Последний вечер перед началом учебы отличался. Десятый «Г», выбранный дежурным классом, собрался в полном составе за день до сентября. Вот это была встреча! Загоревшие ребята, успевшие отдохнуть от прошедших экзаменов, с радостными воплями вешались друг другу на шеи, забивая на сумки и рюкзаки.
Здание кадетского корпуса приветливо сверкало чистыми окнами, а над главным входом уже развернулось полотно с надписью «С днём знаний!». Кадеты десятого класса с благоговением входили в здание, в котором уже прошло три года их весёлой жизни — первые полгода в качестве зелёных воспитанников, а потом — обладателей черной формы с красными погонами с обозначением «КК» на плечах. Их воспитатель — худощавый, среднего роста мужчина в звании майора — Павел Алексеевич с интересной фамилией Воля — тоже был очень рад видеть своих подопечных, поэтому как только весь личный состав был в сборе и построен по отделениям, а командир Сережка Лазарев доложил о том, что класс в полном составе готов к приёму дежурства по корпусу, воспитатель улыбнулся и браво сказал, обращаясь к детям:
— Лето у нас, к счастью или сожалению, закончилось. И я рад, что мы все здесь сегодня собрались! Ура, товарищи кадеты! — Он разбежался и влетел в толпу оторопевших ребят, превратив строй в орущее мессиво черного цвета, где его, майора, зеленая офиска выделялась одиноким пятном. Тридцать первое августа… Так что можно позволить себе подобные шалости!
Чуть позже десятиклассники поднялись в свой кабинет самоподготовки. Офицер-воспитатель Павел Алексеевич, пустив по классу журнал по технике безопасности для подписей, сел за свой стол, заваленный разной ерундой, и объявил:
— Наверное, вы уже заметили, что с нами сегодня нет Юрия Николаевича. Так вот. К несчастью, ему пришлось уволиться по состоянию здоровья. Все же помнят, что он был боевой офицер, поэтому рано или поздно старые раны дали бы о себе знать. И так как это всё случилось относительно недавно, ещё не успели найти нового воспитателя.
Класс загудел. Но майор успел разрядить обстановку, стараясь как-то сгладить нарастающее негодование в классе:
— Так, тише, бандерлоги! Вернемся с деревьев на землю. Никто ведь не забыл, зачем наш класс вызвали в законный выходной? — Он сделал паузу, надеясь, что кто-то ответит. Неожиданно с конца класса раздался голос, принадлежащий высокому, худому юноше.
— Нас вызвали, чтобы мы почистили сортиры, расставили кровати и надорвали себе все связки и мышцы, отвыкшие за лето от физического труда! — послышались сдавленные смешки. Воля улыбнулся и одобрительно кивнул.
— Правильно, Шастун! И начнем мы через час.
— А почему ещё не нашли нового воспитателя? — второй возглас принадлежал невысокому пареньку в очках.
— Дим, ну я не знаю! Вот сидит в кабинете дядька, иди и спроси у него напрямую. — Офицер быстро выхватил взглядом сидящего в третьем ряду у двери мелкого мальчишку, внешне очень напоминающего армянина, который пытался незаметно приклеить снизу на парту жевачку.
— Матвиенко сейчас пойдёт чистить толчки, а за одно и парты. — Голос воспитателя прозвучал довольно понятно, чтобы названный кадет вздрогнул, и опустив глаза в пол, встал и выкинул сие безобразие в мусорку. Майор, вновь обращаясь к классу, проговорил тоном, не терпящим возражений или уточнений:
— Теперь вы все знаете, что Юрий Николаевич уволился. Меня пока не поставили в известность о том, кто будет назначен вторым воспитателем на наш коллектив. Так что любые вопросы на счет этого оставьте при себе. Сейчас я раздам каждому список того, что нужно выполнить до вечера. — Он сразу перевёл тему, чтобы избежать лишнего гомона.
