Зимняя мечта

      — Пошёл вон! — громко рявкнул Пруссия, указывая пальцем в сторону двери одному из главнокомандующих его армии. — Даже при численном превосходстве можно одержать победу над противником. Но это же явно не про вас! — злобно шипел Королевство, ходя из одного угла комнаты в другой.       А ведь как прекрасно началась война! Король подчинил себе Саксонию, разбил австрийцев в двух масштабных сражениях, показав, кто на самом деле представляет угрозу и силён среди других немецких держав.       И угрозы России на него не действовали, а потому при встрече с Императором или в своих письмах ему показывал всю свою надменность и высокомерие. Немец был просто уверен, что русские не выступят против воли Великобритании, побояться в открытую начать войну с ними двумя. Но спустя год стало ясно, что даже англичане не защитят Пруссию от вступления в войну ещё и Российской Империи.       И уже внутри себя Королевство понимал, что против трёх сильных держав он не сможет выстоять в одиночку. Радовало, что у англичан с французами были свои бои, которые касались колоний, а значит, Францию отвлекает Великобритания. Но под боком находились ещё две страны, которые уже были заинтересованы в ослаблении Пруссии. Если с Австрийским Эрцгерцогством он мог справиться, об этом свидетельствовали уже выигранные бои, то с Российской Империей… Сухопутная армия русских была одной из лучших в Европе, немец и сам тайно восхищался ею, но теперь, когда всё развернулось таким образом, Король проклинал всю армию и самого Императора, с которым они уже год не виделись.       Но, несмотря на все внутренние переживания, Пруссия не показывал своей тревоги и опасений. А потому не стеснялся на публике называть союз России, Франции и Австрии «союзом трёх выскочек».       Пруссия старался не зацикливаться на своих собственных чувствах, которые испытывал от такого «предательства» от Российской Империи. Немец не думал, что когда-то они встанут на разные стороны конфликта, станут настоящими противниками. И Королевство понимал, что своими действиями Император не собирается просто проучить его, разбив пару раз его армию. Он собирается и сам отнять у него что-либо, уже самому возвысившись в Европе ещё сильнее. И все взгляды русского были направлены на Восточную Пруссию, это Королю донесли шпионы во дворце России.       А потому, несмотря на всю тяжесть, Пруссия не позволит ему отобрать то, что по праву принадлежит только Королевству. Не посмеет отдать им Кёнигсберга, которым он так дорожит до сих пор. И, если потребуется, он уничтожит армию и австрийцев, и русских, но покажет, что будет с врагами, если те посмеют покуситься на целостность его Королевства.       И всё же немец старался отвлечься от своих чувств, сгоняя всё в политику. Почему ему так засел в голову Российская Империя? Это не было похоже на обычное переживание, которое он мог испытывать в нынешней ситуации. И ненависть тоже за поступок русского не испытывал, так как понимал, что это политика, а потому здесь нужно оставить всё то, что было раньше.       Но тогда что испытывает он к русскому? Ревность? Не может быть, немец никогда до этого момента подобного не испытывал! Это было новое для него чувство, поэтому неудивительно, что Король мог так путаться в себе и не знать, что он испытывает. Ревность, потому что предпочёл заместо Пруссии этого надменного австрийца, ещё и наговоривший всякого про Королевство? Почему Российская Империя просто не оставил эту ситуацию и не пошёл с ним против его врагов? Почему в союзники предпочёл Австрию и слабого Саксонию, а не старого и надёжного друга? Всё же немец сблизился с ним за эти полвека, поддерживал и косвенно помогал во время Северной войны. И разочарование. Разочарование в том, что как бы Пруссия не удерживал Императора возле себя, как не сближался, у обоих всегда приоритет будет отдан политике. Они опустят свои личностные отношения ради достижения своих политических целей…       Пруссия помотал головой и нахмурился. Почему он вообще стал заострять внимание на их дружественных отношениях? С чего он вообще так много думает об этом русском? Нужно размышлять о ситуации на фронте, а не тосковать о спокойных деньках с Российской Империей. Радует только то, что он не должен до августа совершать какие-либо военные операции, на это ещё нет и намёка.       