Новая Королева.

— Что там такое? — спросил Эдмунд. — Взгляни, здесь герб, — сказала Венера. — Молоточек, а над ним бриллиант, как звезда, — сказал Дриниан. — Где-то я его видел. — Видел! — воскликнул Каспиан. — Еще бы не видеть! Это герб лорда Октезиана. — Злодей! — закричал Рипичип дракону. — Значит, ты со­жрал нарнийского лорда? — Но дракон торопливо замотал головой. — А вдруг, — предположила Люси, — это и есть сам лорд Октезиан… его заколдовали, понимаете… — Скорее — ни то, ни другое, — сказал Эдмунд. — Все дра­коны любят собирать золото. Зато нам теперь ясно, что дальше этого острова Октезиан не попал. — Вы лорд Октезиан? — спросила Люси, но дракон покачал головой, и она спросила иначе: — Ты заколдован? Ты был человеком? Дракон тут же кивнул. И Венера, до этого ходила очень задумчивая и вдруг её что-то осенило и она добавил: — А ты, часом, не Юстэс? Юстас кивнул своей ужасной головой, стукнул хвостом по воде, и все отскочили в сторону, чтобы спастись от ог­ромных горючих слез, хлынувших у него из глаз. Люси старалась успокоить его и даже, набравшись смело­сти, поцеловала в чешуйчатую морду, а остальные говори­ли: «Да, не повезло!..» и уверяли, что не бросят друга в беде. Многие считали, что им непременно удастся расколдо­вать его через день-другой. Конечно, всем ужасно хотелось узнать, что с ним случилось, но, увы, говорить он не мог. Он пытался писать на песке, но ничего не вышло. Во-пер­вых, он никогда не читал ни одной приличной книги и понятия не имел, как коротко и ясно рассказывать о таких вещах; а во-вторых, драконьей лапой много не напишешь. Не успевал он написать фразу, как волна смывала то, что он еще не стер хвостом. Получалось примерно следующее: — Я П.Ш.Л В ПЕ.Е. Д.КОН. ТО ЕСТЬ ДР…НЬЮ .ЩЕРУ .ТОМУ ЧТО ОН УМЕР И ШЕЛ ДО… И Я ХО… СНЯ. Б.СЛЕТ… Однако всем было ясно, что с тех пор, как Юстас превра­тился в дракона, характер его сильно изменился. Он все время хотел помочь другим. Он облетел весь остров, обнаружил, что тот сплошь покрыт горами, по которым бродят кабаны и дикие козы, и принес много добычи. Зверей он убивал очень милосердно, просто ударял их хвостом, так что они даже не успевали ничего заметить. По нескольку туш в день он съедал сам, всегда в одиночестве, ибо, пре­вратившись в дракона, ел только сырое, и не хотел никого смущать своими кровавыми трапезами. Однажды, медленно и устало, но в большом восторге, он принес большую сосну. Вырвал он ее прямо с корнями где-то на другом конце ост­рова, и она вполне годилась для мачты. Вечерами, когда после сильного дождя становилось прохладно, все устраива­лись возле него, и, прислонившись спинами к его горячим бокам, быстро согревались и обсыхали; а стоило ему до­хнуть разок даже на самую мокрую кучу хвороста, как она вспыхивала ярким костром. Порой он брал с собой кого-нибудь, и сидя у него на спине, люди видели далеко внизу зе­леные склоны холмов, крутые скалы, узкие долины, а дале­ко в море, на востоке — синее пятно на голубом фоне. На­верное, это была земля. Юстас открыл для себя новую радость: он понял, как хо­рошо любить и как хорошо, когда тебя любят. Это и спасало его от отчаяния. Тяжело быть драконом. Он вздрагивал вся­кий раз, когда пролетал над горным озером и замечал в нем свое отражение. Он ненавидел свои перепончатые крылья, пилу гребня на спине, когтистые лапы. Он просто боялся ос­таваться наедине с собой, а быть с другими стыдился. В теплые сухие вечера, когда людям не нужно было греться возле него, он уползал подальше и ложился, свернувшись, между лесом и заливом. Лучше всего, как ни странно, его утешал Рипичити. Благородный Мыш покидал веселый круг у кост­ра, усаживался с наветренной стороны у самой головы дра­кона, чтобы дым из огромных ноздрей не попадал ему в глаза, и говорил, что это — превратности судьбы и колесо Фортуны. Будь они дома, говорил Рипичити (на самом деле, у него был не дом, а простая нора, в которой не помести­лась бы и голова дракона), он показал бы несчастному Юстасу книжки об императорах, королях, герцогах, рыцарях, влюбленных, поэтах, астрономах, философах и волшебни­ках, которым случалось попасть в самые горестные передря­ги, а потом — оправиться от ударов судьбы и вновь обрести счастье. Такие рассказы не слишком утешали, но Рипичити хотел ему добра, и этого Юстас не забыл. Конечно, над