***
Сидящий на бревне мужчина задумчиво смотрел на яркие язычки пламени перед собой. Сейчас они были единственным источником света и тепла в военном лагере. Слегка прищурив свои ореховые глаза, он наблюдал как вспыхивающий огонь отбрасывал за черту камней, что были обложены вокруг него, золотистые искры. Иногда пламя косилось в сторону, пытаясь бороться с неоткуда взявшемся ветром, что подавлял его красоту. Лишь небольшой костёр, но во что он может превратиться, если дать огню свободу? Он охватит всё живое, будет беспощадно уничтожать всё, что ему попадётся на пути, подобно смертельной хвори. Интересно, почему он так приковал свой взор к пламени, словно сейчас не о чем подумать? Откинув непослушную прядь ярко-рыжих волнистых волос назад, город только крепче сжал ладони в кулаки, скрестив свои руки на груди. Давно он не участвовал в каких-либо крупных войнах и сражениях. Последний раз, когда мужчина хвастался на поле боя своим военным искусством, был… в веке семнадцатом? Когда чуть ли не каждое десятилетие на его территории шли бесконечные войны между русскими и поляками. Но слава Богу, что это время уже прошло, и он целый век прожил в спокойствии. Правда, радовался офицер рано, ведь его страна вновь оказалась в опасности. Невольно в голову врезались воспоминания со времён Смуты: когда поляки, словно хозяева, расхаживались по Московскому Кремлю, как простой народ выгнал неприятелей со своей территории, как мужчина на долгие годы остался под контролем Речи Посполитой, пока во второй половине семнадцатого века, его не отвоевали обратно. Ткнув палкой в пламя, чтобы немного потормошить кинутые туда сухие сучки, мужчина услышал больше тресков костра, которые ему сейчас казались единственными звуками в их лагере, заглушая голоса других солдат и задорные песни. Их звучание и пение не давали унывать и поддаваться страху в такое тяжёлое время. Тяжело выдохнув, офицер бросил в огонь свою палку, которой тормошил ещё тлеющие дрова некоторое время, и уже собирался встать со своего места, как к нему подсел высокий с широкими плечами мужчина крепкого телосложения. Тёмные прямые волосы по плечи были зачёсаны назад, лёгкая щетина добавляла к образу офицера статности и важности. — Сидишь, Смоленск? — басистым голосом спросил друг. — Сижу, — коротко подтвердил Смоленск, после чего снова перевёл взгляд с города на костёр. — Чего от солдат отошёл? Спать собрался? — Если бы. В последнее время спокойный сон мне только… снился? — посмеялся Дорогобуж. От приятного смеха сам Смоленск слегка улыбнулся уголком губ, после чего напряжённо выдохнул и отвернулся от пламени, плотно сжав между собой губы. В воздухе повисла тишина, а от зелёных глаз Дорогобужа не скрылось лёгкое волнение на лице старшего. — Ты волнуешься из-за войны? Смоленск, ты живёшь дольше меня, прошёл ни одно сражение и ни раз был в военных походах. Очередная война, которую мы выиграем, — подбадривающе улыбнулся город, на что мужчина только глянул на него и быстро опустил взгляд в землю. Длинноволосый приподнял брови в удивлении, после чего тихо спросил: — Дело ведь не в сражениях, так? Ты не боишься проиграть в них, тебя гложет что-то другое. Или кто-то, верно? Друг некоторое время молчал, и Дорогобуж хотел уже поменять тему для разговора, как мужчина будто взорвался и начал быстро говорить: — Они идут к ней, Дорогобуж! — уже повернулся к нему Смоленск, пока глаза как-то лихорадочно заблестели. — Мы все ожидали, что Французская Империя направится к столице, к Петербургу. Никто не ожидал, что он решится направиться к Москве… Так ещё он не даёт объединить наши армии, чтобы вступить с ним в бой в полную силу, сволочь! — прорычал город и сильно стукнул кулаком о бревно, оскалившись от собственной беспомощности. — Грамотный подход. Уничтожить наши части армии, пока мы не объединились в одну, — тяжело выдохнул собеседник, наблюдая за злостью друга. — Не губи себя такими мыслями, Смоленск. Сейчас наша задача остановить противника от дальнейшего продвижения по нашей земле. — Я должен её защитить… Ведь если мой город захватят французы, то им откроется прямая дорога к ней, — прошипел мужчина. — Это же моя прямая обязанность защищать её! — в отчаянье схватился за собственные волосы Смоленск. — Смоленск, приди в себя! — строго сказал Дорогобуж, схватив его за плечи, чем обратил взгляд на себя. — Я тебя не узнаю. Ты же всегда такой спокойный и хладнокровный, что сейчас случилось? Москву они не захватят, мы успеем дать отпор французам и выгоним их отсюда. И в этом участие примешь ты! — ткнув в грудь указательным пальцем, сказал мужчина. — Ты назывался защитником Москвы. Так и будь им же, а не… — он замолчал, не зная, с чем сравнить, после чего плюнул и