Фронт работ был немаленький, поэтому класс разделили по небольшим группам. Девушкам дали задание легче — им предстояло пройтись по кабинетам и помыть доски и вывесить на них украшения. У парней, естественно, задания были сложнее. Кто-то должен был расставить по классам куллеры для воды, кому-то предстояло разнести учебники, убраться в туалетах, как это сказал уже известный нам Шастун. Через пять минут кадеты были готовы к работе и разбрелись по определенным местам. В итоге, к большой радости троих друзей-товарищей, Антону Шастуну, Диме Позову и Серёге Матвиенко выпала честь, что бы вы думали? «Почистить футбольную площадку». Парни, вооружившись метлами, вышли на задний двор корпуса. Особой грязи там не было, и это являлось огромным плюсом — форма останется чистой.
Они управились достаточно быстро — просто вымести пыль оказалось таким пустяковым занятием, что уже через полчаса они вальяжно сидели на скамейках у коробки и рубились в «слова», чтобы совсем не умереть от скуки. За этим их и застал вышедший посмотреть на своих «золушек и злыдней» Павел Алексеевич. Майор окинул оценивающим взглядом чистое покрытие площадки, махнул рукой и сказал:
— Раз вы уже всё сделали — имеете право на свободное время. Мяч лежит в каптёрке. Только переоденьтесь и не шумите особо, ладно? — Он кинул Шастуну в руки ключи и пошёл проверять остальных. Парни, радуясь такому везению, резвой рысцой побежали в корпус. Быстро переодевшись в спортивную форму, они забрали с каптёрки мяч и буквально через десять минут гоняли его по ими же вычищенной плошадке. Позже к ним присоединились одноклассники, и играть стало интереснее и веселее:
— Димка! Пас на меня!
— Да иди ты в жопу, опять промажешь, шпала!
— Сука такая, дай мне мяч!
— Пошёл на х… Хутор. Бабочек ловить! Серёга, принимай! — мяч звонко стукнулся о борт небольшого поля для мини-футбола. Невысокий темноволосый мальчишка перехватил его, уведя прямо из-под носа Шастуна.
— Ах ты ж, Матвиеныч, сука! — со смехом выкрикнул Антон, несясь за другом.
Часам к семи из корпуса вышел куратор их корпуса — полковник Федоров. Дети любили этого старика за его доброту и интересные байки. Он никогда не ругался, не нудил, как другие, а просто дарил детям частичку своей души. Вот и теперь он с улыбкой наблюдал за тем, как длинновязый Антон пытался отобрать мяч у своих товарищей. Сзади возник Воля, и тихо кашлянув, задал вопрос:
— Товарищ полковник, уже известно, с кем мне предстоит гонять этих оболтусов?
— Ну ты прям как всегда, Алексеич. Известно. Должен в скором времени подойти, чтобы получить пропуск и оформиться, тогда и познакомишься.
— Зовут его хоть как?
— Арсений Попов. Сын одного моего знакомого. Мужик хороший, да и педагогическое образование получил неплохое — учитель ОБЖ. Думаю, ему тут понравится. — Куратор вновь воззрился на кричащих десятиклассников. Майор тоже отвел глаза на своих «залетчиков». И в тот же момент Шастун, запутавшись в своих же ногах, влетел в стенку. Раздался сдавленный «Ай» и громкий стук. Полковник вмиг стал серьёзным и поспешил к площадке. Павел не отстал, бросившись к своим.
Антон, сидя на резиновом покрытии, пытался понять, что произошло — споткнувшись, он влетел лбом в стенку. Правая рука при падении как-то неудачно подвернулась. Подлетевший воспитатель вместе с куратором и притихшими товарищами столпились вокруг него. Воспитатель опустился на корточки и осторожно спросил, дотрагиваясь до его плеча:
— Шастун, ты нас всех видишь и слышишь?
— Ага… — Он, конечно же, всех видел. Только мельтешащие перед глазами «звездочки» мешали сосредоточиться, а нарастающий звон в ушах не позволял услышать всего, чего хотелось.
— Сынок, ты чего? Голова кружится? — буквально осыпал его вопросами майор, когда Антон, пытаясь подняться, опасно пошатнулся. Куратор же достал телефон из кармана и произнёс, качая головой, — надо бы скорую вызвать. Вдруг сотрясение?
