило, когда она подумала про корабль Эурона, и она поспешила отвести взгляд. Последние два часа она развлекала себя тем, что рассматривала паруса, корабли и догадывалась, кому они принадлежат — Виктарион узнавал их даже со спущенными парусами и обвисшими знаменами, как и подобало лорду-капитану Железного Флота, и Эйдис смотрела на них, потому что была высшей леди на всех Железных островах. На песчаном берегу, сколько хватало глаз, выстроились ладьи с торчащими, словно копья, мачтами. На глубине стояли баркасы, карраки и другие трофейные корабли, слишком большие, чтобы вытаскивать их на берег. Всюду виднелись знакомые знамена. Эйрон говорил, что сегодня море беспокойное, и все жрецы с ним соглашались. Все люди, пришедшие в Пайк поперек Большому Вику, должны были отправиться с ними. Виктарион хотел оставить Эйдис дома, но она настояла, чтобы отправиться с ним. ― Ты готова? ― спросил Виктарион, войдя в покои, и Эйдис вздрогнула. Она вышла с балкона. Супруг пристегнул пояс — меч на одном бедре, кинжал на другом. Эйдис набросила ему на плечи плащ лорда-капитана. Девять слоев золотой парчи были сшиты в виде кракена дома Грейджоев, щупальца болтались у голенищ. Поверх кафтана из черной вареной кожи надета кольчуга ― в последнее время Виктарион не расставался с ней даже во сне. ― Да, ― чуть хрипло произнесла она. Ее тошнило все утро, она едва не теряла сознание от понимания того, что вскоре встретится с Эуроном напрямую, и не сможет спрятаться за спины воинов. Эйдис поспешила откашляться. ― Да, готова, ― а потом, улыбнувшись, добавила. ― Ваше величество. Она подошла к супругу и прикоснулась к его груди. Чуть погладила жесткий метал. Она сама обрядилась в темно-синее платье, с узкими рукавами и высоким горлом. Широкий золотой пояс был украшен золотыми кракенами, что тянулись к груди и бедрам леди Грейджой, но не хватая, а защищая и гордо вышагивая вместе с ней. Эйдис надела золотую корону, что отец подарил на «утопление» ее первенца ― наверняка, многие лорды вспомнят ее, и поймут, кому должен принадлежать Морской трон. Виктарион, однако, от подобных символов власти отказался, но согласился надеть золотую брошь с кракеном, которую Эйдис подарила ему еще на свадьбу. ― Скоро ты снимешь кольчугу, и твои плечи и спина прекратят испытывать боль, ― сказала она мягко. Виктарион схватил ее за талию и прижал к себе ближе. Он опустил голову и поцеловал ее ― крепко, жадно, почти до боли. ― Это боль не будет иметь никакого значения, когда я буду брать королеву в своей постели. Эйдис улыбнулась ему. Детей они оставили стеречь Нуту. Три ребенка и команда Виктариона уже была готова к тому, что им придется быстро бежать, а стражи, направляемой с ними, надлежало сразу же начать бойню с людьми Эурона, если итог повернется не в пользу супругов. Эйрон и Виктарион хотели возразить, но Эйдис напомнила им, с кем они имеют дело. Она привела в пример детей принцессы Элии Мартелл и ее убийцу по прозвищу Гора. Когда она спросила, желают ли они ей и ее детям такой же судьбы, братьям не нашлось что возразить. Плавание получилось тихим и спокойным, хотя Эйдис почти ожидала, что по пути на них нападут. Желая отвлечься от этих мыслей, она позволила Виктариону трижды овладеть ею ― чувствуя дыхание мужа, его тепло, силу рук на себе, мужское естество внутри себя, она чуть успокаивалась. Виктарион так любил ее и их детей… он бы ни за что не допустил, чтобы с ней что-то случилось. «Не позволяй нам разлучиться, ― молилась она Утонувшему богу, пока Виктарион входил в нее. ― Не забирай его у меня и меня у него, оставь нас. То, что ты сочетал, не может разрушить рука такого безбожника, как Эурон Вороний Глаз». Виктарион кончил глубоко в нее и сказал, что следующий их ребенок будет полноправным принцем или принцессой. Эйдис вспомнила о своих детях, оставленных в Пайке, и помолилась, чтобы увидеть их живыми и здоровыми и назвать принцами и принцессой. Обогнув мыс при северном ветре, «Железная победа» вошла в священные воды залива Колыбель Нагги. Они с Виктарионом стояли на корме. Над берегом Старого Вика высился травянистый холм, где проросли из земли ребра Нагги толщиной с корабельную мачту, а высотой вдвое больше. Кости чертогов Серого Короля… ― Я чувствую магическую силу этого места, ― сказал ей Виктарион. Эйдис кивнула, соглашаясь с ним. ― Здесь мой отец назвал себя королем, ― сказал она. ― А теперь это сделаешь ты, дядя. Виктарион поперхнулся воздухом, глянув на нее широко раскрытыми глазами. ― Ты не называла меня дядей так давно… «Наверное, он подумал, что я хочу разорвать нашу связь» ― мелькнула мысль. Ветер крепчал. Предрассветные тучи, несущиеся по бледному лику луны, напоминали идущие на таран галеи. Малочисленные звезды светили слабо. Мачты на берегу торчали густо, как лес. Эйдис слышала легкое потрескивание ладей, гул снастей, плеск трепещущих на ветру знамен. Более крупные суда, стоящие на якоре, маячили в тумане, как зловещие тени. Она поняла, что затянула с ответом, когда Виктарион положил руку ей на плечо. ― Я призываю всю нашу связь, кровную и брачную, чтобы не разлучиться с тобой, ― она