сказал. — Не важно, ты понял. Смоленск недовольно отвёл взгляд в сторону, поняв, что его друг прав. Он глубоко вдохнул и выдохнул через рот, пытаясь расслабиться, настолько, насколько могла позволить нынешняя ситуация. Неужели постоянный стресс и внутренние страхи так дают о себе знать? — Чёртовы французы, — вслух озвучил свои мысли город, протирая свои глаза. — Не дают никому спокойно жить. Ты прав, — в очередной раз выдохнул он, посмотрев на Дорогобужа, который заметно расслабился, заметив, что тот постепенно приходит в рабочее состояние. — Разве Москве будет спокойно, если её будет охранять истеричка, а не город с многовековым опытом? — гордо выпятив свою грудь, важно спросил Смоленск. Увидев эту напыщенность от него, друг тихо посмеялся, прикрывая рот рукой. Тот в свою очередь тоже не сдержался, а потому прикрыл глаза и прыснул, снова с лёгкой грустной улыбкой уставившись на пламя костра, которая быстро пропала. — Интересно… Как она там? — спросил он словно у самого огня. — Она ведь совершенно одна, а может она успела скрыться? Например, уехала в Петербург? — предполагал Смоленск. — Ты сам-то в это веришь? — без улыбки хмыкнул Дорогобуж. — Чтобы Москва трусливо сбежала? Не-е-ет, это на неё не похоже, — покачал головой друг. — Но Российская Империя с Петербургом эту ситуацию не опустят. Может пришлют подкрепление к ней или заставят скрыться в столице? — в свою очередь задумался он. — Понятия не имею, но моя главная задача обеспечить ей безопасность, — твёрдо сказал Смоленск, встав со своего места и сжав ладони в кулаки. — Она ведь само сердце России… Столетиями руководила страной и не раз подвергалась опасности… — он ненадолго замолчал и закончил свою мысль. — Удивительная, храбрая женщина. Друг неожиданно обнял одной рукой говорящего за плечи и подбадривающе улыбнулся: — И когда ты ей это сам всё скажешь? — ухмыльнулся тот. — Уже все вокруг видят, как ты суетишься и волнуешься из-за неё. Поклянись, что после того, как отобьёмся от французов, расскажешь о своих чувствах. — Ты дурак что ли? Смеяться надо мной вздумал? — нервно усмехнулся Смоленск, как-то растерянно отвернувшись от него. — Москва наверняка за столько сотен лет слышала ни одно признание в любви. Но ты видел с ней хоть кого-то за это время? — фыркнув, как-то досадно произнёс мужчина. — Вот и я не видел. Так чем же я выделяюсь на фоне других? Обычный старый город, которому вот через пару десятков стукнет тысяча. — Ну, ты себя ещё в старики запиши, — хмыкнул Дорогобуж. — Если ты будешь и дальше придерживаться такого мнения на счёт себя, то точно Москва не обратит на тебя внимание. Ты же должен доказать ей, что ты достоин завоевать её сердце. И эта война будет прекрасным поводом. Покажи ей, что ты готов на всё, чтобы она оставалась в безопасности. Смоленск открыл рот, чтобы ответить, как в русский лагерь тут же прибыли солдаты, которые тихо переговаривались между собой. Вид у соотечественников был поникший, кто-то раздражительно пинал мелкие камни под собой, кто-то был слишком сосредоточен, будто французы вот-вот нападут на это место. Среди солдат показался Барклай-де-Толли, который выглядел напряжённо, но в глазах искрилась решимость и уверенность в своих действиях. Увидев у костра города, хмурый мужчина с белокурыми кудрявыми волосами сразу направился к ним. Узнав в офицере своего давнего друга, Смоленск изогнул бровь и тут же спросил у него: — Витебск, что с вами случилось? — спросил он, смотря на недовольное лицо соотечественника. — Франция, — тихо прошипел подошедший, слегка сжав ладони в кулаки, сдерживая свой негатив. — Он отдал распоряжение своим командирам не давать соединиться нашим армиям. Багратиону не дали соединиться с армией Барклая под моим городом, и мы были вынуждены отступать к тебе, Смоленск, — посмотрев на друзей, сказал Витебск. — У Барклая свой метод ведения войны. Он пытается оттянуть момент с генеральным сражением, но это не нравится нашим. Мы просто отступаем, жертвуем нашими же солдатами, чтобы просто оттянуть момент наступления к Москве, не понятно чего ожидая. Чуда? О сохранении за нами наших территории там даже мысли не мелькало! — прорычал город, пока Смоленск с Дорогобужем удивлённо и ошарашенно глядели на него. — То есть… Твой город взяли французы? — тихо спросил Дорогобуж. Витебск мрачно кивнул, опустив взгляд в сторону, боясь увидеть страх в лицах своих соотечественников, тут же нехотя добавляя: — Они идут прямо к Москве. Их следующая цель… Ты, Смоленск, — уверенно и с нотами какого-то беспокойства сказал мужчина. Смоленск же и вовсе молчал, плотно сжав губы между собой. Всё шло плохо. Очень плохо.***
