Nevermore

Утро было необычно приятным — впервые за долгое время у Жана не болела голова и были даже намёки на желание жить. Солнце только-только вставало над горизонтом, тем не менее, в соседней комнате уже кто-то активно куда-то собирался. Сегодня у него не было сессии с Би, зато были поистине наполеоновские планы. И первым в свежепридуманном списке дел значился звонок Джереми. Нокс долго не отвечал, и Жан уже было начал волноваться. Только потом до него дошло, что сейчас в Пальметто едва ли шесть часов утра, а значит, в Калифорнии ещё вообще глубокая ночь. В тот момент, когда француз уже потянулся к кнопке «отбоя», на звонок ответили. — Привет, — голос Нокса звучал весьма бодро для столь позднего времени. — Как ты, mon cheri? Что-то случилось? — Доброе утро, — Жан почувствовал себя виноватым за то, что разбудил блондина. — Всё в порядке. Извини, что так рано. — Точно всё хорошо? — Джереми явно заподозрил что-то неладное. — Я могу тебе как-то помочь? — Всё в порядке, правда. Только… У тебя же есть доступ к моему личному делу? Ты не мог бы скинуть его скан? — Что-то случилось? Это просьба Би? — Вот сейчас-то Нокс по-настоящему сильно заволновался. Такой ранний звонок для, на первый взгляд, не самой экстренной просьбы. — Нет… Нет, это нужно мне. Я хочу найти одного человека, это важно для меня. Очень, — Жан никогда раньше не манипулировал никем целенаправленно, но сейчас… — Я думаю, что это помогло бы мне восстановиться. На другом конце провода была только тишина. — Джереми? — Это звучит капец как странно, — судя по всему, Нокс сидел, оперевшись локтем на колено и запустив одну ладонь в волосы, как всегда делал, когда не мог сходу принять важное решение, — Ты звонишь мне посреди ночи и просишь скинуть скан твоего личного дела для того, чтобы ты смог кого-то найти. Пойми, я боюсь навредить тебе и связать с людьми, которые снова вернут тебя в тот кошмар. — Нет. Реми, я ищу не кого-то из Воронов. Это… — Жан мотнул ладонью в воздухе, подбирая слова, — совсем другое. Я хочу попытаться найти мадам Томá. — Это?.. — Нокс явно был сбит с толку. — Моя бабушка, — Жан давно не использовал это слово так часто. Оно казалось ему новым и почему-то невероятно сложным. Произнести эти несколько слогов было даже сложнее, чем впервые рассказать Ноксу о своих чувствах к нему пару месяцев назад. — Амелия-Луиза Томá. — Хорошо, — Джереми явно расслабился. Будто пружина, которую всё это время сдавливали, наконец-то распрямилась, — Я попрошу у тренера скан твоего дела. — Спасибо, — Жан был искренне благодарен Ноксу. — Правда, Джереми. Ты очень мне помогаешь. — Для тебя всё, что угодно. И, Жан, — Джереми делает небольшую паузу, будто набираясь сил, чтобы продолжить говорить, — если будет ещё что-то нужно, звони или пиши. Я всегда буду помогать тебе. — Спасибо, — Жан уже сидел на кровати, скрестив ноги по-турецки. Теперь-то у них было время спокойно поговорить, — ты так быстро ответил для поздней ночи. Не спал? — Ага, — Джереми явно был рад вопросу, — не мог уснуть без тебя, пришлось заняться своей дипломной работой. Кстати, — даже интонация его голоса выдавала довольную ухмылку на лице, — ты знал, что исходя из особенностей коммуникации, французы считаются превосходными любовниками? Щеки Жана покрылись едва заметным румянцем. Такой оборот их с Джереми разговор приобретал впервые, и Моро это безумно смущало. — Ты же знаешь, что это не так, — только и смог ответить француз. — Ведь ты именно стереотипы и предрассудки рассматриваешь в своём дипломе. — Возможно, ты прав, — Джереми явно сделал какую-то пометку, судя по послышавшемуся щелчку ручки, — извини. — Ничего, — Жан всё ещё пытался усесться так, чтобы ему было наиболее удобно. Слова Джереми не прошли мимо него, теперь всё тело ощущалось иначе, как-то неправильно, хотелось что-то изменить, хотя пы позу, в которой оно находилось. — Про французов. Ты видел тот выпуск про последний матч с Лисами? Это возмутительно, какое право он вообще имеет что-то говорить, и… — Жан — …какого черта он рассуждает о том, о чем понятия не имеет? Кто вообще пропустил это в эфир, я не… — Жан! — Джереми звучал максимально мягко, несмотря на громкость голоса. Моро замолчал. — Это всё — бредни старого репортёра. Никто всерьёз