вздохнула, а потом повернулась и посмотрела на него. ― Я люблю тебя, Виктарион, ― серьезно заявила Эйдис. Что-то изменилось в глазах Виктариона, когда она сказала это. Эйдис не знала, насколько они были искренними, но вдруг почувствовала, что они должны были быть произнесены. Они прибыли одними из последних, но с берега слышались приветственные крики родных и знакомых, увидевших паруса «Победы». Видимо, кто-то пожелал явиться на вече вместе с ними. Это вселило надежду. От Эурона все равно придется избавиться, но, если Эйдис или Виктарион сделают это, будучи королем и королевой, это будет проще. «Кто бы ни сел на Морской Трон, я разделаюсь с этой болотной нечистью» ― дал себе слово Виктарион, смотря на супругу, в зеленых глазах которой переливалась море. Виктарион не хотел говорить о насилии в этом месте, освященном костями Нагги и чертогов Серого Короля, но ему много ночей подряд снилось, как он бьет кольчужным кулаком по ухмыляющейся роже Эурона, и дурная кровь хлещет из разбитого носа. Он бы разорвал его на куски за то, что он делал с Эйдис в детстве и мог делать в своих мыслях. Он бы отрезал от его тела какой-нибудь кусок и преподнёс Эйдис как символ того, что он смог защитить ее. Людей было много, и шум стоял ужасный, но они все примолкли, когда Эйдис и Виктарион ступили на берег. Из всей толпы отделился один человек ― лорд Родрик Харлоу выступил вперед. ― Ваши Величества, ― и он склонил голову. ― Харло ― ваш, ― Харло не самый большой из Железных островов, зато самый богатый и населенный, и власть лорда Родрика — не пустой звук. На Харло у него нет соперников. У Вольмарков и Стонтри на острове большие владения, на службе у них знаменитые капитаны и свирепые воины, но даже самые свирепые кланяются серпу. А Кеннинги и Майры, некогда заклятые враги дома Харло, давно смирились и стали его вассалами. ― Об одном прошу, ― уже шепотом добавил он. ― Не губите Яру. Она ваша родня. Виктарион посмотрел на него без особого интереса, предоставляя право ответить Эйдис, и та неуверенно кивнула. ― Я сделаю все возможное, чтобы сохранить жизнь своей сестре, дядя, ― сказала она. ― Только и вы берегите ее, ― тем же шепотом добавила она, и Родрик кивнул. Они все вместе направились на холм. Берег шел в гору, сперва отлого, потом все круче. Песок под ногами сменился жесткой травой. На вершине холма, подобно стволам вековых деревьев, росли из земли чудовищные каменные ребра числом пятьдесят четыре. Сердце Эйрона при виде их забилось быстрее. Нагга была морским драконом, самым могущественным существом, когда-либо выходившим из моря. Она вскармливала кракенов, левиафанов и топила в гневе целые острова, но Серый Король убил ее, а Утонувший Бог обратил ее кости в камень, чтобы люди вечно дивились отваге первого из королей. Ребра Нагги стали столбами и стропилами королевского чертога, ее челюсти — троном. Здесь он царствовал тысячу и семь лет. Здесь женился на русалке и обдумывал свои битвы со Штормовым Богом. Отсюда правил камнем и солью, одетый в водоросли и увенчанный короной из зубов Нагги. Но это было на заре времен, когда на суше и на море обитали поистине могучие люди. Чертог этот обогревался живым огнем Нагги, которым Серый Король сумел завладеть. Стены его украшали гобелены из серебристых водорослей. Воины Серого Короля вкушали дары моря за столом в виде морской звезды, сидя на стульях из перламутра. Теперь все это кануло в прошлое. Люди измельчали, и жизнь их стала короче, чем в старину. После смерти Серого Короля Штормовой Бог погасил огонь Нагги, гобелены и стулья растащили, кровля сгнила, стены рухнули. Даже костяной королевский трон поглотило море. Лишь кости Нагги остались, чтобы напоминать Железным Людям о былых чудесах. За девятью ступенями, вытесанными в камне на холме, вздымались вершины Старого Вика. Вдали виднелись суровые черные горы. Ветер разогнал тучи. Черное небо стало грифельно-серым, черное море позеленело, черные горы Большого Вика на том краю залива оделись голубоватой хвоей гвардейских сосен. Краски вернулись в мир, и сто знамен заполоскались в воздухе. Море тоже пробуждалось. Волны росли под натиском ветра и орошали брызгами борта кораблей. Эйерон слышал в глубине глас Утонувшего Бога, вещавший: в этот день я буду с тобой, верный мой раб. Ни один безбожник не сядет на мой Морской Трон. Эйрон Мокроголовый стоял на пороге прежних дверей ― со своим водяным мехом под мышкой, тощий и длинный, хотя и ниже Виктариона. Нос торчал, как акулий плавник, на костлявом лице глаза казались металлическими. Борода у него отросла до пояса, скрученные веревки волос падали до самых колен. Виктарион бросил быстрый взгляд на Морской трон и представил себя на нем. Посмотрел на отстраненную Эйдис и представил, как мог бы овладеть ею прямо на троне, когда стал бы королем. Он представил себе, как волны шепчут его имя, как это имя выкрикивают капитаны и короли. Если чаша перейдет к нему, он не пронесет ее мимо рта. Эйдис скользила взглядом по присутствующим. Здесь были все, чье слово что-нибудь значит. Капитаны и короли. На Железных островах это означает одно и то же, ведь каждый