26 августа 1812 г. — Значит отправьте больше атакующих сил, — прорычал от злости Французская Империя, глядя на свою столицу, который медленно вытирал кровь со своей щеки. — Почему я получаю известия о том, что уже несколько ведущих генералов и городов были серьёзно ранены?! Почему позволяете застать нас врасплох?! — Мы не ожидали такого сопро… — начал Париж, как его тут же грубо заткнул Император: — Ты должен сейчас идти, чтобы усилить войска пехотой и артиллерией, а не оправдываться передо мной! — сжав ладони в кулаки, выражая свой гнев, прошипел мужчина. — Ударьте по южным позициям русских, чтобы лишить их основной силы. — Так точно, Ваше Императорское Величество! — быстро кивнул город, уходя из шатра. Оглядев свои позиции, столица позвал к себе Неаполя и ещё нескольких городов и генералов, выражая волю Французской Империи, тут же распоряжаясь, как укрепить войска для мощного удара по южным флешам. — Мы не потерпели ни одного поражения, чтобы сейчас в генеральном сражении отдать всю силу на сторону Российской Империи? — напряжённо стуча по столу пальцами, бубнил себе под нос Империя. Слегка сощурившись, француз разглядывал столичную карту России, которую удалось раздобыть его разведке и перевести населённые пункты на его родной язык. На отдельных участках были разрисованы цветными линиями планы различных французских военных подразделений. Где-то делались пометки чёрным цветом. Это были места разгрома русской армии, по поражениям которой можно было определить, что их враги уже давно пытаются объединиться в единую армию и дать Франции генеральное сражение. И сегодня это удалось. Армии Российской Империи объединились чуть дальше Смоленска и теперь сами желали в масштабном сражении показать, на что они способны. Неужели они устали трусливо бежать и давать мелкие, ни на что не влияющие, стычки его непобедимой Великой армии? Французская Империя давно стремился дать главное сражение, чтобы наконец показать всю свою мощь, навязать невыгодный мир русским и утвердиться на политической арене, чтобы ни одного государство в мире не смело идти против его воли. Но его кампания уже затянулась. Создавалось впечатление, что вражеская армия не сбегает от него в панике, не зная, что делать, а специально выжидала момента. Но, Боже, кто специально бы отдавал противнику свою территорию? Какой такой план требует такой жертвенности? Безрассудство или гениальность? Неважно. Важно лишь то, что сейчас он сокрушит русских и навяжет России свою волю. И он больше не будет так снисходителен к нему, как пару лет назад в Тильзите. Барклая де Толи уже сместил с поста главнокомандующего Российская Империя, поставив на его место известного Кутузова, что ускорило приближение генерального сражения. В целом, новый главнокомандующий продолжал стратегию своего предшественника, правда настроения в армии явно улучшились, когда их стал возглавлять прославленный ещё в русско-турецкой войне русский полководец. Кутузов торжественно обещал не дать французской армии завоевать Москву, в пух и прах разгромить французов. Санкт-Петербург яростно смотрел в сторону всё пребывающих и пребывающих французов. Нет, они не могут так безрассудно и необдуманно лезть под русское оружие, причём таким количеством, так ещё направляясь все в одну сторону. — Блять… — поняв, какие флеши стали целью Франции, досадно шикнул себе под нос столица, тут же громко зовя к себе генерала. — Смоленск! Смоленск тут же отозвался на его голос и быстро подбежал к Петербургу. Хмурость рыжеволосого ни на миг во время сражения не пропадала. Казалось, с каждой секундой он становился только более решительным и уверенным. — Немедленно передвинь к южным флешам всю вторую линию войск! Доложи Дорогобужу, чтобы отправил третью пехотную дивизию туда же! — командным голосом приказал Санкт-Петербург, переведя прищуренный взгляд с ореховых глаз собеседника на даль. Эта война ощущалась совершенно по-другому, чем те, в которых участвовал до этого Петербург. Войны, где его соотечественники сражались против Французской Империи на территории Австрийской Империи и Пруссии, ощущались чуждо, словно это был не конфликт русских, что отчасти так и было. Сегодня же они сражались как яростные львы, чей покой посмела потревожить угроза с Запада. Сегодня они защищают свои семьи и собственную Родину от вероломных и подлых французов. Ярость солдат и офицеров росла вместе со злостью их собственной столицы. Он до сих пор помнил эту позорную пощаду Парижа, который ещё долго провожал уходящего русского с усмешкой и надменностью. Ситуация была унизительной. Сегодня его шанс вернуть это унижение уже вражеской столице. Навряд ли они столкнуться друг с другом в их общем бою. Но Санкт-Петербург знал, что где-то там Париж также как и он сам отдаёт приказы своим солдатам и городам. Возможно