всеми, словно грозовая туча, висел вопрос: что делать с драконом, когда корабль будет готов к отплы­тию? Все старались говорить о чем-нибудь другом, когда Юстас был рядом, но то и дело до него доносились обрывки фраз: «Может, уложить его вдоль одного борта, а припасы, для равновесия — вдоль другого?», или: «А может, взять его на буксир?»; или: «Интересно, сколько времени он пролетит без отдыха?»; и, чаще всего: «Чем его кормить?» Несчастный все яснее понимал, какой он был обузой с самого первого дня. Как браслет в лапу, врезалась эта мысль ему в голову. Он знал, что плакать бесполезно, но не мог сдержать круп­ных горячих слез, особенно в теплые ночи. Как-то, примерно через неделю после высадки на Драко­ний остров, Эдмунд проснулся очень рано. Начало светать, но он различал лишь те деревья, которые росли между ним и заливом. Приподнявшись на локте, он огляделся — ему по­казалось, что кто-то ходит рядом; и впрямь увидел у кром­ки леса темную фигуру. Сначала он решил, что это Каспиан — человек был такого же роста, — но, обернувшись, обна­ружил, что Каспиан спит неподалеку. Эдмунд проверил, на месте ли его шпага, и поднялся. Неслышно ступая, он достиг опушки; темная фигура бы­ла по-прежнему там. Теперь он увидел, что человек этот ниже Каспиана, выше Люси. Эдмунд обнажил шпагу и бро­сился к незнакомцу, но тот тихо произнес: — Это ты, Эдмунд? — Я, — отвечал Эдмунд. — А ты кто такой? — Неужели не узнаешь? — спросил незнакомец. — Это я, Юстас. — О, Господи! — воскликнул Эдмунд. — И впрямь ты! Как же это… — Тс-с… — прошептал Юстас и пошатнулся. Эдмунд бросился к нему. — Что с тобой? Тебе плохо? Юстас молчал так долго, что Эдмунд подумал, не потерял ли он сознание, но, наконец, тот прошептал: «Какой был ужас… ты не знаешь… ничего, все уже прошло… Я тебе расскажу… только давай уйдем куда-нибудь. Я еще не хочу видеть других». — Пойдем, — сказал Эдмунд. — Сядем вон на те камни. Я очень рад, что ты… э-э… снова стал собой. Наверное, тебе нелегко пришлось. Они сели на камни и стали смотреть на залив. Небо блед­нело, звезды гасли, пока только одна, самая яркая, не оста­лась над горизонтом. — Не буду тебе рассказывать, как я превратился в… дра­кона, — сказал Юстас. — Ты все равно узнаешь позже, вместе со всеми. Расскажу лучше, как я снова стал человеком. — Давай, говори, — сказал Эдмунд. — Прошлой ночью мне стало еще хуже, чем всегда… Рука просто горела от этого мерзкого браслета. — А сейчас? Юстас засмеялся — такого смеха Эдмунд раньше от него не слышал — и легко снял браслет с руки. — Вот он. Пускай берет, кто хочет. Так вот, прошлой ночью я никак не мог уснуть, и все думал, что же со мной будет. И вдруг… может быть, мне это приснилось. Не знаю. — Ладно, ты говори, не бойся, — с немалым терпением ска­зал Эдмунд. — Ну, хорошо, в общем я посмотрел вверх и увидел уди­вительную штуку. Ко мне приближался огромный лев. И вот что странно: луна скрылась, а вокруг него сиял свет. Он подходил все ближе и ближе, и я ужасно испугался. Ты ду­маешь, наверное, что дракону нетрудно одолеть льва. Но я не того боялся… Я не боялся, что лев меня съест, понима­ешь — я боялся его. Лев остановился рядом со мной, посмот­рел мне в глаза, и мне стало так страшно, что я зажмурил­ся. Но это не помогло. Лев велел встать и идти за ним. — Он говорил? — Не знаю. Пожалуй, молчал, и все же я его понял, и еще я понял, что надо его слушаться. Я встал и пошел за ним. Он долго меня вел, и все время, где бы мы ни шли, он светился, как луна. Наконец, мы поднялись на какую-то гору, и там, на вершине, рос прекрасный сад — деревья, всякие плоды, ну, сам знаешь. А посреди сада был источник. Я понял, что это источник, потому что со дна поднима­лась вода, но сверху это был колодец, только очень боль­шой, круглый, вроде ванны, и в него веди мраморные сту­пени. Вода была чистая-чистая, и я почему-то подумал, что если я в нее окунусь, лапа перестанет болеть. Лев велел мне раздеться, …нет, я не уверен, что он и на этот раз ска­зал хоть слово. Я ответил было, что раздеться не могу, потому что не одет, но тут вспомнил, что драконы — вроде змей, а те ведь умеют сбрасывать кожу. Наверное, подумал я, этого он и хочет — и начал скрестись, царапаться, только чешуя посы­палась. Потом я вонзил когти поглубже, и с меня полезла шкура, как с банана. Она слезла целиком, и