Китайские каникулы

В преисподнем округе Диюй неспокойно. Уже второй день среди местных демонов и чертей ходит брожение и смущение умов. Прибыли послы из Европы. Их возглавляет жутко скалящийся предводитель в необычайно замызганных одеждах. Обитатели Диюя не понимают, зачем было рядиться в белую тогу, чтобы размазывать по этому фону дорожную грязь, кровь и прочие телесные жидкости грешников, а также слизь зелёной жабы, намертво прилипшей к голове. Но второй молодой господин Хас Тючжи таращит страшные непроглядно-чёрные глаза, угрожающе покрывается волдырями и бородавками и всячески измывается над своими подчиненными, такими же пупырчатыми и глубоко несчастными. От страха перед безрассудным своим господином они периодически нервно лижут стены, чем портят резьбу и указы Восемнадцати Старейшин. Вокруг этих пришельцев сразу возникает напряжение, никто не стремится с ними налаживать контакт, после того как третьего дня пара любопытных были превращены в две неаккуратные, совершенно неэстетичные кучки пепла. Тогда Цзинь Гуанъяо поспешно развеял их неловким движением плохо слушающейся правой руки. Фигурально выражаясь, нет тела — нет дела. Единственной переменной величиной в окружении второго молодого господина Хас Тючжи является демон Эйликэ. Эйликэ молодой, смуглый и болтливый, с торчащими волосами — типичный лаовай. Переменным Эйликэ становится после того, как лопается, словно мыльный пузырь, от огненных тычков своего хозяина. К тому же Хас Тючжи отправляет Эйликэ с какими-то поручениями, но тот никогда не возвращается, однако спустя некоторое время возобновляет своё существование в Диюе. Никто из посланных Цзинь Гуанъяо наблюдателей так и не смог определить, один ли это демон Эйликэ, или их бесконечное число. — Гы-ы! — неприлично громко ржёт Хас Тючжи. Его рёв подхватывает свита из четырех тритонообразных демонов и одного темнокожего человекоподобного с хамелеоном — типичного европейца. Кажется, они собираются послать Эйликэ в новый невозвратный путь. Цзинь Гуанъяо вслушивается, ибо только учится различать довавилонский, на котором болтают высшие демоны. Он мается в непроглядных чертогах Диюя уже несколько лет. Или веков. Отсутствие разумной деятельности и бесконечная волокита по любым пустякам способна вывести из себя даже такого сверхтерпеливого человека, как Цзинь Гуанъяо. Сначала ему казалось, что среди туповатых жалобщиков и лукавых сутяг он сделает быструю карьеру и сможет подняться повыше по службе. Сперва покойный заклинатель, потом покойный Глава клана, потом покойный Верховный заклинатель (их тут несколько, но он быстро обошел Вэнь Жоханя), потом покойный князь, потом покойный император (о! это был незабываемый триумф) — и тут он вместо того, чтобы подняться, внезапно провалился глубже и стал третьим помощником судьи, правда, перестав зваться покойным. Цзинь Гуанъяо охватил ужас, когда он осознал, что чем выше его достижения в аду, тем глубже он проваливается. Но, ненадолго задумавшись, он принял решение не унывать, а добиться наивысшего могущества в рекордно сжатые сроки. Так дело с воскрешением по заказу племянника становится важной вехой в посмертной судьбе Цзинь Гуанъяо. Он практически сразу бесповоротно решает, что этим смертным, вне всякого сомнения, станет он сам. Кто ж роднее Маленькой Госпоже, как не родной дядя! Теперь же, вслушиваясь в поручения Хас Тючжи, он находит прямую лазейку для возвращения к жизни. Достаточно перехватить Эйликэ и вписать своё имя в трёх экземплярах заявок на воссоединение души с телом.

