Новая Королева.

Потом двенадцать дней они шли на юго-восток, подгоня­емые слабым попутным ветром. Было тихо и тепло, но ни птиц, ни рыб никто не видел. Только однажды вдоль право­го борта долго плыли киты, пуская высокие фонтаны. Люси и Рипичити подолгу играли в шахматы. На тринадцатый день Эдмунд увидел из смотровой корзины слева по борту какую-то темную гору, поднимающуюся из воды. Они изменили курс и двинулись к острову на веслах, ибо попутного ветра не было. Вечером они все еще гребли, греб­ли и ночью. На следующий день погода была прекрасная, но ветер совсем утих. Темная масса казалась ближе и боль­ше, но разглядеть ее было трудно, и одни думали, что до ос­трова еще далеко, а другие думали, что приближаются к полосе тумана. Однако часам к девяти странная глыба вдруг оказалась так близко, что они увидели: это не земля, и даже не ту­ман, а тьма. Описать ее довольно трудно, но попробуйте представить, что вы стоите у железнодорожного туннеля, такого длинного и извилистого, что конца не видно. В са­мом начале еще различишь шпалы, рельсы, гравий, потом мрак сгущается и, наконец, все исчезает в однородной тьме. Так было и теперь. В нескольких метрах от корабельного но­са вода еще отливала зеленовато-синим, потом становилась блеклой и серой, как в глубоких сумерках, а еще дальше была полнейшая темень, как в безлунную и беззвездную ночь. Каспиан громко приказал остановиться, и все, кроме гребцов, бросились к носу, смотреть. Но никто ничего не увидел. Позади было море и солнце, впереди — тьма. — Попробуем пройти? — крикнул Каспиан. — Не советую, — отвечал Дриниан. — Капитан прав, — поддержали матросы. — Я тоже так считаю, — сказал Эдмунд. Люси и Юстас молчали, но сами радовались такому ре­шению, и тут звонкий голос Рипичити нарушил тишину: — Почему же нам не двинуться вперед? Может мне кто-нибудь объяснить? Никто не мог, и рыцарь продолжал: — Если бы я обращался к рабам или деревенским домосе­дам, я знал бы, что они просто трусят. Но, позволю себе на­деяться, в Нарнии никогда не услышат, что лица королевской крови в полном расцвете сил поджали хвост лишь по­тому, что испугались темноты. — Какой же толк плыть дальше? — спросил Дриниан. — Толк? — вскричал Рипичити. — Если вы, капитан, видите толк лишь в набитом желудке или кошельке, я отвечу: ни­какого. Смею надеяться, мы отправились в плавание не ра­ди толка, а ради славы и приключений. Перед нами самое прекрасное приключение, какое только бывает, и если мы повернем назад, славы мы не дождемся. Несколько матросов пробормотали что-то вроде «Пропади она пропадом, эта слава», но Каспиан сказал: — Ох и беспокойный же ты, Рипичити! Сидел бы лучше до­ма… Ну, ладно, придется плыть дальше, если Люси не воз­ражает. Люси хотела бы возразить, но сказала: — Нет, что ты! — Ваше величество, прикажите хоть огни зажечь! — крик­нул Дриниан. — Разумеется, — отвечала королева, она постоянно появлялась из ниоткуда и исчезала в никуда — Позаботьтесь об этом, милорд. Зажгли фонари на корме, на носу и на мачте, и два фа­кела — просто на палубе. Солнце сияло, и они светили блек­ло и слабо. Потом все мужчины, кроме гребцов, выстрои­лись на палубе с мечами наголо. Люси и двое лучников раз­местились на боевой вышке, натянув луки. Ринельф стоял на носу, готовый подать сигнал. Рипичип, Эдмунд, Юстэс и Каспиан в сверкающей кольчуге держались вместе. Дрини­ан стоял за штурвалом. — Да будет с нами Аслан! — вскричал Каспиан. — Самый тихий ход. Молчите и слушайте команду. Тяжело, со скрипом, упали на воду весла, и «Покоритель Зари» стал продвигаться вперед. Люси удалось уловить миг, когда они вошли во тьму. Нос уже не был виден, когда по­следние солнечные лучи скользнули по корме. И корма, и море, и небо ярко сверкнули — и исчезли, только фонарь ед­ва различимым пятном обозначал, где кончается корабль. Перед фонарем чернела тень припавшего к штурвалу Дриниана. В свете факелов можно было различить часть палу­бы, мерцание мечей и шлемов и еще один островок блекло­го света на носу. Люси казалось, что смотровая