испытывает точно такую же агрессию как и сам русский. С их последней встречи столица Российской Империи сильно изменился, словно копил свою ненависть к французу всё это время. Если им суждено встретиться, посмотреть друг другу в глаза, Париж теперь не увидит на месте Петербурга слабого и неопытного бойца, который способен лишь на беседы. Теперь Санкт-Петербург умеет воевать, он научился заступаться за себя и не полагаться на своих солдат, представленных в защиту ему. Эта битва изменит ход войны до и после. Если одна из сторон проиграет в этом сражении, то для неё это будет катастрофа. Нельзя дать им пробиться дальше по территории, дальнейшее отступление Российской Империи может стать их главной ошибкой. Бородинское поле отделяет французов от Москвы. От Москвы, которую так тщательно пытались скрыть столица с Императором в случае непредвиденных обстоятельств. Но бывшая столица была непреклонна. Когда Санкт-Петербург приезжал к ней и просил уезжать в столицу, где сейчас безопасно, та резко отказывалась, грубо высказываясь: — Ты хочешь, чтобы я трусливо бегала от каких-то лягушатников? Ты себя слышишь, Петербург?! — рычала Москва, словно хищник, ходя из одной стороны своей резиденции в другую, крепко сжимая ладони в кулаки, так, что ногти больно впивались в кожу. Яркие голубые глаза бывшей столицы метали молнии, она нервно сглатывала после каждой своей фразы. — Я оставалась здесь, когда поляки захватили мой Кремль… я оставалась со своими жителями, когда тут вспыхивали восстания! Я не собираюсь бежать! — решительно закричала русская. — Ты в опасности! Почему ты это не можешь принять?! — уже не сдерживал свой тон Петербург, подбежав к ней и крепко сжав её плечи, слегка встряхивая, словно пытался вернуть девушку в спокойствие. — За тобой идут французы! Мы не можем их сейчас отбить, мы боимся, что генеральное сражение ни к чему не приведёт! Почему ты так упряма?! С твоим городом всё будет в порядке, Москва. Мы выбрали войну на истощение, мы затягиваем противников вглубь нашей территории, расходуя их энергию и ресурсы! От тебя требуется только спрятаться! — уговаривал её столица. — Я знаю о всех ваших неудачах! — прошипела бывшая столица, уже яростно смотря на своего ученика. — Я знаю, к чему стремиться Франция! Знаю о последствиях! Ваша война на истощение противника просто нелепость! Как вы можете со спокойной душой бегать от врага, игнорируя любые попытки отважно сразиться в генеральном сражении?! Просто оставь меня в покое вместе со своим Российской Империей! Моё решение будет непреклонным! Я остаюсь в своём городе вместе со своими жителями. А теперь пошёл вон, — указала она пальцем на дверь своего кабинета. Такая грубость поразила Санкт-Петербурга. Он округлил глаза от нахальности Москвы, после чего тот угрожающе прорычал: — Да как ты смеешь со мной говорить в таком тоне?! Москва, уже давно не ты столица, а я! — рявкнул парень. — И ты обязана беспрекословно выполнять все мои приказы! Поэтому… — гораздо спокойнее и холоднее начал столица. — Собирайся и поезжай в мой город, где тебя уже ждёт Империя. Девушка молчала, лишь прищурившись смотрела на Петербурга. Её гордость уже давно не задевает факт того, что она перестала быть главным городом в стране. И если этот юнец собирался сейчас обидеть, лишь бы она сдалась и выполнила его волю, то он ошибается. — Не трать время со мной. Чем больше ты остаёшься здесь, тем больше в твоём командовании нуждается наша армия. Я повторяю. Ушёл с моей резиденции! — прошипела Москва, снова указав на дверь, пока сощурился Санкт-Петербург, пристально разглядывая её. — Я сама напишу России, что остаюсь здесь, не утруждайся писать телеграммы. Посмеешь послать за мной кого-то, я обещаю тебе — сбегу, но у себя в городе останусь. Ты меня понял? И Санкт-Петербургу пришлось в тот момент уйти сразу же на фронт, так и ничего не добившись. Российской Империи он отправил телеграмму с волей Москвы, но всё же гвардию к ней послал, чтобы те силой заставили её поехать с ними. Как и обещала девушка, она сбежала и теперь никто не знал, где она скрывается. Возможно, её собственные жители знали, где она, но ни за что не скажут об этом, защищая свой город, её идеалы и планы. Это раздражало Императора, заставляя нервничать и саму столицу, боясь даже допустить мысль о том, что в её город проникнет Французская Империя и её обнаружат. Французский военачальник возвышался на своей лошади, отдавая команду своим солдатам приступать к атаке ближайших к ним флешей. Рядом с его собственной армией шла вюртембергская пехота, которой руководил Штутгарт, столица Королевства Вюртемберг. Француз, пренебрежительно глянул своими карими глазами сначала на немцев, а затем перевёл взгляд на