капитан — король на своем корабле, и каждый король обязан быть капитаном. Некоторые люди, когда они пришли, переместились ближе к ним. Эйдис узнала в них жителей каждого острова — Блэкридов, Тауни, Орквудов, Стонтри, Винчей и многих других. Гудбразеры явились в полном составе — со Старого Вика, с Большого и с Оркмонта. Кодды тоже, хотя эти у всех порядочных людей вызывают только презрение. Скромные Шеперды, Уиверы, Нетли стояли плечом к плечу с представителями древних и знатных домов. Даже Хамблы, потомки рабов и соленых жен, и те были здесь. Один из Вольмарков хлопнул Виктариона по спине, двое Спарров сунули ему в руки мех с вином. Виктарион отпил половину, вторую протянул супруге. Эйдис отпила тоже, хотя сегодня ее паранойя разыгралась как никогда, и она боялась за каждую мелочь. Впрочем, железнорожденные были кем угодно, но не отравителями. Они пировали жареными козлятами, соленой треской и омарами. ― Когда вы станете королем, милорд, ― громко заявил горбатый Гото Харло. ― Нам нужно обязательно соединить наши дома! У меня есть прекрасная дочь. Эйдис посмотрела на Гото. Он, как и Фралегг Сильный, и умница Альвин Шарп, обещали свои голоса Виктариону, и им приходилось их слушать, но это предложение заинтересовало Эйдис. Гото же не второй женой Виктариона хочет сделать свою дочурку? Виктарион громко рассмеялся. ― Я уже женат, Гото, ― сказал он, положив руку на талию Эйдис. Гото расширил глаза. ― Что вы, милорд! Я говорю о вашем сыне Квеллоне Грейджое. ― Сколько лет твоей дочери? ― спросила Эйдис, и Гото тут же принялся вещать ей. — Двенадцать. Красива, только что расцвела, способна к деторождению, и волосы у нее цвета меда. Груди пока еще маленькие, но бедра в самый раз. Она больше удалась в мать, чем в меня. Это, как понял Виктарион, означало, что горба у девушки нет. Он посмотрел на супругу, которая была явно удивлена предложением, хотя и улыбалась так же вежливо и нежно, как и до этого. ― Мы с радостью взглянем на твою дочку, когда я надену корону, — сказал он. Гото, не смея надеяться на большее, отошел довольный. Рядом с ними остановился Бейелор Блэкрид. Он встал рядом с Виктарионом, пригожий и гладколицый, в черно-зеленом полосатом камзоле. Соболий плащ был застегнут серебряной семиконечной звездой. Восемь лет он провел заложником в Староместе, и там его приучили молиться семи богам зеленых земель. Он не предлагал брак, он просил остановить войну. Эйдис и была бы рада с ним согласиться, но Виктарион был других убеждений, а Эйдис кротко слушалась своего мужа. Пришла Яра ― Эйдис услышала ее звонкие нотки где-то в толпе. Яра пробралась чуть ближе, но не стала подходить к ним, держась обособленно. Эйдис надеялась, что у Яры хватит ума не приходить сюда. Стройная и гибкая — в высоких сапогах со следами соли, зеленых шерстяных бриджах, в кожаной, с распущенными шнурками безрукавке поверх стеганого камзола. «Нет, она пират, ― сказала Эйдис сама себе. ― Но королева тут ― я». Она улыбнулась этой мысли. ― Лучше бы Яра и дальше играла в куклы, ― сказал Виктарион супруге шепотом. Эйдис чуть улыбнулась, почувствовав странную симпатию к сестре в этот вечер. ― Яра дикая и необузданная. Она женщина, как и я. ― Но держит себя за мужчину, ― Виктарион обвел плавные изгибы Эйдис взглядом. ― А ты ― прекрасная женщина, моя женщина. Поэтому ты будешь королевой. Это звучало как, «ты будешь королевой, потому что знаешь свое место», но Эйдис знала, что Виктарион не хотел ее обидеть, а потом не стала злиться. Сегодня им надо было быть близко, как никогда до этого. Кроме того, разве он не был прав? Эйдис ублажала мужа и рожала детей, Яра была куда более выдающейся… Однако ей было не сравниться с признанной красотой старшей сестры и ее умом. Эйдис умела молчать, когда надо, и говорить, когда стоило сказать, и все верили, что Утонувший бог выбрал ее своей любимицей. Эйдис могла сколько угодно родить детей, множество раз оказаться в постели с Виктарионом ― но она была умней всех, кто здесь собрался, и когда сегодня коронуют ее супруга, это лишь лишний раз получит подтверждение. Одних сопровождали рабы и морские жены, других, часто ходивших в зеленые земли, — мейстеры, певцы и рыцари. Простолюдины, невольники, дети и женщины охватили подковой подножие холма, капитаны и короли всходили по склону. Эйрон видел веселого Зигфрида Стонтри, Андрика Неулыбу, посвященного в рыцари Харраса Харло. Лорд Бейелор Блэкрид в собольем плаще стоял рядом со Стонхаузом в потертой тюленьей коже. Виктарион возвышался над всеми, кроме Андрика, — без шлема, но в доспехах и в золотом кракеновом плаще. Быть ему королем. Эурон пришел самым последним, и Эйрон понял, что пора начинать. Он посмотрел на Эйдис, прекрасную в своем черном платье, и пожелал им всем удачи. Мокроголовый возвел костлявые руки. Рога, барабаны и голоса умолкли, утопленники опустили палицы. Лишь рокот волн, который не дано унять человеку, звучал как прежде. — Из моря мы вышли и в море вернемся, — начал Эйрон — тихо, заставляя собравшихся напрягать слух. — Штормовой Бог в гневе своем сверг Бейлона с высот его замка на камни, но теперь он