После этих слов Антона как кипятком ошпарили. Он округлил глаза, и с трудом встав, проговорил, пытаясь держаться ровно:
— Не нужно никаких скорых! У меня все нормально. Головокружение сейчас пройдёт, рука тоже. — Он не хотел признаваться, что не хочет оказаться в столь жутком для него месте — больнице. Тем более из корпуса, перед первым сентября. Полковник внимательно посмотрел мальчишке в глаза. Потом, вздохнув, кивнул и проговорил, обращаясь к Павлу.
— Парнишку отведи в медкабинет, вызову нашего Игоря Васильевича. Если он скажет, что ничего страшного — будет свободен. — Полковник спешно ушел в корпус, что-то бормоча себе под нос. Антон, выдохнув и пытаясь не обращать внимания на звон в ушах и ноющую боль в запястье, немного шатаясь направился за воспитателем.
— Павел Алексеевич, у меня всё в порядке.
— Молчи лучше, Шастун. Мог бы и аккуратнее играть. — Кажется, майора лучше было не теребить. Ещё бы! Учебный год ещё не начался, а проблемы уже появились. «Ну как так!» — думал Антон, двигаясь вдоль стены. — «В первый же день в ногах запутаться…»
Голова особо не болела. Только на лбу уже вырисовывались очертания немаленького такого синяка. Если быть точным — на пол рожи. Волновала только рука — было неприятно совершать движения, да и больное место начинало слегка отекать и краснеть.
В медкабинете было душно и пахло спиртом и хлоркой. Помещение представляло собой две соединенные дверью комнаты. Первая была «приемным» а вторая «процедурным» кабинетами. В основной стояли шкафы с пластырями, банками, склянками и прочей медицинской ерундой, которую Антон терпеть не мог. Майор кивнул парню на кожаную кушетку, а сам плюхнулся на стул рядом. Шастун прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. Через пять минут дверь открылась и вошёл учитель ОБЖ, а по совместительству ещё и медик, лейтенант Игорь Васильевич Заровский. Антон поприветствовал учителя, получив сжержанный кивок. Заровский достал из ящика тонометр, фонендоскоп и фонарик, и подошёл к парню. Мальчишка сел ровнее.
— Глаза открой, пожалуйста. Сейчас смотри на свет. Если голова заболит, сразу скажи, хорошо? — и получив сухое «угу» в ответ, медик-учитель включил фонарик и направил луч сначала на один, потом на второй глаз. Потом послушал ритмы сердца и измерил давление. Шастун терпеливо сносил все манипуляции. Последним он показал руку, опухшую, с пурпурным синяком вокруг лучезапястного сустава. Лейтенант покачал головой и, убирая все предметы обратно в ящики, сказал, открывая шкаф с бинтами и мазями:
— У тебя, Антон, вывих. Нужно будет поставить сустав на место. Потерпишь? — Он подошёл к парню, ожидая ответа. Пораскинув мозгами, мальчик протянул медику руку. Заровский кивнул и, взяв запястье, быстрым движением рук с силой надавил на сустав. Раздался характерный щелчок, после чего Антон вскрикнул от резкой боли, которая, к слову, стала быстро стихать, превращаясь в притупленную и больше ноющую. Мальчишка прижал руку к себе. Лейтенант усмехнулся и вытащил из ящика эластичный бинт. Антон послушно дал нанести на запястье мазь и замотать руку. Заровский, полюбовавшись проделанной работой, кивнул и вышел из кабинета, бросив напоследок:
— Паш, если малец на боль будет жаловаться, дашь ему аспирин или подобный препарат. Шастун, больше не делай так! Помни, зачем ты учишь мой предмет, а ещё лучше вспомни главное словосочетание, за которое вы расписываетесь! — Шаги стихли. Антон вздохнул и поднялся с кушетки. Голова не кружилась, а дискомфорт доставлял лишь начинающий побаливать синяк на лбу. Но, так как других проблем не было, а мазь, нанесенная Игорем Васильевичем, начала действовать, приятно охлаждая, мальчишка вновь вышел на улицу, но уже под присмотром майора. Мужчина дал Шастуну приказ гулять без активных игр, чтобы не дай боже не сотворить с собой что-нибудь ещё. Поэтому Антон с весьма недовольной миной присоединился к хихикающим девчонкам Оксане и Ире, гуляющих по резиновому покрытию бегового круга. Девушки в корпусе учились. Только их было очень мало в соотношении с парнями. На один класс обычно три-четыре девушки и человек десять-пятнадцать мальчишек.