***

Белоснежные хвостики самца райской мухоловки свешиваются меж ивовых ветвей. При виде людей птица торопливо вспархивает — пытается отвлечь от гнезда. В нём остался последний птенец, самый трусливый и неуклюжий, но оттого ещё более любимый. — Лань Чжа-ань, — тянет Вэй Усянь, — у него хвост как твоя налобная лента. Такой же беленький. И помогает рулить при полёте, ха-ха… Они вернулись на кладбище, чтобы забрать оброненную и забытую вчера книгу с призыванием «Небесного дракона». Чужестранная книжонка оказывается как раз под ивой. Вэй Усянь отряхивает сафьяновую обложку и прячет за пазуху. Лань Ванцзи немного ревниво прослеживает путь книжки, но тут острый взгляд его цепляется за ошмётки серой бумаги, на которые недвусмысленно указывает серый палец трупа с загнутым чёрным ногтем. — Вот не нравилась мне эта могилка, — бормочет Вэй Усянь и, небрежно оттолкнув палец, поднимает неаккуратно скомканный бланк. — Ну надо же! Тот же язык, что в книге. Надо показать… — Ацзи Фэню. Он учёный… нечеловек. И не склонен ко лжи. Я думаю. — Лань Ванцзи не скрывает, что не доверяет Гжоу Ли, особенно из-за его адской ауры и некоторой симпатии к нему Вэй Усяня. — Да-да, конечно. К нему и направимся? Ты наверняка плохо знаешь Юньмэн, так что можем отправиться к ангелу самой красивой дорогой! — Самой короткой. Демоны изменчивы. Времени мало. Надо спасти. — Лань Чжань, подожди! Пока, птички… Величественная фигура Верховного Заклинателя удаляется стремительным, буквально летящим шагом, впрочем, ничуть не напоминающим бег. Однако Вэй Усяню приходится значительно ускориться, чтобы хоть как-то соответствовать. Юньмэнское лето радостно распахивает гостеприимные объятия, но они игнорируют блеск мелькающей там-сям воды и ароматы расцветающих лилий. Нужно торопиться. Райские мухоловки по-быстрому выпихивают последнего птенца...

***

Азирафель и Кроули сидят в изящной резной беседке, с трех сторон окруженной водами роскошного лотосового пруда. На белых одеждах ангела застыли розовые и изумрудные рефлексы. Где-то лениво плещет хвостом рыба. В небе ни облачка. Азирафель зажмурился и подставил своё белокожее лицо солнцу. «Сгорит ведь», — почему-то беспокоится Кроули, но понимает, что нежный цвет лица был при ангеле с древнейших времен. Кроули вынужден поделиться всеми подробностями дела о воскрешении. Ему не хочется делать никаких добрых дел, но на всякий случай он спрашивает, может ли Азирафель навести справки о некоторых людях с фамилиями Цзян и Цзинь. Ангел рассеянно соглашается, но тут же спохватывается: его общение с Небесами всё ещё одностороннее. Он надеется, что хотя бы в следующем столетии сможет связаться с Раем с помощью какого-нибудь простого устройства. Кроули предлагает употребить «информационных бабочек» Цзинь Лина. Они начинают ленивый спор, совершенно не заботясь о правоте или достоверности предположений. — Позволь всё же усомниться в разумности насекомых, — ангел не занудствует, он правда осторожен и предусмотрителен. — Они не насекомые как таковые, они искусственные магические субстанции с единственной функцией передачи данных, — Кроули совершенно трезв, поэтому его речи становятся не столько соблазнительными, сколько логичными и требующими внимания. Этот злобный демон был толковым ангелом… — Ты предлагаешь их попросту послать на небеса в поисках души Цзян Яньли? Они точно потеряются. — Да нет же! В архив, к ангелу, ведущему реестр. У вас же есть реестры? Ты знаком хоть с кем-то? Азирафель хочет ответить, что знаком с весьма узким кругом лиц, из-за того что был приставлен сначала к Эдемским вратам, а потом — к оставленному человечеству, но он не хочет прослыть невеждой или, того хуже, недотёпой. У него есть, в конце концов, его легион и его ангельское подразделение… где его, скорее всего, никто не знает. С другой стороны, архивист… Архивист и букинист практически коллеги. На лоб размышляющего ангела присаживается маленькая голубянка. Она нерешительно шагает по светлой брови. Он морщит лоб. Бабочка останавливается, но после минутного замешательства продолжает бороздить просторы ангельского лба. — А довольно противные лапки у этих небесных созданий… — Азирафель решительно сгоняет голубянку и садится. Щелчком правой руки он создает её копию и, шепнув несколько слов, отправляет в полет. — Жаль, нет таких для Ада. Удобно с отчетами посылать. — А летучие мыши как же? — Ох, Ази, ты гений, хоть и светлый. Поймал мыша и ждёшь не спеша. Ты небось завтракать хочешь, по щекам вижу. — А что с ними? — Азирафель испуганно обхватывает лицо. — Сдулись. — Гадкий демон. — Взаимно. Тут чудные локвы и ещё какие-то интересные штучки из теста… Они поднимаются и идут в сторону трапезной в Пристани Лотоса. Когда они удаляются на приличное расстояние, с трудом проламывая крепкие доски пола, в беседке появляется одноразовый демон Эрик с пачкой бумаг. Оказавшись в опасной близости от воды, он отшатывается, прыжками несётся вдогонку за Кроули и тут же попадается в снабженную тревожными талисманами ловчую Сеть Божественного плетения. На вопли поверженного демона сбегаются ученики ордена Юньмэн Цзян и, недолго думая, чинят расправу. Серые, замызганные жабьей икрой бумаги ветер уносит в пруд.