пирует в водных чертогах Утонувшего Бога, — жрец поднял глаза к небу. — Умер Бейлон! Умер железный король! — Король умер! — хором подхватили утопленники. Эйдис узнавала Слепого Берона Блэкрида, Тарла Трижды Тонувшего… даже Седой Буревестник слез со своего утеса. — Но то, что мертво, умереть не может — оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде! Брат мой Бейлон, чтивший старый закон и плативший за все железом, Бейлон Смелый, Бейлон Благословенный, Бейлон Дважды Венчанный, вернувший нам наши вольности и нашего бога — Бейлон умер. Но железный король восстанет, и взойдет на Морской Трон, и будет править нашими островами. — Король восстанет! — откликнулся хор. Эйдис почувствовала, что у нее начинает болеть голова. — Воистину так, — голос Эйрона загремел, как прибой. — Но кто он? Кто сядет на место Бейлона? Кто будет править священными островами? Здесь ли он? — жрец раскинул руки. — Кто будет у нас королем? С неба ему отозвалась чайка. Толпа зашевелилась, словно проснувшись. Все поглядывали друг на друга, выжидая. Эйдис понадеялась, что Эурон заявит о себе первым — Вороний Глаз всегда был нетерпелив, и если так, дело его проиграно. Капитаны и короли проделали долгий путь, чтобы попасть на этот пир, и не станут набрасываться на первое же предложенное им блюдо. Они захотят посмаковать, отведать кусочек того, щепотку этого, пока не решат, что им больше по вкусу. Эурон, видимо, тоже понимал это. Он стоял, скрестив руки на груди, в окружении своих немых и уродов, и ничто не нарушало тишины, кроме ветра и волн. Эйдис всего на секунду посмотрела на него, но Эурон, казалось, смотрел на нее все это время, и она сразу столкнулась взглядом с его единственным глазом. Эурон усмехнулся ей и сделал движение бедрами, показывая, как он будет трахать ее. Эйдис захотелось показать ему жест, намекающий на его мужскую несостоятельность, но она лишь указала пальцем на одного мальчика из его свиты и усмехнулась. — У Железных Людей должен быть свой король, — после долгого молчания снова заговорил жрец. — Спрашиваю еще раз: кто будет у нас королем? — Я, — послышалось вдруг снизу, и нестройные голоса поддержали: — Гилберт! Гилберт король! — капитаны расступились, и претендент со своими сторонниками занял место рядом с Эйроном под ребрами Нагги. Королем вызвался Гилберт Фарвинд, лорд Одинокого Света ― высокий, худощавый лорд с меланхолическим бритым лицом и выступающей челюстью, его люди Фарвинда предложили вечу дары — тюленьи шкуры, моржовые бивни, браслеты из китовой кости, оправленные в бронзу рога. Капитаны и короли отвернулись, предоставляя все это простому люду. Королем вызвался Эрик Айронмакер, старец, которого восседающего на резном стуле, втащили на холм его внуки. Развалину двадцати стоунов весом и девяноста лет от роду окутывал плащ из шкуры белого медведя. Шестьдесят лет назад он, пожалуй, мог бы склонить вече на свою сторону, но ныне его время прошло. Эйдис прикрыла улыбку, и глянула на супруга, но Виктарион не разделял ее веселья. Уловив его настроение, Эйдис решительно прервала выкрики: «Король Эрик!». ― Встаньте, милорд! ― громко сказала Эйдис. На холме стало тихо. Дул ветер, волны бились о берег, собрание перешептывалось. ― Встань, Эрик. Мы все стоим, как ты видишь. Чтобы взять корону, нужно встать и протянуть к ней руку. Виктарион рассмеялся, как и все те, что пришли с ними. Эрик, свирепо посмотрев на Эйдис, вцепился в подлокотники своего трона. Лицо у него побагровело, руки затряслись, на шее забилась толстая синяя жила. Казалось, он вот-вот и впрямь встанет, но силы оставили его, и он со стоном обмяк на сиденье. Смех Виктариона стал еще громче. Старик уронил голову и одряхлел в мгновение ока. Внуки унесли его вниз. — Кто будет править Железными Людьми? — снова воззвал Эйрон Мокроголовый. — Кто будет у нас королем? Толпа пребывала в нерешительности. Одни смотрели на Эурона, другие на Виктариона, на Яру тоже поглядывали. Зеленые волны разбивались о борта кораблей. Сверху снова послышался пронзительный, унылый крик чайки. — Назови свое имя, Виктарион, — произнес глава дома Мерлинов, — И покончим с этим скоморошеством. — Назову, когда буду готов, — ответил Виктарион. Эйрон и Эйдис переглянулись с довольными улыбками. Это верно. Пусть подождет. Следующим вызвался Драмм, еще один старец, хотя и моложе Эрика. На холм он взобрался самостоятельно, и на бедре его висел Багровый Дождь, знаменитый меч, выкованный в Валирии до Рокового Дня. — Где написано, что наш король должен быть кракеном? — начал Драмм. — С какой стати Пайк возомнил себя главным? Самый крупный остров у нас — Большой Вик, самый богатый — Харло, наша святыня — Старый Вик. Когда черную линию поглотил драконов огонь, Железные Люди выбрали своим главой Викона Грейджоя, это правда… но как лорда, а не как короля. Начало его речи, весьма удачное, вызвало одобрительные возгласы, но они поутихли, когда старик принялся рассуждать о славных деяниях Драммов. Он говорил о кораблях, давно затонувших, о битвах восьмисотлетней давности. Вече мало-помалу стало роптать, а он знай себе молол языком. В сундуках, раскрытых