От размышлений его отвлёк стук в дверь и резкий приход Берлина, у которого были расширены от волнения глаза, а сам вид вызывал беспокойство, что сразу же насторожило Пруссию, а потому он спросил:       — С тобой что, Берлин? Только не говори, что вы опять проигрываете австрийцам, — недовольно сощурился правитель.       — Хуже! — сразу с порога заявил столица, а после таких слов по спине Королевства прошлись неприятные мурашки.       — Говори быстро, что случилось? — сразу же с напряжением спросил Пруссия, сжав ладони в кулаки.       — Русские, — выпалил столица. Услышав только это слово, сердце Короля чаще забилось, предвещая просто ужаснейшие новости. — Они осадили крепость Мемель!       — Нет, — сразу же выпалил Пруссия. — Не может быть! Они уже устремились к Восточной Пруссии?       Берлин кивнул на вопрос Королевства и сжал губы между собой, опустив взгляд вниз, будто провинившись перед монархом.       — Кёнигсберг мне написал письмо, где говорилось, что он уже подготовил войска и в случае его осады или дальнейшего продвижения они дадут отпор. А тогда они напали внезапно не только с суши, но и с моря, поэтому наши просто не были готовы к этой внезапной осаде… — тяжело вздохнул столица, вновь подняв взгляд на правителя, выглядевший не только растеряно, но и раздражённо.       — Чёрт! — шикнул Пруссия. — Нам нельзя допустить их дальнейшего продвижения! Распорядись, чтобы часть солдат отправилась в Восточную Пруссию. Нельзя допустить этого… — нервно сжав рукав своего чёрного мундира, пробубнил немец.

***

      Январь 1758 г.       Восточная Пруссия оказалась во власти Российской Империи. Русские гвардейские полки, другие солдаты спокойно расхаживались по территории своего неприятеля, радостно восклицая, что упорные осады и планы не были напрасны и того стоили. Ведь теперь одна из важнейших провинций Пруссии оказалась под их контролем!       Но, несмотря на то, что они завоевали на данном этапе эту территорию, русские не бесчинствовали, не чувствовали себя хозяевами. Они уважительно относились к памятникам, к представителям немцев, которые проживали в провинции. От этого они не вызывали отвращения и злости местных жителей, а наоборот, благодарность за своё понимание. А потому, уже в начале года сословия Восточной Пруссии смирились со своей участью и начали присягать на верность Российской Империи.       И только один никак не мог смириться с тем, что происходило прямо у него под носом. Кёнигсберг, словно птица, которой отрезали крылья, поникший сидел у себя в кабинете за столом, стараясь не смотреть в окно и видеть того ужаса, в лице спокойно гуляющих вражеских солдат.       В кабинет аккуратно и не слишком громко постучали, отвлекая немца от собственных мыслей. Бывшая столица приподнял прищуренный взгляд на дверь, а затем ответил, почти что шипя:       — Занят! — ему просто не хотелось ни с кем видеться или разговаривать.       — Это Санкт-Петербург, — услышал за дверью тихий голос своего друга Кёнигсберг, а потому черты его лица сразу же разгладились, глаза боле не излучали той злости, лишь какое-то спокойствие.       — Заходи, — после пары секунд раздумий сказал немец, и в тот же момент дверь открылась, а за ней появился парень в тёмно-сером мундире. — Зачем пришёл? — оглядев столицу Российской Империи, спросил он.       — Я… — русский попытался что-то сказать, как замолчал, всё тщательно обдумав, а затем продолжил, аккуратно подбирая слова. — Я пришёл разбавить твоё одиночество, Кёнигсберг.       — Я в этом не нуждаюсь, Петербург, — ответил сразу же немец. — Я добровольно никого к себе не пускаю. Так что, если ты явился ко мне только за этим, можешь уходить. Ты нужнее дипломатам и другим дворянам, чтобы составлять ваши разные документы и отчёты Императору.       — Но тогда зачем ты меня пустил, если никого видеть не хочешь? — спросил Санкт-Петербург, смотря на друга, на что тот только пожал плечами, грустно улыбнувшись уголком губ.       — Сам не знаю… Ты единственный, кого я могу видеть перед собой сейчас, и не вызываешь какой-то ненависти.       Столица присел рядом с Кёнигсбергом, рассматривая его потрёпанный и несчастный вид. Осознание того, что скоро он перейдёт на вражескую сторону, тяжело давалось немцу, отражаясь на нём плохим сном и разных противными мыслями.       — Ты хочешь поговорить обо всём, что происходит сейчас? — тихонько спросил Санкт-Петербург, понимающе глядя на бывшую столицу Пруссии.       Кёнигсберг вновь поднял взгляд на русского, а затем тяжело вздохнул, вновь опустив взгляд.       — Я очень паршиво себя ощущаю, Петербург, — признался немец, хоть это было очевидно любому. — Я ощущаю себя предателем из-за своей беспомощности в ситуации. Я прямо сейчас взял бы шпагу и вновь ринулся бой с вашими солдатами! — выпалил столица Восточной Пруссии. — Но что я один могу сделать? И вы честно осадили мою территорию… Но Пруссия… Я ведь предатель… — мужчина замолчал, прикрыв глаза.       Видя, как тяжело сейчас выговариваться Кёнигсбергу, русский для себя кивнул и обнял друга за плечи, встав со своего места. Немец удивлённо вскинул брови, открыв глаза, и поднял взгляд на друга, не решаясь обнять того в ответ.       — Что ты… — не договорил Кёнигсберг, как ему сразу же ответил Санкт-Петербург, тяжело вздохнув:       — Мне от объятий всегда легче становилось в любой плохой ситуации. Например, когда Москва мне снова наговорит всякого, Российская Империя меня обнимал… — как ребёнок поделился столица.       Немец чуть покрылся румянцем, смущённо подумав про себя, что ему очень понравилось такое проявление внимания. Словно всю жизнь ему этого и не хватало. А затем он вспомнил, что так же в трудные моменты поддерживал объятиями маленького Пруссию, особенно, когда у него была истерика от методов воспитания Тевтонского Ордена. Вспомнив это, бывшая столица также положил руки на спину русского и обнял того в ответ, мило улыбнувшись уголком губ. Всё же было очень приятно, что хоть кто-то может его поддержать в эту трудную минуту.       — Не зацикливайся только на плохом, — посоветовал ему столица России. — Да, скорей всего твоя территория перейдёт к нам… Но зато я часто буду ездить к тебе! Буду помогать тебе адаптироваться, привыкать. Верно же? Главное знай, что ты один не останешься, — поддерживающе улыбнулся парень.       — А я и так не останусь у меня есть и другие города, — неуверенно ответил Кёнигсберг, на что русский покачал головой:       — Это понятно. Но разве тебе твоего окружения будет достаточно? Сейчас каждый у себя в городе, а ты один… — увидев, как резко помрачнел немец, Санкт-Петербург сразу же помотал головой и сел на своё место, взяв друга за руки, сжал их. — Не будем о плохом! Не нужно загадывать, что будет дальше, как это настанет и будем думать, что делать и как. А сейчас отдыхай. Поспи, почитай что-нибудь или… — столица задумался, явно не зная, что вообще любит делать Кёнигсберг.       Увидев эту задумчивость, немец подсказал Санкт-Петербургу:       — Флейта.       — Чего? — отойдя от своих рассуждений, переспросил русский, взглянув на друга.       — Я люблю играть на флейте. Один из немногих инструментов, который мне очень нравится, — объяснил мужчина.       — Да ладно! — радостно воскликнул Санкт-Петербург. — Я не умею на ней играть, хотя очень люблю её звучание… Почему ты молчал об этом?       — А ты и не спрашивал, — улыбнулся Кёнигсберг, едва сдерживая смех на такую забавную реакцию столицы.       — У тебя же есть флейта здесь? Сможешь мне что-то сыграть? Прошу! — сразу же стал умолять немца парень.       И тут бывшая столица рассмеялся, а затем и кивнул, вставая со своего места, после чего ответил:       — Да, есть у меня флейта. Только нужно пройти в главный зал, там она должна быть. Ещё нужно найти стойку с нотами… — начал бурчать себе под нос Кёнигсберг, а Санкт-Петербург уже с восторгом представлял про себя этого большого и серьёзного немца за таким нежным и интересным инструментом.