упала на зем­лю. Ох, какая она была мерзкая! Я обрадовался и пошел к воде. Но когда я собирался окунуться, я увидел свое отраже­ние. Шкура была такая же грубая, морщинистая, чешуйча­тая. Ничего, подумал я, наверное, это еще одна, нижняя, сниму и ее. Я снова стал чесаться и скрестись, и нижняя шкура сошла не хуже верхней. Я положил ее рядом и снова двинулся по ступеням. И опять все повторилось, как в первый раз. «Сколько же еще шкур мне сдирать?» — подумал я. Мне очень хотелось окунуть лапу. Я принялся скрестись в третий раз и положил третью шкуру рядом с двумя первыми. Но когда я поглядел­ся в воду, я понял, что все осталось по-прежнему. Тогда лев сказал: «Дай-ка я сам тебя раздену». Я очень боялся его когтей, но теперь мне было все равно и я по­слушно лег на спину. Он дернул шкуру, и мне показалось, что он мне сердце разорвет. А когда она стала слезать, боль была такая, какой я в жизни не знал. Выдержал я от радости: наконец-то шку­ра сойдет! Ты, наверное, знаешь, когда сковыриваешь бо­лячку — и больно, и приятно, что она сходит. — Еще бы не знать! — сказал Эдмунд. — Ну так вот, он содрал эту мерзкую шкуру, как трижды сдирал я, только теперь было больно, и бросил ее на землю. Она была гораздо толще, грязнее и гнуснее, чем три пер­вые. А я вдруг стал гладкий, как очищенный прутик, и очень маленький… Тут он подхватил меня лапами — тоже очень больно, без кожи-то! — и швырнул в воду. Вода обож­гла меня, но через мгновение стало хорошо — я плавал, пле­скался, нырял, пока не почувствовал, что рука уже не бо­лит. Тогда я и увидел, в чем дело: я снова превратился в человека. Ты подумаешь, я спятил, если я скажу про руки… Я знаю, у меня мускулов нет, вообще они не такие, как у Каспиана, — а как я обрадовался!.. Потом лев вытащил меня и одел… — Лапами? — Не помню. Как-то одел — видишь, на мне все новое. И я оказался здесь. Может быть, все это мне приснилось? — Нет, — уверенно сказал Эдмунд. — Почему? — Во-первых, потому что на тебе все новое. А во-вторых, ты… ну… ты больше не дракон. — Что же со мной было? — спросил Юстэс. — Ты видел Аслана, — отвечал Эдмунд. — Аслана! — воскликнул Юстас. — С тех пор, как мы плы­вем, я много раз слышал это имя. Почему-то оно мне не нравилось. Впрочем, раньше мне многое не нравилось. Страшно вспомнить, каким я был! — Ничего, — сказал Эдмунд. — Честно говоря, ты вел себя ничуть не хуже, чем я, когда я первый раз оказался в Нарнии. Ты был просто свинья, а я еще и предатель. — Ладно, пока не говори об этом, — сказал Юстас. — Кто такой Аслан? Ты его знаешь? — Скорее, он меня знает, — ответил Эдмунд. — Аслан — это великий Лев, сын Императора Страны-за-морем. В свое время он спас меня и Нарнию. Все мы видели его, Люси и Венера — чаще других. Мы ведь сейчас плывем в его страну. Оба помолчали. Яркая звезда над горизонтом исчезла, и, хотя горы скрывали от них зарю, они поняли, что она на­стала, ибо небо и залив стали розовыми, как роза. В лесу закричали птицы, наверное — попугаи, послышался шум и, наконец, раздался звук рога. Мореплаватели проснулись. Все очень обрадовались, когда Эдмунд с расколдованным Юстэсом появились у костра. Конечно, все тут же узнали, как Юстэс стал драконом, и стали гадать, убил ли Октезиана тот, прежний дракон, или кто-то заколдовал несчастно­го лорда. Драгоценные камни исчезли вместе со старой одеждой, но никто, в том числе — и Юстас, не хотели идти в долину за сокровищами. Через несколько дней свежепокрашенный корабль с но­вой мачтой и полным запасом продовольствия был готов к отплытию. Но прежде Каспиан велел высечь на скале, под­нимающейся над заливом, такие слова:

«ДРАКОНИЙ ОСТРОВ ОТКРЫТ КАСПИАНОМ X, КОРОЛЕМ НАРНИИ, И ПРОЧАЯ, И ПРОЧАЯ, НА ОДИННАДЦАТОМ ГОДУ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ.

НАВЕРНОЕ, ИМЕННО ЗДЕСЬ ПОГИБ ЛОРД ОКТЕЗИАН»

Было бы слишком просто сказать: «с этого времени Юстас стал другим». Говоря точнее, с этого времени он начал ста­новиться другим. В иные дни он напоминал прежнего Юстаса, но никто не обращал на это особого внимания, ибо он выздоравливал. А с браслетом лорда Октезиана приключилась забавная история. Юстас не захотел носить его и отдал Каспиану, а Каспиан — Люси, но и та его носить не стала. Венера просто забрал брослет и сказала, что будет на нем пробовать чары и заклинания из книги. На том и порешили.