его сторонниками, обнаружились скудные дары. Троны бронзой не покупаются. У Эйрона сводило живот, и ему казалось, что шум прибоя усилился. Пора уже Виктариону заявить о себе. Он увидел, как Виктарион сжал руку супруги, и как Эйдис прикоснулась к костяшкам в легком поцелуе, после чего лорд-капитан вышел вперед. Капитаны расступились перед ним, и он взошел на ступени. ― Ты спрашиваешь, кто будет королем, Эйрон Мокроголовый? ― сказал Виктарион. Черные глаза Эйрона сверкнули. ― Девять сыновей родилось от Квеллона Грейджоя. Один из них превзошел всех братьев могуществом и не ведал страха. И я готов заявить о своем праве на Морской трон. Благослови меня, брат. — Виктарион стал на колени, склонил голову, и Эйрон оросил его чело соленой водой из меха. — То, что мертво, умереть не может, — промолвил жрец, и Виктарион завершил. — Оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде. Когда он встал, внизу выстроились его заступники, прославленные бойцы: Ральф Хромой, Рыжий Ральф Стонхауз. Стонхауз держал знамя Грейджоев — золотой кракен на черном, как полночное море, поле. Эйдис стояла под ним ― живое воплощение герба своего дома. Как только его развернул, капитаны и короли стали выкрикивать имя лорда-капитана. Виктарион дождался, когда они умолкнут, и начал. — Все вы меня знаете. Если хотите услышать сладкие речи, поищите их в другом месте. Я петь не мастер. У меня есть топор и вот это, — он показал вечу два огромных своих кулака в кольчужной броне, а Рыжий Ральф поднял над головой устрашающий боевой топор. — Я был хорошим братом, — продолжал лорд-капитан. — Когда Бейлон задумал жениться, он послал на Харло за своей невестой меня. Я командовал его ладьями во многих сражениях и был побежден лишь однажды. После первой коронации Бейлона я отплыл в Ланниспорт, чтобы подпалить львиный хвост. Во второй раз он доверил мне освежевать Молодого Волка, если тот побежит в свое логово. Я женился на его дочери и стал отцом его внуков. И от меня вы получите больше, чем получили от Бейлона. Вот все, что я хотел вам сказать. — ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН НАШ КОРОЛЬ! — закричали его заступники, а из сундуков полилось серебро, золото, драгоценные камни — богатейшая военная добыча. Капитаны принялись хватать самое лучшее, повторяя клич. — ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН! — Эйрон пристально следил за Вороньим Глазом. Выскажется тот сейчас или предоставит вечу идти своим чередом? Двое его людей что-то шептали ему на ухо. Но не Эурон положил конец крикам, а женщина. Она заложила два пальца в рот, и ее свист рассек поднявшийся шум, будто нож. — Дядя! Дядя! — выхватив из кучи крученую золотую диадему, она взлетела на ступени. Один из людей Виктариона схватил ее за руку, и Эйрон долю мгновения еще надеялся, что заступники брата заставят женщину умолкнуть. Но она вырвалась и сказала Хромому Ральфу нечто такое, от чего он шарахнулся в сторону. Вече затихло. Всем было любопытно послушать, что скажет дочь Бейлона Грейджоя. — Спасибо, что принес на мое вече такие богатые дары, дядя, — обратилась она к Виктариону, — Но напрасно ты оделся в доспехи. Обещаю, что не трону тебя, — Яра повернулась лицом к капитанам. — Нет никого храбрей моего дяди, нет никого сильнее и злее в бою. И до десяти он считает не хуже любого, я видела… правда, чтобы добраться до двадцати, ему приходится снимать сапоги, — в толпе засмеялись. — Однако Вороний Глаз старше его и имеет больше прав… Эйдис не поверила своим ушам. Яра… Неужели Яра пошла на союз с Эуроном? Это казалось безумной идеей. Яра почти не знала Эурона, и уж точно не была готова делиться властью с кем-то ― собственно, как и сам Эурон. Эйдис стало нехорошо. — Верно! — заорал снизу человек Эурона. — Верно-то верно, но у меня прав еще больше, — Яра нахлобучила золотую диадему на свои темные волосы. — Брат короля не может опережать королевского сына. — Сыновья Бейлона все мертвы, — крикнул Ральф Хромой. — Здесь я вижу только его дочку! — Дочку? — Яра сунула руку за пазуху. — Ого! Что это тут? Показать вам? Некоторые не видали такого с тех пор, как их отняли от груди, — смех раздался снова. — Беда, когда у короля титьки растут — так ведь в песне поется? Ты верно заметил, Ральф, я женщина… не старуха, правда, а куда моложе тебя. Ты ведь у нас не только на ногу хромаешь? — Яра выхватила кинжал, спрятанный у нее на груди, и подняла его высоко. — Я еще и мать, а это мое малое дитятко. Ко мне, заступники! — вызванные стали чуть ниже нее. — Мой дядя сказал, что вы все его знаете. Вы знаете и меня… Эйдис перехватила взгляд Эйрона, и черная злоба поднялась в ней, точно ветер. Она должна прекратить этот балаган, скоморошное представление. В речи Яры был изъян, и Эйдис собиралась его ухватить. ― Это правда, ты дочь Бейлона Грейджоя, ― сказала Эйдис, и заступники Виктариона чуть расступились, пропуская ее. Эйдис, однако, поравнялась с сестрой, и на том остановилась. ― Волей Утонувшего бога наши братья пируют в чертогах Утонувшего бога, и отец ныне восседает с ними. ― А как же Теон? ― спросил кто-то из толпы. ― Теон? ― Эйдис