***

      12 августа 1759 г.       Битва началась с залпа огня по русским позициям. Артиллерия Пруссии отлично доставала врагов, а потому Королевство не долго думал, прежде чем дать команду атаковать их, чувствуя превосходство в размещении своих сил. Но русские долго ждать тоже не стали, а потому буквально через час ответили пруссакам тем же огнём.       Но их это не спасало, ведь Российская Империя со своей армией оказался в уязвимом месте. Левый фланг не был так хорошо укреплён, что позволило быстро овладеть немцам укреплениями русских. Ухудшало ситуацию то, что само расположение армии находилось в низине, по сравнению с Пруссией, находившийся на возвышенности со своей артиллерией.       Происходило это в Силезии, точнее сказать, около селения Кунерсдорф. Всего через пару часов Пруссии удалось захватить все батареи русских, а потому Король радостно восклицал своим солдатам:       — Отправьте письмо в столицу! Мы разгромили русских! — на всё поле кричал Королевство, пристально глядя в разгромленные лица противников, словно пытаясь найти того единственного, которому он хотел сейчас показать своё превосходство, то, что не только Российская Империя может одолеть немца, но и он его!       Но, на удивление, Император ему так и не попался на глаза. Может, остался в Санкт-Петербурге, а может сейчас готовит с австрийцами новое нападение, и ему ещё не доложили о позорном поражении.       Далее встал вопрос о том, что делать. Продолжать наступление и добить армию Российской Империи, или же отступить. Они и так получили то, о чём желали: взяли несколько тысяч в плен, отобрали более сотни орудий. Теперь большую роль играло именно самолюбие Пруссии, его желание окончательно добить русского, показав, что он тоже представляет собой силу в Европе. Заставить пожалеть его о том, что он вступил в войну на стороне его противника.       Предпочтение Королевство отдал главнокомандующему, который настаивал на продолжении битвы. Проблема была в том, что немцы были истощены, их силы были на исходе, но Пруссия посчитал, что русские в более плохом состоянии. Поэтому был отдан приказ нападать на последнюю батарею врага.       И это стало роковой ошибкой Короля. Поддавшись своей уверенности и гордости, он повёл уже ослабленную армию на резервные войска Российской Империи, которые находились на возвышенности, а потому немцы не могли, как в прошлый раз, застать их врасплох. Пруссия, видя, что его армия терпит неудачу, сжал ладони в кулаки и злобно оскалился, крича на своих солдат, призывая не сдаваться.       — Быстро в строй! Не сметь отступать! Мы должны довести дело до конца! — взывал к своим воинам Королевство, выпуская свой козырь, прусскую конницу, которая была лучшей в Европе.       И тут среди русской армии Пруссия заметил высокую и статную фигуру, возвышающуюся на коне. Лицо Российского Императора излучало решимость и сосредоточение на бое. Лишь иногда он выкрикивал что-то, поворачивался к главнокомандующему, советуясь.       Голубые глаза, пропитанные холодом, случайно остановились на немце, который лишь крепче сжал свою шпагу, заметив этот взгляд. Увидев своего противника, черты лица русского разгладились, а взор смягчился, приглушив былую решимость. Российская Империя лишь через пару секунд прекратил этот зрительный контакт и быстро устремился в сторону казачьего войска, которое уже практически разбило прусскую конницу.       Почему он отступил? Пруссия считал, что Империя намеренно побежит к нему, и они сомкнутся в бое. И русский явно не боялся, в глазах, в его поведении такого не было, тогда почему он сбежал, как только увидел Королевство?       «А разве я поступил бы не так же?» — спросил сам себя Король, растерянно смотря вслед убегающему Императору.       Немец не смог бы столкнуться с ним в битве один на один. Слишком тяжело. Всё-таки в голове сразу возникали их беседы и общие моменты, которые просто так прогнать не получалось. Эти ненужные чувства просто могли бы помешать ему в битве. Неужели Российская Империя размышлял также, раз предпочёл атаковать простых солдат, а не самого Короля?       Но это даже к лучшему. Они будут бороться друг с другом, даже не встречаясь лично в бою.       Под конец битвы стало ясно, что Пруссия проигрывает. Королевство в панике думал, что ему делать, как повернуть ситуацию в свою сторону. Многие прусские солдаты были уже пленными русских, орудий не хватало. Резервные войска были исчерпаны. Поняв, что отныне сила не на его стороне, Король раздражённо шикнул и крикнул на всё поле битвы:       — Отступаем! Отступаем! — взяв покрепче уздечку, немец устремился в бегство со своей армией.       