Оксана, заметив присоседившегося к ним Антона, посмотрела на него и прыснула со смеху:
— Тоха, что тебе такой засос оставило? Не могу! — Она согнулась в три погибели, пытаясь остановить смех. Ира тоже вторила подруге, вгоняя Антона в краску. Он огрызнулся, стараясь сделать это как можно дружелюбнее.
— Меня хоть кто-то засосал! Это ваша зависть!
— Блин. А вот теперь было обидно. Ир, как думаешь, заслуживает наша шпала трепки? — Оксана с веселыми чертиками в глазах посмотрела на Иру. Вторая, ухмыльнувшись, кивнула. Но мальчишка не стал дожидаться, когда его захомутают, и повернувшиеся Оксана и Ира увидели лишь убегающее тело.
Впрочем, совсем скоро Шастун снова присоединился к ним. Парню было скучно, о чем он незамедлительно сообщил девушкам.
— Давайте что ли анекдоты потравим! Я сейчас просто сдохну от скуки… — Он театрально приложил забинтованную руку к голове, изображая предобморочное состояние. У него неплохо получилось, тем более что бледная кожа имела в данном случае огромный плюс. Ира предложила, глядя на одноклассника:
— Ну, мы можем поплести венки из одуванчиков, пока они ещё есть и их не вытоптали огурцы.
— Ну, хоть какое-то дело. — Антон, оглядевшись, не нашел ничего лучше, чем сесть на корень большой сосны, коих вокруг было хоть руби и в Китай продавай.
Одуванчики бесили Антона по нескольким причинам. Во-первых — они пачкали руки. Во-вторых — росли абсолютно везде. И в третьих — их было чертовски сложно выкорчевывать с огорода! Последний фактор бесил больше всего, ибо каждое лето всегда начиналось именно с прополки огорода от сорняков, в числе которых были противные одуваны с корнями до Австралии. Но когда со скуки хочется лезть на стены, все средства хороши. Поэтому, как только Ира с Оксаной сели рядом, принявшись плести венки, Антон с интересом воззрился на ловкую работу их пальцев. У него самого это плохо получалось, поэтому замусоленные несколько цветков отправились на землю, перед этим совершив свой последний полет.
Вскоре раздался голос Павла Алексеевича:
— Десятый класс, становись!
Шастун нехотя поднялся и двинулся следом за девчонками. На наручных часах было без пяти девять, что означало только то, что сейчас их отправят на спальный этаж, готовиться к отбою. Но Антон был не прав. Когда весь класс во главе с Серёгой Лазаревым — их командиром — выстроился по отделениям в три колонны, майор сообщил, стараясь скрыть хитрющую улыбку:
— Так как сегодня ещё август, а линейка завтра начнется только в десять часов, предлагаю нарушить ваш режим в последний раз. Кто за то, чтобы организовать на баскетбольной площадке проводы лета? — Он, довольный, наблюдал за тем, как всё больше рук поднимаются из строя. Никто, естественно, против не был! Более того, многие были удивлены от макушки до пяток — их Воля, который отличался особой любовью к режимам и всей военной муштре, не терпящий нарушений правил сам предложил накосячить!
«Кто-нибудь, ущипните меня, если это сон» — прошептал тихо Антон. И тут же почувствовал, как кто-то попытался это сделать. Парень незаметно завел руку назад и вытащил средний палец, объясняя тем самым, что он не слишком рад тому, что кто-то решил проявить инициативу. Этим смельчаком оказался Матвиенко. Тот самый парнишка, ранее гонявший мяч. Антон укоризненно посмотрел на друга, когда уже скомандовали «вольно-разойдись». А вот Серега Матвиенко, невинно улыбаясь, сказал:
— Ты попросил, а я сделал. Так что ты, Шаст, впредь будь осторожней. А то вдруг захочешь, чтобы тебя вые… — Договорить он не успел, так как увесистая, но совершенно безвредная оплеуха прилетела мелкому мальчишке от длинного Шастуна с фразой «да иди ты в жопу, извращуга!». Обстановка разрядилась, а их класс вновь разбрелся по территории. Вскоре их воспитатель вынес пачки сока и пакет с пластиковыми стаканчиками, одноразовыми тарелками, печеньем и конфетами. Но самым главным блюдом оказались несколько упаковок нарезаной колбасы. Вот уж чего точно никто из десятиклассников не ожидал! А Павел Алексеевич лишь насмешливо произнёс, ставя угощения на одну из лавочек:
— Ну и чего, так и будете фотографировать и слюнями тут всё заливать? Налетайте, тут всем хватит, бандерлоги!