рассмеялась. ― Он вырос в Винтерфелле. Он прилетел сюда, как послушный вороненок Робба Старка и сказал своему отцу, что молодой волк подарит ему корону. Как будто Бейлон Грейджой нуждался в этом, ― толпа поддержала ее согласными перешептываниями. ― Нет, у Бейлона Грейджоя нет сыновей, ― сурово закончила Эйдис. ― У него две дочери, и обе стоят перед вами. Одна из них хочет сесть на Морской трон и перевернуть многовековые традиции. И может, Яра в чем-то права, но она лишь младшая дочь нашего отца, ― Эйдис повернулась к ним. ― Я старшая дочь Бейлона Грейджоя. Я избранница Утонувшего бога, призванная копить мудрость на земле, чтобы однажды стать его советницей. Я жена лорда-капитана Железного флота, мать его троих детей ― двух сыновей и дочери. Я ― наследница всего, чем дорожил мой отец. И если моя младшая сестра называет себя королевой, я скажу, кого я назову своим королем. На секунду Эйрону показалось, что сейчас Эйдис скажет: «Я буду королевой Морского трона, я, Эйдис Грейджой» ― так уверенно и жестко она держалась. Но вот прошло мгновение, и с губ Эйдис сорвалось имя. ― Виктарион Грейджой. Толпа взревела ― не вся, но ее самая внушительная часть. Эйдис чуть подтолкнула Яру к низу, и сестра спустилась, глядя на нее с ненавистью. Корона, которую она сама на себя надела, свалилась у нее с головы. — Виктарион! Виктарион! ВИКТАРИОН! «Это было проще, чем мы думали» ― мелькнула мысль, но тут Эйрон вспомнил про Эурона, и вместе с полетом мысли, гвалт рассек, как удар меча, голос рога. Раскаленный зловещий вопль, повисший в сыром морском воздухе, пронизывал тело до самых костей. В рог дул человек Эурона, бритоголовый и страшный. На руках у него сверкали золотые и опаловые браслеты, широкую грудь украшала татуировка в виде хищной птицы с окровавленными когтями. Витой черный рог, который он держал обеими руками, был длинней человеческого роста. Его скрепляли кольца из красного золота и темной стали. Когда рог звучал, казалось, что вырезанные на них иероглифы древней Валирии загораются красным огнем. Ужасный звук, исполненный боли и ярости, терзал слух. Эйрон, зажав уши, стал молить Утонувшего Бога послать могучий вал и захлестнуть рог, но тот продолжал завывать. Это зов самой преисподней, хотел крикнуть жрец, но его все равно бы никто не услышал. Надутые щеки разрисованного трубача обещали вот-вот лопнуть, птица на его груди словно порывалась взлететь. Древние знаки раскалились уже добела. Рог ревел, и эхо, рожденное им в холмах, отражалось от гор Большого Вика по ту сторону залива, заполняя собой весь мир. Всем уже мерещилось, что этот рев будет длиться вечно, но тут он умолк. Трубач, выдохшись наконец, пошатнулся и упал. Жерло рога дымилась, а на губах трубача жрец разглядел кровавые пузыри. Птица у него на груди тоже сочилась кровью. Эурон Грейджой взошел на холм медленно, и глаза всего веча неотрывно следили за ним. Чайка над головой кричала не переставая. Безбожник не может сидеть на Морском Троне, твердил про себя Эйрон. Однако он не мог помешать брату высказаться, и его губы шевелились в безмолвной молитве. Заступники Яры и Виктариона расступились. Жрец сделал шаг назад, опершись рукой на холодное ребро Нагги. Эурон, став на пороге чертогов Серого Короля, обратил свой улыбчивый глаз к капитанам и королям, но жрецу виделся и другой его глаз, тот, который Эурон прятал. — Железные Люди, — сказал Вороний Глаз, — Вы слышали, как трубит мой рог. Теперь выслушайте меня. Я брат Бейлона, старший из живых сыновей Квеллона. В моих жилах течет кровь лорда Викона и Старого Кракена, странствовать же мне довелось дальше, чем им обоим. Лишь один из ныне живущих кракенов никогда не испытал поражения. Лишь один никогда не сгибал колена. Лишь один дошел до Асшая через Край Теней, где видел чудеса и ужасы, не поддающиеся воображению… — Если тебе так понравилось там, отправляйся обратно, — крикнул розовощекий паренек, один из заступников Яры. Вороний Глаз не снизошел до ответа. — Мой младший брат хочет завершить войну Бейлона и взять Север. Моя дорогая племянница, очевидно, предложит нам мир, хотя ей так и не дали завершить, — темные до синевы губы искривились в улыбке, когда он посмотрел на Эйдис, которая стояла чуть ниже его. — Яра предпочитает победу поражению, Виктарион мечтает о королевстве вместо жалких клочков земли. Со мной вы получите и то, и другое. Вы прозвали меня Вороньим Глазом, а у кого же глаз острее, чем у вороны? После каждой битвы вороны слетаются сотнями и тысячами на трупы убитых. Смерть они видят издалека. Я вижу и говорю вам, что Вестерос скоро погибнет, и те, кто пойдет за мной, будут пировать до конца своих дней. ― Ты прав, Эурон, ― перебил его Виктарион. ― Твой глаз может быть острым, как у ворон, что кормятся падалью. Ворона явно тебе подходит, ― послышался смех. ― Только не может на Морском троне сидеть мужеложец. Лорды ахнули. Эйдис понадеялась, что Эурон снова выйдет из себя, ведь ярость была бы хорошим подтверждением правоты Виктариона, но в этот раз Эурон себе этого не позволил. ― Спроси матерей моих сыновей, какой я мужеложец, брат, ― и он