Образовался сильный ветер, который бил в лицо убегающим немцам, которые устремились к мосту. Ветер сорвал с головы Пруссии его шляпу, но тот даже сначала не обратил на это внимание. Заметил он это только тогда, когда чёрные, как смоль, волосы стали лезть на лицо, но не сильно переживал по этому поводу. У него их много! Найдёт новую!       Для его врагов открыта дорога на Берлин. В его столицу! Это была катастрофа, настоящий кошмар, который Пруссия ещё не видел в своей жизни. Сейчас ничего не мешало русским и австрийцам гнать его разгромленную армию до Берлина, занять город, и призвать Короля к капитуляции. И неизвестно, что ждало бы Королевство после этого. А существовала бы его страна после этой войны, учитывая, какие именно территории хотят его противники?       — Нет! — резко оборвал себя вслух от таких мыслей мужчина. — Об этом нельзя думать. Нельзя настраиваться на такое! Ещё не всё кончено!       Российская Империя с прищуром наблюдал за тем, как позорно сбегает одна из сильнейших армий Европы. Неужели это и был тот самый воинственный и агрессивно настроенный Пруссия? Тот монарх, который угрожал разгромом его армии, совершенно не принимая силу русского в серьёз.       Император заметил на земле пыльную шляпу Королевства. Видимо, убегая, он даже не смог придержать её на своей голове. Усмехнувшись, Российская Империя поднял её и оттряс от пыли, с интересом разглядывая головной убор, вертя его в руках.       — Ваше Императорское Величество, — обратился к своему правителю главнокомандующий. — Какой приказ отдать? Преследовать неприятеля? — спрашивал мужчина, также обратив внимание на прусскую шляпу.       Империя серьёзно задумался над вопросом главнокомандующего, крепче сжав в руках головной убор и чуть нахмурившись. Если они сейчас продолжат преследование, Берлин окутает паника, это окончательно выведет немца из войны. А сил русским вместе с австрийцами хватит, особенно после сегодняшней победы, которая воодушевит солдат на дальнейшие успехи.       Но что будет после выхода Пруссии из войны? Российская Империя получит желаемую Восточную Пруссию, Австрийское Эрцгерцогство заберёт свою Силезию, может, захватит ещё территории, находящиеся рядом с этой областью. И что ждёт воинственное Королевство после деления его провинций? Будет ли он вообще существовать, что с ним станет?       Эти вопросы в голове сильно задевали Императора, заставляли сомневаться в своих действиях, а потому русский помотал головой и тихо ответил своему главнокомандующему:       — Нет. Нам нужно восстановить свои силы и дождаться подкрепления. А там уже с австрийцами вступим в решающее сражение за Берлин.       — Но Ваше…       — Да, они разбиты, — не дал договорить мужчине Империя. — Но и нашим нужно успеть восстановиться, Пётр Семёнович. Мы и так превосходим Пруссию по силам, не стоит в этом сомневаться.       — Да, Ваша Светлость, — смирился с решением Императора главнокомандующий, после чего уважительно поклонился ему и уже хотел отойти к солдатам, которые радостно восхваляя свою победу над противником.       — Стой, Пётр Семёнович, — обратился к нему Российская Империя, после чего протянул шляпу Королевства. — Сохрани её как наш трофей.       — Треуголка Пруссии?       — Именно. Сохрани её, а потом, как мы прибудем в Петербург, отдашь её мне лично, — ответил монарх, на что главнокомандующий кивнул и пошёл к солдатам, оставив Императора наедине с самим собой.

***

      Апрель 1762 г.       Не думал, что Пруссия ещё когда-то появится в этой проклятой России. Он замечал на себе косые и ненавистные взгляды гвардейцев и дворян, которые сопровождали его к Императору, замечал, с каким высокомерием относятся к нему, проигравшему. Даже вежливые поклоны, которые выполняются перед любым монархом в качестве уважения, и то были сделаны нехотя, с недовольным лицом. Неужели причина всей этой ненависти и поведения заключается лишь в том, что он был их противником в войне? Или Королевство что-то не знает?       Поправив свой плащ, немец должно отвечал такому приёму своей надменностью и враждебностью, недовольно щуря глаза, пренебрежительно фыркая и скучающе рассматривая дворец. Будто и вовсе приехал на скучный светский вечер, а не к противнику заключать мир.       «Даже если ты проиграл им, нельзя показывать, что ты сейчас слаб, это сделает противника только больше в себе уверенным», — подумал про себя Король, скрестив руки на груди.       — Российская Империя уже ждёт вас, — сказал перед дверями в кабинет русского дворянин.       