Оставшуюся часть, почти до одиннадцати вечера, они сидели кружочком и вспоминали свои кадетские годы. Вспомнили все свои косяки, падения и взлёты, смех и горе. Не забыли упомянуть и о том, как Антон, Оксана Суркова, Димка Позов и Сережка Матвиенко решили вершить правосудие. Впрочем, вряд ли они на тот момент умели думать. Да что там думать — они наверняка даже не знали, что такое мозг, если всей ватагой своей завалились в офицерскую и начали жаловаться незнакомому полковнику на то, что их заставляют на зарядке много бегать, не вкусно и мало кормят, так ещё и учителя ругаются из-за шума. Вспомнили и поездку на сборы в лагерь «Патриот» в Подмосковье, где десять дней не знали забот. Ну, уроков не было. А занятия были. Зарядка, приемы пищи, спортмассовые мероприятия, концерты и просмотры фильмов по вечерам — всё это осталось в их памяти тёплым воспоминанием об ушедшем времени, которое, увы, невозможно вернуть и прожить заново, как бы ни хотелось. Ребята сидели рядышком, жевали бутерброды и делились впечатлениями о лете.
Потом Лазарев приволок свою гитару, и все начали подпевать незамысловатым аккордам песни Митяева про друзей.
«…Как здорово, что все мы здесь
Сегодня собрались!..»
Антон сам не заметил, как начал буквально засыпать на ходу. И когда он в очередной раз чуть не прорыл резину носом, воспитатель объявил, поднимаясь на ноги:
— Так. Тут у нас потенциальные сонные мухи, так что думаю, что пора вам спать идти. Завтра первый день нового учебного года, поэтому через полчаса чтобы все лежали по кроватям. Приду — проверю! — Он отошел собирать мусор, оставшийся после их небольшой трапезы. Нужно было скрыть следы преступления — нарушения распорядка и потребления запрещенных продуктов.
Антон, сопровождаемый Позовым и Оксаной, брел ко входу в корпус. Так как они зашли не через центральный вход, а один из боковых, то оказались у лестницы. Желтые стрелки на ступеньках, показывающие направления, были обновлены, а перила немного подкрашены серой краской. Пролет выглядел весьма сносно. «Как будто никто и не ломал их, а лестница как новая» — думал Антон, поднимаясь наверх. Дверь на второй этаж была открыта, позволяя без проблем попасть на спальник, но из-за того, что свет в коридоре не горел, в помещении было довольно темно. Ребятам повезло, что им не поменяли комнату и они остались в самой большой, двести четырнадцатой. Их, парней, в классе было ровно под количество кроватей в данном помещении — четырнадцать. После девятого никто не ушёл, состав не поменялся. Войдя в комнату, Шастун, пробубнив друзьям «спокойной ночи» и приобняв Окс (так они между собой называли подругу), дошёл до своей кровати и, тяжело опустившись на неё, стянул кроссовки и улегся спать. Не раздеваясь, в кофте и штанах. Он отрубился окончательно, поэтому не почувствовал, как Серёга и Димка с трудом вытянули из-под него покрывало, чтобы укрыть им своего длинного товарища.