снова обернулся к вече, словно Виктарион ничего и не говорил. ― Мы, Железные Люди, некогда были завоевателями. Молва о нас гремела повсюду, где слышался шум прибоя. Брат предлагает вам довольствоваться холодными и мрачными землями, племянница обещает и того меньше… я же дам вам Ланниспорт, Хайгарден, Бор, Старомест. Дам Простор и речные земли, Королевский и Дождливый леса, Дорн и Марки, Лунные горы и Долину Аррен, Тарт и Ступени. Вестерос будет наш целиком! — Он бросил взгляд на жреца. — К вящей славе Утонувшего Бога, само собой. Даже Эйрона захватила на миг эта смелая речь. Когда жрец впервые увидел красную комету на небе, им завладела та же мечта. И он бы поверил ей, если бы ее произнес кто-то другой ― Виктарион или даже Эйдис. Нет, королем мог быть только один из его братьев, и точно не Эурон. — Вороний Глаз, — подала голос Яра. — Ты оставил свой рассудок в Асшае? Если мы не способны удержать Север — а мы не способны, — как мы можем завоевать все Семь Королевств? — Такое уже бывало. Разве отец не учил тебя истории? Можно подумать, Виктарион, что дочь нашего брата никогда не слыхивала об Эйгоне Завоевателе. В этот раз Эйдис поняла все быстрее всех. Она снова посмотрела на рог, на исходившего кровью трубача, и рассмеялась. Ее смех охватил всех, как купол, но Эйдис не позволила себе смеяться дольше. На нее направили напряженные и удивленные взгляды. «Не повредиться бы ей умом, как ее матери» ― подумал Эйрон, слушая мелодичный, точно соловьиную трель, смех Эйдис. ― Кажется я понимаю тебя, дядя, ― сказала она голосом мягким, как поцелуй. ― Ты говоришь о последней представительнице рода Таргариенов, Дейнерис, ― слухи о драконьей королеве доходили до Железных островов, и Эйдис тщательно их изучила. ― Я слышала, у нее три дракона, не таких больших, как Балерион Черный Ужас, Вхагар и Мераксес, но все-таки живых дракона. Однако скажи мне дядя: ты вправду думаешь, что женщине с тремя драконами нужен мужчина? Особенно тот, который не может ее удовлетворить? Эурон посмотрел на нее своим единственным взглядом, и этот глаз говорил ей: «Приходи в мою постель, и я покажу, как я могу удовлетворить женщину». Эйдис пообещала, что выколет его и оставит себе на память. ― Я и не собираюсь просить драконов, ― смело заявил Эурон. ― Этот рог я нашел в дымящихся руинах Валирии, куда никто не смел ступить, кроме меня. Вы слышали его голос и ощутили на себе его мощь. Это драконий рог, а красное золото и валирийская сталь, которыми он окован, исписаны заклинаниями. В такие рога трубили повелители драконов, пока Рок не смел их с лица земли. С этим рогом, Железные Люди, я подчиню драконов себе. На свете есть три дракона, и я знаю, где их найти. Разве это не стоит короны из плавника? — ЭУРОН! — крикнул один из его людей. — ЭУРОН! ВОРОНИЙ ГЛАЗ! ЭУРОН! — завопил рыжий. Немые и черномазые с «Молчаливого» раскрыли сундуки Эурона и высыпали дары. Жрец услышал голос Гото Харло, набравшего полные руки золота; к нему присоединились Горольд Гудбразер и Эрик-Молотобоец. — ЭУРОН! ЭУРОН! ЭУРОН! — крик разрастался, переходя в рев. — ЭУРОН! ВОРОНИЙ ГЛАЗ! ЭУРОН КОРОЛЬ! — Точно сам Штормовой Бог вещал из грозовых туч над холмом Нагги. — ЭУРОН! ЭУРОН! ЭУРОН! Даже жрец порой сомневается. Даже пророка порой посещает ужас. Эйрон Мокроголовый больше не находил в себе бога. В громе голосов, выкрикивавших имя его брата, ему слышался скрежет заржавленных дверных петель. Но Эйдис казалась спокойной. Она величественно и высоко подняла голову. Даже свой конец она желала встретить с достоинством — так ее воспитали, и таков оставался удел всех королев, особенно королев по рождению. — Это прекрасный план, дядя! ― крикнула она. Виктариону поднесли его топор. Фигурка Эйдис на фоне супруга казалась просто миниатюрной, но Эйрон чувствовал всю ее силу. В этот момент он сам был готов склониться перед ней. ― Он и вправду потрясающий. Только тогда сразу откажись от короны, чтобы его исполнил кто-то другой. ― С чего бы мне это делать, дорогая Эйдис? ― усмехнулся Эурон, и в его самодовольной улыбке не было ни капли сомнений. Только вот они не терзали и Эйдис. Эйрон вспомнил ее слова: «Я знаю, что он покажет на вече», и весь обратился в слух. Эйдис ― красивая, умная, хитрая, безжалостная ― была его последней надеждой. ― С того, что драконов тебе не усмирить даже с помощью этого рога, ― с самой нежной улыбкой сказала Эйдис. Она показалась Эйрону ответом на его старые детские молитвы, светом, что вошел в его детскую комнату и отогнал Эурона. «Если бы она была там, ― подумал Эйрон. ― Спасла бы она меня?» Она отличалась весьма острым умом и нетривиальными талантами, она неизменно находила силы и не сдавалась, она побеждала. Она не могла спасти Эйрона в детстве, когда пьяный Эурон приходил в их с Урригоном спальню, высоко в Морской башне. Но она могла спасти их всех сейчас, и если бы Утонувший бог потребовал жертву за это, Эйрон сам бы бросился в волны прямо с холма. ― Мы все видели мощь рога, это правда, ― продолжала она. ― Но разве ты трубил в него? ― она кивнула на мертвое тело трубача, чей рот еще немного дымился. ― Чтобы