***

— Ты, эта, чего рядом с нами ошиваешься? — Хастур смотрит чёрными глазами без белков на слегка съежившегося в поклоне и без того миниатюрного Цзинь Гуанъяо. — Весь в золоте аки прынц. Не положено! На меня смотри! Тот поднимает глаза, взмахивает ресницами и скромно улыбается, на щеках играют ямочки, и весь вид его, покорный и умильный, должен вызвать у нормального собеседника расположение. Но он имеет дело с Хастуром. — Цзинь Гуанъяо, второй помощник судьи, ваше демоническое достоинство. Осмелюсь заметить, что слуга ваш, посылаемый наверх, очевидно, при всей расторопности своей, незнаком с местными обычаями, посему не может вовремя исполнить данное ему поручение. — Хочешь вместо него? Хитрый какой! То-то рожа мне твоя сразу не понравилась. Подержи! — Он протягивает жабу, и Яо покорно держит её на вытянутых руках, поливая вонючей слизью вполне приличный пол в чёрную и золотистую плитку. Хастур в это время утирает какой-то тряпкой лоб и жалуется: — Жарко у вас тут! Даже забыл, какая в Аду холодрыга. — Это в этом кругу так, — охотно отзывается Цзинь Гуанъяо. — В десяти подразделах Диюя мороз. И всё же ваш демон Эйликэ не знает расположения ловушек и препятствий. Через пару часов вежливых препирательств, двух пригоршней слизняков, собранных с годовалых трупов специально для жабы, и пожертвованной в качестве жабьего трона шапочки маоцзы бывший Верховный Заклинатель выбирается на поверхность Земли. В плохо слушающейся правой руке он сжимает три бланка на непонятном языке, который должен заполнить некто Гжоу Ли, эмиссар Ада, в настоящий момент путешествующий по Юньмэну. В первую минуту Цзинь Гуанъяо чуть не падает, сбитый с ног солнечным светом, душистым летним ветром и огромным количеством звуков: орут мухоловки, где-то заливается иволга, стучит дятел, плещет вода, олень проламывает путь сквозь слишком тесно растущие заросли молодого бамбука, удирая от невидимого хищника. На самом деле олень бежит довольно далеко, но Яо оглушен, он слепо смотрит на Солнце и больше всего на свете хочет остаться в этом мгновении. Чтоб они все провалились в центр Земли со своими бланками и подписями! Но сейчас его задача — встретиться с господином Гжоу и одновременно не попасться на глаза кому-нибудь другому, кто помнит его в лицо. Возможно, стоило переодеться.