***
Подъём у ребят из десятого «Г» оказался на редкость спокойным. В восемь утра к ним заглянул их майор, который оставался на ночь в корпусе. Мужчина спокойным голосом предупредил, что если кто-то за час не успеет проснуться и выполнить все свои дела и ритуалы, то он, Павел Алексеевич, лично заставит того кадета бегать в одних трусах по территории корпуса. Эта угроза уже несколько лет оставалась только словами, но работала всегда. Поэтому на завтрак все спустились без опозданий, в форме и полные сил. И это несмотря на то, что Лазарев потерял свою рубашку, Выграновский, как оказалось, забыл, что нужно надеть эту рубашку, Позов искал в комнате оставленные в умывальнике очки, а Матвиенко умудрился споткнуться о свою же тумбочку и чуть не разбить зеркало. Шастун в этот день был спокойнее всех. Больной рукой было затруднительно что-то делать быстро, поэтому все его движения были скованными, нерасторопными. И именно в эти долгие минуты он понял смысл поговорки «тише едешь — дальше будешь». Он успел сделать все утренние манипуляции, убрался на своей полке в шкафу, умылся, оделся… Пока его друзья пытались выполнить в спешке сотню дел одновременно. Но без суеты кадетский быт не мог бы существовать! И когда Лазарев, взглянув на наручные часы, выкрикнул «Выходим! Минута до построения!», вся комната ломанулась в коридор, а оттуда к лестнице, попутно чуть не сбив нескольких офицеров-воспитателей.
Девчонки — Оксана, Юля, Света, Ира и Катя — ждали их у столовой. Их майор, сверившись с часами, довольно ухмыльнулся и похвалил своих «пострелов»:
— Ну что, народ, вот вы и вливаетесь потихоньку в ритм. Напомню, что с завтрашнего дня по распорядку подъем будет в шесть сорок, а отбой в девять сорок. — Он кивнул запыхавшимся кадетам и дал команду «заправиться», чтобы они привели в порядок форму — погоны, галстуки, карманы. Спустя пару минут командир класса дал команду «становись» и последующие «равняйсь-смирно», что призывало всех заткнуться, что и было сделано мгновенно. За пару лет в кадетском корпусе и не такому можно научиться — любое животное по струнке ходить будет при кадетской дисциплине.
Из столовой появился дежурный офицер, подполковник Делев Дмитрий Павлович. Кадеты за глаза называли его «пила». Почему была дана именно такая кликуха, однозначного ответа так никто и не дал. То ли за то, что он обещал за косяки всех распилить, то ли за любовь к долгим нотациям по типу «вы же кадеты» и «в наше время было лучше», когда провинившиеся могли по часу слушать нудную информацию про то, какие они придурки, что так поступили.
Делев был довольно высокого роста, имея при этом десяток лишних килограмм. Одним словом — массивный дядька. Голова с заметной лысиной, но ещё не седыми парочкой волосинок, была похожа на дыню. На дыню с выпученными глазами, которые почти всегда смотрели с каким-то презрением. Но никто не жаловался, даже наоборот, называли Делева достопримечательностью корпуса, часто шутя про его «деревянный лоб» или «дубовый мозг», так как он долго не мог понять юмора или шутки.
Подполковник медленно обвел взглядом каждого человека, и глядя в упор на Шастуна, произнес слова, которые парень так не хотел сегодня услышать:
— Товарищ кадет, с кем вы подрались? — Антон, стоящий вторым в третьей колонне — по аранжиру и списку в третьем отделении — досадливо зажмурился, но быстро взяв себя в руки, ляпнул то, что пришло в голову первым:
— Со стеной целоваться учился, и ей не понравилось.
Сначала воцарилась звенящая тишина. Секунд пятнадцать класс во главе с офицером-воспитателем и Делев переваривали слова мальчишки. И вот раздались первые смешки, и уже через несколько мгновений десятиклассники в открытую смеялись над словами товарища. Антону не было стыдно, наоборот, он был даже польщен произведенному эффекту. Он испытал чувство некой гордости за свои слова. Но Делев вдруг перестал беззвучно смеяться, и серьёзно посмотрев на парня, повернулся к воспитателю:
— Павел Алексеевич, разберись с недоразумением. Даже стене не понравилось, а что дальше будет? — Он скрылся в столовой, оставив вновь разразившихся хохотом кадет снаружи. Через несколько минут они услышали глухое «Заводи», адресованное Лазареву. Серёга, приосанившись, скомандовал:
— Равняйсь! Смирно! Вольно, справа по одному в столовую шагом марш.
На завтрак давали манную кашу и бутерброд с маслом и сладким чаем. На часах в столовой стрелки неумолимо двигались к десяти, а из открытого окна доносились детские голоса и старые песни по типу прекрасного далека.
— Как думаете, много в этом году девочек набрали? — Оксана отставила пустую чашку на поднос. — И где же всё-таки наш новый воспитатель. — Она вздохнула.