усмирить драконов в него надо трубить долго и много, разве нет? Особенно для троих драконов. Но хватит ли тебе силы хотя бы на три выдоха? Человек, протрубивший в него трижды, умер на наших глазах. Тогда ты либо скончаешься, и тебя нет смысла венчать, либо у тебя будет только один дракон, а остальных получат другие люди. И ты думаешь, тогда кто-то из них продолжит называть тебя королем, или захочет править сам? Тишина встала оглушительная. Капитаны замерли, обеспокоенно переглядываясь ― опьяненные обещаниями и добычей, они не подумали об этом. «Воистину она мудра по благословлению Утонувшего бога» ― подумал Виктарион. Он встал рядом со своей женой. ― Протруби в него трижды, Вороний Глаз, ― сказал Виктарион. ― Протруби, и тогда я сам назову тебя своим королем. Эурон отчетливо колебался. Он посмотрел на рог, а потом снова на Эйдис. Эта женщина была невыносимо прекрасной. Эурон видел сотни женщин, девушек, даже девочек, но Эйдис была идеальной. Он не мог смириться с тем, что она так легко досталась его брату. Возможно, лиши он ее девичества, Вороний Глаз не мучался бы так сильно, но сейчас он слишком сильно хотел этого, хотел Эйдис в свою постель и не один раз. Если он станет королем, он будет волен делать все, что захочет ― особенно с Эйдис. На него смотрели капитаны. На него смотрели жрецы. На него смотрела женщина, тяга к которой была невыносима. И на него смотрел тот, кому она принадлежала. И они оба снисходительно усмехались, не веря ему. Если Эурон сейчас откажется, он потеряет свою корону. ― Если моей семье так угодно, ― наконец сказал он и направился к рогу. Люди поспешили закрыть уши, расступаясь перед ним. Эйдис скользнула ближе к Виктариону, и он притянул ее к себе за талию. Эйрон закрыл уши и втянул голову в плечи. На первом выдохе Эурон весь покраснел и закашлялся. На втором у него из ушей и носа полилась кровь, а глаза налились кровью. Третий звук он оборвал ― упал на землю и захрипел. Он царапал свою грудь, разорвав на себе одежду, и все видели, как его вены наливаются кровью изнутри и лопаются. Его рот задымился, как у его трубача, и Эурон упал головой на камень. Он разбил себе лоб, изуродовав до этого красивое лицо, но никого это уже не взволновало. Пару минут лорды ждали, что он поднимется, но этого так и не произошло. Яра первая отважилась подойти к нему и пнуть носком в бок, но Эурон не пошевелился. Она присела и приложила пальцы к его шее. Когда она выпрямилась, лицо ее было белым. Эйдис в ожидании подалась вперед. Нет-нет, она должна убедиться, окончательно и бесповоротно. Второго шанса не будет. ― Мертв, ― сказала она, и всем показалось, будто холм содрогнулся. Эйрон посмотрел на Эйдис и вспомнил какой она выглядела в тот вечер, когда Эурон чуть не лишил ее девичества. Эйрону показалось, что Эйдис напугана, в то время как она была зла и разгневана. Вот и сейчас ― ее полный испуга взгляд был на самом деле мстительным и довольным. Яд был орудием женщин. А не Эйдис ли они называли истинной женщиной? Ее вид из сомневающегося стал решительным — конечно, она верила, что поступала правильно. Эйрон знал эту ее черту ― главное то, что правильно. Но правильно только для Эйдис. Эйрон понадеялся, что их пути никогда не повернутся против друг друга. ― Нужны ли еще доказательства? ― тихо и мягко спросила она, вернув внимание к себе. ― Эурон лгал нам всем здесь, в этом священном месте, раздавал пустые обещания. Такого короля вы хотите видеть, милорды? Если вы хотите мертвого короля, то отправляйтесь за ним. Мужчины стояли молча. Потом каждый из них обернулся к Эйдис и Виктариону. В этот раз криков не было. Каждый из присутствующих в абсолютном молчании опустился на одно колено, произнеся коротко «Король Виктарион». Эйдис не видела более лицемерного и замечательного действия. Знала, что они смотрят на Виктариона, что он был их королем ― и ее тоже теперь, но не могла избавиться от внутреннего удовольствия. Можно представить, что так смотрели на нее ― как на хозяина и повелителя. ― Король Виктарион! ― грянул один из его людей, и другие подхватили его. Лорд Родрик Харлоу повторил клич тоже, вслед за ним ― все дома Харло, и все те, кто еще пару минут назад выкрикивал имя Эурона. Эйдис снова нашла его глазами ― дымящееся кровавое лицо было мертвым, красным, совершенно нечеловеческим — ничто в нем не напоминало красавца Эурона Грейджоя. Он не выжил. Мертв. Виктарион взял Эйдис за руку и поднял их сцепленные руки. Лорды в мгновение поднялись с колен и закричали. «Король Виктарион! Королева Эйдис! КОРОЛЬ ВИКТАРИОН! КОРОЛЕВА ЭЙДИС!» Эйрон подошел к ней со спины. Его слова были едва слышны, но Эйдис их уловила. «Родись бы ты нашей сестрой, ты бы спасла нас». Эйдис была женщиной, но она была невероятной женщиной… неповторимой. Это уж точно. Леди Грейджой нашла взглядом свою сестру. Яра смотрела на нее хмуро и настороженно, а ее команда поспешно покидала холм, но этих людей было слишком мало для того, чтобы заметить этого. Эйдис отметила про себя, что Яра все поймет очень скоро, если еще не догадалась. Скрывать что-то не имело смысла. И она дерзко усмехнулась сестре.