русские флеши, усмехнувшись. Как же они отчаянно борются, думая, что у них есть хоть какой-то минимальный шанс на победу в этом сражении. На что они надеялись, когда решили дать им бой после стольких побед Французской Империи? Поправив растрёпанные ветром светлые волосы, Лион сверкнул глазами и прокричал: — Вперёд! — распорядился генерал, указав своим солдатам вперёд, которые в тотчас помчались к цели в атаку. Лион считался хорошим стратегом и бойцом среди французских городов. Француз повидал множество войн, был одной из центральных фигур в Великой революции, был ярым сторонником Наполеона, ведь именно благодаря его вниманию Лион вновь стал восстанавливаться и возвышаться над своими соотечественниками. Он принимал участие в каждой войне против его Империи, истинно веря во все исходящие от него идеи. Поэтому, когда было объявлено о походе в Россию, мужчина без раздумий вызвался руководить отведённой ему армией. Зачем русским так стараться и оттягивать неизбежность? Они рано или поздно начнут отступать, поняв, что многочисленные потери ни к чему не ведут. Французы одержат поражение в генеральном сражении и займут Москву. Там же они будут навязывать мир Российской Империи, который будет совершенно не выгоден ему. Так ему говорили Париж с Наполеоном. Значит главная задача Лиона сделать всё, чтобы планы французской верхушки оправдали себя. Но был один существенный минус в Лионе, который он старательно не замечал или не хотел замечать. Это высокомерие и самолюбование, которое, казалось, присуща практически каждому французу, кто особо приближён к Французской Империи. В этом они были слишком схожи с Парижем. Только последний в свою очередь умел подавлять в нужный момент свою излишнюю уверенность, мог разглядеть в противнике потенциал и не бросаться на него, будучи полностью уверенным в своей победе. Лион же имел проблему недооценивать своего врага. Не видел в нём угрозы, из-за чего тот ни раз попадал в передряги, из которых чудом выходил целым. И прямо сейчас ситуация разворачивалась не в его пользу. Генерал совершенно не ожидал, что встретит сопротивление кирасирских полков, которыми руководил незнакомый ему русский генерал. Мужчина был сосредоточен, он не просто защищал со своими офицерами свои позиции, он контратаковал французов, чем застал врасплох Лиона, который увидев манёвры русских, не верил в происходящее. — Нет! Вы слишком слабы, вас мало! Вы же только погубите друг друга! — кричал в толпу вражеского полка француз, посильнее схватив уздечку своего коня, и слегка замедлился, чтобы быстро решить, как обойти манёвры врага. Медлительностью Лиона тут же воспользовался русский генерал, который с лёгкостью определил, что именно он является руководителем пехоты противника. Покрепче сжав рукоять своей шпаги, мужчина помчался в сторону француза, ловко уворачиваясь от пытавшихся его атаковать солдат. Чёлка тёмных, почти чёрных, волос попадала в глаза, от чего приходилось жмуриться, но нельзя было терять времени. Одно лишнее движение могло испортить момент, могло позволить упустить шанс. Необходимо забрать в плен как можно больше французских главнокомандующих, это сыграет им только на руку. А если среди генералов будут французские города, то это будет невероятный праздник! Лион не успел вовремя среагировать на молниеносное появление русского, который уже замахнулся шпагой, чтобы нанести ему удар. Потянув уздечку коня на себя, французу удалось вовремя развернуться, от чего оружие со звуком разрезало лишь воздух. — Putain! — прошипел от неожиданности город, готовя оружие для боя, крепко схватив рукоять. Русский генерал прищурился и показательно взмахнул шпагой, тут же ему предлагая простой вариант: — Твои солдаты терпят поражение, сохрани им жизни и прикажи отступать! — вскинув голову, приказал на русском генерал, правда его говор ощущался по-другому, не как у того же Санкт-Петербурга. Лион плохо понимал язык противника и знал мало слов на русском. Но всё же суть сказанного уловил, а потому уже хотел ответить, как резко увернулся, от очередного удара врага, который лишь сощурился от злости. «Его скорость поражает! Он явно опытный боец и не простой русский генерал. Может многовековой город?» — пронеслось в голове у француза, который всё это время оборонялся, пытаясь понять слабые места нападающего. «Если я продолжу так и дальше… Если буду только обороняться, то есть высокий шанс попасть в плен!» — внезапно проснулась неутешительная мысль у Лиона, от чего тот зарычал и агрессивно ответил ловким выпадом, устремив лезвие в грудь. Русский рыкнул и резко отступил в сторону, проследив, как лезвие устремилось в воздух. Сзади раздались нецензурные высказывания и споры офицеров, которые невольно заставили