корзина, ос­вещенная фонарем с верхушки мачты, движется сама по се­бе. Все фонари светили тускло и мертво — они всегда так светят, если зажжешь их ночью. И еще Люси казалось, что становится холодно. Никто не знал, как долго они шли сквозь тьму. Только по скрипу уключин и плеску весел можно было догадаться, что они движутся. Как ни напрягался Эдмунд, он ничего не мог различить, кроме отблеска фонаря у самого борта, но даже этот отблеск казался мутным, а рябь за бортом — мед­ленной, мелкой и мертвой. Вскоре все на палубе стали дро­жать от холода. Вдруг откуда-то (никто уже не понимал, куда они плы­вут) раздался дикий крик. То ли это кричал не человек, то ли от ужаса голос его стал не таким, как у людей. Каспиан попытался заговорить, но у него пересохло в горле, и тут все услышали звонкий голосок Рипичипа, зву­чащий очень громко в полной тишине: — Кто ты? Если ты — враг, мы не боимся тебя! Если ты друг, твои враги научатся нас бояться. — Спасите! — прокричал голос. — Спасите! Даже если вы снитесь мне, спасите меня! Возьмите меня на борт! Убейте, что хотите сделайте, только не исчезайте! Не оставляйте меня в этом ужасном месте! — Где вы? — закричал Каспиан. — Мы вас возьмем. Под­плывите к борту. Снова раздался крик — то ли радости, то ли ужаса — и они услышали, как кто-то плывет к кораблю. — Встаньте здесь, чтобы поднять его, — приказал Каспиан. — Есть, ваше величество, — ответили матросы. Несколько человек встали у правого борта с веревками, а один, свесив­шись за борт, держал факел. Из темноты появилось бледное лицо, и, поднатужившись, дюжина рук втащила незнаком­ца наверх. Эдмунд подумал, что никогда не видел такого дикого че­ловека. Он не был стар, но волосы его свисали грязными, седыми прядями, худое лицо искажал ужас, а одежда давно превратилась в лохмотья. Больше всего поражали глаза — они были так широко открыты, что казалось, будто у несча­стного нет век. Едва коснувшись палубы, он сказал: — Бегите! Скорее плывите обратно! Гребите, пока не вы­беретесь из этого гнусного места! — Успокойся, — сказал Рипичити, — и скажи, что нам угро­жает? Мы не из тех, кто спасается бегством. Незнакомец с ужасом воззрился на мышиного рыцаря. — Все равно бегите, — задыхаясь, повторил он. — На этом острове сны становятся явью. — Его-то я и искал! — воскликнул один матрос. — Я женюсь на Нэнси, как только мы причалим. — А я увижу Тома живым, — отозвался другой. — Глупцы! — закричал незнакомец. — Из-за таких мечта­ний я и сам попал сюда! Ах, лучше бы я утонул или не ро­дился! Слышали, что я сказал? Здесь сны становятся явью. Не грезы, а сны, ночные сновидения. На минуту установилась тишина, затем вся команда бро­силась к главному люку. Все сели на весла и принялись гре­сти как можно сильнее. Дриниан склонился к штурвалу, боцман быстро отдавал команды. За эту минуту каждому припомнились такие сновидения, после которых страшно заснуть. Только Рипичити не двинулся с места. — Ваше величество, — сказал он, — неужели вы одобряете этот мятеж? Это же паника, это просто бегство. — Гребите, гребите! — кричал Каспиан. — Гребите изо всех сил! Говори, что хочешь, Рипичити. Есть вещи, которых че­ловеку не вынести. — Тогда я рад, что не родился человеком, — холодно отве­чал Рипичити, кланяясь своему повелителю. Люси тоже слышала слова незнакомца, и припомнила страшный сон, который давно старалась забыть, — так от­четливо, словно только что проснулась. Ей захотелось спу­ститься на палубу, к Эдмунду и Каспиану. Но что толку? Если здесь оживают сны, Эдмунд и Каспиан могут превращтиться в чудищ. Она крепко ухватилась за перила смотро­вой вышки и постаралась успокоиться. Матросы гребли на­зад, к свету, изо всех сил; еще несколько минут — думала она — и все будет позади. Ах, только бы побыстрее! Хотя вода под веслами шумно плескалась, кругом царила непроницаемая тишина. Каждый знал, что лучше не при­слушиваться, но удержаться никто не смог. И вскоре все что-то услышали, каждый — свое. — Какой-то звук… огромные ножницы лязгают, — сказал Ринельфу Юстас. — Тс-с, — прошептал