ему не верит. Он даже не смог предоставить доказательств того, что ты действительно был в той больнице, не говоря уже о том, что нас связывает что-то помимо экси, — Нокс говорил это так же просто, как давал ответы на занятиях в университете. — Так что всё в порядке. В полном порядке. По крайней мере сейчас. — Хорошо, — отчего-то его словам было необыкновенно легко поверить. — Не стоит так переживать из-за желтых газет, — Нокс говорил успокаивающе, — сейчас лучше сосредоточиться на том, чтобы как можно качественнее вернуться в строй, верно? — Да… Да. Джереми, спасибо, что ты есть, — Жан чувствовал, как в груди зарождается щемящая нежность. Нокс выглядел в его глазах слишком добрым, хорошим, милым — слишком идеальным для этого мира. — Всегда пожалуйста, — Нокс зевнул. — Извини. Кажется, мне пора спать. Рад был тебя услышать. — Я тоже… Сладких снов, Реми, — Жан дождался, пока Нокс положит трубку. Столько заботы и участия, сколько от блондина, он не получал уже очень много лет. Можно ли считать это показателем того, что он не ошибся, доверившись, оперевшись на Джереми? И хватит ли у него когда-нибудь сил для того, чтобы найти такую же опору исключительно в себе? Думать об этом не хотелось — слишком объёмные вопросы, ответы на которые ему вряд ли понравятся. Куда приятнее было сосредоточиться на рутинных делах, вроде умывания или поиска футболки в одной из тумб. Или, что ещё лучше, новой записи в своём блокноте: «16 апреля. Джереми поможет мне найти Амели.» Немного подумав, он дописал ниже: «Я рад этому» Взгляд пробежался по строчкам чуть выше: «Могу ли я простить Кевина?» — вопрос, который сейчас интересовал Жана как никогда раньше. Все дни, проведенные в Эверморе после побега Кевина, были истинным адом. Утро, день, вечер — всё сливалось в одну сплошную полосу боли, которую причиняли ему постоянные побои, и, что хуже — насилие совсем другого вида. Постоянные крики, выговоры, физические наказания от тренера не могли сравниться с жестокостью Рико. Это не так сильно бросалось в глаза, пока они были юны, но с течением времени и их приближением к двадцатилетию, принимало всё более извращенные формы. В один из вечеров Жан уже почти уснул, когда его резко скинули с кровати и поставили на колени посреди их с Рико комнаты. Голоса вокруг его не волновали — куда страшнее были руки. Ладони — и мужские, и женские — хватали его за все доступные участки кожи. Он так и не понял, в какой момент стоял перед ними уже полностью голым и с чьим-то членом во рту, который заталкивали так глубоко, как могли. Его тошнило, он бился в истерике всё то время, пытался вырваться, но руки, эти вездесущие ладони всё время удерживали его в одном положении. Таком, чтобы Морияме из своего кресла было удобно наблюдать за его мучениями. Это повторялось регулярно. Пять или семь раз за месяц — благодать Божья. И каждый раз после этого, он снова поднимался с утра и шел на тренировку. Это повторялось бесчисленное множество раз, пока в подземелья Замка Эвермор солнечным лучом не пробилась Рене. А Кевин? Дэй всё это время был в безопасности. Рядом со своим отцом, в команде, в которой не принято бить игроков ради результата. В университете, который не покрывает уродов и насильников, ссылаясь на их высокий статус и высоту полёта в их профессиональной сфере. Кевин был там, до куда даже тень Короля Воронов не могла дотянуться. И это злило. Он даже не попытался связаться с Жаном, не говоря уже о какой-то там помощи. Ему было просто плевать на человека, с которым они прожили в одной комнате несколько лет, с которым доверили друг другу бесчисленное множество секретов, сказали сотни миллионов слов на языке, который никто кроме них не знал. Всё это было мгновенно забыто, стоило подбитому воронёнку покинуть Гнездо. С этими мыслями Жан дошел до кухни. Он едва коснулся дверной ручки, как услышал знакомый голос — высокий, ласковый. Будто лучи рассветного солнца. Она здесь. Рене здесь, в общежитии Лисов. И, похоже, общается с кем-то из близнецов Миньярд. Неприятные мысли, связанные с Кевином, в ту же секунду исчезли. — Привет, — Моро вошел в кухню, решив не подслушивать чужой разговор. Что бы они не обсуждали — его это точно не касалось. — Жан! — Рене спустя секунду оказалась рядом, а