генерала обернуться, прищурившись и недовольно поджав губы. Его кирасирские войска никогда не ругались между собой по пустякам, у них была прекрасная дисциплина. — Что такое? — крикнул в их сторону город, потеряв бдительность к Лиону, который, оценив свои возможности, скрылся от его глаз, стоило русскому снова повернуться к нему. — Den fega hunden, — прошипел он. — Господин Дерпт, нам нужно отступать! Французы прислали подкрепление, мы не сможем в таком количестве дать им отпор, это верная смерть! Дерпт рыкнул от отчаянья и кивнул офицеру, который к нему обращался. Сейчас набрасываться на превосходящего по численности врага будет бессмысленно. В первую очередь нужно сохранить свой полк, чтобы уже в следующий раз взять реванш и достойно ответить на удар французов. Он знал, что это не последняя встреча с ними. Подняв руку, русский город привлёк внимание полка и прокричал во весь голос, чтобы каждый офицер его армии услышал: — Мы отступаем! Сражение длилось уже несколько часов. Все уставали, постепенно яростная бойня становилась всё менее активной. Битва начала окончательно затихать только после завоевания французами батареи Раевского. Обе стороны сильно устали, находили последние силы, чтобы хоть как-то отразить или устроить атаку противнику. Жертв было много, это очень удивляло Парижа. Он понимал, что эта бойня станет кровавой, ни одна из сторон не будет уступать другой, продолжая быть верной своим идеалам. Но столица не ожидал, что падёт столько его соотечественников при превосходстве в численности. Французу не удалось сойтись в битве с Санкт-Петербургом, а ведь он так ждал реванша от него. Вспомнив столицу Российской Империи, Париж усмехнулся, слегка почесав шрам на своей щеке. Он знал, что русский был на поле сражения. Знал, видел его шевелюру волос в рядах центрального фланга. Но каждый раз, когда французский город стремился сойтись с ним в схватке, тот будто намеренно ускользал из его цепких лап. Боялся? Считал, что недостаточно готов к битве? Что ж, Париж будет ждать столько, сколько потребуется, чтобы вновь напомнить Петербургу, кто в их положении сильнее и могущественнее. — А я смотрю всё успокоиться не могут? — фыркнув, спросила темноволосая девушка с высоким хвостом на голове, обращаясь к солдатам второй армии. На их позиции продолжали наступать неугомонные поляки. Даже сейчас, когда многие французы перестали наступать, эти жалкие подлецы пытаются хоть чем-то выделиться и ослабить позиции Российской Империи. «М-да, а прошлые ошибки их ничему не учат», — про себя подумала русская, скрещивая руки на груди, вспоминая давний опыт Польши, которая стремилась подчинить своей воли Русское Царство. Багратион был тяжело ранен, Тула провела с ним много времени прежде, чем выйти снова на поле боя. Она была единственным командиром-женщиной в этом сражении в рядах русской армии, что, определённо, заставляло чувствовать её гордость и свою незаменимость сейчас. Её называли столицей русского оружия, она была мастером в своём деле, несмотря на все осуждающие взгляды со стороны. «Не женское это дело, оружие производить да стрелять из него такой хрупкой женщине. Мужская это обязанность», — говорили ничего не понимающие люди ещё пару сотен лет назад. Но вскоре такие разговоры в адрес города стали слышаться всё реже и реже, после и вовсе сошли на нет. Да и саму Тулу нельзя было назвать простой, милой и хрупкой девушкой. Она любила ездить верхом на лошади, часто участвовала в охоте, демонстрировала свои навыки обращения с оружием, в частности с ружьями. Оттеснить поляков от своих позиций оказалось не так сложно, вскоре русские солдаты стали отступать на другие позиции, подготавливаясь к новому бою. Они должны испытать удачу и прогнать со своей территории противника, нужно лишь перевести дух и согласовать тактику. Была уже глубокая ночь, их место прибывания освещала только яркая луна и мелкие костры, разведённые солдатами тех полков, что прибыли раньше. Было много погибших и раненных, которые сейчас шипели и мычали от боли. Некоторые офицеры были в тяжёлом состоянии, едва оставаясь в сознании, из последних сил борясь за свою жизнь уже не на поле боя. Те, кто были способны самостоятельно передвигаться, помогали своим раненным товарищам, перенося их к врачам в безопасное место. Выжившие генералы переговаривались между собой, придумывая новую стратегию, прикидывая возможные исходы в то время, пока о точно таком же советовались между собой города, участвовавшие в сражении (кроме Санкт-Петербурга, который лично общался с Кутузовым). Дорогобуж был ранен, поэтому как только Смоленск посетил его и удостоверился, что друг в стабильном состоянии, он вышел к Туле, которая обнимала себя за плечи, нервно