Ринельф, — я слышу, как они караб­каются на борт. — Оно лезет на мачту, — проговорил Каспиан. — О-о!.. — застонал один матрос. — Это колокол… Так я и знал. Стараясь ни на кого не смотреть, а главное — не огляды­ваться, Каспиан прошел на корму. — Милорд, — тихо сказал он Дриниану, — долго ли мы гребли во тьме до того места, где подобрали незнакомца? — Минут пять, — прошептал Дриниан, — а что? — А то, что мы плывем гораздо дольше. Руки капитана вздрогнули и холодный пот показался на лбу. О том же самом думали и другие. — Мы никогда отсюда не выберемся! — роптали матросы. — Мы никуда не плывем, просто кружим на месте. Незнакомец, который лежал, прислонившись к чему-то на палубе, сел и страшно засмеялся. — Никогда не выберемся! — крикнул он. — Да, никогда от­сюда не выберемся! А я, дурак, надеялся, что меня так лег­ко отпустят! Нет, никогда нам отсюда не выбраться! Люси прислонилась головой к мачте и прошептала: — Аслан, Аслан, если любишь нас, помоги. — Темнота больше не сгущалась, и она почувствовала себя немного лучше. «В конце концов, с нами еще не случилось ничего страшного», — подумала она. — Смотрите, — хрипло прозвучал голос Ринельфа, стояще­го на носу. Впереди показалось пятнышко света, и, пока они смотрели, яркий луч упал на корабль. Вокруг корабля по-прежнему было темно, но сам он оказался в полосе све­та, словно в луче прожектора. Каспиан зажмурился, огля­нулся и увидел искаженные, застывшие лица своих спутни­ков. Все смотрели в одну сторону, за каждым лежала тем­ная, четко очерченная тень. Люси вгляделась в свет и наконец что-то увидела. Снача­ла это напоминало крест, потом — самолет, потом — воздуш­ного змея, а потом стало видно, что это альбатрос. Он сде­лал три круга над мачтой, присел на золоченый гребень дракона, что-то крикнул — никто ничего не разобрал — и, расправив крылья, медленно полетел вперед, держась ближе к правому борту. Дриниан следовал за ним, не сомневаясь, что птица указывает им путь. Но никто, кроме Люси, не слышал, что кружась над мачтой, альбатрос сказал: «Не бойся, моя дорогая!» Она узнала голос льва и ощутила диввное благоухание. Через несколько минут темнота превратилась в серую пе­лену, и вдруг, в одно мгновение, их вынесло в освещенный солнцем теплый и голубой мир. Тогда все поняли, что бо­яться нечего. Все моргали и оглядывались, удивляясь, что корабль все такой же светлый, и тьма не запятнала его бе­лизну, зелень и золото. Потом, один за другим, все начали смеяться. — Ну и дураки мы были! — сказал Ринельф. Люси поскорее спустилась на палубу, где все собрались вокруг незнакомца. Он стоял, онемев от счастья, и смотрел на море широко открытыми глазами да ощупывал канат, словно хотел убедиться, что все это наяву, а по его щекам текли слезы. — Спасибо, — проговорил он наконец. — Вы спасли меня от… нет, не хочу говорить. А теперь скажите, кто вы такие. Сам я из Нарнии и звали меня когда-то лордом Рупом. — А я — твой король, милорд, — сказал Каспиан. — Мы от­правились в плавание, чтобы отыскать тебя и твоих спутни­ков, друзей моего отца. Лорд Руп опустился на одно колено и поцеловал руку ко­ролю. — Ваше величество, — сказал он, — именно вас я мечтал увидеть больше всего на свете. Окажите мне милость! — Какую же? — спросил Каспиан. — Никогда не возвращайте меня туда, — и он показал на­зад. Все обернулись, но увидели только синее море и небо. Остров Тьмы исчез без следа. — Что это?! — воскликнул лорд Руп. — Вы ее развеяли! — Не думаю, что это мы, — ответила Венера. — Не уж-то Северные ведьмы не исчезли из Нарнии, — проговорил лорд, глядя на девушку. Она только таинственно улыбнулась и взяла Каспиана за руку. Лорд кивнул и понял, что девушка уже занята. — Ваше величество, — сказал Дриниан, — ветер юго-восточ­ный. Могу ли я кликнуть гребцов наверх и поставить парус? А тем, кто свободен, нужно бы отдохнуть. — Можешь, — отвечал Каспиан, — и пусть принесут грогу. Ох, я просплю хоть целые сутки! Так плыли они весь день под юго-восточным ветром; и никто не заметил, когда исчез альбатрос.