спустя три — крепко обнимала его, прижимаясь к груди. — Я так давно тебя не видела! — Она отстранилась и посмотрела ему в глаза. — Я тоже рад тебя видеть, — И это действительно было правдой. Уокер — одна из тех немногих, чьему присутствию Моро никогда не будет противиться. Она была и остаётся для него тем маяком, на свет которого он, случись что, сможет пойти. — Я ушел. Заходи, — ни то Аарон, ни то Эндрю обратился к Рене. Она в ответ лишь кивнула и вернулась к Жану. — Когда Эндрю упомянул, что ты здесь, я не смогла устоять перед соблазном приехать, — Рене улыбнулась. Мягко, будто ангел. Наверное, она им и была рождена, но по какому-то странному стечению обстоятельств её спустили на Землю. — Это звучит глупо, да? — Нет, — Моро мотнул головой, и черные волны его волос упали на лицо. — Это звучит мило. Я рад, что ты здесь. Правда Рене села за стол и потянула Жана за собой. Последний раз они сидели так почти год назад — у Моро было дикое дежавю. В прошлый раз разговор был весьма и весьма напряженным: Рене убеждала его в том, что Троянцы — настоящие солнышки и не дадут его никому в обиду. Он, естественно, не верил, да и не мог — разум уже был в постоянной наркотической дымке. — Как ты? — Рене смотрела прямо в глаза, будто читала душу. — Лучше, чем в прошлую нашу встречу. А ты? Щеки Уокер отчего-то покрылись румянцем. Жан вообще не помнил её смущенной. — Рене? Девушка вдохнула и провернула несколько раз кольцо, украшенное мелкими матово-синими камушками, на безмянном пальце левой руки. Жан понял, что ответ ему только что дали. — Рене? Ты… Выходишь замуж? Она лишь робко улыбнулась, не поднимая глаз. — Нет… Ещё нет. Но в корпусе мира один из волонтёров признался мне в чувствах, и… Он очень мил. Это взаимно, понимаешь? — Конечно, — Жан коснулся её плеча. Несмотря на то, что тема отношений для них обоих была слишком сложной для обсуждения, друг другу они доверяли достаточно, чтобы рассказывать о подобном. — Рене, это же прекрасно, — он мягко улыбнулся ей, пытаясь подражать тому, как это сделал бы Джереми. — Как его зовут? — Эмилио, — Уокер наконец-то снова поднимает взгляд на Жана. — Мне хотелось это тебе рассказать. — Спасибо за это, — Жан накрывает её ладони своими, как когда-то давно, когда он только прибыл из Эвермора, она накрывала его собственные. Незамысловатый жест, который они пронесли через столько времени. Когда-то давно она была его светом. Первым человеком, который проявил к нему хоть немного человеческого тепла. Тогда Жан впервые почувствовал это тепло под ребрами, когда при одной только мысли о человеке пульс приятно замедляется, а душа успокаивается. Многие были уверенны, что это приведёт их к чему-то большему, чем дружба, но такого не произошло. — Как же хорошо, что Кевин тогда настоял на твоей свободе, — Рене, вероятно, не поняла, что озвучила свои мысли. Или напротив специально проронила эту фразу? — Что? Шок. Жан думал об этом долго, но не ожидал того, что Уокер когда-либо вернется к этой теме — слишком берегла психику Моро. — Я думаю, нам нужен третий в этом разговоре, — Рене отвлеклась от своих мыслей. Француз чувствовал, как внутри него поднимается волна раздражения, вызванная её непоследовательностью. Зачем было начинать что-то говорить, если априори не хочешь высказывать всё до конца? — Тогда я пошёл за Дэем, — он резко поднялся на стуле. Нервы натянуты. Год, целый год его жизни от него, возможно, скрывали правду о том, как же Рене нашла его. Когда он вышел в коридор, она не проронила ни слова. Его шаги были, казалось, единственным звуком во всём общежитии. Он ворвался в комнату, где живёт Кевин, без стука. На диване в обнимку валялись Нил и Эндрю, потревоженные его вторжением. Лицо Джостена, явно оснащенное субтитрами, выражало крайнюю степень недовольства таким раскладом. — Где Дэй? — Тон Жана звучал слишком нервно, чтобы сойти за строгий и требовательный. — Спит. — Нил отвлекся от Миньярда окончательно. — Тебя блять что, стучать не учили? — Извините, — Жан бросил это на ходу. Где-то в глубине души он возможно и понимал, что не прав, но сейчас ему не было до этого никакого дела — он уверенным шагом шел в сторону двери, которую помнил ещё с прошлого своего визита в Лисью Башню. Спальня Дэя когда-то явно была