После его слов двери открылись, и Пруссия уже без сопровождения вошёл в кабинет, сильнее сжав рукав своего военного мундира. За ним закрыли двери. Оставили наедине с тем, кого всё это время на поле боя избегал немец. И сейчас этот человек стоял к нему спиной, разглядывая что-то в окне. Ему настолько наплевать на Королевство, что он решил игнорировать его?       А Российская Империя не хотел, чтобы немец видел его неуверенным в собственном решении. Злым на самого себя за это глупое решение, которое сейчас подтвердит своей подписью в уже приготовленном документе.       Около минуты они просто так и стояли, не намереваясь начать разговор, а Империя, вовсе, не мог утихомирить свои чувства. Потому он так не повернулся к пришедшему, ожидая начала диалога от Королевства.       — Да посмотри ты хоть на меня! — громко приказал Пруссия, не выдерживая такого отношения от русского.       Российская Империя удивлённо приподнял брови, не ожидав такой резкости, и обернулся к Королю, наконец, оглядев его. Даже при позорном проигрыше, немец не выглядел соответствующе, даже наоборот. Таким же величественным и уверенным. Хотя, кто знает, что у него твориться на душе? Может это маска, скрывающая внутри страх неизвестности?       Королевство пристально разглядывал Императора, пытаясь понять, что у него на уме. Но лицо совершенно ничего не раскрывало, сохраняя загадку того, о чём сейчас думает русский.       — Посмотрел, — коротко ответил он.       — И всё? — не понимал Пруссия. — Ну же! Я знаю, что тебе хочется сейчас показать своё превосходство, Россия, — прошипел немец. — Давай! Насмехайся, говори, какой ты молодец, что смог поставить меня на место с моими амбициями! — размахивал руками Король уже в полном отчаянье.       Но Российская Империя молчал, отведя взгляд в сторону от Пруссии. Губы недовольно скривились, а ладони сжались в кулаки.       «Как же раздражает такое поведение!» — про себя возмутился русский, но Королевству ничего не сказал, давая ему возможность самому выговориться.       Но после своих слов Пруссия ничего не говорил, ожидая, что ответит его друг. Российская Империя вновь перевёл взгляд на немца и ответил ему, стараясь сделать свой голос как можно спокойней и равнодушнее:       — Я не собираюсь насмехаться над тобой и унижать за проигрыш в войне. Я просто доказал тебе, что не стоит идти против меня и настраивать враждебно к себе, Пруссия, — русский повернулся к своему столу и взял с него пару бумаг, где прописывались пункты заключения мира.       — Какой благородный, — фыркнул немец. — Ты слишком недоволен, — заметил мужчина, подойдя к русскому на шаг ближе. — Ты же забрал у меня то, что хотел. Ты выиграл. Или даже сейчас сохраняешь такое хладнокровие? — усмехнулся Пруссия, впервые показав улыбку на своём лице. — Это вызывает восхищение, Россия.       — Закрой рот, — грубо прервал его Российская Империя, протягивая бумаги монарху, не в силах больше терпеть его речь.       Пруссия удивлённо вскинул брови и резко замолчал. Впервые Империя его так грубо заткнул и вообще проявил такой тон.       — Да что с тобой такое… — не понимал Пруссия, чуть наклонив голову в сторону, внимательно разглядывая собеседника. — Я думал… Для тебя эта победа сравнима с победой над шведами.       — Прекрати. Эти. Разговоры, — жёстко, чётко говоря каждое слово, приказал Империя. — И читай этот чёртов мирный договор.       Королевство нахмурился. Состояние Российской Империи напрягало его, заставляло ввести в ступор. Пруссия взял с рук Императора бумаги и начал внимательно читать документ, ожидая, что там будет пункт про потерю такой важной территории как Восточная Пруссия.       И как же он будет без Кёнигсберга? Без того, кто все эти годы, даже после того, как перестал быть столицей. Он, несмотря ни на что, поддерживал Пруссию во всём, советовал и помогал, был вторым по важности городом Королевства после Берлина. И он его потеряет. Потеряет того, кто много-много лет назад спас его от этого жестокого мира после смерти Тевтонского Ордена, да и во время его правления.       Но в документе и слова не было прописано про передачу территорий Российской Империи, а наоборот. Все территории, включая Восточную Пруссию, которые находились под контролем русской короны, должны были быть переданы вновь Королевству. Таким образом, русский добровольно отдавал завоёванные территории немцу?       — Ещё одно Чудо Бранденбургского дома? — растерянно и тихо спросил Пруссия после прочтения документа и поднял взгляд на Российскую Империю, который ненавистно смотрел на бумаги, которые держал Король.