прикусывая нижнюю губу. — Ты как? — спросил мужчина, подойдя к ней. — Не очень. Я думала исход битвы будет очевиден, но всё пошло не так, как мы планировали, — она отвела взгляд карих глаз, устремив свой взор вдаль, где продолжали находиться французы, которые также как и русские помогали своим раненным товарищам, убирали в сторону тела погибших на поле боя. — Но мы тоже не оправдали их ожиданий, я так думаю… Сейчас сделаем небольшой перерыв и, думаю, продолжим. — У нас нет другого выбора. Мы не должны дать выйти им на дорогу к Москве. Бородинское поле единственное, что сейчас отделяет их от неё… — судорожно выдохнув от волнения, сказал город, на что девушка кивнула. Тула и Смоленск продолжали разговаривать между собой, предполагая, на какие позиции французов нападать. Но их разговор прервал Санкт-Петербург, который донёс до них волю Кутузова, с которым только что общался. Вид столицы был не утешителен. Было видно, как его губы дрожат от злости, а глаза слегка прищурены. «Что-то не так», — с тревогой подумала про себя Тула. — Мы отступаем к Москве, за Можайск, — почти безжизненным голосом сухо сказал столица, крепко сжав рукоять своей шпаги до дрожи в руках. — Что?! — тут же вскрикнул Смоленск и резко развернулся к Петербургу. — Нет! Нам нельзя! Мы не можем.! — Тула тут же крепко сжала его плечо, словно пытаясь сдержать от лишних эмоций. Глаза мужчины лихорадочно рассматривали столицу, будто пытаясь найти в его словах неудачную шутку. — Они же её захватят, мы почти победили их, нам нужно продолжить сражение… Санкт-Петербург, ты же сам это понимаешь… Если мы сейчас не остановим Францию, его уже ничто не удержит от захвата Москвы! — уже переходил на крик город, волнительно вцепившись рукой в свои волосы. — Смоленск… — тихо сказала Тула, собираясь как-то успокоить мужчину, но её тут же перебил столица, который сурово посмотрел на него, тут же довольно жёстко и холодно говоря: — Нет у нас выбора. Нам надо восстановиться и решить как действовать на военном совете. И там точно будет вынесено решение. Сейчас нам нельзя продолжать сражение, наша армия не выдержит, это будут бесчисленные жертвы зря! — рявкнул под конец Санкт-Петербург. Тон голоса и вид столицы быстро поумерили пыл Смоленска, тут же заставив его замолчать. Что он, что Тула никогда не видели его в таком виде. Петербург был будто самим воплощением ярости. Тот понимал, что нельзя отступать дальше, ведь они сами преподнесут Французской Империи на блюдечке Москву, но они не могли дальше изматывать свои силы. Эта безысходность и желание сохранить армию терзали душу столицы. — Москва, — внезапно начала девушка, привлекая к себе внимание мужчин. — Она же в безопасности? Она уехала?.. — растеряно спросила Тула, но тут же увидела во взгляде столицы панику, поняв всё без слов. Нет. Она отказалась.***
2 сентября 1812 г. Французская Империя, словно хозяин Кремля, расположился в парадных покоях Российской Империи, поудобнее усевшись на мягкое кресло, стоявшее по середине комнаты рядом с небольшим квадратным столиком. Его прислуга принесла вино из местного погреба, разлив алый напиток в округлый бокал. Сейчас Император вальяжно сидел, положив одну ногу на другую, пока сам наслаждался вкусом алкоголя, смакуя каждую горчинку на языке. В такой момент он чувствовал себя властителем мира, тем, кто всецело контролирует ситуацию. Гордость за самого себя, за свою армию, восхищение собой и своим гениальным умом. Именно с его подачи была проработана и выстроена эта стратегия, эта военная кампания. Но далеко не только эти эмоции ощущал сейчас француз, недовольно сощурившись. Его план провалился. Не до конца конечно, но всё же всё повернулось не так, как он планировал. В генеральном сражении французы не смогли разгромить русскую армию, которая уцелев, скрылась. Франция уже высказывал своё удивление Парижу, спрашивая у него: — Почему при такой отваге моей армии, которая позволила захватить столько редутов русских, мы получили так мало пленных? Это точное количество пленных? Где остальные, Париж?! Почему я в итоге не получаю никаких трофеев за победу в таком масштабном сражении? Я даже не могу назвать это победой! — кричал на свою столицу француз, словно этими криками заставит город тут же найти новых пленных. Но несмотря на своё недовольство Империя был искренне восхищён отвагой и смелостью русской армии, которая так отчаянно билась. Русские были достойны сражаться против его Великой армии, они это доказали в этом грозном и по-настоящему прекрасном сражении под Бородино. Ему было интересно следить за ходом сражения, он предполагал… Нет, он знал, что лучше этой битвы в его военной карьере не будет. Его император ни раз повторял одну и ту же фразу: «Бородинское сражение было самое прекрасное и самое грозное, французы показали себя достойными победы, a русские заслужили быть непобедимыми». Французская Империя был полностью с ним согласен, что удивляло его самого внутри. Когда он стал радоваться за своего неприятеля, когда тот проявил такое мастерство в битве с ним? Кошмар… Что с ним делают эти русские? О, они ещё сойдутся в другой битве, это очевидно, поэтому Франция будет ждать столько, сколько потребуется, чтобы уже разгромить армию Российской Империи окончательно, если тот будет тянуть с подписанием мира. Французская Империя уже отправил письмо к Императору, требуя встретиться и подписать мирный договор. Сейчас в его руках Москва, настолько важный стратегический город, сердце России. Это безусловно подорвёт веру в русской армии, заставит Россию подписать с ним документ. Заставит подчиниться, чтобы в его ум и в сердцах его народа больше даже не появлялось мысли о возможном реванше. Всё. На этом их кампания закончится, теперь осталось только ждать, когда Российская Империя в панике будет отвечать на письмо с просьбами встретиться как можно скорее. От своих мыслей француз хохотнул, но тут же снова стал серьёзным, погрузившись в неутешительные мысли. Что с того, что он занял Москву? Он ожидал, что жители достойно встретят его как своего покорителя. Но что увидел Франция? Пустой, мёртвый город. Ни единой души на улице, лишь осенний ветер свистел. Неужели москвичи покинули свой город, даже ничего не взяв с собой, оставив всё своё имущество французам? Это так отчаянно и… интригующе. Правда, русскую душу Французская Империя никогда не поймёт. Разве не проще было оставаться в родных стенах, просто подчиняясь его воле? Ведь тогда у него и его армии просто не будет поводов как-то вредить жителям этого города. — М-да, умеет Российская Империя удивлять, — посмеялся француз, закатив глаза. — Сначала добровольно отдаёт мне такой важный город, а затем я обнаруживаю, что здесь никого нет. Браво! Прекрасный ход! — разведя руки в стороны, восклицал сам себе мужчина. Но восхищение долго не продержалось у Французской Империи в душе. Империя снова вернулся в суровую реальность, пытаясь сосредоточиться на реальных проблемах и неприятностях, с которыми он столкнулся, только ступив в этот проклятый город. Императору не давала покоя мысль о том, что они до сих пор не нашли само воплощение города. Неужели она тоже покинула собственный город, чтобы спастись вместе со своими жителями? Эта мысль раздражала, от чего француз сильно сжал ножку бокала в своих руках. Тогда он и правда ничего не добился. Какой толк от пустого города? Гадство. Но Французская Империя не терял надежды, что Москва просто скрывается от французов. Сам несколько раз обошёл Кремль, сейчас же поручил это дело Парижу, Лиону и Марселю. Если уж они не найдут эту женщину, то её точно здесь нет. В дверь покоев вежливо, но требовательно постучались. Этот стук вернул Империю из своих мыслей, от чего тот помотал головой. Француз поставил свой бокал на стол и, махнув рукой, громко сказал: — Войдите! Сначала в дверном проёме появился Париж с довольной ухмылкой, который поглядывал на кого-то за дверью. На кого-то, кого он крепко держал за плечи, ведь его добыча пыталась вырваться из его цепких лап. — Ваше Императорское Величество! — воскликнул с той же ухмылкой столица. — Я выполнил ваше поручение! Прошу представить вашему вниманию… Город грубо толкнул женственное тело, облачённое в бордовый наряд, в комнату, что та едва не упала, вовремя подставив ногу для опоры. Женщина ненавистно уставилась сначала на Парижа, который посмел с ней так обращаться, а затем посмотрела на Французскую Империю, оскалившись на его заинтересованный и пожирающий взгляд. Золотистые волосы были растрёпаны, местами сарафан, который подчёркивал шикарную фигуру, был порван. Видимо, даже когда её нашли и схватили, та из последних сил пыталась вырваться и сбежать. Французская Империя видел её только на портретах в Кремле, и уже тогда он понял, что все слухи о красоте этой женщины были правдивы. Некогда голубые глаза, которые на картинах всегда сохраняли хладнокровие и спокойствие, сейчас смотрели на него с лютой злостью и нескрываемой яростью. Она чуть ли не рычала от ненависти к ним. Ох, её чувства можно было понять. Они ведь так нагло и беспардонно вторглись в её дом и без её ведома заняли лучшие покои. — Здравствуй, Москва, — расплывшись в довольной и приятной улыбке, поздоровался с бывшей столицей вражеский Император. — Я давно хотел лично увидеться с тобой. Нам определённо есть о чём с тобой поговорить, дорогая, — хлопнув ладонями, сказал Франция, понаблюдав, как Париж закрывает дверь, чтобы их втроём никто не подслушал.