кладовкой — на это намекало отсутствие окон и предельно малая площадь комнаты. — Кевин, — Моро застал бывшего сокомандника читающим книгу на кровати. — Доброе утро, — Дэй отвлекся от страницы, — ты что-то хотел? — Мне нужно, чтобы ты пошел со мной на кухню. Рене приехала. Пора рассказать мне, как всё было на самом деле. Кевин понял, о чем речь. Не мог не понять. Дальше скрывать, пусть и ненамеренно, то, что происходило, пока Жан был в Эверморе, было уже бессмысленно. — И так, — Жан дождался, пока Кевин сядет за стол, и подпер спиной дверной косяк. Руки скрестил на груди. — Я хочу услышать всё. С самого начала. — В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог… — Не смешно, — Жан смотрел на Кевина со всё сильнее нарастающим раздражением. — Что было после того, как ты сбежал? — В пояснениях когда и откуда, никто из присутствующих не нуждался. — Поначалу я пытался вытащить тебя, — Кевин, ещё недавно дурачившийся, смотрел на бывшего сокомандника серьёзно, — но у меня ничего не получалось. Стоило мне только появиться в окрестностях Гнезда, как об этом тут же узнавали. Отец спустя пару недель тупо запретил мне там появляться. — Он начал постоянно пить, — подхватила Рене. — И во время одной из таких попоек он рассказал мне, как пытался придумать план твоего вызволения. Мне в этом плане было проще: то, что я находилась рядом с Гнездом и Замком, никому и в голову не пришло увязывать с твоим нахождением там. Постепенно я запомнила расположение входов и выходов, Кевин объяснил мне, как ориентироваться внутри. Нам нужно было лишь дождаться удобного момента. — И вы выбрали день матча, — утверждение, а не вопрос. — А за несколько недель до него ты тайком подложила мне телефон, чтобы узнать, где я буду во время него и после. Рене кивнула чуть виновато. Головой она понимала, что в тот момент посвящать Жана во все детали было глупо и опасно, но сейчас… Она чувствовала вину перед ним за то, что сделала что-то настолько важное, даже не спросив, хочет ли он этого. Жан стоял теперь молча, глядя в пол. Получалось, что эти двое решили поиграться с его жизнью, даже не спросив, хочет ли он быть вызволенным из Эвермора. С другой стороны, в тот момент он бы бился в истерике, не соглашаясь на это — мнение Короля влияло на него сильнейше. Это сейчас Рико был всего лишь призраком прошлого, от которого Жану практически удалось отделаться, а в тот момент за любой проступок последовали бы побои. Он наконец выпрямился и поймал взгляд Кевина. Тот понимал, что именно сейчас решается судьба их дальнейших взаимоотношений. И в этот раз она уже в руках Жана. — Кевин, — малахит и сталь снова встретились, как чуть больше, чем месяц назад, — Мне не за что тебя прощать. Я благодарен за то, что вытащил меня оттуда. Моро не заметил, в какой момент Дэй оказался рядом с ним и по-медвежьи обнял. Руки француза аккуратно легли на плечи Кевина, поглаживая по ним. Только сейчас до него дошло, как сильно, скорее всего, первый номер Лисов переживал за него на протяжении последних нескольких лет. — Спасибо вам обоим, — Жан отстранился и вместе с Дэем сел за стол. — За всё, что вы для меня сделали. И продолжаете делать, — француз улыбнулся. Спустя несколько часов они уже были в Лисьей норе — Кевин в качестве игрока, а Рене и Жан — как зрители. Поздним вечером, сидя при свете своей любимой лампы, Моро писал в своей тетради: «Мне не за что прощать Кевина. Он сделал для меня всё, что мог. Я сделал первые шаги к поиску Амели. Мне почти не хочется наркоты.» Ночной шум кампуса успокаивал. Жан наконец-то вновь принялся за оставленную Джереми книгу. «…Посмотрите на дерево вон там за оградой. Ему не хватает солнца, воду пьёт оно только в дождь, почва под ним скудная. Но оно сильное, потому что сильным его делает тяжелая борьба за жизнь…» Жан чувствовал странную привязанность к этой книге. Будто она описывала его самого в далеком прошлом — маленького, брошенного на растерзание падальщикам-воронам. И то, что происходит с ним сейчас, казалось ему лишь слабым отголоском того, через что он уже прошел. Будто завершающие главы книги, когда герои уже прошли все самые сложные испытания, и осталось совсем немного до счастливого конца. Получится ли у него подвести всё к счастливому финалу?..