Матвиенко, до этого спокойно уплетавший казенную кашу и гремя ложкой, затих и пробубнил что-то невнятное. Юля, хихикнув, сказала:
— Ты сначала доешь! Некультурный, прям капец! Как тебя такого только взяли?! — Она в шутку закатила глаза. Сережа, по-дружески беззлобно пихнув её в плечо, наконец смог нормально произнести слова, сказанные ранее с набитым ртом:
— Наш новый воспитатель, как я думаю, просто нас испугался и отказался от такой чести, отвечаю! Наверняка он увидел нашего Шаста и решил, что не собирается становится смертником! — Под дружный хохот парень попытался изобразить бегство человека, увидевшего Шастуна снизу. Когда стало слишком шумно, Воля недовольно прикрикнул:
— Сейчас стоя будете есть! Ну-ка замолчали! — Стол притих. Мало кому хотелось проверять свои ноги на прочность.
Вскоре их вывели из корпуса на задний двор, на общее построение. Только-только прибывшие дети стояли в коробках по отделениям или просто по аранжиру. Многие ростом были Антону до груди, были совсем маленькие семиклашки, которые, если бы их поставили рядом с Шастом, едва-ли смогли бы макушкой достать до его локтей. Ещё совсем наивные, но радостные до глубины души, они волнительно прижимали цветы к себе, не переставая озираться по сторонам. Ира и Катя, выглядывая из-за спин мальчишек, умильно и в унисон пропищали:
— Ой, какие они ещё маленькие! Зелененькие! Корнишоны прям!
Майор усмехнулся и, повернувшись к ним, проговорил:
— А себя-то вспомните! Я думал, что не вырастете! Такие маленькие коротышечки, прям ужас! — Он засмеялся. И тут, среди общего гомона, Антон заметил незнакомого человека в форме. Мужчина этот был чуть ниже Шаста. Темноволосый, в подоганной офиске, с фуражкой на голове и папкой в руках, он смотрелся весьма эффектно. Этот человек обладал неплохой фигурой. «Наверное, женщины на него вешаются, как на елку» — подумал мальчишка. И заметил, как этот новый офицер двинулся в их сторону. Шастун, наклонившись к командиру своего отделения — Выграновскому — проговорил, кивая в сторону офицера:
— А это, я так думаю, тот самый новый воспитатель. — Он вновь выпрямился. Выграновский, посмотрев в сторону приближающегося к ним офицера, поднял одну бровь и проговорил, повернув голову к Антону:
— Думаю, ты прав. Хотя это может быть и проверка, или чей-то отец… — Договорить он не успел, так как предмет разговора двух кадет оказался перед ними, пожал Павлу Алексеевичу руку и, окинув взглядом притихший класс, заинтересованный новой персоной, выдохнул:
— Ну, здравия желаю, десятый класс. Позвольте представиться — старший лейтенант запаса Попов Арсений Сергеевич. Ваш новый офицер-воспитатель!.. — И в этот же момент заиграла торжественная музыка, призывая классы замолчать. Куратор вышел к микрофону и громко и четко объявил:
— Торжественный митинг, посвященный дню знаний, прошу считать открытым! — И под гимн России кадеты замерли. Традициям изменять никто не смел. Тем более, что за нарушение устава предусматривалось наказание в виде нарядов по классу, столовой или ещё похуже — одиночная строевая в личное время…
***
Первый день в седьмом классе был не идеален. Новая обстановка, новые люди, новая жизнь. И звонок матери обернулся для тринадцатилетнего мальчишки слёзными мольбами забрать документы:
— Алло, Антон! Ну что, как первый день в корпусе?
— Мам… Заберите меня отсюда! Я хочу домой!
— Неужели всё так плохо? Ну, успокойся!
— Тут всё по расписанию! И обувь ноги натерла! И кормят плохо!..
На следующее утро — интенсивная зарядка с полуторакилометровой пробежкой, недовольные лица невыспавшихся одноклассников… А к концу недели всё нормализовалось. У Антона появились первые более близкие знакомства, темы для общения, напряжение между ребятами стремительно снижалось. И впереди — множество мероприятий, падений и взлётов и пять лет учебы. 
